Энн Бронтё. Агнес Грей. Глава 6

Глава 6 «Вновь дом священника»

В течение нескольких месяцев я мирно оставалась дома, в тихом наслаждении свободы и отдыха, и истинной дружбы, которой я так долго была лишена. Я проводила это время в учёбе, чтобы восполнить то, чего я была лишена за время своего пребывания в Уэллвуде, и пополнить запас знаний. Здоровье моего отца всё ещё было очень слабо, но не хуже, чем когда я в последний раз видела его, и я была рада, что в моей власти было обрадовать его моим возвращением и развлечь его пением его любимых песен.
Никто не торжествовал по поводу моего провала и никто не говорил, что лучше бы я последовала его или её совету и оставалась бы дома. Все были рады тому, что я вернулась, и проявляли ко мне больше доброты, чем когда-либо, чтобы загладить страдания, которым я подверглась. Но никто не тронул бы ни шиллинга из того, что я с таким трудом заработала и с таким трудом сберегла, никто не надеялся на то, что я поделюсь с ними этими деньгами. Благодаря жёсткой экономии, наши долги к тому времени были почти выплачены. Рисунки Мери пользовались большим успехом, но отец настоял на том, чтобы доходы с их продажи она также сохранила для себя. Всё, что мы смогли сэкономить на своём скудном гардеробе или на повседневных расходах, он велел нам положить в банк, сказав, что никто не знает, как скоро нам могут понадобиться эти деньги в качестве единственной поддержки, так как он чувствовал, что его дни подходят к концу, а что будет с мамой и с нами после его смерти – одному Богу известно!
Дорогой папа! Если бы он меньше беспокоился о тех трудностях, которые угрожали нам в случае его смерти, я уверена, что это тягостное событие не случилось бы так скоро. Моя мама никогда не позволила бы ему страдать от этих мыслей, если бы могла.
«О, Ричард! – воскликнула она однажды, - если бы ты прогнал эти грустные мысли из своей головы, ты жил бы так же долго, как любой из нас. По крайней мере, ты бы дожил до свадеб наших дочерей и стал бы счастливым дедом, и рядом с тобой была бы весёлая бабушка».
Моя мама рассмеялась, рассмеялся и отец, но его смех вскоре погас в тяжёлом вздохе.
«ИМ выйти замуж – бедные бесприданницы! – сказал он. – Кто же возьмёт их замуж, интересно было бы знать?»
«Но разве я не была без гроша за душой, когда ты посватался ко мне? И ты притворялся, по крайней мере, что крайне доволен своим приобретением. Но не важно, выйдут ли они замуж или нет, мы можем найти тысячу честных способов прожить. Я думаю, Ричард, что тебя заботят мысли о нашей бедности в случае твоей смерти, как будто это может сравниться с горем потерять тебя – горем, которое поглотит все остальные беды и от которого ты должен сделать всё возможное, чтобы предотвратить его, а нет ничего лучше для здоровья тела, чем радостные мысли».
«Я знаю, Элис, это неправильно – так убиваться, но я ничего не могу поделать. Вы должны потерпеть меня».
«Я не собираюсь терпеть тебя, если я могу изменить тебя, - ответила моя мама, но резкость её слов смягчила сквозившая в её голосе искренняя любовь и приятная улыбка, от которой улыбнулся и отец, менее печально и менее кратковременно, чем обычно.
«Мама, - сказала я, как только смогла найти возможность поговорить с ней с глазу на глаз, - я заработала мало денег, на них не протянуть долго. Если бы я смогла увеличить свой доход, это уменьшило бы папино беспокойство. Я не умею рисовать так, как Мери, и лучшее из всего, что я могу сделать, это поискать другую семью».
«Ты действительно хочешь попробовать ещё раз, Агнес?»
«Решительно, да».
«Моя дорогая, я думала, что с тебя уже хватило».
«Я знаю, - сказала я, - что не все родители такие, как мистер и миссис Блумфилд…»
«Некоторые ещё хуже», - перебила мама.
«Но не многие, как я думаю, - ответила я. – И я уверена, что не все дети такие, как их дети. Ведь я и Мери не были такими. Мы всегда поступали так, как ты нам велела, не так ли?»
«Обычно, да. Но я не баловала вас, а вы не были такими уж ангелами. Мери была очень упрямой, а у тебя резко менялось настроение, но в целом вы были очень хорошими детьми».
«Я знаю, что я иногда дулась, и я должна была бы быть рада тому, что другие дети дуются тоже, потому что тогда я могла бы понять их, но они никогда не были такими, потому что их НЕЛЬЗЯ было ни обидеть, ни задеть, ни пристыдить. Они не могли быть несчастными, если только не начинали бесноваться».
«Что ж, если они были такими, это не их вина. Ты не можешь предполагать, что камень будет также податлив, как глина».
«Нет, но жить с такими неуправляемыми созданиями было неприятно. Их нельзя было любить, потому что они пренебрегали любовью. Они не могли ни возвратить её, ни ценить, ни понять. Но даже если бы я попала в такую семью снова, что довольно сомнительно, у меня был бы весь необходимый опыт, чтобы начать, и я в другой раз я могла бы справиться лучше. И цель этого выступления состоит в следующем: позвольте мне попробовать опять».
«Что ж, моя девочка, тебя нелегко сбить со своей цели, как я вижу, и я этому рада. Но послушай меня, ты сильно похудела и побледнела с тех пор, как уехала от нас, и мы не можем позволить тебе подрывать своё здоровье с целью накопить денег, для себя ли или для других».
«Мери тоже говорит мне, что я изменилась, и я не слишком удивлена, потому что я была весь день в состоянии возбуждения и беспокойства, но в следующий раз я намерена воспринимать всё спокойно».
После некоторой дискуссии мама опять пообещала помогать мне, при условии, что я подожду и буду терпеливой, и мы решили, что она расскажет об этом отцу, когда сочтёт это наилучшим (я никогда не сомневалась в её способности добиться его согласия). Тем временем, я с большим интересом просматривала колонки объявлений в газетах и писала ответы на каждое объявление «Требуется гувернантка», которое казалось подходящим, но все письма, как и полученные ответы, я показывала маме, и она, к моему горю, заставляла меня отказываться от каждого предложения: эти занимают низкое положение в обществе, эти выдвигают завышенные требования, а эти предлагают слишком низкую оплату.
«Твои таланты таковы, которыми обладает не каждая дочь бедного священника, Агнес, - говорила она, - и ты не должна расточать их зря. Помни, ты обещала быть терпеливой. Нет причины спешить. У тебя впереди много времени, и будет ещё много возможностей».
Через какое-то время она посоветовала мне самой дать объявление в газете, указав мою квалификацию и пр.
«Музыка, пение, рисование,  французский, латинский и немецкий – это неплохой набор, - сказала она. – Многие люди будут рады иметь столько в одной гувернантке, и на этот раз попытай счастья в семье более высокого социального положения: в семье настоящего джентльмена, так как такие люди с большей вероятностью будут относиться к тебе с должным уважением, чем торговцы, кичащиеся своими деньгами, и дерзкие нувориши. Я знала несколько семей высшего света, которые относились к своим гувернанткам как к члену семьи, хотя некоторые, я допускаю, надменны и требовательны сверх меры, но во всех классах есть хорошие и дурные люди».
Объявление было быстро написано и отправлено. Из двух семей, которые ответили на него, только одна соглашалась платить мне 50 фунтов (сумма, которую мама велела мне указать в качестве требуемого жалования), но я колебалась, следовало ли мне соглашаться, так как я боялась, что дети окажутся слишком большими и что их родители захотят иметь гувернантку с бОльшим опытом, если не с лучшим образованием, чем моё. Но мама разубедила меня отклонять предложение: я буду преуспевать, сказала она, если отброшу свою застенчивость и приобрету немного больше уверенности в себе. Мне нужно было всего лишь просто и честно перечислить свою квалификацию и назвать, какие условия я выдвигала, и затем ждать результата. Единственное условие, какое я решилась обозначить, было просить 2 месяца каникул в год, чтобы посетить родной дом: летом и на Рождество. Незнакомая леди в своём ответе не возражала против этого и писала, что она не сомневается, что я смогу подтвердить своё образование, но в найме гувернантки она считала эти вещи второстепенными, так как, проживая рядом с О., она могла нанять любых учителей, чтобы восполнить пробелы; главное, что, по её мнению, требуется от гувернантки, это безупречная нравственность, а также спокойный и жизнерадостный характер и обязательность.
Мама вовсе не была в восторге и много возражала против того, чтобы я приняла это предложение, и моя сестра горячо поддерживала её, но, не желая вновь упустить случай, я возражала им всем, и, получив сперва согласие отца, я написала очень вежливое письмо своей неизвестной корреспондентке, и, наконец, соглашение было заключено.
Было решено, что 31-го января я начну работать гувернанткой в семье мистера Мюррея в Хортон-Лодж возле О., что находилась милях в семидесяти от нашей деревни: огромное расстояние для меня, так как я никогда не уезжала дальше, чем за 20 миль за все 20 лет своего пребывания на Земле, и каждый член этой семьи был незнаком для меня. Но это делало ситуацию лишь ещё более будоражащей. В какой-то степени, к этому времени я уже избавилась от mauvaise honte*, который раньше так угнетал меня. В мысли приехать в эти незнакомые края и жить там одной было приятное возбуждение. Я льстила себе мыслью о том, что увижу мир: дом мистера Мюррея располагался рядом с большим городом и не в промышленном районе, где люди думают только о деньгах. Его общественное положение, как я могла понять, было выше положения мистера Блумфилда, и, без сомнения, он был одним из тех истинных джентльменов, о которых говорила мама, который будет относиться к гувернантке с должным уважением, как к хорошо образованной леди, наставнице своих детей, а не как к служанке. То, что мои ученики были старше детей Блумфилдов, было более разумно: их будет легче обучать, они будут проводить меньше времени в классной комнате, и за ними не нужно будет постоянно наблюдать. Наконец, яркие картины смешивались с моими надеждами, в которых не было почти ничего от простых обязанностей гувернантки и заботы о детях. Читатель увидит, что я вовсе не была дочерью-мученицей, которая уезжала, чтобы пожертвовать миром и свободой ради финансового благополучия своих родителей, хотя покой отца и будущая поддержка мамы занимали большую часть моих расчётов, и 50 фунтов казались мне огромной суммой. У меня должна быть приличная одежда. Кажется, я должна была отдавать бельё в стирку и платить за 4-хдневное путешествие между Хортон-Лоджем и моим домом, но при жёсткой экономии 20 фунтов покроют эти издержки, и останется 30 фунтов, которые я смогу положить в банк: какое ценное дополнение к нашим сбережениям! О, я должна бороться за то, чтобы сохранить за собой это место, каким бы оно ни оказалось! Ради собственной чести и ради солидности я должна задержаться там.

*Mauvaise honte (фр.) – ложный стыд.