Мыльные пузыри

Роман Шебалин

Сказки и истории озера Штайнхудер Мер: МЫЛЬНЫЕ ПУЗЫРИ



Эта история произошла за год до памятных нам событий в Брауншвейге1, в городке… название которого вам ничего не скажет.

Жил-был художник, скромный молодой человек. Зарабатывал себе на хлеб тем, что давал уроки рисования детям семьи графа N***, и в целом жизнь вёл достойную, хотя и, как сейчас говорят, «творческую». Иногда его незамысловатые пейзажи покупал сам граф N*** для своего недавно отстроенного летнего домика.

Как-то раз господин граф, рассматривая новую серию пейзажей нашего художника (давайте будем называть его Колман-Олберих2), удивлённо спросил: «Что это?»
— Это мыльный пузырь, — таков был ответ юноши.
— Да, но что он делает над ветвями деревьев?
— Он летит, это наш парк Святого Мартина. Он летит над кронами деревьев парка.

Граф N*** ещё более внимательно вгляделся в пейзаж, пытаясь найти среди деревьев детей, циркачей или цыган, которые могли бы пускать мыльные пузыри, но, не усмотрев таких, раздражённо заметил: «Он не может там летать — детей или цыган нет».
Колман не смел возразить, только тихо проговорил: «Вы всё же купите эту картину?»
— Пожалуй. Ваш пузырь почти незаметен, а клёны выписаны весьма неплохо. Но чтобы больше никаких фантазий, так?
Художник кивнул. Конечно, никаких фантазий. А через пару недель, после очередного урока рисования, он позволил себе показать господину графу ещё несколько своих новых работ.
— Вы невнимательны и рассеянны, — нахмурился граф N***, — я же Вам ясно сказал — никаких фантазий! — и, гневно стукнув по паркету тростью, он быстро покинул комнату для занятий. Сегодня он не купил ни одной картины бедняги Колмана.
И неудивительно, ведь прекрасные пейзажи и виды парка Святого Мартина были вновь обезображены летящими над кронами деревьев непонятно откуда там взявшимися мыльными пузырями.

Колман-Олберих уже собрал свои картины, аккуратно завернув каждую в ткань, когда в комнату для занятий заглянул секретарь графа N***.
— Господин граф всё ещё покровительствует Вам. Позже он приобретёт у Вас несколько Ваших новых работ при известном Вам условии.

Прошли ещё пару недель. Уроки для детей семьи графа N*** продолжались. Но сам граф больше не заглядывал в комнату для занятий. Казалось, он забыл о существовании картин нашего художника.

А Колман-Олберих с завидным упорством приносил всякий раз на уроки картины, новые и новые, видимо, надеясь на то, что господин граф их всё-таки оценит. Ведь там не было и толики фантазии — Колман-Олберих учился точности мазка и правдивости рисунка не только у знаменитых голландцев, но у самого Жана-Батиста Шардена3, художника, не особо ценившегося в светском обществе, но — всё-таки мастера и реалиста.

В очередной раз Колман по завершении занятий расставил свои работы по стульям у стены и смиренно принялся ждать. Наградой ожиданиям были тяжёлая поступь и мерный стук трости по паркету. В комнату вошёл граф N***. Казалось, он даже не взглянул на картины, но мрачно сжал губы, резко развернулся и быстро покинул комнату. Только сейчас Колман заметил, что графа сопровождал секретарь.
— Не приходите к нам больше. Господин граф найдёт нового учителя рисования. Вот оплата за последние занятия.

Наконец-то все вечера Колмана-Олбериха принадлежали только ему самому. Стоя у раскрытого окна, он бросал в баночку с водой небольшой кусок мыла, взбивал полученный раствор соломинкой и выдувал удивительной красоты мыльные пузыри. Какие уж тут фантазии! Настоящие, словно живые, пузыри плавно летели над шпилями и трубами крыш, над площадью, а потом их уносило к парку Святого Мартина.

Да-да, к тому самому парку, пейзажи которого когда-то радовали уважаемого графа N***. А Колман-Олберих, подхватив этюдник, устремлялся — через площадь — в парк. Туда, где над дорожками и кронами деревьев всё так же плавно и величаво продолжали парить его мыльные пузыри!

Конечно, Колман успевал поставить на дорожку парка этюдник и сделать несколько набросков, но в парке быстро темнело — и надо было скорей отправляться домой, в небольшую комнатку под самой крышей. Там он зажигал толстую трёхчасовую свечу и писал ночи напролёт пейзажи с огромными, разноцветными летящими над парковыми дорожками и деревьями мыльными пузырями.

— Всё, что я могу для них сделать, — это рисовать их. Но что стоят эти картины, когда мои пузыри так красивы и недолговечны? Нет, им не нужны картины, — так говорил сам себе молодой художник.
И он всё чаще и чаще отправлялся в парк за мыльными пузырями без этюдника. А вскоре вообще почти перестал рисовать…

С искусством выдувания из соломинки удивительных пузырей Колмана-Олбериха познакомила цыганская девочка в начале лета этого года. Он, по своему обыкновению аккуратно разместившись с этюдником на одной из дорожек парка, делал наброски, когда услышал за спиной детский голос:
— Здесь не хватает этого!
Художник обернулся и увидел девочку — она окунала в небольшую баночку с мыльной пеной соломинку и выдувала из этой соломинки пузыри.
— Как ты это делаешь? Можно мне твою баночку?
— А ты дай что-нибудь!
— У меня нет денег, но я могу подарить тебе свой рисунок… Можно, сперва попробую?
— Правда подаришь? Это просто. На, держи!
Художник взял баночку и собирался уже повторить то, что делала девочка, но внезапно его отвлекли резкие свистки. По дорожке парка бежала, подобрав юбки, старая цыганка. Чуть не сбив этюдник, она схватила за руку девочку — и обе бросились прочь с дорожки в сторону деревьев.
Несколько секунд спустя с Колманом поравнялся, видимо, преследовавший цыганку местный смотритель парка.
— Вы видели, куда они побежали? — запыхавшись, обратился он к художнику.
— Не знаю, может, туда… — Колман махнул рукой в неопределённом направлении.
— Спасибо. Прошу меня простить, совершенно не понимаю, как эти цыгане могли оказаться в нашем парке!.. — окончание фразы художник расслышал плохо — смотритель торопился восстановить нарушенный цыганами порядок.

Так баночка и соломинка остались у художника. Иногда он вспоминал, что не успел подарить, как обещал, свою картину, но вскоре забыл об этом. В конце концов, это были простая стеклянная банка и обыкновенная соломенная трубочка. А мыльный раствор для пузырей Колман очень скоро научился делать сам.
Вот и сегодня Колман-Олберих стоял, как обычно, у раскрытого она и пускал мыльные пузыри. И они так же, как и вчера, как и позавчера — летели над шпилями и трубами крыш…

— Как бы я хотел полететь с вами! — воскликнул вдруг Колман-Олберих.
Но пузыри словно смеялись. Они не растворялись, не лопались, они опять кружились тут же, у окна, а потом — ветер вновь уносил их в сторону парка Святого Мартина.
— Возьмите меня с собой! — заламывая руки, кричал им художник. Но пузыри, конечно, не отвечали ничего.
Близилась осень. Темнело теперь совсем рано. Сегодня Колман не успел выбежать из дома, чтобы ещё раз посмотреть, как мыльные пузыри летают над дорожками и деревьями парка, там, где он когда-то встретил цыганскую девочку.
Он стоял у раскрытого окна и повторял снова и снова:
— Возьмите меня с собой…


Наутро смотритель парка обнаружил в ветвях огромного клёна тело молодого человека. Бедолага был в одной ночной сорочке и, видимо, готовился ко сну. Но как он мог попасть на самую вершину дерева? Изувеченное тело долго не могли спустить на землю — пришлось отрубить несколько ветвей. А когда человека в ночной сорочке всё-таки положили на парковую дорожку, кто-то заметил парящие над ним мыльные пузыри. Они переливались в лучах рассветного солнца и явно не спешили ни лопаться, ни улетать. Они сопровождали тело молодого человека, даже когда его в тележке садовника везли в местную сторожку.
Похоронили его как самоубийцу.


— Да ладно, он просто выпал из цеппелина! — подал голос Полковник.
— Помилуйте, какие цеппелины в 1830 году4!
— Ах ну да, прошу прощения… Тогда не знаю. В ветвях деревьев! Его, должно быть, здорово размазало по этим ветвям! Ха. Это всё цыгане, их штучки. Который час? Не пора ли на ужин?
И мы пошли ужинать.


__________________________________________

1. — В 1830 году жители Брауншвейга подняли восстание против Карла II. Резиденция герцогов была сожжена дотла.
2. — Колман (Коломан, Коломбан) — от гаэльского Colm;n («голубь», «голубёнок»), от латинского Сolumbus («голубь»). Олберих (Алберих, Альберих) — от древнегерманского Albirich (Alberich, Albrich): alb, alf (эльф, альв) + rihhi, riki (богатый, могущественный; вождь, правитель). Буквально «власть эльфа».
3. — Жан-Батист Шарден (1699–1779) — французский живописец, прославившийся своими работами в области натюрморта и жанровой живописи. Одна из известных его картин — «Мыльные пузыри» (1733–1734).
4. — Цеппелины (LZ 1) начали строить в 1899–1900 гг.