Твёрдо и ясно

Роман Шебалин
ТВЁРДО И ЯСНО




Ты вообще знаешь ли, она жива? Или твоя верёвка так и застряла на её шее – и ни туда, ни сюда? Ты слышал, как она кричала? Хорошо было шутить на реке, не так ли?

А верёвку-то бросил. Убежал. Ну а что теперь? Стыдно – ну и ОК. Страшно – дело твоё, гуляй, типа аутист, всё пох. Крик не слышал, потому что сбежал. Мы так понимаем, что ты на самом деле трус, не так ли?

Вот ты идёшь и тебе страшно. Тебя бьёт некая особая великолепно возбуждающая дрожь. Ты вынимаешь из кармана верёвку и накручиваешь её себе на пальцы правой руки. Что ты делаешь? Срочно распутывай, пока кто-нибудь не заметил. Человек с верёвкой на руке – может быть маньяком или просто обыкновенный психом, ага?
А ты не такой. Мы так думаем: тебе до сих пор неловко. Ты убежал от криков, бросил, бросил шею, верёвку – испугался. Что она кричала там – ведь не понимал, а теперь и вовсе – не вспомнишь.

Ладно, вспомнишь. Ну, распутывай уже, распутывай. Неловкое право – чувствовать себя на грани страха и желания. И нет никакой ясности. Распутывай же! Ты ещё должен проверить, взял ли беруши! Ты помнишь, как блевал прошлый раз? Сейчас с тобой та же верёвка? Ну вот, видишь, не повторяй ошибки, мы—то всё помним, а ты – можешь в последний момент передумать и сделать неверно.

Скажем, в среду. Ты успел порвать платье, но кофта тебя смутила – пуговицы так резко брызнули вам под ноги, кажется, испугались все. И ты убил сразу. И ничего не сделал. Вообще ничего. Тебе практически даже не понадобилась верёвка, только нож. Убежал, как тогда, на реке. Хорошо, что хоть беруши догадался вынуть и выбросить.

Ну и кто ты теперь после этого? Где твоё возбуждение? Где крики – для тебя, которых ты не слышишь? Конечно, ты боишься резких звуков. Конечно, там, на реке, эти мерзкие крики отчаяния смутили тебя – и ты тогда убежал в первый раз. Смутился, струсил. Ничего не увидел, верёвку бросил – и убежал.

И главное – она смеялась, ведь ты был жалок. Она стояла рядом и смеялась, глядя на то, как дрожали твои подростковые руки, когда всего—то надо было – дёрнуть за верёвку – и всё! Река! Веселье! Прекрасная одноклассница, волосы которой даже с расстояния 2 метров так дивно пахли почему—то сметаной и какой—то тиной или ряской. Она смеётся. А ты псих, ты маленький маньяк, ничтожество.

Ты бросаешь верёвку и убегаешь. Тебе вслед несутся сдавленные крики и смех. Но ты не слышишь смех. Кстати, мы так думаем, что крик важнее смеха. Смех проносится мимо – к чёрту неясный смех. Крик – иное дело. Крик это важно. Ты говоришь себе: дурак, надо было серьёзней дёргать за верёвку. В следующий раз – сделать крепко и ясно.

И река, и неудавшийся страх – ОК, бывает, вспоминается. Мы знаем, что порой надо пережить детские неудачи ещё и ещё раз, чтобы не бояться больше никогда, так?
Но почему ты теперь боишься криков? Ты берёшь с собой беруши – и думаешь, что изменил прошлое? Ты думаешь, что ты маньяк, потому что она сдохла там, на реке?! Маленький смешной маньяк закрывает гештальт, о да! Верно, теперь уже никто не смеётся. Но если она – ещё раз рассмеётся в лицо, теперь знаешь, что сделаешь с этим лицом!

Тихо, видишь, кто—то выходит из бара. Люди никогда не бывают случайными, тем более нужные люди. Ты неплохо подготовился, верно? Два шага из темноты в темноту. Ты умеешь, и теперь всё сделаешь правильно. Тебя знают и ищут за старое, но сейчас это не так важно.

Ты верёвку-то распутал с руки?

Мы так думаем, что это она и есть. Она отделилась от компании, это твой шанс. И причёска совсем не изменилась. Интересно, дивные волосы пахнут всё так же? Наверняка! Окликни её, всё равно – темно, она не узнает, а потом будет уже не важно.

— Эй!
— А кто… ой, привет! Как хорошо, что я тебя встретила, я тут то—сё выпила с друзьями, ну их нахрен… Я ж тебя со школы не видела!..
Нам кажется, ты сейчас неправильно испугался. Это не тот испуг. Спроси что-то, подойди ближе. Ты готовился. Ты репетировал, ты не боишься!
— Я рад, привет. Да, мы не общалсь…
— Потому что — ты псих и маленький маньяк!.. Эй?

Слушай, слушай, она говорит про тебя. Ты всё теперь понимаешь? Ты видишь, как оно обстоит? Она пришла сама. Она зовёт тебя. Где твои беруши?

— Ну, возьми меня под руку. Тут говорят, какой—то местный насильник завёлся, алкаш, наверное… Да лан, не бойся! Или опять сбежишь?..

Ага, вот оно! Вы у цели, ты всё теперь понял, верно?

— Как тогда, на реке!.. Ну, помнишь? Я потом твою дурацкую верёвку от той уточки типа час отматывала, тебя звала, а ты сбежал. Ты сейчас как-куда вообще?.. Проводи меня…

Но ты не сбежал. Мы же знаем: звала она, смеялась, кричала или крякала. Она ведь крякала? Ты точно это помнишь? Эй, слышишь?

— Так она не сдохла?! А я думал, что убил…
— Утка? Не знаю, улетела куда-то, да хер с ней с уткой, про себя расскажи.
Мы так думаем, что сейчас тебе стало очень сложно. Всё было бессмысленным. Поиски, репетиции, жертвы, верёвка. Верёвка не нужна. Верёвка не имела никакого смысла. Зачем вообще надо было помнить про какую-то дурацкую полупридушенную пять лет назад на реке утку?! Забудь про верёвку. Мы же твёрдо и ясно уверены, что ты сегодня взял с собой нож.
— Ну и что ты нашёл на моём лице? Что уставился?
— Пока просто смотрю. А ты можешь немного покрякать?





декабрь 2016