До поры, до времени

   Утренний кашель деда похож на ночные крики совы. Эти звуки , - и те, и другие - успокаивают. Они позволяют надеяться на определённую незыблемость некоторых явлений этого мира. До поры, до времени, само собой...

   Негромкий скрип кровати, как седла, надёжное стремя правой самодельной туфли и вечный поиск куда-то ускользающей левой. Шарканье до раковины, где медный кран исторгает из гладкого семитского носа воду напополам с воздухом. Где-то по дороге труба стаяла немного, как весенний лёд, покрылась порами ржавчины, и дала течь.

«Ну, да ничего, хомут поставим, послужит ещё.» - Успокаивает сам себя дед.

   Спустя фырканье, которое прилагается обыкновенно к умовенью, становится слышно, как струя воды бьётся о дно чайника. Чай - это хорошо. Коричнево-красный, непременно холостой, вприкуску с кусочками колотого сахару.

   В негодование закипающей воды вмешивается посторонний металлический звук, - то о чугунный край газовой плиты острят тонкий, узкий ножик с заметно скрученным в стружку кончиком.

   Следующее за сим шумное жевание, прихлёбывание и стук непарных столовых приборов взывает приступ аппетита, но не напросишься же «на чай»!.. Хотя, наверняка плеснули бы доверху в чистый стакан, придвинули бы треснутое блюдце с единственным кусочком сыру...

   После чаю слышна нехитрая возня подле раковины. Там в черёд моются и укладываются как бы сами собой, подпирая сытые бока чугунка, картошка, морковь и свёкла. Весьма вероятно, что на обед будет винегрет, вчера была жареная картошка, позавчера - «шти».

   По пыхтению в коридоре делается понятно, что скоро ключ, верно сложив головоломку замка, отопрёт дверь, и частым эхом парадной поприветствует стук  трости деда об изразцовый пол. А ввечеру - всё тот же неизменный стакан чаю и шуршание газетами с ручкой в руках.

...Дед не производил впечатление военного человека, но, как оказалось, был им. Всю жизнь.

   Молчание про свою судьбу он предпочёл лжи о ней. Вот только... ощутить тяжесть Ордена Красной Звезды, полученного им в сорок пятом году и  Ордена Красного Знамени в сорок девятом, удалось лишь тогда, когда уже не у кого было спросить - за что.

   Конечно, дед бы и не ответил, скорее всего, а промолчал красноречиво. Так ведь иногда бывает довольно и того. Разве не так?

   Утренний кашель деда, похожий на ночные крики совы, стук трости перед дверью и возня ключа в замочной скважине, - все эти звуки успокаивали, позволяя уповать на существование некоторого постоянства сего конечного, бесконечно меняющегося мира. До поры, до времени, само собой...