Глава 36

36.

- Можно?

В этот раз Нютка вошла в кабинет безо всякого предупреждения. Вот только что не было ее здесь – а вот уже она появилась. Просто тихонько открыла дверь и проскользнула внутрь. Как бы украдкой.

По понятным причинам.

- Стучаться не пробовала?

Голос Руты Георгиевны Костицкой прозвучал довольно холодно. Опять-таки, по понятным причинам.

Нютка отреагировала на это ее замечание весьма своеобразно – в своем стиле. Обернулась и постучала по косяку костяшками пальцев. И продекламировала нечто стихотворное:

Тук-туки-туки-тук!
Я твой старый добрый друг!
Ты прими меня без мук…
Вдруг!

Именно так она высказала свою позицию, по поводу этого прихода.

Словесно.

- И вообще, я к тебе по делу, - добавила девчонка. – Так что, имею право. Входить к тебе по-тихому, без особых церемоний. Для конспирации.

- Насчет друга… Хотелось бы надеяться! – вздохнула  хозяйка кабинета. – Но здесь, увы, без шансов! К тому же…

Девушка скептически усмехнулась. И добавила кое-что значимое.

Именно для нее. Но не только. 

- Ты уж определись, - произнесла она ироническим тоном, - по делу ты пришла ко мне… или же без мук. Или одно, или другое! Как-то так, и без вариаций!

Нютка снова повернулась к ней и покачала головой, в явном огорчении этой ее реакцией.

- Так все плохо? – спросила она.

- А ты как думаешь?

В голосе у девушки прозвучал эдакий эмоциональный коктейль, из таких занятных компонентов, как ирония, грусть и еще… Некая толика огорчения.

Немалая.

Причем, огорчения вполне себе осмысленного. Ибо, как говорится, было время.

Именно для того, чтобы подумать. С ее стороны.

Да…

В их общении случился некий перерыв, обусловленный желанием матери этого странного ребенка. И еще, некоторыми обстоятельствами семьи Новиковых.

- Я… заберу мою Анюшку, на три дня… Или чуть подольше, - сказала тогда Вера Петровна. И смущенно добавила:
- Ван Стёпыч вернется из своей командировки послезавтра. И мне бы хотелось побыть с дочерью… наедине. Насладиться общением… Ну, и обсудить с нею, как именно нам все это подать. Ему – в смысле, моему мужу… Ну и потом – действовать так, как мы с Вами решили. Вы ведь не будете против?

Ну, как Рута могла ей отказать?

В общем, Нютка выпала из «музейной обоймы» почти на неделю. И вот теперь, нарисовалась…

- Да уж… Куда как хорошо…

Голос хозяйки кабинета звучал некоторым сомнением. Каковое девочка разрешила привычным ей способом.

Сломала дистанцию. Взяла один из стульев и перенесла его поближе. Не просто поближе, а за стол адресата своего прихода и обращения. Поставила его, этот самый стул, рядом с креслом Начальницы Музея и уселась, обозначив свою претензию на близкое общение.

Возможно, обоснованную.

- Рута, - обратилась она к девушке. – Нам надо поговорить. Все серьезно.

- Разумеется, - иронично согласилась с нею адресат такого движения. – Раз уж речь заходит о деле…

Нютка кивнула, подтверждая эти ее слова, игнорируя при этом тональность их произнесения. Между прочим, она ни секунды не оспаривала содержание речей хозяйки кабинета. Ведь это самое слово – в смысле, «дело»! – с некоторых пор, имело особенное значение.

Для них обеих.
 
- У меня проблемы, - тихо сказала девочка.

- Какие на этот раз?

Рута откинулась на спинку кресла и поглядела на просительницу несколько свысока. Всей своей позицией, ориентацией в пространстве этого самого кабинета, отказывая девочке в немедленном сближении.

- Сны, - коротко откликнулась Нютка на ее пассаж.

- Замечательный повод!

Голос девушки зазвучал откровенной насмешкой.

- Сны, как повод для дела… болевого рода и свойства! Великолепно!

Искоса взглянув на юную посетительницу, Рута выразила даже некоторое пренебрежение. Не столько к ней самой, сколько к тому самому поводу, который она выбрала для своего сегодняшнего визита. И продолжила свое откровенное издевательство над этим странным… ребенком.

- И что же тебе приснилось такого… сурового, - осведомилась она. – Давай, я попробую угадать! Тебе, наверное, явился Рождественский Дед, который пообещал выдать тебе розги. По первое число и по пятой точке. Через Крампуса… или даже лично!* После чего, ты решила сделаться паинькой. И, так сказать, заранее получить все эти суровости… Но только через меня, через мои руки. Ну, чтобы не утруждать столь хлопотным занятием мистическую сущность! Ну что, я права?

- И да, и нет, - как-то неопределенно откликнулась на это ерничество Нютка. – Я про мистические сущности, - уточнила она.

- Интересно, - с прежней иронией в голосе отозвалась девушка. – И что же такого ты увидела там, в сновидческом пространстве? Такого… ужасного?

- Смерть, - коротко ответила девочка.

И еще кивнула головой, акцентируя внимание взрослой собеседницы на том самом слове. Дескать, не сомневайся, все так и было.

- Та-а-ак…

Хозяйка кабинета немедленно развернулась к ней, вместе с вращающимся креслом. Схватила девчонку за руки, заглянула ей в глаза.

Нютка не отвела взгляда, и только через несколько секунд этого молчаливого противостояния кивнула головой, подтверждая сказанное.

- Ты не врешь, - оценила ситуацию адресат внезапного сообщения.

Наполовину вопросительным тоном. На всякий случай.

- Не вру, - согласилась Нютка. – Я же сказала, все очень серьезно.

- Ты испугалась, что это, своего рода… вещий сон? Там кто-то умер? – жестко спросила Рута. – Чью смерть ты увидела во сне? Мамы? Папы? Или же… твою?

- Мою, - вздохнула девочка. – Но не в том смысле…

- А… в каком?

Нютка отвела взгляд и снова вздохнула.

- Мы виделись во сне… со Смертью, - нехотя ответила она. – Я видела ее… Ну, как тебя сейчас. Такой вот… Необъявленный визит. Вне планов и расписания.

- Да уж… Глюки у тебя… - ошарашенно произнесла Рута. – Прямо скажем, совсем не детские!

В голове у девушки мелькнул расхожий образ. Белый череп, покрытый черным капюшоном, призывно улыбается и произносит скрипучим голосом: «Надо поговорить…»

Девочка-ментат, разумеется, считала эту внезапную визуализацию и сразу же, немедленно, замотала головой - в сугубом отрицании.

- Не так она выглядит, - голос Нютки звучал уверенностью – полной и абсолютной. – Я… видела ее как женщину… миловидную, можно сказать, красивую. У нее… странная внешность. Зеленые глаза… И не носит она никакого черного одеяния. На ней был серый плащ, плотного муарового шелка, с капюшоном, откинутым на спину. Подпоясанный жемчужным поясом. И на поясе у нее висел символ ее власти…

- Жезл с черепом?

Вопрос был задан наугад, однако Нютка отреагировала на него как-то странно. Настороженно, как будто девушка сказала нечто лишнее. То, что ей знать было как-то и не положено… Как минимум, лишнее, выходящее за пределы ее компетенции.

- Это не жезл, - сказала девочка-ментат. – Это видимость жезла. На самом деле, это коса. Та самая коса, которой ей иногда приходится… работать, - подчеркнула она. – Только клинок у нее спрятан внутри. Это как складной керамбит, только больше **.

- Ну… современный вариант, - пожала плечами ее музейная собеседница. – Можно сказать, апгрейд.

Рута, в свою очередь, вздохнула и улыбнулась.

- Знаешь, - сказала она, - я как-то на досуге изучала основы психоанализа. Символику снов, фантазий и прочих… глюков. Хочешь, я растолкую тебе скрытый смысл всех этих твоих… видений и приходов? Там есть некоторая логика… Но безо всякой мистики!

- Не надо, - девочка снова отрицательно мотнула головой. – Я в курсе всего… этого. Психологического. Там другое.

- И что же?

Иронии в голосе у девушки поубавилось. Желание понять осталось. И даже несколько обострилось.

- Я так понимаю, у вас там состоялся разговор… о серьезном, - произнесла она, выразив определенный интерес к сказанному. -  Поведаешь мне о том, что вы согласовали? Ну, если это не секрет. Хотя бы в самых общих чертах.

- Разговор был… о нас, - призналась девочка. – О нас с тобой, и о наших... перспективах.

- Тронута вниманием! – откликнулась на это сообщение хозяйка кабинета. – Ценю!

- Я не все запомнила, - девочка начала виноватым тоном. – Знаешь, мне кажется, мы с нею хорошо знакомы. Не помню, где и когда мы с нею виделись прежде… Но ее приход – там, во сне! – меня, почему-то, обрадовал.

- То есть, ты ее совсем не испугалась, - сделала свой вывод девушка. – Ладно, продолжай. Что было дальше? Я так понимаю, состоялся разговор по душам? С такой… Прямо скажем, неожиданной собеседницей. Можно подробностей? Ну, хотя бы немного?

- Она говорила, что я… Как это она выразилась…

Девочка напряженно наморщила лоб, вспоминая точную формулировку.

- «Ты очень быстро учишься, и это хорошо!» - Нютка процитировала фразу своей мистической собеседницы – причем, наверняка, точно! И главное, в кои-то веки, без всяческой фэнтэзийной отсебятины, на грани и за гранью откровенного вранья! – Да, именно так она сказала. И добавила потом, что… Это несколько меняет расклад отношений между нами. Между мной и тобой, - сразу же уточнила она. – Для моей собеседницы… Этот вопрос, почему-то, был для нее очень важен. Чтобы у нас с тобою все случилось и получилось… Все срослось, как она выразилась там, в моем сне. Она сказала, что я все придумала правильно. Но я должна постараться еще немного. Чтобы мы с тобой оказались в определенном окне возможностей, которое скоро откроется для нас обеих. Для нас двоих и сразу. Так она сказала. Во всяком случае, именно это я запомнила.

- Вы говорили с ней о наших отношениях в таких подробностях?! – опешила девушка. – Ты хочешь сказать, что сама Смерть пришла… явилась в твои сны, чтобы подтолкнуть нас с тобой к чему-то серьезному?

Мысль о том, что сны этой сумасшедшей девчонки всего лишь сны и не более того, снова посетила ее голову. Но было в этом нечто странное… Описание мистической сущности, которая нанесла тот самый сновидческий визит, показалось девушке смутно знакомым. И совсем не из фэнтэзийных книжек и фильмов. Или же философско-мистических трудов. Это странное узнавание шло изнутри.

Неужели они с нею тоже когда-то виделись?

Однако…

Нютка снова кивнула. На этот раз хозяйка кабинета не стала уточнять, какую именно часть ее размышлизмов подтвердила девочка-ментат. Это было сейчас не так уж важно. Так сказать, не в приоритетах. Имело смысл уточнить кое-что другое.

- Это… все? – спросила она. – Все, что ты хочешь… Что ты можешь мне рассказать?

- Это все, что я запомнила, - Нютка позволила себе виноватый взгляд. - Главное, что осталось в памяти… В общем, она одобрила все, что я решила для себя накануне.

Ага… Вот оно и главное, уже нарисовалось. Пока еще смутно и в самых общих контурах. Но уже хотя бы что-то. Попробуем выяснить подробности.

- А что именно ты… решила? – поинтересовалась Рута. И сразу же уточнила, - За нас… двоих.

Намек на грядущую честность и откровенность прозвучал мягко, но отчетливо.

- Я…

Нютка явно смутилась. Кажется, она вовсе не горела желанием озвучивать то самое… согласованное в мистическом порядке, в том самом сновидческом пространстве. В общем, мистика, фантастика и прочая всяческая хрень. Которую, в принципе, надо послать по всем известному адресу – далеко и нецензурно. Но не получается. Хотя бы потому, что твоя подопечная – она же, как бы, оппонент! – во все это искренне верит!

И ты, между прочим, тоже. Хотя бы отчасти…

А значит…

Учитываем и этот занятный фактор.

- Запрет?

Этот вопрос прозвучал как провокация. И отнюдь не без успеха. Девчонка занервничала. Сжала пальцы на руках взрослой своей собеседницы – раз, другой, третий… И, наконец, прервала свое неловкое молчание.

- Страх, - сказала она искренним тоном. И немедленно уточнила смысл сказанного ею. – Нет-нет, ты не думай, я не связана обетом молчания перед той, кто ко мне явилась. Я просто боюсь ее подвести. И еще, я боюсь… спугнуть мою удачу.

- Но хоть что-то ты мне расскажешь?

Рута не теряла надежды не некоторую сугубую откровенность. Не вышло. Нютка отрицательно мотнула головой, а потом…

Обратила на девушку свой взгляд.

Умоляющий.

- Рута, пожалуйста! – взмолилась она. – Позволь мне открывать тебе все… постепенно! Быстро, но не все, и не сразу. Не прямо сейчас!

- Ладно, - миролюбиво согласилась девушка. – Говори то, что можешь. Если это в наших с тобою общих интересах.

Нютка кивнула с явным облегчением. Как бы подтверждая, что эти самые общие интересы есть, и они будут соблюдены в полной мере!

Ну… Хотелось бы в это верить! Хотя бы надеяться… На то, что все будет именно так.

Вот только…

Какие нюансы предполагаются, в части этого самого соблюдения? Какие смыслы вкладывает во все это странная девочка-ментат?

- Переходи к сути,- сказала Рута, подводя итог их странного согласования порядка общения. – Я не очень поняла, причем здесь… дело?

- Я хочу…

Нютка замолчала, а после… Позволила себе кое-что личное и неоднозначное. Потянула руки девушки к себе и расцеловала их.

- Я хочу признаться, - сказала она. - Признаться в том, что виновата перед мамой… И, конечно, перед тобой. Я манипулировала вами… обеими. Я облажалась – там, дома. И я судорожно пыталась найти выход из этой ситуации. Ну, когда мама меня спалила - заметила следы…  Там, сзади… Рута, я защищала тебя! Я, правда, старалась!

- Верю! – Рута кивнула, акцентируя внимание девочки не столько на смысле, сколько на личной эмоциональной своей оценке сказанного. – Но то, как именно ты все это проделала… Это жесть!

- Я… не хотела…

Девчонка всхлипнула. Кажется, искренне. Однако собеседницу это не остановило. И она продолжила свой эмоциональный прессинг.

- Ты поступила крайне жестоко, причем не только и не столько со мною! – обвиняющим тоном сказала она. – Ты была безжалостна к матери! К той женщине, которая тебя любит! Которая тебя растила! Знаешь, моя девочка… Я просто была в шоке!

- Да!

Нютка резко отодвинулась. Выпрямилась – но при этом не бросила руки своей обвинительницы. Она глядела на девушку глазами, полными слез. Губы ее дрожали. Казалось, сейчас она просто разрыдается или впадет в истерику. 

Однако нет. Сдержалась. И нашла в себе силы говорить. О многом и важном.

- А каково было мне, все эти годы… Ты не подумала? – спросила она глухим голосом, полным обиды и боли. – Знать, что те два человека… Лучшие на свете… Лучшие из тех, кого я знала… Что они вынуждены мучительно таить от меня тот факт, что я не родной их ребенок? Мне плевать было на то, что я не их дитя по крови! Я всегда их любила, и буду любить! Но меня буквально обжигало изнутри от их страха… От их боязни, что эта тайна раскроется! Я тысячу раз придумывала планы, как это преодолеть… Чтобы они сами… Сами рассказали мне об этом, оставив ответ об отношении к ним, по этому поводу, на мой выбор. Чтобы они распрощались со своими страхами, мешающими им быть счастливыми… по-настоящему! Чтобы все эти страхи исчезли, пропали, рассыпались в прах от моих объятий! И всякий раз я сама останавливалась, в страхе, что раскроется моя личная тайна! И тогда простой их, налаженной жизни здесь, придет конец… Она сменится паническим бегством от угрозы, когда они умчатся вместе со мною, куда глаза глядят! Боясь того, что меня у них отнимут… Отнимут для моего же блага, но так жестоко! И я не могла упустить мой единственный шанс покончить со всем этим раз и навсегда! В один вечер! Да, ценой нервного приступа моей мамы… Но иначе, она не обрела бы катарсиса, очищения от всего этого! От всего тайного и темного, что давило их столько лет! Рута, пойми меня! Прощать не надо, просто пойми!

Как можно было ответить на эту мольбу, ожидаемую, но все-таки внезапную? Слова для этого не нужны. Их и не было.

Было движение навстречу и наподхват. Взаимное.

И слезы, искренние, с облегчением. Это уже само собой.

И только потом прозвучал вербальный ответ. Одно только слово, но вожделенное и значимое.

- Понимаю.

...Спустя каких-то пять минут, Нютка уже успокоилась. Девчонка-ментат устроилась, прижавшись боком к своей Старшей, обняв ее. Для чего девушка выдвинулась из глубины своего вращающегося кресла и развернулась на нем, опасно балансируя теперь, так сказать, на полупопице.

Впрочем, до тех самых пор, пока Нютка ее, так сказать, подпирала - с другой, противоположной стороны! – падение на пол собственного кабинета девушке не грозило вовсе.

- Подвинься, если тебе неудобно, - откликнулась девчонка на ее мысли. – Если хочешь…

- Не хочу, - сказала Рута. – Хочу я другого. И ты знаешь, чего именно. Я хочу кое-что понять. Для выяснения полноты картины, для осознания всех нюансов.

- Знаю, - девочка все-таки чуть-чуть отодвинулась от нее – недалеко, на полфута. - Но ты все равно, озвучь. Так будет правильно.

Ее собеседница, для начала, воспользовалась этим движением - в свою очередь, сдвинувшись в сторону спинки кресла. Потом Рута коротко кивнула, в знак согласия. И продолжила разговор.

- Почему ты не пыталась оправдаться сразу, как только вошла? – поинтересовалась девушка. – Ну, вместо того, чтобы поведать мне о своих… Скажем так, сновидческих проблемах. Да, я бы тут же обвинила тебя в жестокости. Но ты сразу могла начать свою защиту с напоминания о том, что у тебя не было никакого иного выхода. И вообще, ты спасала меня от материнского гнева. Ты могла настоять на том, что не так уж виновата – хотя бы передо мной. Ведь это так?

- Да, - не стала отрицать Нютка. – Но что это меняет? Ты все это знала. Ты поняла… Догадалась об этом с самого начала. Но ты все равно, рассердилась на меня за то, что я не жалею маму. И за то, что я, фактически, подставила тебя. И сейчас, когда я напомнила тебе об этом, ты ведь не поменяла своего мнения. И знаешь, что? Ты была права – и тогда, и сейчас! Я виновата… И поэтому…

Нютка снова взяла ее, свою Старшую, за руки, сжала их. После чего, высказала главное.

- Я прошу тебя о наказании… Строгом, без жалости и снисхождения. В прошлый раз ты меня щадила. Сегодня… Заставь меня кричать. Я буду терпеть, показывать характер… Сломай мое сопротивление. Заставь прореветься в голос. Сделай так, чтобы я кричала от боли и плакала навзрыд. Я это заслужила.

Девушка вздохнула и погладила ей руки в ответ.

- Ты кое-что обещала маме, - напомнила она. – Каково ей будет увидеть следы… куда более яркие, чем в прошлый раз? Давай, все-таки, пощадим ее нервы.

Девочка-ментат мотнула головой в упрямом отрицании.

- Мама приняла нашу… договоренность, - сказала она. – Мама согласилась… Обещала принять все, что будет дальше… между нами. Она поймет. И… простит. Опять-таки, у нее будет хороший повод меня приласкать… пожалеть и приголубить.

- Ну да, сплошные плюсы кругом, - скептически заметила ее взрослая собеседница. – Плюнуть некуда, чтобы не попасть в позитив!

 Девушка сокрушенно покачала головой.

- Ты хоть понимаешь, что у меня, скажем мягко, ничего не готово? Для этого самого… дела? – продолжила она свои увещевания. – Вот ты, допустим, уже настроилась… Вся из себя, такая отважная, полная решимости принести себя, в жертву педагогике старинных… можно сказать, кондовых образцов, заскорузлых в своей старорежимности! А я? Обо мне ты подумала? Что мне тоже… Неплохо бы настроиться для участия в твоих… приключениях тела и духа?

- А я об этом подумала! Я обо всем позабочусь!

Девочка-ментат внезапно перешла с патетики на деловой тон. Вот, где безумие, по полной программе!

- Я все уже решила, - заговорила она, в полной уверенности в собственных словах… А также в том, что их обязательно примут во внимание! – И я тебе помогу! Дай только ключ!

- Прости… Что?

Градус… скажем мягко, неадекватности ситуации уже несколько зашкаливал. Однако адресат прихода по этому самому… делу еще способна была задавать осмысленные вопросы. В том числе и по поводу происходящего.

И даже предстоящего…

- Ключи от твоей квартиры.

Грядущая жертва запланированного истязания – она же Невинное Дитя! – отодвинулась. Вместе со стулом. Девочка отпустила руки собеседницы, встала и картинно протянула раскрытую ладонь.

За требуемым.

- Я по дороге… Срежу… Соберу… Выберу прутья… для себя, - пояснила она свой жест. – Ты ведь меня уже обучила, как это сделать. Я… видела в твоем шкафу тубус, для ватманских листов. Ты в нем носила какие-то презентации… Или что-то в этом роде. Я отнесу в нем прутья к тебе домой. Не бойся, их никто не увидит, и ни в чем таком плохом тебя не заподозрит! Потом… Я немного похозяйничаю у тебя… Совсем немножко, и без хулиганства! И я сама все приготовлю! Обещаю! А у тебя… Останется время, чтобы морально настроиться! До конца рабочего дня. Ну, если, конечно, ты не отыщешь повода сбежать отсюда пораньше. А потом… Я зайду за тобой. Мы вместе прогуляемся. Придем к тебе домой и… приступим. Хорошо?

- Блестяще… - трагическим шепотом подытожила девушка ее очередную эскападу.

А потом…

Полезла в карман за ключами.

…Нютка снова нарисовалась на ее жизненном горизонте, как и обещала. В смысле, вовремя, без опозданий. В своем весеннем плащике, накинутом поверх школьной формы, неулыбчивая и серьезная. Начальнице Музея даже пришлось попросить ее чуточку подождать – пока она не закончит с неотложными своими сегодняшними делами и распоряжениями на завтра. Однако в итоге Рута Георгиевна Костицкая, в кои-то веки, сумела ускользнуть из Обители Культуры прошлых веков, точно в момент официального завершения ее рабочего дня – обычно ненормированного, причем весьма и весьма!

Бывает же такое!

Нютка…

Юная помощница поначалу шла с нею, по направлению к выходу, на шаг… Ну, или на полшага позади. Впрочем, как только они вместе оказались за воротами чугунной узорной ограды Музея, девочка нагнала ее и взяла за руку – мягко, но цепко!

- Боишься, что убегу?

Мягкая ирония адресата ее тактильного жеста девочку не испугала. И даже не насторожила. Нютка отрицательно мотнула и ответила просто, понятно и без обиняков.

- Боюсь, - призналась она.

Одним словом, но искренне.

- Боишься за меня? – уточнила Рута. – Или ты боишься… предстоящего?

Ответ последовал далеко не сразу. Девочка задумалась надолго. Они успели прошагать, как говорится, дистанцию трех фонарей, прежде, чем жертва того самого предстоящего решилась, наконец, нарушить свое внезапное молчание.

- Боюсь, что ты на меня обидишься, - сказала она. – Или огорчишься.

- Не бойся, я же обещала, - напомнила Рута.

Девочка остановилась.

- Что?

Рута хотела добавить что-нибудь из числа сентенции в стиле запоздалой иронии. Дескать, не передумала ли наша отважная персона? Не поколебалась ли в своих намерениях? Не хочет ли переиграть расклад? И осеклась, увидев выражение глаз своей визави.

Печальное.

Встревоженное.

- Что с тобой, Нютка?

Прежде чем ответить, девочка сжала ее пальцы – почти до боли.

- Я бы хотела… Вот прямо сейчас… Встать перед тобою на колени. И целовать твою руку… Сколько ты мне позволишь. Но я понимаю, ты будешь против. Здесь, - Нютка широким жестом указала на прохожих, гуляющих, ловящих ясное весеннее предвечерье, - слишком много народу. И это неуместно. Можно, я сделаю это… там?

- Там видно будет,- вздохнула девушка. – Пойдем.

Шли они ни долго, ни коротко. В смысле, не тормозя, по поводу и без повода, на дороге туда – в направлении дома, где жила Рута – но и не ускоряя шаг. Делая вид, будто их прогулка это нечто обыденное. Однако… молча.

Нютка все время держала девушку за руку, периодически сжимая ее пальцы – но не так, как в первый раз а, скорее, с нежностью. Не говоря при этом ни слова, но… внимательно вслушиваясь в мысли своей Старшей. Каковые Рута вовсе не пыталась скрывать. Напротив, она думала сейчас, образно выражаясь, как можно громче. Планируя предстоящее и весьма адресно оповещая об этом самое, так сказать, заинтересованное лицо.

Вовсе не с целью запугать. Скорее, информируя.

Просто…

Любые планы, задуманные на двоих… А, с учетом третьего лица, добровольно взявшего на себя высокую миссию излечения пострадавшей стороны, то и на троих! В общем, они имеют возможность корректировки.

Например, в сторону умягчения всего… задуманного.

Сработает это все или нет?

Кто его знает. Особенно, если персона, имеющая привычку читать мысли, уперта в личное свое понимание ситуации.

И еще, при этом, склонна к манипуляциям - самого разного рода. Это тоже нельзя сбрасывать со счетов.

Так что…

Думаем… Планируем… Знакомим…

Когда они вошли в подъезд, поднялись на этаж и оказались, фигурально выражаясь, на пороге предстоящего, Рута, наконец-то, прервала их общее молчание.

- Ключи у тебя, - сказала она. – Нютка, пойми… Если ты сейчас мне их вернешь и откланяешься, я тебя ни в чем не упрекну. Все, что ты там, скажем так, нахозяйничала… Все это останется до следующего раза. Или… Мы можем все забыть, а прутья я изломаю и выброшу. Все будет в порядке, не волнуйся! Ты войдешь ко мне… только добровольно. Сама. Если ты, действительно, этого хочешь.

- Все будет в порядке, - ровным голосом произнесла девочка-ментат, подтверждая ее сентенцию.

Далее…

Она поступила ожидаемо. Вынула ключ из кармана, вставила в замочную скважину и решительно повернула. Затем открыла дверь и сделала шаг в полумрак прихожей. Зажгла свет и повернулась к хозяйке квартиры, так и замершей там, за порогом.

- Я вошла, - произнесла Нютка, принципиально продолжая отвечать девушке ее же собственными словами. – Сама. И я хочу тебе помочь. Снять с тебя плащ, к примеру. Войди, Рута, в свой дом!

Крайняя фраза прозвучала без иронии, но с патетикой. Девушка подчинилась этому требованию, заявленному слабейшей стороной.

Впрочем, слабость это всегда понятие условное и относительное. Более чем.

Когда Рута оказалась в прихожей, девочка шагнула к двери. Закрыла ее, заперла изнутри на поворотную защелку замка. Потом демонстративно повесила ключи на крючок на стене, специально для этого предназначенный – надо же, догадалась! Молча зашла за спину своей Старшей, приняла от нее плащ – в точности, как и обещала! – и повесила его на вешалку. Сама сняла свой плащик, повесила его рядом и, внезапно, опустилась на колени, взялась за туфли хозяйки дома сего. Пытаясь ее разуть.

- Нютка, нет! – запротестовала девушка и немедленно отступила назад. – Что ты! Я сама!

И немедленно скинула с ног весенние туфли. Сама же нагнулась за ними и поставила их на специальную подставку.

Нютка с самым серьезным выражением лица кивнула ей и сменила диспозицию. Встала, наклонилась, дернула-развязала шнурки. Сняла туфли и поставила их на ту же подставку, рядом. Выпрямилась и вопросительно поглядела на хозяйку дома.

- Тапки дать? – спросила Рута. – Если честно, здесь полы теплые. У меня чисто. И я предпочитаю дома ходить босиком.

- Я останусь в гольфах, - ответила Нютка. – Я здесь в них у тебя бегала… днем.

- Ах, да, ты же в повседневных, серых, - кивнула девушка. – Тогда… Пойдем мыть руки, моя милая... жертва!

Крайнее слово было выделено мягкой иронией. Разумеется, Нютка вовсе не стала обижаться. С достоинством кивнула и сразу же двинулась в направлении ванной.

Конечно же, она не заблудилась. Девочка хозяйничала здесь полдня. Уже освоилась. Узнала, что и где!

Нютка, разумеется, вошла в умывально-сантехническое помещение первой. И сразу же взялась за дверь с той стороны, показав смущенной своей улыбкой, что собирается не только мыть руки, но и…

В общем, Рута все поняла и встречной улыбкой показала подчиненной стороне свое полное одобрение. Действительно, предстоящее предполагалось оказаться весьма болевым – образно выражаясь. Так что, поведение девчонки было вполне логичным и правильным.

Задержалась она там ненадолго. Шум воды обозначил завершение, так сказать, предварительной стадии, подготовки девочки к предстоящему ей наказанию. Наконец, Нютка открыла дверь и вышла, вежливым поклоном предложив своей Старшей вымыть руки.

Ну что же… Все верно. Так и надо было поступить. 

Девушка тоже совершила, так сказать, ритуальное омовение – то самое, которое предписывают совершать по приходу в дом культура и гигиена. Нютка смиренно дожидалась свою Старшую в коридоре. И, как только Рута вышла из ванной, снова обратилась к ней с безмолвным вопросом.

- Пойдем на кухню, - ответила на ее взгляд девушка.

И сразу же двинулась туда первая.

Нютка шагнула вслед за ней. Ну и…

Там, на кухне, хозяйку дома ждал сюрприз. На плите стоял чайник – наверняка, наполненный водой. На столе располагались две фарфоровые чашки – на фарфоровых же блюдечках. Уже с чайными ложечками, с чайными пакетиками и кубиками рафинада внутри. То есть, приготовленные к завариванию. Между ними находилась картонная коробка. И еще, банка магазинного конфитюра, с яркой крышечкой. И блюдечки с крохотными сервизными ложечками – для ее, этой самой банки, содержимого.   

- Что внутри? – вежливо поинтересовалась девушка, имея в виду содержимое коробки. – Тортик? Тот самый?

- Рулет, - смущенно-нехотя призналась Нютка. – Кокосовый рулет с масляным кремом, из ближайшей кондитерской. Без таких изысков, но очень… Очень вкусный! Я попробовала… чуть-чуть. И конфитюр тоже. Все на уровне. Прости, но за тем тортиком бежать было далеко. А мне надо было все приготовить.

- Понимаю, - кивнула Рута. А потом спросила – осторожно, мягко. Намекая на предстоящее. – Чай будем сейчас? Или… потом?

- Потом, - Нютка на мгновение опустила глаза.

И сразу же вернула свой взгляд адресату.

Виноватый.

Смущенный.

Просительный.

- Ты ведь не голодная?

- Нет, - понимающим тоном откликнулась Рута. – Я понимаю. Пойдем.

Она взяла Нютку за руку. Девочка, разумеется, и не думала сопротивляться – как минимум, поначалу. Но этот тактильный жест со стороны Старшей был для нее важен. Это означало согласие и готовность исполнить решенное. Ими обеими.

Впрочем…

В коридоре девушку ждал очередной сюрприз. Рута собиралась отвести свою жертву в гостиную, но девчонка отчего-то заупрямилась и потянула ее в сторону другой комнаты. Мягко, но более чем откровенно.

- Там у меня диван, - то ли напомнила, то ли обратила ее внимание девушка. – Достаточно большой… В смысле, длинный. На нем будет удобно... тебе.

- Нет, - упрямо ответила Нютка. – Я все приготовила… там.

И сразу же отворила другую дверь.

- Ага…

Именно этим словом Рута отреагировала на новый поворот в поведении своей подопечной. Но все-таки подчинилась.

Переступив порог собственной спальни, девушка оторопела. При виде некоего условного обновления ее личного места для сна. В принципе, это был обычный диван, на четырех ножках. Вернее, некое подобие тахты-полутороспалки, у которой горизонтальная плоскость и некое подобие спинки были выложены из плотных четырехугольных подушек, своего рода мягких модулей, простеганных для большей плотности и поддержания формы. Правда, в отличие от классического дивана, с боковыми валиками и прочим, у этой версии были совсем низенькие, чисто символические подлокотники, почти что вровень  с самим спальным местом, не дававшие этим самым подушкам расползаться по сторонам. Так вот, этот самый диван… Тахта, или как его еще назвать - не важно, и не суть! Он был теперь дополнен целой системой веревок. Свежих, пеньковых, толщиной чуть менее сантиметра каждая. Все это вервие было хитро обмотано вокруг ножек спального предмета меблировки, с выходом в изголовье и в изножье, парами. Каждая такая веревочная пара была сведена воедино и перемотана каким-то обвивающим узлом – наверняка, чтобы не расходились. На концах веревок были аккуратно прикреплены полотенца – махровые, с неброским узором. Мягкие и длинные.

Этот веревочный апгрейд спального места был выложен свободными концами на горизонтальную поверхность дивана-тахты и странно выделялся, на покрывале темно-вишневого цвета.

Смысл всего этого творчества, в стиле макраме – или шибари?! – был ясен. Чтобы привязывать эту самую… жертву. В стиле, за руки – за ноги. И вытягивать, в струнку, по линии вперед-назад.

Вытягивать-привязывать жертву предстоящего «дела» - одновременно, присутствующую здесь юную личность, автора этой творческой инсталляции.

Да уж…

Апгрейд, так апгрейд…

Рута перевела свой беспомощный взгляд на девочку-ментата, безмолвно требуя от нее объяснений.

- Я купила все это в ближайшем хозмаге, - отреагировала на ее молчаливый вопрос Нютка. – Сказала, что для домашних нужд. Моток веревки и четыре мягких полотенца. Меня даже похвалили за хозяйственность и домовитость. Не бойся, никто ничего не заподозрил. И, между прочим, это вовсе не дорого!

- Ты точно, сумасшедшая, - сделала свой однозначный вывод владелица спальни. – Нютка, ну зачем нам – это все?

Девочка-ментат прошла к дивану и присела на краешек. Расправила на коленях школьную клетчатую юбку и призывно поглядела на свою Старшую, снизу вверх. Рута машинально притворила дверь – как будто, кто-то мог их здесь подслушать! Прошла к своей подопечной и пристроилась рядом, слева.

Нютка снова взяла ее за руки и посмотрела в глаза. Очень серьезно.

- Ты решила поступить со мной строго, - напомнила она. – В прошлый раз я едва удержалась от того, чтобы не прикрыть… задницу руками. Когда было больно. И тогда ведь ты меня щадила!

Взгляд Нютки стал умоляющим.

- Рута, пойми! – сказала она. – Я понятия не имею, как отреагирует мое тело на настоящую… строгость от тебя! Я могу начать дергаться… Уворачиваться от очередного хлеста. Это будет выглядеть… некрасиво. Тебе не понравится.

- Да какая разница! – вспылила Рута. – Понравится мне, не понравится… Какое это имеет значение?!

- Большое, толстое и с ушами, - ответила грустной шуткой предполагаемая жертва предстоящего «дела». – Я хочу выглядеть красиво. Как минимум, достойно. Достойной не презрительной жалости, с твоей стороны, а уважения. От тебя.

- Нютка, пойми, - девушка постаралась придать максимальную убедительность своему голосу и взгляду. – Если ты окажешься передо мною на привязи… Это будет уже открытое… Откровенное насилие над тобой. С моей стороны, - подчеркнула она. – Пока что мы связаны с тобою только обещаниями… Моим обещанием быть строгой и милосердной. И твоим обещанием – подчиняться мне. У тебя остается некоторое подобие свободы. И возможность сопротивления – пускай условного, но все же! Для меня это важно. А для тебя… тем более!

- Не волнуйся, я все продумала, - Нютка опять добавила в интонации своего голоса некую условную деловитость. – Мы чуточку передвинем этот твой… диван. На девяносто градусов. В смысле, торцом к стене. Я лягу… Что-то не так?

Девочка отреагировала на внезапное смущение своей Старшей. Рута и вправду, занервничала.

- Не надо, - ответила она на такое смелое предложение по перестановке мебели. – Там… наверное, пыльно. Я там пару месяцев не подметала. Ну, за диваном.

- Знаешь, я не такая слабосильная, как тебе кажется! – заявила инициатор всех этих странных «дел» - болевого рода и стиля. – Я уже все отодвигала. Проверяла, как это будет. Заодно, подмела и вымыла там, чтобы все было чисто! Кстати, вот твоя сережка!

Девочка порылась в кармане школьного пиджака и протянула на ладони серебряную сережку. Простую, всего лишь серебряный шарик на выгнутой проволочке, на французском замке***. 

Рута дрожащей рукой приняла найденное.

- Спасибо, - тихо произнесла она. – Это… мамины серьги. Знаешь, я пару лет их почти не снимала. И еще… Я так плакала, когда ее потеряла…

- Вторая… там, у тебя в коробочке, на секретере, - Нютка кивнула головой в сторону этого предмета интерьера, стоявшего в углу комнаты. Его девушка использовала как своего рода дамский столик. – Я подумала… Что ты сразу же захочешь их надеть. Что они у тебя любимые… Ну, раз уж ты в них спала, не вынимая из ушей. Кстати…

Она улыбнулась.

- Ты никогда не замечала, что я ношу почти такие же, - сказала она. И сразу же повернулась к собеседнице правым ушком, демонстрируя собственный аксессуар. – Папа когда-то мне предложил выбрать презент… В одном из швейцарских магазинов. Я выбрала именно такие. Скромно, но красиво!

- Ой, Нютка… Ты не представляешь, как это здорово… Вот только вымыть надо… наверное.

- Пустое! – махнула рукой заботливая жертва. – Я сразу же вымыла, очень аккуратно. И еще…

Нютка улыбнулась. Смущенно.

- Я чуточку привела их в порядок, - призналась она. – Прошлась по ним зубной пастой на тряпочке. Отполировала их… немножко. И ту, и эту. Можешь надевать сразу обе!

- Ой, спасибо…

Рута немедленно прошла в указанном направлении и вынула вторую серьгу из маленькой зеленой коробочки. Надела обе и вернулась. А потом…

Потянула свою жертву вверх и на себя, за руки. Обняла и сразу же коснулась ее ушек губами, поворачивая голову девочки, наклонившись к ней.

- Ты не представляешь, как это для меня важно, - шепнула она. И сразу же сделала девочке некое предложение – серьезное и значимое: 
- Хочешь… Я прощу тебе все те глупости, которые ты натворила? Ты же хорошая, на самом-то деле. Ну, зачем тебе все это?

- Это нужно… для тебя, - тихо откликнулась адресат ее объятий. – И для меня. Чтобы быть ближе. К тебе. Чтобы нас с тобою связывало что-то важное. Даже… такое.

- Нютка…

Рута снова тяжело вздохнула.

- Ты ведь читала меня, - прошептала она. – Там, изнутри. Ты знаешь, что я… Решила для себя… кое-что. Что мне будет приятно победить тебя. Этой… болью. Что я хочу всего того, что ты мне предложила. Это… гнусно. Это дрянь… Дрянь, которая гложет меня изнутри. Но это то, чего я хочу. От тебя.

- Ну и… славно! – слышится шепот в ответ. – Значит, мы договорились. Ведь так?

- Так, - согласилась главенствующая сторона. И добавила к этому нечто значимое, но… постыдное:
- Ложись…

- Спасибо…

Нютка коснулась ее щеки губами, одобряя решение той, кого она выбрала для всех этих… болевых экзерсисов. После чего…

Исполнила ранее обещанное. Отпустила свою Старшую. Встала-поднялась с дивана, повернулась... И медленно-медленно опустилась перед нею на колени. Перебирая руками по телу адресата своих эмоций.

Странное… Непривычное – но такое сладкое! – ощущение губ этого странного ребенка на твоих руках. И вовсе не кажется это каким-то извращением. Или неким излишеством. Просто такой… знак внимания. И вовсе не повод числить исходную сторону такого действия хоть сколько-нибудь униженной и оскорбленной.

Надо просто дать ей время… и возможность. Чтобы она могла выразить то, что она хотела. Очередной своей эскападой.

Долго ли длилось это дозволенное… волеизъявление. Это не так уж важно. Смысл имело только чувство щемящей нежности. Идущее от сердца. Которое, конечно же, чувствовала сама коленопреклоненная.

Наконец, девочка-ментат оторвалась от своего прекрасного занятия. Приложила пальцы девушки ко лбу – в знак завершения внезапного своего поклонения. А потом, взглянула на нее снизу.

- Ты мне поможешь?

Вопрос был задан, скорее, для проформы. Рута, естественно, кивнула ей, соглашаясь.

И вот… Общими усилиями, диван был развернут, в точности так, как запланировала организатор и вдохновитель этого «болевого мероприятия». То есть, торцом к стене. Так, чтобы главенствующая сторона могла свободно перемещаться. И вставать с одной и другой стороны, возле наказательного ложа. Чтобы удобно было достать свою жертву гибким прутом…

Кстати, о прутьях. Сиречь, орудиях наказания, заботливо приготовленных добровольной жертвой. Здесь Нютка, что называется, поволонтнерила на славу. Десяток прутов, приготовленных в точности по науке, ранее преподанной этой странной девочке, уже находились в напольной вазе, возле секретера. Рута проверила их и…

Не нашла к чему придраться.

- Ты даже эстетикой озаботилась, - отметила она. – Чтобы все было… красиво.

- Да, - не стала отрицать Нютка, - я старалась. Рада, что ты оценила!

Девочка встала возле дивана и… внезапно смутилась.

- Я… могу отвернуться, - Рута понимающе кивнула.

Но…

Была остановлена отрицанием со стороны своей подопечной.

- Я… хочу, чтобы ты мне приказывала, - попросила она смущенно. – Ну, распоряжалась… мной.

- Грубо? Резко? Командным голосом?

Нервная ирония со стороны девушки чувствовалась в каждом слове. Разумеется, подчиненная сторона это сразу же ощутила и снова отрицательно мотнула головой.

- Действуй так, как ты захочешь, - сказала Нютка. – Ты распоряжаешься. Ты знаешь, как надо.

- Надо…

Рута подошла к своей подопечной и положила ей руки на плечи. Девочка вопросительно уставилась на нее снизу.

- Надо бросить всю эту ерунду и просто усадить тебя пить чай, - откликнулась ее Старшая. – И больше никаких глупостей, вроде всего… этого. Но ты, похоже, против. А я…

Нютка обняла ее за талию. Взглянула снизу с нежностью и пониманием.

- А ты ругаешь себя за то, что не в силах отказаться от этой жестокой… игры, - продолжила она невысказанным. – Но ведь… Это не ты ее затеяла. Я так решила. Это мой выбор.

- И моя ответственность, - напомнила Рута. – За тебя.

Она с нежностью провела по волосам своей подопечной. Нютка в ответ фыркнула и даже мотнула головой – так, что ее русая косичка коснулась руки собеседницы.

- Рута, мы все решили, - сказала она как можно более твердо. – Так нужно. А уж то, что тебе это нравится… Так это же хорошо. Не так противно делать со мной… такое.

- Мне стыдно, - призналась девушка. – Знаешь, я даю тебе последний шанс. Скажи, что ты передумала. Я буду рада.

- Нет, - серьезно сказала девочка. – Приказывай.

- Сними пиджак и… Ложись, моя маленькая…

Тон распоряжения был не слишком-то приказным. Но и это сработало. Нютка немедленно исполнила первую часть ее требования, уложив свой школьный пиджак на край тахты. Потом улеглась сама, почти на середину приготовленного наказательного ложа. Поерзала на нем и уставилась на свою Старшую, взглядом, направленным снизу и наискось.

Вопросительным – едва ли не требовательным.

Рута забрала пиджак своей жертвы, отнесла его к стоявшему в стороне стулу, повесила на его спинку. И сама разоблачилась. В смысле, сняла свой собственный пиджак, повесила его сверху условно верхнего одеяния школьницы, оставшись в брюках и светлой блузке. Засучила рукава и вернулась к тахте. Там девушка опустилась на колени в изголовье, поддернув брюки на коленях, и погладила свою подопечную по головушке. Далее, по шейке, по спине и…

Убрала свою руку – как бы в опасении! – дойдя до поясницы.

- Мы не определились с количеством, - напомнила она. - Только с тем, что я не буду тебя жалеть. И выдам тебе все так строго, как смогу. Сколько ты готова… вытерпеть от меня?

- Двойную порцию, - решительно отозвалась на это предложение Нютка. – Ну… для начала.

- В смысле? – опешила коленопреклоненная. – А что, предполагается... продолжение? Где и когда? И почему об этом я узнаю только… Вот прямо сейчас?

- Сегодня ты меня наказываешь… за ложь, за глупость и за мою жестокость к моей маме, - ответила Нютка. – Курение, напитки из бара и кражу… Как я понимаю, ты это все мне прощаешь. Для мамы… Я сказала ей, что ты меня накажешь именно за них. Но ты ведь знаешь, что это не главное.

- Все так, - вздохнула девушка. – Кстати, о прощенном… Нет, я от своих слов не отказываюсь. Обещала – так обещала. Но все-таки… Что из этого правда, а что - ложь? Скажи мне, как все было на самом деле. Что ты придумала, для того, чтобы спасти меня, как ты выразилась, от материнского гнева… Вполне реального, между прочим! А что, из рассказанного матери, ты реально делала. Прости, но для меня это важно.

- Сигареты я реально украла, - призналась возлежащая. – Да как бы иначе они оказались там, на моей полке? Я и вправду, пробовала курить. Три сигареты. И, если честно… мне не понравилось. Бар открывала. Напитки пробовала – понемногу, чтобы не спалиться. Что-то было интересно… Что-то совсем… бе-е-е!

Нютка оживленной гримасой обозначила свое отношение к крепкому алкоголю. Рута сокрушенно покачала головой.

- Ой, девчонка… А насчет магазина и кражи сигарет, это все выдумка, ведь так? – уточнила она.

- Это я придумала, - согласилась Нютка. – Это была такая… импровизация! Чтобы обосновать твое право принять тогда ко мне… болевые меры! И это, между прочим, сработало!

- Вранье во спасение меня любимой… - хмыкнула девушка. – Ладно, считай, что эту твою ложь я беру на себя. Кстати, спасибо.

- Пожалуйста! Все для тебя!

Нютка улыбнулась, но как-то серьезно. И добавила важное.

- Привяжи меня… за ноги. Пожалуйста.

- Погоди, - Рута отрицательно мотнула головой. – Есть еще один момент…

- Какой?

Девочка-ментат насторожилась.

- Простой и… грустный, - прозвучал ответ. – А именно. Что я могу… Что будет мне дозволено… в отношении тебя. От тебя лично.

- Все, что угодно, - быстро ответила предполагаемая жертва…

Да что там предполагаемая! Уже готовая к этому самому... жертвоприношению!

После чего последовало разъяснение ее позиции:
- Все, что ты посчитаешь нужным. Все, что нужно… для тебя.

- Все, что я захочу? Все, что я пожелаю… ТАК, как я захочу?

Вопросы были по существу. Однако они ни секунды не смутили подчиненную сторону. И ответы на них были… ожидаемые.

- Ты думаешь, что я обижусь на то, что ты сделаешь со мной. А я не обижусь. Моя мама тебе доверяет. А я… Тем более!

- Ты не должна мне доверять, - отозвалась девушка. – Настолько…

Глядя на нее снизу вверх и искоса, девочка грустно усмехнулась.

- Моя гарантия доверия к тебе - это то, что я тебя читаю… всю дорогу, - ответила она на ее возражение. – Ты стесняешься сказать все, как есть. Давай, я сама все скажу.

Нютка на секунду замолчала. А потом продолжила – решительно и быстро.

- Ты с самого начала хотела выдать мне двойную порцию – вдвое больше, чем в прошлый раз. Я сама это озвучила, а значит, я не против такой… строгости. Ты решила наказывать меня… полудюжинами. Хорошо, я согласна. Ты хочешь делать перерывы… на пообщаться. Боишься, что это покажется мне форменным издевательством. Что я сочту это обидой и унижением, для себя. Не бойся. Ты имеешь на это право. Еще ты хотела отдельного дозволения касаться меня… там. До… и после каждой части наказания. Рута, милая! Я не буду считать это обидой. В прошлый раз все было… примерно так. Я не возражала. Не вижу повода считать себя оскорбленной и в этот раз. Действуй, как ты решила. Ты в своем праве.

- Сейчас все будет больнее, - напомнила девушка. – К тому же, ты будешь… скажем так, не вполне свободна. Это меняет все.

- Ничего это не меняет, - возразила упрямая девчонка. – Насчет моей свободы… Не преувеличивай. Ты сразу бросишься ко мне на выручку, если заподозришь, что мне как-то… совсем нехорошо. Ты меня любишь. И я тебя люблю. Отсюда и доверие.

- Посмотрим… - Рута по-прежнему выражала некоторое сомнение – но уже не столь ярко и экспрессивно. – Я готова сделать так, как ты предложила – в смысле, привязать тебя. Я понимаю, твое желание удержаться от неловких движений. Но девочка моя… Они бы вовсе меня не смутили. Мне все еще неловко, что ты будешь так зависима… от меня.

- Поэтому, я снова поставила тебя перед фактом, - отозвалась Нютка. – Знала, что ты будешь возражать. Я все сделала сама, чтобы ты ни в чем не сомневалась. Рута, пожалуйста! Сделай, как я прошу!

- Хорошо…

Рута переступила коленями по полу, сместившись в изножье возлежащей. Визуально оценила положение своей жертвы и покачала головой.

- Сместись ко мне… немного, - попросила она. – Иначе, придется перевязывать веревки спереди.

- Конечно!

Нютка немедленно исполнила требуемое. Девушка удовлетворенно кивнула и принялась за работу – совершенно неожиданную и вовсе ей непривычную.

- Обмотай мне щиколотки… По отдельности, - подсказала ей возлежащая. – Полотенцами, начиная снизу, навстречу друг другу.  Наверху соедини их простым узлом. Чтобы быстро их развязать, если ты… испугаешься и захочешь меня освободить. Полотенца не развяжутся… И не слишком затянутся, если я начну… дергаться.

- Ты даже коэффициент трения учла, - ворчливо прокомментировала все эти советы Рута, действуя в точности согласно ее рекомендациям. – Разумеется, полотенца, намотанные по гольфу, не должны оставить… следов. Ты и об этом подумала.

- Я же знаю, какая ты у меня… чувствительная, - живо откликнулась юная жертва, которая даже и не думала сопротивляться всем этим жутковатым приготовлениям. – И ты не хочешь расстраивать маму. Я тоже хочу, чтобы она не беспокоилась… хотя бы об этом!

Непонятно было, чего больше в этом сумасшедшем ребенке, отваги или дурости. Впрочем, логика ее задумки была вполне безупречной. Просто…

Иной. Инаковой, вовсе не подходящей к мышлению нормального современного человека. Казалось, что девочка уже получала нечто подобное – что само по себе было более чем невероятно! Во всяком случае, не от своих родителей, это точно!

- Я просто стараюсь быть логичной, - ответила Нютка на эти ее размышлизмы. – И еще… Я стараюсь заботиться. Прежде всего, о тебе.

- Ценю, - хмуро отозвалась девушка, принявшая на себя обязанности экзекутора. – Вот и… готово!

Она оторвалась от работы по привязыванию юной своей жертвы, поднялась с колен на ноги и окинула взглядом результаты.

Все получилось. Ноги девочки были зафиксированы, в сдвинутом виде. Как ни странно, это выглядело по-своему красиво.

Удивительно… Размышлять об эстетике происходящего… Это было по-настоящему непривычно.

Но логика ситуации, это, кажется, вполне дозволяла.

Странная логика – странные размышления. Так получилось.

- А почему ты просто не оставила по веревке от каждой ножки тахты? – поинтересовалась Рута. – Так было бы проще! Зачем этот узел, посередине?

- А ты представь, как бы я выглядела, в такой вот привязи, - ответила Нютка со странной иронией в голосе. – Ты вообще, смогла бы меня хоть раз ударить?

На мгновение, девушка представила себе эту сумасшедшую девчонку в таком странном виде – распластанную по тахте, с разведенными в стороны ногами и руками. Распятую на этой условной плоскости, в виде условной буквы «X». Буквально, как препарированная лягушка, пришпиленная к предметному столику для учебной… операции.

Дикий образ. Разумеется, то, что было сейчас перед нею, выглядело куда как более… прилично.

- Прости… - Рута сконфуженно вздохнула. – Конечно, я просто не смогла бы поднять на тебя руку. В общем, ты правильно все… продумала.

Ценное признание. Особенно, в контексте происходящего.

Нютка снова кивнула ей снизу.

- Я не хотела, чтобы ты распсиховалась, - сообщила она свое суждение – очередное странное, но снова, по-своему, логичное! – К тому же… В такой позе я бы выглядела поистине жалкой. А так… Легче, удобнее… И точно, приличнее!

Спорить с таким мнением смысла не имело. Имело смысл продолжать, раз уж взялась добровольно за такое… «дело». Поэтому, девушка перешла в изголовье и снова опустилась на колени перед возлежащей.

- Руки… - напомнила она. – Их точно надо тоже… привязывать?

- Нет, - ответила девочка. – Просто… Я возьмусь за концы полотенец… свободно. Помоги мне обмотать их вокруг запястья, чтобы натянуть.

Рута исполнила ее требование – попутно чуть прижав девчонку к поверхности тахты и еще заставив ее чуточку податься вперед. В результате, Нютка оказалась вытянутой в струнку. Но, вроде бы, пока что без серьезного напряжения… в теле.

- Тебе… точно удобно? – уточнила девушка. – Может быть, чуточку ослабить? Здесь, или там… сзади?

- Все норм, - решительно ответила девочка-ментат.

Голова ее была повернута влево, по направлению к девушке-экзекутору. Кивнув своей Старшей, Нютка тут же пояснила смысл всей этой странной идеи.

- Видишь, - сказала она, - я по-прежнему свободна. Захочу – освобожу руки. Отмотаю полотенца, прикроюсь… А если надо, то и приподнимусь на коленях, и сама раздерну узел там, на ногах, сзади. Если ты все еще боишься, что я вся из себя такая… порабощенная… тобой… В общем, не преувеличивай. Я забочусь о себе. Сохраняю, берегу себя - ради мамы, ради папы… И ради тебя.

- Спасибо на добром слове, - с грустной иронией в голосе ответила девушка.

После чего перешла к другой части приготовлений. В смысле к розгам.

Рута прошла к напольной вазе и только сейчас в полной мере оценила старания своей подопечной.

- Ты у меня точно, эстет, - прокомментировала она. – Могла бы просто взять обычное пластиковое ведро – на стиральной машине, в ванной. Так нет же! Ты позаботилась о том, чтобы и здесь все выглядело… красиво!

- Так правильно, - отозвалась девочка. И сама распорядилась:
- Начинай… пожалуйста.

Девушка тяжело вздохнула и вытянула за комель из высокой напольной вазы один из прутьев, наугад. Вернулась к тахте, с которой на нее взирала привязанная жертва - между прочим, с явным сочувствием во взгляде, вот так!

Рута зашла слева от возлежащей. Оценила зрелище – возлежащая привязанная школьница, на темно-вишневом фоне, весьма эффектно!  Мысленно примерила для себя дистанцию… предстоящей хлестательной работы. И здесь только сообразила, что девочка все еще, так сказать, не разоблачена. Нютка прочитала-поняла ее внезапное смущение и снова кивнула – на этот раз молча. Предлагая своей Старшей делать все... самостоятельно.

Девушке снова пришлось опуститься на колени – на этот раз, напротив середины условного наказательного ложа. Рута положила прут рядом со своей привязанной жертвой, взялась за край клетчатой юбки и небрежно закинула ее Нютке на спину. Далее, взялась за резинку ее трусиков и спустила их вниз по ножкам, так что они в итоге оказались у девочки ниже коленок  - чуть выше серых гольфов. Нютка немного заерзала – ей, наверное, было неловко от такого внезапного, хотя и согласованного обнажения – но не сказала ни слова. Просто как-то напряглась телом, в ожидании…

Да, того самого… прикосновения. Которое она сама позволила девушке-экзекутору.

Рута поправила на возлежащей девочке юбку, задрав ее повыше и разложив поаккуратнее складки - чтобы не помешали, во всяком случае, сразу. И вопросительно заглянула в глаза своей жертве. Дескать, не передумала ли она, не выскажет ли своих возражений, против подобной бесцеремонности. Нютка молча на мгновение прикрыла свои глаза, подтверждая ранее выданное разрешение. И только тогда девушка позволила себе коснуться там… Погладить то самое место, которое вскоре должно было стать целью ее хлестких ударов. Неловко, и очень мягко, осторожно - кончиками пальцев.

- Прости… - смущенно сказала она. – Мне захотелось почувствовать, каково это… Ну, как чувствуется твоя… заднюшка… Пока она не отхлестана. Ты не сердишься?

- Я же знала, - напомнила девочка-ментат. – И я сразу тебе разрешила это делать… по ходу. Все-таки, ты так наказываешь меня в первый раз. Имеешь право интересоваться. И моим состоянием вообще. И результатами того, что ты… сделаешь.

Девушка осмелела и погладила то самое место, подлежащее наказанию, всей ладонью. Раз, другой, третий. Кожа на ягодицах адресата ее ласки была нежной и странно прохладной. Рута зачем-то подумала, что это ненадолго. И сразу же, попыталась прогнать эту бесцеремонную мысль, боясь обидеть девочку-ментата. Потом, в смущении убрала руку, поднялась на ноги, наклонилась и, наконец-то, взялась за прут снова.

Нютка вздрогнула и зачем-то прикрыла глаза. Да, наверное, она сейчас храбрится, внушает себе, что она смелая, отважная и терпеливая. Но при этом отчаянно боится этого первого удара.

Значит, нет смысла тянуть с началом этой странной экзекуции.

Видимо, прочитав эту странную – и вполне логичную! – мысль, Нютка повернула голову. Так, чтобы Рута не видела ее лица.

Тоже логично. Вряд ли девочка имела желание показать, как ей больно – по ходу предстоящего.

Вернее, уже начинающегося…

Да, сморщенное личико, искаженные черты, в попытках стойко претерпевать весьма неприятные ощущения от очередного хлеста… Все эти слезки и сопли…

Неприятное зрелище! Отвлекающее внимание главенствующей стороны от целевой области. Нам ведь сейчас и без того хватит визуальных и звуковых эффектов, дразнящих нервы, ведь правда?

Так что…

Стоит сказать девчонке спасибо!

Мысленно…

Да, начинаем. Приступим к «делу», так сказать…

Собралась с духом. Выбрала дистанцию. Примерилась прутом по той самой целевой области, коснувшись тела девочки орудием наказания – Нютка при этом зябко поежилась. И… 

Взмахнула первый раз, обозначив хлест по обнаженной коже этого безумного ребенка.

Гибкая лоза приземлилась резво и резко. Кончик прута сработал жестко, но аккуратно – лишь чуть-чуть обогнул – захлестнул противоположную полупопицу. Нютка снова вздрогнула и резко, судорожно выдохнула, отгоняя от себя жгучую боль. Рута немедленно убрала прут – не скользом, не оттягивая, а вверх. И сделала паузу… Откровенно любуясь, как наливается красным след от касания жгучей лозы. Потом ударила снова и снова – в том же стиле. Не спеша, делая длинные томительные промежутки между взмахами гибкого прута, каждый раз давая девчонке прочувствовать боль и успокоиться, в ожидании продолжения.

Нужно отдать должное секомой, Нютка всякий раз реагировала сдержанно. Не так уж сильно дергалась в привязи, и не кричала. Но с каждым новым взмахом прута ее вздохи становились все громче. В итоге, финальный хлест первой полудюжины вырвал из ее груди уже откровенный стон – весьма искренний, если верить картине, исполненной главенствующей стороной.

Роспись красным по белому, яркими строчками. Эффектно и… по-настоящему сурово.

Да, без жалости – так без жалости. В точности так, как и просила. Приняла, так сказать, горячих за все свои немалые прегрешения, супротив семейного закона и здравого смысла!

И все-таки…

Как она держится! Молодец, девчонка!

Кажется, Нютка услышала эту ее восхищенную мысль. Девочка-ментат, воспользовавшись заслуженным перерывом в сечении, повернула голову и вернула ей свой взгляд.

Нютка коротко кивнула своей Старшей. Рута немедленно вняла этому молчаливому призыву. Шагнула к изголовью и там опустилась на колени. В точности, как и обещала, чтобы быть поближе к ее личику.

Увидев девушку совсем рядом, Нютка позволила себе некое подобие улыбки.

- Тебе… понравилось? – выдохнула она.

Вопрос был вопиюще бестактный – скорее даже, идиотский! Но в контексте их странного общения – болевого и доверительного – вполне уместный.

- Понравилось, - не стала спорить главенствующая сторона. – Знаешь… Мне стыдно. Но мне действительно… очень приятно хлестать тебя. Даже… вот так!

Намек на нынешнюю суровость был вполне прозрачный. Однако девчонка сделала удивленное лицо.

Надо же! В таком, прямо скажем, неудобном положении – и это мягко сказано! – она умудряется играть в свои смысловые манипуляции и даже немного шутить!

- А что изменилось… принципиально? – спросила она. – Тебе неловко от того, как ты хлещешь меня сегодня? В смысле, больнее, чем прежде?

- Да, - призналась девушка. – Скажу правду… Я думала, что мне будет приятно сечь тебя… Ну, не так сильно. Я ошибалась. Я дрянь. Я получаю удовольствие от того, что делаю… прямо сейчас. Впрочем, ты это и сама чувствуешь.

- И что с того? – дерзко, почти с вызовом осведомилась возлежащая. – Я в чем-то тебя упрекнула? Пожаловалась? Сказала что-нибудь, вроде… «Нет-нет! Не смей больше! Хватит!» Было что-то подобное… от меня?

- Нет, не было, - согласилась Рута. – Но ты…

Девушка несмело коснулась ее щеки. Нютка усмехнулась – скорее, с удовлетворением.

- Спасибо! – откликнулась она на эту ласку. – А что касается меня… Да, я в курсе всех твоих многогранных переживаний. Но меня они не трогают. Знаешь… Ты просто не хочешь признать своих прав. Но я-то их признаю!

- Каких прав? – нахмурилась Рута.

- Право делать то, что нами решено, - не задумываясь ответила возлежащая сторона. – Право действовать при этом именно так, как ты считаешь правильным. И право... получать от этого удовольствие. Другое, не то, что прежде. Острое и… непривычное тебе. Но ты привыкай, пригодится.

- Это неправильно, - серьезно сказала девушка. – Я… не должна… Не имею права радоваться твоим страданиям. Это низко и подло.

- Была бы ты подлой, ты... Читала бы мне нравоучения. Ну, по ходу всего этого. Издевалась бы надо мной, в стиле «Получай, что заслужила, дрянь! Вот тебе еще! Еще! Мучайся!» Довела бы меня до слез своими издевательствами… уже сейчас. Так ведь нет ничего подобного!

Сей пассаж прозвучал неожиданно и весьма неприятно. Девушка даже отдернула руку.

Однако Нютка не унималась.

- Да, я в курсе, что ничего подобного у тебя и в мыслях не было! – заявила она. – Ты всю дорогу коришь себя за то, что делаешь мне больно. И если бы я сейчас, на этой полудюжине не сдержалась, вскрикнула… Ты бы сразу же все прекратила, так и не выдав мне всего того, что я заслужила. А я выдержала! Вот! Не расплакалась и не заорала! Как тебе такое?

На этом месте ее бравурных словесных излияний, Старшая позволила себе некую условную бестактность. А именно, коснулась еще раз щеки возлежащей стороны этого безумного спора – на этот раз другой, той, которой Нютка прижалась сейчас к собственной своей левой руке. И продемонстрировала оппоненту кое-что… мокрое.

- Две слезинки не в счет! – решительно возразила Нютка на ее аргумент. – И вообще…

Она усмехнулась – преувеличенно отчетливо и ярко.

- Ты делаешь только то, что мы решили… Мы вместе. Ты, я и мама, - напомнила девочка. – Я виновата. Я это признала. Ты согласилась мне помочь. Спасибо тебе. Ты тратишь на меня свое время… И еще, свои силы и нервы! Почему ты не можешь иметь с этого некоторые бонусы? Хотя бы удовольствие от того, что ты делаешь?

- Низменное удовольствие! – ответила Рута. – Жестокое и… недостойное!

- Да что ты вообще знаешь о… жестокости, - вздохнула Нютка. – Расслабься! Это не про тебя!

Девушка ошарашенно покачала головой. Спрашивать о том, где эта девчонка умудрилась столкнуться с настоящей жестокостью, как-то не хотелось.

Пришлось приостановить эту содержательную беседу. Просто для того, чтобы продолжить то самое… «дело» - которое было уже в самом разгаре. Увещевания – по-доброму, мягкие, без намека на издевательство! – могли подождать до следующего… перерыва.

Рута поднялась на ноги, нагнулась и снова взяла в руки орудие наказания. Выпрямилась, осмотрела его. Кончик прута, естественно, разлохматился – но это и к лучшему. Мягче будет… приземляться. На ту самую, целевую область. Тем более, что три четверти болевой дистанции еще впереди.

Что ж… Девчонка настаивает на продолжении. Значит, быть посему.

Девушка двинулась в обход наказательного ложа. Встала с другой стороны, относительно первоначальной позиции. Примерила дистанцию и вопросительно поглядела на возлежащую. Нютка встретилась с нею взглядом, коротко, движением глаз обозначила свое согласие и… отвернулась.

Ну и правильно. Так спокойнее. Тебе.

Ну и ей, наверное, тоже. Значит, действуем так, как было испрошено и согласованно. Жестко и больно. А там посмотрим.

Рута коротко коснулась ягодиц девочки прутом – чтобы уточнить, как ляжет очередной ее удар. И сразу же взмахнула лозой.

Результат был несколько иным, чем в прошлый раз. Нютка резко сжала ягодицы и напряглась всем телом. Девчонка издала странный сдавленный вздох – сдвоенный, похожий на рыдание.

Не ожидала? Возможно. Что же, это неплохой повод сделать паузы между ударами чуточку подлиннее. Торопиться некуда.

Взмах… Еще и еще. Аккуратно – так, чтобы не задеть уже покрасневшие участки кожи на той самой, целевой области. Увы, это самое пространство весьма невелико… Да к тому же, еще и дергается. Пускай и весьма умерено – привязь сзади сдерживает, девчонка оказалась права!

В общем, весьма непростая задача! И все же, надо постараться…

Как это говорили в старину экзекуторы, поднаторевшие в росписи обнаженных тел болевыми следами… «Городить огорожу». Надо попробовать.

Нет, не вышло. В смысле, задуманное не вышло в точности так, как хотелось. Финальный удар второй полудюжины получился неприцельным. Свежая полоса почти что наложилась на одну из предыдущих, из первой серии следов, оставленных лозой еще до перерыва. Нютка, которая до этого отзывалась на жесткие прикосновения прута судорожными вздохами, и в этот раз не вскрикнула, но громко застонала и дернулась всем телом – вскинулась головой и даже попыталась высвободить ноги. А потом еще и заерзала, из стороны в сторону.

Да, чувствительно… И результативно.

Девушка замерла, наблюдая, как на сдвоенном рубце наливается темным то самое… пересечение. Что поделать, детская кожа, она такая… Нежная.

Однако, перерыв. Рута уже почти успокоилась. Прежнее смущение, неловкость, чувство неправильности всего происходящего… Не то, чтобы улетучились, но отошли на второй план. Их потеснило странное удовлетворение тем, что у нее почти что получилось. И удовольствие от этой хлестательной работы – куда более серьезной, чем прежний случай! – теперь не казалось ей таким… запретным.

Девушка снова положила прут на край тахты и опустилась на колени. Аккуратненько сняла-удалила с обнаженной кожи девочки мелкие частички ошметков, от излохмаченного прута. Их же, а также прочие, им подобные, она стряхнула с покрывала, сбросила их на пол -  попутно отметив для себя забавный факт, что сечение розгами теряет часть своей эстетики, от некоторых… условно мусорных аспектов его результатов, вредящих общей картине! А потом… коснулась пальцами следов. Тех самых, которые прут оставил на детской коже.

Горячие. Нахлестанная кожа вздулась – не так уж сильно, но ощутимо, в тактильном смысле. И это касание…

Да, неописуемо приятно.

Что странно. Нет же внутри никакой злости и раздражения. Нежность к этому сумасшедшему ребенку только усилилась. И при этом все-таки хочется продолжать.

Рута аккуратно переступила коленями, передвинулась в изголовье. Нютка повернула голову в ее сторону. И что мы видим…

Да, двумя слезками не обошлось. Не море разливанное соленой волной прошлось по ее лицу… Но плакала наша девочка, плакала.

И будет плакать. Чем далее, тем горше. Ибо дальше лоза неминуемо пройдется по свежим следам – в точности, как это было сейчас, в самом финале.

Будет больно. Нестерпимо больно. И лучше бы девочка это приняла как факт. И сделала выводы.

Правильные выводы. 

Интересно, что болевые экзерсисы не ослабили ее ментальные способности. А может быть, даже усилили. Во всяком случае, Нютка кивнула, как бы подтверждая прием исходного мысленного посыла, полученного от своей Старшей.

- Я… оценила, - добавила она словесно. – В курсе. Но что поделать, все решено. Попробую… терпеть!

Рута вздохнула и снова погладила ее по щеке.

Заплаканной щеке. Это важно. 

- Ты не понимаешь, - сказала она. – Там… Я посмотрела. Все уже исхлестано. Белого осталось… не так уж много. Придется сечь по свеженастеганному, так сказать. Будет очень больно. Если что, мы можем прекратить. Прямо сейчас. Слезы твои я видела. А крики… Зачем они мне? Поверь, следы сейчас весьма яркие. Маму твою очень впечатлят. А дальше… Будет хуже.

- Я предпочитаю… проверить, - упрямица вовсе не желала сдаваться. – Посмотрим.

- Ну что же…

Рута покачала головой.

- Я готова продолжить, - сказала она. – Но предупреждаю. Будет больно.

- Продолжай, - дозволила возлежащая сторона.

Ну что за ребенок! Зачем ей это?

Трудно понять. Неужели ей так важно настрадаться в точности так, как она сама себе вбила в голову? Зачем?

Непонятно. Но, кажется, она вовсе не собирается отступать.

Продолжаем.

Рута снова поднялась на ноги, подобрала использованную розгу. Потом обошла тахту, прошла к напольной вазе, бросила истрепанный прут на пол и взяла новую свежую лозу. Вернулась и встала на то место, где начинала этот их болевой марафон. Судя по всему, девочка-ментат провожала взглядом это ее недолгое путешествие за орудием наказания. Когда девушка, так сказать, выдвинулась на позицию, она оценила ситуацию с одеждой возлежащей стороны – непорядочек, после эффектного болевого финала предыдущей части! Нагнулась, снова подняла на девчонке юбку повыше, поправила складки. Выпрямилась и снова приготовилась действовать. Нютка как-то странно – едва ли не рассерженно! - посмотрела на нее снизу и, ни слова не говоря, отвернулась.

Ладно, проехали. Без обид. Хочешь, чтобы было больно – будет тебе. Вот прямо сейчас!

- А-а-ах-х-х…

Девчонка отозвалась громким вздохом на первый удар очередной полудюжины. Надо же, отреагировала достаточно громко! А если так?

Еще один взмах гибкого прута, обрушившегося на свежевспаханное красным операционное поле – Боже мой, какие медицинские термины! – и девчонка громко застонала. Руту это раззадорило. Захотелось заставить эту упрямицу кричать вот прямо теперь, не дожидаясь следующей, финальной полудюжины. О жалости к этой бедняжке и речи уже не было! Сама захотела – сама и получила!

Девушка вошла в азарт и выдала ей оставшиеся хлесты очередной – предпоследней! – части экзекуции. Стегала девчонку резко, жестко, с наслаждением вслушиваясь в слезные всхлипы возлежащей. Нет, она не частила удары. Но выстегивала как-то по-особенному, вовсе не как прежде – теперь уже хищно радуясь реакции своей несчастной жертвы. И надо же, финальным ударом все-таки выбила из нее нечто, на грани стона и крика!

Стоп. Реакция есть. Обыграем. Вдруг получится?

Рута обошла тахту, снова направившись к напольной вазе. Прут действительно разлохматился, но дело было не в том, что он оказался совсем уж непригоден для продолжения. Следовало обострить ситуацию. Показать девчонке, что грядет боль, куда более сильная чем то, что она сейчас вытерпела – причем, вытерпела с большим трудом! По этой причине, орудие наказания следовало заменить.

Демонстративно.

Вернувшись к наказательному ложу и зайдя уже с противоположной стороны, девушка с удовольствием отметила тот факт, что Нютка теперь следила за всеми ее движениями с некими признаками-проблесками страха в заплаканных глазах.

Это хорошо. Для пущего эффекта, главенствующая сторона экзекуции несколько раз взмахнула свежим прутом по воздуху – со свистом, резко, можно сказать, угрожающе! Нагнулась и положила его на тахту – снова демонстративно. Дескать, смотри, имей в виду, что тебя ждет, если ты не образумишься… вот прямо сейчас! И только после этого опустилась на колени в изголовье. Вынула платок, промокнула глаза и щечки своей подопечной.

- Высморкать тебя? – сочувственным голосом осведомилась она. – Давай-ка, не сопротивляйся!

Нютка подчинилась. Чуть отмотала полотенца с запястий, приподнялась на руках и дала своей Старшей возможность выполнить эту гигиеническую процедуру.

- Спасибо… - хриплым голосом откликнулась она.

По завершении.

Рута свернула платок – аккуратно, не торопясь, затягивая время – и отправила его в карман. После чего выпрямилась и, переступив коленями сдвинулась в сторону изножья. Снова навела порядок со всякими мелкими ошметками прута - убрав сняв их по одному с целевой области и потом сбросив небрежно все такое мусорное на пол, небрежным движением ладони. И только теперь ласково погладила настеганную кожу.

Зрелище впечатляло. Но все это вовсе не казалось ей теперь чем-то жестоким. И нежность к возлежащей – вовсе не жалость! – заставили главенствующую сторону тихо вздохнуть.

- Сильно зудит? – поинтересовалась она. – Когда я там касаюсь, тебе очень… больно?

- Терпимо, - отозвалась Нютка. – В общем-то, даже приятно. Когда ты касаешься там… И когда я при этом чувствую тебя, изнутри!

- Ты не боишься? – Рута одарила возлежащую сочувственным взглядом. – Нютка, пойми… Все уже достаточно сурово. Может быть, хватит уже… тебе?

- Нет, - тихо произнесла девочка-ментат. – Я хочу вытерпеть… все. До конца. Так надо.

Ну что с нею делать… Упрямица, одно слово!

Значит, переходим к финалу.

Рута поднялась на ноги, поправила на коленях брюки. Подобрала с тахты свежий прут и всем своим видом показала готовность к последней части их болевого общения на сегодня. Нютка кивнула ей. Потом намотала полотенце на руки обратно, вытянулась, снова отвернула личико и постаралась расслабить тело.

Девушка тоже зря времени не теряла. Нагнулась и подняла юбку на девочке, как можно выше. И еще… позволила себе некое подобие нравоучений.

В ее адрес.

- Губы не кусай, - потребовала Рута. – Это крайняя полудюжина. Ты вполне можешь себе позволить и кричать, и плакать. Это не стыдно. Кто тебя упрекнет в несдержанности… А уж, тем более, в трусости! Точно не я!

- Я сама решаю, как мне себя вести! Из нас двоих ты трусишь куда больше!

Глухой голос девочки звучал почти вызывающе. Но с этим все было понятно. Боится, храбрится и… психует. Поэтому и дерзит на пустом месте, безо всякой необходимости. Это не страшно. Просто, надо уже переходить к финалу. Быстрее закончим – быстрее помиримся. И успокоимся – с нею вместе.

Действуем. В точности так, как испрошено. Встаем на позицию. Примериваем дистанцию, касаемся прутом целевой области – предупреждая жертву о том, что все будет вот прямо сейчас. А теперь…

Взмах! Свистнув по воздуху, прут приземляется на обнаженную кожу. С силой… Ну, пожалуй, еще жестче, чем в предыдущих частях этой протяженной экзекуции. Отсюда и результаты.

Резкий взбрык всем телом, с приподниманием спереди и рывком ногами. Кстати, привязь выдержала. Громкий стон – снова на грани крика – в этот раз был дополнен ярким всхлипом. И, по ходу паузы, постепенно, темнеющая полоса – след от касания лозы, пришедшегося по свежевспаханному красным.

Больно. Действительно, куда больнее, чем прежде.

А… зачем?

В смысле, зачем ты так… сурово? Только ли по причине навязчивой просьбы девчонки, придумавшей себе необходимость некого «болевого искупления» от накопленных грехов?

Кстати, список тех самых грехов у нее действительно, впечатляющий. По прежним меркам, того же XIX века, подобные суровости, для провинившейся школьницы, откровенно говоря, в самый раз!   

Но это тогда. А сейчас? И, на минуточку, здесь?

В твоей квартире. От твоей руки. В наше благословенное время.

Разумеется, все эти ее грехи никак не более чем прикрытие. Твоего собственного желания насладиться болевой властью над этой глупышкой.

Не ты придумала повод. Ты даже не собиралась брать на себя столь экстраординарные полномочия. Но ты получила и то, и другое. И не отказалась.

Стоп. Есть один нюанс.

Девчонка всю дорогу тобой манипулирует. Провоцирует на всякое суровое. Хотя когда-то обещала таких нехороших вещей не делать – хотя бы в отношении тебя.

А значит…

Это особое наказание. Не только за то, что вы вместе решили, определили как повод и причину. Вот эта конкретная часть экзекуции – да, самая болевая! – за то, что девчонка нарушила свое обещание!

Это личное наказание. Ей от тебя. Так что…

Стесняться нечего! Пускай терпит!

Нютка всхлипнула. То ли испугалась, то ли обиделась - на те самые мысли, которые она, наверняка, сумела прочитать. Но это неважно. Решение принято.

Причем, все будет так, как она и просила. Слезы – в наличии. И еще прибавятся. Сломать ее сопротивление – это тоже удалось. Осталось подтвердить этот факт. Заставить ее кричать – откровенно и бесстыдно. Третий пункт ее безумных пожеланий тоже пора выполнять.

Пауза затянулась. Впрочем, это к лучшему. Девчонка, кажется, поплыла – и не столько от болевых эффектов, сколько от внутреннего морального прессинга, через упреки в нарушении слова, данного когда-то своей Старшей. Ну что же, правда работает. Осталось добавить лозы. Крепко и решительно. И даже с удовольствием.

Взмах-хлест! Отчаянный рывок заголенного тела. И еще не громкое, но отчетливое…

- Ах! А-а-а…

Вздох-стон прозвучал резко, а потом его дополнило протяжное рыдание. Между прочим, хороший признак! В смысле, неплохой показатель грядущего результата. А вот сейчас мы добавим! И жестче!

 Еще один безжалостный взмах и…

- А-а-а!

Нютка вскрикнула, продемонстрировав своей Старшей полное достижение всего задуманного. Но девушку уже снова разобрал азарт. Захотелось подкрепить это сомнительное достижение – новыми громкими воплями возлежащей стороны. И внезапная мысль - мол, все, пора заканчивать… Ну или хотя бы пора уже смягчить! – была отброшена со всей решительностью. И гибкая лоза продолжила свою эффектную работу.

Взмах!

- Ай! А-а-а!

Девочка отчаянно вскрикнула. Задергалась в привязи. Потом как-то попыталась собраться, замерла и вытянулась в струнку, ожидая очередного удара, понимая, что теперь уже пощады ждать не приходится.

С другой стороны…

Осталось немного. И, разумеется, никаких прибавок не планируется. Хватит и того, что истребовала для себя эта сумасшедшая девчонка!

Но финальные хлесты ей все-таки придется вытерпеть. Извини уж, моя милая девочка, но ты сама того хотела. Так что… Изволь получить!

Взмах-хлест! Нютка снова жалобно вскрикивает и дергается. Стучит ножками в привязи, пытаясь превозмочь жестокую боль. Рута делает еще одну – на этот раз, последнюю! – паузу, давая своей жертве возможность прийти в себя перед финалом. И потом решающей кодой, последним ударом этой серии, заставляет девчонку отчаянно дергаться всем телом, и снова кричать – протяжно и жалобно.

Все. Наказание окончено. Имеет смысл оценить ощущения от всей этой болевой работы.

Удовольствие от каждой составляющей этой странной жестокой власти над ребенком…

По-прежнему, на месте. В смысле, присутствует в полной мере. И вовсе не собирается никуда исчезать

Его дополняет еще и полное удовлетворение от достигнутого. 

Девчонка накричалась и наплакалась. Хорошо, стены в доме приличные. Не пропускают звук… слишком ярко. Иначе бы соседи уже звонили в дверь и выясняли причины столь специфического шума.

Что еще не сделано? Ну, в порядке реализации предоставленных девушке полномочий. Хотелось бы попробовать… Ну, пока не отобрали.

Что, между прочим, вовсе не исключено. С учетом того, что впечатления у девчонки, от всего испробованного, как минимум, неоднозначные.

Ну, там будет видно. В конце концов, она имеет право сама решить дальнейшую судьбу суровой, болевой составляющей их нынешнего общения.

В общем, пока что Рута Георгиевна Костицкая имеет возможность действовать в рамках прежнего, так сказать, мандата доверия. 

Осталась самая малость. Воспользоваться своим правом ознакомится с результатами. На погляд, с короткой дистанции. И на ощупь тоже.

Девушка отбросила прут на пол – за ненадобностью. Снова обошла позицию возлежащей стороны. Вернулась в исходное положение – то, с которого она и начинала свою сегодняшнюю болевую работу. Там уже опустилась на колени – как раз, напротив целевой области. Чтобы осмотреть и оценить финальные результаты, еще и тактильно.

А результаты… Оказались ой-ёй-ёй какие. Обе половинки ягодиц возлежащей были исстеганы красным. Исходный красочный тон следов от болевых эффектов был изрядно дополнен багровыми, темными полосами пересечений свежих порций. В вишневом цвете, как раз в тон покрывалу…

Странная такая… гармония. Которую так приятно оценить-проверить кончиками пальцев – не торопясь и аккуратно. Ласково и мягко.

Здесь есть кое-что интересное и ожидаемое. Все дело в том что, невзирая на всю возможную аккуратность главенствующей стороны, некоторые строчки вышли за пределы области целевого воздействия. Так сказать, ушли в сторону. Прут, на перегибе через верх полупопицы, противолежащей направлению удара, кое-где захлестывал, со всей своей скоростью - и резко, безжалостно. И всякий раз оставлял с той, обратной стороны, некое подобие цепочки темных продолговатых пятнышек-гематом. Возможно, какие-то из них даже чуточку кровили… поначалу.

Но не сейчас.

Сейчас это все выглядит просто как некая боковая ветвь, чуточку отклонившаяся от основного букета… украшающего живую плоть. Свидетельствующая о страданиях, перенесенных владелицей этой самой… плоти. Которая – так, на минуточку! – еще ребенок. Просто несовершеннолетняя девчонка, на грани пубертата.

Ну, это просто, такое напоминание, если кто забыл. Например, ты.

Да, разумеется, она сумасшедшая. И сама затеяла все это болевое безобразие. Но ведь ты…

Именно ты отвечаешь за все случившееся. На правах Старшей. По возрасту, по опыту, по ситуации.

Почему ты ее не пожалела? Не смягчила расклад – пускай в самом конце, символически…

Могла?

Могла. Однако не захотела.

Нет, не то.

Ты пожелала эдакого завершения удовольствия – личного и запретного. Реализовать свою власть над ней до конца. Принципиально. Не в пику ее глупости – дескать, зацени ощущения, о которых ты сама попросила! Ну, каково тебе, теперь?

А тебе?

Было приятно. Довести девчонку до слез и крика.

Стыдно ли тебе? За это самое запретное удовольствие – полученное тобою за счет возлежащей стороны?

Нет. Тебя сейчас волнует другое. Некая незавершенность ситуации. Что-то ты все-таки упустила, в сегодняшних твоих запретных наслаждениях – знакомых тебе по неким воспоминаниям из твоего темного прошлого, о котором лучше не вспоминать…

Что-то ты недополучила… Или недодала – со своей стороны. Или и то, и другое вместе!

Какое главное чувство переполняет тебя сейчас?

Нежность. К той самой безумной особе, нагло манипулировавшей чувствами троих взрослых людей.

Прежде всего, твоими.

Между прочим, это странное дитя – ментат, не забываем этого! – похоже, всерьез считает, что настрадалось сполна, за все свои мозголомные спецэффекты. Девчонка уверена в том, что она расплатилась за них, вот прямо сейчас, этими своими страданиями. И самое интересное, что ты ее не только простила – отнюдь не словесно, а где-то там, внутри себя! Ты уже смирилась с ее правом продолжать эти глупости, в том же стиле.

И еще…

Удивительно, но голову главенствующей стороны внезапно посетили кое-какие критические мысли. Такого, технического плана.

Можно сказать, профессионального.

Девушка запоздало сообразила, что ей, в принципе, никто не мешал несколько иначе распределить свои болевые усилия по коже юной жертвы. Пара хлестов ближе к спине, по самой верхней части той самой целевой области. Остальные можно было нацелить вниз, по верхней части бедер. Тогда пресловутая исходная «огорожа» первой половины экзекуции вышла бы куда как более редкой. И продолжение сечение можно было бы выполнять по белой, не исстеганной коже. Ну, если действовать прицельно и…

Другой рукой. Умелой и опытной – в такого рода специфических делах. 

Опыт… В общем-то, его и не было.

Если посмотреть на ситуацию объективно… Рута действовала методом лозоприложения второй раз в своей жизни. Что не так уж много. Как говорится, в следующий раз учтем. И будем действовать чуточку иначе. Так сказать, в более щадящем режиме – при тех же болевых усилиях.

Забавно? Ну да. Оптимизм наше все. И даже суровая картина исстеганного болевого пространства на детской коже не мешает рассуждать о том, что все в порядке. А это жестокое зрелище – оно казалось в их безумной ситуации вполне уместным. И даже в чем-то логичным.

Безумная идея - безумная логика - безумный расклад – безумные проявления… И, соответственно, безумный результат. Их, разумеется, дополняют безумное восприятие и не менее безумное понимание всего этого. Вот только…

Любые понятия, производные от слов «логика» и «разум», в это смысловом ряду смотрятся несколько… лишними. 

Странно…

А вот теперь… Тебе, наконец-то, становится стыдно. Понемногу. Сначала за одно, потом – за другое. Далее, как говорится, по списку самокопания имени доктора Фрейда, мать его…

Но все твои смутные размышления… Они снова уходят на задний план. Поглощаемые острым желанием немедленно завершить это действо – наиболее правильным образом.

И приятным. Для вас обеих.

Девушка переступила ногами, сдвинулась к изголовью. Оказавшись вплотную к заплаканному личику, замерла в нерешительности. И услышала…

- Рута… Пожалуйста…

Это прозвучало…

Жалобно так. Просительно и призывно.

Далее необходимо было действовать. Безо всяких слов. И для начала… 

Обнять ее сверху со спины, за плечи. То ли взяв девчонку в плен, то ли напротив, защищая ее же от какой-то неведомой опасности. Правой рукой – уже свободной от орудия наказания. Дескать все уже, мы закончили с болевыми играми… Хотя бы на сегодня! Теперь уже больно не будет! Я  тебе обещаю!

Коснуться губами ее щек, ушка… Целовать… Целовать, утешая наказанное дитя – все еще не свободное... В этих путах, собственноручно изготовленных  девочкой из веревок и полотенец.

И только потом насладиться встречным словом – целительным, произнесенным обеими и сразу.

- Прости…

- Прости…





*Рождественский Дед и Крампус… Интересные персонажи Европейской… можно сказать, «белой» :-) мифологии околорелигиозного толка. Рождественский Дед это некая условная инкарнация Святого Николая. Раздающего рождественские подарки послушным детям. А вот непослушным детям полагалось кое-что другое. Те же розги, к примеру :-) При этом, темный персонаж, Крампус – то ли мелкий бес, то ли просто, такой своеобразный помощник Светлого Персонажа по негативным вопросам мотивации для детворы! – как раз и был ответственен за те самые розги и прочее... болевое.
 
**Что такое керамбит, Уважаемые Читатели уже знают. Героиня нашего повествования с ними знакома не понаслышке. Что касается складных версий керамбитов… Ну, наберите в поисковике слова «fox knives karambit». Посмотрите на творения итальянских мастеров, их, так сказать, ножевого гения :-) Что-то прояснится :-)

***Французский замок изящен и… В общем, этот замок на серьгах не портит женское ушко. Такая, округлая проволочка. С накидной петлей снизу. Надежен. Ну, почти :-)