18. Арест О. А. Мальсагова 27 мая 1950 - июль 1955

                АРЕСТ ОРЦХО АРТАГАНОВИЧА МАЛЬСАГОВА
ИРКУТСКИЙ ИСПРАВИТЕЛЬНО-ТРУДОВОЙ ЛАГЕРЬ
(27 мая 1950 - июль 1955)
                "Видать человек, прошедший свой жизненный путь,
                не оставляя за собой тёмные пятна, крепко сидит
                в сердцах порядочных товарищей".   
                /Из письма Ахмета Газдиева к Орцхо/.

27 мая 1950 года заставило забыть февральскую боль.
В этот день Орцхо Артаганович Мальсагов был арестован органами КГБ г. Кокчетава. Решением Областного Суда Кокчетавской области Казахской ССР от 2 августа 1950 года Орцхо Мальсагов был осуждён к 10-ти годам исправительно-трудовых лагерей по ст.58 п.10-11 за контрреволюционную деятельность /личное дело № АБ – 149/. Из дома были изъяты все документы, письма и любимая его книга «Витязь в тигровой шкуре». «Книгу хоть оставьте детям», - попросил Орцхо, на что получил ответ: «Она тебе больше не понадобится». (Со слов дочери Орцхо, Азы Мальсаговой).
А.Ахматова пишет «Реквием»: скорбный крик, боль отчаянья, который великий поэт ХХ века разделила со «стомиллионным народом. Она увидела, как «безвинная корчится Русь, стоя у тюрем с передачами.
    Не может Орцхо Артаганович смириться с тем, что наделала с ним бериевская шайка. Орцхо имел все данные, чтобы оправдаться в тех шаблонах, не имевших перед собой никакой почвы в обвинениях и доказательствах, и теплилась надежда, что дело будет рассматриваться по-советски, по-настоящему.
В своём далёком уединении Орцхо доживал отведённые судьбою дни в думах и размышлениях. Отдав всю свою сознательную жизнь служению народу, Орцхо трудно было осознавать себя врагом народа.
О числе осуждённых по печально известной 58-й статье долгое время молчали.
 И только лишь с 1989 года называют соответствующие истине число осуждённых за контрреволюционные преступления с 1921 года по 1 февраля 1954 года. В.Некрасов и Н.Дугин ссылались на документ, составленный Н.С.Хрущёвым и подписанный тремя людьми - Генеральным Прокурором СССР Р. Руденко, министром внутренних дел СССР С. Кругловым и министром юстиции СССР К. Горшениным. Эта была справка на 5 машинописных страницах, составленная по указанию Н.С.Хрущёва и датированная 1 февраля 1954 года. В ней говорится: «В связи с поступающими в ЦК КПСС сигналами от ряда лиц о незаконном осуждении и за контрреволюционные преступления в прошлые годы Коллегией ОГПУ, тройками НКВД, Особым совещанием, Военной Коллегией, судами и военными  трибуналами и в соответствии с Вашим указанием о необходимости  пересмотра дела на лиц, осуждённых за контрреволюционные преступления и ныне содержащихся в лагерях и тюрьмах, докладываем....».
Указывалось, что из общего количества арестованных за контрреволюционные преступления ориентировочно 2,9 млн. человек были осуждены Коллегией ОГПУ, тройками НКВД и Особым совещанием /т.е. внесудебными органами/ и 877 тыс. Судами военными трибуналами, Спецколлегией и Военной Коллегией. В настоящее время, говорилось в справке, в лагерях и тюрьмах содержится заключенных, осужденных за контрреволюционные преступления, направленных по директиве МГБ и Прокуратуры СССР /за подписью Абакумова и Сафонова/ - 62462 человек". Лица, находившиеся в конце 1953 года в ссылке и высылке из числа бывших заключённых, осуждённых за контрреволюционные преступления, проживали: в Красноярском крае -30575 человек, Казахской ССР-12465 человек, на Дальнем Севере – 10276 человек, Коми АССР- 3880 человек, Новосибирской области – 3850 человек, в других регионах -1416 человек".
Следователь старший лейтенант Мукаев на 54 страницах стремился умалить и извратить роль Орцхо в событиях 1918-1920 гг. «Следователь, ведший мое дело, работая по установке врага и предателя Берия, понёсшего заслуженную кару, обвинял меня в ряде преступлений».
Орцхо Мальсагова обвиняли в ряде преступлений, которые не были совершены им. «Можно человека осудить, но факты и правду нельзя ни скрыть, ни изменить, так как они уже вошли в историю и со временем станут объектом внимательного изучения и переоценки. По моему делу начало уже есть».   
Ему выдвигались следующие обвинения: «1/ по ст.10 будто я порочил профсоюзы... 2)обвинение в том, будто я говорил, что налоги разоряют население, ..3) обвинение в том, будто высказывал фразу о вывозе хлеба за границу и ложные доказательства.
Поскольку пункт 11-ый /ст.58-ой/ отпал – я не возвращаюсь к вопросу об учебниках и показаниях Мамакаева. Следовательно, перечисленные выше разделы: 1/, 2/, 3/ - и есть конкретные обвинения, на основании которых я осуждён и продолжаю сидеть в лагере».
 Чем дальше, тем, по мнению Орцхо Артагановича, «нелепее были обвинения, например, на Первомайскую демонстрацию я пришёл небритый. Этим я, якобы, показал   свою антисоветскую настроенность!  Приписать мне такую чепуху, осудить на 10 лет и сослать в такие места, где я до сих пор нахожусь, могли только «люди, способные поднять руку на семью такого человека, как С. Орджоникидзе.После такого факта
 странно, что так медленно рассматриваются дела, подобно моему делу. Всё вышеизложенное можно доказать документально и подтвердить свидетельскими показаниями».
Все материалы против него взяты «с потолка», он хочет уточнить с юридической точки зрения, «кто произвёл моего отца в генералы». Орцхо Артаганович хочет вернуть своё честное, доброе имя и в глазах детей: «Я абсолютно не виновен в тех преступлениях, которые мне предъявили и за что я отбываю наказание. Но в моём деле есть косвенные моменты, которых я не отрицал: это, во-первых, моё социальное окружение, во-вторых, моё пребывание в течение двух месяцев на фронте в составе бело-ингушского полка в 1919 году. Эти факты являются по существу скрытой неофициальной основой к созданию против меня дела. Поэтому очень важно доказать путём свидетельских показаний моё активное участие в гражданской войне против белых и те причины, которые привели меня в ингушский полк».
 Орцхо Мальсагов с первых дней стал на сторону трудового народа. «То, что кажется не совсем ясным сейчас, в 1955 году, т.е. через 35 лет после событий, было живым и понятным тем людям, с которыми я сражался против белых бок о бок. Именно из таких людей – суровых, честных, идейных борцов, создавших победу Великого Октября; из этих мужественных, неподкупных, прямых, как совесть человека; из этих лично Лениным и Сталиным проверенных людей составлена была Госкомиссия, проверявшая всю мою деятельность за время гражданской войны и выдавшая мне Почётную партизанскую книжку».
Когда Орцхо-заключённый упомянул о документах на следствии, то в ответ лишь услышал издевательства и надругательства со стороны следователя, всегда встречавшего меня со словами приветствия: «Ну, что скажешь, ингушский декабрист?».
Кстати, это сходство отмечает и племянница Мадина, дочь Созерко, в своем письме к отцу: «Почему-то всегда находила сходство двоих братьев с декабристами». /Письмо Мадины к Соси /так звали Созерко родные и близкие. - Прим.авт.)"
На следствии, как мы упоминали, с Орцхо обращались по-бериевски. «В течение ряда дней мне не давали спать более 1-2 часов в сутки. Это делалось для того, чтобы принудить меня к подписи показаний в формулировке нужной следователю и крайне невыгодной для меня. Он в своём заключении для судебных органов записал такую формулировку характеристики меня в угодном для него освещении, т.е.  он исходил из желания -  во что бы то ни стало опорочить меня, или как это практиковалось нередко во времена бериевцев».
Ему предъявляли обвинение в организации с Шотой Руставели контрреволюционной группы и эти аннулированные переводы «Витязя в тигровой шкуре» на ингушский язык являются зашифрованной тайной перепиской Орцхо Мальсагова с единомышленниками. Он очень сожалел, что переводы были сделаны в одном экземпляре. Сказалось отсутствие бумаги, которая в тот период выселения для Орцхо-переводчика на вес золота, так как бумага - его орудие труда. Как многое отдал бы он за сохранение этих переводов, как много они значили для ингушского читателя. Чувство горечи овладевало им за своё бессилие и невозможности исправить что-либо, а надеяться на то, что черновики возвратят, не было смысла.
Вздорность обвинения было и в переписке Орцхо Мальсагова со знакомым прокурором в надежде отыскать отбившуюся от семьи старшую дочь Азу, которая на момент выселения находилась в стенах Орджоникидзевского медицинского института, так как в этот день был назначен экзамен по биологии. Целый год метался он в безызвестности, ничего не зная о её местонахождении. И только через год, по счастливой случайности, разыскали её месторасположение. Она оказалась в одном вагоне с семьёй брата Арсамака, и в Петропавловске прожила с его семьёй целый год. Эта переписка пятилетней давности явилась для Орцхо неопровержимым   дополнением к обвинению.
Вздорность обвинения Орцхо Мальсагов видел в том, что за три года /1947-1949 гг./ он «получал путёвки в санаторий на сумму 6000 руб на излечение от туберкулёза легких, как лучшему инспектору и работнику ОблОно. В Обкоме Союза учителей в бухгалтерии хранились корешки этих путёвок, но суд эти документы не затребовал. Далее, суд разбирал свидетельские показания о том, что будто я говорил, что налоги меня разорили, что я, будто в 1950 году отказался подписаться на госзаем. Беспредметность этого обвинения видна из того, что я, как пенсионер, инвалид, как спецпереселенец, - был в эти годы совершенно освобождён от, от всех налогов и наоборот, мне государство дало долголетнюю ссуду на строительство в сумме 10 000 руб. Как мог я при таких обстоятельствах жаловаться на обременённость налогами своим товарищам, которым было это хорошо известно!? Некоторые свидетели на суде хотели отказаться от своих письменных заявлений, но под угрозой наказания вынуждены были подтвердить первоначальные показания. всех налогов; и наоборот.   
 В ведомости за 1п. мая по зарплате ОблОно имеется удержание с меня на заем 50 руб., но в деле записано, что я отказался от подписи за заём».
В жалобе Орцхо не встречается слово «предрассудки». «Это не слово, а целое предложение, связанное с моим показанием на следствии, а записанное в протоколе, послужившее началом свидетельских показаний по пункту, где говорится о хлебе. По форме это слово бессмысленное, но по существу не имело никакого основания послужить материалом к обвинению, но мои свидетели дали ложное толкование этим словам.... Свидетель доказывал, что «хлеб – буржуазные предрассудки» есть призыв к тому, чтобы не сеяли хлеб.
Между прочим, на суде от 23/УШ-50 года, оспаривая несостоятельность такого понимания моей шутки с одним 70-летним стариком-инспектором ОблОно, я задал своему свидетелю вопрос: «Как вы понимаете выражение: «Вода - буржуазные предрассудки» и будет ли это призыв к тому, чтобы люди не пили воду?» Он, конечно, не мог ответить на этот вопрос, т.к. это – бессмыслица и никакой антисоветской агитации тут нельзя усмотреть. Тем не менее, эти слова послужили началом целых серий, выдуманных на меня показаний и потому «буржуазные предрассудки» случайные слова в жалобе. Но из того, что вы не поняли, к чему приведено это выражение, видно, что жалоба моя написана слабо. Чтобы понять эти слова, надо перечитать все моё дело, что пока никто не может сделать. Разве адвокат доберётся до него, когда будет составлять по твоему поручению жалобу? Я серьёзно рассчитываю на то, что вам удастся добиться правильного приговора».
В письмах Орцхо не мог до конца изложить те чудовищные выдумки, нелепости, какие выдвигал против него следователь, стараясь обосновать собранный материал. Всё, что написано им самим о себе, Орцхо считает «сырым материалом для опытного юриста», но всё, что им сказано - это правда и за это он готов ответить.
По мнению Орцхо, «хорошему юристу не трудно опровергнуть приговор Кокчетавского Областного Суда, осудившего меня на основании свидетельских показаний и следственного материала, так как все эти материалы и показания взяты «с потолка».
Кокчетавским Областным Судом Орцхо Мальсагов был приговорён к 10-ти годам лишения свободы. Из Кокчетавской тюрьмы его перевели в Петропавловскую тюрьму, а затем – в Иркутский исправительно-трудовой лагерь.
27 мая 1950 года арестован органами НКВД Кокчетавской области.
22 августа 1950 судебной коллегией Кокчетавского областного суда осуждён по статье: 58-10, 58-11 УК РСФСР   с лишением свободы в ИТЛ сроком на 10 лет. В Петропавловской тюрьме он находился по ноябрь 1950 года. В личном деле есть надпись самого Орцхо о том, что 24/Х – 50 года он получил в тюрьму посылку от гр-ки Скляровой Лидии Петровны: «Нач. тюрьмы № 221 г. Петропавловска: Прошу принять передачу Мальсагову Орцхо, осуждённого по 58 ст. сроком на 10 лет».
Выжить из этого кромешного ада ему помогла  активность, жизненная правдивость и революционная направленность, обращённая к жизненно-конкретному материалу, проникнутая жаждой жить «удесятерённой жизнью». Помните, как у Блока:
                "О,я хочу безумно жить:
                Все сущее увековечить,
                Безличное – очеловечить,
                Несбывшееся – воплотить!».

                СЕМЕЙНОЕ ВОСПИТАНИЕ
Орцхо-отец оказал огромное влияние на сына. Преподаватель русского языка и литературы Орцхо Артаганович связывал развитие способностей детей с их духовным, нравственным фактом. Как бы там ни было, но не физика, а именно литература, на его взгляд, формирует чувства, оказывает при определённых условиях, решающее влияние на становление личности. Этого же мнения придерживался и его сын Ахмет, будучи преподавателем Чечено-Ингушского государственного университета им. Л.Н.Толстого.
Мать Совдат Мальсаговна Мальсагова являлась хранительницей семейного очага – символа семейной и народной жизни. Она прекрасно играла на гармони, владела ингушским фольклором, особенно песенным жанром.
В 1939 году Ахмет пошёл в первый класс в 18 школу, расположенную по улицу Коминтерна /ныне Джанаева/ г. Орджоникидзе.Из Воспоминаний сына Орцхо, Ахмета: «Переход в школьный период был переходом в совершенно иной мир. Школа выводила меня за пределы прежних представлений и интересов, предъявляла другие требования, не считаясь с моими мимолетными желаниями и увлечениями. Именно в этот период я особенно нуждался в помощи, совете, в проявлении интереса к новой жизни со стороны отца Орцхо и старшего брата Казбулата. Переступив порог школы, мне пришлось столкнуться лицом к лицу с большой и сложной задачей, которая стояла передо мной в течение многих лет, и решение которой составляло важнейшую цепь и содержание всей его жизни – приобретение знаний и усвоение основных начал.
я окончил 4 класс. Со мной учились Мальсагов Рашид, Фельдельман Рая. Больше никого не помню, потому что нас выслали из с. Шолхи Пригородного района».
Продолжить учёбу в 5 классе ему не пришлось. К концу осени семья переехала в с. Шолхи Пригородного района, откуда их и выслали в Казахстан.Если мать проявляла к детям больше нежности, то у отца было требовательное отношение к учёбе из-за неграмотности жены.
Отношения между родителями для семьи были нравственным фундаментом. Для подростка Ахмета они явились наглядным уроком, раскрывающим содержание моральных понятий, хотя с их стороны они не мыслились как специальный способ воспитания. Чем меньше думали о них родители как о силе, воздействующей на духовный мир детей, тем больше она, эта сила, воспитывала. Во всём, что окружало детей, родители видели человеческие взгляды, суждения, привычки, намерения. Это была полная гармония, которая активизировала деятельность Ахмета в отрочестве и ранней юности, развивая при этом самоутверждение личности.
Большое воспитательное влияние на развитие воли и характера Ахмета оказала не только деятельность отца, но и деятельность всех взрослых членов семьи, весь уклад семейной жизни.Слово отца было самым незаменимым инструментом воздействия на детей. 
Слова отца дети воспринимали, прежде всего, как обращение к сердцу, так как личность Орцхо раскрывалась перед детьми в единстве слова и поведения.
Главным стержнем являлась атмосфера жизни в семье, т.е. та атмосфера, которая с первых минут дышит, которая впитывает в себя весь мир во всех её красках.
Орцхо Артаганович отличался эмоциональной культурой. Ей невозможно научиться, она самым тесным образом связана с культурой нравственной, с человечностью, с чуткостью души. Истина воспитательной мудрости Орцхо - педагога заключалась в правиле: «Чем больше человеку даётся, тем больше с него и надо спрашивать». А искусство порицания состояла в мудром сочетании строгости и доброты.
Орцхо Артаганович, уделяя большое внимание учебному процессу, учил своих детей читать медленно, чтобы полнее раскрыть мудрость и красоту произведения.
Именно толковое чтение давало возможность не только проследить основную линию сюжета книги, но и улавливать детали, понять отдельные рассуждения, мысли. Ведь книги являются не только проводниками знаний о родной стране, но и проводниками горячего чувства любви к Родине.
Через книги самого автора прививалась любовь не только к настоящему, но и к прошлому. Дети видели отношение отца к книгам, это унаследовали и сыновья.
  Орцхо Артаганович никогда не забывал о своем детстве. Лишившись возможности быть обласканным матерью /Орцхо было 2 года, когда мать умерла при родах младшего брата Арсамака/, тоска по отцу во время учёбы в кадетском корпусе не давала ему покоя.
Орцхо-отец радовался, что его дети не испытывают   то состояние пустоты, которое испытал он сам, и поэтому он не переставал работать над собой, владеть собой, создавая атмосферу искренности, правдивости, взаимного уважения, с присущей мудростью был чист и в смысле физическом, и в нравственном отношении. Он считал, что влияние личного примера на молодую душу составляет ту воспитательную основу, силу, которую нельзя заменить ни учебниками, ни системой наказания, ни поощрения.
Орцхо Артаганович воспитывал детей не для того, чтобы ими легко было управлять, а для того, чтобы дети научились управлять собой, своими движениями, своими чувствами, своим поведением.С ранних лет Орцхо приучал детей к самостоятельности, поощряя и укрепляя их стремления к самостоятельным поступкам, под инициативные начала. В процессе воспитания Орцхо стремился найти у детей их возрастные черты, характерные именно для них, а главное, учил вникать в сильные стороны своего характера.
Орцхо-педагог никогда не подавлял волю детей. Он ставил себе правилом ежедневно после работы проводить время с детьми, используя это время не для нотаций, не для разговоров, а для интимной дружеской беседы, для ознакомления с тем, что в данный момент волнует детей. Это общение с детьми доставляло огромное удовлетворение, радость, а для этого Орцхо-отец проявлял в нём не только любовь свою, но и искреннее уважение к личности своих детей, глубокий интерес к их переживаниям, ко всему, что их волнует и занимает. Между ними была ничем не заменимая бесценная дружба. Он не лишал детей радостного и благотворного чувства самостоятельности в своих действиях.
Орцхо-литератор сам усвоил и передал детям мудрые слова великого русского поэта А.С.Пушкина, высказанные в письме к другу. В кратких, но ярких художественных выражениях поэт рисует ту замечательную работу, которую он проделал над собой в своём деревенском уединении и в результате которой сумел создать благоприятные условия для продуктивности своего творческого ума. 
 В стихотворных строках:
                «Владею днем своим; с порядком дружен,
                Учусь удерживать вниманье долгих дум».
Орцхо Артаганович находил целую программу для воспитания детей. Следуя этой прекрасной программе, отец добивался того, чтобы во всем укладе жизни детей и, в особенности, в учебных занятиях, царили планомерность, аккуратность, разумный порядок.
Развивая в детях охоту и способность к самостоятельному мышлению, приучая его «удерживать вниманье долгих дум», для Орцхо Артагановича было важно, чтобы результаты обдумывания умственных усилий доставляли молодому подростку удовлетворение.  А для этого необходима плодотворная работа, укрепление в нем веры в силу своего ума, в свою способность собственным умом добывать знания. Но ни одна работа не производилась за него, ни одна ошибка не была исправлена без участия его личных усилий.
Контроль и надзор со стороны отца проявлялись в форме тактичной, неспособной ущемить самолюбие детей.

         ЭПИСТОЛЯРНОЕ НАСЛЕДИЕ ОРЦХО АРТАГАНОВИЧА МАЛЬСАГОВА.

Учитывая, главным образом, уровень развития и интересы, свойственные возрасту сына, Орцхо Артаганович подарил 12-летнему сыну книгу Л.Н.Толстого «Детство», где со знанием дела было подчеркнуто настроение переходного возраста: «Случалось ли вам, читатель, в известную пору вдруг совершенно измениться, как будто все предметы, которые вы видели до сих пор, вдруг повернулись к вам другой, известной ему стороной. Такого рода моральная перемена произошла во мне в первый раз во время нашего путешествия, с которого я считаю начало моего отрочества“.Интерес родителей к вопросам воспитания воли  и характера никогда еще не находил такого оправдания, как именно в эти годы, когда в кровавом пламени войны, во время выселения ингушского народа в Казахстан и Среднюю Азию  явился перед нами во всей мощи, во всей своей огромной силе и значении.
И только письма от родных помогли Орцхо пережить все невзгоды, выпавшие на шестой десяток, явились спасительным бальзамом, связующим звеном между Орцхо и его семьей, моральной поддержкой для коротания томительных длинных ночей, дней. «Вижу, что вы готовы все, как можете, помочь мне скрасить дни, проводимые мною в отрыве от вас, в одиночке, в старости!   Жестоко наказанный судьбой, я нахожу утешение, моральную поддержку и силу переносить все невзгоды при мысли о том, какой заботой и вниманием я пользуюсь с вашей стороны, т.е. со стороны всех, начиная от детей, жены, племянников и кончая даже дальними родственниками".
Письма Орцхо интересны и богаты по содержанию, так как в них прослеживается развитие личности человека, находящегося в заточении, гармонически сочетающего в себе духовное богатство и мужество, моральную чистоту и физическое совершенство. Многие из них для самого Орцхо имели немаловажное значение. В письмах сказалось умение Орцхо правильно и грамотно вводить в ткань текста выдержки из сочинений известных авторов- цитаты, эпиграфы, поясняющие замысел писем. При помощи эпиграфов Орцхо не только выражал отношение к описываемым событиям как бы с позиций другого лица, но и сам находился в определённом соответствии с самим содержанием писем.
Особенность языка и колорита у Орцхо выражалась при цитировании, к которому он прибегал для подтверждения и утверждения собственной мысли, для более яркого её выражения, для ознакомления членов семьи с чьим-либо авторитетным мнением. Он верен закону постоянства.Почему только членов семьи? Да по одной простой причине.С 1950 года по 1953 года Орцхо мог писать очень мало - по два письма в год, но зато получать – сколько угодно. «Не удивляйтесь деловому тону и прозаическим расчётам моего письма. Это вызвано тем, что редко приходится писать, а вопросов много».
Необходимо учитывать такой психологический момент, как то, что информация для письма накапливалась в течение полугода, а желание охватить всё до мелочей никогда не покидало Орцхо. Неизвестность ставила его в затруднительное положение.Орцхо просил детей быть очень внимательными и пунктуальными. «На все мои вопросы отвечайте точно, а поручения не забывайте выполнять, не ожидая напоминания».
Орцхо систематически напоминает детям: «Надо в своих письмах отвечать на мои вопросы независимо от того, выполнены они или нет».
Перо было лучшим учителем, другом. Богатство языка заключалось в богатстве мыслей. Сила речи состояла в умелом владении выразительными средствами языка, в использовании их в зависимости от ситуации общения.
Каждое слово, звучавшее в письме Орцхо, было продуманным, полновесным и это особенно важно – обращённым к совести живого конкретного человека, не было обесценивания слова, а наоборот - цена каждого слова Орцхо в каждом письме возрастала.
Находясь вне дома, Орцхо через письма вёл целенаправленную воспитательную работу. Он предполагал определённое направление воспитательных усилий, осознавал их конечные цели, а также включал в себя сознательную сторону   и средства достижения этих целей.
Главная его задача – единство семьи. Орцхо был гуманным человеком: любил людей, у него высокий уровень психологической терпимости, толерантности, мягкости в человеческих отношениях, уважениях к личности и ее достоинству.  Он стремился реализовать весь свой потенциал, гармонически развивая духовную и эстетическую нравственность.
Орцхо хотелось видеть в каждом члене семьи   свободного, ответственного за всё происходящее. Его стремление к воспитательному процессу означало отказ от навязывания своих позиций, установок, убеждений. Он делал акцент на духовно-нравственное, интеллектуальное, эстетическое развитие личности на основе освоения всего культурного богатства, в основе которого лежало воплощение Добра, Истины, Справедливости, Красоты.
Орцхо, пропагандируя своим детям общечеловеческие ценности, выступал в качестве идеала, регулятора идеи, образца поведения для всех людей. Письма оживляли в нём воспоминания о семье и чувство прекрасного, всегда драгоценного для его сердца. Как трав пучок «степного царства живит всю мощь земли вобрав», так и строки Орцхо являются лекарством, отбором из лучших сердцу трав. Его слова лечат душу, как тело – ветшая трава.
Ожидание из дома письма или посылки – «надежда, позволяющая легче переносить разлуку с вами, получение - радость осуществлённой надежды, нарушение ожидания - пытка. Учтите это».
Редко приходили письма и от родственников, но отвечать на них у Орцхо не было возможности, за что в письмах к сыну Орцхо приносил извинения тем, кому не смог ответить. «Напиши им и другим, чтобы не ждали от меня писем и не обижались на меня за молчание".
 В письмах проскальзывал и упрёк, обида за молчание родственников, друзей. «Никто не отважился черкнуть пару слов тому, кто имел право «ветта» на их родство. Ну, Аллах, им судья!»
Орцхо просил Казбулата сообщать адреса тех родственников и друзей, которые заслуживали того, чтобы им писать, но без страха с их сторон. Он готов их «бомбить» до тех пор, пока не ответят. Как-то в минуту раздумий ему вспомнился один из любимых мальсаговских племянников, Дахкильгов Ахмет Хакяшевич со своей записной книжкой для адресов. Невольно подумалось: «Вот бы мне такую книжку заиметь. Я бы показал всем, кто боится мне написать, Кузькину мать!»
Более всего Орцхо ждал писем от Дошлако Мальсагова, но сам не решался написать ему, оберегая тем самым от немилости со стороны властей. «Не знаю адреса Доши, и как он отнесётся к тому, если я черкну и ему письмецо».
В последнее время в лагере не было ограничений для посылок в количественном отношении. «Вашу заботу я испытал, получая хорошие передачи, как в Кокчетавской, так и в Петропавловской тюрьме в 50 году». 
Декабрь 1952 год – Жалоба на Председателя Президиума ВС СССР заявление о пересмотре моего дела /Письмо от 10/1-53 г. «Очень кстати догадались написать К.Е. Ворошилову жалобу о моём деле. Моё заявление отсюда и ваше из дома - дополнят правдивую картину моей невиновности, в чем бы ни было из предъявленных мне обвинений».
Орцхо получил на своё заявление ответ от Генпрокурора СССР о том, что дело рассматривается и о результатах будет сообщено дополнительно.И только 5 июня 1954 года Орцхо получил от Генпрокурора СССР ответ на свою жалобу. По решению Верховного суда Каз. ССР обвинение по ст.58 пункт 11 снято обвинение, но пункт 10 по той же статье оставлен в силе.  Срок так же не изменён. Буду ещё писать. Желательно было бы, чтобы Совдат от своего имени написала бы тоже».
                «Он чертову дюжину горькой разлуки
                С любимым Кавказом, как все, перенёс...
                Сердца ингушей разрывались от боли,
                Но враг не увидел скупых этих слёз!»
Орцхо боится, что не доживёт до окончания тюремного срока. Единственное, что он может – это описать всю свою историю, я и чтобы дети знали об этом. «Но ты должен знать обо мне всё!» - обращается Орцхо к сыну Казбулату.
С марта 1953 года в жизни заключённых произошли приятные изменения, были сняты ограничения. Теперь члены семьи могли получать от осуждённых каждый месяц по одному и более писем. В скором времени обещалось и свидание с родными. Эта надежда давала силы. «Я разбогател. Но богат я не золотом, не дворцами, а богат я лишь тем, что могу писать кому угодно и сколько угодно!  Видишь, как мало надо человеку, чтобы быть довольным, и я, действительно, очень доволен, почти счастлив».
У Орцхо появилась надежда увидеть свою дочурку Мару и старушку Совдат. Это он считает самой приятной и радостной новостью.
Орцхо брала обида за родственников. Как утопающий хватается за соломинку, так и Орцхо, оказавшись в тяжелейших условиях, не уверенный, вернётся ли он невредимым в отчий дом, увидит ли он свою семью, обречённый на муки, желает заполучить внимание со стороны родственников. Просто в письмах сквозь строки он чувствовал это тепло со стороны родственников, друзей, внимание, ласку, то, что он не забыт. Это было не из нужды в посылках, нет, прожить он мог и на пайке. «Но то, что никто из них не потрудился черкнуть за пять лет хотя бы пару слов, заставляет меня тоже молчать. В предыдущие годы я не мог писать за год кроме 2 писем, но сейчас я имею возможность писать сколько хочу, но, повторяю, рука не поднимается писать первым. Письмо Жабраила Мальсагова – оно мне дорого, и я всю жизнь буду ценить его за это письмо.
Жабраил Мальсагов старался не только письмами поддержать родственника, но и посылкой с курдюками сыром, папиросами и 25 рублями. «Посылка пришла очень кстати, так как запасы от прежних богатых посылок пришли к естественному концу, а на нашей кухне к новогодним праздникам появилась свинина, до которой я небольшой охотник и потому некоторое время туже подтягивал поясок.
Жабраилу напишу отдельное письмо, но ты все же передай ему, что я племянником не забыт, а главное, это говорит о том, что он и в новых условиях сумел выбиться из нужды, может поддерживать свою семью, чему я очень рад».
Свидание с родственниками разрешали, и то только на полтора часа и в присутствии надзирателя, поэтому Орцхо не строил воздушных планов.
Первое свидание у Орцхо состоялось с шуриным Ази Богатырёвым летом 1954 года. «Я не ждал никого, наоборот, писал, чтобы без моего вызова ко мне на свидание не приезжали. Поэтому, когда меня вызвали в комнату свидания - для встречи с приехавшим шурином, - я подумал: это наверно Макшарип. Каково же было моё удивление, когда я увидел нашего неизменного Абдул-Азиса из Кокчетава! После четырёх лет разлуки я был взволнован этой встречей так сильно, что долго не мог вымолвить ни одного слова, а предательские слёзы, не могу их назвать слезами радости /предстоящая разлука/ - непрошено лились из глаз без остановки. Нервы размагнитились, и я весь размяк при виде человека с воли.
Мог ли я несколько лет назад, находясь на этом же месте, предположить такую встречу? Нет. Я не питал такой надежды. Болезнь, преклонный возраст, условия заключения – все говорило о том, что мне суждено навсегда остаться в далекой Сибирской тайге. Но, видимо, не все нам дано знать. Поэтому возможна и наша встреча со всеми вами на свободе? О, тогда пусть льются слёзы, но это будут слёзы радости! Готовьте на дорогу деньги – руб.500. Вот такой надеждой и верой на большие мероприятия со стороны Партии и Правительства мы живём».   
Орцхо был очень благодарен Ази, расценивая этот шаг как подвиг. «Мы пробыли вместе полтора часа в присутствии представителя администрации. У меня было так много вопросов, но время так быстро пролетело, что я не успел спросить о своём важном, как пришлось расстаться. Я был очень огорчен. Нет, лучше не надо пока такие свидания».
Орцхо не был готов к таким свиданиям. Слишком дорого они обходились материально и душевно. Ази оказался в командировке и по пути решил заехать к Орцхо. Хотя времена были и тяжёлые, хотя у Орцхо не было права предъявлять к Ази большие требования, требовать невозможное, Орцхо испытал перед заключёнными чувство безысходности, ущемления. Многое отдал бы он, чтобы эта встреча произошла на другом уровне. «Требовать от него большего было бы несправедливо. Тем не менее, если шум, поднятый его первым приездом к нам, был бы поддержан где следует широким жестом собутыльника или ознаменован расходом небольшой суммы презренных «бумажек» среди моих товарищей, то он, бесспорно, вошёл бы в историю Богатырёвского и Мальсаговского родов, как лучший из лучших, когда-либо появившийся в горах Ингушетии! Но и на солнце бывают пятна. Нельзя предъявлять к необыкновенно хорошему человеку – необыкновенные требования. Лучше споём ему славу, а жене его Лёле, поддержавшей идею свидания со мной, пожелаем долгой и счастливой жизни на радость её прекрасным детям!»
Через год Орцхо уже другого мнения о встрече с родными. «Теперь насчёт свидания со мною. Я не возражаю против вашего приезда. Если Пунтик сможет приехать, получив отпуск, - будет лучше, чем ехать тебе. Дорога далёкая, пересадки, ходьба, будет не так легко, поэтому с твоим здоровьем не следует подвергать себя такому испытанию, тем более, когда есть другие возможности. Ты заранее хорошо организуй это дело. Не скрою от тебя, что дело чести вашей не упускать представленной возможности устроить свидание с отцом. Тем более, что, как видно, материально хоть и обойдется эта поездка в копейку, но она искупится тем, что люди не бросят вам упрёка в том, что не смогли в течение многих лет повидать отца. Пока я не убедился в том, что вы твёрдо решили, что поедете ко мне: я всё время отговаривал вас от этой поездки. Счастье и желание увидеть кого-нибудь из вас здесь, так велико для меня, что не может быть остановлено из-за денег или других материальных соображений. Жизнь человека, как моя сейчас, неопределённая. Случайная болезнь – и нет человека. Сегодня я, слава Богу, здоров; меня даже сделали рабочим инвалидом. Вот эта работа может меня и “угробить”. Пока ничего страшного нет. Но надо предвидеть и худший конец. Вот для этого случая ваш приезд и нужен. Вам же будет легче перенести всякие непредвиденные обстоятельства, посетив меня».
Орцхо предостерегает быть осмотрительнее, бдительнее на дороге, в вагоне. Он так мечтает обнять своих любимых детей, жену.Теперь он мог писать и писать. И не было так страшно, как в первые годы, когда не доходили письма, что было подобно смерти. И даже иссякла надежда на лучшие изменения.  Если раньше шла борьба за каждое слово, теперь казалось, что распахнулся целый мир. Смутные желания и сомнения, радости и печали, безграничное счастье, казалось, хлынуло потоком. Если раньше приходилось держаться правила, «чтоб словам было тесно, а мыслям - просторно», то в данное время он мог писать всем родственникам, которых у него было немало. «Чаще пишите, иначе я начинаю беспокоиться, думать, не случилось ли что-нибудь».
В каждом письме Орцхо просил детей писать ему часто, так как хотел владеть большей информацией, интересовавшей его. А интересовало его буквально всё. Это было, в первую очередь, не столь материальной, сколько моральной поддержкой со стороны семьи. «Отсутствие от вас писем меня больше огорчает и беспокоит, чем то, что иногда происходит задержка в получении посылки. Можете даже все 5 человек писать одно письмо, хотя бы из 2-3 слов, чтобы я видел почерки пишущего, как доказательство его здоровья и благополучия, и я буду доволен. Из опыта прошлого знаю, что вы пытались от меня что-то скрыть, поэтому отношусь недоверчиво к словесным заверениям».
 Орцхо поучает детей быть ответственными. «Не старайтесь скрыть от меня свои материальные затруднения, не обещайте и не делайте то, что выполняете с напряжением». Не получая ответа на свои письма, Орцхо тревожился, молчание родных его волновало. Он испытывал душевные страдания, чувство тоски, жалости. Не дождавшись ответа, Орцхо начинал писать, затем прекращал. А по мере получения известий дополнял свои письма, изменял, поэтому они производили «впечатление своеобразной хроники».
Все эти годы Орцхо не переставал работать над словом, и самую большую радость для него составляло правильно, верно найденное слово. Высокая культура разговорной и письменной речи, хорошее знание и чутьё родного языка, умение пользоваться выразительными средствами, его стилистическим многообразием – была самой лучшей опорой, самым верным подспорьем и самой надежной рекомендацией для Орцхо.
Нас особенно поражает, что уже в Х1Х веке ингуши знали "тропы" и могли использовать их в своей речи. Так в письмах Орцхо Артагановича находим метафоры, аллегории для высмеивания различных человеческих пороков, для того, чтобы вникнуть в суть происходящего
Орцхо имел возможность совершенствовать написанный текст, возвращаться к нему, исправлять. Из серых, обыденных, лишённых звуковой формы, где всё зависит от интонации, ударения, он составлял письмо. Но он не мог перенести всего этого на бумагу, вся их музыкальность пропадала. И от этого ему становилось грустно. Он обладал удивительной способностью заставить членов семьи видеть, слышать, чуть-чуть не осязать тот предмет или лицо, о котором идёт речь. Это искусство не стоило ему больших усилий. Он не искал ни метких слов, ни удачных сравнений, они сами приходили к нему в голову и бежали с языка. Любую вещь, любое явление, которое он описывал, он умел повернуть новой, неожиданной и яркой стороной, иногда забавной, иногда трогательной, иногда ужасающей, но всегда глубокой и верной.
Чем же Орцхо так привлекли пословицы и поговорки, фразеологизмы и крылатые выражения, эпитеты и сравнения, эпиграфы и аллегории?Обобщающий характер пословиц и поговорок позволяют Орцхо в образной и чрезвычайно краткой форме выразить суть высказывания. Народные изречения он приводит для формулировки отдельных положений высказывания. Они являются отправным моментом для начала вступления, развития темы письма, раскрытия какого-либо положения и являются заключительным аккордом, используемые для обобщения вышеизложенного.Близость структуры народной пословицы и авторских предложений Орцхо придаёт последним афористичность, достоверность. Смысл пословицы распространяется на другие явления жизни, одновременно расширяется и конкретизируется.Благодаря этому чувствуется живость в высказываниях, привлечения внимания к своим письмам, создание определённого психологического настроя. Успех Орцхо - в удачности их подбора, правильного применения в письмах.
Для Орцхо важно не только знать количество народных изречений, но и понимать их смысл, чтобы правильно применять в речевой практике. Сколько же в них юмора иронии! Они порицают бессодержательные речи, разговоры, ничего не дающие ни уму, ни сердцу!Пословицы имеют в виду не пустословие, а содержательный, умный разговор. Орцхо благодаря пословицам раскрывает качества нежелательные, не создающие комфорта при общении.Созданные мудростью народа, проверенные жизнью и опытом в течение многих десятилетий и даже веков, они - одно из могучих средств выражения духовной жизни народа, его чаяний, стремлений. Знакомство с пословицами приобщает Орцхо к народному творчеству, помогает глубже познать свой народ и его язык, многому научиться.
Крылатые слова, употребляемые Орцхо в письмах, придают им большую значимость, делают речь богатой и оригинальной. Выразительность речи усиливает эффективность: вызывает интерес перечитывать письма вновь и вновь, оказывая воздействие на разум и чувства детей, на их восприятие.
Ресурсы выразительных чувств у Орцхо не исчерпаны. Они обнаруживаются на всех его уровнях. Это объясняется способностью словом передать отношение Орцхо, его оценку /положительную или отрицательную/, его эмоции/, неодобрение, ласку, пренебрежение, любовь, восторг.Оригинальность метафор вызывает у Орцхо эмоциональные ассоциации, помогая при этом глубже осознать, представить событие или явление.
Орцхо старался не злоупотреблять изобилием метафор, дабы не отвлекать домашних от содержания речи. И в то же время зная, что письма будут читаться всеми родственниками, он хотел сконцентрировать всё внимание не столько на содержании, сколько на форму изложения.Орцхо использует в своих письмах и приём аллегории, высмеивая различные человеческие пороки для того, чтобы вникнуть в суть высказывания. Например, «Дабы не дразнить гусей», т.е. не вызывать раздражение, злобу у кого-либо».
«Я бы им показал Кузькину мать!» - проучить, жестоко наказать кого-либо, всыпать кому-либо. Обычно как выражение угрозы. Синонимы: показать, где раки зимуют, прописать ижицу кому».
«Мораль басни ясна – держать ухо востро!», то есть не доверяться кому-либо, быть очень осмотрительным, осторожным. Быть настороже, начеку».
«Семь раз отмерь, один раз - отрежь», «Лучше споём ему славу», «И на солнце бывают пятна». «Нельзя предъявлять к необыкновенно хорошему человеку – необыкновенные требования», «Чтоб словам было тесно, а мыслям просторно», «Труд для меня дело чести», «Картина была достойна богов», «Всё искупится сторицей», «Нет правил без исключения», «Человек без достойного потомства,   подобен дереву без глубоких корней-сыновей», «Дай же нашему теляти волка съесть»,  «Не верь женщине и коню», «Конец венчает дело» и другие.
Орцхо упорно овладевал мастерством художника. Слова для него - оружие труда. По его мнению, бумага не терпела фальши. Техника письма сводилась, прежде всего, к творческому осмыслению каждого слова, к переписыванию по несколько раз: Орцхо - литератор излагал свой опыт, который облекал в слово!
В этот период язык для него – это инструмент, и предмет изучения, и средство видеть мир во всём его многообразии. Он жадно читал, тщательно изучал лексику, учился излагать свои впечатления в более совершенную, яркую, простую форму. Он учился на миниатюрах, на маленьких вещах, преследуя при этом одну цель: как можно меньше слов, как можно плотнее поставить их так, чтобы каждое слово было понятно и ясно. Недаром Орцхо просил сыновей прислать учебники по русской литературе и по русскому языку, а также журналы и книги Бальзака, Гоголя, Чехова, Леонова.
В своих письмах Орцхо говорил об исторических сдвигах, о великих ценностях нашего народа, выстраданные в обстановке, где погибало в человеке всё человеческое. Но только не он! Орцхо сумел противостоять действительности. Он по-прежнему оставался человеком, мыслителем, творцом!
Орцхо Артагановичу были близки философские взгляды Толстого. Знаменитый Толстой был его любимым писателем. И псевдоним он взял себе «Хаджи-Мурат». Орцхо-писатель всю жизнь был последователем этических и нравственных норм. Кстати, до выселения в г. Орджоникидзе, где писатель проживал со своей семьёй, то имел критическую, публицистическую, литературу своего любимого писателя Л.Н.Толстого, которая, к великому сожалению, в 1937 году была уничтожена.
Любимым его произведением была повесть Л.Н.Толстого «Хаджи-Мурат». И одного из своих сыновей он назвал этим именем. В 1928 году, как мы упоминали ранее, Орцхо-писатель частично перевёл эту повесть на ингушский язык. Будучи сотрудником ЧИНИИИЯЛ, он продолжил работу над этой повестью. Тюремное заключение дало толчок для возврата к этому произведению.
Орцхо себя всегда сравнивал с кустом репея, которого называли в народе кустом «татарина». В повести «Хаджи-Мурат» читаем: «куст «татарина» состоял из трех отростков. Один был оторван, и, как отрубленная рука, торчал остаток ветки. На других двух было на каждом по цветку. Цветки эти когда-то были красные, теперь же были чёрные. Один стебель был сломан, и половина его, с грязным цветком на конце, висела книзу; другой, хотя и вымазанный черноземной мазью, всё ещё торчал кверху. Видно было, что весь кустик был переехан колесом и уже после поднялся и потому стоял боком, но всё-таки стоял. Точно вырвали из него кусок тела, вывернули внутренности, оторвали руку, выкололи глаз. Но он всё стоит и не сдаётся человеку, уничтожившему всех его братий кругом его».
Вот так и по Орцхо Артагановичу переехало колесо истории, вырвали из его жизни шесть прекрасных старческих лет, которые можно было провести в кругу семьи. Почему старческих?
Да потому, что в 52 года, из которых 7 лет проведены в Казахстане, где он успел за это время «заработать» туберкулёз лёгких, это и так немало, не всякий выдержит. В нем произошёл психологический надлом: точно вырвали у него кусок тела, вывернули внутренности, оторвали руку, выкололи глаз. Орцхо казалось, что эти слова Толстым написаны именно для него, ведь именно такие чувства боролись в нём в этот период. Но Орцхо-зэк, как и тот репей, который будучи надломленным, не сдаётся. Орцхо не сдался в тюрьме тем, кто уничтожил многих его братий вокруг него. Вот такая в нём энергия!
Указом партии и Правительства от 14.07.1954 года об условно-досрочном освобождении заключённых, отсидевших 2/3 срока и на которых местная администрация даёт положительную характеристику, было досрочно освобождено большое количество заключённых. Орцхо-заключённый не попадал в число освобождающихся по этому Указу, так как для освобождения надо было отсидеть 6 лет, а Орцхо к этому времени отсидел только 4 года и 3 месяца. «Поговаривали о другой возможности освобождения – актировка по болезни. Предугадать, когда это произойдёт, трудно. Если верить слухам, которые здесь ходят, комиссия по актировке приступит к работе в сентябре месяце, но окончательное решение об освобождении может последовать через 5-6 месяцев. В случае моего освобождения по инвалидности вас запросят, желаете ли вы взять меня на своё иждивение или нет? Надеюсь, что вы не откажетесь от меня, иначе я могу оказаться в каком-нибудь доме инвалидов Сибирского края".
Письма окрыляли Орцхо Мальсагова. Поднимаясь в собственных глазах он мобилизовал остаток сил на достижение новых целей в работе. Это чувство давало ему  самоуспокоение. Неудача, обманутые надежды на успешное выполнение вызывало у Орцхо подавленное состояние. Но это не означало отказ от дальнейшей попытки на литературном поприще, у него с новой силой пробуждались новые попытки к выполнению.
Для его творческой личности характерен поиск нового, «живинка в деле». Усталость после трудной, изнемождённой, но нужной работы.  Утомление, разбитость у заключённого связана с гордым эмоциональным подъёмом творческого процесса, в котором чувствовал себя легко и свободно. В нём ощущалась острая жажда и бурное эмоциональное возбуждение. И только после этого наступало душевное удовлетворение. До конца своей жизни, даже будучи старцем, он оставался романтиком. Это его свойство прослеживается в творчестве и во всех письмах.
Орцхо Артаганович был обаятельным человеком, старался выполнять возлагаемые на него обязанности.
Моральный долг Орцхо состоял не только в выполнении нравственных требований, но и в способности строго выполнять лежащие на нём обязательства, утверждать и укреплять те моральные принципы, которые он исповедывал.
Кроме того, будучи большим оптимистом, он убеждён в достижении в конце концов торжества над злом. Как культорг, Орцхо Артаганович вёл счёт получаемым посылкам:  «Могу порадовать Вас, сказав, что я стою в числе первого десятка людей, положение которых здесь признано хорошим. Я знаю, это точно".
После получения посылки, Орцхо-зэк выражал свою радость в письме: «Костюм был немного велик, легко поправить, мастера есть, хорошо, что не мал. Туфли, сандали, и всё остальное – прекрасно. Думаю, что в этом наряде, если бы я прибыл домой, Совдат не отказалась бы от меня».
Сложная простота, приметы которой - общительность, жизнерадостность, жизнелюбие – сделала его чутким и отзывчивым к братьям по несчастию. Душа по-прежнему изнывала от отчаяния, когда озирался на заключённых и видел в них не просто невежественных людей, но и людей «человечных». Они, как и Орцхо Мальсагов, переносили тяготы холодной и суровой жизни. Его внутреннее убеждение приходило в столкновение с повелениями, идущими извне. Источником столкновений были общественные противоречия и социальная несправедливость. Его спасение заключалось в его общительности, в общении с людьми, в процессе которого не только формировал свои представления о мире, но и выработал взаимопонимание, находил общий язык. Тайна его общения состояла в умении и стремлении жить с другими людьми в согласии и доброжелательности, щедро делясь с ним богатством собственной души, сердца. 
Человеческий общественный смысл Орцхо Артагановича заключался в потребности общения, в том величайшем богатстве, каким являлся он сам. Да, Орцхо умел разделять и горе, и радость друзей. Письма от родных, особенно от Казбулата, давали Орцхо-отцу силы для сопротивления. «Он горит желанием поддержать во мне дух бодрости и надежды».
О свидании и говорить не приходилось. Возможность встречи, общения стоило многого. «Я не мечтал раньше на такое счастье, а когда мечта стала реальной и осуществимой, не так желаешь его, появляются расчёты".
Каждое письмо от родных укрепляло веру в благополучное возвращение домой, успокаивало расстроенную душу. Часто хорошее письмецо радовало сильнее, чем ценные несколько посылок, полученных от дома, хотя одних «моих товарищей больше утешали продукты, других – вещи. Одним словом, «картина была достойна богов», если выражаться языком Казбулата. Орцхо Артаганович боялся только, что эта картина «постепенно, но верно будет тускнеть на долгие месяцы, как это было ранее». Казбулат пользовался большой симпатией у друзей отца. Орцхо-отца волновали письма детей своим содержанием. Его радовали успехи не только сыновей, но и дочерей, особенно Мары. Если в письмах сына отец смог рассмотреть, прежде всего, твердость мужского характера, то сквозь строки Мары видел мысленно свою Совдат, которой, к сожалению, не мог писать о своих чувствах. Это против ингушского этикета, который требовал большой сдержанности в проявлении нежных чувств к супруге. Но каждое начало письма, обращённое к семье, начиналось строкой: «Здравствуйте, мои дорогие дети и Совдат!»
Орцхо Мальсагов обладал большой выдержкой, самообладанием, умением контролировать свои чувства. Нравственные отношения супругов характеризовались не только любовью, но и моральной ответственностью, выражающейся во взаимном уважении и взаимопомощи. Сильное развитое чувство долга не только к жене, но и детям, придавало ему веру и укрепляло нравственную основу семьи. Орцхо не терял нить управления в собственном доме.
Жене «ингушского декабриста» досталась нелегкая доля. С 1920 года со дня свадьбы Совдат стала для него и женой, и сестрой, и матерью /матери и сестры лишился в 2-х летнем возрасте/. Жена была для него очень внимательной и заботливой женой. Родила ему 4- сыновей и 4-х дочерей, трое из которых: Султан-Гири, Хаджи-Мурат и Бэла умерла в раннем возрасте, Казбулат – в 35-летнем возрасте, будучи холостым. Ей приходилось вместе с Казбулатом обивать пороги суда, собирать посылки, передачи.
В лучшем положении находилась замужняя дочь Зара, которая вышла замуж за Озиева Руслана Магометовича. Но и она, имея на руках малолетних детей, работая на производстве, делала все возможное и невозможное для того, чтобы родные выжили в условиях сурового Казахстана.
А редкие письма не означали забвение. Просто в потоке суматохи, семейных неурядиц, работы было очень мало радости, а жаловаться отцу или кому-либо она не умела. Для нее самое главное было здоровье отца.
В письмах дочери Мары и жены чувствовалась теплота, ласка, передаваемые матерью-женой через переводчицу далекому, но близкому и любимому человеку. Сколько приятных минут доставляли ему письма! Именно такие минуты сокращали тяжелые годы одиночества, тоски и угнетения. С моральной точки зрения отношение к жене составляло специфическую проблему, поскольку жена выполняла особую роль - на ней лежала задача рождения и воспитания детей. Но это не снимало вопроса о заботливом и чутком отношении к жене, об уважении женского достоинства, о подлинно человеческой любви к физической красоте женщины. Совдат была для него неизменной спутницей и хорошей хозяйкой, уважаемой снохой.
Орцхо всегда был внимательным и тактичным, а самым главным моральным качеством, характеризующим его поступи, было его благородство. Он был самоотверженным, верным идеалам мужественности и великодушия. В радостные минуты, дни ожидания с родными, Орцхо Артаганович, конечно, не мог обойти вниманием свою жену, которую уважал и любил больше, чем когда-либо. «Надеюсь загладить свои ошибки и грехи перед ней и зажить с вами в счастье и радости, иначе, зачем мне надо было воскрешать к новой жизни!?»
Он просит жену не тосковать по нему. Только сейчас начинал осознать, что недостаточно ценил супругу. Теперь, находясь вдали от семьи, понимал, что его курорт – около жены. «Мне, конечно, никакого курорта не надо по приезду домой. Мой курорт – около Совдат. Я раньше не оценивал её значения. Надо этот промах исправить, пока не поздно».
Постоянно, тревожась за здоровье жены, /у неё бывали сердечные приступы/, он обращался к детям с просьбой заботиться о матери: «Учтите, что с моим уходом от Вас вы потеряли только внешние связи с людьми, для которых я представлял какой-то авторитет в нашей семье, но домашний уют, тепло исходит от матери, какова бы она ни была в своём развитии. Берегите этот источник тепла и ласки, отнеситесь к ней внимательно. От этого вы только выиграете в глазах людей и Высших судей».
Таким же было отношение к женщине и у его друга по лагерю, известного грузинского историка, этнографа Константина Чхеидзе: «Но ближе всех, понятливее всех, выше всех является в моих глазах подруга Ваша Совдат. Именно они, наши молчаливые труженицы, наши дочери гор, именно они, которые стояли над колыбелью и сопровождали нас в жизненном пути, - они являются хранительницами священного очага – символа семейной жизни!".
Вспоминая многие годы лишения и труда, переживания за жену, Орцхо-супруг желал, чтобы жена выглядела молодцом, мечтая спокойно прожить свой век в довольстве за многие годы труда и лишения. Верю, что все вы - мои дети - этого хотите и сумеете обеспечить нашу старость соответствующим образом».
В письме к жене и детям Орцхо в полушутливом тоне высказывал и другую мысль: «Если моё здоровье выдержит эти годы, то я буду получать такую пенсию, что, даже не работая, смогу прокормить себя и свою старушку Совдат. Надеюсь, это не будет Вас огорчать».
Было такое, что выражал и недовольство. В феврале Орцхо-муж просил её выслать огородные семена, чтобы выращивать и есть свои плоды. «Ждал от вас огородных семян. Хотел в свободное время копаться в грядках. Совдат считала это баловством. Она так рассуждала: «Я принесу тебе с базара и лук, и редиску, и огурец, только не порть землю, где можно посадить такой капитальный продукт, как картошку. Но ведь теперь она не сможет мне принести с базара ни редиски, ни свежего огурчика, а смотреть, как другие снимают со своих грядок овощи – не охота. Ну, ничего. Нет худа без добра. Как-нибудь обойдусь».
 Не мог Орцхо Артаганович через письма поделиться с домочадцами своими приятными   воспоминаниями о кадетском корпусе, когда они, кадеты, имели свой сад, свои парники, к столу подавались свежие фрукты и овощи, выращивали лук, помидоры, разную зелень. Это воспоминания возвращали Орцхо-кадета в годы молодости. Принимавший 35 лет тому назад активное участие в этом занятии, Орцхо Мальсагов вновь готов применить эти трудовые навыки, ведь это на какое-то отвлекало от всего тяжкого, доставляло радость. Ему хотелось, чтобы эти воспоминания не покидали его, согревали душу сладкой истомой, хотя прошло столько времени. А написать только 2 слова «кадетский корпус» для него уже было чревато последствиями, равносильно вынести себе приговор.
 Орцхо употребляет приёмы, которые не только оживляют повествование, придают ей выразительность, но и диалогизирует монологическую речь. Орцхо, как бы предвидя возражения, угадывая возможные вопросы адресатов своей речи, сам такие вопросы формулирует и сам на них отвечает. Вопросно-ответный ход превращает монологическую речь Орцхо в диалог, делает читателей письма собеседниками, активирует их внимание, вовлекает в поиски истины. Умело и интересно поставленные вопросы мужа привлекают внимание жены, заставляют следить за логикой рассуждения. Орцхо продолжает делать жене замечания: «Она, якобы, заявила, что не следует мне заниматься огородом, так как она сама будет снабжать меня овощами? Прошла пора весеннего сева, незаметно лето пролетело, стоит уже осень на дворе, а где же овощи? Их не только нет, но она перестала посылать мне тот продукт, который она вполне резонно, считала для меня основным, а именно: масло! В чем дело? Не понимаю. А какие свежие огурчики, салаты, помидоры едят мои товарищи! Спасибо им, не отказывают, делятся со мною пополам. А жена моя только похвасталась, а на деле только оскандалилась! Нет, Совдат, ты всё-таки, продолжай исполнять мои просьбы, уверяю тебя - будет лучше!»
Молчание жены раздражает Орцхо-супруга, он начинает журить её, забывая о том, что могут быть материальные затруднения.
Поздравляя супругу с Новым 1955 Годом, Орцхо желал, чтобы этот год был годом встречи, и «Совдат встретила бы исполнением желания как знак милости к ней со стороны судьбы, которая послала ей такое серьёзное испытание. Она достойно выдержала это испытание – и за это провидение может вознаградить её». Артаганович
Его характеристика была бы неполной, если бы мы не сказали о таких качествах, как скромность и вежливость. Для него уважение к окружающим людям, и особенно к    семье было повседневной нормой поведения и привычным способом общения с окружающими.
Орцхо обладал такими качествами, как находчивость, быстрота реакции, и в то же время был эмоционально уравновешен, умел владеть своими чувствами. После расставания с ним у людей оставалось о нем хорошее расположение и впечатление. Главнейшая черта Орцхо - его душевная простота, потребность в общении с людьми, интерес к жизни, уважение к личности каждого человека. Он по-прежнему остаётся педагогически одарённым, высоконравственным, общительным оптимистом-тружеником, любящим очень людей.
Вся жизнь Орцхо была загадкой. Всю жизнь он не мог высказать свои мысли вслух, хранил их в душе. Это сказалось и на его творчестве. В своих произведениях Орцхо-писатель, раскрывая тайны психики героев, никогда не объяснял их полностью. Они всегда увлекали читателей тем, что они говорили и делали, как сохраняли до конца вечную тайну жизни. Только благодаря своему нравственному развитию ему удавалось противостоять давлению сложного времени и тех неприятностей, угрожавшие его человечности. Только благодаря своему этико-нравственному развитию Орцхо Артаганович не мог причинять какого-либо вреда любому существу, пусть даже стоявшему на самой низшей ступени своего развития.
Особенно Орцхо-отец был признателен Казбулату, считая его самым заботливым и понимающим из всех в семье. «Казбулат, на тебя легла большая ответственность, как старшего ребенка в семье. Знаю, что это нелегко. Забота о Пунтике, обо мне, по дому – не каждому по плечу, но не падай духом! Вернётся Пунтик, и всё искупится сторицей».
Отец радовался успехам сына, считая это и своей заслугой, огорчался его неудачам. Это не так просто и не всем удавалось. По мнению отца, Казбулат сильно изменился за время разлуки с ним и притом – в лучшую сторону. «Старший в семье должен быть примером для остальных, и ты, видимо, стал таким, каким обязан был явиться в нашей семье».
Казбулат горел желанием поддержать в отце дух бодрости и надежды, старался облегчить его участь, его горе то посылкой, то письмом. «А я прежде думал, что только дочери способны проявлять к отцу больше чувства и любви. Видимо, ошибался. Сын всегда остается сыном своего отца».
Орцхо чувствовал настоящую, преданную любовь сыновей. «Я видел, как в зеркале, себя лет 35-40 тому назад: масса чувств, широкий кругозор, хорошее изложение. Да, Пунтик, растёшь ты хорошо и с каждым днём этот рост все лучше и лучше. Пока я не стыжусь погордиться тобою и сказать об этом тебе прямо. Но не вздумай, сынок, остановиться на достигнутом. Всегда стремись вперёд, как пишешь сам. Ты имеешь все данные занимать не последнее место в своем роду... Что нужно мне? Что я могу сказать? Несмотря на то, что я лишен свободы, я всё-таки счастлив и благодарю судьбу, что дала мне таких детей!» Орцхо очень переживал за здоровье Казбулата, так как не знал его диагноза. Но Казбулат упорно обходил этот вопрос, хотя отец и просил ничего не скрывать от него, держать в курсе всех дел. «Из опыта прошлого знаю, что вы пытались от меня кое-что скрыть, поэтому отношусь недоверчиво к словесным заверениям».
Отец высказывал и недовольство, что Казбулат обходит вопрос о своём здоровье. «Я очень прошу ничего от меня не срывать и держать меня в хороших письмах в курсе о состоянии своего здоровья».
При аресте отца Казбулат ударил коменданта, арестовавшего отца. Казбулата за хулиганские действия посадили. Более года Казбулат отбывал наказание. Там он и заболел, как потом выяснилось, основательно и безнадежно.В бараках, в которых находились заключённые, стоял ужасный холод. А вечером, когда заключённые после работы возвращались в свои обители, сплошь усыпанные щелями в стенах, отверстиями в крышах, продуваемые сквозняками со всех сторон, невозможно было спать от духоты, человеческих испарений, смрады. Казбулата трясло, как при лихорадке.
Казбулат, не отличавшийся физической силой, был почти не в состоянии сопротивляться недугу. О воспалении лёгких, параличе, длительной болезни в этот момент отцу не было известно. «Болен Казбулат, и, видимо, серьёзно. Вот причина моего беспокойства. Сколько ни прошу написать мне откровенно, как протекает его болезнь, никто не отвечает на мою просьбу. Ты тоже вскользь сообщаешь, что Казбулат прибыл на курорт Боровое, неизвестно, то ли на гастроли, то ли на отдых, а может, и по болезни, но ни из одного письма нельзя узнать, в каком состоянии Казбулат выезжает в санаторий, и в каком состоянии возвращается домой. Я прошёл все инстанции туберкулёзной формы, и сейчас нахожусь среди инвалидов -  туберкулезников, поэтому хорошо знаю эту болезнь. Когда мне стало известно, что Казбулат заболел, но не сказали в какой форме, этим самым, вы дали пищу моему беспокойству и продолжаете эту линию умалчивания уже второй год. Даже досадно, что вы так плохо разыгрываете комедию – скрываете правду от человека, которого близко касается эта правда, какая бы она ни была: горькая или приятная.Правильно вы с Русланом делаете, что решили навестить Казбулата в Боровом. Это положительно отразится на его самочувствии, а, следовательно, и на здоровье».
Казбулат ответил отцу успокоительным письмом о состоянии своего здоровья. Но Орцхо-отцу всё же было необходимо услышать мнение всех детей по поводу болезни Казбулата. И только после этого Орцхо-отец немного успокоился, но в письмах продолжал настоятельно просить сына следить за собой, вести нормальный образ жизни, для полного порядка. «Мне теперь гораздо спокойнее. Если, Казбулат, ты серьёзно будешь следить за собой, вести нормальный образ жизни, всё будет в порядке. Я болею более 30 лет, сейчас чувствую себя неплохо, а мне ведь скоро 60 лет. Из твоего письма я почувствовал, что уже не так смотришь на жизнь, как прежде, наметил правильный путь поведения, только никогда нельзя забываться и предаваться плохим страстишкам. Будь твёрд в раз принятом решение, и успех обеспечен».
Орцхо Артаганович советовал сыну, исходя из материальных средств, побывать опять на кумысном лечении на курорте Боровой Кокчетавской области. В этом отношении отец возлагал надежду на младшего сына Ахмета: «Он как-то писал, что будет добиваться полного твоего выздоровления. Пусть не забывает эти золотые слова, полные любви к тебе и презрения к металлу, как тлену, ибо родной брат – всё».
Орцхо-зэк подробно описывает перенесённые им в лагере болезни: цинга, туберкулёз, желтуха. «Я чувствовал, что оно вас может встревожить, но не написать не решился, так как думал, что не выдержу. Врач советовал приобрести лекарства, которых здесь не было, и я черкнул вам несколько слов, не столько рассчитывая получать эти лекарства, сколько уведомить вас о своем здоровье".
Получив лекарства, пройдя курс лечения, Орцхо-отец пишет: «Мой   организм оказался довольно стойким, так как осилил недуги, которые насели на меня основательно и к моменту получения посылки с лекарствами я, выписавшись из стационара, постепенно включался в рабочую жизнь, правда, сильно ослабевший, к тому же гриппозное осложнение коснулось и ушей, особенно левого уха, но это может пройти и я почти здоров, а с получением от вас дорогих лекарств, буду продолжать лечение и совсем поправлюсь».
Большую поддержку в последний период оказывали, по мнению Орцхо Артагановича, посылки от родных. «Благодаря прекрасным посылкам Тазират, Тамары и Зары, поступившим в самый нужный момент, я смог хорошо питаться и, тем самым, потушить начавшуюся вспышку процесса лёгких. Полагаю, что это вас успокоит и обрадует». 
Ностальгия по родине, по дому выводила Орцхо-отца из состояния равновесия, единственное, чем успокаивался, тем, что по несколько дней, недель внимательно изучал письма, отмечал неясность в некоторых местах, а другие вызывали у него улыбку своей наивностью. «Ты, видимо, не представляешь хорошо, в каких условиях я нахожусь, поэтому строишь порой воздушные планы».
Все письма от родных проходили цензуру. Орцхо-заключённый находил в них вычеркнутые строки и никак не мог понять, почему Те, которые исполняли подобные законы /скорее это было беззаконие/, часто от того, что «печать худо распечаталась, уничтожали письма, от которых, по мнению Орцхо, зависела судьба несчастного человека. Он не мог понять выгоду от такой «нравственности», обращенной в правило! Что могут узнать из его писем? Кто вверит себя почте? Как можно было говорить об уважении к законам простых людей, когда правительство всё беззаконие возвело в правило: «Между прочим, из письма Казбулата, вложенного в последнюю посылку, и из письма Пунтика в январской посылке совершенно вычеркнуто по несколько строчек. Интересно бы получить по почте, что бы это могло быть?»
Орцхо верил, что самый верный хранитель высшей морали –нравственность правительства. Он считал, что в той семье не будет беспорядка, где поведение родителей - образец нравственности. То же можно сказать о правительстве и народе. Чувство ответственности за свои поступки и за поступки своей семьи – главный критерий для Орцхо Мальсагова. 
Письма Казбулата радовали своей трогательностью до глубины души. «Твоё письмо - целая диссертация ученого по разным вопросам. Очень интересно! В этом письме ты как в зеркале весь передо мною. Некоторые места дискуссионные, особенно суждение о письме моего друга. Оставляю за собой право когда-нибудь подробно остановиться на вопросах, план которых приблизительно такой: Я - он, я - ты, мы, два мира, две эпохи, эклектизм, идеализм, материализм, диалектика. Как видишь, вопросы философские, и в одном письме их не изложишь».
Методика Орцхо при изучении языка ориентирована на познание мира, как у древних греков, только на новом уровне. Синтез различных знаний помогает почувствовать, что он человек той эпохи, человек не иного мира, из другой эпохи, нравственной, целостной.Орцхо не мог всегда выразить в письмах мысль «о дружбе», «о прочищении мозгов», о том, что старики – поэты - парадокс и пр. Орцхо считал, что лучше говорить при встрече - голосом, улыбкой, взглядом! Как растущим богатством, любовался Орцхо чувствами детей.
Письма Казбулата становились все более содержательными и глубже, особенно Орцхо был доволен письмом от 17.01.1955 года, которое полностью его удовлетворило. В нем было много новостей, высказывались мысли, интересные по грамотности и стилю оно выделялось среди других писем.  «Должен признаться, что мне неприятно, когда я встречаю у тебя неточные выражения и грамматические ошибки. Ты получил достаточное образование и, видимо, немало читаешь, поэтому я, как папаша-педагог, не могу не высказать своего мнения о важности для каждого культурного человека овладения русской речью!»
Орцхо, несмотря на то, что дожил до шестого десятка лет, сам много раз переделывал написанное, пока каждое слово в предложении не выражало то, что Орцхо чувствовал. «Нам, националам, русскому языку нужно учиться ежедневно, систематически, всю жизнь».
Основным методом воздействия на членов семьи для Орцхо Артагановича был метод убеждения, как внушение. Он хотел, как мы говорили ранее, убедить своих детей в истинной необходимости образования, строя целую безупречную цепочку аргументов, что и являлось доказательством необходимости образования, оказывающие определённое стимулирующее влияние.
 После того «злополучного» письма Орцхо-отец никому не указывал на встречающиеся ошибки, /а делать замечания свойственно педагогам/, неправильные обороты, неточные употребления слов. Он боялся своим поучительным тоном отбить охоту писать ему, как это было с дочерью Марой. Но это не означало, что к нему «опасно» писать. «Для меня дорога каждая строчка вашего письма, пусть даже напомненная в каждом слове ошибками. Пишите письма, не стесняйтесь, что будут ошибки, но не бросайте работать над собой, учитесь русскому языку всеми средствами, а их много, и всё будет в порядке. Это по части грамотности».
Наказание корректировало поведение дочери Мары, заставляло её задумываться, заниматься, вызывало чувство неудовлетворенности, стыда, дискомфорта. Наказание отца порождало потребность изменить своё отношение к учёбе, и при планировании будущей деятельности – чувство опасения пережить ещё раз комплекс неприятных чувств.
 А в другом письме отец, сменяя «гнев на милость» настоятельно просит не обижаться на него и ничего не бояться. «Мои замечания вам пригодятся в жизни. Посторонние не укажут на Ваши ошибки, но про себя скажут: «О, как безграмотно пишет», и в его глазах Вы станете на ступеньку ниже своих возможностей, чего следует избегать».
В письмах Орцхо Артагановича приводил высказывание Л.Н.Толстого из романа «Война и мир» о письмах Наташи Ростовой к Андрею Болконскому, которые «представлялись ей скучной и фальшивой обязанностью и не доставляли ей утешения, причём сам Толстой разъяснял это место так: она не умела писать, потому что не могла постигнуть возможности выразить в письме правдиво хоть бы одну тысячную долю того, что она привыкла выражать голосом, улыбкой, взглядом!»
Сравнивая неумение и нежелание Мары писать отцу с такими же побуждениями героини-девушки в произведении мирового значения, Орцхо находился под влиянием её характеристик, полученных от Казбулата и других. «Выдержит ли она сравнение и тем самым получит оправдание, не знаю».
Молчание младшей любимой дочери тяготило Орцхо Мальсагова. Портрет, нарисованный красками с фотографии местным художником, висел в рамке над изголовьем отца в бараке. Отец каждый раз смотрел на неё с укоризной. Перед глазами Орцхо стояла картина прощания с родными, трогательно и нежно вспоминал каждого. Отец с тоской ждал письма от младшей дочери. Не находя в письме ни строчки от Мары, он был разочарован, печален.
Почти три года с лишним дочь лишала его хотя бы нескольких ласковых слов. «Вы все хвалите Мару за ум, за внешнюю красоту. Это меня очень радует. Но надо знать и беречь ту внутреннюю красоту, без которой никакая девушка не будет красива и по-настоящему счастлива. Учиться надо на «пять» не за плитку шоколада, а упорно трудясь и меньше мечтая о шерстяных и коверкотовых нарядах. Надо больше читать хорошие книги». 
В воспитании дочери Орцхо-отец упустил тот момент, что воспитать чуткого, трудолюбивого человека – процесс длительный, ещё намного замедленнее идёт процесс перевоспитания. Орцхо Артаганович, прикладывая много сил, желал моментально видеть позитивные изменения. Однако, терпение и оптимизм – важнейшие качества, которыми обладал он. Но, находясь вдали от родных, в нём преобладало чувство раздражённости, которое заставляло «срываться» в письмах к дочери Маре. Он старался пробудить в ней внутреннюю активность, максимально развить её самостоятельность.
Орцхо-зэк, являясь должным примером для своих друзей, чувствовал несправедливое отношение к себе со стороны дочери. В другом письме, обращаясь к дочери Азе, Орцхо писал: «По этому вопросу боюсь выразить, как есть на душе, своё огорчение молчанием Мары. В чём дело? Аза, объясни, пожалуйста, я решительно не могу понять, как она может безответно переносить все мои упрёки? У меня на душе начинает накапливаться понемногу беспокойство за последние месяцы».
Орцхо-отец уверен, что Мара любит его не меньше, чем другие дети, если не больше. Только вот никак не может оправдать её молчание. Орцхо вспомнилась песенка, которую он пел дочери: «Мара меня не любит, Мара меня погубит». Теперь её эта песенка не будет волновать, а жаль».
Орцхо Артаганович очень хотел, чтобы эта песенка её по-прежнему волновала. Его не переставало удивлять поведение дочери. «Не хватает слов передать моё недовольство её безразличием к отцу. Ей трудно будет найти оправдание передо мной и чем дальше, тем сложнее будут наши взаимоотношения».
А в другом письме любящий отец выражает чувство сожаления. «Кто их знает, как вы их там воспитываете? Мало её знаю, поэтому особенно в переходный, трудный возраст 12-14 лет надо щадить самолюбие, хотя за прошлое она заслуживала пару щелчков».
Орцхо удивлялся её безответственности, упрямству переносить все его упреки. Так как Мара не выполняла просьбу отца писать чаще, Орцхо не мог понять истинной причины столь долгого молчания. «Я не верю Казбулату, когда он говорит, что она меня очень любит. Кто любит, не может так долго молчать. Я жалею, что мне не удалось быть участником её воспитания. Отнеситесь бережно к её юным годам. Помогайте ей стоять далеко от всего плохого. Бог даст, настанет день, когда она, гордая своей чистотой, лет через семь, ей уже будет 17, обнимет своего вернувшегося из долгой разлуки отца и на груди его обольётся слезами не горести разлуки, как это было три года назад, а омоет слезами радости и счастья побелевшие волосы папаши».
Вопрос «Неужели это так трудно?» наводит на мысль, что нервы Орцхо-отца на пределе, хотя он сам прекрасно понимал, что трудно. Здесь, сказалось, на наш взгляд, проявление некоторого эгоизма, бессилие перед чиновниками почты.
В октябре 1954 года Орцхо Мальсагов получил долгожданное письмо от Мары, на которое ответил молниеносно: «Наконец, моя дорогая Марочка, я дождался твоего письма!  За это большое и умное письмо целую тебя много, много раз. Как ты могла, умея так хорошо писать, пять лет молчать и не отвечать родному отцу, который так нежно любит тебя?! Я строил планы вести с тобой переписку, так как ты менее занята житейскими делами, будешь делиться со мной своей детской радостью или печалью. Я думал издали руководить твоим развитием и воспитанием. Я мечтал, как ты будешь из месяца в месяц расти в технике письма и в уменье правдиво и тепло высказывать мне свою любовь».
Далее Орцхо Артаганович не может сдерживать свои эмоции: «Я рассчитывал, что ты будешь посредником между мною и твоей мамашей, о которой вы часто забываете даже упомянуть в своих редких письмах. Иногда мимоходом черкнёте, вроде того, что она, мол, ещё не постарела. Это хорошо, что она держится молодцом. Но всё же, надо полагать, она как-то переживает разлуку со мною? Ей неловко говорить обо всём этом со своими взрослыми детьми, хотя этого не во всех случаях надо придерживаться, но с тобою, как с самой маленькой дочкой, которой было 7 лет, когда я с вами расстался, она могла передать двумя-тремя словами: - «не тоскуй, не беспокойся, родной, ты не забыт, любим и проч.. или, наоборот, может какое горе лишения, нужду испытывает и почему? Я думал, что ты будешь личным секретарём у Совдат".
Далее следует текст: «А ты, вот теперь стала большая! Может и не хочешь быть ею, по примеру старших, которые проглядели, что, из-за неграмотности Совдат, между мною и ею должно быть третье лицо - письмоводитель, а его нет.
Надеюсь, что ты временно не откажешься исполнять эту работу? Тогда я поручаю тебе передать Совдат, что я прощаю ей все её недостатки, какие мне, может по ошибке, казались были у неё. Я во многом сам виноват перед ней, за что приношу также извинения. Она знает мои грехи, но детям знать это не обязательно. Я могу заявить во все услышание, что счастье быть с вами со всеми любимыми дает мне силы легко переносить страдания. Этим обязан, в первую очередь, твоей мамаше, которая родила и воспитала таких детей, как вы, и сама оказалась на такой высоте, на какой я мечтал видеть всегда свою жену и вашу мать. Такие слова в отношении Совдат я произношу впервые. Можешь гордиться, что передатчицей слов любви отца к матери, произносимые через 35 лет совместной жизни, являешься ты. Надеюсь, что сумеешь прочесть и перевести Совдат это письмо и чаще писать обо всём».
Мара писала отцу редко. Это вновь и вновь начинало расстраивать Орцхо-отца. Молчание Мары заменило отцу на недовольство ею. Мара редко писала, выполняя поручение матери, обходя острые углы, и не отвечала на вопросы, поставленные перед нею и его другом Константином – кунаком отца, «причём, во всем виноват французский язык!»
Орцхо-отец просит детей писать в худшем положении всей семьёй хоть одно письмо. Стараясь понять душевное состояние женской психологии, он считал себя вправе читать нравоучения дочерям. «Прошу не понимать меня превратно за такую мысль: приятный букет из «чудесных роз» в виде прекрасных девочек Томуси, Мары, Лиды, вокруг, не менее прекрасной «соломенной» вдовушки Азы, – будет притягивать "жуиров"и разных бездельников. Надо "розам" знать, что розы требуют нежного обращения, иначе они завянут, но лучше бы их не иметь, Мораль этой басни ясна – держать ухо востро!»
Девушка в понятие Орцхо-отца должна быть добра без слабости, справедлива без суровости, услужлива без движения, остроумна без едкости, изящна и скромна и гордо – спокойна. Ему было вдвойне приятно читать отзыв Казбулата об Азе, от которого прежде вряд ли можно было получить информацию подобного рода. Отец очень жалел старшую дочь Азу. Он считал, что дети, не исключая девочек, должны учиться, работать, не забывая ни на минуту об окончательном отрезке жизненного пути. Этого мнения он придерживался изначально. Именно поэтому дочь Аза поступила в Орджоникидзевский медицинский институт.
Орцхо Артаганович мечтал иметь в доме дочь-врача. Он был спокоен и горд за свою дочь, ведь вместе с Азой в этом вузе учился и старший брат Казбулат, который по своему характеру был очень строгим, но справедливым. Закончить учебу не удалось, помешала высылка в Казахстан. В местах выселения, куда поселили семью, не было такого вуза, поэтому для продолжения учёбы переезжать в другое место спецпереселенцам не разрешалось. Пришлось менять и приобретать новую специальность.
Аза, будучи матерью двоих детей, ушла от мужа, вернулась в родительский дом.  Отец сидел в лагере, а старший брат Казбулат не разрешил Азе забрать детей. Дети остались с отцом. Но вернуться к мужу Аза категорически отказалась несмотря на настойчивые просьбы отца и братьев. «Я во сне видела Атарбека и, когда он собрался уходить, я обняла его и сказала, чтоб не уходил», - любила пересказывать старушка Аза свой сон, на что сестра Зара отвечала: «Поздно, поезд ушёл,  надо было раньше об этом думать, когда просили старшие в доме».
Для Орцхо-отца важны были его поучения о нравственной чистоте и высоте. Ему хотелось, чтобы дочь получила образование, приобрела специальность. «Хорошо делаешь, что учишься на закройщицу, это подходящее и полезное для женщины дело. Очень доволен тобою, сколько могу судить о твоём настроении по письмам».
В письмах Азы прослеживается серьёзность, вдумчивое отношение к советам отца и, в то же время детская наивность. Отец переживал и боялся, что причиной её молчания явится недопонимание отцовского слова, боялся равнодушия, как было с Марой.
Письма для Орцхо Артагановича – целительный бальзам, как рукой снимающий боль. В письмах Казбулата затрагивались еще два жизненных вопроса: о положении Азы из-за развода. А второй, самый важный вопрос в личной жизни человека – это замужество и женитьба.
Отца беспокоило такое нежелание Казбулата обзаводиться семьей. Теперь все надежды отец возлагал на жену Совдат. Но и она ничего не могла поделать с 25-летним холостяком, для которого на данном этапе самым важным было улучшение здоровья отца и его приезд. В каждом письме он не переставал задавать один и тот же вопрос: «Почему Казбулату не сватаете невесту?
Орцхо-муж обвинял Совдат в бездействии. «Почему другие могут приезжать из К-орды /Кызыл-орды - авторы/ для такого дела. Ищите и найдите».
Орцхо считал, что пора из области разговоров о необходимости жениться переходить к факту женитьбы, сердился, не видя никаких практических шагов в этом направлении. Орцхо признавал свою вину в неудачном замужестве Азы. «Мы все вообще несерьёзно отнеслись к этому браку. Недаром говорится: «Семь раз измерь, один раз – отрежь». Мы не потрудились узнать хорошенько, с каким человеком нам приходится родниться, а Азе - навсегда соединить свою судьбу. Хотя и говорят, что разбитое нельзя восстановить, как было видно, однако задача заключается в том, чтобы «не повторяя ошибок, исправить, насколько можно, испорченное вначале. Аза ещё молодая, и при разумном её поведении неизвестно ещё, так ли непоправимо случившееся?»

Продолжение следует.

С уважением Айшат Мальсагова,
Орцхо Ахметович Мальсагов.