Его свет и моя боль

Я помню это так…

По крыше старого автобуса барабанил дождь. Не сильно, не настойчиво, а просто, словно от скуки. Время стояло какое-то неопределенное, а узнавать его желания не было, ведь тогда пришлось бы закатывать мокрый от дождя рукав плюшевого пальто или, что еще хуже, спрашивать у той скверной публики которая окружала меня. Нет уж, я не хочу знать сколько сейчас время - листва желтая, небо черное, дождь холодный, а асфальт сырой - можно предположить, что сейчас осень. Народу в метро мало, в автобусе от станции Дыбенко пять человек включая меня - значит  вечер. Бесчисленные сушишопы уже закрыты, а алкомаркеты нараспашку - уже поздно… Гранит остался позади, впереди панельная скука однотипных спальных пятиэтажек и вырастающих за ними многоэтажек. Пальцы так замерзли в мокрых карманах, что против моей воли теребили длинный, невнятного коричневого цвета шарф. Огромный как парус, пропитанный маминой любовью, дождем и запахом Lucky strike. Подпирая щекой грязное стекло, в наушниках слышу, как один классик рассказывает "как растут хоромы для гномов". Улыбаюсь, сколько бы лет не прошло, а я продолжаю любить этот альбом. Свет тускло мерцал, а двери грозились со скрипом отрезать мрак улицы, оставив меня и еще четверых в мнимом уюте на ходу разваливающегося чуда автопрома прошлого века. Погруженная в свое мысли и мрачное осеннее марево за окном, я мельком заметила, как в скрипящие двери просачивается тьма, она имела вполне реальные человеческие контуры, была полностью осязаема и оказалась шестым пассажиром. Автобус тронулся, а за запотевшим стеклом продолжил свой бег мир усталый и сонный. Сам район будто зевал и погружался в серую негу, тяжелую, как воды Невы и беспробудную, как алкоголизм соседа с девятого. На мгновение мысли о воде и алкоголизме встали на паузу и я почувствовала, как человек вошедший последним внимательно смотрит на меня, держа в руке фотоаппарат. Раздумывать мне тогда совершенно не хотелось, но хотелось узнать, кто скрывается по ту сторону объектива, поэтому я встала, и роняя на ходу капли с мокрого пальто, просто села рядом с шестым пассажиром.

-Вася. - тяну ему замерзшие пальцы.
-Кирилл.
-Почему Кирилл?
-А почему Вася?
-Васелиса.
-Прекрасная или премудрая?
-Ты сам-то как думаешь?
-Думаю, ни то ни другое. Ты не против?

И он показал пару снимков, которые сделал, пока я пялилась в окно.

-Нет.
-В тебе что-то спрятано. Боль сквозит во взгляде и тоска по чему-то утраченному.

-Так и есть. Я потеряла близкого человека и осталась один на один со своей депрессией.
-Я могу забрать твою боль.
-Что?
-Могу забрать. Если ты конечно этого хочешь.
-А есть те, кто не хочет?
-Есть. Они потом выходят из окна.
-Жаль их. У меня одногруппница так вышла. Больше я ее не видела. Пойдем.

Я просто взяла его за руку и повела домой. Было в этом человеке нечто особенное, словно внутренний свет, яркий и теплый, который просачивался наружу из под черного капюшона и длинного пальто, пытался найти отражение в этом мире, что бы рассыпать сотни солнечных лучей и спасти всех от тотальной депрессии. Он не прятал этот свет, но и не показывал, в глазах его блестел азарт, а руки, покрытые татуировками, вместо варежек, не выпускали фотоаппарат, хранивший в себе немало тайн.

-И как ты это сделаешь? - шурша мокрой листвой спросила я, пока мы пересекали двор.
-Просто сфотографирую.
-?
-А ты думала, я волшебник чтоль? - он рассмеялся.
-Но тут же должна быть какая-то магия, разве нет? О, или это сделка, а ты сам дьявол? Да, скорее всего, потому что никто в XXI веке в здравом уме не будет предлагать избавиться от боли. Кстати, какова цена?
-Цены нет - как тебе такая авантюра? - и он снова рассмеялся, легко и непринуждённо.
-М-да, и правда, авантюра.
-Твоя боль будет жить в  моих фотографиях, и больше не побеспокоит тебя, а я просто заберу их себе и когда-нибудь устрою выставку, посвященную портретам людей в трудный период жизни.
-Что ж, Кирилл, уговорил.

Я помню как мы говорили о всякой ерунде до самого рассвета. Иногда он фотографировал. Прямо на кухне, за столом, покрытым старой клеенкой, по которой были разбросаны лавандовые цветы и пепел, под одиноко болтающейся лампочкой и гул чайника на газовой плите. Ему было абсолютно не важно, что на мне огромный пушистый лиловый халат  и полосатые, связанные ещё бабулей носки. Мне кажется, если бы я сидела просто голой, он вел себя абсолютно также, потому что не оболочка интересовала его, а что под ней. Помню как утром, когда мы расставались, я крепко обняла его и поблагодарила за тот внутренний свет, которым он поделился со мной. Уже днем мне казалось, что всё это было не по-настоящему, что фотографа по имени Кирилл никогда не существовало в этом  мире - это я просто от скуки выдумала его и что-то рассказывала ему про свою жизнь… про травлю в школе и одногруппницу, решившую выйти в окно, про одиночество и покойную бабулю, чьи теплые носки я до сих пор ношу и в чьей маленькой квартирке на Тельмана я теперь живу… и про одиночество, и про соседа с 9го, про книги и музыку, путешествия, которых ещё не было, и которые еще будут, а потом боль души прошла и больше не возвращалась. Волшебство? Чертовщина? Нет, он просто выслушал меня и поделился своим светом, а я отдала ему свою боль и образ, который будет жить в сделанных им фотографиях.

Через месяц после нашей встречи я оставила бабулину квартиру добрым жильцам. У них был веселый пес,  им по 20 лет и они счастливы, потому что ждут малыша. Мне 28, я положила в сумку лиловый халат, полосатые носки и огромный коричневый шарф, купила билет до Мурманска, а оттуда в Териберку - всегда мечтала там побывать. Бросила работу, вскрыла сбережения и написала несколько рассказов - первый был о фотографе по имени Кирилл. Надеюсь, он когда нибудь его прочтет. Сейчас пишу на заказ и жду ответ от издательства, касательно сборника.

Спустя несколько долгих лет странствий я вернулась в квартирку на Тельмана. Молодая пара схоронила пса, растила ребенка и готовилась к разводу - квартира была им не нужна. Я поблагодарила их, они меня. Как-то октябрьским вечером, возвращаясь из центра, я также как и в прошлый раз подпирала щекой стекло автобуса. Он был новый, окно чистое, сиденья не рваные, а двери не скрипучие. Не знаю, ждала ли я встречи, но когда автобус тронулся, и в него не вошел человек в черном капюшоне и длинном пальто,  я немного огорчилась. В рекламном блоке, который крутили по тв в автобусе мой взгляд привлекла реклама - Фотовыставка "я заберу твою боль". Я улыбнулась, радуясь как ребенок тому вечеру, когда совершенно незнакомый человек предложил мне поверить в то, что волшебство в XXI веке ещё существует.

25.10.22