Интервью с Есениным

Тёплая июньская ночь подкралась так незаметно, что на подготовку к разговору с поэтом совсем не оставалось времени. Вот на стол поспешно выставляю пыхтящий жаром желтобокий самовар, две сервизные кружки, блюдца с ложечками, корзинку венского печенья с яблоками, пиалу с земляничным вареньем. Чуть приоткрываю форточку; тут же потянуло прохладой и сыростью - тому причина густые заросли малинника в палисаднике.

Слышу вдруг - калитка заскрипела, да так протяжно, будто кто-то очень медленно, осторожно её открывает. Затем - шаги на крыльце. Раз, два, три, четыре... гость поднимается по ступеням. Останавливается у двери. Дважды стучит.

- Входите! - откликаюсь и иду открывать дверь. А он уже на пороге! Вьющиеся, тёмно-белокурого цвета волосы взъерошены ветром; ростом меня чуть ниже, одет в синий деловой костюм, рубашку и галстук. Смотрит так, будто насквозь меня видит, притом весело улыбаясь.

"А глаза, и правда, словно васильки во ржи", - проносится мысль в голове.

- Здравствуйте. Заждались меня уже поди? Заблудился немного, у вас тут столько переулков, легко не туда завернуть.

- Да вы как раз вовремя! Я сама немного задержалась, работаю, и время пролетает незаметно. Мойте руки и проходите к столу, я там чай заварила и варенье из погреба достала, вкусное, ещё пальчики оближите! - спешно провожу гостя на кухню. Он внимательно, с интересом осматривает комнату:

- Самовар? Где ж вы его достали, в такое-то время? - удивляется поэт, намыливая ладони, и спрашивает шутливо, - Не из музея ли стащили?

- Ага, на метле в окошко залетела и спёрла. Но сегодня не о самоварах. Сегодня о вас, Сергей Александрович. Я тут вопросы подготовила, записывающее устройство. Время наше ограничено, потому давайте сразу приступим к делу?

- Идёт! - с бодрой улыбкой отвечает гость и усаживается за стол, - Надеюсь, родился-учился-женился в допрос не входит?

- Ну, что ж вы так сразу? Не допрос, а интервью. Многим, думаю, интересно было бы с вами побеседовать, или хотя бы ответы на вопросы послушать. А родился-учился и всё подобное рассказать надо, но, думаю, кратко, без подробностей. Всё же, необычной информации хочется, а не того, что и так знают все, - тоже сажусь за стол, нажимаю кнопку записи на диктофоне.

Есенин с любопытством и даже некой опаской смотрит на устройство, но затем, чуть заметно вздохнув, начинает рассказ:

- Ну, что ж. Родился я 3 октября 1895 года в селе Константиново. Это в Рязанской губернии. Отец был крестьянином. Две сестры ещё имелось - Катя и Шура. В 9 лет поступил в местное земское училище, там 5 лет пробыл, потом в церковно-приходскую школу пошёл. В 1913-ом поступил в Москву, в университет Шанявского, - на этих словах Сергей Александрович замолчал, ожидая, по всей видимости, вопросов. Тут же заглядываю в блокнот, где готовила анкету для интервью, и озвучиваю один из пунктов:

- Когда начали писать?

- Вот это точно уже не вспомню... - на секунду поэт задумался - по-моему, в 8 лет. Помню, что публиковаться начал в 18, когда уже в Москве учился. Когда в Петрограде был, начал что-то из сочинений читать Блоку Александру, он мне тогда очень помог "взлететь". В 1916 сборник первый выпустил, "Радуницу". О крестьянах писал, о природе. Русскую природу очень люблю, на самом деле, и любил всегда. Страну нашу любил, искренне ей и сейчас восхищаюсь, - на лице Есенина засветилась счастливая улыбка, - О Русь, покойный уголок, тебя люблю, тебе и верую.

- Замечательная цитата. Может, ещё что-то прочтёте?

- Конечно. Но вот, например, я ещё о детях писал:

Плачет девочка-малютка у окна больших хором,
А в хоромах смех веселый так и льется серебром.
Плачет девочка и стынет на ветру осенних гроз,
И ручонкою иззябшей вытирает капли слез.

Со слезами она просит хлеба черствого кусок,
От обиды и волненья замирает голосок.
Но в хоромах этот голос заглушает шум утех,
И стоит малютка, плачет под веселый, резвый смех.

Стихи мои не только о берёзках, как видите. К сожалению, слышу, бывает, от людей, что знают они только того Есенина, который берёзы воспевал. Хотя и их я очень люблю. Они, знаете, в темноте, бывает, на свечи похожи. Белые, в лунном свете будто и сами светиться начинают.

- Да, припоминаю, читала ваши стихи, где было такое сравнение. Вам чаю-то налить? А то сижу, спрашиваю, а такого гостя голодом морю.

- От чая не откажусь. А печенье у вас с яблоками? - с нескрываемым желанием отведать лакомство спрашивает поэт.

- Конечно! Всё так, как вы любите, - осторожно разливаю горячий чай по кружкам, - А расскажите, как дальше творчество шло? Что говорили, так сказать, коллеги-писатели?

- Хвалили, порою чересчур, о чём и Горький говорил, и другие замечали. Через пару лет после первого сборника имажинизмом увлёкся. В то время каких только поэтических групп не было, каждый что-то новое да и придумывал. Вот, я тоже создал сообщество такое, вместе с Мариенгофом. С нами ещё Кусиков, Шершеневич были. Что мы только не делали! Названия мостов и улиц на свои имена меняли, на Страстном монастыре стишки писали, да такие, что ух...

- Неприличные? - с улыбкой помогаю подобрать слово.

- Можно и так сказать. - отвечает поэт, отхлебнув чая - На малиновых листьях завариваете?

- Да, ещё бабушка научила.

- К слову, о бабушках, - вдруг переменил тему Есенин, - меня ведь больше времени бабушка растила, чем мама. Хоть и писал о матери стихи, а всё равно... - тут Сергей Александрович задумчиво замолчал, но вскоре подобрал слова и мысль продолжил, - Был случай. В 16 лет я заболел тифом. Лежу, помню, в полубреду, всё неясно, как во сне, а тут открываю глаза и вдруг вижу: мать шьёт смертный саван. Мне. Ещё живому! Никогда этого не смогу забыть. Отношения между нами плохие были, даже помимо той ситуации. Она считала, что это я рассорил её с отцом, виделась со мной редко, потому что работала в городе. Потому стихи многие вроде и о маме, а написаны почти все на самом деле о бабушке. Но сейчас, честно сказать, я её временами понимаю. Тяжело ей было. И с тем саваном... 11 детей мои родители похоронили. Не удивительно, что предполагали и двенадцатую смерть. Но давайте о грустном не будем. Это далеко уже. Что там у вас с вопросами? - гость кивает на блокнот, с аппетитом уплетая венское печенье.

- Что расскажете о личной жизни? Если это уместный вопрос, конечно, - спрашиваю осторожно.

- А что рассказывать? Женился, разводился, опять женился. Были, естественно, дети. Ничего интересного, - несколько раздражённо отвечает поэт.

- Тогда следующий вопрос. Вы были известны хулиганским характером. Как часто возникали проблемы, связанные с органами власти?

- 13 уголовных дел было, а скандалов и того больше. Но в тюрьме надолго не задерживался, находилось, кому выручать, - в глазах гостя прочлась тоска.

- За что наказывали?

- За проделки с имажинистами, хулиганство. Иногда приходилось даже писать что-нибудь, чтобы власть задобрить, хотя такое я не очень любил делать. У многих писателей и поэтов были похожие проблемы, и сейчас есть, так что случай тоже не очень, думаю, интересный - на этом Сергей Александрович завершил свой ответ.

- Были ли конфликты с другими писателями? Говорят, вы очень не ладили с Маяковским?

- Тут важно уточнить то, что ссорились мы из-за разных взглядов на поэзию, из-за принадлежности к разным литературным группам. Личной неприязни не было, помню, порой и мир между нами наступал. Но что критиковали друг друга, то верно, и если ругались, то как заклятые враги. А кто этого не делал? Люди всегда кого-то хвалят, кого-то критикуют. Это в порядке вещей. А в молодости кровь порой так закипает от чего-нибудь, что удержаться и не сказать какую-нибудь гадость просто невозможно!

- Вот как выходит... - перелистываю блокнот, - ваша первая работа?

- В лавке у мясника. После школы туда сразу устроился. Потом пошёл рабочим в типографию. Хотелось быть ближе к литературе.

- А по специальности вы кто были?

- Учитель школы грамоты, но профессия эта меня не привлекала.

- Интересно... - тихо говорю себе под нос, вычёркивая уже заданные вопросы из списка.

- Почему интересно? - спрашивает поэт, собираясь попробовать варенье.

- Времена меняются, а люди нет. Знали бы вы, сколько сейчас студентов идут в профессию педагога, а потом по ней не работают! Да и с остальными так же. Не знаю, хорошо это, или плохо. Знаю теперь одно - у многих молодых людей нашего времени есть с вами какая-то схожесть, - отпиваю чай, задаю новый вопрос - Раз уж разговор зашёл о схожести с нашим поколением, скажите, близка ли вам тема защиты природы, помощи бездомным животным? Сейчас это очень распространено.

- Рад слышать, честно скажу, такой вопрос. Да, я подкармливал бездомных собак, а одно время даже вегетарианцем был. Сейчас правда распространено такое? - спрашивает Есенин с нескрываемым интересом.

- Да, и даже очень! Существуют целые организации, в которые могут вступать молодые люди и помогать природе. Множество новых идей возникает постоянно на эту тему, конкурсы проводятся разные. А чем вы увлекались в молодости? Помимо литературы, конечно.

- Кулачными боями. Неплохой пример, да? Я считался довольно сильным бойцом, - поэт гордо расправил плечи, - да и сейчас не так уж изменился.

- Чем больше вас спрашиваю, тем больше удивляюсь! В учебниках о вас многого интересного не написано, а жаль... Может, будь это иначе, интерес к литературе был бы среди населения повыше, - говорю с тяжестью на душе. Ведь правда, интерес к печатному слову падает всё сильнее. И вот как с этим бороться, когда в учебниках одни сухие факты? Оно и ежу понятно, что скучно читать такое.

- Думаю, со временем всё изменится. Ещё вопросы есть? - гость кивает на блокнот.

- Да, конечно, сейчас. Воевали ли вы во время Первой мировой?

- Не совсем. Сначала давали отсрочки, а потом, благодаря череде случаев и некоторым договорённостям, призвали санитаром в полевой царскосельский военно-санитарный поезд. Первый раз к линии фронта поехали в конце апреля 1916 года. Работа выдалась не из легких: надо было поддерживать чистоту и порядок в вагoнax, переносить на носилках тяжелораненых и больных, размещать их в вагонах, загружать и выгружать имущество солдат, получать продукты, раздавать пищу и многое другое. Всего поездок было две, потом получил 15 июня "Увольнительный билет" на 15 дней, вернулся домой. По окончанию срока приехал в Царское село, устроили меня в канцелярию поезда и санитаром в лазарете. Выступал для раненных со стихами, бывало, помимо основных обязанностей. Накануне Февральской революции получил командировочное предписание в Могилев, но от поездки уклонился. Потом война кончилась, аттестат выдали, мог поступить в школу прапорщиков даже, но не пошёл. Поэтом себя видел больше, чем военным, - Есенин несколько тревожно посмотрел на часы - Кажется, нам стоит поторопиться. Полночь скоро.

- У меня осталось несколько вопросов, на них можно быстро и коротко ответить, так что успеем. Вы готовы?

- Готов. - уверенно согласился поэт.

- Начнём. Ваша любимая еда?

- Та, где есть картошка. Простая.

- Самый большой страх?

- Сифилис.

- Ваши любимые писатели и поэты?

- Достоевский и Пушкин. И ещё Горький.

- А на этом всё. Может, в завершение прочтёте какое-нибудь своё стихотворение? У нас ещё 5 минут.

- Можно, почему бы и нет, - поэт одним глотком допивает чай и отставляет кружку на стол, -

Он бледен. Мыслит страшный путь.
В его душе живут виденья.
Ударом жизни вбита грудь,
А щеки выпили сомненья.

Клоками сбиты волоса,
Чело высокое в морщинах,
Но ясных грез его краса
Горит в продуманных картинах.

Сидит он в тесном чердаке,
Огарок свечки режет взоры,
А карандаш в его руке
Ведет с ним тайно разговоры.

Он пишет песню грустных дум,
Он ловит сердцем тень былого.
И этот шум… душевный шум…
Снесет он завтра за целковый.

Ну, вот так. Спасибо за вечер, был рад побеседовать с вами, - с приветливой улыбкой сказал гость.

- Это вам спасибо, что пришли! Такой рассказ хороший получился. Вам печенье с собой завернуть? Попили бы чаю ещё раз, дома.

- Не думаю, что стану пить дома чай, - как-то странно улыбнувшись отвечает поэт и встаёт из-за стола. Проводив его до калитки, я возвращаюсь в дом и сажусь за стол, начиная переслушивать запись диктофона. На дворе XXI век, на часах чуть за полночь. Из динамика звонко и ясно звучит голос Сергея Есенина.