Шоколад

Роман Шебалин.
Сказки и истории озера Штайнхудер Мер: ШОКОЛАД


Я расскажу вам историю бедной Зельды Виттенрах, которая на Бёттерштрассе (а название города, я с вашего позволения, опущу) владела скобяной лавкой. Нельзя сказать, что дела её шли успешно, но в целом госпожа Виттенрах сводила концы с концами. Лавка располагалась на первом этаже её собственного дома. На втором — жила она. На втором же и на третьем она сдавала комнаты. Когда-то сдавала… К сожалению, моя история застала её в не самое удачное время: Зельда была больна...

— Герр Дирижёр, вы навестили её, когда она была больна? Разумеется, вы помогли бедной женщине? Как она сейчас?
— Герр Бакалейщик, помилуйте, я лишь прибегнул к иносказанию, прошу Вас…
— Да, в самом деле, мы опять отвлекаемся по пустякам!
— Вот именно!
— Что, простите?

Повисла неловкая пауза. Но уважаемый господин Дирижёр — по-видимому, в силу своей великолепной профессии — знал, что делать в паузах. Он привстал на носках, чуть приподнял подбородок и прищурился, словно всматриваясь в даль. А затем, сделав шаг назад, кашлянул и продолжил:

Да, Зельда Виттенрах умирала от чахотки. Сегодня она написала несколько писем дальним родственникам (а только такие у неё и были) и составила подробное завещание. Но что она могла завещать? Только дом: три окна на Бёттерштрассе.

Рано и весьма давно овдовев, хозяйство она вела совершенно одна, успевая быть и суровой домовладелицей, и радушной продавщицей. Вероятно, она считала, что так и надо: один дом — один человек, ни больше ни меньше. Таким же образом она сдавала и комнаты. Она комната — один человек. И — ни-ни, если кто-либо вознамеривался привести кого-то «к себе». Госпожа Виттенрах моментально врывалась — отчитывать постояльцев и их гостей, будто те были непослушными глупыми детьми.

Однажды она выгнала даже подающего надежды молодого поэта Томаса Волла, а он всего-то собирался со своим издателем обсудить размеры гонорара первой книги!
Нет, конечно, порой она находила в шкафах и под кроватями родственников, друзей-собутыльников и даже падших женщин! Тогда она громко (а голос у Зельды был под стать её товарам — звонкий и зычный) объясняла всем и вся, что этот дом — не место для прелюбодеяний и что бедолаги должны убраться немедленно и ко всем чертям!

Так однажды друг некого коммивояжёра решил ретироваться самым, как ему тогда казалось, быстрым способом — через окно. Ну, вы же понимаете, зачастую молодые люди совершенно неуёмны в своих желаниях, не будем их осуждать… тем более что друг коммивояжёра разбился и кажется умер там же, под окнами…

— Какой ужас, герр Дирижёр, Вы рассказываете страшные вещи!
— Прошу меня простить, я потому и оговорился, — не будем их сейчас осуждать… Но так или иначе — никакая прескверная репутация, госпоже Виттенрах не вредила, ведь она сдавала комнаты за сущие гроши! К тому же рядом располагались кварталы со множеством кабаков… А какой выпивоха не захочет отдохнуть денёк-другой в тишине и спокойствии после бурной пивной вечеринки?
Впрочем, теперь Зельда не сдавала комнаты и почти не торговала. Небольшие финансовые накопления помогали ей справляться с некоторыми долгами и спокойно доживать свою долгую и тихую жизнь.

— А ведь надо перекусить, — сказала вслух Зельда.
Ей не спалось. На днях приходил доктор. Он уверил госпожу Виттенрах, что волноваться пока не о чем, советовал продать дом, уехать к родственникам на юг. Но что-то не отпускало, что-то тяготило её.
— Нет, я определённо проголодалась, необходимо найти, чем можно полакомиться, — вновь заговорила сама с собой Зельда. Спускаться в кухню на первый этаж она не хотела, поэтому выбравшись из кровати, зажгла свечу и направилась в соседнюю комнату.

— Вот тут что-то обнаружится, я знаю, — говорила Зельда, осматривая полки и ящики буфета. Господь наделил госпожу Виттенрах достаточным ростом, что позволяло ей дотягиваться до самых верхних полок буфета. Где она к своему удивлению и обнаружила тридцатилетней давности небольшую коробку штутгартского шоколада, видимо, привезённого господином Виттенрахом из очередной своей торговой поездки.
Со свечой и коробкой Зельда вышла в коридор к когда-то сдававшимся комнатам. Она решила съедать в каждой комнате по шоколадке, чтобы всё было честно. Одна комната — одна шоколадка.
Вот и первая. Узкая кровать, столик, табурет и совсем небольшой шкафчик.
— Я вас помню, господин Пьяница, вы всегда останавливались именно здесь. Трижды я вас выгоняла, трижды! Но что поделаешь, такой у меня характер. Так что уж не взыщите.
Шоколадная конфета оказалась не очень-то и вкусной, но Зельде было холодно, она была голодна, поэтому шоколадка съелась почти моментально.
Госпожа Виттенрах ещё раз осмотрелась и, сглотнув, двинулась дальше. В следующей, комнате, угловой, но при этом похожей как две капли воды на предыдущую, она сперва захотела присесть к столу, но испугалась, что не сможет подняться: всё-таки она была уже достаточно больна.
— А эту комнату очень любили актёры. Разбойники и сущие дети. Никогда не знаешь, что они могут выкинуть!
Она чему-то рассмеялась и съела ещё одну шоколадку. Теперь шоколад ей показался чуть менее жёстким и несвежим. Подкрепившись, Зельда даже приоткрыла — как встарь — дверцу шкафа и заглянула внутрь. Само собой, на сей раз за дверцей никого не оказалось.

Третья комната. Здесь обычно останавливался всякий сброд и разорившиеся торговцы. Ставни в этой комнате — и уже очень давно — были поломаны, свет сюда почти не проникал. Пошарив по углам свечой, Зельда пожала плечами:
— Вот и здесь никого нет. Где бы вы хранили ворованное добро, господа? Добро-то я понимаю, но зачем надо было притаскивать гулящих девок? — спросила она у мрачных стен, приподнимая свечу.
Вокруг было тихо.
Третья шоколадка показалась Зельде наконец-то достаточно сладкой.
— Всё они могут, когда хотят, — качала головой госпожа Виттенрах, с трудом подымаясь по скрипучей лестнице на третий этаж. Воск капал на серую сорочку Зельды, но она этого не замечала, идти было тяжело, и каждая новая ступенька словно говорила своей хозяйке: Не надо, не ходи, ты там не нужна…

На третьем — справа от лестницы — такая же комната. Кажется, здесь жил тот самый поэт, чуть позже прославившийся в Баварии… Его имени Зельда уже не помнила, но, съев в честь литературы следующую шоколадку, улыбнулась и, оправив растрепавшиеся волосы, пробормотала:
— Да, я всегда находила… Я ведь только проверю — и всё. Проверю — и спать.

И она шла дальше, теперь уже не считая ни комнаты, ни шоколадки. Оказываясь у каждого нового, совершенно такого же, как и предыдущий, столика, она ставила свечу, клала коробку и съедала одну конфету.
— Ловкие, наглые и глупые, вот вы все какие, — говорила Зельда, причмокивая. — Ничего вы не заслужили, кроме этих моих комнат, этих столиков, этих шкафов и кроватей...

Ей опять очень захотелось кашлять, ей опять необходимо было присесть и собраться с силами и мыслями, но она продолжала обходить комнаты — одну за другой. На третьем этаже их было шесть, и Зельде стало казаться, что какие-то она посетила уже дважды.

Но может — надо было лежать в своей комнате, на своём этаже, в своей кровати и не блуждать вот так, в серой сорочке, со свечою и коробкой конфет?
— Нет, — крикнула Зельда, — вы не заставите меня закрывать на всё глаза, господин Виттенрах, я не позволю!
С этими словами она грузно опустилась на табурет в одной из комнат.

— Да-да, и эту я помню, —  печально рассмеялась Зельда, — вот тут я находила и в шкафу, и под кроватью. Однажды жил какой-то музыкант, но он обманул меня, а потом ещё вор и картёжник. Но я же так и говорила: никаких игр, тем более с женщинами! Да, глупые, за то и поплатились!

С этими словами Зельда съела последнюю конфету.

Эта конфета показалась ей насколько приторной и вязкой, что Зельда резко и мокро закашлялась. Странно, кажется такого не было со вчерашнего вечера. Стало холоднее. Зельде очень хотелось уйти к себе, но она так устала, путешествуя по комнатам…

Она ещё раз осмотрела коробку.
Как же так — шоколад закончился? Ведь ещё чуть-чуть шоколада наверняка придало бы ей сил — вернуться к себе и уснуть. Но коробка была пуста. Она на столе и, казалось, не содержала в себе никаких тайн или секретов.
— Ну вот что тут прятаться? Я же всё вижу, я же всё всегда видела, — говорила Зельда коробке.

Сперва она трясла коробку в надежде, что шоколад выпадет сам. Затем аккуратно надорвала коробку сбоку. Но ничего, кроме картона, не было и там.
— Как же? — качала головой Зельда, — Не надо так со мной, никто не может позволить себе так со мной…

Зельда опять закашлялась — и капли крови застыли на белёсом картоне. Но она совсем не обратила на это внимания, пытливо изучая коробку…
— Видите, — продолжала Зельда, подслеповато всматриваясь в картон, — вот здесь Вы могли бы и поместиться, господин Виттенрах. Ну куда вы опять спряталсь? Вы ведь не уехали торговать сковородками в Ольдербург. Я всё видела. И наконец — все могли это подтвердить, все! Я же всё вижу. Я видела, как Вы идёте с этой шлюхой… Вы думали спрятаться от меня, но я нашла, я всегда нахожу вас. Так отвечайте же, господин Виттенрах! Вы никогда не любили меня, и даже сейчас вы прячете от меня мой последний шоколад, даже сейчас!

Только её голос был уже совсем не звонким и не зычным. Ей казалось — она едва шепчет. И тогда — ещё несколько раз тряхнув коробку, Зельда резко разломала её пополам, впрочем, и там не обнаружилось ничего.

Теперь Зельда кашляла обильно и часто, кровь из растерзанной картонки проливалась и на её серую сорочку, и на стол, но Зельде было уже всё равно.
— Вот в этой коробке я и находила ту, рыжеволосую! А до этого они хотели спрятать и вовсе какую-то цыганку… Почему вы больше никого не прячете, господин Виттенрах? Ведь все они так хотели, чтобы я вас нашла, хотели, да?!

— Да, — тихо ответил стоящий у окна Друг Коммивояжёра.
— А вы так и не нашли его, неужели? — подмигнул сидящий напротив Поэт.
— Я вообще только за этим сюда и приходила, — улыбнулась Родственница Пьяницы.
— Да-да, - закивали они разом, - только за этим!
— Правда, правда? - хитро заулыбалась Зельда Виттенрах, — но не врите мне, вы такие милые…
— Как мы можем вам врать, помилуйте, мы ведь жили у вас, вы давали приют отчаявшимся и бездомным, вы могли брать больше, но не брали же, — наперебой заговорили актёры, фокусники, художники и даже цыгане, — вы покажете нам правду?
— Ну да… - улыбнулась сквозь слёзы Зельда, — если шоколада и правда больше нет, осталось только найти господина Виттенраха. Идёмте со мной!
Она тяжело и с трудом поднялась с табурета. Слёзы застилали её глаза, её мутило, она задыхалась, но она точно знала, куда идти.

— Конечно же, — бормотала она сквозь кашель, языком выталкивала изо рта, видимо, недоеденные вязкие шоколадки, — я всегда знала, где прячется господин Виттенрах, идёмте со мной, давайте теперь найдём и его.
Держась за стены, она шла по коридору, вдоль дверей, и любопытные постояльцы следовали за госпожой Зельдой. В самом конце, перед последней комнатой, она остановилась и улыбнулась опять:
— Я всегда знала, где господин Виттенрах.

Слева от двери в крайнюю комнату едва была заметна ещё одна узкая дверь, видимо, ведущая в кладовку. Зельда открыла её.
В кладовке, помимо всякого хлама и бракованных скобяных изделий, лежали будто бы обнявшись два истлевших скелета. Один из них был явно мужским, другой — если судить по сохранившейся копне рыжих волос — принадлежал женщине.   
— Видите? — проговорила Зельда. — Смотрите.
Сама она больше не видела ничего.