Хубсугульская экспедиция Часть 2

               

 Хубсугульская  экспедиция (1979 – 1981гг.) Часть 2.


         
                Сезон 1979 года



9 июля были в Турту, 10июля - на Баян-Голе; сезон продолжался до 13 августа; выехали в Иркутск или сразу -13 августа или на следующий день -14 августа).



     Вспоминается не всё; видимо, моя память так устроена, что не может «размотать» всё сразу.  Просто «всплывают» куски или «обрывки» событий, сплавленные в какой-то калейдоскоп образов… Одни моменты очень отчётливы и легко вспоминаются даже в мелочах, другие, напротив, «тусклы», с трудом поддаются детализации…




     На 8 июля (?) был запланирован и состоялся выезд экспедиции из Иркутска. Выезжали на двух (трёх?)  автомобилях: автобусе и грузовике ГАЗ-66, кузов которого накрыт 
брезентовым тентом. Был ли УАЗ-469, на котором ехало начальство (?).  Автобус  комплектовался «личным составом»,  грузовик  же вёз экспедиционный груз, состоящий, преимущественно, из множества разнокалиберных ящиком с различным  научным оборудованием и продуктов.
     Как я понял, сегодня «едет» не весь состав экспедиции. Кто-то из членов экспедиции подъедет позже и это - в основном те, кто участвует в экспедиции уже не первый год и у кого достаточно веские причины для задержки (в основном, преподаватели, аспиранты, научные работники).
     В автобусе немало моих однокурсников. Толя Толстиков (он - будущий зоолог, будет заниматься орнитофауной озера Хубсугул, в частности, изучать колонии чаек - серебристой и озёрной; его руководитель - кандидат биологических наук Николай Георгиевич Скрябин).   Вика Васильева и Александр Шошин (будущие гидробиологи; Вика будет изучать хирономид озера, а Саша……  Был ли в этот год В.Васильков (?) И кто ещё из однокурсников в этот год был в экспедиции (?)

     Немного знаю Коршунова Николая (познакомились через Витю Бросова, они оба из Братска). Он - почвовед, на курс старше нас, также, как и я окончил в своё время рабфак; до этого отслужил «срочную» в ВМФ, на подводной лодке. Выглядел Николай старше своих лет, что ещё больше подчёркивало его суровость и уверенность в себе…

     Оказалось, что от байкальского посёлка Култук и до монгольского Турту (точнее, до базы нефтепродуктов, расположенной рядом с посёлком) постоянно курсируют наши бензовозы, перевозящие в МНР (по контракту, заключённому между нашими странами) бензин и дизельное топливо. Кроме бензовозов такие же рейсы осуществляют и скотовозы - специальные машины, оборудованные для перевозки из Монголии в Союз живого скота: овец, баранов, коров, лошадей. 
      Вот почему, имея заграничный паспорт (?) можно было на электричке добраться  из Иркутска до Култука и уже здесь, договорившись  с «водилой»  бензовоза или скотовоза, спокойно доехать почти до самой базы экспедиции. Было ясно - таким же образом мог быть проделан и обратный путь…
      Не исключался и собственный транспорт, на котором можно было доехать  не только до базы в Турту, но и совершать поездки на территории  Монголии. Именно так поступал Адольф Хрисанфович Филиппов - руководитель отряда метеорологов, «Жигулёнок»  которого  и в этот и в последующие  два года мы не раз видели на территории базы.
      Нас, териологов,  в автобусе всего двое  - Саша Тимошенко и я.  Нарцисс Исаевич перед поездкой объяснил нам, что сам он подъедет позже, но два «его» студента - охотоведа, Серёжа Брюханов и Валера Мысин, наши коллеги по териологической  группе - уже на базе в Турту.  И после приезда основного состава экспедиции, наша группа вместе с членами других отрядов (ботаников, почвоведов, метеорологов (?) ) будет «заброшена» на стационар «Баян-Гол», расположенный в полутора  десятках  километров от Турту, на южном склоне Мунку-Сардыка.  Там мы разбиваем лагерь, натягиваем палатки, мастерим «кухню», в общем, оборудуем всё «как надо» для постоянной и полноценной работы в условиях стационара.
     На первых порах, Валера и Сергей, как более опытные зоологи, участвовавшие вместе с Нарциссом Исаевичем в экспедиции прошлого года (в том числе и на «Баян-Голе»), постепенно введут нас в курс всех дел, связанных со спецификой и особенностями работы полевых зоологов.   
      Нарцисс Исаевич практически не проводил ненужных инструкций; как человек мудрый, он понимал, что заинтересованный человек рано или поздно сам «дойдёт» до сути вопроса, важно лишь дать ему правильные ориентиры.
      Единственное, что он повторил нам ещё раз перед поездкой, так это следующее: «…попытаться выяснить - когда мы уже приступим к работе - обитают ли там (на месте базирования) летучие мыши; попутно основной работе не забывать собирать  экземпляры разных видов  жужжелиц.  И главное - по поводу будущего зоологического материала - абсолютно ничего не выбрасывать и даже если животное плохой сохранности - «заформалинить» его…»


     Где-то недели за две до поездки (22 июня) в одном из разговоров с Нарциссом Исаевичем прозвучало, что неплохо бы мне - когда я буду уже в Монголии - вести что-то типа дневника и описывать хотя бы вкратце текущие события. Я, конечно, внял совету своего руководителя (и даже приобрёл специальную тетрадь для этого), но вот получится ли делать это каждый день - совсем не был уверен. Пока втянешься в походную «полевую» жизнь, пока организм адаптируется… Да и практически ежедневные рабочие  вояжи по горной местности будет «отнимать» у организма немало энергии, которая потребует  и своего восстановления в виде достаточного отдыха…
     Молодость - это время  активных насыщенных  действий; в часы же вечерних отдохновений  от дневных забот - общений  в лагере  или у костра.
      Поэтому, дневнику отводилось скромное  (по времени и по записям в нём) место…
   


          
     До границы с Монголией нам предстояло проехать более 
трёхсот километров.  Дорога от Иркутска до упомянутого уже посёлка Култук, носившая название Култукского тракта и протянувшаяся на 100 километров, была  мне немного знакома; по этой, сложной, извилистой, вьющейся среди леса и тайги, дороге  нам уже приходилось  проезжать не один раз.
      В самом Култуке дорога разветвлялась и наши машины свернули на северо-запад в направлении монгольской границы.  А вот эта дорога - от Култука и до приграничного посёлка Монды, расположенного в нескольких километрах (?) от монгольской границы - мне была совсем не знакома.
    Как оказалось, эта дорога проходила  по знаменитой Тункинской  долине и даже так и называлась - Тункинский тракт, соединявший Бурятскую АССР  с Монгольской Народной Республикой.
      По Тункинской долине протекал и Иркут, один из легендарных  притоков  нашей красавицы Ангары. До этого путешествия мне доводилось  наблюдать,  в общем-то,  спокойный и достаточно широкий  Иркут с его тёмной, насыщенной  частицами размываемых почв и  пород, водой. Но уже с середины Тунки и  на всём протяжении  нашего пути до Монд  (в тех местах, где тракт проходил совсем недалеко от реки или пересекал её) мы наблюдали  совсем другой  Иркут:  быстрый, порожистый, шумливый, с прозрачной чистейшей водой…  Это была уже  настоящая горная  река.



                (ФОТО   ГОРНОГО  ИРКУТА в Тунке)



     Очень скоро по правой стороне движения нашего автобуса мы заметили и цепь гор… Это были  горные отроги  Восточных  Саян, о которых  до этого я только читал или видел с телеэкрана. Какое-то время я, внимательно прильнувший к окну автобуса, только и смотрел на голубоватые склоны гор и их острые белые  пики. Даже на таком расстоянии горы  вызывали  какой-то древний, почти языческий  восторг своей  величественностью,  мощью,  несокрушимостью… Нет, они не подавляли,  наоборот, горы  наполняли  душу  каким-то мистическим уважением и даже гордостью.   Это были чувства, не совсем  понятные  мне, но чувства сильные и «высокие»…



                (ФОТО ВОСТОЧНЫХ САЯН по Тункинскому тракту)



    И какой разительный контраст я наблюдал, когда переводил взгляд на то, что делалось  человеком на земле.  Небольшие  деревеньки и посёлки, которые мы проезжали, отличались  какой-то единообразной  застройкой и крайней убогостью.   Строения  были представлены, в основном, небольшими одноэтажными  деревянными домишками, «срубленными»  часто не всегда добротно и качественно.  Во дворах  домов редко можно было заметить мотоцикл, ещё реже старенький «Москвич»  или «Бобик» (ГАЗ-69). Немало было скота: лошадей, коров, овец… Коровы и лошади  часто паслись  на больших луговых участках, расположенных и по окраинам и на значительном удалении от населённых пунктов. Все такие участки  были огорожены  длинными-длинными  изгородями.  Такие изгороди  я видел впервые; под очень тупым углом на небольшом расстоянии от концов  брёвен  вырубались небольшие выемки, на которые и укладывались другие  брёвна (кладка состояла в основном из «переплетения» трёх брёвен).  Полученная изгородь  чем-то напоминала  длинную ломаную линию…  Из-за своей простоты и оригинальности  конструкция изгороди  мне понравилась,  да  она, видимо, была и наиболее приемлемой и рациональной  для этих мест.



                (ФОТО ТАКОЙ ИЗГОРОДИ в Тунке)



     После почти целого дня езды  (во время движения мы несколько раз останавливались по разным поводам) нашим  руководителям  стало понятно, что до базы экспедиции сегодня мы уже не доберёмся.  Поэтому было принято  решение доехать до  Кырена  (достаточно крупного посёлка и, как оказалось, районного центра Тункинского района)  и переночевать там. Опыт предыдущих экспедиций, по рассказам наших, уже опытных путешественников, подсказывал - пограничники (и советские  и, главное - монгольские)  в вечернее время заниматься таможенными процедурами  не будут и лучше оставить всё это на следующий день. Вполне  возможно, что такие «ночёвки» в Кырене делались и во время экспедиционных заездов прошлых лет.
      Кырен мне не понравился и мы, не сговариваясь, сразу окрестили его «дырой»; может из-за мрачного и унылого вида самого посёлка, может из-за грязных ухабистых улочек или бездумной, «на авось» застройки… И лишь цепи заснеженных гор, круто вздымающихся  и как бы нависающих над Кыреном, своим изяществом линий и строгой суровой красотой  сглаживали  впечатление от серой поселковой реальности.
      В Кырене нас  разместили в каком-то старом  спортивном зале с кое-как складированными и выглядевшими  очень неряшливо  спортивными матами. В этом зале и на этих матах, как объяснила  Лиль Иванна,  нам и предстоит  «перекантоваться» этой ночью.
      Солнце «скрылось» и было уже темненько, когда мы - сварив какое-то подобие  чая и соорудив из захваченных с собой  дорожных  припасов  что-то типа  «общего котла»  -  наконец-то отужинали…
      Лиль Иванна после ужина провела короткий, но энергичный инструктаж, суть которого сводился  к нескольким правилам, простым и категоричным, как положения  «Строевого Устава».  Во-первых -  никакого распития спиртных напитков, во-вторых -  никаких ночных  «шараханий» по посёлку и в третьих - никаких стычек (это, видимо, для тех, кто всё же нарушит первое и второе правило…)  и драк с местной, особенно  пьяной,  молодёжью.  Злостным нарушителям  правил была обещана кара в виде «отлучения» от экспедиции и высылке  на «большую  землю» - Иркутск. Хотя это и было заявлено для всех присутствующих, было ясно, что в случае чего - санкции затронут, прежде всего, представителей студенческого корпуса.



  09 июля.

  После ночёвки в Кырене и утреннего недолгого завтрака, мы снова в пути. Задолго до  обеда (по расчётам Лиль Иванны)  мы должны проехать Монды  (последний «наш» посёлок, расположенный в приграничной территории) и приступить к обязательной  процедуре прохождения  таможенного контроля.
     Уже в Мондах можно было видеть всё великолепие  самых громадных горных массивов Восточного  Саяна.  Один из них (Мунку-Сардык)  и был тем горным узлом, на южном склоне которого (он являлся уже территорией Монголии)  мы и должны были вести свои исследования. Сейчас, глядя на эти (покрытые ледяным одеянием) крутые и кажущиеся  неприступными отроги  гор,  даже не верилось, что со стороны Монголии  склоны этих же гор  пологи и на их вершины можно подняться сравнительно легко и с меньшим напряжением сил.
     Завершив прохождение  пограничных процедур   (это оказалась достаточно долгая «песня»; пограничники выборочно проверяли  из заявленного списка некоторые отрядные ящики, которыми была забита наша грузовая машина), мы снова усаживаемся в автобус. До базы экспедиции и, соответственно, до Хубсугула  остаётся совсем немного - чуть больше двадцати километров. Хочется поскорее увидеть это чудо-озеро, о котором  я успел услышать  уже столько рассказов и историй…
      Какое-то время мы продолжаем движение по наезженной  (большей частью бензовозами и скотовозами)  остепнённой дороге. Но заканчиваются и степные места  и вот уже видны  ряды деревьев, которые трудно не узнать. Лиственницы… Но это не стройные высокие красавицы, встречающиеся в наших лесах… Деревья, которые мы наблюдаем - не высокие, с толстой, сильно растрескавшейся корой, часто с причудливо изогнутыми или сломанными ветвями и с не очень обильной   хвоей. Такое впечатление, что деревья ведут постоянную и тяжёлую схватку с грозным и сильным противником …
      Противник  этот - продолжительные  и очень суровые условия высокогорной зимы с их постоянным  бичом - ветрами.  И исход этой тяжёлой многолетней борьбы  - искорёженные,  со множеством обломанных ветвей  - лиственницы. 
      Лиственницы Прихубсугулья,  чем-то напоминают лиственницы,  растущие на побережье и склонах Байкала, которые также каждый год выдерживают  суровый  напор  природных стихий и также деформируются под их влиянием.
      Но, на мой взгляд,  здешние лиственницы всё же чем-то отличаются от «наших», байкальских; хотя по объяснениям ботаников это один и тот же вид - Larix sibirica Ledeb. - лиственница сибирская.  Но это уже дело ботаников и геоботаников  разобраться  в особенностях лесных и растительных сообществ  Прихубсугулья  и условиях их формирования и произрастания.


В 1973 году в сборнике «Природные условия и ресурсы Прихубсугулья»  (Труды Советско-Монгольской комплексной Хубсугульской экспедиции  Выпуск 2) -  статья В.И. Ивельской, А.А.Батраевой, Л.И.Малышева, М.В.Фроловой  «К характеристике лесной растительности южного Прихубсугулья".

В 1986 году в очередном сборнике «Природные условия и ресурсы Прихубсугулья»  - статья В.А.Барицкой, В.С.Кулагина, Ц.Жамсрана  «Геоботаническая и лесопатологическая характеристика лиственнничных лесов в бассейне реки Баянгол».


       По ходу движения автобуса  иногда  замечаю сгоревшие остовы лиственниц; немало и пеньков от деревьев, спиленных  кем-то  для своих нужд.  Заключаю, что недалеко уже и Турту - монгольский посёлок;  вряд ли местные жители будут рубить деревья за «тридевять земель»…
     И хотя проехали мы не так уж и много от пограничной полосы  - понимаешь - это другая страна. Чем это вызвано - пока непонятно, мы не встретили на пути ничего, что явно говорило бы об этом… И тем не менее -  ощущение это достаточно стойкое… Мне почему-то кажется, что мы «попали» в «область», где ритм течения жизни  уже «свой», несмотря на всю похожесть природных условий. Причём, позже, когда мы встречали и местных жителей, ощущение это…, нет, не усилилось, а скорее, приобрело  какую-то  новую форму…  Я очень ясно ощутил (не знаю каким из органов своих чувств), что своим «вторжением»  (пусть и достаточно «деликатным») мы вносим  некую дисгармонию  в незримый, отлаженный и сбалансированный веками,  союз  этой  земли  и людей,  живущих  на ней…   
     Хубсугул  открылся  как-то неожиданно… Видимо, я заговорился с ботаниками и пропустил  этот момент. С высокого холма озеро прекрасно просматривается.  Хубсугул  не менее грандиозен  и величественен чем Байкал, несмотря на свои не очень большие размеры и глубину.  Воистину, как и Байкал, который можно сравнить лишь с царём драгоценностей  - алмазом,   Хубсугул,  хотя и  меньший по «каратности»,  несомненно, алмаз,  чарующий и завораживающий,  с глубоким   холодным  блеском,  на солнце «исторгающий»  из себя мириады искрящихся разноцветных лучиков…


        (Описание базы и история этого здания)


     Машины въезжают на территорию базы экспедиции.
     Первое, на что сразу обращаешь внимание - это солидное по размерам (по меркам  посёлка, конечно) «белое» здание.   Кажется, что это - два дома, торцами стоящих впритык  друг к другу (на лицевой стороне  здания я насчитал восемь окон). Дом не новый, но крепкий; он  - деревянный, одноэтажный  (под классической железной крышей) с двумя небольшими дощатыми  пристроями  по торцам. Мне этот дом напомнил дома в Маритуе, где  после первого курса у нас проходила летняя студенческая практика. «Рубили» этот дом явно  не монголы, скорее всего - какие-то русские поселенцы…
      Оказывается, я был не так уж и далёк от истины…  Посёлок был основан не местным монгольским населением, а русскими первопроходцами ещё в ……. (?)   

   
      Многие деревянные  дома  в Турту стоят недалеко от самой воды…


Наружная часть дома оштукатурена, вернее, качественно обмазана и затёрта глиной и тщательно побелена. Эта побелка и придаёт зданию «нарядный» белый цвет.
      Дом  расположен  удачно, с одной  стороны  прикрыт высоким пригорком  (защитой  от мощных и резких горных ветров), а с другой стороны метрах в ста - берег сказочно красивого озера. Фасадная часть территории базы огорожена низким штакетниковым забором; вдоль здания  растёт несколько лиственниц, но лишь одна из них (та, что в центре) - высокая и раскидистая, остальные - невысокие и чахловатые …   
      Калитка и двустворчатые  деревянные ворота из крупного штакетника расположены недалеко от правой пристройки. Весь задний двор базы (он весьма и весьма приличных размеров)  огорожен  высоким забором из сетки-рабицы и просматривается весь насквозь. На  заднем дворе  - несколько разного рода построек, большая поленница лиственничных дров и вверху, справа, почти на границе базы - дощатый туалет.
      На торцевых  пристроях  здания прибиты  две средних по  размеров таблицы (один с текстом на русском, другой на монгольском языках), после ознакомления с которыми, понимаешь - вот она, эта «знаменитая» экспедиционная база в Турту.   


 
 
База  Советско-Монгольской комплексной Прихубсугульской
экспедиции в п. Турту (МНР)
                Фотография  Н.И.Литвинова (?)


     Но, конечно, и база и всё остальное - это потом…. Сейчас все чувства во власти лишь одного «владыки» - озера, завораживающего своей божественной красотой …
      Хубсугул…  Я - на берегу Хубсугула…  Медленно набираю в ладошки чистейшую и  холодную, как лёд, воду, неторопливо,  небольшими глотками, смакую её … Что же, здравствуй, батюшка - Хубсугул,  вот я и добрался до тебя…
      Как приятно, завернув штанины и сняв обувь, побродить по прибрежной отмели Хубсугула  - ощутив  энергию холода этого древнейшего из озёр Азии.
      А какой необыкновенный запах у этого озера.  Запах Хубсугула  напоминает запах  Байкала, особый запах, в котором  и пряный привкус его глубин  и терпкость его мощных вод …
      Над нашими головами - крича резко и оглушающе  - носятся десятки чаек, выделывая при этом умопомрачительные пируэты …  Кажется, что птицы совершенно не боятся людей и даже игнорируют их, отдаваясь только полёту и крича о непередаваемых чувствах, которые они  испытывают при этом.
     Но и этому «шабашу» птиц совсем скоро нашлось объяснение … Недавно на «Прогрессе» с озера вернулись ихтиологи, которые снимали очередные  контрольные сети с попавшей в них рыбой - основным материалом ихтиологов.
     Запах сетей - снятых только что - невозможно спутать ни с чем, это запах иного мира и иной жизни,  он своеобразен и неповторим… И чайки, видимо, уловив  и этот запах и, самое главное, своим острейшим зрением  высмотрев то, что было в сетях и пришли в такое невообразимое возбуждение…

     В общем-то, такое поведение серебристых чаек я не раз  наблюдал и на Байкале, весной, во время подлёдного лова омуля. Над нашей «камчаткой*» часто пролетали и кричали чайки, даже и не кричали, а так, «интеллигентно» переговаривались между собой, что не мешало им, впрочем, коситься на нас (вдруг кто-то поймает рыбью мелочь  и отбросит её подальше от лунки…). 
     Но такие «светопредставления»  (свидетелем которого я был здесь, в Турту)  на Байкале случались лишь под вечер, когда рыбаки начинали чистить добытых  омулей  и все потроха оставлять на льду, недалеко от берега. Стоило рыбакам отойти на незначительное расстояние… -  что тут начиналось … Всем скопом, с жуткими, «режущими по живому»  криками, долбая друг друга, чайки, заглотив в момент все рыбьи очистки,  уже устремлялись к очередной, оставленной  на льду, кучке рыбьих потрохов. Эта «вакханалия» заканчивалась лишь тогда, когда весь омуль  дневного улова  (а у кого-то и нескольких дней) был рыбаками очищен от кишок и убран в надёжное место…
     Чайки мне нравились, нравились своей грациозностью, неповторимостью  своего белоснежного оперения,  всегда чистого и опрятного…А  как захватывающе красив  был их полёт  в сильнейший, «сдувающий  с ног», ветер…
      Интересно было наблюдать и за «парочками» чаек в солнечный  тихий день, когда рыба не «подходила» и  изредка ловились лишь «ширки» - байкальские бычки. Чайки в это время  не активничали, а располагались на льду, метрах  в 20-30  от «камчатки», в основном парами и, «общаясь»  - негромко «гегекали»…  Самцы были покрупнее самок и, главное, не такие боязливые  и осторожные.  Когда кто-то из рыбаков вылавливал очередную «ширку», то бросал её в сторону чаек, из которых всегда несколько штук взлетало  за ней… Взлетали, в основном, самцы; они, в отличие от самок, не так остерегались рыбаков и могли подлететь за рыбой на достаточно близкое от них расстояние.
     А дальше начиналось целое представление…Когда один из самцов  хватал  клювом эту «ширку», он неторопливо, как будто делая «круг почёта», летел к своей «второй» половине. Не долетев до неё метра четыре и приземлившись, он, с зажатой в клюве рыбкой, «гегекая» и переваливаясь с лапы на лапу, неторопливо семенил к ней. Она, как будто встрепенувшись от вида самца с пищей, спешащего к ней, тоже «гегекая», начинала движение в его сторону.  Почти всегда развязка этого «любовного кормления» была стандартной: рыбка  перекочёвывала из одного клюва в другой и благополучно проглатывалась. Наградой  «кормильцу и добытчику» служило более нежное и благозвучное «гегеканье» подруги…
     Но случался и другой поворот в отношениях между парочкой… Именно его то и ждали все мы на «камчатке», скучающие  и утомлённые бездельем (в отсутствие подхода омуля).  Точно так же, самец и самка серебристых чаек, «гегекая», начинали сближаться, но, не доходя до самки полметра, самец вскидывал клюв вверх и моментально проглатывал «ширку». Самка, обескураженная таким наглым поступком своего «любимого», гневно вереща, начинала клювом отвешивать ему изрядные порции «затрещин»… Он же, продолжал  и вести себя и «гегекать» так, как будто и не произошло ровным счётом ничего и это всё абсолютно естественно… Все рыбаки на «камчатке», кто наблюдал за действиями парочки, разражались таким смехом, что даже пугали расположившихся возле «камчатки» чаек, которые,  недовольно «покрикивая»,  отлетали подальше. Нам же  действительно было и весело и смешно,  нечаянная «драма» из жизни серебристых чаек всколыхнула и взбодрила  нас, начинавших уже «засыпать» над «неподвижными » лунками…

      Возле  моторки  (на дне которой  и лежат несколько снятых сетей с ещё не выбранной из них рыбой)  уже «вертятся» несколько «монголят»  неопределённого возраста… Одни из них одеты  в старенькие, часто не по росту, засаленные и заштопанные национальные халаты (дэли), другие - в самые разные по цвету и  форме рубашки и брюки;  лица их, почти чёрные  от ежедневного многочасового пребывания на солнце,  «залиты» белозубыми улыбками… Их глазёнки с интересом  рассматривают и нас и лодку и снятые сети и, особенно, только что  выловленную рыбу. Улыбаясь и шумно переговариваясь  между собой,  ребятишки  часто «тыкали»  руками в сторону  рыбы,  и  не то  спрашивая, не то  утверждая  что-то,  часто повторяли:  «загас» (по-монгольски  - рыба)  и  «балеган» (хариус)…
      Помогаю  ихтиологам выбирать рыбу из сетей, а  где необходимо,  сразу и  распутывать их… Попавшая в сети рыба - исключительно  хариус, но весьма  своеобразный… Он - тёмный, почти чёрного цвета (особенно спинки) и  мелковатый (сантиметров 20 - 25). Такого чёрного хариуса раньше мне не приходилось видеть,  хотя  я и знал от наших ихтиологов, что обитающий на Байкале сибирский хариус (Thymallus  arcticus  Pall.)  бывает  не только  обычного светлого цвета, но и тёмного…
      Я тогда подумал ещё, что это, наверное, какой-то особый вид хариуса, обитающий  лишь на Хубсугуле  и в других  высокогорных озёрах  Монголии.


                (ФОТО  ХАРИУСА  С «ЗАГАРОМ»)




     Оказалось, что проблема о систематическом «статусе» хубсугульского  хариуса  была  достаточно запутанной. Проблеме  этой уже немало десятков  лет и за это время она  решалась многими учёными-ихтиологами, в том числе и такими именитыми, как Л.С.Берг и  В.Ч.Дорогостайский,  но окончательно  не решена и до сегодняшнего  дня.
      Некоторые  ихтиологи  (А.Н.Световидов, Л.С.Берг) считали хариуса  Хубсугула  самостоятельным видом - хариусом  косогольским  (Thymallus  nigrescens Dor.),  другие (В.Ч.Дорогостайский) выделяли его в особый подвид сибирского хариуса:  хариус сибирский  «с загаром»  (Thymallus  arcticus  nigrescens Dor.);   ряд же исследователей (А.А.Томилов, А.Дашидоржи, М.Бадамбямбаа)  считали, что в озере обитают оба эти  вида хариусов:  сибирский  (Thymallus arcticus Pall.) и косогольский  (Thymallus  nigrescens  Dor.).
      Пока этот вопрос не нашёл окончательного разрешения  большинство  ихтиологов  всё же склонны считать  хариуса озера Хубсугул одним из подвидов сибирского хариуса (Thymallus  arcticus  nigrescens Dor.) - хариус сибирский «с загаром».
      Работа ихтиологов  экспедиции на Хубсугуле  складывается  вполне  успешно. За прошедшие годы  ими обработано  большое количество ихтиологического материала, в том числе и по хариусу.  Поэтому они уверены, что немало сложных и «запутанных» проблем,  касающихся ихтиофауны озера и его притоков, в недалёком будущем  будет  успешно решено. Тем более, что ихтиологический отряд  двух университетов - один из самых представительных в экспедиции, имеющий в своём составе опытных и квалифицированных учёных.
    За общим обедом  (обедали, кстати, ухой из хариуса «с загаром», выловленного утром и уже обработанного ихтиологами)  знакомимся с нашими коллегами - териологами, с которыми нам и предстоит работать в этот сезон. Они оба из иркутского сельхозинститута, окончили в этом году (как и я)  второй курс охотфака: Сергей Брюханов  и Валера Мысин.  Сергей - светловолосый «кудряш» невысокого роста, шустрый и заводной, с лукавинкой в глазах и улыбкой,  редко покидающей его лицо.  Валера - среднего роста, хорошо сложен, несуетлив и более сдержан в проявлениях эмоций, чем Сергей, но тоже часто улыбается… Чувствуется в них какая-то общая  «спайка», свойственная людям, жизнь которых связана с профессиональным  общением с природой, как, например, у геологов, путешественников…
     После обеда представители отрядов, получив у Лиль Иванны (?)  ключи от своих комнат и кладовых помещений, начинают проводить  осмотр и ревизию своего «скарба»,  готовясь  уже к новому полевому  сезону.
     У нашей группы, как и у многих в экспедиции, в этом помещении - «своя» небольшая кладовка, в которой ещё с прошлого сезона хранилось  имущество териологов:  палатки, лопаты, топоры, железные конуса в холщовых мешках, рюкзаки с плашками, брезентовые плащи, телогрейки,  и, в общем, ещё много  кое-чего, что так необходимо  и востребовано в «поле». В одном из углов кладовки  стоял «Нептун» - подвесной двигатель для моторной лодки, почти новый, эксплуатировавшийся (как объяснили Сергей с Валерой) только прошлый сезон; рядом  - два лодочных двадцатилитровых бензиновых бачка, канистра, запасной винт и небольшая кучка запчастей для мотора…
      
      По «команде» Лиль Иванны перегружаем из ГАЗ-66 все ящики и мешки с продуктами (которые  «приехали с нами» из Иркутска) в продуктовый  склад, расположенный в одном из помещений дома. Я так понимаю, что и сегодня и в последующие разы (когда мы будем посещать базу экспедиции) продукты  будут выдаваться по распоряжению Лиль Иванны и нашего  завхоза - Юрия Георгиевича Воробьёва, бывшего лётчика (майора)  в отставке.
      Сейчас они, вместе с Лиль Ивановной,  активно руководят этим  процессом, так как  кроме складирования  продуктов  часть их приходится уже и выдавать…

     Итак, расклад, получается,  в общем-то, не сложный… Сегодня мы  «забрасываемся » на стационар и всю светлую половину дня посвящаем обустройству  лагеря.  Участников экспедиции, кто будет работать на  стационаре «Баян-Гол»  (вместе с оборудованием, личными вещами  и полученными  продуктами)  «добросит»  туда  ГАЗ -66, который  сопровождал нас из Иркутска.



                (ФОТО  ГАЗ – 66)



     Сотрудники отрядов  (ихтиологов, гидробиологов, гидрохимиков, гидрологов (?)), работа которых  связана непосредственно с озером  и которые будут проживать на базе экспедиции, начинают  выгружать  из грузовика ящики со своим оборудованием. 
      Мы же с Шурой, напротив, догружаем машину имуществом из кладовки, которое будет  необходимо нам для работы на стационаре. Заодно, помогаем погрузить в автомобиль  и имущество «баян-гольских» отрядов, в составе которых большинство женщин. Это - ботаники, геоботаники, метеорологи и  почвенный отряд (?).
     Валера и Сергей заняты другим делом.  Их задача - перегнать поближе к устью реки Баян-Гол «нашу» лодку  («Прогресс-2»).  Они занимаются этим, как уже  «знающие» и лодку и двигатель и маршрут, которым не раз «ходили»  в прошлом году. После «затаскивания» лодки на берег, Сергей и Валера  всё, что можно (самое главное - баки с бензином), сложат в носовой отсек «Прогресса», установят на лодку  тент и затем от озера пешком «поднимутся » до стационара. «А как же лодка?»:  - почти одновременно «вырывается» у нас с Александром. Парни объясняют, что за оставленную на берегу лодку можно быть абсолютно спокойным: территория эта достаточно пустынна, местные монголы не имеют личного водного транспорта и самое главное - они не склонны брать чужое  (в прошлом году из оставляемой на берегу лодки ни разу ничего не пропало …).
     Ну, да, конечно…  Начиная с империи Чингис-хана монголы  долгое время руководствовались так называемой  Яссой - сводом правил и уложений, достаточно суровыми и жёсткими, так как наказанием за многие прегрешения было лишь одно - смертная казнь. За многие виды воровства  также полагалась  смертная казнь. Видимо, за сотни лет эти правила-законы, передаваемые из поколения в поколения,  закрепились у этих степных народов чуть ли не на генном уровне.  Вот почему большинством  населения (исключая разве что крупные города)  эти правила соблюдаются  до сих пор…
 
     Вот и река, по названию которой  и назван  наш стационар…Здесь, в долине, перед тем как слиться с Хубсугулом,  Баян-Гол  замедляется и разливается, что и позволяет нашему   ГАЗ-66  осторожно  перебраться через  реку и затем, повернув направо, двигаться вверх, к виднеющейся  вдали  кромке леса. Дорога еле заметна, похоже, что с прошлого года  автомобильный транспорт не нарушал её «покой».  Проезжая  высокогорный участок степи, часто слышим характерный  пересвист жителей открытых солнечных пространств - сусликов… Скоро замечаем и их самих, стоящих в своих характерных позах - «столбиком» или стремительно несущихся к «спасительным» норкам, работая при этом длинным хвостом,  как настоящим «рулём».
     Справа, на возвышенном степном участке - монгольская юрта, возле неё, на привязи лошадь, а ближе к  Баян-Голу - стадо пасущихся овец…
      Какое-то время мы движемся  по этому участку высокогорной степи.  Но вот, преодолев и его, достигаем первых, пока ещё редких  деревьев. Подлеска практически нет, сами деревья располагаются  на некотором  удалении друг от друга,  поэтому лес просматривается на значительном расстоянии.  Это лесостепь - переходная зона между степью и настоящим лесом...
      Деревьев становится   всё больше и больше.  Начинается  зона  леса… Лиственничник, везде лиственничник.  Сплошное лиственничное царство…  Даже подлесок и тот представлен разными по высоте молодыми лиственницами. Воздух напоён тончайшим запахом  лиственничной смолы, которую невозможно спутать ни с каким другим.  Вываренная затвердевшая смола  лиственницы - «сера»  - настоящее  «жевательное»  лакомство  сибиряков и забайкальцев. У «серы» очень своеобразный  вкус  и аромат…  И, кроме того - это настоящая кладезь полезных веществ… Жевание «серы» способствует как механическому укреплению зубов и устранению остатков пищи,  так и очищению  полости  рта от значительной доли  патогенных микроорганизмов;  при длительном  же употреблении  «сера» -  профилактическое средство против ангины.
      У Евгения Евтушенко  в стихотворении «Родной сибирский говорок»   есть строки, где и он упоминает про этот дар сибирского  чудо-дерева:  «И вновь с чалдоночкой-луной в обнимку шепчется Вилюй  и лиственничною смолой тягуче пахнет поцелуй…»

      ГАЗ-66  продолжает  продвигаться  вглубь лиственничной тайги.  Иногда среди лиственничника неожиданно открываются  небольшие  просветы; это лесные полянки: чистые,  светлые, солнечные…  Лесная дорога  «набита» очень и очень слабо, местами она  петляет, это от того, что пологие участки  местности нередко чередуются  с возвышенными. В целом же, чем дальше мы продвигаемся, тем этот гигантский южный склон  Мунку-Сардыка  становится всё более крутым. Кое-где можно заметить и небольшие каменистые гряды.  Всё это говорит о том, что дальше сам рельеф местности станет неодолимой преградой даже для машин-вездеходов, поэтому скоро мы должны достичь цели нашего путешествия.
     Полянка и небольшой  обрывистый пригорок, наверху которого одинокая   лиственница,  раздвоенная в форме большущей  латинской буквы V.  Машина с усилием движется вверх, оставляя  этот пригорок слева; ещё немного и…, кажется, всё… Автомобиль, сделав небольшой разворот, останавливается.  Мы на месте…
    Для тех участников экспедиции, кто работал  на этом стационаре в предыдущий  год, всё здесь кажется  уже знакомым.  Они с лёгкостью узнают те места, где стояли их палатки, где была оборудована летняя столовая, где горел костёр - любимое местечко  вечерних «посиделок»  «баянгольцев»…  Место (где мы сейчас находимся)  и на самом деле замечательное… Природа  как будто специально «предоставила»  нам один из своих, уютных и очень красивых уголков для  «своего»  наблюдения и изучения…
      Совсем рядом от нас - стремительный  Баян-Гол, воды  которого, скатываясь вниз,  создают  такой шум, что находясь на берегу  реки - невозможно разговаривать;  расслышать, что сказал собеседник, абсолютно невозможно,  можно только кричать…
     Множество камней самой разной величины, в том числе и громадных валунов, разбросанных  по всему руслу реки, дают представление о гигантской силе этой горного потока в моменты его наивысшей мощи…


 

Река  Баян-Гол в среднем  течении.
                (Фотография   Кулагина  В.С.)


     Машина разгружена, но водила  не уезжает, девчонки-метеорологи молоды  и симпатичны и он не прочь поболтать с ними и, конечно, «произвести» впечатление… Они же, ни мало не смущаясь, тут же «припахивают» его; он помогает им установить палатки и складировать метеорологическое оборудование. Кое-что из этого оборудования мы помогаем занести  на небольшой, но довольно крутой пригорок, на котором  почти ровная естественная площадка. На этой площадке и разместятся  метеорологические приборы, с помощью которых  и будут осуществляться все метеорологические наблюдения. Но всем этим девчонки будут заниматься завтра, сегодня же необходимо мало-мальски обустроить свой быт и разобраться с продуктами и, конечно, сварить «роскошный» ужин в честь нашего «заезда» на стационар.

     Решаем, что сначала мы (студенты мужского пола)  оборудуем летнюю столовую, восстановим очаг на том месте, где он был раньше, поставим продуктовую палатку и «стаскаем» в неё все коробки, ящики и мешки с продуктами;  лишь после этого будем заниматься собственным обустройством.  Те же из девчонок, которые  будут к этому времени более или менее свободны - начнут готовить…

     Правда, для кухонных дел у нас есть «специальный» человек, который в дальнейшем и будет заниматься этим.  Это Настя, наша «поварёшка», как моментально окрестил её «Тимоха»;  это название как-то сразу приклеилось к ней и между собой мы «величали» её только  так. Не знаю, зачем её направили к нам на стационар, скорее всего, что она напросилась сама…  Но то, что приготовление  еды было для неё делом второстепенным  и мало нравилось ей, стало заметно уже через несколько дней.  Гораздо больше её интересовали «отношения»  с парнями нашего стационара. Но  как то так получилось, что те из нас, что «нравились»  ей, были к ней абсолютно равнодушны или даже донимали её своими, завуалированными под тонкое обращение, насмешками (как всегда преуспел в этом «Тимоха»). 


 

Фотография  Насти - «поварёшки»
 (стационар «Баян-Гол»)  (1979год)
                (Фотография  Тимошенко А.Ф.)



      Скоро же, и поварская работа, в мало приспособленных для этого условиях (варить приходилось на костре, иногда, и под моросящим неприятным дождём или сильным ветром), основательно  разочаровала её.  В общем, у нас на «Баян-Голе» она не «прижилась».  Дней через десять, когда  к нам на стационар на УАЗ-469  довезли продукты  (или кого-то из людей)  из Турту,  Настя, «пошептавшись»  с шофёром  (весёлым и разбитным парнем, который  был совсем не  прочь поддаться обаянию её «чар»),  «улепетнула»  обратно на базу.


 

Шура Тимошенко и шофёр экспедиции
на стационаре «Баян-Гол»   (1979год)
                (Из фотографий  Тимошенко А.Ф.)



     Потом выяснилось, что  именно в 1979 году руководство экспедиции решило взять на сезонную работу несколько поварих. Но (как рассказала позже Лилия Ивановна) лучше бы они этого не делали.  Поварихи оказались достаточно своенравными, а в чём-то и «неуправляемыми».  Многие  (даже совсем не сложные в приготовлении)  блюда они отказывались готовить из-за нежелания делать это или неумения… Один раз дело дошло совсем до безобразного.  На просьбу Лилии Ивановны испечь блины, чтобы помянуть светлую память профессора Анударина  Дашидоржа  (вдохновителя  и первого  научного руководителя  Советско-Монгольской комплексной  Хубсугульской  экспедиции с монгольской стороны, скончавшегося  31 июня 1977 года)  поварихи закатили истерику и наотрез отказались делать это, объяснив, что это, якобы,  не входит в их обязанности.
      Поэтому, год 1979  оказался первым и единственным годом, когда поваров  нанимали «со стороны»;  все прочие годы сотрудники  экспедиции справлялись с этим делом сами…

      После неожиданного отъезда нашей «поварёшки»  все мы, успевшие за это время и лучше узнать друг друга и уже немного сдружившиеся, даже почувствовали  какое-то облегчение… И основной вопрос: «Кто же будет готовить?» -  решился нами очень быстро;  дежурить по кухне будем мы, студенты, одна девушка и юноша; дежурить будем по очереди.  Девушка будет готовить, а молодой человек помогать ей: обеспечивать дровами, следить за костром,  «носить» воду из Баян-Гола, кипятить воду для  мытья посуды, в общем, заниматься  подсобными  делами по кухне.
      Помощь преподавательского состава в деле приготовления «походных деликатесов»  не только не возбранялось,  но всячески  приветствовалось,  и не редко  возле  костра, у очага  можно было видеть не только дежурных  «рядового»  состава, но и некоторых членов  нашего замечательного «офицерского» корпуса  (преподавателей и аспирантов), вдохновенно  «колдующих»  над своими фирменными рецептами…
      
      Когда мы уже заканчивали  устанавливать  продуктовую палатку, подошли  Сергей с Валерой, благополучно перегнавшие лодку от Турту  до долины  реки  Баян-Гол.  Поэтому уже скоро мы занимались установкой своей палатки.  Ещё на базе мы решили, что будем спать все вместе и, соответственно, ставить одну большую палатку, благо, что шестиместная брезентовая палатка имелась у нашей группы. Для четверых человек места в палатке хватало «за глаза». Нарцисс Исаевич (когда приехал на «Баян-Гол»)  также не стал ставить отдельной палатки, а разместился вместе с нами.
       Место для нашей палатки мы решили выбрать немного ниже по реке от общего табора (метров на 70)  и в нескольких метрах от  Баян-Гола.  Берег здесь был не высок, но обрывист и весь в каменных валунах.  Что нас ещё подкупило - так это громадный плоский камень у берега, немного возвышающийся над речным потоком;  соскочив на него можно было спокойно умыться, почистить зубы, принять  солнечную ванну и…  насладиться  видом и шумом стремительно текущей рядом с тобой воды…
      Палатку поставили по «всей»  науке, вход её «смотрел» строго на юг, в сторону Хубсугула,  периметр палатки был окопан, а её  брезентовый  низ был надёжно закреплен большими камнями. Мы не просто поставили палатку, а сделали  в ней сплошной деревянный настил, загубив, правда, несколько десятков совсем молоденьких лиственниц… Четыре поперечных бревёшка для настила мы отпилили  от сухих лесин, найденных недалеко  от лагеря.  Поверх настила мы набросали ветки с хвоей от срубленных  для  настила лиственниц, перемежая их охапками  свежесорванной  запашистой травы.
      Недалеко от входа палатки соорудили ещё один очаг, вбив по бокам два толстых осиновых стояка и приколотив к ним поперечную перекладину;  периметр кострища основательно обложили  камнями.
      И, наконец, учитывая прошлогодний опыт и рекомендации  Сергея и Валеры, смастерили  полевую  «лабораторию».  Вбив в землю четыре  лиственничных стояка, сделали что-то  типа высокого стола с двумя  «столешницами» разными по высоте, где можно было пусть и не с комфортом,  но вполне удобно обработать  зоологический материал, причём, делать это могли сразу два человека, не особенно мешая друг другу. Над «лабораторией» был сооружён навес из тоненьких жердей и целлофановой плёнки, чтобы ненастная  погода не являлась помехой  будущей  работе. 



                (ФОТО  ЛАГЕРЯ ТЕРИОЛОГОВ)