Осенняя зарисовка в Александровском парке

 Серое безвольное небо набухшим пузом придавило чёрные тонко очерченные ветви мокрых и уставших деревьев небольшого и скучного теперь парка. Старая ворона, раскачиваясь на тонкой ветке, громко рвала карканьем сырую тишину этого сумрачного утра. Отдалённый пронзительный крик чайки уносясь и затихая лишь подчёркивал хриплые хлопки надрывного карканья.

Тихо, я слышу шуршание камешков под подошвой ботинок. Внезапно пошёл дождь, наверное, тусклое брюхо серого тяжёлого неба порвалось о ветви деревьев. Тугая холодная влага сочится теперь нудным тихим ритмом, наполняя пространство плотной непроходимой стеной осеннего ливня. Меня это не смутило, дождевик и стакан кофе прекрасное противоядие, ботинки не промокают. Можно стоять и смотреть вверх, чувствуя на лице холодную влагу, тонкими струйками стекающую к подбородку.

Я дышу. Сочная влажная прохлада протекает внутрь. Долгие редкие вдохи и выдохи, они иногда теряют друг друга, забывают чей черёд настал. Спокойно, тихо. Нынче очень красивая осень, тёплая. Славный подарок для бывшей имперской столицы. Ноябрь, уж снег должен лежать, а нет молодые берёзки ещё не сбросили летний восторженный игривый покров. Теперь вот стоят, красуясь оранжевым безумием своих одеяний. Хорошо, глядя на них, улыбаюсь я, хоть что-то сейчас напоминает солнце.

Делаю глоток кофе. Фальшивое и недолгое тепло на миг пробегает по телу. Смешная иллюзия. Уже через мгновение сырость возьмёт своё. Заберётся скользким туманом под одежду и нудно потянет жизненные силы, растворяя их в туманной тишине. А потом порвёт их на части хриплый надрыв мокрой вороны.

Парк теперь стал прозрачным. Видно шпиль Петропавловки, взгляд налево, сквозь деревья проглядывается особняк Матильды Кшесинской, да мечеть в неумирающем своём стремлении проникнуть сквозь земное небо к небесам вечным. Старые деревья шепчут молоденьким: «Ноябрь уже, поздно пора прощаться с цветным покрывалом летнего веселья. Бросайте листву, встречайте белый пух, ляжет тяжестью необыкновенной. Не удержать его, тщетны и опасны забавы ваши».

Но стариков мало кто слышит. Так хочется юности красок, нарядов и беззаботной жизни, что скучный голос разума и опыта пролетает мимо, как весенний ветер. Ещё глоток лета, последний, может быть. Но он будет ярок и звонок, и он куда лучше чёрного праведного молчания раздетых грядущей зимой стволов. А мудрость всегда результат ошибок, оставляющих воспоминания. Прожитый опыт и есть почва, питающая жизнь.

Капли отбили свою дробь по капюшону. Стою. Замер. Слушаю. Вдыхаю. Осень, как же ты хороша! Ты итог всему, урожаю, собранному с полей и уроков, подаренных жизнью. Зима голодному не товарищ. Прожил весну и лето впустую, остался на холода ни с чем. Зима – маленькая смерть. Если пришёл ты к ней с пустыми руками, то страх гнетущей её пустоты заберёт всю радость и желание жить, творить, идти дальше. Скудные припасы не дадут возможность сеять весной. Мудра зима, с ней не поспоришь.

Мне хорошо. Урожайным был мой год. Мне не страшно смотреть вперёд и не стыдно оглянуться назад. Я улыбаюсь осени и благодарю её. Я пришёл к ней подвести итог, посчитать урожай. Он у меня очень хорош. Может с этого я начинаю слышать совсем другую музыку.

Она словно родилась из влажной сумрачной тишины. Она затмила и хриплый надрыв вороны, и блёклый крик чайки. Наверное, музыка эта родилась из тихого перелива капель, из тихого шуршания прелой листвы, из тихого голоса вечности, витающей всегда где-то рядом, за тонкой границей суеты.

Я слышу её. Она тихими клавишами бережно трогает струны моей души, тревожит её, зовёт. Музыка обещает и дарит. Только дары эти не имеют формы и в руки их не взять. Зато в сердце для них точно есть место, и они удивительным образом согревают его. И это тепло настоящее, истинное и нет ничего в ценности сравнимого с ним.

Я выхожу из парка, не прощаюсь с ним. Не однажды я пройдусь по великолепным его дорожкам. Да, конечно, я вернусь. Парк останется здесь, осень же не покинет меня, она проводит меня до порога и неважно где он будет лежать: в доме моём или на краю жизни. И музыка её будет украшать мой путь, конца которого я пока не вижу.