Царские наперсницы II. Агфья Грушецка

Польки, что так любили правители России. Агафья (Евфимия) Грушецка, кремлёвская „реформаторша” – серия первая.

Они, как и все прочие смертные, жаждали простого семейного счастья. И история их любви, с налётом мистики, элементами интриги и детектива, и – с драматической оконцовкой, была трогательна, романтична и печальна. Милое лицо, увиденное во время крёстного хода, напраслина и отважный ответ девицы, скромная свадьба и чёрная кручина. Главных действующих лиц (как в истинной ‘love story’ и полагается) – двое: ОН и ОНА.

Речь – о русском царе, Фёдоре Алексеевиче Романове и его первой жене, Агафье (Евфимии) Семёновне Грушецкой (Agafia-Eufemia Gruszecka).

Он, Фёдор Романов, сын Алексея Михайловича „Тишайшего” и Марии Ильиничны, дочери боярина Ильи Милославского, старший (по отцу) брат Петра I, родился 9 июня (30 мая по старому стилю) 1661 года в Москве. В 1669 году (в возрасте восьми лет), на королевских выборах в Речи Посполитой, „выставил” свою кандидатуру, а 18 июня 1676 года был венчан на Русское царство в Успенском соборе Кремля.

Она, Евфимия Грушецка (Eufemia Gruszecka), дочь Семёна Фёдоровича Грушецкого из старинного, но обедневшего дворянского рода Грушецких. Родилась в Смоленске в 1663 году.

Грушецки (Gruszeccy), герба „Любич” („Lubicz”), – старопольский род, происходящий из Малопольши (Maopolska), бывшего Люблинского (lubelskie) воеводства. Фамилия – от деревни Грушка (Gruszka) близ Люблина, которой и обдарил коронного прапорщика и основателя рода Матея (Maciej), за заслуги на поле брани (в 1411 где-то году), польский король iure uxoris Владислав II Ягелло.

Фёдор III заметил Евфимию Грушецку в московской церкви 4 апреля 1680 года, во время крёстного хода в Вербное воскресенье и влюбился в неё с первого взгляда. „Лицом – ангел небесный и разумом – светла”, – писали о голубоглазой красуле. Она же, при виде молодого царя, громыхнулась в обморок. Ведь именно его лицо показала ей когда-то (и – много раньше), во время загадочного ритуала-предсказания, старая перечница-ворожея.

Черты бесчувственной девушки врезались Фёдору и в сердце, и в память, поразив своей красотой. Внимание юного монарха привлёк и смелый (как на те времена) внешний вид. Хотя обычай и предписывал прятать волосы даже от членов собственной семьи, её головной убор открывал их на затылке и по бокам. Вместо традиционного, застёгнутого „под шею” платья, дивчина носила наряд с небольшим вырезом. По тогдашним меркам – серьёзное отступление от господствующих правил, потому как на Руси тогда только блудницы ходили с непокрытой шеей.

Увлечённый царь не сводил с Евфимии глаз, постельничему же своему, Ивану Языкову, повелел выяснить, – что за девица?

Девицу звали Евфимией, она была дворянкой польского происхождения и встретила семнадцать вёсен. Жила с матерью в доме дядюшки, думного дворянина Семёна Ивановича Заборовского (брата матери), до 1677 управлявшего Монастырским приказом. Прадед её уехал из Польши в Россию в конце XVI века, а отец был смоленским шляхтичем, чернавским воеводой (нынче это – российское село Чернава, в Измалковском районе Липецкой области) и московским дворянином. Смерть главы семейства вынудила Евфимию с мамой перебраться в Москву.

Юная полька так вскружила голову молодому государю, что маршруты его поездок по Москве всякий раз проходили мимо дома Заборовских, а её дяде Фёдор велел передать „чтоб он ту свою племянницу хранил и без указа замуж – не выдавал”.

После памятной встречи в Вербное воскресенье, Фёдор видел Евфимию лишь однажды, да и то – мельком, когда выехал на прогулку на Воробьёвы горы, а по дороге „случайно" миновал двор Заборовских в Китай-городе. Применяясь к строгим порядкам старой Москвы, но и чая больших выгод от царского благоволения, родня показала Фёдору Алексеевичу любую ему девицу в чердачном оконце. Да, XVII век жил своими устоями. Браки устраивали родители, главы родов, свахи, да влиятельные родственники. Бывало, что „молодые" впервые знакомились на свадьбе. Невесты, блюдя честь семейства, „по-тихому" приоткрывали занавесочку да и то – лишь перед жданными женихами.

Царь, несмотря на абсолютную власть, полной матримониальной свободы не имел. По старинному обычаю, правитель должен был определиться на „смотре невест”, на который (после сурового отбора) доставлялись самые писаные красавицы самых знатных российских родов. Не желая нарушать традиций, царь такой „кастинг претенденток” приказал организовать. Вот только выбрал он на нём... – Грушецку.

А среди Евфимьиных соперниц, были достойные таки соревновательницы!

Царское решение не пришлось по душе царскому же дядюшке, боярину Ивану Михайловичу Милославскому (порой его называют „московским Кромвелем”), который на предмет женитьбы племянника имел совсем другие и далеко идущие (в деле упрочения своих личных позиций) планы. И, чтобы намечающуюся свадьбу расстроить, дядька (интриган и шельма) разработал далеко идущий и оченно коварный план.