Письма дедушке - Письмо 16-е

Письмо шестнадцатое

«Здравствуй, мой любимый дедушка Сеня! Мой славный дедулечка!
Скучаю очень по тебе. Места себе не нахожу. Всё тебя жду. Не дождусь никак.
Если у тебя не получается сейчас приехать, то хотя бы напиши мне про себя.
Как твоё здоровье? Не болеешь ли…
Как голова… Как мигрени твои… Как глаза… Как уши… Как зубы… Как ноги… Как руки… Как спина… Как живот…
Как то у тебя… Как сё… Как другое чё…
Напиши мне срочно! Я же переживаю сильно и нервничаю очень.

Теперь о деле.

Папанька наш так и не придумал ничего путного по моему предложению насчёт уплотнения рабочих мест для государственных служащих. Мол, никого нет, с кем можно посоветоваться и принять решение. Новые министры, мол, ещё не в курсе происходящего. А старым некогда. Недосуг им. Грит, пусть пока отдохнут президентские помощники и советники. По закону, грит, им это положено. Устали, дескать, они очень. Трудились без отдыха стоко лет… на своих сладких министерских постах, не прикладая рук. А с новыми министрами и их замами и помами говорить, дескать, ваще бесполезно. Они же, дескать, ещё не обкатаны и не объезжены. Пороху они ещё не нюхали. Не притёрлись. Мол, они вообще не в курсе происходящего в стране. Пока они приспособятся к новым местам, пока приживутся, пока притрутся, пока узнают, что да как, пока в тему въедут (это папанька так выразился, не мои это слова), пока поймут, куда они попали… сообразят пока о чём надо вслух говорить и что делать… то много времени пройдёт. Лет пять-шесть, деда. А некоторые до конца своего срока в тему эту проклятущую въехать не могут. Не знаю, почему… То ли не могут, то ли не хотят, то ли умишка не хватает. У кого-то образование не то, не профильное. Это тоже папанькины слова. У кого-то ваще его нет. Образования-то. А это я уже сам думаю, деда. Ты же думать меня учил. Анализировать. А у остальных, деда, опыта нету. Они же сроду по этой отрасли не работали. А как их на эти должности назначили, мне не ведомо. Я же не прокурор. И не следователь. Я же мальчик маленький. Всего-то. В общем, пока, деда, полная неизвестность. Темнота и глухота. Как что-нибудь узнаю конкретное, сразу отпишу тебе для информации или телеграфирую. Слово даю.

А щас расскажу немного про знакомых тебе людей. Про нашенских. Про пензюков, которых ты как облупленных знаешь. И тебе очень хорошо известно, чего они стоят и чего из себя представляют. Может… тебе интересно будет узнать, как они живут тута в столице нашей и здравствуют… Так вот, слушай. Пока я не забыл про всё про это.

9-го мая на Красной площади был военный парад. Это такая демонстрация, на которой вместе с людьми едут машины, пушки и танки. Самолёты и вертолёты летают по небу. Красотища неимоверная… Салюты потом делают, в небо из пушек палят всю ночь. Одни люди любуются. Другие ругаются и проклинают кого-то. Собаки, которые сегодня почти у всех людей дома живут, очень боятся этих громких выстрелов, с цепи рвутся, разбегаются во все стороны, уши прижав и с ума посходив. Многие не находятся потом. Куда они деваются… – никому неизвестно.

Нынче мы не ходили на него – по телеку смотрели. Животы у нас у всех болели. Чего-то, деда, съели, видать. Или что-то опять некачественное на наш стол попало.
В общем, дедуля, мы все на больничном были. Животами шибко маялись.

А сразу после парада заезжал к нам попроведовать дядя Миша на своей интересной служебной машине. На огромной. На открытой. Без верха. Прикольно так – открываются ворота, въезжает машина чёрная блестящая без крыши, а в ней во весь рост стоит наш знаменитый пензюк дядя Миша Косоротов. Левой рукой крепко держится за железяку какую-то, а правую к боку прижал, чтобы часами случайно не удариться об чё-нибудь. Он так, стоя, и ехал к нам с Красной площади. Пока они с папанькой чаёвничали, пока они разговоры разговаривали, я сбегал к машине посмотреть, есть там табуретка или нет. Нет, не было в машине табуретки, деда. Ваще никакой. «Это, чтобы он, министр наш главный военный, не сел на параде, случайно, на тубаретку, если вдруг устанет или ноги заболят. Чтобы стоял он стоймя в машине до самого-самого конца ентого воинского парада», – сказал мне его водитель дядя Аркаша.

Водитель тоже, как и дядя Миша, называл её «тубареткой». Потом он прошептал мне на ухо, по-секрету, что на всякий пожарный, одна тубареточка маленькая всё же есть, лежит она, мол, в багажнике. В целлофан завёрнутая на два ряда, чтобы не запылилась. Шофера ихние, из автобазы, иногда сидят, грит, на ней, когда министра важного и строгого нет поблизости.

Я думал, что дядя Миша попьёт чайку и расскажет чё-нить интересного. Но он сказал, что очень торопится к президенту на чай и доклад, мол, времени уже почти нету, надо, мол, рассчитать его по минутам, чтобы на чай и доклад успеть к назначенному часу, а то, мол, беды не миновать, могут, мол, уволить к едреней фене. А это, мол, в его планы не входит. Ему его должность очень ндравитца. Это его слова, деда, не мои. Дядя Миша хотел руку поднять да на часы глянуть, но не смог. Часы тяжёлые. Он встал, подошёл к шифонэру в зале и долго у него стоял, что-то там очень внимательно и скурпулёзно (нет, не скурпулёзно, а скрупулёзно, – так, оказывается, надо всегда говорить) рассматривая.

А он, оказывается, время это на часах своих смотрел в отражении. Вот до чего он, деда, додумался. Сразу видно, что министр. Вот он как, деда, приспособился.
Дурак дураком, а в голове что-то шевелится… не всё ещё пропил… не всё ещё растратил с тёлками своими.

Часы-то у него здоровенные, огроменные и тяжеленные, как гири двухпудовые, каждый божий раз не наподнимаешься… рукой-то.

Вот он, наш бравый пензюк дядя Миша, и смотрит на них всегда в отражении… Пока стрелки рассмотрит, пока в уме цифры перевернёт в нужную сторону, вот время и тянется в длину. А куда ему спешить?.. Некуда! Хотя… Постой… Президент же ждёт… Но. Солдат спит – служба идёт. Так в Расее нашей говорят. Но какой с него солдат-то?.. Никакой! Сроду в армии не служил. Ни дня. Ни минуты. Пороху не нюхал. Плоскостопие жуткое на обоих… Ой, на обеих ногах… Да и вообще… с головой у него чё-та… Шарики за ролики заходят… Мысли у него совсем другие…

Я вот что думаю, деда. Хорошо, что дядя Миша наш из гражданских, и очень даже замечательно, что в армии он никогда не служил.
Гражданские-то честь рукой не отдают. Не положено им руку к голове пустой прикладывать.

Папанька наш смеялся всегда: что, мол, к дырявой голове руку не прикладывают. Это когда он с дядей Мишей встречался.

А вот если бы он был военным, то, деда, как же он тогда честь-то отдавал бы с такими тяжеленными часами?..

Да ещё с часами этими на правой руке, а не на левой. Рука бы отвалилась у него начисто тяжель такую поднимать.

Он же теперь на правой руке их носит, хотя мог бы и на левой.

Может, подсказать ему, чтобы левой рукой он честь отдавал?
Левой-то сподручнее было бы, без часов-то. Удобнее. Да и полегче.

Вот умора была бы – левой рукой честь отдавать. Особенно на параде или учениях.
Солдаты со смеху померли бы… катались бы по плацу от хохота и гогота.
Ржали бы, на министра своего пузатого глядучи. На Косоротого!

Ой! Не так выразился. Не на Косоротого… а на Косоротова Михайло батьковича. Не помню, какое у него отчество. У папаньки надо спросить. Может, он знает…

Деда! Я вот подумал… поразмышлял… А если бы он, дядя Миша наш, президенту рапортовал бы? Левой рукой козыряя… Весь мир ржал бы… Вот хохма!! Крутизна полная! На весь мир…

Выручает его то, что он сугубо гражданский. Поэтому он её и не отдаёт, честь-то… Да и откуда она у него? Честь-то эта… Да, деда?.. Сроду у него её не было! Нет и сейчас. И уже не будет ваще никогда. Никогда-никогда!

Ладно. Пусть так живёт. Без чести. Ему не привыкать.

Ой! Ой! Живот опять заболел у меня. Ой! Колет чё-та там… внутри…
Ой, деда… До ветра я побежал… Не могу больше терпеть… Ой! Ой! Ой!

Ну всё. Покедова… Не прощаюсь… Как только полегчает… сразу продолжу…»


Продолжение: http://proza.ru/2022/11/19/417

Предыдущее: http://proza.ru/2022/11/10/429

Начало: http://proza.ru/2022/10/05/382