Город, которого нет

Я держал в руках командировочное удостоверение, по которому предписывалось на пять дней поехать в Саратов, радуясь, что Бог предлагает случай побывать в городе Вольске, где я родился много лет назад. Мой отец был военным, поэтому из этого города я уехал, когда окончил второй класс. Периодически  у меня возникало томительное и тревожное желание отправиться  на родину и посмотреть, что там произошло за шесть десятилетий разлуки.

Я почувствовал радость сбывающейся мечты, и меня охватило трепетное ожидание. С билетами проблем не было, потому что вначале декабря охотников путешествовать по стране немного. Поезд отправлялся ночью, заказал такси и прилёг подремать. Проснулся от крика, который, как мне показалось, доносился с улицы. Кричала женщина, причём так истошно, что чувство похожее на панику пронзило меня. Я выглянул в окно - на улице никого, и я понял, что крик доносится из ящика, который смотрела жена. Очередная серия «Тихого дона», дошла до эпизода с насилием, но осознание причины скандала не освободило от тревоги, которая нарастала.

Неожиданно понял, что не хочу ехать на родину. Чувство щемящей тоски, глубокой печали по родным, которые умерли и лежат в неведомых могилах, искать которые совершенно не хотелось, охватило меня. Никто не заставлял меня заниматься поисками крестов на погосте, и времени у меня на это просто не будет. Все эти мысли принимались спокойно, но печаль и тоска нарастали, отменить поездку я не мог, потому что производственные приказы надо выполнять. Успокоил себя тем, что ехать или не ехать на родину решу в Саратове.

Стоило оказаться на вокзале - тревога ушла, и наступило волнительное ожидание путешествия: в Саратове мне бывать не приходилось, поэтому новые впечатления обеспечены. Поезд пришёл вовремя, я без шума устроился на законную нижнюю полку и заснул, ни о чём не думая.

Снежный покров белыми полосками начал появляться после Волгограда, ближе к Саратову намёт нарастал основательными сугробами, сосульками и наледями. Поезд прибыл рано утром, повестка первого дня была наполнена ознакомительными семинарами, основная работа начиналась на другой день. Появилась твёрдая уверенность, что смогу съездить в родной город за один день без ущерба для работы, но надо ехать на поезде, чтобы не нарваться на гололёд. Избежать искушения, изменив собственное решение, не удалось: на автобус, который отходил на 15 минут раньше поезда, билеты закончились; кассир был неподкупен и твёрд, когда сказал мне:
- Билетов на 6-00 нет!
Кто-то в голове произнёс:
- Решил ехать на поезде, перестань шарахаться! С волей Господа не спорь!

В вагоне электрички сидячие места не загораживали панорамный обзор, через экраны больших окон. Пассажиров было человек десять, все расселись как удобно. Рассвело, белая равнина, изрезанная оврагами, расстилалась за окном на многие километры. Временами на стеклянных экранах вагонных окон возникали рощи и лесные полосы, заросшие голыми, серыми деревьями. Иногда заросли приближались к железнодорожной насыпи очень близко и поражали своей неухоженностью, корявостью и ветхостью, словно стеклянный дождь обломал ветки, которые упали на землю, где продолжают гнить уже много лет. Дачные участки под Саратовом ни в какое сравнение не шли с краснодарскими стандартами. Домики действительно были садовыми, не претендуя на богатство и архитектурное совершенство. Поезд бежал резво, с редким перестуком колёс, в детстве рельсовые плети были намного короче и лежали на деревянных шпалах в отличие от нынешних – железобетонных.

Я дремал и просыпался, стало казаться, что прошлое и настоящее соединились, и я, отрок, еду по железке к любимой бабушке и деду, которые меня ждут. Пребывая в бодром состоянии, понимал, что время пролетело; я уже сам дед и моя внучка не верит, что, когда-то я был пацаном, который катался на санках, лыжах и коньках по узким улицам Вольска. В детстве я тоже не мог представить, что это моя бабушка - девчонка с косичками, которая смотрит на меня с парадной фотографии.

Река Волга - центр европейской части России. Я еду три часа, за это время две остановки и ни одного населённого пункта. Громадная страна, казалось бы, приложи руки, сердце и душу и она сделает обеспеченными всех, кто живёт внутри её границ, ан нет, прошло шестьдесят лет, а за окном ничего не изменилось, ширь да гладь, но благодати нет, потому что мы её не создаём, Господь помогает только тем, кто действует.

Вокзал Вольск 2, таксисты, пронырливые, как и в Краснодаре, предлагают домчать с ветерком, убеждаюсь, гололёда нет, выбираю с виду опытного водилу.
Он объявляет:
- В центр 200 рублей!»
- Не многовато? - торгуюсь я.
- Красная цена, - убеждает он. Соглашаюсь и мы несёмся по сухой, вполне приличной дороге, по краям которой сугробы сероватого слежавшегося снега. Тревога по поводу гололёда ушла.
  - Можно обратно на автобусе, - подумал я.
- Довезите меня до театра, надеюсь, его построили? - спрашиваю водителя.
- Я сам здесь живу десять лет, - признался таксис. - При мне он уже работал.
          По сторонам дороги появились пятиэтажки хрущёвских времён, такие районы существуют в каждом городе, но в моём детстве их ещё не было.
- А дороги у вас вполне приличные, - заметил я.
- За городом согласен, их недавно построили, а внутри города направления, но не улицы.

Въехали в центральную часть города, машину начало потряхивать, временами колёса юзили и буксовали, скорость снизилась, я ничего не узнавал, хотя старался зацепиться за какую-то примету, которая гуляла в голове.
- Приехали, если захотите обратно на поезде, могу отвезти, хотя автобусы ходят в Саратов через час, - проговорил участливо водитель, отсчитывая сдачу с пятисот рублей.
- А где здесь автовокзал? - спросил я рассеянно, понимая, что вряд ли задержусь в этом городе, а автобус вполне приличный вид транспорта на таких дорогах.
- По этой улице вниз, - водитель махнул рукой в нужном направлении.

Я вышел, совершенно не осознавая, где нахожусь: здание театра с репертуаром перед кассами высилось передо мной, но я никак не мог понять в какую сторону идти, чтобы окунуться в город, который словно из детских кубиков был сложен в моей голове. Обогнул театр и вышел на площадь, иллюстрация стала сходиться с картиной, которая хранилась в глубине памяти. На меня наваливался торговый центр, вокруг которого хороводом стояли фургоны, торгующие всякой всячиной, а рядом волнами расходились очереди. Подошёл ближе, пожилые женщины терпеливо ожидали подхода к раздаточному окну. На витринах развалы колбас и сыров. Но покупатели выбирали дешёвые мясные изделия, вспомнились слова бабушки:
- Внучек, пойдём в лавку, может там что-нибудь выбросили.
 
Я терпеливо выстаивал длиннющую очередь, чтобы бабушка могла купить «на двоих», что выбрасывали в советских магазинах, но очереди, которые извивались передо мной сейчас, были намного короче, и меня никто не просил помочь купить продуктов «на двоих».

Торговый центр, он и был долгостроем, который запомнился как строящийся театр, но, видимо, новоявленный инвестор решился достроить торговое предприятие, а театр приютили в другом помещении. Старинные здания на площади сохранились хорошо, мне пришло в голову, что если я выйду на берег Волги, то определюсь со своим местонахождением; выберу правильное направление, не заблужусь и найду родительский дом. Сквер позади торгового центра показался мне знакомым, я двинулся вдоль железной ограды, которая тянулась по левую руку, прошёл несколько метров, впереди заблестела вода.
 
- Волга, - подумал я с облегчением. В голове появилась картинка бурнокипящего берега, к которому лепились громадные дебаркадеры, а к ним причаливали корабли, буксиры и баржи. Я застал колёсные пароходы, которые курсировали в навигацию по всей длине реки. Баржи с различными грузами привозили необходимые городу товары, а увозили металлоконструкции и цемент, который выпускали четыре завода. Стоя на пустынному берегу, когда-то бурно кипящего причала, я с удивлением увидел диких уток, которые заполнили как фарватер, так и прибрежную полосу - никто их не беспокоил.
 
В моей памяти, правый берег Волги, на котором я стоял, был застроен лабазами, которые поддерживали причальный комплекс в работоспособном состоянии. Куда делись множество моторных лодок, которые сновали между баржами, подвозя рыбу и мелкие грузы? Помню лодочников, это были серьёзные люди, сознающие собственную значимость, каждый из них выражал себя в собственном плавучем средстве, разукрашивая и снабжая его сильным мотором. Река не стала меньше, ширина её была, как и в детстве. На уровне горизонта виднелся левый берег, горы правого берега, расположенные вверх по течению, обрывались в воду с той же самой высоты, но что-то основательно изменилось.

Я двинулся по набережной, которой прежде не было, потому что она была не нужна на бурном, суетливом берегу моего детства, и чувствовал, что таксист был прав, когда говорил:
- Кинули рекламу в виде набережной, которую наспех построили, отмыли громадные деньги, а люди по ней не гуляют. Не лучше ли  было вложить их во что-то более полезное?

Мне пришло в голову, что мы уже давно живём в состоянии: «Не лучше ли было построить, что-то более полезное?» Люди не отдыхают на набережной, потому что от чиновничьей жадности она получилась узкой, неуютной и неудобной, даже туалета не удосужились построить. Я шёл и размышлял, остановился: очередная улица спускалась к реке, это был Бульвар, так мой дед называл главную улицу родного города. Я не ошибся, справа, в старинном купеческом доме, расположилась детская школа искусств, а чуть выше краеведческий музей. Я встрепенулся, картинка воспоминаний согласовалась с иллюстрацией, которая раскинулась перед глазами. Теперь я всё найду.

Меня радовало, что ни одно старинное здание не было разрушено, но аляповатая, вездесущая реклама, смазывала впечатление от архитектурного замысла, приходилось раздевать строения от разрисованных щитов и вывесок, и узнавать то, что хранилось в глубине сознания. Здание книжного магазина, тогда он назывался «КОГИЗ» (Книготорговое объединение государственных издательств), было превращено в Магнит. Напротив моя первая библиотека, куда я записался за книгами: «Путешествие Гулливера» и «Приключения Буратино». Кинотеатр имени Урицкого, был на реставрации, но барельеф названия виднелся на фасаде.
 
Впереди уже давно привлекал внимание величественный, золотоглавый храм. Его в моей памяти не было, хотя бабушка водила меня в церковь по праздникам. Храм оказался на площади «Свободы», и был огорожен причудливой металлической оградой, перед входом стоит женщина синеватого вида, протянула руку для милостыни, но я не воспламенился состраданием.

Внимательно читаю: «Храм Троицы Живоначальной», в 2009 г. собор вновь был возведен на своем историческом месте». Его разрушили большевики, поэтому он не существует в детской памяти. Вхожу, ставлю свечи за здравие, за упокой, с благодарностью присаживаюсь на удобную скамейку, чтобы дать отдохнуть скрипучим суставам. На выходе синеватая женщина, уже не тянет руку, но во мне проснулись смирение и сочувствие.
- Кто сказал, что она не страдает? - пролетело в голове. - Она мучается больше чем кто-либо, поклонись её страданию!

Подвиг поклонения оказался мне не по силам, но денежную купюру я ей подал. Сердце сжалось печалью и тоской, что-то похожее на рыдание дрогнуло во мне и остановилось на выдохе. Я продолжил движение. С правой стороны от собора колледж музыкальных искусств, современное здание порадовало меня архитектурным обликом, который вписался с образ площади. С левой стороны от собора красная пожарная каланча, она оказалась намного ниже собора и ниже образа, который остался в моей памяти, воистину, в восемь лет деревья, здания и столбы казались намного выше, чем сейчас. Помещение начальной школы, где мне довелось сидеть за партой, переоборудовали в детский сад. А вот и парк моего детства, перед ним помещение с колоннами: «Центр досуга молодёжи». На фасаде большой плакат «С новым годом!» Вхожу в ворота, ко мне бежит лохматая собака приличного размера и рычит.
- Не рычи на меня, пожалуйста, - говорю спокойно. - Я тебя не трогаю, и ты на меня не лай.
Пёс успокаивается и отходит к конуре. Да, это парк моего детства: аттракционы разрушены, на месте каруселей, горок и шалтай-болтаев рваные металлические конструкции и ржавая арматура.
- Детям здесь делать нечего, - подумалось мне.
Узнаю здание тира, но он не работает, вспомнил первые опыты удачной стрельбы, до сих пор этот вид спорта для меня привлекателен, но пострелять не удаётся - закрыто. Грустные воспоминания овладевают мной.
  - Что произошло за шестьдесят лет? Мы стали черствее? Почему от центра досуга молодёжи веет печалью и запустением?

Снимаю перчатку, стряхиваю снег с лавочки, присаживаюсь и стараюсь поймать энергетику места, где протекали мои детские дни. Замечаю, что нет столетнего дуба, который толстыми ветками раскидисто накрывал четверть сада, а вокруг его ствола многоугольником стояли скамейки.
- Неужели спилили? 60 лет для дуба оказались губительными? Или решили омолодить растительность?

Пора двигаться дальше. Напротив парка моя родная школа, так и есть, никуда не делась. Прохожу мимо, перемена, выбегают трое пацанов, лет по 12, и бегут во двор, где в детстве располагался приусадебный участок, на котором мы выращивали овощи, цветы и даже маки, что в настоящее время является преступлением. Троица под навесом пытается закурить, увидев меня, прячут сигареты. Я говорю негромко:
- Ребята, зря вы сжигаете собственное здоровье, - они молча ждут, когда отойду. Знаю, что будут курить, но они не заартачились, это меня радует. В городе, где живу, за такое замечание можно в ответ основательное возражение схлопотать, здесь ещё стесняются. На пути дом, где жила девочка, в которую был влюблён, двухэтажное, кирпичное, оштукатуренное здание обветшало, видны трещины и следы сырости, но рамы пластиковые. Парадный подъезд заложен кирпичом, кто-то расширил собственную жилплощадь.
- Да, вход в детство замурован! – грустно подумалось мне. Вспомнил, как потел и страдал в подъезде перед тем, как постучать и войти на день рождение к Наташе, с букетиком гвоздик.

Из соседнего дома вышла женщина, заперла калитку, посмотрела на меня, ключ бросила в широкую щель почтового ящика и спокойно прошла мимо.
- Доверяет, или в доме воровать нечего? - иронично спросил я себя и пошёл дальше.

А вот и развилка с собачьими воротами, так в детстве называли столб линии электропередач с подпорой. «Собачьи ворота» на месте, столбы новые, железобетонные, переламываю суеверие и ступаю в арку, глядишь, поможет окунуться в детство. Справа сплошной забор, заглядываю за край, вижу овраг, в котором журчит река
- Это Малыковка, совсем рядом мой дом, - подумал я и бодро двинулся вперёд. Перекрёсток, но я, не сомневаясь, что на правильном пути, иду дальше, поворот направо, налево тупик - это я помню точно. Что-то заволновалось в душе, рядом родник «Красный крест», но мне туда не надо, а вверх по улице мой дом? Иду медленно, снег слежался, скользит под ногами, в любой момент могу оказаться в сугробе, вокруг ни души. Поднимаюсь на уровень поперечной улицы.
- Это улица Львова, - говорит мой внутренний голос. На углу ветхий, деревянный двухэтажный дом.
- Это моя улица, почему она такая узкая и короткая? Обочина заляпана грязью, обошёл серый высокий сугроб и осторожно вышел на проезжую часть.
- Улица Силикатная, - да, моя родная улица, убыстряю шаг, насколько позволяют уставшие ноги.
 
Дом стоит на месте, но я его не узнаю. Ворота, которые были сделаны из тёса, каждая доска выстругана и подогнана, завалились. Калитки нет, поднимаю глаза, под коньком мой любимый иллюминатор (слуховое окно), стёкла в окнах имеются, но привычных занавесок нет. Опускаю глаза, передняя стенка дома до уровня высокой завалинки выломана и зияет мрачной пустотой. Пытаюсь войти во двор. Изумление, сходное с испугом. То, что дед называл низом, а это был утеплённый подвал, в котором он на зиму прятал пчёл, полностью разрушен. Дом висит на угловых деревянных опорах, которые казались жидким фундаментом. Где бесконечная ширина двора, который в детстве казался полем битвы или снежной пустыней, когда сильный буран заносил двор по самые окна? Мы с дедом брали лопаты и прокапывали проход от хлева до калитки, получалась рукотворная пещера, не лабиринт конечно, но высокий длинный сугроб позволял покорять снежный перевал, не выходя со двора, по нескольку раз в день. Крыльцо, которое казалось высоким (под ним жил мой любимый пёс Мальчик), покосилось и провалилось.
 
Чувство одиночества, запущенности, потерянности пронзили меня, я решил обойти ветхое строение. Вспомнил, что наш дом был единственный с металлической крышей. С правой стороны соседнего дома не оказалось, даже развалин не осталось, зашёл на его территорию, всё заросло дикой акацией и кустарником. Вот амбразурка в чулан, а вот оконце над русской печью, рваное железо топорщится на гнилых стропилах, всё подтверждает, что я пришёл в дом своего детства, но откуда безысходная печаль? Когда-то шумная улица вымерла, никто не катается на санках, лыжах и коньках. Я, в эмоциональном порыве, решил подняться по улице вверх, может кого-то встречу.
- Зачем тебе это? Всем твоим сверстникам давно за шестьдесят! – это внутренний голос.
- А взрослые? – возразил я ему.
- Взрослые вымерли, их дети уехали за счастьем в другие города и страны. Ты сам себя не видишь на этой улице, хотя прошёл через «Собачьи ворота». Всё исчезло в тумане вечности. Зачем ты сюда пришёл?

Эти странные вопросы роились в голове, они цепляли за живое, я протестовал, но понимал, происходит продолжение моего запроса в архив по поводу помощи в отыскании родовых корней. Множество родственников затерялись в застенках и лагерях сталинского режима, я знаю, что они родились и жили в этом городе более сотни лет. Архив ответил, что такими делами не занимается. Интересно, чем ему заниматься, как не помогать людям обретать родные корни? Но я не в силах заставить архивистов работать так, как мне хочется.
 
Я стою перед родовым домом, который моя мама покинула много лет назад, потому что уехала по распределению после окончания пищевого техникума и обустроилась в другом городе. После смерти родителей продала наследство. Я и сам не знаю, зачем я сюда приехал? Убедиться, что дом существует, и время стирает следы существования человека. Я помню своих стариков, поэтому они живы независимо от того, где они жили, куда меня занесла судьба. Постоял, помолчал, отдавая долг памяти, повернул назад, полностью понимая, что моя миссия закончена.

Возвращаюсь, внизу, на перекрёстке стоят двое мужчин бомжеватого вида. Обратился к Богу, чтобы они не просили у меня денег, не потому что мне жаль подать им пару червонцев, нет. Я вспомнил, что в детстве, на этой улице алкоголиков не было. Детская память не отпечатала разговоров, что сосед злоупотребляет спиртными напитками. Когда были свадьбы, дни рождения или праздники, взрослые пили бражку, танцевали и пели народные песни, провозглашали несколько тостов и начинали общаться.
- Сейчас появится третий, - подумал я, и он появился из подворотни. Троица оживлённо замахала руками, отвлекаясь от меня. Я двинулся вниз по улице Львова, но боковым зрением продолжал наблюдать за событиями. Да, так и случилось, один из троицы побежал в ближайший дом.
- За самогоном, - подумал я печально.

Через пару часов я ехал в маршрутном Мерседесе с мягкими сиденьями, дорога действительно была отличная, напрягало, что движение было в один ряд, из-за этого скоростному автобусу приходилось плестись в хвосте колонны из длинномеров и грузовиков, но всё кончается, закончилось и моё путешествие.
Прощай город детства, которого нет!
                2016 г.