Принц из интерната

Тогда мне было лет одиннадцать. Я жил в интернате.
Как-то девочки попросили меня сыграть в спектакле «Золушка» роль принца. Я удивился:
– Почему я?
– У тебя кучеряшки, и ты худенький, – ответили они.
– Я не худой! – возразил я.
– Правильно. Стройный, как настоящий принц.
Это мне больше понравилось, и я спросил:
– А кто Золушка?
– Оксанка, – явно завидуя, сказали девочки.
Оксана была в нашем классе отличницей. Я немного подумал и согласился.
Настал день премьеры. В клубе – весь интернат. Девочки нарядили меня принцем: короткие спортивные штаны какого-то первоклашки, белые гольфы с бубончиками, балетные тапочки, девчоночья тонкая блузка с бантом на груди, самодельная корона… Ужас!
Я ни разу не выступал перед публикой. Нет, я не волновался, текст был простой. Но меня прямо-таки вытолкнули на сцену. Вместо приветственных рукоплесканий оглушил хохот. Он раздавался даже из-за кулис.
– Ну-ка, крошка, дай-ка ножку, туфельку примерить вам, – звонко произносил я назло всем. Дурацкий смех обозлил меня и придал решимости: пропадать так пропадать…
– Она мне впору, – отвечала то одна, то другая дочка злой мачехи.
– Нет, обман! Туфелька не впору вам! – говорил я ещё громче. Я был уверен в себе, как все принцы.
После спектакля на меня стал коситься Мишка Чубарь из старшего класса. Многие его боялись. Однажды он сказал:
– Будешь к Оксане подходить, получишь! – и показал кулак.
Я представить себе не мог, как его кувалда прошлась бы по мне. Но ещё обидней было то, что Мишка может мне что-то запрещать.
Дни шли один за другим. Я не подходил к Оксане, потому что было незачем: домашние задачи сам решал. Вообще, я никогда у неё не списывал, это другие если не ко мне, то к ней обращались.
А Чубарь всё не унимался. Иду по коридору, он – навстречу, глядит на меня сурово. Или во дворе издали сверлит злым взглядом. Или наш класс дежурит в столовой, накрываем на столы, а он с улицы в окно следит за мной, и дружки его с ним.
Маринка Нечаева, самая активная в классе, вдруг спросила:
– Почему ты Оксану с днём рождения не поздравил?
– Мы же поздравили всем классом, – ответил я.
– Так то классом!.. А между прочим, это она выбрала тебя принцем.
Я молчал.
– Может, трусишь?
– И вовсе нет, – сказал я.
– Ну, посмотрим. – Маринка мотнула косой и оставила меня в покое.
Не собирался я лично поздравлять Оксану, но и трусом выглядеть не хотел. Особенно перед девчонками.
К Оксане я всё же подошёл.
– Дай списать.
– Ты же сам можешь, – удивилась она.
Я чувствовал, как краснею, как горят уши.
– Давай вместе, – предложила Оксана.
Задачка попалась лёгкая. Но я почему-то и вправду ничего не соображал, сидя за её партой.
Васька, двоечник и доносчик, мне прошипел:
– Тебе же ясно сказали!..
В школьном саду, с интересом наблюдая за муравейником, я подумал: «Надо будет показать Оксане».
Человек пять вдруг подошли ко мне. Я выпрямился. Зажмурился не от ожидаемого удара – солнце слепило глаза. И не попятился, отошёл чуть в сторону, чтобы муравьёв не подавили. Чубарь подступил ко мне.
– Ну и худой! – вздохнул он. – Даже жалко.
Если б я возразил, что не худой, он меня точно сразу бы ударил. А так положил руку на моё плечо – и держит, словно мы друзья.
Если близко смотреть, глаза у Чубаря не такие уж и злые. Просто я на сцене представлялся принцем, а он в жизни прикидывался грозной силой.
Я никогда ещё ни с кем не дрался; никого ни за что не ударил, и меня никто не бил. Я не мог и представить, как это можно кому-нибудь причинить боль. Насилие казалось мне таким нелепым, чудовищным, несправедливым, злым явлением, что я даже не хотел об этом думать.
– Да не тяни, Чуб! – сказал один из ребят.
– Снять бы с малого штаны и посадить на муравейник, – насмешливо подсказал другой. Мне даже показалось, что Мишка лучше их: зрачки его глаз дрогнули от услышанного.
– Пусть живёт, – наконец примирительно произнёс Чубарь. И, уже собираясь убрать с моего плеча руку, неожиданно резко и сильно дал снизу локтем по подбородку. Я клацнул зубами и прикусил язык – больно, аж солнце померкло в глазах!
Я не упал. И не плакал. Просто смотрел им вслед, ощущая во рту солёную горечь крови и чувствуя, что взрослею.