Я буду ждать на темной стороне. Книга 2. Глава 48

Её сегодняшний наряд был выдержан в самых строгих тонах, а волосы и вовсе убраны в тугой пучок. Так было меньше соблазна каждый раз прикасаться к своим волосам, отвлекаясь от темы на всякие пустяки. Однако как сильно она не куталась в закрытые наряды, словно пытаясь отгородиться, таким образом, от влияния внешнего мира, её чувственность, насквозь пронизывающая её ауру, ощущалась предельно ясно, так что это хорошо улавливал Лисов, с особой тщательностью изучивший изгибы тела этой девушки, едва дело доходило до занятия любовью.

Теперь следя за ней со своего нынешнего месторасположения, его мысли были заняты тем, как сбить её с толку. Воспоминания об их недавнем эротическом «приключении» до сих пор были свежи в его памяти.

Неудивительно, что он искал новый повод, чтобы смутить её вновь, сделав это так, чтобы его намеки улавливала только она одна, а остальные терялись в догадках, не имея ни малейшего представления о том, что происходит между ними на самом деле.

Выйдя к доске с высоко поднятой головой и поджатыми губами, Евангелина старалась не показывать перед публикой своего беспокойства. И чуть не выронив перед этим на пол свою папку с распечатанным накануне материалом в виде таблиц с расчетами, мысленно выругалась, пытаясь обуздать свои эмоции, но не спеша признаваться себе в том, что виной её странного поведения стало присутствие Лисова, чье поведение влияло на неё далеко не самым лучшим образом, заставляя смущаться и испытывать перед ним самый настоящий трепет. Она была бы рада, если бы он вовсе не заявился на занятие, потерявшись где-то по дороге в университет! Тогда бы защита презентаций прошла в более-менее спокойной обстановке, и самой бы ей сейчас не пришлось краснеть перед одногруппниками, раздумывая в этот момент вовсе не о презентации.

Оставшись с публикой наедине, Евангелина едва не задохнулась от ужаса, забыв на миг вступительные слова своего доклада. В её распахнутых глазах отразился тогда такой неподдельный ужас, что взглянув мельком на Сильвестра, переживавшего в этот момент происходящее с не меньшим трепетом, принялась вспоминать, что хотела сказать, забывшись на полуслове. И не зная с чего начать свою речь после того, как было покончено с раздачей аудитории материала, непроизвольно вздрогнула, услышав собственный голос после того, как переборов самое себя, все же рискнула открыть первый лист своего доклада и тем самым прервать затянувшуюся паузу.

На мгновение ей даже стало обидно за подобное упущение. Накануне она так много работала, шлифуя собственную речь, что намереваясь выразить мысль доклада так, чтобы у невнимательных слушателей не осталось ни малейших недоразумений насчет проделанной ею работы, была жестко разочарована, не справившись в самом начале с внезапно охватившем её волнением.
 
Испытывая в тот момент ощущение повисания над бездной, Евангелина ещё долго пребывала в шоке от собственной выходки, не понимая, как у неё вообще получилось не ударить в грязь лицом перед столь придирчивой к мельчайшим неточностям публикой. Причиной подобных метаморфоз наверняка могла стать её усталость, чьи последствия нехорошо отразились на её психическом состоянии, вот мыслительные способности и дали сбой. Иначе объяснить данную ситуацию было невозможно. С другой стороны, чего ещё она хотела от своего организма, дни и ночи проводя за ноутбуком, где хранились остатки её частично восстановленной работы.

Впрочем, не сильно отличался от её привычного времяпровождения досуг и некоторых её одногруппников, которые затянув со сдачей материала в нужный час, впряглись в ударный труд лишь перед самым финалом, надеясь за оставшиеся пару дней сделать то, что следовало сделать за два месяца, успевая отмечаться и на остальных занятиях.

Как только ей удалось справиться с первыми приступами тревоги, её речь зазвучала тверже. А стоило ей добраться до середины своего доклада, как во всем её теле разлился настолько необъяснимый жар, что на мгновение ей хотелось избавиться от одежды, чтобы остаться перед публикой в одном лишь нижнем белье.
 
Оторвавшись от страниц своего доклада, Евангелина скользнула взглядом по аудитории, пытаясь вычислить наглеца, чье пристальное внимание вгоняло её в краску, вынуждая смущаться самых незначительных вещей. И стоило ей встретиться взглядом с Лисовым, моментально вспыхнув, она почувствовала, как сильно забилось её сердце и застучал в висках пульс.

Любуясь исключительно ей самой, и не спеша прислушиваться к теме её доклада, Лисов смотрел на неё с восхищением, демонстративно подпирая свой подбородок ладонью. В его поведении читался неприкрытый вызов. И продолжая неотрывно следить за каждым движением этой девушки, в частности, акцентируя свое внимание на её глазах, впору насытившись увиденным, довольно скоро он спустился ниже, останавливая свой взор на её губах, скользя по  шее, и мысленно раздевая её, пытаялся разгадать загадку глубокого выреза её блузки, скрывавшего от окружающих то, что лично ему приходилось видеть довольно часто. Его уловка сработала. И почувствовав себя неловко под столь обжигающим взглядом, Евангелина инстинктивно угадала виновника своего нелепого состояния, заметив, как подмигнул ей Лисов, словно подтверждая её подозрения и развеивая последние сомнения на этот счет.

В целом, его поведение выглядело настолько неслыханным в её глазах, что не сразу разобравшись со своими подлинными эмоциями, напоминавших больше замаскированный гнев, чем какое-то смущение, она запнулась в очередной раз, забыв, что хотела донести до нетерпеливой аудитории. Подобное поведение могло здорово ударить по её репутации серьёзной и вдумчивой студентки. Не могла же она и в самом деле кивнуть в сторону Лисова, заявляя во всеуслышание, что этому парню следовало покинуть аудиторию, в противном случае у неё никогда не получиться защитить свой доклад. Её смущал его слишком вызывающий взгляд, но в этом и состояла суть её противостояния с ним, где она непременно должна была одержать победу. Преподавательница могла бы подумать, что одна из её студенток сошла с ума, или, как минимум, позволила себе влюбиться в этого типа, постоянно теряя нить своего повествования, когда он так смотрел на неё.

Окончательно сбившись с толку, Евангелина тщетно обращалась к собственной памяти, пытаясь выудить оттуда малейшую зацепку для продолжения доклада, однако окружающие были настолько сильно поглощены процессом собственного фантазерства, на ходу придумывая для неё дополнительные вопросы, что на её осечку никто не обратил внимание, будучи убежденные, что подобный прокол был спланирован ею заранее, стало быть,  нечему удивляться, что все зашло настолько далеко. 
 
— Ну, и чего вы замолчали, Литковская? Продолжайте! Мы внимательно слушаем вас! — повелительный тон голоса преподавательницы казалось вернул её к жизни, и, вспомнив наконец, что хотела она сказать каких-то пару секунд назад, Евангелина продолжила свою речь, стараясь больше не допускать таких «фейлов» в дальнейшем.

Испытывая истинный трепет перед впившимися в неё своими взглядами парней, ей все же удалось перебороть свое смущение, и вновь сосредоточившись на тексте доклада, старалась больше не отвлекаться, словно боясь стать свидетельницей очередной выходки Лисова.

Она сама не знала, что нашло на неё тогда. Весь материал в одну секунду вылетел у неё из головы. Так что если не бы вмешательство преподавательницы, она бы ещё долго простояла у доски неестественно бледная и  невероятно прекрасная в своей трогательной робости, едва дело доходило до выступлений на публике. И только один человек не спешил разубеждаться относительно её напускной стойкости. Как будто она могла предугадать все это заранее, корча из себя не пойми кого, и тем самым пытаясь добиться от коллектива снисходительности к допущенным ошибкам. Он прекрасно осознавал, каким жестким соперником могла оказаться эта девушка, пытаясь одержать победу во всем, что бы она не делала. И прекрасно понимая, что в честном бою победить такую как она, будет непросто, он старался «загасить» все её начинания ещё в процессе подготовки презентации, а после пустив в ход запрещенные способы, попробовать «подрезать» ей крылья и сбить с неё спесь, которая ранее ей была не присуща.
 
Отлично зная, что какой бы неадекватный вопрос он ей задал, она на все найдет ответ, Лисов старался выбить у неё почву из-под ног другим, но проверенным способом. И ему это почти удалось. Евангелина производила впечатление умной девушки и в словесной пикировке могла бы составить ему непростую конкуренцию, если бы дело коснулось словесной пикировики. Но то, что на одном дыхании проходило с остальными одногруппниками, могло не пройти конкретно с ней.

И даже если бы случилось так, что она не знала бы четкого ответа на его вопрос, ей хватило бы ума придумать для него такой же бредовый ответ. Одним словом, она предприняла бы все, что угодно, но вряд ли сдалась. Во всяком случае не ему. И не так.
Не было ничего удивительного, что в самый подходящий для этого момент интуиция подсказала ему нетривиальный способ выхода из непростого положения. Иначе он не придумал бы для этой очаровашки столь изощренный метод мести.

И вспомнив, в чем именно состояла слабость Литковской, начал откровенно дурачиться, с любопытством наблюдая за исходом предпринятой затеи. И его инициатива принесла свой результат. Разумеется, положительный. Ему удалось «добить» конкурентку, не прибегая к помощи вопросов. И поверив единожды в собственную несокрушимость, Артем был готов встретиться с волной таких же дополнительных вопросов со стороны одногруппников, как только придет и его черед занимать свое место у трибуны.

Изнемогая под конец защиты под гнетом навалившегося на неё бремени, Евангелина зачитывала вслух выводы своей работы, не замечая дрожания в голосе. И больше не в состоянии держать себя в руках, она была вынуждена по-быстрому закончить доклад, теряясь от одного лишь взгляда темных глаз Лисова.

Строчки последнего абзаца заплясали у неё перед глазами, и, чувствуя себя неспособной продолжать чтение работы дальше, тем более докладывать было уже не о чем, она попросила у преподавательницы разрешения вернуться на место. Посмотрев на неё так, словно спрашивая себя, все ли с этой девушкой в порядке и не нужна ли ей помощь, аспирантка утвердительно кивнула в ответ, и, ощутив себя свободной от необходимости продолжать свое выступление, ставшего для неё сегодня в тягость, Евангелина поспешила вернуться на место, не обратив внимания на тревожные взгляды Сильвестра и Зонтинова. Остальные были сосредоточены на своих оценках, чтобы переживать за кого-нибудь ещё. Это касалось и Лисова, в том числе. Причем для него это было наиболее актуально, чем для остальных. Потому что стоило Евангелине покинуть место за трибуной, чтобы прийти в себя от нахлынувших на неё противоречивых эмоций, как тут же наступил черед выступать компании Новаковского.

Переглянувшись между собой, парни быстро поняли, что им предстоит нелегкий бой, и подготовившись к нему морально ещё с момента атаки вопросами Мельчуцкой и Рамахеевой, выступивших как раз после Зонтинова, прихватив по дороге таблицы, они бесстрашно устремились к доске, сжигая за собой мосты.

Выступление этой компании произвело на публику довольно неизгладимое впечатление. И там, где у Егора не получалось осветить тему доклада должным образом и ответить на вопрос аудитории как положено, к нему на помощь приходил Лисов, у которого был дар нагрузить информацией оппонента так, что впоследствии у того напрочь отпадало желание подвергать повторным нападкам его напарника.

Впрочем, основной удар, если можно было так выразиться, как раз и приходился на этого парня, чья наигранная невозмутимость и природное обаяние покоряли любую публику, играя на её нервах. И сколько бы вопросов не обрушивалось на их команду, он с такой убедительностью плел в ответ ахинею, что не имея возможности проверить его информацию на достоверность, аудитория верила каждому его слову, не утруждая себя уточнениями.

С улыбкой на устах доказывая свое мнение, (что особенно бесило соперничающие с ним команды), он с азартом подбрасывал «поленья в огонь», регулируя скандал на свой лад. Так что со стороны складывалось впечатление, будто он специально выводит присутствующих из себя, целенаправленно управляя хаосом, внутри которого ощущал себя как дома. То была его атмосфера. Его родной дом. Лисов видел людей насквозь, заранее подмечая их уязвимые места, поэтому ему не составляло особого труда втянуть в очередной скандал как можно большее их количество. Ведь одно дело ссориться человеком, чье внимание всегда было рассредоточено, и его ничего не стоило выбить из колеи при помощи метко брошенной вслед ему фразы. И совсем другое  — выступать на публике, когда твои слова могли слышать многие, одновременно пытаясь спорить с тобой.

Заигрывание с коллективной энергией всегда считалось делом хлопотным, напоминавшем попытки оседлать цунами, волну, готовую обрушиться на тебя в любой момент, и без твоего ведома. Однако в этом и состоял весь азарт игры. Если человек удавалось бороздить пространство бескрайней водной территории, ему не составляло труда покорить волну такой высоты. Потому как выступать перед публикой без предварительной подготовки — это было все равно, что попытаться выйти в открытый океан без спасательного снаряжения, чтобы избежать неприятных инцидентов. Не каждому было по силам оседлать такую волну. На подобные деяния соглашались лишь отчаянные смельчаки, получавшие особое удовольствие от борьбы с опасной «стихией».

Упорно сопротивляясь нападкам оппонентов, приводя в качестве защиты собственные аргументы, Лисов с такой ловкостью укладывал на лопатки противника, что у тех, кто пытался возразить ему в дальнейшем, исчезало всякое желание повторять что-либо подобное потом. Превращая любую дискуссию в сплошную сумятицу, этот парень с таким умением сбивал всех с толку, что теряя постепенно саму нить разговора, немного позже оппоненты уже не могли понять, с чего все началось, и чем должно было все закончиться.

Таким образом, большая часть аудитории не решалась нападать на него с новыми вопросами, довольно быстро выбывая из игры. На ринге оставались лишь заядлые смельчаки и те, кому он порядочно насолил в этой жизни, преследуя собственные цели.

Его улыбка обезоруживала, одновременно тая в себе яд, который моментально распространялся на тех, кто вступал в заранее проигрышную с ним схватку. Сегодня Лисов был жесток по отношению к одногруппникам как никогда, но и они его тоже не особо жалели, пользуясь выпавшим моментом мести за его предыдущие на них нападки.

Во время выступления он держался ровно, а в его голосе не было и намека на волнение, что всегда удивляло Евангелину, для которой публичные «проповеди» являлись сущим наказанием. Изредка зазубривая что-то наизусть, Лисов отдавал предпочтение импровизациям, что предоставляло ему возможность ловко лавировать от одного вопроса оппонента к другому, упрямо держа удар, когда от него требовали уточнений по тому или иному пункту. И глядя на то, с какой смелостью, и даже наглостью этот парень несет чушь, пытаясь блистать наряду с матерыми ораторами группы, Евангелина неоднократно ловила себя на мысли, что она вряд ли могла опуститься до подобного бесстыдства, подтасовывая всем известные факты, если что-то из его фальшивых высказываний не укладывалось в реальную картину мира.

Манера его выступления напоминала самолюбование. Казалось, этому человеку было плевать, о чем говорить. Главное, выставить себя во время выступления в лучшем свете. И у него это частично получалось. Его раскованность наравне с непринужденностью приковывала к себе внимание, и, забывая, о чем он говорил вообще, увлекшись внешней стороной вопроса, противник не мог потом задавать ему ни одного вопроса, боясь расписаться перед ним в собственной рассеянности.

Впрочем, находились и такие, кто запоминал его речь «от» и «до». И с любопытством наблюдая за тем, с какой лихостью он отражает «атаку» закидывающих его встречными вопросами оппонентов, Евангелина восхищалась втайне его стойкостью и умению с умом подойти к расходованию собственных сил в процессе дискуссии. И какими сложными не казались со стороны подобные вопросы, было непохоже, чтобы он, либо Новаковский собирались сдаваться.

Оказавшись весьма непредсказуемой личностью, он имел привычку придумывать собственные контраргументы, запутывая собеседника так, что тот в конечном счете начинал противоречить самому себе, заходя в такие дебри, откуда выбраться без посторонней помощи было не так уже и просто, а порой и вовсе невозможно.

Особенно не срослось у них с Тереховым, который воспользовавшись этим моментом, хотел отомстить им по полной программе, понимая, что по их вине они с Сильвестром оказались сегодня в «луже». Терехов был единственным в аудитории человеком, у которого не заканчивались вопросы по отношению к команде Новаковского, стараясь тут же переадресовывать их Лисову. Тот едва успевал отвечать, держась так, будто был готов справляться с подобной задачей хоть вечера завтрашнего дня, даже не показывая вида, как его это достало. И стоило Терехову задать ему новый вопрос, как не выдержав подобного напора со всех сторон, Егор тотчас сделал ему замечание:

— Ну, сколько это может продолжаться? Перестаньте закидывать нас вопросами?

После его тирады поднял руку Драгомарецкий, утверждая, что он как раз собирался спросить их команду, когда Новаковский грубо оборвал его на полуслове:

— А ты вообще помолчи! До тебя очередь не дошла! 

— А можно я задам вам ещё один глупый вопрос? — эта фраза принадлежала Рамахеевой, готовой также воспользоваться своим «звездным» часом.

Грозно зыркнув на неё, Егор почти сразу отвел в сторону свой взгляд, после чего нахмурившись так, будто устал бороться с человечески невежеством, не выдержав, пробурчал вслух следующее:

— Такой глупый ответ вы и получите.
 
К концу занятий их выступление напоминало самый настоящий балаган. И больше не боясь фантазировать на вольную тему, Лисов нес такую чепуху, что вскоре уже и сам находился в двух шагах от того, чтобы поверить в собственную ложь. И даже если бы Зонтинов вдруг решился заявить во всеуслышание, что они играют нечестно, применяя методы черной риторики, ему все равно бы никто не поверил, полагаясь больше на собственное чутье. Покидая позже аудиторию, Драгомарецкий делился с одногруппниками своими впечатлениями о выступлении этой тройки:

— Я попытался понять, какой вопрос задал им Терехов, но пока я дослушал его до конца,  уже забыл к тому моменту, с чего он вообще начиналась его речь. 

И только один Лисов, похоже, был в курсе дела, ухитрившись каким-то образом не только понять, что хотел услышать от них староста, но ещё и ответить на его вопрос, поражаясь собственной смекалке и выдержке. Новаковский был такого же мнения о заумности формулировок выводов Терехова, не в состоянии запомнить ни одного его вопроса, если набор его слов выходил за рамки дозволенного. И только один Лисов справлялся с подобной полемикой без особых проблем, реагируя на выпады старосты быстро и адекватно, будто бросал ему, и не только, вызов, ничего не боясь. По-другому с Тереховым было нельзя. И чем больше было таких нападок, тем более метко он умудрялся их отбивать, двигаясь чисто интуитивным путем.

Сопровождая свои реплики неизменной «деловой» улыбкой, будто высмеивая оппонента, рискнувшего застать его враспох. Так что следя за тем, как бойко отвечает на вопросы аудитории Лисов, у преподавательницы не осталось больше сомнений относительно победителя этого «турнира». И отметив про себя, что какой бы вопрос не был адресован этому парню, он отвечал на что угодно, и ни капли не теряясь, остановив «поединок» под конец занятий, она тут же прочитала вслух полученные группой баллы.

Лидирующее место в таблице рейтинга заняла, разумеется, команда Новаковского, которая вряд ли бы там оказалась, если бы не вмешательство Лисова. Переглянувшись с ним и Харитоном, Егор поздравил обоих с заслуженной победой, вот только сам Артем был не шибко рад подобному исходу событий, стараясь не показывать своего истинного отношения к происходящему.

Второе место досталось Зонтинову. Третье заполучила Евангелина, не рассчитывая на столь низкий результат. Столько времени было потрачено на подготовку этой работы и все впустую! Первое место должно было принадлежать ей, а не Новаковскому!

Она была в шоке от услышанных оценок. Ведь при таком раскладе дел она вряд ли могла попасть даже в тройку лидеров, скатившись вниз на одну ступеньку в рейтинге успеваемости! Её спасло то, что Лисов почему-то не стал задавать ей дополнительных вопросов, решив пощадить её в столь момент выступление, когда ему также хотелось «размазать» по стене её самоуверенность, как остальных. И только сейчас догадавшись, что полученное ею третье место — тоже являлось, своего рода, заслугой Лисова, сжав кулаки, Евангелина ждала момент, чтобы беспрепятственно покинуть аудиторию и не видеть больше счастливых рож улыбающихся Харитона и Новаковского. 

Книга 2. Глава 49

http://proza.ru/2022/11/15/756