Непрощённый. Ч. I, гл. 5 Воплощения

5.Вопрощения Мадонны-Венеры
 
Свою галерею Мадонн я продолжил на пустых страницах обгорелого по краям бортового журнала. Сразу после кривыми буквами накарябанного карандашом  Wir verbrennen!**  следовало слово Medchen***, дальше шли непонятные  каракули каббалистических символов и древнескандинавских рун. Скорее всего эта запись была сделана тогда , когда Фриц уже вытащил меня из танка. Внутри башни тратить на эту канитель драгоценное время  возможности не было. Вначале я не понял -какую "девушку" вспомнил Фриц, вытянув меня из крематория пылающего "Тигра". Потом кое-что стало проясняться, но так и не прояснилось до конца. Обращался ли он за помощью к Деве Марии, или призывал не оставлять его душу блуждать над обгорелыми трупами  и изувеченными машинами поля сражения?
 
 Тем же карандашом из планшета я набрасывал на незаполненных страницах ракурсы моей Кормящей Малыша Мадонны. Я вырисовывал каждый локон её растрепавшихся по плечам волос, выводил линию ушной раковины, прочерчивал контуры её совершенных лба, носа, губ и подбородка,  наносил штрихи теней возле нежно смотрящих глаз в обрамлении ресниц под коромыслицем брови и полутеней на поддерживающих младенца руках. Я осторожно прорисовывал припавшего к груди мальчика  с пухленькими ручками и ножками в "завязочках". Я не мог налюбоваться идеальной красотой материнства.
 Но заметив, что я рисую, Валентина прерывала кормление и, натягивая лямку сарафана на плечо, прятала сочащийся млеком розовый сосок.
-Ну што ты  подглядывашь! - притворно строжилась она , укладывая мальчика в колыбельку.- Пошёл бы лучше воды принёс или дров наколол. У меня- то молоко ручьём текёт. А вот у коровки нашей вымя пересохло. Из-за боёв осталась она ноне сухостойной. Прошлый год покрыла быком из Мамоново, так и бычок был и молочко. А ноне то Мамоново-воново!- одни трубы торчат. Гарь да пепел-не поёт петел. Потом бычка прирезала, штоб мясцо к столу было. Ох, грехи наши тяжкие! Теперь вот кормилица в холостую сено переводит. Уж подумываю-не прирезать ли к зиме-то? Где сена напастись? Да и курей половину перерезать надоть. Два петуха-дерутся. Это ни к чему...Опеть же летом -то они сами кормятся. А опосля Покрова -чем кормить оглоедов?
  Видел я мою Мадонну и с топором над чуркой, отмахивающей головы курам и петуху-дармоеду, и обдирающей попавших в петли зайцев, чьи натянутые на пяльца-треугольники шкуры сушёными абажурами выветривались на повети.
 Не столь мрачно выглядели наши походы на рыбалку. Иногда мы садились в дощатую, просмолённую плоскодонку втроём, а чаще вдвоём с Веней. По протокам мы отправлялись к обозначенной на карте из планшета командира речке -и не высовываясь за пределы лесного массива делали забросы снастей. Особенно экзотичными орудиями лова были блёсны, изготовленные Веней из металлических орлов и черепов снятых с убитых солдат вермахта и СС. В концах крыльев имперских "птиц" смышлёный малец проковыривал отцовым шилом отверстия, чтобы приладив к ним самодельные якорьки из проволочных обрезков "колючки" с лини обороны и колечки из той же "проловки" -получить великолепную  "колебалку". "Вращалки" и мормышки отлично выходили из эсесовских черепов, кучей сгрудившихся в жестяной банке из под чая. Из них же с помощью молотка плющил Веня на наковаленке в сарае разной формы грузила.
   Первую свою щуку на речке Глазихе я поймал как раз на блесну-орла. Зубастая хищница так заглотила импровизированную блесну, что пришлось, разрывая розовые жабры, вынимать её с помощью штык-ножа. Каково же было моё удивление, когда в желудках пойманных щук и сомов мы стали находить рыцарские кресты, медали "За отвагу" и другие, как немецкие  так и советские награды. Сколько экипажей танков и самоходок поглотили на переправах река и болото!? Того никто не знал. Танкисты и пехотинцы молот о молот сшибшихся  моторизованных дивизий заканчивали свой кармический путь на дне реки, где их обгладывали, общипывали, обсасывали рыбы и раки. К зиме мы навялили и насолили столько рыбы, что она уже не лезла в горло. Да и мысли о том, на чём эти ихтиозавры нагуляли жирка не способствовали обострению аппетита. Зато собачонка и кот обжирались от пуза.      
 
В нашем бортовом журнал я вместо записей делал рисунки. И к Рождеству у меня накопилась целая коллекция "веселых картинок". На одной мы с Веней выдёргиваем из лунки гигантскую щуку, на другой - вытаскиваем из петли зайца. На третьей - пилим дрова на козлах и, поколов, складываем в поленницу. На самых последних, потайных для мальца и моей Мадонны, страницах я изобразил Валентину  в бане. Это был ещё один переиначенный сюжет Венеры Боттичелли. Вместо морской раковины моя Венера стояла в банной шайке. Вместо волны золотых волос в ладошке она прикрывалась веником, очертания  надувших щёки  эолов я придал поднимающемуся от каменки пару...

 Иногда моя жизнь в лесу представлялась мне какой-то иллюзорной идиллией. Когда выпадал первый снег, мы дурачились, бомбя друг друга снежками, лепили снежную бабу. Морковка вместо носа. Руки -ветки. Глаза - угольки. Звонко лаял, нарезая круги, пёс. Кот мяукал, сидя на крыльце. Стрекотала сорока не ветке. Взявшись за руки, -Веня, Валентина и я вставали в круг и , водя хоровод, дружно хохотали.

 Но мне стало не до смеха, когда, спустившись в подпол за съестным и откинув до того неприметную тряпицу занавески я зашёл со свечкой в боковое ответвление подземелья. И что же я там увидел? На полках лежали подмороженные, аккуратно порубленные куски хорошо пропечённой человечины. С одной полки торчала скрюченная рука, с другой -нога. На третьей возлежали филейные части. А в углу скалилась кабаньей мордой печёная голова. Я выскочил из этой кладовки, как ошпаренный. И тут же увидел, что никакой задергушки и входа в боковое помещение не было.

-Тебе надо почаще заваривать душничку и пустырник,- напевала Валентина.-Опять у тебя обострение после контузии...

Я сильно подозревал, что она мне подмешивает в чаёк порошочка из сушёных мухоморов. А иначе - с чего  меня одолевали кошмарные галлюцинации? То Валя являлась мне со светящейся глазницами и зубастым ртом тыквой на плечах, вместо головы. То оказывалось, что мы не в прибранном, ухоженном доме с яствами на столе, а в промораживаемой лачуге. Меня колотило ознобом. И тощая ведьма с синими кругами под глазами вначале подавала мне на блюде фаршированного опарышами собственного младенца, а потом совала мне в рот ссохшуюся титьку, чтобы выдавить из неё капли гноя.
-Пей, касатик, пей! Тебе выздоравливать надо, скалилась седая, косматая страхолюдина и в окно лезли рыла и рога славянских демонов -болотных кикимор. И леший с сучком носа норовил мне выцарапать глаза когтями сухих веток...

продолжение:http://proza.ru/2022/11/11/977