02. Блуждающая искра

                Нёс кузнец три ножа.
                Слава!
                Первый нож
                На бояр, на вельмож.
                Слава!
                Второй нож
                На попов, на святош.
                Слава!
                И молитву сотворя,
                Третий нож на царя.
                Слава!
                (Кондратий Рылеев)


    Вечер двенадцатого августа одна тысяча восемьсот двадцать четвертого  года.
   Анри Франсуа Дельбёф задумчиво стоял отвернувшись к окну и заложив руки за спину и невидящими глазами смотрел на кроваво красный закат.

   К нему подошел молодой человек лет тридцати, среднего роста и худощавого сложения, нервным жестом поправил очки в изящной оправе:

- Месье Дельбёф, вчера на общем собрании вы сказали, что Бенкендорф еще три года назад докладывал императору о существовании тайных обществ... откуда у вас такие сведения... и почему в таком случае против нас до сих пор не были приняты соответствующие меры?

 Это был Кондратий Федорович Рылеев, он состоял на должности правителя канцелярии Российско-Американской компании, там служили и некоторые другие члены общества.

- Да... - Анри-Франсуа повернулся к Рылееву -  Бенкендорф подавал на высочайшее имя две записки, касательно целей и деятельности "Союза благоденствия", он сам состоял в масонской ложе "Соединенные друзья", куда входил и наш товарищ Пестель и еще ряд других товарищей...

Вторая записка содержала проект коренной реорганизации службы безопасности...наше счастье, что император Александр проигнорировал эти записки... Но это пока...

   Бенкендорф упорный служака, не лишенный таланта в своей области и фанатичный монархист, об этом надо помнить... А откуда знаю... не спрашивайте, друг, и сами должны понимать, не отвечу...

- Вы убежденный республиканец, бывший член Якобинского клуба и депутат Конвента, месье Дельбёф, почему же вы никак не можете договориться с Пестелем?

  Анри-Франсуа отвернулся от окна и всем весом рухнул в кресло, заложив ногу на ногу:

- Я очень уважаю Павла Ивановича...считаю его одним из лучших...как лучше выразиться... программных деятелей, его взгляды не эмоциональны, не стихийны, обдуманны...что очень важно.

   Но в наших рядах по-прежнему нет единства, даже его дара убеждения и личного обаяния не хватило на то, чтобы устранить опасные разногласия между нашими товарищами...

- Может вы слишком мрачно смотрите на вещи, месье Дельбёф? Слияние Северного и Южного обществ возможно уже в следующем году, ну, к 1826 году   точно...

   Призывая к вниманию, Анри-Франсуа поднял указательный палец:
 - Мы могли бы добиться привлечения на свою сторону немалого количества образованных, но незнатных молодых людей, именно из этой категории вышло большинство французских революционеров...

   Но нет... вы предпочли замкнуться в своем узком кругу аристократов-либералов... Простой люд и вовсе для вас какая-то чуждая категория, иное племя...как и для французских аристократов...

  Если вы не измените свою позицию в этом важном вопросе... всё плохо закончится... Простите, но лгать не имею морального права, как французский якобинец русскому революционеру...брату...

     Высказавшись, Дельбёф замолчал.  Он знал, многие товарищи втайне недолюбливали Пестеля, видели в нем холодного лицемера, потенциального Бонапарта и даже агента Аракчеева. Последнее, разумеется, полнейший перебор...

   Немногие могли смириться с его умом, железной волей, острым чувством реальности и нетерпимостью к дилетантизму...

  Сторонники конституционной монархии из Северного общества опасливо и неприязненно вздрагивали, слыша одобрительные отзывы Павла Пестеля о якобинской Республике  1793 года и деятельности Комитета Общественного Спасения.

    Пестель требовал в случае победы тотального уничтожения всех Романовых без различий пола и возраста, но при этом французских якобинцев, которые и не думали тронуть детей Людовика Шестнадцатого считал жестокими... Хм... Вот это действительно странно. И где тут логика? 

   Впрочем, судьба Романовых не  повод для разногласий. Бурбоны, Романовы и прочие... коронованные "сверх-человеки, раса голубой крови"... судьба у них общая.

   И всё же... им надо многому научиться, нужно много работать, организация пока слабая и малочисленная, конспирация... и вовсе прости Господи...

- Кстати, Александр Пушкин... знаете нашего поэта?  - Рылеев искоса взглянул на француза - весьма нерасположен к Пестелю и даже как-то окрестил его "русским Робеспьером"...

   Смуглое лицо Дельбёфа приняло суровое выражение:
- Во-первых, Пушкин не член Общества, он непосвященный...  просто добрый товарищ некоторых из нас и... о чем нужно помнить... несмотря на фрондерство и кажущийся либерализм, он вполне себе легитимист верный трону...

  А  сравнение с Робеспьером...запомните, это не ругательство, это особая честь для революционера...республиканца...этот человек стоил для нас больше, чем всё золото Перу...

  И да... передавайте от меня привет господину Кюхельбекеру? Где он сейчас, на Кавказе?
  Если он меня не помнит, сообщите, что я был на его парижских лекциях весной 1821 года...

  Занятная случилась история. Посреди ультра-роялистского Парижа ему вздумалось открыто читать лекции о закономерности грядущей Революции и свержению монархий в каждом цивилизованном государстве...его тут же вызвали в российское посольство, где потребовали прекратить "тираноборческие" лекции, а затем и вовсе заставили вернуться на родину...

    На пороге комнаты появился слуга Жанно:
- Месье Дельбёф, к вам...молодые люди, те двое, что были вчера, студенты...
  Рылеев слабо улыбнулся и поправил очки:

- А вот и ваши молодые друзья... ученики... несмотря на солидный возраст, вы очень активны, месье Дельбёф и не теряете времени... ну что ж, оставляю вас...
 
... ... ...
   На одном из приемов в доме графа Верейского у Анри-Франсуа  появилась возможность поближе познакомиться с Анной Никитиной.

   Дельбёф огляделся. Люстры старинного зала, бронза, паркет, зеркала, в которых отражались фраки кавалеров и бархатные платья дам, сверкающие украшениями...посередине длинный красиво сервированный стол.

   Пока аристократическое общество развлекалось танцами, флиртом, игрой на фортепиано, молодая женщина по-прежнему  одиноко сидела в углу и чуть грустно и отстраненно наблюдала за окружающими.

   Кавалера для нее в этом аристократическом обществе не нашлось, хотя она была еще молода и весьма привлекательна.

- Простите, мадемуазель, если я посмею нарушить ваше одиночество? Мне показалось, что вы скучаете?

  Подернутые осенней дымкой грусти светло-карие глаза чуть заблестели и Дельбёф услышал тихий мелодичный голос:
- Благодарю... вы очень внимательны, сударь. Но... всё как всегда... по крайней мере для меня. Уверена, что вы успели заметить, что в здешнем обществе меня   не считают равной...

 Могли бы и вовсе никуда не приглашать...так было бы честнее... - тон, которым молодая женщина произнесла эти слова показал Дельбёфу, что она отнюдь не лишена чувства достоинства и не хочет смириться с навязанной ей ролью жалкой униженной Золушки, терпимой из "милости".

- Мадемуазель, я тоже думаю, что это НЕ НАШЕ общество, только КТО именно и КОМУ тут не равен еще большой вопрос... - темные глаза француза лукаво сверкнули на малоподвижном лице.

   Молодая женщина взглянула на него с удивлением, такого ей еще не приходилось слышать.

   Дерзко...вдруг подумалось ей... но справедливо... впервые кто-то поддержал её, подошел с добром, без тени покровительственной надменности.

- Можно узнать, что вы читаете, мадемуазель? - взгляд внимательных темных глаз Дельбёфа упал на ярко-синий томик, лежащий на коленях Анны.

- Конечно, месье, это перевод чудесных стихов Андре Шенье, вашего соотечественника... Вы знакомы с его стихами? О них уважительно отзывается даже звезда нашего поэтического Олимпа...господин Пушкин...

  Анри-Франсуа чуть нахмурился  и сделал неопределенный жест. Подумалось... Шенье...этот чертов контрреволюционер с его "Ямбами", кропавший кровожадные статейки в роялистской прессе, был отправлен в увлекательный круиз до площади Революции с билетом в один конец...

  Но сказал лишь:
- Да, мадемуазель, я знаю его стихи. Они хороши, когда он пишет об античности, о природе, о любви. Но его политических стихов я не выношу...

- А тут таких и нет... -  Аннет чуть растерянно пожала плечами.
- Ну и хорошо... мадемуазель Анна... вы согласны прогуляться со мной по саду...пока господа увлечены шампанским, танцами и своими дамами?

  Глаза молодой женщины оживленно заблестели, она слегка кивнула французу и застенчивым жестом она подала ему руку.

  А жизнь то налаживается, с тайной надеждой и самоиронией подумал Анри-Франсуа.