Мир-Отец

Сергей Скорбовенко
Мир-Отец
Монопьеса в трёх действиях с эпилогом

Действующие лица

1. ЛУЧЕЗАР, высокий русский человек лет сорока, рабочий, мастер на все руки.

Место действия

Зал, живая декорация, меняющаяся в процессе повествования, с огромной дырой в стене, через которую видно утреннее небо с несколькими тучами, на горизонте огромный дворец советов со статуей русского человека на пьедестале, который держит в руках поднятый вверх зонтофон. В процессе погода будет меняться, будет и идти дождь и снег, часть осадков будет попадать на сцену. Из мебели диван и стол. Под дырой камин. Сам зал оформлен в стиле сталинского ампира, однако и оборудован техникой – телефонами, которые будет иногда звонить, экранами на стенах, которые будут иногда включаться, электрочайником, который сам загорится, раковиной с позолоченным краном с сенсорной системой подачи воды. Кроме того, на столе стоит подстаканник со стаканом, поварской колпак, строительная каска, шлем сварщика, кепка электрика, моток проводов, тулуп на вешалке, огнетушитель в углу и  красивый маленький чемоданчик на камине.

Действие 1.

Лучезар просыпается утром от телефонного звонка на красном диване. Герой одет в сварочную робу, но куртка от его костюма валяется на полу, на плечах у него ярко-красный халат. Он открывает глаза, пытается найти телефон и выключить будильник. Но на тумбочке подле него много телефонов и он не сразу находит нужный. Найдя необходимый, он пытается несколько секунд найти кнопку ответа, потом просто водит пальцем по экрану. Мелодия прекращается, и он подносит телефон к уху.

ЛУЧЕЗАР. Да, доброе утро! (оглядывается и видит дыру в стене и разбросанные по полу одежду – военные мундиры, судейские мантии, оружие, калькуляторы, документы) Ну, в смысле, здравия желаю… Впрочем, может, что и не желаю. Стоп, а кто это, для начала? Нет, Володьки здесь нет. Серёжи тоже. Боря? Так Боря первый сбежал вчера. Ка-ак? Алишер? Нет, такого не помню. Если такой и был, то он сбежал до того, как я сюда вчера зашёл. Был Лёша, я его так называл. Хотя, ты прав. На Алишера он больше похож. Мил человек! Говори медленнее. Как-то ты изъясняешься не очень. Совершенно верно, никого нет. Ну как, никого? В смысле, я один остался. Нет, уже не придут. А так, родной, холодно мне дома стало. Пришлось в гости зайти к товарищам. К бывшим товарищам. Ну, это наши дела. С кем имею честь, разговаривать, уважаемый? (последнее предложение произносит с английским акцентом). Про чемоданчик потом. Давай, имя в студию! Своё имя. Я знаю, что ты не мне звонишь. Но теперь здесь буду жить я. Звать меня Лучезар. Мои меня звали просто Лучик. Но мне не нравилось… В смысле, сколько буду жить? До конца существования этого объекта. То есть этого дома. Сколько-сколько? Сколько я захочу, столько и будет существовать. Сам построил, сам и сломаю, если надо. Нет, строил по чужим чертежам. Не по своим. Я хотел по своим, да только они заартачились: подавай им, ишь ты, фирму! Позолоченные им надо было ручки на креслах, будто без них не сидится. Слушай, ты бы перезвонил через… через сколько? Давай, через часик, пока я в себя приеду. Нет, правильно ты всё выучил. В русском языке надо говорить «приду в себя» вместо «приеду». Но мне так плохо, что идти в себя будет очень долго. Всё, давай! Удачи! Потом про чемодан напомни… Потом. (выключает телефон и бросает его на диван, где только что спал) Фух, еле отвязался! Ну и надоедливые эти товарищи, когда им что-то надо. (вздыхает) Ой! Как же мне плохо. Такое ощущение, что сто лет я так не отдыхал. Больше ста, как будто. (смотрит на свою одежду) Ёлки! Это я сам что ли так себя нарядил? Интересно, с кого я этот наряд снял? А и правда! С кого? Их же много было… Нас много было…

В этот момент погода начинает меняться. Сквозь дыру в стене подуло ветром, портьеры зашатались, бумага на полу разлетелась в разные стороны. Небо затянуло тучами.

ЛУЧЕЗАР. Нас было десять человек. Вовка, самый старший, тот молодец, конечно, умел организовать деятельность, как мне сначала казалось. Всё знал, лидер настоящий. Высокий, сильный, как схватит за горло, как объяснит, с первого раза раньше все понимали. Может, и боялись даже. Мне-то всё равно, со мной-то он общался только один раз, да и то так… Привет, привет. Как работается? Раз хорошо, то умница. Пока-пока. И было это давно, а я вот помню. А что вчера было, не помню, хоть убей. Правда, и некому теперь меня убивать. Где они теперь, друзья-товарищи? Сбежали, кто на чём. Вовка, тот улетел, это точно. Он теперь только летает. А остальные? Кто на грузовике, кто на машине. А кто… Вон там дверца. Ну, такая же этиловая… Нет. Как это правильно говорится? А, элитная, вот! Элитная дверца, как и всё здесь. Заходишь туда, спускаешься вниз и на поезд садишься. А куда едет этот поезд? Пёс его знает. Да и не узнать уже: я вчера, как они разбежались все, туда десять тачаночек шебёнки привёз, с цементиком-то её смешал, да залил входик-то. Теперь сюда никто оттуда не вылезет. Да и не к чему им вылезать на поверхность, пока я здесь. О! Что-то помню! Значит и остальное должен вспомнить. Надо бы чайку выпить! Да, после вчерашнего, только чайку!

Включает чайник и идёт к раковине умываться. В это время начинает греметь гром, сверкает молния. Экраны телевизоров на стенах включаются. На них, пока Лучезар умывает лицо, можно разглядеть в чёрно-белом виде научные и культурные достижения первой половины двадцатого века, которые затем сменяются хроникой боевых действий конца первой половины двадцатого века. После этого экраны гаснут, а Лучезар вытирается и снова оказывается в центре внимания.

ЛУЧЕЗАР. (наливая из чайника воду в стакан, который находится в подстаканнике, которые часто использовались в поездах во второй половине двадцатого века) Вовка-то всем и стал руководить, когда всё это началось. Мы его сами попросили, мол, ты парень образованный, опытный, бывалый, красноречивый. И приказать умеешь, и приласкать, где нужно. Только в последнее время-то он всё больше приласкивал тех, кого бы я… (крутит два своих кулака, один над другим, имитируя удушение). Кого я бы… (поднимает левый кулак на уровень пояса в полуметре от себя, имитируя держание за шиворот, а правым кулаком машет сверху вниз, имитируя шлепки ремнём) Ой! Так ведь я-то вчера, кажется, так и сделал. Всех их… (снова имитирует шлепки только правой рукой) Это чего, и дырку, выходит, я тоже пробил? Вовка-Вовка, как я хотел, чтобы ты пожизненным руководителем был. Когда это всё началось, мы ведь все к тебе за советом пришли. Что, мол, делать? Как жить, чтобы не перегрызть друг друга, как крысы в бочке. Ты и сказал: ребята, не беда, справимся. Нас мало, но зато вон сколько у нас всего! И стал он руководить. Ну, начали отстраиваться с нуля после того, как это всё началось. Дал он первое задание Борьке: пересчитать всё имущество, которое у нас было, все стройматериалы, технику, книги. Борька-то у него бухгалтером стал. Так вот этот Борька ко мне: иди, мол, Лучик, помоги мне. Я говорю: без проблем. Пересчитал всё, записал ем на бумажке. Тот Вовке отчёт понёс. Вовка его наградил, как положено. Медалью. Я сам медаль отливал. Там у них в кабинете на камине цепочка чья-то валялась, тяжёлая, так Борька мне и сказал для него медаль сделать. Красивая медаль у меня получилась. Правда переделывать пришлось. Я так и выгравировал на ней: «Борьке – за честность». Орал неимоверно. Неправильно, мол, это всё. Надо было написать : «Борису – за трудолюбие!». Ну, я переделал. А потом, ни с того, ни с сего, пропадает его медаль. Он у себя на мраморном столике в ванной положил, там, в апартаментах своих в западном крыле, на четвёртом этаже. Спать лёг, а утром смотрит: нет медали. Нас всех Вовка собрал, давай вопрос решать. Как так? Нас всего девять человек, кто мог медаль-то евоную взять? А никто не признаётся. Я сам-то думаю, был Борька умнее, так закрыл бы свой золотой замочек на дверях. Да, чего теперь говорить? Но они сели и давай решать. Как эту медаль найти. Меня первым делом послали в огород: картошки вырастить, помидорчиков, горошка. Заодно и скотину-то надо было подоить, и ещё лампочки поменять у них здесь, в восточном крыле. (надевает поварской колпак) Опять-таки, ужин надо было приготовить к вечеру. Да мне и проще, у них там пусть голова болит от этих проблем. А я тут, простыми делами займусь (пьёт чай). Так они решили, что раз ворует кто-то, то для начала надо ко мне Фильку приставить. Чтобы Филька вокруг да около меня постоянно ходил и смотрел на меня. Пока я работаю. Ну, чтобы я ничего не стащил. Да и правильно, а то кто меня знает? Я парень ненадёжный! Было со мной раз по молодости. До того, как всё это началось. До того, как нас десять человек осталось. С другом моим… (начинает щёлкать пальцами, вытягивая руку вперёд) Как же его звали?.. Как же его звали? Не помню. Друга моего имени не помню. Надо же, бестолочь, их всех помню! А друга – не помню. Может, он и не друг вовсе был, раз я его не помню? Почему тогда этих помню? Хотя, этих попробуй забудь! Ну, да о чём это я? Да! Мы с ним гуляли тут недалеко, за памятником. Там, правда, сейчас выжженное поле, а тогда лес был с речкой. Нетоптаный лес, мало кто гулять любил тогда. Да, правда, сейчас ещё меньше. Так вот гуляем мы с ним, тут он мне возьми, да и скажи: «Слушай, Лучик, смотри, что у меня есть!» И показывает карточку, сантиметров десять длиной. Говорит, что это от его дома ключ. «Хорошо, ¬– говорю, – А дальше-то чего?» «А дальше, – говорит. – Пойди в дом. Там сейчас нет никого. Принеси мне компьютер со стола. Мне всё равно не разрешают его на улицу брать. Мы с тобой в него поиграем.» Я взял эту карточку, пошёл к его дому, пикнул по панели. Зашёл. Внутри и правда никого. Взял я со стола маленький компьютер, сложил его. Выхожу на улицу. Тут мой батяня идет. Говорю ему: «Привет, папка!» Он мне такой: «Привет, сыночка. А что это ты делаешь?» Что он ещё мне сказал, пару слов буквально. Не помню. Память у меня странная, не всё, что надо запоминаю. Ну, что типа, мать моя была бы недовольна тем, что я сейчас делаю. Батя мой спокойно оглянулся по сторонам, меня за ручку взял, тоже спокойно, провёл обратно в дом моего друга. Ну, я там поставил на место этот компьютер. Закрыли мы с ним дверь, тоже спокойно. А потом папа меня домой повёл. Ну, тоже за ручку. Ну и дома, в общем (стучит кулаком по внутренней стороне ладони). Объяснил в доступной форме, что нельзя заходить в чужие дома без разрешения взрослых. Так что я человек непредсказуемый и часто сначала думаю, потом делаю. Вовка мне не доверял именно по этой причине. Затем и Фильку ко мне приставили. Он у нас вроде полицейского был. А Серёгу Вовка прямо к себе приставил, а то мало ли чего. Я всё понимаю. Серёга-то с самыми звёздными погонами был. Вот он Вовку-то и стал охранять. Серёга смелый парень. Настоящий офицер! (поднимает вверх кулак большим пальцем кверху и сгибает руку несколько раз в локте) Настоящий герой. Да. Он вчера от меня самый последний убегал. Я это называю – до последней капли (осекается, будто что-то вспомнил, лезет под кровать и вытаскивает красивую тёмную пустую бутылку). А, вот ты где? Ты-то мне всю память повредила. Вчера так хотелось пить, особенно после того, как Валик зачитал приговор. Мне приговор. Валика-то прокурором назначили. Вовка назначил. Говорит: как медаль-то Борькину найдём, так ты, Валик, станешь обвинением заниматься. А Славика нарядили в чёрное, какую-то цепь повесили на шею, как на собаку. Сказали, что он судьёй будет. Ну, всё правильно. Это и есть цивилизованное государство. Вовка – правительство, Серёга – армия, Славик – судья, Валик – прокурор, Филька – полиция, Борька – экономист. В смысле, бухгалтер. Всё как надо. Цивилизация, ё-моё, а не хухры-мухры! Молодцы мужики. Знают, как быть такими, чтобы никто не сказал, что живём в каменном веке. По нам сразу видно, что хоть и случилось то, что случилось, но лицо своё мы не потеряли. То есть они не потеряли. Ну ладно, мы! Я пока им суп по тарелкам разливал, они за стол садились-садились, садились-садились, медленно так, неторопливо. Ну, стали потом есть, как вдруг выяснилось, что найти медаль – полбеды. А кто же будет дело-то заводить, фотографии прикладывать, допросы проводить? Решили Мишку назначить следователем. Если Филька поймает того, кто украл, то он его к Мишке сразу отвести должен будет для допроса и следствия. Ну, я потом пошёл полы перемыл у них в апартаментах, пока они ели, а потом тарелки пособирал и давай мыть. Мне слышно было плохо, но они высказали такую версию, что медаль необязательно кто-то из своих украл. Может это кто-то извне! Так они ещё Сашку назначили этим… Как его называют? Следить, чтобы из-за стены никто не пролез. У нас же стена была, да! (надевает строительную каску) Я сам её и построил. На второй день после того, как всё это началось. Говорят мне: чтобы ещё раз такого не случилось, иди стеночку-то построй вокруг, а то снова какая-нибудь зараза пролезет. Построй-построй, ты же умеешь. Я и построил. У нас и подъёмный кран имеется. Я его там и бросил, за домом. Так что никаких проблем. Ну, они только собрались около меня и давай решать, из какого кирпича строить. Я в споры умных людей не вмешиваюсь. У меня споры свои, они никому не интересны. Долго решали. Решили, что лучше из серого кирпича строить. А то из красного – примета плохая. Будут думать, что мы тут очень хорошо живём. Не надо, чтобы так думали. Пусть думают, что живём плохо. А как это сделать? Очень просто: построить стену из серого кирпича. На всякий пожарный, чтобы без роскоши. Снаружи, я имею в виду, без роскоши. Ну, потом Сашка ко мне подошёл и дал задание: везде камеры наблюдения установить (меняет строительную каску на кепку электрика и надевает на плечо моток проводов). Он меня сам и в кабинет вместо Фильки провожал. В Вовкин кабинет. Чтобы я там к компьютеру все эти камеры подключил, и чтобы ему нас всех видно было. Ну, ему нас всех и было видно, камеры-то я установил там, где Сашка сказал: в огороде, в кухне, на складе, в подвале, в гараже, в цеху и у меня в комнате. Я ещё его спросил: а почему в других комнатах-то не установили? Он сказал, что установили бы, но камер на всех не хватило. А меня-то больше остальных ценили, потому мне выделили самый лучший номер, мне и камерой владеть. Неудобно было, жуть. Как-то не в своей тарелке, когда к тебе так по-королевски относятся, но разве станешь с умными людьми спорить? Закончил я камеры устанавливать, а тут снова беда – отопления не стало. Пришлось мне в подвал спускаться и котёл чинить. У нас вечно так – как только зима, сразу отопление сбои даёт. Так всегда было и… И теперь уже не будет. Это им надо было отопление. А я так, я могу и без него. А тогда!.. (берёт в руки огромный разводной ключ и уходит со сцены)

В окне собираются белые тучи. Начинается снегопад.
Конец первого действия.

Действие 2.

На экранах показаны многочисленные разрушенные предприятия и храмы, заросшие деревьями крыши, заросшие кустами могилы, ржавые корабли, самолёты, снесённые памятники. Снегом запорошило часть сцены и статую человека с зонтофоном, которую видно из дыры. Лучезар появляется из-за кулис с накинутым на плечи дорогим пальто и в дорогой шапке.

ЛУЧЕЗАР. Не знаю, что в этих шмотках нашли. Одни неудобства. Хотя, им, может быть, было привычнее (сбрасывает дорогое пальто с шапкой, кладёт их на край дивана и затем надевает зимний тулуп, который берёт за диваном). Надо ещё чайку (подходит к электрочайнику и нажимает на кнопку). Хорошо, то электричество ещё есть. Скоро буду камин топить. Давно мы его не зажигали. В последний раз перед приговором. Или после того, как чертежи обнаружили. Опять не помню! Вот так всю жизнь. Память подводит, а им только этого и надо. Сегодня говорят: тебе положено полбуханки, приходи завра. Прихожу завтра, а они заявляют: тебе только кусочек. Я спрашиваю настолько прилично, насколько умею. Ну, умею не особо, но… Виноват, мол, ваша милость, Вы ж говорили, что полбуханки дадите. А они в ответ: когда это мы такое говорили? Так ведь вчера! А они: это тебе послышалось что-то. Мы такого не говорили. Это уже вчера я не выдержал. А тогда всё честь честью. Сказано, стало быть так и есть. Кусочек, так кусочек. Там и без меня было, кому отдать этот хлеб. Я-то и не работник никакой. Так, принеси, найди, помой, иди в кухню, дверь закрой. Собственно, я и попал сюда как раз чтобы ампочки поменять и заодно сенсорные краны новые установить. У старых сенсор сломался. Не сразу воду пускал, когда они руки свои трудовые под кран подносили, чтобы вымыть после долгого контакта с бумагами. Я-то здесь и остался. Потом всё это началось. Куда я теперь пойду. Так здесь и сидел. Зато они молодцы. Не растерялись. Вовка – правительство, Серёга – армия, Славик – судья, Валик – прокурор, Филька – полиция, Борька – главный бухгалтер. И этот. Как его? Сашка. Следить за тем, чтобы из-за стены никто не пролез. А потом овощи взошли. Наконец-то. Вот они, свои. Так сначала показалось. Но это вредно, когда кажется. Они меня научили креститься в случае чего. Мол, показалось, возьми и перекрестись. Мне-то не помогло. Поверить-то тяжело было, что всё это – государственное. Я всё собрал с огорода, в ящики сложил и в подвал. Борька проинспектировал. Пересчитал каждую картофелину. Мне зарплату выдали. Монету. Бумажные деньги-то все сгорели. Ну, когда это всё началось. Предложили купить государственных овощей. Торговать Вовка назначил Алёшу. Ну, этот из трубки сказал, что не Алёша он, а как-то его иначе величать надо. Ну, короче, предложили купить товаров на монету. Правда успокоили и сказали, что монета ценная и за неё можно не одну картошку, а целых две и ещё на пару помидорчиков хватит. Ну, купил я, значит у него две картофелины покрупнее. И помидорчик, один, правда. Больше мне нужно. Пусть они кушают. Это они важными делами занимались тогда. Я-то что, я так. Если бы не они, то мне конец. Наверное. Потом я, правда, пришёл к ним и сказал, что, мол, я ведь хлеба-то испёк из муки прошлогодней двадцать буханок. Можно, мол, мне купить ещё хлеба у них. Сказали, что полбуханки мне выделят. Вернее, так мне показалось. Это я от жары и от холода оглох малость. Оказалось, что только кусочек, маленький. Уголочек. Сказал Алёша, который не Алёша, что продаст его мне исключительно по дружбе. За вторую монету. Я и сказал, что нет у меня второй монеты. Тот сказал, что может дать совет. Надо обратиться к Борьке. Его же казной управлять поставили. И этот Борька, так сказать, сможет мне дать кредит. Вот я и начинаю вспоминать. (загибает пальцы руки) Вовка – правительство, Серёга – армия, Славик – судья, Валик – прокурор, Мишка – следователь, Филька – полиция, Борька – экономист. Сашка – чтобы из-за стены не лазили. Алёша-Неалёша – торговля. Девять. Но там же ещё десятый кто-то был. А кто же был десятый, никак вспомнить не могу. Я тогда расстроился очень. В кредит не хотелось влезать. Это же берёшь одну монету, а отдавать-то надо потом пять. А где я их взял бы? А не отдать нельзя, потому что… А почему, кстати? А! Да! Потому что это не по закону. Потому что по закону надо жить. По закону. Если делать не по закону, то не жизнь получится, а сплошной хаос. А разве нам нужен хаос. Так они все мне сказали. Так они всегда говорили. Кто же десятый-то был? Вот голова глупая. Не помню. И они мне дали кредит. Сказали, что могу прямо брать монету и покупать, что захочу, но тут Алёшу куда-то отлучился, так мне Борька разрешил на кресле посидеть и журнальчик почитать. А там рассказывалось, в журнале-то, о моей семье, о предках. Что покупали все только самое лучшее и самое полезное. Например напиток «Цедвашка». У нас эту «Цедвашку» делали на заводе давно. И вроде как все мои предки этот напиток уважали. И кто отказывался ить его, того из дома даже выгоняли. Ну, дикие нравы, конечно. Но, всё-таки, так было принято у наших предков. То есть у моих предков так было принято. Я у Борьки-то спросил, а что за «Цедвашка» такая. Что за слово нелепое. Он подтвердил, что цедвашка действительно национальный напиток, величайшее наследие народа и главная наша традиция. Что напиток очень вкусный и если хочешь настоящим человеком стать-то его нужно обязательно пить. И как я раньше об этом напитке-то не слышал. Всегда жили, работали, а про цедвашку, растуды её туды, ничего не слышал. Потом Филипп из-за угла вышел, он-то всегда подле меня крутился, а тут близко подошёл, подтвердил, что цедвашка – это, правда, самый главный напиток нашего народа. Или лично моего народа? Вот это я тоже не помню. Потом Сашка появился, тоже сказал, что цедвашку надо обязательно попробовать, потому что если её не пил, вроде как и не мужик. Я только в толк взять не мог, почему я раньше про эту цедвашку ничего не слышал. Ну, это ладно. В общем, пока Алёша подошёл, пока дверь в магазин открыл, тут уже все они кроме Вовки, стояли и наперебой цедвашку хвалили. Как тут откажешься?!! Я взял Алёше монету на стол кинул и купил цедвашки. Целый литр. Говорят: открывай да пробуй. Я же им говорю: дома буду, там и налью в кружку, чтобы по-человечески было. Они как давай надо мной хохотать, мол, я не мужик, кружка мне, видите-ли, нужна, как барину какому-нибудь. Я-то сейчас припоминаю, что когда им на стол накрывал, всегда кружки ставил. А зачем же тогда они надо мной из-за кружки потешались? Давай-давай, открывай да пробуй. (снимает тулуп и другую верхнюю одежду и оказывается в старых спортивных штанах и рваной майке) Не забывай, мол, что согласно традиции надо меня из дома выгнать, если я откажусь. И почему я раньше об этой традиции не слышал? Я значит, пробку вытащил, попробовал. Ох и гадость! Господи, как тяжко пить эту цедвашку. А они всё кричали: докажи, что ты мужчина, а то из дома выгоним! Это они в шутку, конечно. Наверное. Скорее всего не выгнали бы из дома. Тогда, я имею в виду. Потом, это понятно. Против приговора не пойдёшь и не поедешь. Так от этой цедвашки в глазах всё поплыло, будто голову поворачиваешь, а всё, что глаза видят, поворачивается уже потом, через секунду. Как-то всё сначала громко стало, потом, словно, в уши ваты напихали. Потом так танцевать захотелось. А потом плакать начал от того, что работал-работал, а они мне монету! А потом ещё кредит! И отдавать пять монет!!! А где их взять, я спрашиваю!!!

Электрочайник взрывается и начинает гореть. Лучезар бросается тушить огонь тряпками, но потом отключает иго из розетки, бежит к огнетушителю и тушит струёй пламя. Звонит телефон. Лучезар бросает огнетушитель и берёт трубку.

ЛУЧЕЗАР. Да, добрый день! А, это опять Вы, незнакомец с подозрительным акцентом (произносит фразу с английским акцентом). А что, уже час прошёл? Просто, у меня нет часов. Не ношу. Мешают постоянно. Ну как, чем мешают? Постоянно под браслет или под циферблат грязь попадает. Что значит, какая грязь? Пыль строительная, или тесто, если пирожки печёшь. Или вода, когда посуду моешь. Или земля, если картошку сажать. Или стружка, если с деревом работать. Не прижились у меня на руке часы. И электричества больше не будет. А на стене часов теперь нет. Да и стены теперь тоже нет. Вот так вот получилось. А просто так не стало и всё. Кукушка в часах не в той тональности пела! Вот я и расстроился! Короче говоря, тебе это не интересно. Я вас теперь знаю. Ты звонишь, потому что тебе что-то надо. Говори, не стесняйся. Может быть, я тебе и помочь смогу. Напоследок. Лишь бы вы все от меня отстали. Видеть вас больше не могу. Вас, мил человек, значит вас. Которые бумажки всё пишут, а потом мне этими бумажками в лицо тычут. Тут я должен. Тут обязан. Тут с меня взыскать. Тут меня посадить. Ты же ведь тоже из этих, которые бумажки пишут? Чувствую, что из них. Ну, говори уже, что хотел. Чемоданчик-чемоданчик. Какой? Какого цвета, где он? Так, есть тут один. Да, с узорчиками. А что внутри лежит? Как это зачем мне знать? Я же должен понять, этот чемодан ты ищешь или нет. Тут роскоши-то как грязи. Ну, роскошь-то и есть грязь. Неважно. Так что внутри? Открывать нельзя, говоришь? Вот оно как? А почему нельзя? Опасно? А как это? Взорваться может? Ну ты напугал. Дорогой мой телефонный друг! Это у кого жизнь ценная, тому страшно её потерять. А у меня ничего не осталось. Поэтому жизнь моя ничего не стоит. Вот они, которые сбежали вчера, знали это. Знали, что я так думаю. А я так, наверное, уже не думаю. Ну так что, чемоданчик нужен? Так если он опасный, что ты с ним будешь делать? Тогда понятно. Нет, я верю! Мир во всём мире дороже. Хорошо, приходи, я тебе отдам. Так и знал, что ты скажешь, что прийти не можешь. Это значит, что я теперь тебе его принести должен? Опять вы мне жить не даёте. Ящик цедвашки? Нет, спасибо, я цедвашку не употребляю. Вот так! Да, читал я тут в их журнале, что… Почему это правильно говорить «в ихнем»? По-моему, врёшь ты мне, как дышишь. Я без тебя знаю. Как правильно. Не перебивай. Так вот читал я в их журнале, что это традиция, что настоящие мужчины цедвашку должны каждый день пить. И они мне лекцию на эту тему рассказали. Заливаете вы, ребята. Я тут попробовал вашу цедвашку, которой никогда, к слову, не было в наших селениях, это вы её изобрели, и книги о ней задним числом написали. Я из-за вашей цедвашки в такую ситуацию попал! Так что не надо! Деньги на карту? Мой хороший, какая карта? Мы теперь монетами рассчитываемся. После того, как это всё началось. Нет тут никаких карт. И хорошо, что нет. Лучше не стало, да и убедился я, что не скоро станет. Но по монетам, всё-таки, как-то понятнее. Что значит, если их очень много? Да у меня никогда их много не было. Если они появлялись, мне их не копить приходилось, а еду за них покупать. Сам вырастил, сам и купил. Какой ты глупенький! Да я бы тебе просто так принёс, бесплатно. Ничего мне не надо. Но… не надо мне таких жертв. Ты меня спасать вздумал, ящик с бомбой хочешь обезвредить. Не надо. Не переживай. Я справлюсь. Ты ещё спрашиваешь? Я проходчиком работал, так что с бомбой общий язык найду. А кто им подземный ход строил? Думаешь, там без взрывчатки обошлось? Всё! Дашь хоть слово сказать? Ладно. (кладёт трубку) Не могу я пока разговаривать. Надо бы вспомнить до конца, что вообще вчера было. Это раз. И два, надо понять, что там в этом чемодане. (начинает одеваться в тюремную робу) Я после цедвашки проснулся на полу, Филька всё фотографирует, Мишка пишет на столе что-то. Серёга ходит по комнате, важный, как… Как это животное-то называется? Вот-вот, именно оно. Говорят мне, что у меня в кармане медаль борькину нашли. А как она туда попала, ума не приложу. Спрашивают, зачем украл? Я говорю, что не трогал я медаль. Вот, камеры кругом. Я же сам устанавливал. Так они говорят, что всё это время в кармане у меня она лежала, ещё до установки камер лежала. И отпечатки на ней есть. Мишка сам их снимал. То-то я смотрю, у меня ладони чёрные. Я говорю, что отпечатки на ней остались, потому что я-то эту медаль сам делал. Но, закон, говорят, такой. Надел на меня Филька наручники. Отвели меня в зал суда. Валик обвинение зачитал. Славик приговор вынес. Первый пока приговор. И отправили меня на улицу. Тюрьму строить для себя. Чтобы было, где сидеть. Потому что на улице держать или в подвале – это, как они сказали, нарушение прав человека. Нужно отдельное здание. Я и отправился под надзором Фильки и Сашки во двор. Сам Вовка пришёл. Посмотрел на меня, как топором брёвна отрабатываю и сказал: «Привет. Как работается?» Я встал смирно, и хотел было ответить. Но не стал отвечать. Это ведь тоже преступление – вслух говорить такие вещи. Даже отдохнул немного, пока строил.

Конец второго действия.

Действие 3.

На декорациях появились сосульки. Статуя вся побелела от снега. На экранах демонстрируются кадры из двадцать первого века – высотные  дома, забитые автомобилями трассы, роботы, современное производство. Лучезар выходит из-за кулис в брюках, белой рубашке с застёгнутой верхней пуговицей и пиджаке. В правой руке толстый зонт, в левой – дипломат.

ЛУЧЕЗАР. Отсидел я ровно сутки по строгому режиму. Потом смягчили мне условия, позволили днём выходить из тюрьмы. Даже работать разрешили. Сказали, что знают, мол, что человек, как я, без работы не может, что лишить меня работы – это всё равно, что жизни лишить. Благородные они, всё-таки, люди. Такую милость ко мне проявили. Но, и потом, оказалось, что кроме мня всё равно готовить некому. И полы мыть некому. И ремонтировать технику некому. И даже долг дали возможность отработать. Сказали: давай мол, иди на кухню. Накрывай на стол, а то бездельничаешь там, в тюрьме-то. Я отправился, приготовил, накрыл на стол. На всех. Сколько их было? Надо бы пересчитывать их, а то забуду. А ведь надо их помнить, людей, от которых ты зависишь. Значит так, Вовка – правительство, Серёга – армия, Славик – судья, Валик – прокурор, Мишка – следователь, Филька – полиция, Борька – экономист. Сашка – чтобы из-за стены не лазили. Алёша-Неалёша – торговля. Девять. А десятый-то кто? Никак не вспомню! Там же был кто-то десятый. Но раз я его не помню, то значит, он ничего важного-то и не делал. Ну ладно, отвлёкся я. Короче говоря, накормил я их, потом они меня зовут в свой кабинет. Монеты-то отрабатывать надо. За цедвашку. И показали мне чертёж (достаёт из портфеля бумагу и смотрит в неё), вот этот. Говорят: нам нужно выходить на новый уровень. У тебя, спрашивают, график какой? Утром – мастерская, днём – сельское хозяйство, вечером – ремонтные работы и готовка. А ночью? Разленился ты что-то. Мы, например, и днём и ночью работам, думаем, как сделать так, чтобы нам всем лучше жилось. А ты отлыниваешь. Так что бери, изучай, работай. Там чертёж и подписано – зонтофон. Я почитал, там оказалось всё просто: простой стержень с ручкой и навес. Зонтик, короче говоря. Только к стержню ближе должен крепиться полипроектор, то есть обыкновенный проектор, только объективов в нём девять, чтобы проецировать изображение на все девять секторов внутренней части тента. То есть экран, который для нас чаще всего прямоугольный, теперь представлял девятигранник, да ещё и вогнутый, да ещё и стержень внутри экрана. Я предлагал, чтобы просто прикрепить обычный экран к стержню, но мне было сказано: не заниматься самодеятельностью. Я нашёл на вахте ключи от лаборатории и мастерской. Ключами тоже я заведовал после того, как всё это началось. Там же я нашёл чертежи проектора, материалы. Микросхемы я напечатал на тридэ-принтерах. Стёкла для проекторов я вытащил из биноклей на военном складе. С программированием были трудности, я этот курс в университете не доучил. Когда всё это началось, решили образование почти всё расформировать, кроме армии и юристов. Да я не возражал особо. Юристы и охранники правопорядка нужны. А такие, как я… Это так… По ночам работал, благо станки не ломались. Через неделю принёс на собрание первый зонтофон.

Открывает зонтофон и сидит под ним. Из-под нейлонового навеса на лицо Лучезару светят разноцветные лучи. Звучит музыка.

ЛУЧЕЗАР. Мне дали штраф за задержку. Оказывается, надо было за три дня успеть, но как-то я этого не расслышал на первом собрании. В целом, когда я открыл им зонтофон, то есть его демоверсию, включил экран с этим старым фильмом… Как он назывался? Ну про андроида из дерева с длинным носом. Как-то в детстве я пытался посмотреть, но его отключили. Проверка домой пришла и сказали, что закон принят новый, который теперь запрещает пропаганду притеснения. То есть всё, что было в двадцатом веке до тысяча девятьсот девяносто девятого года – это объявилось пропагандой притеснения свободы. Этот закон нам на стену повесили и снимать запретили, чтобы мы вдруг против свободы не пошли. Я вырос и читал каждый день. Они правы, свобода превыше всего. Кто был против свободы, того сразу же под суд. Это правильно, как же иначе. Ну, взяли они у меня зонтофон и стали передавать по цепочке. Вовка посмотрел секунды три и передал Серёге. Серёга спросил, можно ли будет такое устройство к ракетному комплексу подключить. Славик уточнил, если ли камеры внутренние, то есть можно ли его самого кому-то увидеть. Оно и правильно. Он же судья, чего на него смотреть? Валик даже смотреть не стал. Прокурор есть прокурор. Мишка внимательно осмотрел, даже линейкой измерил. Филька побоялся прикоснуться и сразу Борьке отдал. Борька аж затрясся от радости. Сашка спросил, можно ли сквозь экран смотреть, чтобы тебя видно не было. Алёша-Неалёша сразу за калькулятор взялся. Пытались, правда, спросить, куда шнур должен подключаться, я сказал, что заряжается он от розеток нового поколения – от радиорозеток и шнуры в него не вставляются. Меня прервали. В общем, одобрили, заказали мне партию в двадцать штук. Срок – месяц. А перед этим заставили на мегапринтере эту статую напечатать. (показывает пальцем на статую) Сказали, чтобы ещё название подобрал. А я не знал, что написать. Батя мне как-то рассказал, что в нашей стране когда-то давно была статуя Родина-Мать. С мечом стояла и звала кого-то. Ну, думаю, напишу «Мир-Отец». Как статуя отпечаталась из бетонопластика, пришёл Серёга и отослал меня в лабораторию. Что-то он там ещё со статуей делал, я не знаю. Я пошёл мастерить двадцать зонтофонов. Сделал, погрузил всё на стол с колёсиками. И как только я к ним собрался идти… (звонит телефон) Сейчас-сейчас. (берёт трубку) Да, слушаю тебя, дорогой заграничный чемоданоман! Как не узнать, больше мне теперь никто не позвонит. А Вы, извиняюсь, теперь по какому вопросу? Опять насчёт чемоданчика? Дался он Вам! Мы с Вами договаривались, что мне надо время, чтобы вспомнить, что вчера произошло. Ага, вспомнил. Почти всё вспомнил. Ну, какие у меня секреты? Никаких секретов нет. А у Вас, милейший, другого глобуса нет? Это из старого анекдота. Вы, видимо, не слышали. Так вот говорить надо всегда правду, как я вчера. Что произошло? Нововведение произошло. Как только я им собрался нести комплект из двадцати зонтофонов, ко мне Алёша-Неалёша зашёл. Предложил сказать на общем собрании, что не двадцать я смастерил, а девятнадцать. А один – ему. А он мне за это целых две монеты предложил. Я сказал, что ему отдельно сделаю, а обманывать вообще-то нехорошо. Он попытался один из зонтофонов взять. А по закону первым трогать должен был Вовка. Я-то его за руку взял, чтобы остановить. Но не тут-то было. Он на кнопку тревоги на стене нажал и тут Филька прибежал. Сразу же. Меня на пол положил, руки верёвкой связал. Наручников ему не выделили. Их на складе не оставалось, когда это всё началось. А мне изготовить новые не приказали. Так вот когда меня связали, то повели сразу же в зал суда. И так больно повели, такого раньше никогда не было. Нет, не в том смысле больно, меня батя по шее больнее лупил. А Филька – человек слабый. Худенький, он больно не умеет. Просто он, вроде как власть. А власть надо слушаться, чтобы… Чтобы был порядок. Оно-то хорошо, когда порядок. Просто больно было от того, что никак не понимал я, за что со мной всё это делают. Понимал, что о закону, но какие-то законы странные. Там в зале суда меня посадили слева от стола и справа от Славика. Все собрались. Все десять человек. Вовка, Серёга, Славик, Валик, Мишка, Филька, Борька, Сашка, Алёша. Девять. И всё же кто-то там был десятый. А кто, хоть убей, вспомнить не могу. (начинает срывать с себя белую рубашку и брюки, постепенно оказывается в тюремной робе). Память-то у меня так себе. Плохо запоминаю события. Нет, что надо родину любить, что надо работать ради счастья и свободы – это я помню. А остальное – забывается быстро. А то, что читал Славик, помню, как сейчас. Ты меня слушаешь, чемоданолюб ты мой? Он очки-то свои на нос нацепил, папочку-то свою открыл и давай речитативом:  сорок шестого числа, третьего квартала, двадцать седьмого года от ЭГП гражданин Лучезар Миролюбов, ранее судимый за воровство, совершил вооружённое нападение на представителя власти, что по статье один уголовного кодекса ГТИ влечёт за собой лишение свободы пожизненно. В ходе расследования также выяснилось, что гражданин Миролюбов незаконно сбыл за рубеж партию зонтофонов – новейшей разработки государственного научного отдела. Также стало известно, что гражданин Миролюбов и ныне отбывает условный срок. Таким образом, гражданину Миролюбову, нарушившему статьи 1, 2 и 3 УК ГТИ суд избрал меру пресечения в виде исключительной меры наказания – пожизненной колонии строгого режима под постоянным надзором без права заработка. Услышал ты меня, друг мой? Это я на вопрос твой отвечаю. Ты же меня спросил, что случилось? Самое главное я тебе забыл сказать: у Вовки телефон зазвонил. Он трубку взял и говорит: партию отправляем завтра, беспилотником. Да, все десять штук. Ты случайно не знаешь, кому он это говорил? А я знаю – тебе. Не держи меня за дурака, мил человек. Хватит уже мне дураком-то прикидываться. Я там, значит, сижу, и думаю. Впервые за много лет думаю, представь себе. Думаю: Вовка – правительство, Серёга – армия, Славик – судья, Валик – прокурор, Мишка – следователь, Филька – полиция, Борька – экономист. Сашка – шпионов ловить. Которых у нас никогда не было! И откуда им взяться, если до ближайших людей десять тысяч километров! Ты ведь знаешь, когда это всё началось, люди-то все с землёй поравнялись. Алёша-Неалёша – торговля. Девять. А десятый-то кто? Знаешь? Теперь и я знаю. Десятый – это я. И тут я сижу на лавке и думаю: а зачем они мне? Зачем мне Вовка, который всё думает, как сделать так, чтобы мне жилось лучше, а оно не получается? Зачем мне Серёга, которому охранять теперь некого. Зачем мне Славик с Валиком, эти вообще двоечники бывшие. То есть нулёшники, так будет правильнее. Но мой отец их двоечниками называл, уж не знаю, почему. Зачем мне эти остальные Мишка, Филька, Борька, Сашка, Алёша, который мне продавал то, что я сам сделал? В избе-то моей, оно, конечно, уютно, я не спорю, солома у меня мягкая, да только когда Филька меня поднял, да в спину толкнул, я расстроился сразу.  Верёвочка-то у меня на руках порвалась, зараза. Ну, она же импортная была, на упаковке иероглифы. Если бы наша, то не порвалась бы. И стульчик, как-то в руки ко мне попал, я уж им легонечко так в Славика с Валиком кинул. Ну и потом кто-то мимо меня прошмыгнуть попытался. Я их хвать за шивороты. Глядь, а это Серёга с Сашкой. Я так посмотрел на них, а они маленькие-маленькие. Я понять не мог, неужели они всегда такими маленькими были? Ты не знаешь? Ты же с ними общался? Ну, я их двинул пинками одного и другого, они покатились, потом, наверное, поднялись и убежали. На столе у Славика питьё было, я тут и вспомнил, что не пил уже сутки, так решил жажду-то удалить. А потом только помню, что услышал звук вертолёта. А окна-то нету. Ну, я и подумал: надо бы посмотреть, кто там улетает. Слышу, что из-за стены, а ничего не видать. Ну, думаю, если бы здесь окошечко было! Всё, дальше ничего не помню. Так что насчёт чемодана не бойся. Бомба – значит бомба. (открывает чемодан) Я кнопочку-то нажму. Мне теперь ничего не нужно. Да не мелочись ты, будь ты-то мужиком. Ладно, эти дармоеды. Но ты-то. Раз ты их всех построил, ты, по идее, должен всех их умнее быть. Нет, этого я не знаю. Всё, прощай. (кладёт трубку) Спрашивает, знаю ли я, где главная ракета, от этой кнопки. Не знаю! Этим Серёга заведовал. Он был одним из тех, кто за всё отвечал. А я так. А я, вроде как, им был нужен только для работы.

Нажимает на кнопку. Статуя на заднем плане начинает краснеть и дымиться, словно ракета, затем взлетает и исчезает.

ЛУЧЕЗАР. (набирает номер телефона) Алё, мил человек, ты там? Алё? Ну и ладно. А говорил, что я взорвусь. Врал, конечно же. (выкидывает телефон) Вот и всё.

Декорация падает. За ней зелёное поле, никаких статуй и строений нет. Начинается восход.

ЛУЧЕЗАР. Как красиво и свежо! Неужто так не могло быть просто так. Неужто нам надо было всё разрушить и всех разогнать. Почему нельзя было просто вместе дождаться рассвета?

Лучезар уходит к солнцу. Свет гаснет.

Занавес.