Сага о Степанове-82. Буржуй и пролетарии

За окнами холодный зимний вечер, крепчает мороз.
Степанов сидит за столом в своём новом кабинете,
наскоро переделанном из процедурной медпункта,
на двери ещё висит двусмысленная табличка,
располагающая подчинённых к глупым шуткам.

Со сладким ужасом Степанов делает вид, что пишет.
Чёрные люди с длинными жилистыми руками
заходят в его директорский кабинет, рассаживаются,
осваиваются и начинают кашлять в огромные кулаки,
тихо переговариваться, разглядывать графики на стенах.

Наконец Степанов поднимает голову от бумаг,
с лёгким удивлением рассматривает лица пришедших —
мол, какого чёрта вас столько припёрлось и зачем,
поджимает губы и кивает заму по производству —
если все собрались, можно начинать сборище.

Неслыханное дело — он, новый директор завода,
соизволил принять работников кузнечного цеха,
того самого, куда бегут первым делом журналюги —
снимать раскалённые печи и жуткий грохот молота,
мерно придающего заготовкам нужную форму.

Событие равнозначно встрече чертей из ада с Богом —
кузнецы народ прожаренный, их лица черны и дики,
разговаривают они громко, потому как давно оглохли,
не боятся ничего на свете и считают себя кастой —
в кузнецы берут далеко не всякого, решает бригада.

Неделю назад Степанову надоело терпеть бардак,
процветающий в кузнечном цехе — воровать воруйте,
но зачем же раскурочивать автоматы на тех самых печах,
где выполняется основной производственный план?
Повадились красть платы по ночам какие-то сволочи.

Работяги всё видят, но молчат или хихикают —
начальство разберётся, купит новую плату для печи.
А новая медная плата мало того, что бешеных денег стоит,
так ещё и ехать за ней надо на другой конец страны.
Хорошо устроились — а зарплату нам вынь да положь.

Но Степанов — экономист, да ещё и Козерог по знаку.
Он разбил зарплату работников завода на две части,
одна треть — это голый тариф, а две трети — премия,
которую директор выплачивает по своему желанию.
Кузнецам объявлено — премии своей можете не ждать.

Те, конечно, поначалу сразу в крик — не имеете права!
Судиться будем, к царю пешком через всю Расею пойдём.
Степанов смеётся — попутного ветра в тухес вам, братцы!
У него большой опыт по части организации труда рабочих,
он начинал ещё при Советской власти, три завода прошёл.

Давеча тоже вот, решил прогуляться Степанов по цехам,
Зашёл к механикам, в пятый, а там весь народ в курилке,
в машинном зале работают всего-навсего два станка.
Почему так? А ему отвечают — мы-де спецы великие,
цену себе знаем, пусть новенькие простые болванки точат.

Промолчал Степанов, а в конце месяца пришли расчётки —
работавшим в тот самый день выплачено вдвое больше,
а курившим да в домино игравшим — в два раза меньше.
А если кому не нравится что-то — вот вам Бог, а вот порог!

Пошли обиженные в профсоюзы да по юристам разным,
а те грустят — какой директор хитрый у вас выискался,
всё у него по закону, нигде не подкопаешься — подкузьмил.
Что делать? Решили было кузнецы забастовать с горя,
а Степанов этому только рад — он новую бригаду нанимает,
в городе рабочей силы избыток, инженеры всех научат.
Как с таким воевать? У него в колоде по девять тузов!
Делать нечего, надо идти как-то договариваться…

Сидит Степанов и думает — пришло их человек двадцать,
а ну как вытащат сейчас из-за стола да врежут по сопатке?
Другой бы давно сдулся, но Степанов держится, играет,
варьирует голосом от крика до трагического шёпота —
завтра это всё пересказывать будут по всем кабинетам.

— Ша! Договоримся так, мужики, — говорит Степанов так,
что всем становится понятно — будет так, как скажет он.
Степанов излагает простое требование: — Уберите воров!
Не хочу знать, как и о чём вы с ними разговаривать будете,
но завтра на заводе их быть не должно, это всем понятно?

Просветлённые кузнецы начинают возбуждённо ругаться,
но Степанов встаёт из-за стола: — Хватит тут демократии!
Вы — пролетариат, гордость страны, лучшие люди завода!
А какая-то мразь дешёвая ваш коллектив говном мажет?
Либо уважать себя заставьте, либо говорить нам не о чем!

На следующее утро трое человек из бригады уволятся.
Деньги рабочим Степанов всенепременно и честно вернёт.
Больше в кузнечном цехе никакого воровства не будет.
Когда Степанова через год неожиданно арестуют,
кузнецы решат было идти выручать молодого директора,
но главный подстрекатель митингов Фридман отсоветует.

На суде через пару лет Фридман скажет странные слова,
которые останутся навсегда в протоколе,
прозвучав как награда и как пророчество:
— Ваша честь! Вы наказывайте их всех, конечно, если надо.
Может, подсудимые и вправду что-то такое совершили.
Но завод просит вернуть Степанова и Дегтярева обратно,
потому что нам без них скоро полная крышка придёт…


На фото - нынешние останки кузнечного цеха.