Где вы, любимые, ау?

Дело было в ноябре, утром. Дядя Вася, после вчерашней копки земли в саду, проснулся позже жены, и удивился, что ее нет дома. Обычно утренний распорядок у них таков: она решает кухонные проблемы, он берет сумку и идет по покупки. Куда это она побежала, подумал? По продукты, что ли? Так я сходил бы. Пусть позже, ну, и что! А коль уж так вышло, то потянулся, пробежался глазами по утренним теленовостям, глотнул водички и – айда на выход. В люди, как говорится. А где еще можно развеять мысли и успокоить тело? Дети ведь взрослые, семейные, живут отдельно.
 
А люди у нас где? Везде! Но больше всего их - на соседствующей с его многоэтажным домом улице, которая ведет и к магазинам, и к рынку. По ней он каждое утро ходит. А иногда просто прогуливается. Там – клены-громадины, пирамидальный тополь, как обелиск, девочки-березки. Эмоций уж точно наберешься. А если и нет, то встретишь знакомого - постоишь, поболтаешь. А там, смотришь, и жена – лоб в лоб. Точно уж, пошла по продукты.

Идет, значит. Здоровье – птфу, птфу, настроение тоже – на уровне. Ну, и мурлычет, соответственно, слова из детской песенки, на которой когда-то все двое их сыновей воспитывались: «Раз, два, туфли надень-ка…». Помните? А почему бы и нет! Там еще продолжение такое было: «Как тебе не стыдно спать? Славная, милая, смешная енька, Вас приглашает танцевать…».
 
Сильные слова! Но вдруг - стоп, кони! Сам себя остановил! Не в мой ли адрес автор послал упрек, что долго, мол, сегодня спал. Да, тут он прав. Обычно, я всегда встаю рано. А мысли тут же и побежали. Что ж, мол, жизнь так устроена. Не я это придумал, не мне и отменять. В каждой семье, как повелось, есть обычай – ходить рано утром по продукты. Бывает, нагрузишь сумку, а то и две, три, и тащишь, аж глаза на лоб лезут. А что делать, если надо? Не пошлешь же любимую. Еще надорвется. Правда, сегодня я виноват. Прости меня, моя «славная, милая, смешная» Ленка. Чувствую, ты вместо меня пошла. Что ж, взаимность – это хорошо. Значит, не напрасно я когда-то носил тебя на руках.

А в воздухе уже хозяйствуют первые нули. Люди, видно, живее стали двигаться, так как холодок щиплет нос, уши, шею. Вообще, нуль, конечно, куда лучше, нежели мороз, но хуже, чем постоянная осенняя теплынь. Эти мысли дядя Вася, скорее всего, адресовал женщинам, которые идут, торопятся ему навстречу с «пузатыми» сумками в руках – то капустные кочаны выглядывают, то куриные окорочка. Кормить-то нас, любимых, надо!
   
А коль с сумками, в основном, женщины, то на этом вопросе дядя Вася и притормозил. Это, мол, как раз и есть те самые «славные, милые», перед которыми мы когда-то, как будущие мужья, падали на колени, чтоб сказать, что она у нас – самая, самая. А теперь, получается, что сумки носим не мы, а они.
 
А ведь шептали, обещали. Речь, разумеется, о чувствах, о любви. А мы были юношами, не опытными. Как открыть душу любимому человеку? Благо, ночь всегда выручала, так как в темноте, да еще шептать в её послушное ушко, так удобно, так приятно. Женщина ведь, как говорит наука, любит ушами.
 
Кстати, о науке. Как, интересно, те настырные ученые проникли в такие потайные дела, как любовь? Помнится, читал, что они исследовали этот вопрос и пришли к выводу: якобы, мужчина, кроме, конечно, лгунов, признается в чувствах женщине в течение восьмидесяти восьми дней после знакомства. Ничего себе! Я, например, на второй вечер это сделал, и не жалею. А женщина, по их мнению, ещё скромнее. Та может таить свои чувства до ста тридцати четырех дней. Вот это выдержка! Но самое интересное в их выводах вот что. Они считают, что в начальной стадии любви, якобы, все ведут себя почти одинаково. То есть, нашел половинку, полюбил, объяснился, привел в дом и живет себе. Все верно. Только позже появляются некоторые проблемы. Одни из мужчин, как любили, так и любят свою избранницу – таких набирается семьдесят семь процентов; остальные - двадцать три, и ведут себя не так, как хотелось бы его возлюбленной, и спросите вы у него, когда он впервые признался в любви, не вспомнит.

Так вот, рассуждает дядя Вася. Эти семьдесят семь, видимо, и сейчас утром рано ходят по покупки. Я их встречаю каждый день, разговариваю. И не найдете вы их на улице сию минуту, так как, согласно поговорке, кто рано встает, тому Бог дает. А женщины, которые сейчас идут с сумками, то, видимо, и есть «славные, милые, смешные еньки» тех мужей, что - "двадцать три".
 
Стойте, мужчины! А что произошло? Ведь на ушко шептали, как и все. Кое-кто даже в село возил любимую, чтоб познакомить с родителями; похвастаться выбором; там же вместе копали картошку, тайком целовались. А сейчас? Куда же исчезла любовь? Прошла, что ли? Нет, думаю, не прошла. Она, скорее всего, со временем, как сказали ученые, покрылась плесенью обыденности. И те, что – "двадцать три", стали понимать ситуацию так: какая, мол, разница - хожу я по покупки, не хожу; главное, чтоб домашние дела шли! Верно! Они идут. Только обязанности те лежат на плечах одного человека - самой, самой.
 
Присмотрелся к женщинам, идущим и бегущим с сумками. Красивые, ничего не       скажешь, симпатичные. Все в пальто, поскольку уже – ноль. Хотя, если честно, с двумя, тремя сумками, наверняка, спина мокрая. А с неба еще и моросит что-то – то ли дождь, то ли снежная крупа. А они несут, несут...

Остановился под кленом. Высокий "дед"! Ветки, как руки, уткнулись в небо. А на         верхушках качаются вороны. И снова мысли – впереди воза. Ишь, мол, каким трусоватым оказался старик; там того и нуля - с гулькин нос, а он за ночь всю листву сбросил, и стоит по щиколотки в ней - гол, как сокол. Слышь, дедуля, обращается мысленно, бери пример с хризантем; те, чем холоднее, тем свежее и наряднее выглядят; особенно, белые, те – как простынки, которые высохли на веревке, и играют искрами на солнце.

Остановилась дама. Дерево ведь. Как-никак, укроет от мороси. Да и мужчина –    надежная защита. Поставила на асфальт сумки, из которых виднеется весь продуктовый кухонный набор. Отдышалась чья-то любимая, будто после стометровки, кинула взгляд по сторонам, в небо, и, как показалось, подумала: дождь, мол, будет, коль уж так вороны кричат! А дядя Вася округлил мысленно: разве можно каждой вороне доверять? ВОрону уже поверила. Теперь таскаешь сумки.
 
А женщины идут, идут. Несут, несут. Каждая что-то тащит в норку. Вот дама топает с тремя тяжелыми сумками. Не иначе, как жена того, что - из "двадцати трех". Ишь, как "воспитал"! Настоящая тяжеловес! Сумки объемные, будто в них по шифоньеру воткнуто. А если присмотреться, увидишь те же продукты, что и у всех. Главное, две несет в одной руке, одну - в другой. Нечем, бедняге, и морось смахнуть с бровей. Вот бы еще пару рук ей добавить, подумалось со стороны, или, как в Индии - носили бы сумки на голове.
   
Еще одна «славная, милая, смешная енька». Еще одна. Еще. Идут, как на параде, мимо трибуны, на которой стоит, или так кажется, дядя Вася. Только и того, что не рапортуют. Просто мелькают перед глазами сумки - оранжевые, белые, черные, цветочками, кружечками, звездочками, полосками, а в них – всё для любимого.

Еще - две сумки. Дама аж прогнулась. Тоже любимый ждет! Но у нее вдруг зачесалось ухо, то, в которое, видимо, он когда-то шептал, и она вынуждена была поднять руку (вместе с сумкой!), чтоб притронуться к беспокоящему месту. Вот – муж, видно, с женой. Идет рядом, курит, а она тащит две увесистые сумки. Вот совсем юная гибкая талия. Светлые волосы рассыпались по спине, и танцуют под музыку мороси «летку еньку». А в каждой руке – по две сумки. Еще и по телефону - ля-ля-тополя. Зажала меж плечом и щекой аппарат, и…
 
«Чудной» пейзаж, ей-Богу! «Любовался» бы до бесконечности, если бы…  О, если бы своя «славная, милая, смешная» Ленка не выросла перед глазами. И тоже с двумя    тяжелыми сумками. Что она туда натолкала? Но, когда присмотрелся, увидел, что в обеих – морковь.
 
- Ты что, не могла меня разбудить?

- А! Надо было срочно, а ты…

- Какая срочность, Лена?

- Ну как! Морковь дешевую подвезли…

Тут и родились, прости, господь, дядю Васю, его финальные мысли. Любовь, друзья, это такая штука, что половинки всегда должны быть рядом; хоть делами, хоть мыслями; хоть днем, хоть ночью. Танцуйте вдвоем свою «летку еньку» и радуйтесь, ибо она, та самая любовь, имеет свойство переходить в обыденность.