Какая-то другая женщина

          За три года многое изменилось как в окружающем меня мире, так и во мне самом.
          Спокойная, размеренная жизнь; хорошая работа с прицелом на будущее; надёжные друзья, книги, иногда - девушки, капризные и претенциозные, совсем не похожие на тех, с которыми я общался в студенческие годы; темноглазая невеста из хорошей семьи и с приличным приданым: всё это медленно, но верно отодвигало казавшееся теперь невероятным моё прошлое  в сумрачную зыбкость воспоминаний.
         В конце апреля, когда мы обсуждали в райкоме комсомола детали прохождения нашей колонны на первомайской демонстрации,  секретарша  шефа позвала меня к телефону.
             -   Междугородний, -  объяснила она. - Звонит твой друг.
             -   Тебя трудно застать  дома,  -  недовольным  голосом  пробурчал  в  трубку  Андрей  Марченко. - У меня в субботу свадьба, приезжай обязательно.
             -   Ты не мог позвонить хотя бы за неделю вперёд? – упрекнул его я.
             -   Приезжай, - Андрей был непреклонен. -  Я знаю, ты сможешь всё устроить.
         Звонок Андрея застал меня врасплох. Уезжая из города, где прошли мои студенческие годы, я был в полной уверенности, что больше туда не вернусь. «По несчастью или к счастью, Истина проста: Никогда не возвращайся В прежние места», - я был полностью согласен с этими словами и входить дважды в одну и ту же реку вовсе не собирался.
          Дежурная улыбка секретарши, приторно-участливые лица моих товарищей - комсомольских работников, кумачовые лозунги на стенах и обитая чёрным дерматином дверь, ведущая в кабинет к шефу: всё это стало неважной иллюстрацией к моим студенческим воспоминаниям. Однако Андрей был моим близким другом, и то ли по этой причине, то ли из праздного любопытства - как они там, мои друзья-подружки? - я решил ехать. Родители и невеста единодушно поддержали меня: «Тебе надо развеяться. В последнее время ты слишком много работаешь».
         Не знаю, когда во мне произошла перемена: вечером ли перед рейсом, в самолёте, или тогда, когда я увидел в аэропорту Сашу Платонова, улыбающегося мне, но я, скинув с себя груз относительного благополучия последних лет, снова стал студентом - легкомысленным, весёлым,  готовым на приключения.
             -   Саша? - удивился я. -  Как ты здесь оказался? Вот уж не думал, что меня будет кто-нибудь встречать!
         Мы обнялись, и он стал рассказывать, что учится в аспирантуре, по-прежнему живёт в общежитии, где у него отдельная комната и где мало что изменилось с прежних времён.
             -   На ком женится Андрей? - спросил я.
             -   А ты не догадываешься? – усмехнулся Саша. - На Свете, конечно.
             -   Чего же они ждали столько лет?
         Саша рассмеялся: 
             -   Наверное, Андрей надеялся, что Света всё-таки раздумает выходить за него замуж.
         Мы были однокурсниками и хорошо знали историю их любви, которую вкратце можно было охарактеризовать следующим образом: временами Андрей любил Свету, временами Света любила Андрея, но это почему-то никогда не происходило одновременно.
         Мы не поехали сразу в общежитие, а сошли у ярмарки с традиционным шашлыком, обильно посыпанным красным перцем, водкой с наценкой, пивом, рыбными консервами и прочими деликатесами середины 80-х годов ХХ века.
         Я купил две порции шашлыка и, пока Саша брал  пиво «Ячменный колос», просмотрел местную газету: изменился стиль статей, восхвалявших курс на перестройку, более смелым стал репертуар кинотеатров (ретроспективный показ фильмов Милоша Формана), а в остальном была всё та же рутина с перевыполнением плана, выходом из строя старого оборудования, кроссвордом и объявлениями по обмену квартир.
         Подошёл Саша с пивом, мы попытались его открыть, но безуспешно - наша стойка раскачивалась из стороны в сторону и явно не годилась в качестве открывалки. Я обратился за помощью  к шашлычнику и тот, щёлкнув четыре раза золотым перстнем, смахнул металлические пробки со стола на помятую траву. Всё это было настолько знакомо, что я не мог не улыбнуться.
         Пиво чуть-чуть вскружило мне голову, и когда мы, наконец, попали в общежитие, и я расцеловался с вахтёршей тётей Шурой,  мне стало казаться, что я никогда отсюда не уезжал.
             -   Мы приглашены к пяти часам, - сказал Саша,  - сейчас же только двенадцать. Что будем делать?
             -   Схожу к Тане, - вдруг решил я. -  Сегодня воскресенье,  может она дома.
             -   Старая любовь не ржавеет, - усмехнулся он. - Ну что ж, передавай привет, я с ней тоже давно не виделся.
         По хорошо знакомой дороге среди корпусов, через маленький сквер с берёзками, я шёл к Тане, по традиции, с цветами и бутылкой вина. Вино «Агалина» дал мне Саша, так как магазины, торгующие алкоголем, открывались только в два часа.
         До этого я позвонил.
             -   А, это ты, -  голос Тани был усталым и как будто не очень радостным. - Не думала, что ты приедешь. Ну, раз приехал, то заходи. На свадьбу меня не позвали, там мы увидеться не сможем, а мне очень интересно поглядеть на тебя, какой ты стал спустя три года.
         Знал бы мой шеф и мои подобострастные подчинённые из райкома комсомола, какие воспоминания будоражили  память их товарища по борьбе за светлое будущее всего человечества!
      
                ***
         
         Разбитый и невыспавшийся, ещё не придя в себя окончательно после вчерашнего, я приподнялся на локте и увидел рядом с собой спящую и незнакомую мне девушку. Механически взглянул на часы: десять минут девятого. Сделав над собой усилие, я встал, добрался до графина с водой и наполовину осушил его. Как будто немного полегчало. Комната с зелёными обоями ни о чём мне не говорила: раньше я здесь никогда не бывал. Газета, прикрывавшая на столе, видимо, остатки вчерашнего ужина, грозно ощетинилась заголовком: «Из зала суда». Последнее, что я помнил - ресторан, ребят, пьяные заверения Марченко, танцы с какими-то девушками, кажется, с экономфака... Но откуда взялась она? Как я вообще попал в эту комнату с зелёными обоями?
         Натянув трусы и рубашку, я потянулся за джинсами. Из сорока рублей стипендии в кармане была лишь смятая пятёрка с мелочью. Я помнил, что вчера мы скинулись по десятке, но куда делись остальные деньги?
             -   Эй, - я потряс девушку за плечо. - Просыпайся!
         В это время в комнату, постучавшись, вошёл мужчина лет пятидесяти с помятым лицом и не совсем дружелюбным, как мне показалось, взглядом. Я привстал, одновременно застёгивая джинсы.
             -   Выходи, -  сказал он хриплым голосом. - Потолкуем.
         Смутно я начинал  кое-что припоминать, но полной уверенности у меня всё ещё не было.
         Квартира оказалась обычной двухкомнатной «хрущёвкой» с маленькой клеткой-кухней. На белом, залитом вином столе стояли несколько стаканов и пустая бутылка из-под портвейна.
             -   Сгоняешь? - спросил мужчина, закуривая «Беломор».
             -   Рано ещё, - ответил я, понимая о чём идёт речь.
             -   Спросишь Митрича в  «стекляшке». Скажешь, что от Виктора.
         Делать было нечего: чтобы хоть что-то выяснить в этой полудетективной истории мне пришлось найти и «стекляшку», и угрюмого грузчика Митрича, и вернуться с двумя бутылками вермута туда, где меня ждали на кухне мужчина с «Беломором», а в спальне - незнакомая спящая брюнетка со смуглым и упругим телом. По ходу дела я выяснил, что нахожусь в одном из новых микрорайонов города, как раз напротив дома, где жил Марченко. Это совпадение показалось мне подозрительным, но к определённым выводам я так и не пришёл.
         Я вошёл, не постучавшись: глупо стучаться в квартиру, где ты провёл ночь, переспал с девушкой и в девять утра вышел за вермутом, чтобы опохмелиться.
             -   Садись, - предложил мужчина, указывая на стул. - С Танькой у тебя что?
             -   Мы полюбили друг друга с первого взгляда. («Значит, её зовут Таня»).
             -   Выпьем.
         Дрожащими руками я пытался зажечь спичку. «Если предлагает пить, - мелькнуло у меня, - возможно, обойдётся без скандала».
             -   Я её вырастил с малых лет и не допущу, чтобы она превратилась в шлюху, - угрозы в голосе мужчины хоть и были, но явно угасали.
             -   Так вы - отец Тани? – на всякий случай спросил я.
             -   А ты думал - кто?
         После того, как мы снова выпили, и у меня наконец-то зажглась спичка, он протянул мне руку: «Виктор». Я тоже представился.
             -   Так  ты,  наверно,  без  закуски не  пьёшь?  - спросил он. - Иди, буди Таню, пусть приготовит нам чего-нибудь.
         Я хотел было уже встать, но он остановил меня:
             -   Ты у неё первый?
         Этого я не знал. Я, к сожалению, вообще не помнил, совершили ли мы вчера то, в результате чего девушка, по мнению некоторых, в физиологическом плане становится женщиной. Моя вчерашняя соседка по постели не очень-то напоминала девицу, но я на всякий случай ответил: «Наверное...», впрочем, Виктор пропустил мой ответ мимо ушей.   
         Выпитый вермут подействовал на меня странным образом: контуры вчерашнего вечера вырисовывались всё яснее, а очертания ночи делались менее расплывчатыми. Прежде всего, я уяснил себе, что сегодня суббота, 26 сентября 1981 года, что вчера мы отмечали получку стипендии в ресторане «Центральный» и, когда все опьянели, кому-то пришла в голову мысль пригласить девочек с экономфака. Потом мы ехали в такси, я кого-то обнимал... А потом?
         Я вошёл в комнату с зелёными обоями и присел на кровать. «Дуракам  - счастье», - подумал я, разглядывая свою вчерашнюю подружку.
             -   Танюша, вставай! - произнёс я тоном давнего любовника.
             -   А-а, - сладко потянулась она. - Ты уже проснулся?  Ну, как, едем к Андрею?
         Ничуть меня не стесняясь, она встала, закурила сигарету и ласково провела рукой по моим волосам, а я, казалось, только сейчас начинал  осмысливать своё место и роль среди многомиллиардного человечества.
             -   Мы познакомились с твоим отцом... - начал я.
             -   Вот как! - удивлённо перебила Таня. - Не думала, что он так рано поднимется, вчера-то он на ушах ходил.
              -   Слушай, - сказал я, притягивая её к себе. - Со мной такое впервые, и  я  сам  не   знаю, как  это  произошло... ты мне очень нравишься, но убей меня бог, если я хоть что-нибудь помню после вчерашнего.
             -   Ну, да! - поразилась Таня. -  Ты  был  вполне  на  уровне: мы славно покутили в «Центральном», потом приехали сюда, выпили вина... Да  ладно, чего там! Или ты, может, меня проверяешь?
             -   Да нет же, - нетерпеливо отозвался я, - а потом, что было потом?
              -   Потом? - растерянно произнесла она. - Потом нам пришлось чуть-чуть помучиться, ведь после такого количества спиртного...
             -   Понятно.
              -  Но я тебе помогла... ты ещё сказал, что я очень хороша  как женщина, и мы уснули. Андрей же пригласил нас  к себе на дачу пить чешское пиво... который час?
             -   Начало одиннадцатого.
             -   Значит, я ещё успею принять душ. А ты пообщайся пока с моим отцом: он любит поговорить за жизнь.
         Накинув халат, Таня сказала с грустью в тёмно-карих глазах:
             -   Ты не думай... я совсем не такая. Просто задел ты во мне какую-то струну, а говоря проще, влюбилась я в тебя, как дура...  У меня здесь ещё никто не был и никогда никого не будет: отец, хоть и пьёт, но очень строг в этом плане... Сама не знаю, что на меня нашло вчера: ты мне говорил такие удивительные  вещи, читал такие стихи... Мы будем встречаться?
             -   Да.
             -   Ты не считаешь меня  легкомысленной женщиной?
             -   Нет, я не считаю тебя легкомысленной женщиной. Я считаю себя дураком.
             -   Почему?
             -   Как можно не помнить ночи с такой женщиной?
             -   Милый, таких ночей будет ещё много, стоит тебе только захотеть... Я иду в ванную, а вы с Витей постарайтесь много не пить.
             -   Чего вы так долго? -   проворчал  Виктор,   когда   я   вернулся   на   кухню. -  Я вот тут хлеба нарезал, колбаски варёной, подливка томатная  была какая-то в холодильнике...
         Мы выпили за Таню.
             -   Не оставляй её,  -  внезапно произнёс Виктор. - Она взбалмошная, нервная, особенно  после смерти матери,   но очень добрая и сердце у неё чистое... как слеза.
         Таня вышла из ванной комнаты и капельки воды падали с её тёмных волос на пол:
             -   Ну, я  вижу, вы окончательно подружились. Папа, мы едем на дачу к нашим друзьям, вернёмся вечером. Не скучай!
         ...О, бог любви, Эрос! Ты всю жизнь исподволь подводишь нас к моменту наивысшего счастья, подразумевающего единение как тел, так и душ, но разве мог я знать, в ту пору твой верный раб, что это  именно тот момент, тот миг? Когда мы поднимались по ступенькам на второй этаж Марченковской дачи под хихиканье Андрея и Светы и потом, когда Таня скинула платье и плакала у меня на груди: «Я не такая...»
 
                ***             
      
         Таня выглядела очень плохо: бледная, глаза впали, руки дрожат.
             -   Что случилось, Таня? - У меня кольнуло в сердце. - У тебя неприятности?
             -   Отец умер  в  прошлом году, а мне даже хоронить его было не на что. Это, по-твоему, неприятности? - её тёмные глаза скользнули по мне в ожидании ответа. - Люди на земле одиноки, ты  далеко, да и не нужна я тебе.
         Наверно, мы всё-таки любили друг друга, и это были счастливые дни исполнения желаний, весёлых пирушек в общежитии, бессонных ночей. Долгое время она писала мне, звонила, но я не хотел ворошить старое: у меня была другая жизнь, и Таня навсегда осталась где-то там, в далёком прошлом.
         Она достала стаканы.
             -   Ты пьёшь? - спросил я.
             -   Все пьют.
             -   Ты хорошо знаешь, что я имею в виду.
             -   Налей  мне. И не будем об этом. Мне надо немного выпить, иначе я не смогу пойти завтра к врачу.
             -   Ты больна?
             -   А-а, ерунда. Женские дела.
         Я погладил её по руке, и она вздрогнула.
             -   Таня, почему ты не можешь пойти к врачу, если не выпьешь? -  снова спросил я.
             -   У меня трясутся руки: обычный похмельный синдром, - Таня опустила глаза. -  Не думай об этом.
         Она взяла стакан и, отвернувшись, залпом выпила.
             -   Пожалуйста, не читай мне нотаций, - попросила она, снова наливая себе вино в стакан. - Ты ведь всё равно мне не поможешь. Завтра ты уедешь, а я снова буду одна, и  это - она кивнула на бутылку - заменит мне  всё на свете.
         Я прошёл на кухню и заглянул в холодильник: кроме пачки маргарина и открытых рыбных консервов я ничего внутри  не обнаружил.
             -   Я сейчас приду, - сказал я.
             -   Если ты в магазин, то захвати вина.
         В «стекляшке» не было особого выбора продуктов, впрочем, так же, как и в мои  студенческие годы. Я купил всего понемногу и, выстояв небольшую очередь за вином, перекинулся парой слов со знакомой продавщицей.
             -   Давненько не заходил, -  упрекнула она меня.
             -   Я живу сейчас в другом районе, - ответил я. - А грузчик Митрич всё ещё у вас работает?
             -   Ушёл на заслуженный отдых, - с иронией отозвалась продавщица. - Отработался, алкаш проклятый!
         Таню я застал плачущей в кресле.
             -   Послушай, - сказал я, - у тебя ведь были какие-то родственники в деревне?
             -   Эх! - она покачала головой. - Там  участок: надо сеять, поливать, ухаживать, они дрожат над каждым кустиком, над каждым ростком,  это не по мне, мне и здесь неплохо.
             -   А на что ты живёшь?
             -   Деньги - не проблема... Скажи, я по-прежнему тебе нравлюсь?
         Я вспомнил день, когда за окном цвела сирень - тоненькие благоухающие веточки. Таня срывала душистые лиловые соцветия и что-то шептала, казалось, не замечая меня; её лёгкое платье пахло полевыми цветами, в волосах играло солнце, а руки, оголённые до плеч, блестели коричневато-золотистым загаром.
             -   Почему ты не ешь? -  спросил я, оставив без ответа её вопрос.
             -   Я не голодна.
             -   Я тоже не голоден, но ем. Не мне тебя учить, что когда пьёшь, надо закусывать.
             -   Я ведь попросила не читать мне нотаций... Расскажи лучше немного о себе. Ты женился?
             -   Нет.
             -   Работаешь?
             -   Да. Вторым секретарём райкома комсомола.
             -   О! А я вот  не  работаю. Преподавала одно время  в  школе, да надоело  каждый день одно и  то  же:  дети снуют под ногами  взад и вперёд, шум, гам, в общем, тоска.
         Я смотрел на Таню и думал: что же мне нравилось в ней? Или она так изменилась за эти годы?
         Она как-то сразу опьянела и размякла:
             -   Всё не так,  всё не так  в  этой жизни!..  Часто,  по ночам, я просыпаюсь и мне становится страшно: я и хочу умереть, и боюсь смерти. Я выхожу на кухню, курю и плачу, плачу без конца. Мне так хочется, чтобы кто-то был рядом, кто-то близкий... но ночью я всегда одна, я ненавижу ночь, боюсь её приближения, но она всё равно приходит, подкрадывается, как посланница ада,  как призрак с того света...
         Она села мне на колени и обняла за шею.
             -   Почему  бы  тебе всё-таки  не поехать  в деревню, Таня? Отдохнула бы от всего, что тебя тревожит, помогла бы по хозяйству тёте...
             -   Я не могу. Уже не могу.
         Таня снова заплакала, и мне стало жаль её, жаль наших воспоминаний, утерянных и давно позабытых чувств. Куда же делись её многочисленные подруги, друзья, участливые соседи, наконец?
         Я пробыл у неё ещё полчаса - мне надо было торопиться на свадьбу. Перед моим уходом она попросила оставить ей немного денег.
             -   Тебе было хорошо со мной? - спросила она, пряча деньги в сумочку. - Как раньше?
             -   Да, Таня.
         Я был в подавленном настроении.
             -   Почему ты ничего не сказал мне насчёт Тани? - спросил я у Саши в общежитии. -  Ей...  очень плохо.
             -   А что такое? Я ни о чём не знал, - удивился Саша.
             -   Почему Андрей не пригласил её на свадьбу?
             -   Я думал,  она тоже будет... Света ведь дружила с ней.
         Мы поехали на свадьбу в ресторан «Центральный» около пяти. Андрей и Света очень обрадовались мне, я вручил им подарок – чеканку, изображающую девушку с зажжённой свечой. Поцелуям, объятиям, взаимным расспросам не было конца. Свадьба, как и положено, была шумной и весёлой, я и Саша много пили, он с кем-то танцевал, я же был не в духе, а внезапно нахлынувшие воспоминания не давали мне покоя. Гости стали расходиться около десяти, а мы с Сашей, попрощавшись со всеми, несмотря на просьбу Андрея, звавшего нас к себе домой продолжить застолье, вернулись в общежитие. Саша, констатировав, что ему не нравится моё настроение, потащил меня к каким-то своим знакомым и куда-то исчез.
        В полумраке комнаты, в сигаретном дыму, под грохот динамика, ко мне подсела какая-то полная брюнетка.
             -   Ты кто? - спросила она, с удивлением разглядывая меня.
             -   Бывший студент. А ты?
             -   Наташа. Можешь за меня выпить.
             -   А они, - я кивнул на многочисленных гостей, - кто они?
             -   Сейчас придёт Саша.
             -   Ну, Сашу-то я знаю. А эта, блондинка с короткой стрижкой?
             -   Ну, ты даёшь! Понравилась, что ли? Это Яна Мендель, вечно о чём-то грустит, занудливая до ужаса.  Есть ещё одна Яна - Авдеева.
             -   Очень приятно. Ну, а Наташа у нас одна?
             -   Одна. Поэтому выпей за меня.
         Я давно не пил водку стаканами, - в последний раз, когда мы отмечали получение дипломов и нагрудный ромб, который мы обмывали, ударился вместе с последними каплями «Московской» о мои передние зубы.
         Девушка, которую Наташа назвала Яной Мендель, пристально на меня смотрела.
             -   У тебя знакомое лицо, - сказала она, наконец. - Такое чувство, что я тебя когда-то где-то видела.
             -   Все люди немного похожи друг на друга, - заметил я. - Давай-ка лучше выпьем, Яна!
         Она удивилась:
             -   Откуда ты меня знаешь?
             -   Эх, милая  моя, ты  ведь  и так мне не поверишь... Может, ты - девушка из моих снов и мне часто снятся твои соломенные волосы и глаза с поволокой, серые как рассвет и голубые как небо?
             -   А  моё имя тоже тебе приснилось? – её светло-серые глаза смотрели на меня с  недоверием.
              -  Да.  Хотя  какое  имеет  значение, как кого зовут? Я  знал  одну девушку, любил её больше жизни, но теперь её зовут по-другому... старое имя исчезло, а в новом для меня нет прежнего волшебства.
         Яна не улыбнулась:
             -   Здесь что-то не так. Давай выйдем на балкон, тут слишком шумно и слишком душно...
         Звёздная апрельская ночь была очень тёплой. Мы присели на надувной матрац, кем-то оставленный на балконе.
             -   Я  немного  пьяна, - произнесла Яна,  исподлобья глядя на меня, - но не настолько, чтобы не понять: я действительно тебя знаю. И ты знаешь меня. Но откуда? Почему мы не виделись столько лет?
             -   Я здесь когда-то учился, Яна. В этом общежитии до сих пор бродят привидения, а по ночам, в переходах, светятся еле видимые точки: это мгновения, остановленные нами, прекрасные мгновения, которые уже никогда не вернутся... пойдём, я покажу тебе.
         Яна молчала.
             -   Здесь было всё, - продолжал я: -  любовь и ненависть, дружба и предательство, верность и измена. Это был Ноев ковчег, где всё перемешано, но всё важно, где нет границ, но очень много преград, где иногда нужны годы, чтобы завоевать девушку, а иногда достаточно и одной ночи... Пойдём, Яна, - я взял её за руку, а она, как зачарованная, последовала за мной. - Здесь, в пределах этой секции на  втором этаже зародилась и умерла большая любовь... Ирэна и Пётрэк, мои друзья, где они сейчас? А Гия и Божена? Они любили друг друга, но соединить несоединимое им так и не удалось. В этом переходе между правым и левым крылом кубинец Пепино обнимал немку Ютту, а кто-то в темноте совсем рядом наигрывал аккорды на гитаре... Пойдём наверх, здесь, на четвёртом этаже, в комнате 420 разыгрывались нешуточные страсти, а там, через одну секцию,  «скорая помощь» так и не смогла спасти Андрюшу Шаболтина, который решил, что лучше не жить, чем жить преданным и обманутым. Полька Аня готовила на этой кухне бигос: она любила одного, но вышла замуж за другого - обычная история, если бы на кону не стояли человеческие судьбы. Остановись, Яна, вглядись в темноту: здесь навсегда слились в поцелуе Биргит и мой друг Вахтанг, посчитавшие позднее свою любовь смешной и глупой, ведь то, что считалось в общежитии нормальным и приемлемым, в большом мире оказалось странным и недопустимым.
             -   Я вспомнила, - внезапно остановившись, сказала Яна. - Ты учился на пятом курсе, когда я только приехала сюда. Ты, естественно, не обращал внимания на какую-то первокурсницу и оттого меня не помнишь. А имя? Наверно, кто-то в комнате у Вероники назвал меня по имени, вот ты и запомнил?
             -   Слишком  много  ясности  одним  махом, - вздохнул я. -  Ах, Яна, я так хотел, чтобы ты прочувствовала, о чём я говорю, а ты сразу разложила всё по полочкам.
             -   Зачем ты вернулся в общежитие?
             -   Я приехал на свадьбу друга.
             -   А мне кажется, что ты приехал посмотреть на призраков. Как тебя зовут и кто ты такой вообще?
         Мы стояли у входа на балкон на третьем этаже.
         Я взглянул на неё:
             -   У  меня  нет  имени,  нет  национальности и гражданства, и только теперь я понял это со всей отчётливостью, понял, что все эти годы жил здесь, в этом общежитии, жил прошлым, обманывая себя, что не думаю о нём.
             -   Пойдём  к Веронике, - тихо сказала она.
         В комнате снова играла музыка. Саша, удивлённо взглянув на нас с Яной, обернулся к своей соседке по столу и что-то шепнул ей.
             -   Нам надо выпить, - сказала Яна, - поднимемся ко мне. Рита, - она кивнула на девушку, с которой шептался Саша, - всё равно занята.
         Она переговорила с немкой - одной из хозяек комнаты, куда пригласил меня Саша,  та дала ей какой-то пакет и мы вышли.
             -   Мне интересно с тобой, хотя я не всё понимаю, - медленно, словно подбирая слова, произнесла Яна, когда мы поднимались по лестницам. - Тебе не кажется, что мы должны были встретиться? Может, я тоже часто вижу тебя во сне и мне снятся твои длинные тонкие пальцы и чёрные глаза?
         В комнате Яны слева от дверей стоял шкаф; по обе стороны от окна -  две кровати, а посередине - стол, застеленный салатовой клеёнкой.  На стенах - полки с книгами. Было  уютно и пахло лёгкими духами.
         Я пил почти весь день, но абсолютно не чувствовал себя пьяным. Мне хотелось разобраться в себе, дойти до края... я не мог уже жить прежней, упорядоченной  жизнью хотя бы потому, что видел сегодня Таню и слишком разителен был контраст между ней и благопристойно-сытой жизнью моих друзей и однокурсников, давно позабывших полёты над пропастью, ночи без сна,  рассветы у синего озера  в роще за общежитием.
             -   У меня утром самолёт,- сказал я , - но я вряд ли смогу сегодня уснуть.
             -   Я тоже, - со смущённой улыбкой проговорила Яна.
             -   Это из-за меня?
             -   Не знаю. Расскажи, что же произошло в этом общежитии такого, что ты не можешь это забыть?
             -   Ты  хочешь,   чтобы   я  рассказал  тебе  про  пять лет своей жизни? Это невозможно, Яна.  Невозможно, если только ты не великий художник, передать на словах ощущения и чувства, можно лишь, как в пьесе, назвать время и место действия, действующих лиц, вспомнив их монологи и диалоги, но кто знает, как зарождаются чувства, почему умирают, как получается, что мы выбираем одних, а не других? В этом общежитии была убита любовь, и может ты права, говоря, что я приехал не на свадьбу, а приехал сюда ещё раз взглянуть на стены, что помнят её тень, на коридоры, что помнят её шаги, на окна, помнящие её дыхание.
         Я взглянул на неё: она, не двигаясь, слушала.
             -   Как же её звали, кто она была? – тихо спросила она.
             -   Я говорил уже об этом: у любви не может быть имени, как нет имени у неба, у солнца, у цветов.
             -   Она должна была быть очень счастливой женщиной.
         Потом она положила свою руку на мою:
             -   Нельзя жить прошлым.
             -   Даже тогда, когда знаешь, что ничего лучше у тебя в жизни не будет?
             -   Этого никто не знает. Может, твоя большая любовь ещё только ждёт тебя?
         Яна встала, вынула из пакета бутылку водки и бутерброды с плавленым сыром, включила электрочайник.
             -   В котором часу у тебя самолёт? - спросила она.
             -   В половине десятого. В понедельник утром мне обязательно надо быть на работе.
             -   Значит, у  нас  не  так уж  много  времени, - она  вдруг  рассмеялась. -  Знаешь, вообще-то, я очень серьёзный человек, всегда всё делаю  так, как положено. Нет, ты не подумай, что я весь день занимаюсь своей философией, и у меня нет парней, я не хожу на дискотеки, на вечеринки, в кино... Просто я всегда всё заранее планирую: без этого никогда ничего в жизни не достигнешь. А сегодня как будто всё перевернулось и встало вверх дном, словно ты посадил меня в лодку и мы плывём по течению, не зная, куда оно нас вынесет...
             -  Извини, я не хотел...
         Она меня перебила:
             -   А  может  я  сама  хотела  сесть  в твою лодку? Может, нельзя в жизни всё спланировать? Но... измениться за несколько часов? Возможно ли это? Я же стала совсем  непохожей на себя!
             -   Не думай об этом, - попытался успокоить её я. -  Вполне возможно, что мы снова друг другу снимся.
         Чайник закипел, Яна заварила кофе, я налил водку в пузатые рюмки с золотистым ободком.
             -   За нас, - сказала Яна. - Чтобы ты забыл прошлое, а я поменьше думала о будущем.
             -   И за то течение, по которому мы плывём, - добавил я,  улыбаясь.
         Водка неприятно обожгла горло. Яна села на стул и, глядя на меня снизу вверх, прошептала:
             -   Я, кажется, опьянела.
          Коснувшись рукой её плеча, я робко поцеловал её  в губы.
             -   Ты думаешь о ней,  о своей убитой и потерянной любви, и целуешь меня, какую-то другую женщину? – лицо Яны было серьёзно и печально, но в голосе звучала странная ирония.
             -   Ты не хотела, чтобы я тебя поцеловал?
             -   Хотела,  но ещё вчера я тебя не знала.
             -   Это имеет значение?
             -   Для нас, наверно, нет, а для людей - да.
             -   Ты думаешь, за нами сейчас подглядывает  весь  земной  шар?  По-моему, никого, кроме нас, в этой комнате нет.
             -   Я спущусь к Рите, у нас не осталось сигарет.
         Спустя пять минут, когда она вернулась с пачкой  «Космоса», я осторожно поинтересовался:
             -   Что сказали наши друзья?
        Яна была задумчива.
             -   Рита  многозначительно  молчала,  - проговорила она глухим голосом, -  а  Саша  сказал  что-то вроде того, что мы с тобой - две родственные души, только странно, что мы это так сразу поняли. Мне уже всё равно... Лодка слишком далеко от берега.
         Утром, когда я спустился к Саше за вещами, тот с иронией заметил:
             -   Не  думал,  что ты  приехал  из-за Яны.  Она собирается тебя провожать? Чудеса, да и только! Рита считает это временным помешательством, но вы взрослые люди, своё дело знаете.
         Яна ждала меня в вестибюле: она была грустна и по-детски смешно тёрла заспанные глаза. Я уговорил её остаться дома.
             -   Скажи, - спросила она, - я была случайной женщиной в твоей жизни? Не говори... я знаю... Ты очень устал. Отдохни, выспись... мне будет очень не хватать тебя.
         В самолёте я спал. Дома, наскоро перекусив, тоже собирался завалиться спать, но отец позвал меня из прихожей:
             -   Тебя к телефону,  какая-то девушка... ну и вид у тебя!
         Звуки, которые я вначале принял за помехи на линии, оказались всхлипываниями Тани:
             -   Прости меня, ради бога, прости... я приходила  в  общежитие,  но  было уже поздно. Саша сказал, что ты уехал...
             -   Да говори же ты, наконец, что стряслось!
             -   Я сегодня была у врача... -  она снова плакала. -  Он   сказал, что я больна...  Это гонорея,  нужны  уколы...  и тебе, наверно, тоже. Я ума не приложу, от кого я могла заразиться... умоляю, прости меня, я же не нарочно...
         Я положил трубку, закурил и присел на стул в прихожей.
             -   Мне нужно ехать, - сказал я матери. -  Вернусь через несколько дней.
             -   Куда, сынок? - поразилась мать. - Ты же только что приехал!
             -   Дела. Я обязательно позвоню.
         Отец нахмурился, но не произнёс ни слова.
         Я и не представлял себе, какой проблемой может оказаться взять деньги в долг, когда они нужны тебе срочно и безотлагательно. Получив отказ в нескольких местах (о том, чтобы обращаться к родителям невесты и речи быть не могло), я позвонил секретарше шефа, и та выслушала меня хоть и насмешливо, но с пониманием.
             -   Пожалуйста, - сказала она под конец. - Тебе я отказать не могу.
         Ночью я стоял у аэропортовских касс, надеясь, что кто-то или сдаст билет или по каким-либо причинам опоздает на рейс. Мне повезло, и под утро самолёт снова поднял меня в небо. Странно, но я даже немного поспал, хоть думал, что не сомкну глаз.
         Саша, которого я разбудил в восемь утра, был, по меньшей мере, удивлён.
             -   Нелётная погода? -  спросонья не разобравшись в чём дело, спросил он.
             -   Нет, - ответил я.
             -   Слушай, а в чём дело? Зачем ты вернулся? Это ведь не за город на пикник съездить...
         Я рассказал ему.
             -   Не спеши, - сказал он после паузы. - Надо всё обдумать. Это может случиться с каждым, хотя у тебя, конечно,  всё должно было произойти именно так... Ах, Таня, Таня... Пропала девочка!
             -   Мне надо поговорить с Яной.
             -   А с ней, - смутился он, - у тебя тоже  было?
             -   Да.
         Он выпил воды и сказал:
             -   Перестань нервничать. Я приду через пять минут.
         Вскоре он вернулся со сложенным вчетверо листком бумаги. Это был какой-то адрес:
             -   Найдёте врача Шульгина в  поликлинике на проспекте. Скажете, что от Сергея, он поймёт. Это не страшно. Вполне возможно, что и ты, и она здоровы, но профилактика не помешает. Брать на учёт вас не будут - это же по знакомству. Деньги у тебя есть?
             -   Есть. А сколько ему надо будет дать?
             -   За три укола он берёт тридцать, значит, всего  шестьдесят. Сейчас главное - Яна.
         Я поднялся наверх, где Яна и Рита пили кофе. Яна сразу же встала, её  удивление сменилось недоумением, она хотела что-то сказать, но взглянув на меня, осеклась. Я молчал. Рита неслышно что-то пробормотала и вышла, оставив нас вдвоём.
         Потом было самое трудное, самое страшное. Всю дорогу, пока мы ехали в такси, я не мог даже взглянуть ей в глаза. Шофёр затормозил у вендиспансера.
         Врач оказался весёлым молодым человеком.
             -   Вы - Шульгин? - спросил я . -  Мы от Сергея.
         Я объяснил ему, в чём дело.               
             -   Муж и жена? - поинтересовался он.
         Я кивнул.
             -   Бывает, но всё же надо быть осторожнее. Значит, так...  Я вам сделаю по три укола бициллина, потом будете пить сульфадимезин, а сегодня желательно хорошенько пропариться в бане. Шипучих напитков - не употреблять. Об алкоголе не может быть и речи в течение десяти дней.  Всё понятно?
         Мы вошли в небольшую комнату с серыми шторами. Яна была бледна, как полотно. Позже, когда я расплатился, и мы вышли на улицу, её стошнило. Я дал ей свой носовой платок. Она по-прежнему не проронила ни слова.
             -   Давай  где-нибудь сядем, - сказал я. – Там, у спуска к реке когда-то был сквер.
             -   Я  тебя   ненавижу,  -  наконец,  бросила  она. - Ты мне противен  и  как  человек, и  как мужчина. Кто она, эта женщина, которая тебя заразила? Не та ли единственная и неповторимая твоя любовь, у которой нет имени, как у неба, солнца, цветов и которая не давала тебе покоя все эти годы? Прошлое встало из могилы и мстит тебе за то, что ты не сумел вырваться оттуда, за то, что даже на убийство любви ты не способен, ты лишь покалечил свою любовь, а полу-убить нельзя ни человека, ни любовь.
         Взгляд её серых глаз был неприязненным и жёстким. Мы молча курили, не замечая, что стал накрапывать дождь.
             -   Когда у тебя самолёт? – глядя куда-то в сторону, спросила она.
             -   Я не собираюсь уезжать.
             -   А работа?
             -   Мне лучше потерять работу, чем тебя.
             -   Меня ты уже потерял.
             -   Нет. Я никогда больше не встречу такую женщину, как ты.
         На этот раз Яна посмотрела мне прямо в глаза:
             -   Тебе доставляет удовольствие меня мучить?
         ... В комнате у Саши сидела Рита.
             -   Всё нормально? - спросил Саша.
             -   Да, -  ответил я. - Если это можно назвать нормальным.
         А потом Яна неожиданно взяла меня за руку и коснулась головой моего плеча.
         Мы стояли у окна и смотрели, как дождь клонит к земле тоненькие ивы у общежития.