Кочерга для очага

Был обычный ноябрьский день. С самого утра завывал цепкий, холодный ветер, разнося по двору ледяные крошки, что вместо дождя падали с неба. Деревья уже сбросили листву, которая лежала плотным ковром на земле, укрывая черную раскисшую хлябь. В классе, где было не очень-то тепло, и скажем прямо, скучно, постепенно поднимался галдёж.
- Тишина! – резко раздался голос учителя и одновременно хлопок по столу указкой, - Контрольная работа - это ваше лицо. Позаботьтесь о том, чтобы она отображала вашу суть, а не жалкую карикатуру!  - как всегда, непонятно изъяснялся Владлен Петрович.
В классе стало тише. Даже вой разгулявшегося ветра был слышнее, от чего тишина стала гнетущей. Я закончил. Уже выполнил все задания, проверил свою работу и работу Мишки, который сидел передо мной. В те дни, когда в школе были контрольные или важные уроки, нас сильно не тревожили, давая подготовиться. Поэтому вчера мы смогли прийти пораньше к деду Степану. Чтобы послушать его рассказы. Его не оказалось на месте, так как он был еще занят. И мы остались в его каморке без присмотра.
Первое время, мальчишки сидели спокойно. Просто дожидаясь, когда он освободиться. Но время в разном возрасте тянется по-разному. И тогда оно для нас тянулось мучительно долго. А вот для деда Степана неслось стрелой. Он передвигался медленно. Часто не успевал выполнить все поручения. За это часто получал выговоры и понукания от руководства детского дома. Но сделать с этим ничего не мог. В каких-то делах мы старались ему помочь, но в какие-то нас не допускали.
- Давай пока посмотрим, - после долгого молчания и унылого сиденья, первым заговорил Мишка.
- Чего посмотрим? – переспросил я.
- Вещи. – посмотрел на меня как на несмышленыша друг, - Вон в той куче. И попросим деда Степана рассказать о конкретной. А не о той, что он захочет. Вчера - о вазочке было скучно!
- А мне нет, - перебил его я, - И чужие вещи брать нельзя!
- Они не чужие. Они выкинутые! Значит не чьи.
- Они лежат здесь, в помещении деда Степана, значит они его! – строго возразил, пристыжая друга, - Он скоро придет!
Другие мальчишки тоже загалдели. Потом нетерпение и детская неусидчивость сделали свое дело. Всей компанией, куда я не вошел, дети двинулись в угол, где были свалены старые вещи. Сначала, они осторожничали. Беря аккуратно, то один, то другой предмет. Но постепенно, разыгравшись, мальчишки, стали выхватывать друг у друга «сокровища» деда Степана. А у меня каждый раз замирало и уходило в пятки сердце, когда старый абажур или старая чернильница оказывались в руках неугомонных проказников.
- Смотрите! Старая кочерга! – достал из кучи вещей металлическую палку Мишка.
- А вот еще! – отозвался с таким же предметом в руках Ваня.
- А еще есть? – кинулся искать, неаккуратно раскидывая вещи, Васька.
Пока другие мальчишки искали еще хотя бы одну кочергу, Мишка и Ваня устроили сражение на своих находках. Глухой лязг от металлических прутов и недовольное сопение мальчишек, которым нечем было поддержать веселое занятие приятелей, разносились по каморке.
Отошел ближе к двери. Чтобы не попасть под раздачу от вошедших в раж друзей. Лязг становился все громче и надрывнее. И тут…
- Дзинь, - оглушающий лязг.
- Ох! – услышал я рядом с собой усталый голос деда Степана, - Вы зачем это сделали? – очень горестно закричал он.
И я перевел свой взгляд на друзей. У одного из них в руках была кочерга с отломанным уголком. Мальчишки опустили руки и головы. Другие участники кутерьмы застыли в ожидании развития событий.
- Мы не хотели ломать! – заговорил Мишка, первым, как всегда.
- Идите к себе! – строго, даже холодно произнес дед Степан, но я слышал, как в голосе таилась печаль.
- А как же рассказ!? – возмутились мальчишки, которым не достались "орудия".
- Не будет рассказа. Идите прочь! – закричал хозяин каморки.
Мальчишки горестно вздохнули и пошли гуськом в свой корпус. А я так и остался стоять в углу, провожая их взглядом. Когда дверь за ними закрылась, дед Степан сел и стал осматривать кочергу, которую было уже не спасти. Она была и так истончена, видимо, из-за частого использования. И в месте сгиба еще и проржавела. Поэтому от удара кончик отвалился.
- Ты чего не ушел? – не глядя на меня,выдал, вдруг, пожилой мужчина.
- Я вам помогу прибраться, и … - не знал, как сказать то, что было у меня на душе.
Мне казалось, что я тоже жалею об этой поломке. Хоть никогда эту кочергу раньше не видел. Но почему-то, она была и мне дорога, как память о том, о чем я и не знал. Но был уверен, что это было что-то очень важное.
- Этим предметом одна очень добрая и нежная женщина любила разгребать золу в камине. А ее муж, который любил эту женщину, грозил этой кочергой детям, но она всегда выхватывала ее из рук, и говорила, что она ее самая любимая, что он сломает ее, и она не сможет этого перенести. Муж конечно понимал, что она просто перечит ему и защищает нашкодивших детей. Но очень ее любил, и не мог обидеть. Он сдавался, отдавая ей эту кочергу, и уже не так злился на детей, и вообще часто улыбался этой женщине в ответ. А она гладила ее нежно и приговаривала: «Это самая важная кочерга для нашего семейного очага». И со временем и у детей появилась необъяснимая любовь к этому предмету. Она никогда не терялась. Стояла важно около камина, и  прикасаться к ней могла только та женщина. Даже прислуга и та, когда выгребала золу из камина, пользовалась другой кочергой!.
- Вот этой? – перебил я деда Степана, показывая на другую кочергу, которая была в руках Ваньки и уцелела.
- О-о-о, - проговорил, вздыхая дед, - нет, эту тоже не трогали! Она лежала в спальне у той женщины и ее мужа. Видишь, - подозвал меня к себе жестом дед, - эта новее, - старый предмет новым можно было назвать с натяжкой, но я все равно мотнул, соглашаясь, головой, - и работа более тонкая, ее кузнец ковал под заказ. Эту кочергу подарил как раз муж этой женщине. Дети росли, как и их проказы. И поэтому, он велел выковать еще одну кочергу, и поставил ее рядом с той. Но добрая женщина и эту назвала любимой, ведь ее муж специально, на заказ, выковал для нее. И вопреки недовольству супруга, унесла от греха подальше, в спальню. Там она ей раздвигала угли в камине. А барину было неудобно по этажам бегать, а ту, что у меня в руках брать было нельзя. Вот и приходилось грозить детям всем чем угодно. А не кочергой, как-то и не страшно, - на лице пожилого мужчины мелькнула детская улыбка, а в глазах застыла скупая слеза.
- Ну, - протянул я, - не скажите, вот ремнем или розгами тоже страшно, - поделился с ним своими ощущениями.
- Ремня у барина не было, подтяжки носил. – улыбнулся опять искренне хозяин помещения, - А розги были у приказчика. Да и негоже это детей барина розгами бить.
- А кочергой гоже? – возмутился я.
- А почему нет? – не прекращая улыбаться продолжил он.
- Больно же! – искренне не понимал я мужчину.
- Нет! Пока эта кочерга была «самой любимой у той женщины» было не больно, а тепло.
- Потому что нагретая на очаге?
- Потому что лучшая кочерга для их семейного очага! – повторил, как глупенькому дед Степан.
Я так ничего и не понял. Но горечь пожилого сторожа мне не давала покоя. Помог ему прибраться. И когда пришло время уходить, он обратился ко мне, но смотреть на меня не стал.
- Там кочерга лежит, - сказал он сухо, повернутый ко мне спиной, - занеси ее на мусорку.
Я смотрел на ровную, как натянутая струна спину пожилого человека и на сломанную металлическую палку. Она лежала на полу, почти у самой двери, и было что-то в этом щемящее, тоскливое, а может и не в ней, а в мужчине, что стоял не шевелясь, с ровной спиной, а по его щеке катилась слеза. Я ее увидел в зеркало, которое висело перед ним. Оно было тоже старое, слегка врало, но я разглядел совершенно точно печальное мужское лицо.
- Дед Степан, а вы знали эту добрую женщину и того барина, что любил ее? – почему-то появился в моей детской голове вопрос.
Он мне ничего не ответил. Немного постоял. Взял обломки кочерги и пошел к себе. В тот день у меня не поднялась рука выкинуть кочергу. И видимо, не зря. Потому что в детском доме сломался забор и пригласили сварщика. И именно сегодня, я слышал, что он приехал. Поэтому мне не терпелось закончить занятия и побежать к нему. И вот все уроки прошли. Я побежал к забору.  Сварщик долго кружился с оградой и, наверное, устал. И теперь я вился вокруг него не зная, как обратиться со своей просьбой.
- Тебе чего, малой? – окликнул меня он.
- Да вот! – не зная, как попросить, протянул ему обломки старой кочерги.
Он осмотрел метал, поковырял его пальцем, почесал подбородок и выдал:
- Давай другую согну! А эту выкинь!
- Не-е-ет, - почти навзрыд запричитал я, - Это лучшая кочерга для очага. Очень прошу вас, - стал захлебываться слезами.
- Ох, давай! – выхватил он обломки и что-то бурча под нос стал варить старый метал.
А меня внутри наполняла радость. Будто я склеил что-то очень важное. И когда мужчина отдал мне целую кочергу, выхватил ее и с большой радостью, размахивая ей, побежал к деду Степану. Мне очень хотелось отдать вещь ему. Так хотелось, что ждать до вечера не было мочи. 
В каморке его не оказалось. Я положил ее на стол, а на обрывке от газеты написал нетвердой рукой: «Лучшая кочерга для очага».