Стрельцы. Эпилог

Эпилог.

      Весна была ранняя, к концу марта снег растаял, оставались его отдельные маленькие островки в местах, куда солнечные лучи проникали редко; почки на кустарниках и деревьях начали быстро набухать, а вскоре отдельными пятнами на полях показалась зелень.
      Деревенский люд усиленно готовился к весенне - летним работам: кузня тряслась и гремела с раннего утра до позднего вечера, готовили сохи, телеги, грабли и другой инвентарь, веяли и сушили  семена пшеницы, ржи, ячменя, просо, овса, проращивали семена брюквы, свеклы да других овощей. Староста деревни Влас Миронович и бывший  стрелецкий пятидесятник Килин Павел Тимофеевич покоя не давали ни кому, к работам привлекли всех мужчин: и бывших стрельцов и их сынов – отроков. И они не жалели себя, помнили добро и помощь, когда деревенские люди в лютые декабрьские морозы приютили беглые семьи, по-братски делились едой и кровом.  Сейчас своим трудом благодарили крестьян за спасение, подаренную жизнь их детям и жёнам.
      Отсеялись вовремя, пошли дожди, и Влас Миронович радовался от души и хвалился успехами, докладывая о трудах Степаниде Ивановне, надеялся на хороший урожай.
      Павел Тимофеевич со стрельцами и семьями готовились в дорогу: наконец-то от бывшего стрелецкого пятидесятника и боевого товарища Ивана  Яковлевича Секрова пришла весточка с Арской дороги. Отписал, что место им выделили на дворцовых землях, земли много, всем хватит. В зиму осели  в землянки, но уже навалили  леса да с помощью лошадей перетаскивают его к местам, где решили заложить первый починок.  Работают артелями, слажено.  Стрельцов бежит много: все жмутся к дороге, дальше в Сибирь едут.       
Вскоре с божией помощью да купца Фёдора Полонянкина, старшего брата Семёна и Матвея, собрали обоз в четыре подводы, загрузили кое - каким инвентарём, скарбом, малыми детишками  и  отправились в дорогу и новую крестьянскую жизнь. Москву обходили стороной, с юга, в верстах трёх от города.
Семён с Матвеем, как и в прежние времена, шли рядом, разговаривали ни о чём, больше молчали. Они привыкли быть вместе и понимали друг друга с полувзгляда.  К Семёну подскочила озорная и подвижная жена Полька, указывая рукой на каменный столб, установленный на развилке дорог:
- Смотри Сёмка, какие-то железные таблички на столбе.
Втроём они подошли к столбу: на камне в верхней части столба были закреплены четыре чугунные доски на четыре стороны с надписями, а  в  завершении, на самом верху  торчали  пять железных спиц, на которых когда-то были воткнуты головы казнённых, а теперь,  человеческие черепа с пустыми глазницами.  Надписи гласили о том, что в этом месте захоронены  казнённые заговорщики - стрельцы, а столб установлен для напоминания и устрашения другим,  замыслившим  мятежные дела.
Обоз остановился, замолчал и замер на мгновение, затем зашуршал: взрослые, а за ними и дети, крестясь, шептали имена родных, друзей и знакомых стрельцов, казнённых в последние кровавые годы. Бывшие стрельцы  смиренно стояли пригнув головы, каждый вспоминал своё;  не сговариваясь,  осмотрелись кругом, вглядываясь друг в друга, баб, детей,  лошадей, конный обоз, каменный столб, пахнущий смертью, грязную дорог.  И вдруг яркий солнечный свет упал из-за облака на старые, глубокие придорожные лужи и отразился несмелыми улыбками на их лицах, детишки весело и заразительно зачихали и засмеялись; напряжение  спало, путники повернулись лицом  на восток, перекрестились и двинулись по дороге.
      Осип Данилович Вахрушев догнал Килина, на ходу прислонился плечом к его плечу:
- Благодарны мы тебе Пал Тимофеич, вечные должники, никогда не забудем. Не выжили бы без твоей помощи. Сколько стрелецких  жёнок, детишек да стариков царём несправедливо загублено!
- Осип Данилыч, нам всем нужно благодарить подполковника Ярыгина Василия Ивановича, Степаниду Ивановну, да купца Фёдора и Власа Мироновича с крестьянами. Жалко, что с Василием Ивановичем на прощание не повидались.
      Через некоторое время обоз вышел на Сибирский тракт, где его ждал нелёгкий и долгий путь через Муром, Арзамас, Козьмодемьянск и Казань до Арской дороги.