Смерть Герцога

Роман Шебалин

Сказки и истории озера Штайнхудер Мер: СМЕРТЬ ГЕРЦОГА


— Эту историю несколько раз, а только потому я её и запомнил, мне рассказывал, когда я был ещё ребёнком, мой троюродный дядюшка из Равенсбурга, — неспешно и робко начал Бакалейщик. — Возможно, что-то в ней вам покажется странным, но, господа, это всего лишь сказка, то есть история с несуществующими персонажами.

Итак, умирал старый Герцог. Прошу понять меня правильно, впервые я эту историю услышал в пяти- или семилетнем возрасте. И не в традициях нашей семьи было перебивать старших, потому-то я не поинтересовался сразу, какой именно Герцог имеется в виду…

— Позже, вероятнее всего, уточнять было уже неудобно? — улыбнулся Доктор.
— Да, вы понимаете. Обычно дядя Олаф (а звали его именно так) приезжал в нашу семью обсудить рецепты пралине и патоки, но перед тем как вернуться в Равенсбург, он всегда брал меня с собой на прогулку вдоль берега Штайнхудер Мер; мы даже доходили до Зюдбаха — там тогда ещё была пустошь и, в некотором роде, болота. Дядя Олаф шёл быстро — поэтому все его истории оказывались весьма короткими, и всякий раз — к этому выводу я пришёл уже в достаточно взрослом возрасте, поняв, что рецепты моего отца, о содержании коих я уже тогда был весьма осведомлён, в процессе беседы ускользали от него…

— Ускользали… Как смерть старого Герцога… — буркнул из своего угла Половник.
— Нет, что вы, — на пару мгновений запнулся Бакалейщик, — выдуманный старый Герцог умирал в одной из историй моего дяди Олафа из Равенсбурга, а рецепты пралине принадлежали нашей семье сколько я себя помню и сколько помнил себя мой отец. Вряд ли они были тайной, но, вероятнее всего, он боялся, что дядя продаст рецепты итальяшкам — вторая его лавка располагалась в Лугано, близ Комо, это совсем на юге… Сам я там не был, но, позвольте, я вернусь к обещанной истории?

— Я был на Комо, это же где-то рядом с Миланом, — вновь подал голос Полковник.
— Это севернее Милана, я там работал, — внезапно быстро проговорил молчавший до сего времени Дирижёр.
— Нет же, — отмахнулся Полковник, — до Милана мы тогда не дошли, нас расквартировали в Лугано, и Комо было совсем близко…
— Вы работали на Комо? Но там же только скалы! Возможно, вы работали в Милане? — присоединился к обсуждению господин Инженер.
— Вы-то там что делали? Мы стояли с полком в Лугано, а больше я ничего не знаю!
— Герр Полковник, возможно, вы не совсем осведомлены. Лугано — это западнее Комо, и вот как раз новая дорога, идущая от озера Лугано к озеру Комо…
— Лугано — это город, — скривился Полковник, — и я вообще не понимаю, о чём вы толкуете, да и на кой чорт мне сдались эти ваши озёра?
— Нас приглашали осматривать породу, эта была серьёзная экспедиция, нужно было проложить новую дорогу…
— Господа, господа, давайте вспомним про старого Герцога, — чуть повысив тон, проговорил Доктор. — Герр Бакалейщик, продолжайте, мы вас слушаем.
— Да, благодарю вас, я вам рассказывал про Герцога, который умирал, — продолжил Бакалейщик…

Умирал старый Герцог. А в полутёмных покоях, у скорбного ложа, плакала его молодая жена.
— Кто здесь? Это Смерть? — спросила бедная девушка.
— Да, — раздался голос Смерти.

Герцогиня совсем не испугалась Смерти. Уроженка Хартберга, она ещё в детстве наслушалась страшных историй о вампирах, цыганах и, конечно же, Смерти. Герцогиня была незнатного происхождения, но её красота и юность пленили старого Герцога — и он предложил ей свои имя, руку и сердце. Теперь же он умирал, и, казалось, ничто не могло отсрочить последний час.

— Как же так? Доктора говорили, ему стало лучше! Ведь он не может просто так умереть! Он даже почти не болел.
— Смотри, вот часы. У твоего Герцога осталось совсем немного...
— Времени?
— Нет. Видишь песчинки в этих часах? Они — необходимость, necessit; — нужность, оправдание. Когда человеку не нужно больше жить — он умирает. Так заведено.
— Но он нужен!
— Ты можешь замедлить бег этого песка, но, смотри, его осталось столь мало, что твои песчинки вряд ли будут значительны.
— Но его любит народ! Он столько для всех сделал...
— Им восхищаются, его проклинают. Не важно. Ему пора просто уйти.
— Но должен быть хоть малейший шанс?
— Да. Им ты задерживаешь меня. Ты не даёшь ему уйти. И я могу потратить это время на тебя, если ты хочешь...

Смерть укрыла её своим серым плащом, и они полетели.
В городе знали о скорой кончине Герцога. И большинство разговоров, которые велись в эти ночные часы, были посвящены именно ей.

В первом доме можно было услышать неспешные беседы о том, что по приказу Герцога были снесены старые кварталы, и привычный облик города теперь изменился до неузнаваемости.
— А как же фонтан? Как же наш фонтан? — качали головами старики. — А что стало с ратушей? Мы все помним уважаемого Рабана, нашего часовщика, где он теперь? Как жить без часов, без фонтана? Почему обмелел пруд в городском парке?
— Говорят, господин Герцог там ловил рыбу… И не поймал! — смеялись между собой старики.
— Но это просто больные люди, бедные старые люди, они всегда чем-то недовольны, — словно с кем-то споря, возразила Герцогиня.
— Да, — ответила ей Смерть. — Слушай.

Во втором доме говорили о законах, запрещающих собрания на улицах, о тюрьмах и о том, сколько палачи и стражники получают за свою работу.

В третьем — обсуждали личную жизнь Герцога. Как он недавно женился на молодой красивой девушке, которая, по слухам, чуть не наложила на себя руки в день свадьбы...

В четвёртом — утверждали, что болезнь на Герцога магнетически наслали Суровые Молчаливые люди, но почему-то слишком поздно... Возможно, они прозревали истинную судьбу тирана.

В пятом — пили кёльш за его смерть...

В шестом — шёпотом читали запрещённые вольные стихотворения Шиллера и Гейне; заговорщицки усмехались: наконец-то чудовище отправляется туда, откуда он их уже не достанет!

В седьмом...
— Я не могу больше! — в который раз расплакалась герцогиня. Всё это ложь! Он был добрым, честным человеком...
— Был, — отрезала Смерть.

Упала последняя песчинка.
— Вот ты и сама простилась с ним. Теперь я ничего не могу для тебя сделать. Проснись!

Она открыла глаза. Разве она спала? Нет, просто силы словно оставили её на какое время... Молодая вдова проснулась. Перед ней лежал бывший старый, а теперь мёртвый, никому не нужный и ничем не спасённый Герцог.

— Знаете что, господа, — проговорил быстро Инженер, словно боясь, что ему опять не дадут договорить, — это не волшебная сказка, но притча, ведь так, герр Бакалейщик?
— Но дядя Олаф… — замялся Бакалейщик. — Он говорил, что это история.
— Это история о тирании, — не унимался Инженер. — Сущность которой остроумно и ярко вскрывается в сочинениях господ Плеханова и Ленина из России. Вы что-то о них знаете?
— Мы что-то о них не знаем, — выпалил Дирижёр, как бы давая нам понять, что дальнейший разговор об упомянутых господах приобретёт ненужный в этих стенах политический окрас.

Отрадно было видеть, что мои друзья по времяпрепровождению, вняв столь эмоциональному намёку, замолчали. Бакалейщик, не поняв серьёзность ситуации, фыркнул и насупился. Полковник, кажется, уже спал.