Нормальный

Роман Шебалин.
НОРМАЛЬНЫЙ


Ты снимаешь собачье дерьмо на детской площадке, выкладываешь в фейсбуке, тэги: #суки #мерзость #акакжедети! Тебя точно забанят.

Завтра, перед Сбербанком, наутро, идёшь проверяешь, лежит ли дерьмо, нет, кто-то убрал. Таджики? Не веришь. Ты сам мог убрать, почему ты это не сделал? ОК, сделаю завтра. Приготовил лопату. Положил рядом с окном. Будет дерьмо – закопаю.
Твои окна выходят на детскую площадку, завтра выходной, воскресную службу придётся пропустить, утром ждать, когда очередная сука насрёт – и вот тогда ты выйдешь раненько с лопатой и фотоаппаратом. Сфотать и закопать. Выложить с тэгами #суки #мерзость #акакжедети.

Вечер. Темнеет пока ещё рано, окна напротив включились, силуэты в окнах напротив отвлекают. Ты – усидчивый, чуткий, ты же эйчар, ты ждёшь. Но они отвлекают. Нет, ты не смотришь на них. Ты ждёшь, что какая-то сука насрёт в песочницу детям.
И вдруг эти, в окне, совсем без одежды. Как же так? Вот и качели с укором скрипят – раз-два, раз-два…

Их надо снимать, как то же дерьмо, выкладывать с тэгами: #суки #мерзость #акакжедети! Пусть банят.

Но разве это их остановит? Даже если ты запостишь это в Фейсбуке, такое дерьмо просто так не убрать! Только батюшка и поймёт. Надо уже рассказать, объяснить.
Как они здесь оказались? Как ты их раньше не замечал? Ах, да. Ты смотрел вниз, на дерьмо. Но кто бы мог знать, что дерьмо не только внизу, но и перед тобой?

Это имеет название. Ты его слышал, когда в школе над тобою смеялись, заперли в кабинке туалета, вытянули штаны и трусы снизу наружу, ты стучал кулаком и ломился. ****ь, стойте, эй, что вы творите такое, не надо! Дворник-таджик взломал дверь – и все увидели мерзость. Вот тогда было это слово. Вызвали мать. Она накажет. Сразу, из школы, не говоря ничего, берёт тебя за руку, ведёт в храм к отцу Анатолию. Ты благодарен маме за то, что она научила тебя молиться.
Да, это имеет название. Оно выговаривается плохо. Оно тебе не нравится. Ты ищешь оправдание этой мерзости выговаривания – и находишь. После расскажешь батюшке, на исповеди. Ты скажешь это слово, не запинаясь, так, чтобы отец Анатолий не догадался – как важно тебе теперь это.

Да, грешен. Видишь мерзость, чувствуешь мерзость, думаешь как мерзость. И она будет с тобой до конца, как с матерью ты. Любое дерьмо можно убрать. И сделают это не таджики, а ты.

Ты выключаешь свет вечером в своей комнате, распахиваешь окно. Тебе холодно, но
ты терпишь. Ты ждёшь. Ты видишь: в окне напротив, через площадку, они раздеваются снова.

Помнишь, ты спускался весной – красил качели, потому что нельзя видеть ржавчину. Детям нельзя видеть. Детям – только хорошее, радостное, доброе. Никакого дерьма.
Ржа, разъевшая балки качелей, ; зло. Ты убираешь ржавчину – так надо. Голые люди в окне – зло. Ты уберёшь их тоже. Но окно не закрасить краской. Ведь даже за закрашенным окном будут эти голые извращенцы делать то, что они делают, напротив детской площадки.

Эти голые – эксгибиционисты. Вот это слово. Плохое, недетское, злое. Которое не вяжется: со школой, с туалетом, с детской площадкой, с добрым двориком в тихом Измайлово. Грех видеть мерзость. Гордыня. Но видеть мерзость и соглашаться с ней – ещё больший грех, да? «Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого и злохитрого антихриста, близгрядущего, и укрой меня от сетей его в сокровенной пустыне Твоего спасения!..»

Ты вслушиваешься, качели скрипят: раз-два, раз-два. Нормальный мальчик вырос в нормальной семье, он ходит в нормальный храм, причащается, он крещён в вере нашей, православной, нормальной. И иной веры нет. Так говорила мама. Но, мама, что делать с мерзостью, когда ты так далеко? Отец Анатолий добрый, он отпевал, приехал в больницу всего за пять тысяч рублей. Больные кричали, эти суки всегда кричат. Да вколите им, ****ь, сульфазин! Я пришёл не за тем, чтобы закапывать ваше дерьмо, суки, я хороню свою мать!

Но они срут под окнами, пьют водку на детской площадке. А таджики даже это не могут убрать, зачем вы тогда здесь нужны? Выламывать двери в школьных туалетах? Кто качели выкрасит заново? Кто закопает дерьмо? Кто успокоит ребёнка, потерявшего ведёрко в песочнице? Не вы, но я. Кто примет на работу в Сбербанк нормальных людей? Кто их обучит? Кто их возьмёт в МПО, КБП, СПП, СОЧЛ, ВСОЧЛ, МСОЧЛ? Не вы, но я. Так зачем вы приехали в моё Измайлово? Зачем вы моей детской площадке? Чей пост с тэгами #суки #мерзость #акакжедети собрал 375 лайков? Не ваш, но мой. Вот и не надо. Я закопаю. «Избави мя, Господи, от обольщения богомерзкого…»

Это – новая ржа на качелях, надо покрасить и закопать. Точно. Ты спускаешься, ночью на детской площадке нет никого, но этаж можно вычислить. Дьявол хитёр, но ты будешь хитрее. Дворнику-таджику дверь не надо теперь ломать. Вера поможет. Пусть банят. Ты берёшь лопату с собой.

— Кто так поздно?
— Я снизу (внизу дерьмо, я пришёл из дерьма, закопать), вы нас заливаете, что вы такое творите? Не надо! Откройте!

Тебе открывают. Они успели немного одеться, но тебя им не обмануть. Тебе надо покрасить качели, ведёрко с краской открыть лопатой, где краска? Ты рубишь ведёрко, кромсаешь их на *** в поисках краски, мерзкая ржавчина будет закопана. Ты весь заляпался краской, фотоаппарату ****ец, плохо, накажут, забанят, мать берёт тебя за руку, ведёт в храм к отцу Анатолию. Такое видеть нельзя, не надо! Ты раздеваешься, теперь над тобой не подшутит никто. Это нужно запостить: #суки, #мерзость, #акакжедети!

Ты разделся. Теперь в краске лишь лопата и твои руки. Ты спускаешься обратно во двор. Ты будешь руками красить качели: раз-два, раз-два. Одежда осталась эксгибиционистам, грязная, она им нужнее. Поскольку нельзя доверять таджикам дерьмо, ты закопаешь всё сам, но надо сперва помолиться. Ты прислоняешь лопату к качелям, ложишься, голый, на землю. Ты – дерьмо. Ты сам себя закопаешь.




лето 2017 г.