Стихотворение

Роман Шебалин

Сказки и истории озера Штайнхудер Мер: СТИХОТВОРЕНИЕ



Ганс был саксонцем и жил в Ганновере.

К северу от Вунсторфа, почти на самом берегу Штайнхудер Мер, его отец, человек зажиточный и уважаемый, держал небольшую мебельную фабрику. Таким образом, у Ганса были все шансы, получив неплохое домашнее образование, поступить позже в Гёттингенский университет, а возможно, даже на службу к господину курфюрсту.
А пока молодой Ганс помогал отцу с разными мелкими делами на фабрике. Сперва отец брал его с собой в поездки по Саксонии, а позже стал доверять своему сыну и договоры о поставках. Очаровательный и уже весьма ловкий в делах юноша имел успех — выгодные контракты шли один за другим.

Однажды, проезжая по делам через Вунсторф, Ганс (а ему тогда не было и девятнадцати лет) остановился на Лангештрассе у мясной лавки. Вряд ли он хотел купить что-то к столу, такими делами в семье, само собой, занимался не он. Нет, Ганс увидел очаровательную девушку — и тотчас же влюбился.

На следующий день, возвращаясь домой, Ганс специально поехал по Лангештрассе, мимо мясной лавки, по направлению к Штифтсштрассе — и опять встретил её. Теперь эта девушка понравилась ему ещё сильнее. Он навёл справки — она оказалась племянницей мясника, сиротой, и о ней, равно как и о принявшей её семье, говорили только хорошее.

Конечно, Ганс мог бы посвататься буквально в ближайшее время, поговорить с её названным отцом честно и серьёзно, как он это делал с клиентами. Или просто подойти к девушке на улице и заговорить первым (многие сегодняшние юноши так и поступают, нравы теперь не те, что и говорить). Он хотел сказать ей: «Пожалуйста, не покидай меня никогда».

Но наш Ганс был не только романтичным, но ещё и весьма воспитанным юношей, пусть и робким (ведь подобное дело было ему в новинку). Поэтому он решил написать племяннице мясника письмо. А начинаться письмо должно было стихами.

«Пожалуйста, не покидай меня никогда» — такова была первая строка любовного послания. Только Ганс совсем не умел писать стихи. А на следующей неделе надо было срочно ехать за партией палисандра из Деггендорфа для новых кресел самого курфюрста.

Но теперь всякий раз, когда выдавалась свободная минутка, Ганс возвращался к своему письму. Он знал, что в таком деле, как его, нельзя быть ни грубым, ни непочтительным, ни тем более — излишне торопливым. Он очень хотел написать хорошее стихотворение. «Пожалуйста, не покидай меня…»

Спустя некоторое время, отец отправил Ганса в большое деловое путешествие. Ганс должен был заключить несколько выгодных контрактов по закупкам и поставкам. Одну из партий их кресел собирались взять в Версаль, другая ожидалась в Риме…

Еженедельно он писал отцу отчёты о заключённых контрактах, часто к письмам теперь прилагались чертежи новых кроватей и кресел. Вот такие письма давались Гансу легко.

«Конечно, это не то же, что любимой девушке написать стихотворение, как делали настоящие поэты в старые времена!» — размышлял порой Ганс, возвращаясь мысленно к тому самому, очень важному для него, письму.

«Вот приеду домой, на берег Штайнхудер Мер, всё обдумаю и завершу стихотворение», — говорил себе Ганс, воображая, как сидит он у самой воды и пишет любовное письмо, словно герой древних баллад. И, конечно, сидеть он будет на одном из тех очаровательных кресел, построенных по его собственным чертежам и эскизам…

Возможно, это будет самое успешное, самое продаваемое кресло. Ведь теперь по эскизам старины Ганса уже было поставлено более дюжины партий кресел герцогам и королям Европы.

«Почему турки не любят сидеть в креслах?» — частенько размышлял теперь Ганс.
Вернувшись в Ганновер, он прежде расцеловал мать, подарил ей удивительную музыкальную шкатулку из Швейцарии (теперь Ганс мог позволить себе такие подарки) и сразу поехал к отцу на фабрику.

Проезжая через Вунсторф, он вновь вспомнил и о своей возлюбленной, и о незаконченном стихотворении. «Авторы древних баллад черпали своё вдохновение из приключений», — внезапно подумал Ганс. Эта мысль несказанно обрадовала его, потому что — и в этом Ганс был твёрдо уверен — он стоял на пороге нового увлекательного и очень важного путешествия, возможно, в Турцию.

Однако на сей раз отец отпускал его неохотно. Он старел, почти всеми текущими делами на фабрике занимался нынче управляющий, и Ганс был очень нужен здесь, в Вунсторфе. Но Ганс был неумолим. Он твердил о новых контрактах, о выгоде, о древесине, о пользе знаний и знакомств — и отец сдался. Конечно, с жаром доказывая необходимость турецкой поездки, Ганс думал не только о делах на фабрике, он думал и о своей возлюбленной, племяннице мясника, о том, что новое путешествие сделает его наконец-то поэтом, натурой страстной и тонкой.

И вот наш Ганс отправился в путешествие. Спустя несколько месяцев он добрался уже до Стамбула, где был представлен самому турецкому султану, который, конечно же, с радостью согласился купить несколько новых диванов на маленьких кривых ножках, ведь всем известно, что турки любят именно такие диваны!

«И всё то же», — повторял и повторял сам себе Ганс, переезжая от города к городу. Так он достиг сперва берегов Евфрата, а затем и знаменитого Басрийского моря, которое, без сомнения, пленило и очаровало его, но…

«Нет, нет, я скучаю по Штайнхудер Мер, — думал и тогда Ганс, — скучаю по фабрике, по знакомым берегам, по своим родителям и возлюбленной…»

Между тем новая поездка затянулась. Писал домой Ганс всё реже и реже, а ещё реже получал вести с родины. Теперь ему чаще отвечал управляющий, нежели отец. Это неудивительно, ведь управляющий служил отцу ещё в те годы, когда Ганс был совсем маленьким. И теперь Ганс обсуждал именно с ним новые виды диванов и кресел.

«Пожалуйста, не покидай меня никогда», — Ганс иногда вспоминал своё незавершённое стихотворение и тогда говорил себе:
«Пора вернуться, я уже долго путешествую, много чего повидал и наверняка теперь знаю, как писать стихи, вот ещё бы только повидать озёрный город Бхопал — и сразу обратно в родной Ганновер, к фабрике, семье и возлюбленной!»

Но за несколько лет своего весьма удачного путешествия Ганс превратился почти в настоящего авантюриста. Так, исколесив чуть ли не всю Индию, он начал подумывать уже о Китае, как вдруг получил из Ганновера письмо — умерли его родители. Конечно, ведь когда Ганс уезжал в Турцию, они уже были старыми, а с тех пор прошло более десяти лет!

«Да, вот так, — сказал сам себе Ганс, — значит, пора вернуться домой.»
 
Он унаследовал фабрику. Теперь все кровати, диваны, кресла изготовлялись исключительно по его чертежам и эскизам. Теперь Ганс был очень богат, гораздо богаче, чем когда-то его отец. Только глубоко внутри всё равно Ганс оставался робким восторженным юношей, который когда-то мечтал, что на его фабрике будет изготовлена и та роскошная кровать, где когда-нибудь будет зачат его сын, помощник в делах и наследник.

«Пожалуйста, не покидай меня никогда», — Ганс вспоминал своё стихотворение, обращённое к возлюбленной. Только теперь мысли о поэзии не вызывали у него того радостного томления, которым он жил все эти годы. Однажды Ганс испугался — вдруг он всё-таки не сумел стать настоящим поэтом?

А пока на его кроватях спали счастливые семейные пары во Франции, Англии, Дании, Швеции и даже далёкой России… В кроватках, сделанных на его фабрике, ежедневно просыпалось сотни младенцев, а Ганс всё никак не мог закончить своё любовное послание. Стихотворение, которое когда-то было лишь одной строкой — так строкой и оставалось. «Всё-таки маловато для серьёзного объяснения в любви, так нельзя», — повторял раз за разом Ганс и забывал о своём письме ещё на пару лет…

«Пожалуйста, не покидай меня никогда...»

Шли годы. Время, заполненное делами по производству новых кроватей и диванов, летело почти незаметно. Так минуло более двадцати лет. Однажды Ганс, теперь уже почти старик, тяжело заболел. С болезнями он справлялся и раньше, всё чаще сидя на берегу Штайнхудер Мер в кресле, изготовленном по его собственным оригинальным эскизам, в окружении любимых собак и в компании старого управляющего. Но сегодня у него не было сил ни подняться, ни даже свистнуть собак.

«Как всё-таки жаль, что я не поэт!» — вернулся Ганс к своей давнишней мысли. Он ещё раз вспомнил ту, первую, строку стихотворения. «Пожалуйста, не покидай...» Может, пришло время написать под этой строкой что-то ещё? Кто знает…

Завещания он не оставил, наследников у него не было. После смерти Ганса фабрика пошла с молотка. Бумаги были переданы в архив Вунсторфской библиотеки. Впрочем, не все. Когда разбирали бумаги, старый, сентиментальный, помнящий Ганса чуть ли не с детства управляющий узнал и сохранил полувековой давности письмо своего хозяина. Это был лист с одной-единственной строкой юношеского стихотворения и припиской к нему: «Прошу великодушно выслушать меня, я совсем не поэт и не умею писать стихи, но не согласились бы Вы стать моей женой?» Управляющий, хоть и видел уже совсем плохо, без труда разобрал почерк старины Ганса. Чуть ниже был и ответ, другим, лёгким женским почерком. Там было написано только одно слово: «Нет».