Экс-ры VII 10 гл Банный день

Глава 10

Другой мир

Свиньи с чувством вины – тайный ключ – другой мир – Феликс – банный день

Банный день

После кошмарной ночи Чемякин выйдя осторожно за дверь, увидел неподалёку лежащего на спине медведя. Пасть его была раскрыта, а его длинный тёмный язык, вывалившись лежал на левом боку морды.

- Ребята, а косолапый вроде как издох, наглотавшись газов, -  сказал он.
- Надо Феликсу премию выписать, - сказал Кельдюшев.
- Гуси спасли Рим, а попугай спас нас, – сказал Чемякин. – Сегодня делаем днёвку, если зверь дуба занимаемся им, а вечером баня.
- В смысле если зверь дуба то первым к нему подходит охотник ну тот кто в него стрелял или хозяин того кто скукарекал шухер, - спросил посмеиваясь Лебедев.
- Как раз наоборот тот, кто тут до фига болтает, - откликнулся Палыч.
- Ну что охотники есть проверить мишку на живучесть, - спросил Чемякин.
- Надо кем-то жертвовать, кто у нас балласт, - сказал Кельдюшев.
- Я повар мной нельзя, передохните с голоду как крысы, - снисходительно сказал Палыч.

- Я командир, - сказал Чемякин.
- Командир самая бесполезная должность, только командует и нифига наделает, он должен туда идти, - сказал Лебедев.
- А ты что делаешь, толчёшься на одном месте, - сказал Чемякин.
- А какая у тебя нагрузка, бренчать на гитаре так это и я могу, - парировал Лебедев. - Ты попробуй медведя за хвостик дёрнуть, вот тогда я поверю, что ты настоящий командир!

Чемякин покачал головой, что означало, что все трусы и что придётся ему одному дёргать хвостик.
- И это называется, приехали отдыхать в отпуск, - уныло вздохнул Палыч, перебирая в кармане небольшие алмазы.
Чемякин прицелившись, бросил в медведя камень, но тот не пошевелился. Потом в него полетел новый камень уже побольше и снова медведь лежал, не подавая признаков жизни.
- Готов! - победно сказал Чемякин и стал приближаться к медведю.
Делал он это с таким видом, словно он такое проделывал каждый день. Приблизившись к лежащему медведю на тридцать метров, Чемякин задрожал в коленках и предпочёл забраться на всякий случай, на невысокую скалу, где бы вдруг очнувшийся медведь его не достал. Сверху было отлично видно как самого медведя, так и его окровавленную пасть.
- Эге, - подумал он. - Так я его резиновой пулей, что ли убил? Так вроде патроны были газовые, да как я мог укокошить его резиновой пулей, да и была ли пуля. А отчего тогда кровь  на языке?

Чемякин призадумался, и тут всё решила неизвестно, откуда взявшаяся росомаха. Чемякин постарался пригнуться и  спрятаться за каменный палец на скале. Наглая хищница подошла к лежащему хищнику покрутилась вокруг него и, сунувшись, было отхватить висящий язык, отскочила в сторону. Она стала чихать и тереться мордой о траву.
- Не понравился запах от попавших следов на слизистую от зарядов, - подумал Чемякин и продолжил следить за действиями росомахи.

Этот зверь был большим любителем что-нибудь нашкодить в отсутствие человека или устроить что-нибудь пакостное своим соседям. На этот раз росомаха попыталась оторвать от бока медведя свой кусок, но как не силилась ничего не могла сделать, а только вырвала несколько клоков шерсти и то ей помешала другая росомаха. Они сблизились и с урчанием стали ходить кругами явно не желая отдавать найденную добычу. Первая хищница невиданной яростью набросилась на вторую и после недолгой потасовки обратила её в позорное бегство. После чего стала рвать бок медведя, добираясь до мяса.
- Медведь готов, - крикнул сверху Чемякин своим друзьям, которые тоже следили за росомахой.

Хищница оскалилась на сидящего наверху скалы человека и, заверещав утробным голосом, поспешила сбежать по-хорошему.
Медведь, вдохнув значительную порцию нервнопаралитического газа в лёгкие, вероятно, задохнулся ими и умер. Конечно, можно было в него и не стрелять, сам бы ушёл, но уж больно наглым он оказался до помещения с людьми. Кто он людоед или просто захотевший узнать, кто в тереме живёт, кто его разберёт. А пропадающие каждый год туристы в окрестностях Конжаковского массива кто их здесь «хоронит»? Тут по идее и заблудится-то сложно. Повсюду просеки, тропы, дороги. Да сама гора как главный ориентир, что надо держаться рядом тут уж только идиот пойдёт от неё в другую сторону.

Свежевали медведя, быстро пока не грянул сильный ливень. Шкуру свернули рулоном и унесли находившийся рядом снежник, где её и закопали, завалив большими камнями. Тушу разрубили на несколько частей и унесли подальше от пещеры, разбросав в разных местах, чтобы мясо побыстрей, было съедено лесными жителями. Складывать в одно место не стали, чтобы не привлекать более крупного хищника держаться на одном месте и караулить пищу. Как и ожидалось, мясо было уничтожено за сутки. Кто его ел было неясно, но кости были обглоданы дочиста.

Избавившись от туши экспедиционеры на месте разделки медведя развели костёр, чтобы уничтожить в золе всю кровь хищника, чтобы не привлекать зверей её запахом. Работали быстро до седьмого пота как раз к бане. Костёр растянули по шире, чтобы уничтожить все запахи, после только подкладывали сырые берёзовые стволы, чтобы они тлели до образования берёзовых углей.

Баню решили ставить рядом с пещерой у лагеря, где напилили огромное количество метровых поленьев для нагрева печи каменки. К сожалению окатанных речных голышей, не оказалось, по природной причине пришлось собирать печь из тех камней, которые тут находились. Камни из курумника тоже вполне годились. Место выбрали удачное не на ветру в глубокой яме четыре на четыре метра, которую вероятно взрывами вырыли геологи для своей разведки. Печь сложили в углу, отступив от стены полметра, чтобы огонь прогревал камни равномерно. Высота печи составила метровую высоту, что вполне было достаточно, чтобы понежится часов пять к ряду ну и устроить постирушку.

Чтобы не устраивать балаган из плёнки и тента яма решила эту задачу в свою пользу, осталось только настелить на «крышу» берёзовые стволы для полиэтиленовой плёнки и тента. Для спуска вниз Палыч смастерил крепкую лестницу. Бултыхаться решили в яме под скалой, где глубина купели доходила до пупа низкорослого Палыча, этого вполне было достаточно, чтобы окунуться. Можно было просто облиться водой из ведра, предусмотрели и это. Осталось только подождать до вечера, чтобы дым от костра не был виден со стороны и приюта спасателей и со стороны Серебрянки -1, где располагался наблюдательный пункт военного патруля. И проверять, кто там жжёт костёр, на ночь, глядя, таких охотников всё равно бы не сыскалось. А дым с его запахом может мотаться, над горой в разные направления, поди, разбери, откуда его приносит.

Дрова для нагрева в вёдрах горячей воды заготовили заранее, чтобы не шарахаться по тёмному лесу. Тут же устроили всё для пары осветительных костров кроме костра для нагрева воды. За пихтой ходили далеко по восточному склону, рядом была только обыкновенная ель и для веника не годилась с её колючими иголками. Застелили скальный пол для мягкости хождения по нему и собрали в пучки пихтовые лапы для горячего массажа.  Для посиделок спустили в яму два двухметровых метровых  бревна и найденный плоский камень для стола, чтобы выпить-закусить после бани и постирушки.

Часам к шестнадцати всё было закончено и оставалось только ждать наступления вечера, но что значит ждать? Наши экспедиционеры были сделаны не из ливерной колбасы, что бы просто так просвистывать полезное время. Палыч отдавал по ходу приготовления праздничного ужина распоряжения, а остальные готовили всё, что он говорит. Перечислять все готовившиеся яства для пиршества только травить душу. Остановлюсь лишь на том, что водку пить не готовились, она была н/з для непредвиденного случая и все бутылки хранились в отдельном месте. Для выпивки был разведён спирт с ягодным соком и лимоном типа коктейль, пить через соломинку.
 
Палыч к тому же готовился удивить всех своей игрой на губной гармошке, не зря потратив, на это семь лет сознательной жизни в театре для взрослых в ДК РТИ. Что он туда ходит Палыч не распространялся, боясь насмешек. Просто вся его душа была в театре, куда он случайно попал с одним своим знакомым, да так и остался там. За это время он стал постоянным королём Лиром, Ноздрёвым, играл одно время батьку Махно, но художественный совет театра его зарубил – типа не бандитская морда была у Палыча, а он был трагиком. После чего он бросил театр и перешёл в оркестр «Русская гармошка» но иногда к нему приползали на коленях и били челом.
- Зашиваемся с королём, выручай!

И Палыч выручал, но только с королём. После нанесённой обиды в театре он перестал играть, а вскоре и сам художественный совет разогнали за необъективность и предвзятое мнение об актёрах. Палыча потом звали назад, но он упёрся, потому что за него в своё время руководители театра не впряглись, и в том, была его страшная месть. Другого короля Лира публика не принимала и скандалила скандируя.
- Палыча, Палыча.
- Верните Палыча на сцену гады!

А потом и сам спектакль сняли, без старого короля он не смотрелся. А Палыч играл на губной гармошке и был собой очень доволен. Слушать оркестр «Русская гармошка» ходили опять же из-за Палыча, который включал в перерывы маленькие сценки из спектаклей.

- О, дайте, дайте, мне свободу я свой позор сумею пережить…

Публика была в восторге.

Когда Чемякин сказал.
- Махмуд, поджигай!
Лебедев запалил берёзовую кору в печи каменке и рассовал остальную горящую кору между стоящими шалашом метровыми дровами вокруг печи. Огонь занялся быстро и вскоре охватил всю печь жарким пламенем. В ночное небо с низкой облачностью повалил кадящий от смолянистых сосновых и еловых дров дым.
Осветительные костры разжигать пока не спешили, а сидели под прикрытием скал от ветра у костра, для посиделок ожидая готовность нагрева печи каменки. Но воду в трёх банных вёдрах уже начали греть.

Камни печи каменки при полном безветрии в яме прогрелись достаточно быстро, осталось только собрать и выбросить оставшуюся золу и покрыть верх «потолка» плёнкой и тентом.

Раздевшись донага, мужики слезли вниз по лестнице и едва не задохнулись от палящего жара, так сильно грели раскалённые камни. Тогда Палыч предложил немного остудить печь, плеснув для начала сверху ковш кипятка для прогрева стен.
Мужики, не желая быть заживо сваренными, быстро вылезли наверх и подожгли один осветительный костёр. Палыч замешал тёплой воды и плеснул в открытое окно на печь каменку и тут же закрыл тент. Внизу ухнуло, потом поднялся под действием пара «потолок» надувшись куполом, и держался так минут пять до опускания. Палыч сделал так пару раз и, проверив баню на жар пригласил всех вниз.

Сидели, молча боясь, лишний раз пошевелиться. Жар продирал до косточек, подкрадываясь к бубенцам. Сидели на первый раз минут десять, после чего выскочили охладиться.
- Надо было часть ямы отгородить под тамбур, чтобы не выскакивать всякий раз наверх, - посетовал Чемякин.
- Ну, так надо всего лишь опустить часть тента вниз, и будет прихожая, - сказал Лебедев.
Так они и сделали.

Дальше было всё проще и всё как в обычных деревенских банях. Запаривание пихтовых лап, лёгкие брызги на тело, лёгкое прикосновение пихтового веника и сам процесс до томления в теле. Обливания холодной водой для контраста между холодом и жаром после пятого раза подобной процедуры полностью утратили чувства ощущения холодной воды. Вслед за этим появилась озорная беготня и прыжки через пылающие осветительные костры. Дальше пошли хождения по углям и принятия на грудь.
Выпив, экспедиционеры устроили хоровой концерт на всю катушку, услышанный в многоголосом эхе спасателями через распадок  второй Серебрянки.

Запалю я свечу, запалю…
Всё, что есть на Земле, подарю.
Всё я брошу под ноги тебе
Чтобы верила только ты мне.

Пока спишь для тебя поутру
Я  в саду все цветы оборву.
Пусть украсят тебя, пока спишь
Мой любимый и нежный малыш…

- Асса! – крикнул Палыч и начал носится вокруг кострища на манер жителей кавказских гор.
- Асса! Лезгинка! – подключился к нему Кельдюшев, выделывая энергичные па руками в разные стороны.
Лебедев барабанил на кастрюле, Чемякин подыгрывал гитару в такт  танцующим в пьяном угаре.
- Асса! – неслось над Серебрянским камнем.
Покрутив головами на своём южном отроге Серебрянского камня, спасатели так и не поняли, откуда доносится пение и дикие вопли, тщётно вглядываясь в темноту.

                Конец седьмой книги романа 

За некоторым исключением (фантастиш) рОман автобиографичен так что всё написанное правда с некоторым художественным налётом с чем согласны сами герои.