Солдаты 41-го. Часть 3. Дорога к своим. Глава 9

Глава 9. Воспоминание о Зельве.

Оперативная сводка за 27 октября

Утреннее сообщение 27 октября

В течение ночи на 27 октября наши войска вели бои на Харьковском, Таганрогском, Можайском и Малоярославецком направлениях.

Вечернее сообщение 27 октября

В течение 27 октября наши войска вели бои с противником на МОЖАЙСКОМ, МАЛОЯРОСЛАВЕЦКОМ, ХАРЬКОВСКОМ и ТАГАНРОГСКОМ направлениях.
Но уточнённым данным, за 25 октября уничтожено не 27 немецких самолётов, как указывалось ранее, а 39 самолётов.
За 27 октября под Москвой сбито 8 самолётов противника.
Резкое ухудшение физического и морального состояния солдат гитлеровской армии
За последние 20 дней произошло дальнейшее серьёзное ухудшение морального состояния солдат немецко-фашистской армии. Многие пленные немецкие солдаты проявляют явное неверие в победу фашистских войск. Пленные немецкие солдаты заявляют, что моральные и физические силы солдат гитлеровской армии на грани истощения. Внешний вид захваченных немецких солдат резко отличается от внешнего вида солдат, захваченных в плен в первые недели войны. Все пленные до крайности завшивлены, непрерывно чешутся и обирают с себя паразитов. Большинство пленных немецких солдат имеет оборванный и измождённый вид. Многие немцы одеты в дырявое, поношенное летнее обмундирование и совершенно не имеют нижнего белья.
Стало обычным явлением, что немецкое командование водит своих солдат в бой пьяными.
Среди захваченных за последнее время в плен фашистских солдат встречается много людей с серьёзными физическими недостатками, как-то: отсутствием с раннего детства одного глаза, сильной близорукостью, при которой человек без очков совершенно не видит, с хромотой в результате неоднократных операций по случаю гниения ноги и с другими подобными физическими недостатками. Пленные заявляют, что сейчас в германскую армию взяты поголовно все лица от 17 до 50 лет, не исключая людей с такими физическими недостатками, с которыми раньше в армию никогда не брали.
Злодейское нарушение международного права германской военщиной
Ввиду серьёзной нехватки людских ресурсов в германской армии гитлеровцы идут на злодейское нарушение Гаагской конвенции 1907 года о военнопленных, подписанной всеми великими державами, в том числе и Германией.
Статья 6 главы 2-й Гаагской конвенции запрещает использовать военнопленных на работах, имеющих хоть какое-нибудь отношение к военным действиям. Между тем немцы под угрозой расстрела заставляют пленных красноармейцев обслуживать фашистскую армию. Гитлеровцы привлекают пленных красноармейцев в качестве ездовых на повозках и шофёров на автомашинах и тракторах, перевозящих боеприпасы и другие военные грузы на фронте, в качестве подносчиков боеприпасов на огневые позиции и т. д.
Подобной практикой германская военщина ещё раз перед всем миром разоблачает, себя как банда насильников, для которых не существует никаких законов и никакого международного права, хотя представители Германии и ставили свою подпись на международных соглашениях, определяющих положение и права военнопленных.
https://www.soldat.ru/doc/sovinfburo/1941/1941.html

Воспоминание о Зельве.

Осенний дождик закончился внезапно, как и начался, но легче от этого не стало. Намокшая одежда набухла и давила на плечи. С другой стороны, от бега стало жарко, появилась испарина. Тяжело дыша, танкисты остановились, чтобы перевести дух. Перестрелка в районе сарая, где они недавно укрывались стихла. Признаков преследования не было:
– Кажется ушли, – бросил Михаил.
– Похоже, – согласился Иван Петрович, – только и от своих отбились.
– Наверное они болотом пошли, так надёжнее.
– Следом идти не вижу смысла, – заметил Филатов, – да и где искать эти следы, темнотища. Пойдём берегом, может и выйдем на какую-либо дорогу.
Молча двинулись, с трудом различая почву под ногами. Кромешная темнота окутывала всё вокруг. Время, казалось, остановилось. Однако война напоминала о себе яркими всполохами далёких зарниц и гулом разрывов. Чувство одиночества давило непомерным грузом на плечи, отбирало силы. Сказывался изнурительный переход, отобравший много сил и здоровья, однако танкисты понимали, что останавливаться нельзя: остановка – это проявление слабости, которая змеей опутает сознание и задушит надежду на скорое спасение от окружающих со всех сторон кровожадных врагов.
Ночь неожиданно наполнилась гулом авиационных моторов. Над головой проплыли немецкие бомбардировщики, которых бойцы легко различали по звуку. Вскоре, там, куда они летели, в небе вспыхнули яркие огни, медленно спускающиеся к земле.
Тот час загрохотали разрывы бомб:
– Наши там, – обрадованно воскликнул Михаил Михалёв.
– Только нам от этого не легче, – буркнул Филатов, – болото, будь оно неладно, мешает. Нужно обходить.
– Ничего, дойдём, – ободрил собеседник, – главное знаем, куда идти.
Земляки продолжили своё путь. Через небольшой промежуток времени, шедший впереди Иван Петрович внезапно остановился:
– Замри, – шепнул он, уткнувшемуся в его спину Михаилу.
– Что случилось? – спросил тихо Михалёв.
– Костёр впереди.
– Точно… Что делать станем?
– Подойдём поближе. Постараемся не шуметь.
Крадучись двинулись в сторону отблесков пламени. Приблизившись, увидели, что на небольшой поляне у костра сидит на бревне человек. Над пламенем висело ведро, в котором булькала кипящая вода:
– Что встали, выходите, – неожиданно заговорил незнакомец, – вас слышно за версту. Ломитесь как…, – говоривший запнулся на мгновение, – как слоны.
Незнакомец повернулся в сторону красноармейцев, вглядываясь в темноту. Говорил он с явным кавказским акцентом. Убедившись, что мужчина один, земляки вышли:
– Здравствуй. Откуда такой смелый? – Иван Петровичи вошёл в освещённое пространство и представился, – старшина Филатов.
– Исмаил Зазинбеков, – протянул руку мужчина, – некого бояться. Немцы ночью в лесу не шастают. Они в сёлах ночуют. Только наш брат, окруженец по ночам может объявиться. Так что всё просто.
– Э, не скажи, – возразил Филатов, – лихих людишек сейчас хватает. Народ озлоблен, так что осторожность не помешает. Знакомься, мой земляк сержант Михалёв.
– Михаил, – представился сержант и пожал протянутую руку.
– Вот и познакомились, какие дальнейшие планы? – спросил старшина.
– Не знаю, – честно признался Исмаил, – я отбился от своих. Мы долго шли. Устали. На привале сон сморил меня. Проснулся. Вокруг никого. Костёр догорает. Вот собрал дровишек, перекусить готовлю. Куда идти ума не приложу. Утром определюсь.
– Судя по немецкой бомбёжке, фронт от нас с лева, за болотом, – заявил Михаил.
– Не факт, – с сомнением покачал головой Зазинбеков, – там могли скопиться крупные силы наших, выходящих из окружения.
– Пожалуй ты прав, – задумался старшина, – без толку тратить силы на бессмысленные скитания. Давайте дождёмся рассвета. Мы и так прошагали из Белоруссии до этих мест.
 – Правда? – оживился Исмаил, – я тоже оттуда иду, из-под самого Белостока, а вы с каких мест топаете?
– Мы от Полоцка пятимся, – пояснил Иван Петрович, – не всё время пешком, воевали на танках, побывали и в пехоте…
– Да, получается досыта нахлебались отступления, – вздохнул Зазинбеков, – я родом с Дагестана. Родился в горном селе Верхняя Балкария. На службу призвали в конце весны. Определили в кавалерию. Прошёл подготовку. Выдали обмундирование и шашки. Перед отправкой в Белоруссию разрешили навестить родных. Видели бы вы, как обрадовались близкие мне люди… В общем свидание пролетело, как мгновение. Утром нас погрузили в эшелон и, спустя несколько суток, мы оказались под Белостоком. Не успели как следует осмотреться, как утром 22 июня утреннею тишину разорвали взрывы снарядов и бомб…
Исмаил снял ведро с огня, поставил в сторонку. В отблесках костра было видно, что варево состоит из воды и нескольких мелко нарезанных картофелин. Михаил, взглянув на содержимое, молча развязал мешок, достал банку тушёнки:
– Не возражаешь? – обратился к новому знакомому.
– Давай, – разрешил Зазинбеков, – а вам интересно, то, что рассказываю?
– Конечно, – лаконично подтвердил Иван Петрович.
– Тогда слушайте, что было дальше. Вы сами убедились: война – это испытание на проверку мужества и стойкости, ведь вокруг царствует настоящая смерть, она постоянно рядом и от неё исходит леденящей холод страха за свою жизнь. Главное перебороть это чувство и тогда начинаешь преодолевать панику, только в этом случае приходит осознание того, что не все снаряды и мины рвутся у твоих ног, а немецкие танки не все пытаются подмять тебя своими гусеницами и вражеские самолеты сверху пикируют не всегда на то место, где находишься ты. Осознав происходящее, начинаешь понимать, что земля не становится маленькой и тесной, и на ней всегда есть место, где можно укрыться и бить врага. В первые часы войны уверенность в неминуемой победе над агрессором, сменилась растерянностью. Склады с боеприпасами были уничтожены и наш полк вынужден был отступать вместе с другими частями по единственной дороге Белосток – Слоним.
Нескончаемый поток людей и техники растянулся на многие километры. Усталые бойцы, страдая от летнего зноя, брели, поднимая огромное облако пыли, в сторону Зельвы, поскольку болота не позволяли проложить иной путь.
К двадцать пятому июня у реки Зельвянки скопилось огромная масса войск РККА, которые готовились пойти на прорыв мощного заслона гитлеровцев. Ситуация изменилась в корне: красноармейцы наступали на восток, а гитлеровцы заняли оборону, развернувшись на запад. Там впервые сложилась ситуация «Перевёрнутого фронта». Стихийно сбивались в огромную, плохо управляемую массу бойцы и командиры всех родов и войск.
Здесь же было множество различной техники, в том числе и грузовики с раненными. Утомлённые от многокилометрового марша, под палящим солнцем, голодные, злые, люди слушались только своих командиров, а некоторые сбились в группы сослуживцев и, реально, никому не подчинялись.
Понятно, что таких людей организовать на согласованные действия практически невозможно, и поэтому смертельно опасным становились попытки призвать к порядку. В ответ можно было получить пулю со стороны озлобленных бойцов или немецких диверсантов, засланных в ряды отступающих. И всё же смельчаки находились. Командование на себя взял майор госбезопасности Бельченко. Звали его Сергей Саввич. Меня и несколько бойцов выделили для его охраны. Мы встали у входа на железнодорожный мост.
Выстрелами в воздух он остановил неуправляемую толпу и крикнул:
«Слушай мою команду! Всем рассредоточиться! Уничтожение моста не входит в планы гитлеровцев! Для себя берегут! Их самолёты делают налёты каждые 15-20 минут! Наша задача организовать переправу в промежутках между их ударами. Так мы уменьшим потери и недопустим заторов. Всё понятно? Тогда приказываю, командирам отвести людей и технику на сотню метров и рассредоточить. Выдвигаться к переправе по моем сигналу. Порядок позволит сохранить много жизней. Там, под мостом уже и так много погибших, не мало их и на противоположном берегу. Уточняю, по опыту вчерашнего дня, переправляться здесь могут даже ЯЗы и ГАЗы. Просто нужно попасть в ритм авиационных налётов. Остановившуюся технику будим сбрасывать, чтобы не мешала. Днём охотников перейти на тот берег мало, поэтому желающих начну пропускать в десять часов.»
Оставив охрану и назначив коменданта, Сергей Саввич, взяв меня и ещё одного бойца, поехал навстречу потоку отступающих войск, чтобы лично оценить обстановку.
Буквально через пару километров на обочине увидели погибшую женщину, по которой ползал годовалый, плачущий ребёнок. Никто не обращал внимания на несчастного. Тут же последовал приказ: «Останови машину!» Выйдя, Бельченко принялся останавливать санитарную полуторку, держа в правой руке револьвер так, чтобы водитель видел его: «Стой!» – крикнул он, преграждая дальнейший путь. Шофёр подчинился. Кузов оказался забитым раненными: «Забери малыша!» – распорядился Сергей Саввич: «Куда я его дену?» – взмолился красноармеец. «Доставишь в ближайший медсанбат, там женщины, они разберутся.» – безапелляционно распорядился Бельченко. Я подхватил ребёнка и положил в кабину, рядом с шофёром. Тот обречённо вздохнул и поехал. В это время по железнодорожному пути, пуская клубы дыма и пара, прошёл товарный поезд с теплушками. Посмотрев ему вслед, наш командир задумался и приказал: «Разворачиваемся, что-то не нравится мне этот поезд». Мы отправились в обратный путь и вовремя. На железнодорожном мосту встал тот самый состав: «Что за наваждение, – бросился выяснять обстоятельства происшествия Бельченко.» К нему поспешил начальник поезда и доложил: «Товарищ майор госбезопасности, докладываю, сопровождаю эшелон с арестованными врагами Советской власти из числа враждебно настроенного польского населения». «Какого лешего остановились на мосту?» «Паровозная бригада была польская, сбежала, спрыгнув на ходу», – последовало в ответ. «Этого нам только не хватало», – огорчился на мгновение Бельченко, и решительно повернувшись к стоящей массе красноармейцев. Остановив взгляд на брошенный, разбитый грузовик, энергично подошёл к нему, забравшись в кузов, призывно крикнул в толпу: «Внимание, мне срочно требуется бригада паровоза!». Вокруг воцарилась тишина. «Повторяю, передайте по цепи, срочно нужна бригада на паровоз. Просто состав встал на мосту и мешает переправе. Если не найдём машинистов, придаться расталкивать вагоны вручную.» Вскоре к Сергею Саввичу подбежал капитан и два красноармейца: «Что нужно сделать?», спросил прибывший командир. «Запустить паровоз и убрать состав с моста». «А куда ехать?» – последовал вопрос. «Куда- куда… На восток и поэнергичнее. Немцы, судя по всему, уже впереди. Поэтому жмите на всю катушку.» Вскоре паровоз окутался паром и состав медленно тронулся, набирая скорость.
Переправа возобновилась, прерываясь на налёты авиации. Особо проблематичным был проезд машин. Они буквально прыгали по шпалам, отчаянно ревя двигателями. Многие ломали рессоры, у некоторых отваливались колёса. В таких случаях приходилось собирать бойцов и буквально на руках сбрасывать технику с полотна моста. Такая же участь постигла и автомобиль Бельченко.
Наступила глубокая ночь. В два часа поток отступающих иссяк. Подъехал на машине и благополучно переправился начальник НКВД по Белостокской области. Посовещавшись, старшие командиры приказали кавалеристам организовать охрану моста, а сами возглавили переправившиеся части и повели их на прорыв.
С наступлением дня всё началось заново. Подошли новые волны отступающих войск. На этот раз управление ими взял на себя начальник разведки 10-ой армии полковник Смоляков Александр Васильевич. Собрав разрозненные части, повёл их на прорыв. Немцы, сосредоточив немалые силы в заслоне, оказали упорное сопротивление. Несмотря на это, понеся значительные потери, наши бойцы сумели пробиться.
Организовывав прорыв, Александр Васильевич был отрезан от основной группы и вынужден отступить с остатками бойцов назад к переправе. Немцы стали преследовать. Чтобы задержать противника, полковник приказал: «Уходите. Я прикрою», - лёг за пулемёт. Перестрелка ещё долго звучала за спиной бойцов и внезапно стихла…»
– Да, досталось вам, – вздохнул Михаил.
– Не то слово, – тихо произнёс Исмаил, пробуя ароматно пахнувшее варево, – вроде готово и достаточно остыло. Давайте поедим, а то на запах сбегутся и звери, и люди, а по ходу трапезы, я расскажу обо всём, что случилось дальше.
Ели прямо из ведра, черпая ароматную пищу. По телу разбегалось приятное тепло и появилось ощущение сытости. Зазинбеков, отстранившись, вынул тряпицу, вытер ложку и сунул её в вещь мешок:
– Ну, что? Спать станем или о Зельве дослушаете?
– Какой спать, – встрепенулся Михаил, – днём покемарим, рассказывай, интересно, как вы там дрались…
– Бились, да ещё как бились, – тяжело вздохнул Зазинбеков, – там ведь была настоящая преисподняя, а началось всё на следующий день. Объединил войска под своим командованием полковник Андрей Георгиевич Молев, командир 8-й Минской стрелковой дивизии. На этот раз к переправе подошли наши танки, артиллерия и бронепоезд. Разгорелся не бой, а настоящее сражение. Гитлеровцы приняли все меры для того, чтобы не допустить прорыв, перекрыв у Слонима дорогу мощным заслоном. Первым в атаку пошёл кавалерийский полк.
Как выяснилось позже, наша конница атаковала немецкий моторизированный пулемётный батальон, вооружённый пятьюдесятью пулемётами… Что там началось… Волна всадников на лошадях наткнулась на ливень свинца. Кавалеристы рубили мотоциклистов, а те косили ряды атакующих шквалом пуль.
Окрестности огласились воплями раненных лошадей. Да, да, не ржанием, а воплями нестерпимой боли, которые были настолько жуткими, что пронизывали душу насквозь, вызывая невероятное ожесточение. Выбитые из седла всадники в едином порыве яростно набрасывались на фашистов, рубили их шашками, а схватившись в рукопашной схватке, рвали, в буквальном смысле слова, глотки зубами… Кавалерийский полк практически весь полёг в том бою. Я чудом уцелел. Тяжело раненый начальник штаба жестом подозвал меня. Невероятным усилием воли перевернулся на спину. Оказалось, что своим телом он прикрывал знамя полка. Собрав все силы и волю, прошептал: «Спрячь…». Силы оставили его, и он умер. Выполняя волю погибшего, я принял полотнище, вынес с поля боя и, завернув в кусок брезента, закопал под мостом на берегу Зельвы.
Мы всё-таки смяли гитлеровцев. Вышли из окружения. Я попал в четвёртую кавалерийскую дивизию. Служил нарочным. Доставив очередной пакет документов, вернулся к своим, но на месте уже никого не оказалось. С тех пор и пробиваюсь к своим. На последнем привале закапался в сено, да и уснул. Проснулся, а вокруг никого. На лесной дороге набрёл на сгоревший грузовик. В стороне валялось чудом уцелевшее ведро. На поле накопал немного картошки. Вот с этим добром вы и застали меня. Не знаю, как вы, а я буду делать всё, чтобы выйти к своим и бить этих гадов за тех ребят, что полегли там, на Зельве, – Исмаил махнул рукой куда-то в пространство и замолчал.
На востоке небо начало светлеть. Иван Петрович поворошил палкой угли догорающего костра, тяжело вздохнул, тихо произнёс:
– Мы через наше родное село прорывались не для того, чтобы руки перед этой мразью поднимать. Пока силы есть будим рвать глотки фашистам, как те конники, что шли на пулемёты, а пока, собираемся и в дорогу. Светает. Теперь понятно, куда путь держать.
– Там же болото! – удивлённо воскликнул Михаил.
– Обойдём, – успокоил Филатов, – главное знаем направление, а крюк не помеха, лишь бы на немцев не напороться.
Сборы были недолгими. Дружно встали и пошли намеченным путём.
Май 2022.