Ваня-коммунист

      Флотских политработников в советское время на кухнях ругать было принято. Да и как их было не ругать - этих «замполитов», «комсомольцев», «парторгов», «инструкторов» и «начпо»? Их было как грязи. Они мешали работать, путались под ногами будто камни. Всех доставали преданностью (преданность - это от слова предать?) к коммунистической партии, из которой, как показало время, в одночасье сбежали.
     Когда «руководящую и направляющую» запретили, эта опора государственной власти первая выскочила из нее, торопя:
     - Быстро-быстро выходим! Указ Президента надо выполнять! Мы же законопослушные граждане.
     - Куда вы? - спрашивали моряки заместителей командиров по политической части, когда те стали упаковывать чемоданы. - Кто же флотским семьям поможет в получении жилья? Кто будет распределять ковры, электромиксеры и чайники?
     - Нет! Нет! Не уговаривайте. Нужны народу. Будем учителями истории в деревне. Родина и призвание зовет!
     Говорили, что замполиты по ночам дома под подушкой тайком ели ватман и гуашью запивали. Некоторые специально себе пальцы чернилами мазали, чтобы все думали, что они много работает. От чрезмерного партийного мандража перед «верхами» могли в старопрежние времена мать родную продать. Может, это и было, а может, и нет. Судить не буду, но залепухи они откалывали коммунистические.
     В одной из флотских береговых баз заместитель по политической части, который думал одно, говорил другое, а делал третье, имел прозвище «Матросский папа». Рядом с ним не хотелось жить и постоянно возникало желание опохмелиться.
     Виктор Иванович был весь в словах, как рыба в чешуе. Мог по дурной инициативе отмочить такое, что потом личный состав неудержимо писался пузыристой соляной кислотой неделю от гомерического хохота.
     Это он придумал лозунг для наглядной агитации: «Наша воинская часть - частичка Советского Союза! Советский Союз - частичка нашей воинской части!» Вывесил этот транспарант на фасаде штаба, после чего даже политотдел ушел в патриотический транс.
     Однажды при подведении итогов предложил включить новый пункт в социалистические обязательства «Уменьшить употребление спиртных напитков на пятнадцать процентов», после чего командир не выдержал:
     - Витя! Какие пьянки? Ты совсем ёшкнулся?
     Все офицеры в части были люди как люди, а этот - как болт на блюде. Шла подготовка к выборам в Верховный совет СССР. Флот, накануне грандиозного политического действа стоял уже месяц в позе омара, приводя в порядок избирательные участки, скрупулезно выверяя избирательные списки, тренируясь бросать их в урну. Маразм крепчал!
     Командиры «до слез и соплей» инструктировали подчиненных по порядку голосования, политической бдительности и т.д. и т.п. «Боевая» задача у всех тогда была одна – хоть спрыгни с крыши штаба, но голосование с единогласным «Одобрям» должно закончиться через десять минут после начала с мгновенным докладом в политуправление флота.
     Витя - порождение директив, с тусклым взглядом уснувшей блохи, откалывает номер. В день этого бумагоизъявления встречает Адмирала, начальника политотдела рано утром за пять минут до начала голосования в одних носках с большого «бодуна».
     Для того чтобы реабилитироваться перед политотделом Папа в порядке инициативы решает обновить ненаглядную агитацию на строевом плацу. Ищет и находит среди матросов флотского Сурикова с простым незатейливым русским именем Абдуррахман.
     Матрос-художник, получив приказание нарисовать стенды, делает ответственный вид на безответственном лице. Берет палитру, ноги в руки, кисточки на плечо и спешит быстро-быстро выполнить ценное указание.
     Абдуррахман абдуррахманом, но парень булгарских просторов уже почти год на военном флоте. Смекалки и матросской находчивости у него уже хоть отбавляй. Через три дня стенды были готовы и сияли, как яйца у зубров, стоящих в парке напротив штаба Флота.
     Обаятельные лица на стендах у матросов, выполняющих бодрые строевые приемы с оружием, были - командира, начальника штаба и замполита! Личный состав смеялся так, что бетон на плацу стал плавиться, а стекла в окнах штаба покрылись матовой испариной, то есть простым русским матом.
     Резюме командира, когда ему доложили о проделанной «агитационной» работе замполита, было крылатым:
     - Сам дурень и плодит себе подобных!
В простой служивой среде были не только такие «инженеры человеческих душ». Были нормальные и порядочные, преданные социальной идее люди, которые по внутреннему убеждению разделяли заботы и боль ближних. Могли проявить к окружающим заботу, внимание и участие. Одним словом - бессребреники.
     Таким человеком в части был беспартийный начальник одного из подразделений, которого все звали только по имени отчеству - Иван Федорович или уважительно «Дядя Ваня».
Родом он был из донских станичных казаков. По виду походил на кряжистый кнехт, глубоко вбитый в палубу. Иван Федорович с открытым приятным русским лицом больших воинских званий и должностей на службе не достиг, но в делах был нетороплив, основателен и пользовался большим человеческим уважением. Не проходило ни одного партийного собрания, чтобы его туда не пригласили.
     Дядя Ваня часто выступал на собраниях и что интересно, в отличие от некоторых членов КПСС, словоблудием не страдал, воду в ступе не толок, всегда предлагал краткие конструктивные и прагматичные предложения. Был убежден, что делать добро людям – это дело святое. Воистину, как писал в свое время Александр Сергеевич Грибоедов - «Блажен, кто верует, тепло ему на свете!»
     Шло время. Авторитет Ивана Федоровича рос и укреплялся. Наверное, не удивительно, что на очередном открытом отчетно-перевыборном партийном собрании, где замполит в президиум умудрился заочно избрать весь состав Политбюро ЦК КПСС, люди предложили кандидатуру Ивана Федоровича в члены парткома:
     - Кто «за»? Принято единогласно! - зам, не задумываясь, бодро подвел итог голосования.
     У Дяди Вани началась партийная работа, которая ничем не отличалась оттого, что он и ранее делал. Вскоре секретарь парткома перевелся к новому месту службы. Встал вопрос - кого избирать на его место? Витюшка-Папа на очередном партийном собрании, опять не задумываясь предлагает:
     - Конечно же, всеми уважаемого Ивана Федоровича. Кого же еще? Других предложений не будет? Кто «за»? Выбрано единогласно!
     Подходит время партийной конференции флота. Проходит партийное собрание с выдвижением делегатов на партийный форум. Кого туда послать? У коммунистов с подачи замполита опять сомнений нет:
     - Только Ивана Федоровича!
     Выдвигают. Избирают. Посылают. Дядя Ваня едет на конференцию. Приезжает. Идет регистрироваться. Ему выдают красно-кумачовый мандат участника. Через некоторое время распорядители в фойе дома офицеров приглашают делегатов в конференц-зал.
     Народ из буфета нехотя начинает подтягиваться к залу. У дверей стоит молоденький лейтенант с красной повязкой дежурного на рукаве и со скучным лицом проверяет наличие у входящих мандаты. Наш Иван Федорович спокойно идет в зал с буклетами участника конференции. Активист ему:
     - Пожалуйста, предъявите ваш мандат и партийный билет.
     - А у меня партийного билета... нет! - спокойно заявляет Иван Федорович.
     - Дома забыли? - участливо спрашивает лейтенант, не придав большого значения словам солидного вида офицера. - Ничего, не беспокойтесь, сейчас все уладим. Пройдите, пожалуйста, к старшему, - и показывает рукой на седовласого капитана 1 ранга, по виду которого можно сказать, что он видел тех, кто видел Ленина.
     Капраз слегка подремывая у колонны за ученическим столиком, грезил об ордене «За службу Родине в Вооруженных Силах» и прикреплении его к адмиральскому пайковому столу. Старшой, встрепенувшись от партийных дрем, с революционным пафосом начинает воспитывать капитана 3 ранга:
     - Как же так, уважаемый товарищ! Едете на форум флотских коммунистов и забываете святая-святых, главный документ большевика - партийный билет! - словно конторщик похоронного бюро, закинув брови за уши, качает политрабочий головкой и продолжает. - Этот Ум, Честь и Совесть нашей эпохи! Разве так можно?
     Промывает современный Понтий Пилат мозги Дяде Ване через заднее проходное отверстие до самых гланд, так что у того начинается ломота в мозжечке. Воистину, каждый надувшийся презерватив мнит себя дирижаблем.
     Получив партийное половое удовлетворение, с язвинкой и иронией спрашивает Ивана Федоровича:
     - Ну и где это вы любезный его умудрились забыть? – и добавляет с милой иезуитской улыбкой и коммунистическим сарказмом. - Может у машки на ляжке? А?
     - У меня партбилета никогда... не было! - не споря, говорит Иван Федорович крылатые слова.
     - К-как… эт-то… н-не было? - политработник от неожиданности начинает даже непроизвольно заикаться.
     - Да я просто никогда коммунистом не был! – говорит Дядя Ваня простые, как правда слова.
     - Чтооо? - у каперанга тут же чуть не выпадает шелестящий геморрой.
     Политработник мог себе представить всё: кто-нибудь из присутствующих мог опоздать на партийную конференцию, приехать с «выхлопом» после пьянки или от души облевать гальюн флотского партактива. На худой конец не знать партийного гимна. Но чтобы на этот форум коммунистов мог «пробраться» не коммунист - этого он не мог сфантазировать даже в пьяном сне.
     - А как вы попали на конференцию? – не унимается «любопытный» капитан 1 ранга, хватаясь в душе за этот вопрос, как за последнюю соломинку.
     - Избрали в части. Послал замполит. Поехал. Теперь вот здесь!
     Матросский Папа от неожиданности и треволнений начинает бегать вокруг своей задницы. Он был убежден, что дядя Ваня был не только мастером военного дела, партийным активистом, передовиком социалистического соревнования, но и ветераном всего коммунистического движения в части. Ситуация, как на ХХII партсъезде, где каждый делегат, обсуждая культ личности Сталина должен был его в гробу побольнее укусить.
     Разборы были мучительно долгими, как при родах очередного партийного постановления. Членов партбюро перетаскали в политотдел по одному и передрали в лохмотья. Горелой человечиной пахло на всю часть еще с полгода. Больше досталось не причастным к этому делу людям.
     Замполита только пожурили на уровне начальника политотдела. В должности, как и полагается у политработников, оставили, с формулировкой: «Устранять замечания и работать над собой!», а у Ивана Федоровича появилось прозвище - «Ваня-коммунист».