Дача

   Ирина повернула ключ в скважине, железные ворота, натужно лязгнув, распахнулись.

   Она обвела взглядом участок: раскисшая дорожка, островок оттаявшей земли, у забора кромка синего ноздреватого снега, бесприютные голые  ветви деревьев вздрагивают на холодном мартовском ветру, потемневшая от снега и дождя веранда их старой дачи в глубине участка.

   Ирина заперла ворота и двинулась к дому. Крыльцо заметно просело, доски отсырели, синяя краска облупилась, сиротливо билась на ветру какая-то забытая тряпка на бельевой веревке. Ирина отперла дверь и оказалась на закрытой веранде.

   Немытые подслеповатые окна, мертвенный спертый воздух заброшенного помещения,какие-то пакеты в углу, старая газовая плита покрыта слоем копоти.

  Ирина вошла в комнату, - она же гостиная и спальня. На нее дохнуло промозглым влажным холодом. Забытая чашка на столе, густой слой пыли на старом серванте, трюмо и комоде, - вся эта мебель когда-то переехала на дачу из дома ее родителей. Сиротливо смотрела печка с трещиной, уходящей вверх по коричневым плиткам.

   Ирина не была здесь два года после смерти мужа, не могла себя заставить переступить порог дачи, - так здесь все напоминало о нем.

   Эти два страшных года, она их почти не помнит...Она не видела ни зимы, ни весны, не заметила лето, пропустила осень.

   Непроницаемая глухая стена горя закрыла ее от всего мира. Ей с ее болью и отчаянием просто не было в нем места. Там где-то шла какая-то не понятная ей жизнь: все было как обычно, люди вели детей в школу, смеялись, ругались, делали покупки, смотрели телевизор, а ее накрыла беспросветная ночь, - в ней не было ни мыслей, н чувств, ни времени, ни надежды.

   Когда закончились первые, совершенно кошмарные месяцы с трясущимися руками и не открывающимися от слез глазами, нет, она не смогла взять себя в руки, она просто научилась скрывать свое состояние от окружающих, правда, с переменным успехом.

   От успокоительных во рту постоянно был  отвратительный, приторно-горький вкус, в голове тупость, в руках и ногах противная слабость, но это вялое апатичное состояние позволяло прожить день без истерики и слез.
   Она просыпалась утром, бросала в лицо пригоршню ледяной воды, глотала обжигающий кофе, ехала на работу, там что-то делала, двигаясь,как робот, кому-то что-то говорила, потом дорога домой, ужин, - что нашлось в холодильнике, съедалось без вкуса, автоматически, чай, душ, снова доза лекарств, и она забывалась мутным, тяжелым сном, который не освежал, не давал отдыха, после которого она вставала утром разбитой и вялой.

   Нет, были люди, которые искренне ей сочувствовали, пытались помочь, говорили ей, что надо отпустить, надо жить дальше, Ирина слушала, благодарила, но чувствовала, что последовать умным советам не может.

   Наташка, дочь, звонила, приходила, приглашала, Ирина была ей благодарна, но считала, что дочери не место в ее ледяной полночи, у нее своя жизнь, двадцать четыре года, живет отдельно, собирается замуж, кажется, счастлива со своим Вадимом.
   
    Ирина хотела остаться одна, ей уже стало уютно наедине со своим горем, она свыклась с ним, баюкала его, как ребенка, и иногда позволяла себе порыдать дома, покопаться в воспоминаниях, сладких и ранящих.

   Вот раннее летнее утро, в воздухе прохладная свежесть, они с Мишей на берегу пруда.Серебристые ветви ив купаются в безмятежной зеленоватой воде, косой прозрачный луч запутался в густой зелени молодых кленов. Миша  рыбачит, она сидит рядом, потягивая кофе, термос стоит на траве, она протягивает мужу стаканчик, он делает пару глотков: "Спасибо, радость," затягивается сигаретой.

   Весенний день, холодный, солнечный, ветреный. Они в Питере, гуляют по Стрелке Васильевского острова. Она не была здесь со школьных времен, а Миша знает и любит город. Она восхищенно крутит головой, а он оживленно что-то рассказывает, размахивает руками. Ослепительное солнце, ледяной ветер, замерзнув, они заходят в кафе.Ирина с наслаждением пьет горячий глинтвейн, а Миша, уверяя, что чертовски замерз, вдруг заказывает пиво. Они смеются.

   Познакомились они одиннадцать лет назад, Ирина только что выкарабкалась из безобразного тяжелого развода, одна воспитывала тринадцатилетнюю Наташку и о личном счастье даже не помышляла, твердо решив, что одной лучше и спокойнее. Через два года они тихо расписались и стали жить вместе, и Ирина в первый раз в жизни поняла, что она неприлично счастлива. Девять счастливых лет пролетели как один день. Все оборвалось в один миг.  Инсульт. Страшное, холодное, отдающее металлом и горечью слово. Инсульт оборвал жизнь Михаила и ее жизнь тоже.

   Зачем жить? Что впереди? Все лучшее в ее жизни уже было и закончилось, это ясно, ждать больше нечего. Остались только разноцветные осколки воспоминаний, которые она перебирает каждый день, драгоценные осколки с острыми краями, раздирающими в кровь незаживающую рану.

    Ирина подошла к большому, мутному от пыли зеркалу. Старая юбка в клетку свободно болталась на ней, стала велика. Ирина вздохнула, - так долго старалась похудеть, и ничего не получалось. Она не была толстой, но так хотелось хоть чуть-чуть походить на глянцевых див, худых и изящных.

   И вот после смерти мужа - минус восемь килограммов. Ничего не могла есть, желудок выкручивали сухие спазмы, давила тошнота.

   Ирина провела рукой по волосам. Раньше ее русые волосы были густыми и блестящими, предмет ее гордости. Теперь поседели и поредели, висели  тусклыми безжизненными прядями. Но утраченная красота волос ее не волновала, так же
как не радовала обретенная стройность

   Кому это все нужно? Ей точно нет. И ничего больше не нужно. Вон, совсем забросила дачу. А Миша мечтал сделать здесь хороший ремонт, привести в порядок веранду, выложить дорожки. А она... Ирине стало стыдно. Может, толку от нее и немного, но слегка прибраться надо, - эта запущенность просто наводит тоску.

  Ирина переоделась, надела "дачное", чтобы не испачкать одежду, поставила греть воду в большом тазу для варки варенья, и два часа собирала мусор, подметала, мыла, скребла.

   Устала, загудели ноги, но Ирина даже была рада этому, - монотонность уборки успокаивала, а усталость, может быть, даст шанс уснуть сегодня без снотворного.


   Времени осталось как раз, чтобы отдохнуть, перекусить и собираться на вечернюю электричку. Ирина проголодалась, достала термос с чаем и бутерброды с колбасой. Налила чай в большую зеленую кружку, накинула куртку, вышла на крыльцо.

   Сквозь пухлые серые облака просочился жемчужный отблеск, розовая полоса разлилась по горизонту. В воздухе стоял густой запах снега, влажного дерева, откуда-то тянуло сладким печным дымком. Ирина прихлебывала горячий чай с чабрецом, с аппетитом жевала колбасу с бородинским хлебом, и вдруг услышала слабое мяуканье, пригляделась: сквозь неплотно подогнанные доски забора пролез крошечный серый котенок, на неуклюжих еще ножках засеменил к ней, ткнулся в ноги, и , глядя пронзительными, младенчески - голубыми глазами, требовательно и отчаянно запищал.

    - Ты откуда взялся? Есть хочешь? На, - Ирина положила на ступеньки кусок колбасы.

    Котенок набросился на угощение, жадно ел, содрогаясь всем своим маленьким телом.

    - Ты как здесь выжил-то? В поселке зимой никто не живет, а тебе на вид месяца два-три.Что ты здесь ел? Еще ? Ну ешь, - Ирина отдала котенку остатки колбасы, он с аппетитом чавкал, она, посмеиваясь, ела хлеб с салатными листьями, запивая чаем.

   Наевшись, котенок ткнулся лбом Ирине в ноги и довольно заурчал. Она взяла теплое крошечное тельце на руки, погладила, котенок блаженно зажмурился и погрузился в сладкую дрему. Ирина сидела на крыльце, почесывала мягкую шерстку, допивала чай и с удивлением прислушивалась к забытому чувству покоя внутри.

   Она взглянула на часы: пора собираться, чтобы успеть на электричку, осторожно опустила на ступеньки своего заснувшего питомца, он недоуменно мяукнул.

  - Ну все, малыш, мне пора.

   Ирина быстро собралась, закрыла дверь и двинулась к воротам. Котенок резво побежал за ней. Заперев ворота, она почесала котенка за ушком:

   - Ну пока, котяра.


   Она шла по раскисшей дороге и думала: "Как он здесь выживет? Что будет есть? А собаки?"

   Обернулась - котенок сидел у ворот и смотрел ей в след. Ирина остановилась, что-то остро и тонко кольнуло в сердце. Она смотрела на котенка, он на нее. Она развернулась и бросилась к нему, подхватила на руки, сунула за пазуху:"Пойдем домой, малыш".

   Котенок закрыл глазки, прижался к ее груди, сладко замурчал.

   Ирина неторопливо шла по дороге, одной рукой придерживая невесомый груз за пазухой, и с удивлением чувствовала, что ледяной ком в сердце начал таять.

   Пронзительно звенели птичьи голоса, прозрачный луч предвечернего солнца позолотил верхушки старых берез, в воздухе пахло дымом, ветром, весной.