Ребе

          Вы причислили себя к избранным, но, думается, слегка опоздали
                (из выступления Моисея на ассамблее ООН)

Глава 1

- Есть такой умник, ребе кличут. Дуй к нему, может что присоветует, - хозяин кабинета достал из сейфа фотографию, - Адрес на обороте.
-  А что могу предложить ему взамен? – посетитель поедал глазами начальника, едва касаясь краешка стула.
-  Все. Кроме моей жизни, - ухмыльнулся барин, - Буквально, все.

Дорогою посланник прилежно изучил личное дело «ребе». Ничего примечательного: вольнодумец, бабник, азартен, чистоплюй. Смущало одно обстоятельство: казенная характеристика и многочисленные доносы никак не вязались с прозвищем.  «Когда уже эти козлы научатся писать не под копирку! - возмущенно пыхтел кубинской сигарой господин Оллинклудов, - Дармоеды!
 
Пепел не раз и не два прожег персидский ковер в салоне вертолета, пока не показались верхушки сосен.

Беседа с поселковым главой ситуацию ничуть не прояснила: ну, да, выперли из школы за преподавание не по методичке, служебной площади лишили, но не в тюрьму же сажать? живет на окраине, пробавляется репетиторством и какой-то поденщиной, а там - кто знает? - может родственники богатые за границей, правда, переводов на почте не получал.

-  Ты мне что-нибудь стоящее выложи, - настаивал уполномоченный из центра, - Это я и без тебя знаю.

Глава аж взопрел от волнения. Шутка ли – приезд чиновника такого ранга? И главное - по чью душу? Их интересует какой-то плешивый отставной козы барабанщик. На хер он им уперся?! Не иначе, шпион под прикрытием? А что? Мировая закулиса и не на такое способна. Вот не было печали…

-  Вы знаете, он водку не пьет! – выпалил Матвей Илларионович, - А с Кузьминишной сожительствует.
-  Насухую? – встрепенулся Оллинклудов.
-  Свечку не держал, каюсь. Может, травы какие пьет. Или курит. Сами рассудите: в его-то годы…  А виагры в нашей аптеке днем с огнем не сыщешь. Бабы на корню скупают.
-  Так, может и Кузьминична? – уполномоченный на секунду перестал вести протокол.
-  Нее. Эта стерва копейки на мужика не потратит, - уверенно отрапортовал глава, - Одно слово – жила!
-  Да, плохо мы еще воспитываем молодёжь, плохо, - Оллинклудов потер переносицу, - Что еще припоминается?
-  А еще в кафе со своей кружкой ходит. Вилку и ложку салфеткой протирает. Принесенной.
-  Не доверяет, стало быть?
-  Или выё… простите, выпендривается, - Матвей Илларионович отер пиджачным рукавом обильный пот и включил допотопный вентилятор.
 
Полегчало.

-  Чайку не желаете? – предложил он тоном детектива Анискина, - Баньку?
-  Надо бы Кузминичну допросить, - сдвинул брови уполномоченный, - Организуешь?

«Час от часу не легче, - Илларионыч отвернулся к окну и тайком, мелко перекрестился, - А ну как они менЯ проверить решили? А ребе - для отвода глаз".
 
Ему вновь поплохело.
Воображение согнулось под тяжестью знакомой фигуры изменницы. И что она только нашла в приезжем учителе? Ни тачки, ни связей. Креста нательного - и того нет. Голытьба.

-  Оно, конечно… как скажете. Только, что с бабы взять-то? Баба - она и есть баба. Злющая. Двух мужей в гроб загнала, одного – в тюрягу.
-  Выходит, не разведенная? – Оллинклудов опасливо покосился на прищур Ильича, участливо подпирающего пыльный угол кабинета, - Кстати, вы часом не нацбол?
-  Упаси Господь! – глава для убедительности размашисто осенил заляпанное окно с видом на помойку, - Ремонт у нас, подвал затопило. Там, видите ли, артефакты всякие… Убрать? – он наклонился над портретом.
-  Оставьте. Вашему преемнику может пригодится. Шутка. Хотя… - уполномоченный еще раз – уже внимательнее – вгляделся в прозорливые очи основоположника. – Так каков нынче статус Кузьминичны? Вдова?
-  Угу, - кивнул Матвей Илларионович, - соломенная. Звать?
-  Пожалуй, пока не стоит. Без нее разберемся. Ну-с, спасибо за беседу. Трудитесь и будьте бдительны.

Дверь захлопнулась.

Илларионыч ослабил узел широкого, в горошек галстука, достал из нижнего ящика поллитру и жадно глотнул.

-  На здоровье! – послышался грассирующий смешок.
-  И вам не хворать, - съехидничал партийный ренегат.

К слову сказать, Матвей представлял собой нередкую породу витального функционера: радушный мздоимец, не кровопийца, покровитель детской футбольной команды, крепкий семьянин, заботливый дедушка. Особыми талантами не блистал, разве что умением лихо чистить воблу и декламацией наизусть Устава гарнизонной и караульной служб. Эти два (неоспоримых) достоинства проторили ему - начинающему зоотехнику - дорогу к вершинам провинциальной карьеры. И среди друзей, и в кругу сослуживцев раскрасневшийся в пылу жарких дискуссий Матвей Илларионович с особой гордостью убеждал присутствующих в преимуществах отечественной охраны объектов с использованием караульных собак по сравнению с зарубежными аналогами. Животных Матвей действительно любил. Он снисходительно прощал им шалости, держал голубятню и двух овчарок: Грету и Нюсю. Первую приобрёл в городе, и как позже выяснилось - с фальшивой родословной, вторую взял у знакомого стоматолога, из жалости, ибо она в качестве продукта вопиющего мезальянса предназначалась к утилизации самым простецким способом – в ведре с водой. Подросшие собачки походили на хозяина во многом: тырили все, что плохо лежало, рычали грозно, однако ярко выраженной злобливостью не отличались. При виде местных кобелей Грета воротила нос, а Нюська бесстыдно задирала хвост.
Роман с Кузьминичной приключился внезапно.  И, как водится, по пьяни. Поначалу Матвей не придал событию особого значения - ну что с хмельного возьмешь?  Тем не менее, вскоре он начал тосковать по жарким объятиям и чертинке в глазах «случайной связи». Супруга – соседка по школьной парте – отнеслась к мужниному увлечению с пониманием. Ей и самой давно обрыдла проштампованная любовь через пень в неделю. Но статус первой леди поселка не дозволял совершать опрометчивые поступки. Оттого она и выторговала на семейном совете право на одну поездку в год к берегам Средиземного моря, без сопровождения и упреков.


продолжение в сборнике Ребе. Часть первая