София Daily

"Беседы на сонных кухнях… Танцы на пьяных столах… Где музы облюбовали сортиры… А боги живут в зеркалах…", – спел однажды милый, в сущности, юноша "со взором горящим". Спел на заре перестройки, которую тогда никто – взглянул бы я на смельчака! – не осмелился бы поименовать "катастройкой"... И было – да, показалось кое-кому: приоритеты, отструктурированные героями 17-го и нисходящими, начинают возвращаться к разумному порядку вещей. Музы, камены, все девять, покинули места общего пользования, а в сортире заперли на заложку странноватого вида дядьку бог весть какой мифологии, по имени соцреализм. Помнят, помнят петрозаводчане со стажем, как собирались в "железке" (ДК железнодорожников на Первомайском) тогдашние "неформалы": хиппи, панки, металлисты, брейкеры, вот только наци не жаловали там никогда, и говорили вслух о наболевшем, а местное ТВ (!) всё это показывало (!!). А петрозаводский комсомол (!!!) проводил первый общегородской конкурс красоты. И там были чудеса, конечно. Там ходили на подиуме девы и на манер царицы Савской поражали набитый "под завязку" зал отсутствием колготок и присутствием растительности в местах, откуда в наше просвещённое время изгоняют её, как ведьму киевскую, уже рафинированные гимназистки-пятиклассницы. Тогда существовала на бескрайних ещё просторах Родины (Беловежская пуща не приснилась бы никому и в самом дурном сне) сиротская группа. И велика же была сила её молодой весны, далеко раскинула группа свои метастазы и филиалы по городам и весям, упаковав СССР, как в авоську, саундом от "Яузы" или "Маяка". Был в музыкальном коллективе даровитый и тороватый молодой человек, для пользы дела представлявшийся порой близким родственником "отца перестройки". Теперь-то, задним числом, и впрямь видится что-то близкое, родное в этой паре культовых фигур конца 80-х, но это теперь… А тогда! Высоко летал над всем миром бывший орденоносный комбайнер со Ставрополья, которого советское пока ещё ТВ неизменно показывало народу только с одного ракурса. А в это время "племянничек" тешил слух незамысловатой "пьосЭнкой", где звучали такие слова: "Дядя Миша, дядя Миша, дядя Миша мой родной! Неужели ты не слышишь, как ругают нас с тобой?!". Так почему же сегодня – в эпоху суверенной демократии – мы не слышим ни от кого аналогичное: "Дядя Вова, дядя Вова"? Разве топ-менеджеры в каком-нибудь Gunvor'е намурлыкают, себе под нос… А уж позиционировать себя в качестве Его родни… это, знаете! Вспоминается, как осенью 2000-го (уже после "Она утонула") мы были в Америке по делу. Пунктом нашей культурной программы значилась встреча в неформальной обстановке (открою секрет – в пивной) с представителями американских интеллектуальных кругов. Ну, американский интеллектуал (их называли когда-то давно "левыми") – это вообще особая статья. Это такая совершенно отдельная фракция тамошнего общества. Пиджак тяжёлого кроя. Либеральнейшим образом всклокоченная шевелюра. Нос характерной конфигурации. Короче, финалист мирового исторического процесса… из тех, кого в своё время небезызвестный господин Г. сотоварищи подозревали в изначально присущей антигосударственности, каковую черту национального характера думали поправить с помощью "окончательного решения". То есть "газенвагенов". Что и закончилось, как хорошо известно, Нюрнбергом и пятью виселицами… "– Как вы могли? – набросились на нас эти интеллектуалы и демократы до мозга костей. – Как могли вы избрать …?! He is from KGB!!!!! How could you?!" Хау, хау… Гау!ляйтер ответит на все ваши вопросы в ходе прямой линии, которая состоится… "Ходить бывает склизко по камешкам иным…" Постаревшие боги возвращаются в зеркала и на кухни танцевать непозабытые танцы. И с утробным рыком ломится из сортира на волю арестант, и требует себе музу помоложе да посимпатичней. А в джентльменский набор вернулось похвальное умение не задавать лишних вопросов. Почему? Ну, почему "в России всякое движение начинается с левой ноги, но – с равнением направо"?

2009.


В жизни то имеет значение, как. А не то, что. Или, ещё проще: важна не тема, а рема. Для тех, кто любит, чтобы разжевать и в рот положить: неважно, шо ты там себе тематизируешь, а важны персонифицирующие дискурс маркеры. Ещё интонация мает значение по самое не могу. Остальное, если у кого ещё осталось – Хай(деггер) йому грець!
(Речь Р. Зиммермана, (не)произнесённая им на церемонии вручения Нобелевской премии за интонацию, дикцию и акцент в американской песенной культуре. – Перевод с зиммерманского.)

2017.


Скоро он появится опять. Пышные усы, по-отцовски мудрый, немного с восточной хитринкой взгляд... неуставной – мягкий – воротник кителя... "Покажи мне того, кто выжил, один из полка..." Так вот же. Встречайте!
Порой мне кажется, что он и не умирал, что он – скрытый имам, он лже-Нерон и вот-вот должен объявиться во плоти среди нас. А пока – на палке, как в "старые добрые": в рядах "Бессмертного полка" (?!), да и в других рядах – зримо, незримо – он уже здесь, в отличие от соратников, расстрелянных и стрелявших.
Феномен живучести товарища Сталина может удивлять только тех, кто живёт "по законам другим". Это живучесть не благодаря, а вопреки. Реальный Сталин интересует немногих, но многим нужен Сталин-который-не: не Америка, не Китай, не "вЕдРо", не вороватый чиновник тире бизнесмен тире полицейский, не прогрессирующий бардак во всех бараках и возле, а заполнитель воздуха. Воздуха, которого становится чуть меньше чем нужно, и спасает только ощущение, что его и нужно всё меньше с каждым днём.
Антиисторичность сегодняшнего Сталина очевидна. И в этом его сила. Что он делал, чего он не делал, чего добился и какой ценой – это теперь дело десятое. Тот Сталин умер в 1953 году. А шестьдесят шесть лет спустя ходит лже-Сталин, и дивизий у него никак не меньше, чем у римского папы.
Этот Сталин неуязвим. Ну как, чем вы уязвите то не знаю что? Нравственный вакуум в обществе, которое так и не научилось ни судить, ни прощать, всегда заполняет идея. Идея – это не портрет на палке, за которым стоит некая другая реальность, нет: идея и есть реальность. В отличие от реальности как угодно понимаемой "свободы" и её условно бесконечного поля потенциальных возможностей, это реальность конечная, определённая (о-предел-ить, дать предел), обязательно – анонимная, безымянная.
"– Придёт...
Но не успел он договорить, как раздался треск...
История прекратила течение своё."
Вот уж это точно. Второго шанса никто не даст.

2019.


"– Ахинею придумали. Латинцы дурни, – сказал Иван с набитым ртом.
– А почто, милай? – встревожилась бабка.
– Дак вот, Кассирер энтот... Теория символического поля, концепция функционального понятия. Что не по содержательному сходству отбирает и компонует, вишь, сознание, а по функциональному. Бред собачий, – пояснил Иван.
И, чтобы лучше добрело до старой, он три раза пустил лай в потолок... Бабка лайнула в ответ:
– Ав, ав... а в чём дело? Ав!
– А в том, старая ты ложкомойня, – ласково сказал ей Иван, – что русская народная, понимашь, мудрость ровно то же самое уместила в несколько забористых слов!
– В моём дому попрошу не выражаться! – упредила бабка предполагаемую цитату.
– Да не то, – Иван снисходительно засмеялся и макнул рязанский круассан в повидло. – "Не по хорошу мил, а по милу хорош", вот тебе и весь твой Кассирер!
Он захрустел круассаном, повидло потекло по бороде.
– Разумного Бог послал, – радостно сказала бабка.
Она облизнулась, как в первую ночь, плотоядно. И постучала железными зубами."
("Сказка о мойке. Версия бабы яги". Отрывок.)

2017.


Проплывающий в колясочке крепкий, щекастый младенец пристально смотрит на меня. Нередко замечаешь у детей такие, не по возрасту "взрослые", "знающие" взгляды. На что направлены взгляды? Вовне ли? Конечно, неопределённый дядька, так несхожий с папой, а тем более мамой, лакомый кусочек для малого возраста. Усы, очки, волосы длинные... такой непонятный... Лет до трёх он будет удивляться, во всём встречном наблюдая многообразие мира, которое подступающая взрослость сведёт к многому уму, лишив картину мира главного: единичной жертвенности.
Рублёвская "Троица" веками удивляет младенческим чистым взглядом на вещи невидимые. Три ангела, три ипостаси единосущного Бога, они смотрят не на зрителя, они отделены от мира внутренним взглядом на жертвенную чашу. Чаша – это центр композиции, и хотя мы (как дети) чаще уделяем внимание ангелам, суть и смысл и ангелов, и всей иконы заключены именно здесь.
Что видят ангелы, когда смотрят на своё? Себя они видеть не могут: ангелы – существа служебные, они только передают, и через них транслируется незримое вещество мира в сознание. В сущности, и нет никаких ангелов, это-то мы знаем. Если убрать три фигуры с иконы, оставить одну чашу, "Троица" не изменится, только внешне: принцип троичности лишь частный случай метапринципа монотеистичности, его парадоксальное подтверждение и доказательство.
Удаляя и редуцируя, от частного приходим к общему. Это общее расположено в центре и представлено как чаша. Чаша эта жертвенная, вино в чаше символизирует кровь. Неслучайно здесь отсутствует хлеб как репрезентация времени, настоящее – прошлое – будущее, кровь же единомоментна и как бы всё сразу объединяет в себе, как видимый мир, так и невидимое ему сознание.
Бог как жертва. Такое понятие о Нём было в каждой из трёх авраамических религий. Как три ангела смотрели на одно и видели его каждый по-своему, но различие это было лишь во взгляде, не затрагивая сущности видимого.
Если мы сумеем постичь живой мир как мёртвый, как жертву, ежечасно и ежеминутно приносимую, тогда сумеем понять как тех, кто сделался мёртвым для этого мира, так и тех, кто в мёртвости его ищет, трагически ищет живое – как спасение для себя и для всех.

2021.


Ванюшка устал гоняться за бабочкой – присел на камушек. Бабочка ещё покружила, да и взмахнула куда повыше, искать кого покрепче.
– Не споймал? – ласковый старичок, откуда ни возьмись, объявился на соседнем камне.
– Однако, – ответствовал отрок, – отойди, отче, оттопчу окончание!
– Слово твоё на "о", – мелко засмеялся старец, борода в пляс, – одиночество – твоё слово.
– Откуда знаешь? – сбился Ванюша.
– Дак, ить, милок... не впервой мне! Ты вот думаешь, первоход. А ведь ты, Ваня, мне знаком до последней наколочки твоей. А всё бегаешь? Поймал... не поймал... один чёрт. Поймал, да не ту. Ловил одну – поймал, уже не она. Она летала, а эта не летает. Обман!
Ваня снял один сапог и размотал портянку.
– Вдругорядь поймаю, – посулился. – Ужо полетает...
– Мир летает вокруг тебя, а ты его норовишь – вот, как портянку эту – намотать, да натянуть.
– Что же, по-твоему – босиком ходить, что ли?
– Летай, Ваня...
Сказал – и пропал. И нет его. А на пне опята. А там иван-чай, "мне не нужно других книг, кроме тебя..."
– Мне не нужно, – сказал Иван.
("Иван-чай и Змей". Русская народная майсе. Перевод с идиш-тайч.)

2017.


С финиками та проблема, что в них косточки. Поэтому, когда читаешь газету, нельзя кушать финики. Свободно можешь подавиться. Вот, крикнешь – это к примеру – "Да ты что!", или: "Не может этого быть" – и всё, готов: проглотил косточку. "Так что у нас тут проблема", как говорил один коллектор в кино.
Коллектор – ты знаешь ли, кто такой? Постой, может, ты и финики не знаешь? О, брат! Это фрукт, наподобие кружовника. Кружовник знаешь? Ну, так вот. А как не кричать? Читая? Не кричать – орать, благим матом вопиять de profundis, вот как надо. А не то что. Я вчера проглотил косточку, так до сих пор боязно: а ну – не выйдет? Или долго буду мучиться. Газеты – они тоже, знаешь... Что за начало? Постой, я это с красной строки.
Что за начало такое, это разве зачин? Такие ли зачины у нас бывали! И почины. Ага. Я так тебе отвечу. По чину и зачин. Большой писатель, вроде так сказать Дмитрия Новикова, или там Андрея Платонова, долго ходит, мучится, пока не выйдет косточка из него. И уже из этой косточки потом выйдет благоуханное дерево романа, или повести. И каждый тоже присядет в тени и посидит, и легче становится многим людям. Не газета.
А писатель маленький, тот всякий раз сам скончает своё малоизвестное существование на данном отрезке истории. Вот, последнюю угнездил точку, и – амба, прощай Черноморский флот. Или напьётся, или ещё что-нибудь сделает вроде того. С него спрос какой? С гулькин, э-э... нос.
Я, товарищ, со всем уважением к писателям. Почему вы можете мне такое говорить, что я без уважения? Но давайте будем различать: кто писатель – а кто другое. Вот уж Платонов точно нет. Ещё Новиков – ну, это туда-сюда. Но Платонова Андрея я ни в жизнь за писателя не признаю. Или, предположим ещё, Владимир Орлов: ну какой же это... Всё это люди, которые режут колбасу на гробе отечественной словесности. Будем различать. Плохого делать не будем, человек не виноват, но и потакать не надо. Не надо. Уж человек это звучит горько, а как звучит писатель, так даже и говорить не хочется.
И не скажу.

2018.


Иван и Фихта ели огурцы.
– Существует ли человек отдельно от жизни, или не существует? – сказал Иван. – Если существует, это тот же самый человек, или другой?
Он съел огурец.
– Видишь ли, русский Иван, дурачок, – сказал Фихта, – как оно обстоит, дело. Ты сознаёшь себя самого в качестве сознания лишь в той мере, в какой ты сознаёшь себя как сознающего; но тогда сознающее снова оказывается сознаваемым и ты должен снова сознавать сознающее этого сознавания и так далее до бесконечности, и я хотел бы посмотреть, как ты придёшь к некоему первому сознанию.
Фихта съел огурец.
– Эх, ты, – сказал Иван, – тютя! Первое сознание – это и есть то, что в данный момент есть. А все последующие членения целого суть фикция и легко упраздняются, как только ты прекратишь процесс артикуляции реальности и вернёшься в начало. Даже так: прекратил – и ты уже опять здесь, где ты был, при условии, что ты всё ещё есть.
Иван отобрал огурец у Фихты и съел его сам.
("Опыт нового изложения наукоучения", 1797 г. С улучшениями 2017 г.)

NB. Читавший "Фихту", я думаю, и сам осознал уже, что монолог об осознании себя самого в качестве сознания есть не что иное, как прямая цитата из "Опыта..." (1797) И. Г. Фихте (выключая первую фразу). Иван, тот шпарит по неизданному, wie immer.

2017.


Десятилетие интронизации патриарха Кирилла – событие, на мой непросвЯщённый взгляд, сугубо внутрицерковное – стало красной тряпкой для некоторых свободных СМИ. В популярном листке "Собеседник" (область спектра – преимущественно жёлтый) вот уж третий номер подряд "критикуют" и самого предстоятеля, и то, чему он предстоит. Сначала Кураев (богослов) с Невзоровым ("600 секунд"), потом Невзоров соло, а вот сегодня некий бывший семинарист, разумеется без имени... Всех переплюнул за пояс "шестисотсекундник". Цитирую Александра Глебовича: "...эпоха так называемого христианства заканчивается. Христианство выдохлось как таковое." Это сильный, конечно, удар по поповщине. Удар как таковой. Тут даже никакая аргументация не потребна, в силу непотребности собственно удара. Её и нет. Не считать же аргументацией сожаления по поводу отсутствия настоящих святых, которые мазались бы калом и разводили червей в язвах (пример А. Невзорова); или, скажем, факт прискорбного якобы незнания православными своих азов: никто не знает, чем антиминс отличается от акафиста (пример А. Невзорова)! Стыд, позор... точно выдохлось. Ну я вот знаю, но я не православный. Вообще, сомневаюсь, что знание Символа веры или всех тонкостей устройства престола в храме делает кого-то верующим, – сам-то Глебович знает ведь, но он же не верующий... Я тоже нехристь, в храм захожу раз в месяц, а всё больше по книжкам копаюсь. Поэтому спорить с Невзоровым не буду, не моё это дело. Пусть ему старцы афонские нанесут разящий удар через энергии. Я же просто поделюсь недавно открытым для себя, век живи... Не в порядке дискуссии или чтобы доказать что-то кому-то (всё что нужно, давным-давно доказано), и вообще это не о вере даже. Это о памяти. Так вот. За службой каждый день поминают, кроме тех, кто идёт по записочкам, ещё и других христиан, на первый взгляд далёких и от нашего времени, и от данного конкретного храма. Другой хронотоп вообще. Так, второго марта у нас (читаю по календарю) вселенская родительская суббота. В этот день "память всех от века усопших христиан, отец и братий наших". И кроме этого, общего для всех поминовения, ещё отдельно и поимённо поминаются священномученик Ермоген (1612), великомученик Феодор Тирон (ок. 306), преподобный Феодор (13 век), праведница Мариамна (1 век), а ещё священномученики пресвитеры Михаил Никологорский и Павел Косминков (1938) и мученица Анна Четверикова (1940)... И это каждый день. Новый день – и новые имена. Десятки, сотни имён. Некоторые и неизвестны, может быть, некоторым. И давно, и не у нас... Но Церковь их помнит. Такое дело, Александр Глебович. Я не знаю, как вы, а сам я дальше деда Сашки своих предков не помню и не знаю. А они помнят! Двадцать веков помнят. Две тысячи лет – и шестьсот секунд... Что тут ещё скажешь? Да и нужно ли...

2019.


Споры о том, что было раньше – яйцо или квартира, не утихают. Эти споры не имеют под собой.
Ещё мудрецы Упанишад решили вопрос в пользу, и есть эпизод. Приходит (я опускаю имена вроде Яджнявалкья, Шатапатха и т. п.) ученик к учителю – научи! Ну, тот и не давал ему жрать три дня и три ночи. А потом говорит: давай, мон шер, читай мантры и заклинания. Что-то они не приходят мне в голову, отвечает ученик. Первичность материи была показана с прямо пугающей ясностью и кратчайшим путём – через желудок... это на заре человечества.
Лучшие люди знают, что нужно для того, чтобы что-то было, и отображают в образах. Вот, автор бессмертного романа, М. А. Булгаков. Ему МХАТ заказал пьеску о вожде, "Батум", что ли. А он: нет, сперва дайте квартиру, а то негде! Они: вот ты насочиняешь, мы и дадим. Нет, давай сейчас! Ему жилищные не позволяли условия сочинять. Бессмертные образы москвичей, которых испортил квартирный вопрос, в том числе. Со знанием дела, а как же... Фельетонист А. Моралевич это потом так сформулировал, и тоже – писательскими устами: печка, товарищи, должна нагреться сама, прежде чем требовать тепла от неё... Пожалуйте, квартирку-с. Или там в Сочи на месяц. А то что-то мантры и заклинания не приходят на ум.
Дух, он только и носится над бездной и летает почём зря и где хочет, пока бездна под ним и ничего больше. Дай квартиру – и всё, и не летает. Вселился, сел, высидел яйцо, отобразил в образе.
Но раньше – квартира.

2017.


Не всё то, что тра-та-та, в действительности тра-та-та. – Дильтей или Кассирер. Или Делез.
Нам истерики не нужны. Нам нужна тра-та-та железных батальонов пролетра-та-тата. – Ульянов (Ленин).
Средний член тра-та-та может быть фиктивным. – Бунша.
Средний член тра-та-та не может быть фиктивным. – Бунша.
Тра-та-та – это Другой. – Бубер.
Две вещи меня всегда... или нет, не меня... или не всегда... в общем, это неважно. – Тра-та-та.
("Малая философская косметичка школьницы")

2017.


"Один американец засунул в *опу палец..."
Я говорю, усиливаются, идут в рост, вширь и, главное – вглубь, эсхатологические настроения в обществе. Пускают ростки. Наше общество вообще с эсхатологией в *опе произошло, без этого нам как без водки отобедать. Но в последнее время как-то уж больно сильно. Вот-вот, дескать, полыхнёт... громыхнёт... жахнет! Просыпаемся опять в 2000-м году, а в телевизоре – новый... эва!
С минуты на минуту. И в одночасье, мол, сменится система. Ну, чтобы систему сменить или на худой конец изменить-приспособить к растущим чаяниям, нужно знать – какова она есть, эта система. Как устроена, и для каких целей.
Но знать этого нельзя. Знание такого рода доступно человеку ровно так же, как рядовому жителю Матрицы в одноимённом фильме, который думал, что он живёт и может полнокровной жизнью (главное, сознательной!), сам же в это время... Система непрозрачна для любого из её элементов. Понятна она настолько, насколько нам дано. Или, как вот умные люди говорят, насколько она, система, нами идеологически освоена. Эва!
Но не будем обольщаться. Любая идеология есть иллюзорное сознание. Иллюзия, да не простая, а сознательная (где-то нам уже встречалось это слово: "сознательная"). Или, как говорят умные люди, идеология – это общественно необходимая видимость. Видимость делаем. Они дурят нас, мы – их. Мы (см. выше): Матрица, полнокровная сознательная жизнь, и пр. Они: ..???
А кто эти "они"? И если они знают, что мы их дурачим, то... какой тогда вообще смысл в этом спектакле?
Эх, братцы... А ведь, спектакль ещё и не начинался. Это всё так... дивертисмент. Вот как в старое время в московских кинотеатрах публику развлекали концертиком в фойе, перед началом фильма. За те же деньги.
А придёт он, хозяин, и скажет... Что скажет? И скажет он: "Эх-ва... а вить хозяин-то я!"
И тут-то мы и опешимся все, не хуже Павла Ивановича.
Но он, и только он, Хозяин, может изменить систему. Прочие – будут бонафидным образом менять идеологическое освоение системы, то есть шило на мыло, одну иллюзию на другую.
"...И думает, что он заводит патефон".

2019.