Приход тьмы

Приход тьмы

-
У края широкой дороги, плавно изгибающейся в уютно зеленеющих полях, красовался добротный, высокий, ярко выкрашенный столб с прикрепленным к нему, также добротным ярким указателем, гласившим: «Окружная дорога на Фрил, город большой и богатый. Три дня пути на коне».
Внизу под этим указателем были прибиты несколько табличек, авторами которых являлись, по-видимому, фрильские ремесленники и купцы, если судить по надписям: «Красивые и недорогие шелка на главной базарной площади Фрила, ряд третий, места 2, 10 и 11», или «При въезде через Двойные ворота – наигостепримнейшие таверны», или «У купца Завязки можно одновременно поесть, одеться и вооружиться на любой вкус». И тут же прилагалось схематичное изображение довольного и разухабистого воина в полном доспехе и с бочкой огурцов в обнимку.
Рядом же с этим представительным и информативным столбом, расположившимся возле красивой широкой дороги, притаился другой, поскромней и поменьше, указывающий на вторую дорогу, которая ответвлялась от первой и тоже убегала в поля. На этом скромном столбе было написано: «На свободное селение Мрежка». А рядом с этой надписью кто-то увековечил изречение чудовищной грамотности: «Сюда на Фрил ближе! Суток полторы».
Утомленный путник, стремящийся в большой и богатый город Фрил, останавливался перед высоким и красивым столбом, читал все завлекательные надписи купцов, тяжело вздыхал по поводу четырех дней пути, а затем его взгляд падал на второй указатель. Естественно, кто-то из таких путников нет-нет да сворачивал иногда на кривую дорожку, по которой до славного города «суток полторы». Но дело все в том, что, повиляв немного по полям, дорога предательски углублялась в густой лес, и в течение многих часов путнику приходилось ехать по ней среди высоченных дубов и крайне мрачных елей, местами огибая овраги. И когда терпение начинало его уже подводить, в лесу обозначались прогалины, и в конце концов путник выезжал на открытое пространство, где, действительно, гостеприимно встречало его селение Мрежка. Измученный своими сомнительными странствиями, он останавливался в этой самой Мрежке, а наутро его ждал такой же малоприятный путь по лесам, пока он не добирался-таки до Фрила следующей глубокой ночью. В реальности на это приключение уходило больше полутора суток – около двух, или чуть больше, или чуть меньше, в зависимости от того, насколько путника подгоняли его тревожные ощущения. Конечно, он зарекался ездить во Фрил короткой дорогой, но в следующий раз, возможно, вспомнив свой благополучно завершившийся опыт, сворачивал туда снова, и повторно было уже не так страшно.

1. Страх
Ранним вечером уходящего лета, когда солнце смотрело уже сквозь деревья, а в оврагах сгущались сырые тени, к Мрежке подъезжали трое конных путников.
Если бы они бывали в этом месте раньше, то удивились бы перемене, произошедшей здесь. Ворота всех домов были заперты, а на безлюдной улице царила гробовая тишина. Казалось, если бы разрешено было обносить селение частоколом, вокруг Мрежки поставили бы не один, а по меньшей мере три, да еще окопали бы рвами.
Единственным нарушением этой мрачной картины было появление трех всадников, беспечно путешествующих по лесу, непринужденно и шумно при этом беседуя.
Один из них был симпатичный голубоглазый блондин лет двадцати, с вьющимися волосами чуть выше плеч, с манерами уверенного в своих силах сангвиника и с дурной привычкой громко разговаривать – так чтобы слышали все. Он как раз что-то рассказывал, иногда оборачиваясь к своим спутникам. Его темная одежда с кучей серебряных украшений вполне соответствовала моде, он был вооружен хорошим мечом и ехал на буланом коне с вплетенными в гриву талисманами, то есть являл собой вполне заслуженный образ молодого героя.
Второй была девушка лет семнадцати, судя по чертам лица – его сестра. Она представляла собой одновременное сочетание внешней самоуверенной небрежности и постоянной внутренней собранности, готовности ко всему. Это проявлялось и в отточенных опытом движениях, и во внезапно брошенном настороженном, как у кошки, зеленоватом взгляде, и в привычке никогда не расставаться с оружием. Ее стройная фигура была затянута в короткую красную куртку, высокие черные сапоги были безупречно туго зашнурованы, длинные светлые волосы покрыты черной повязкой. Но особое внимание привлекали богато украшенное оружие – меч и нож – и восхитительный темно-гнедой конь. Весь внешний вид девушки говорил, что в этой жизни нет и никогда не будет места слабости и снисхождению, жизнь – борьба.
Последний из всадников был чуть постарше, по крайней мере, он казался более серьезным, чем остальные. Это был темноволосый воин с иконописным лицом, стройной фигурой, на золотисто-рыжем, степенном и презрительно-спокойном коне, явно наслаждающимся праздной прогулкой по незнакомому лесу.
Все трое оживленно беседовали, вернее, говорил в основном блондин, а остальные иногда прерывали его замечаниями.
- И тут воевода Клин и говорит: «А поезжай-ка ты соревноваться с Аксиньскими ребятами в стрельбе из лука». Я только хотел рот открыть и сказать «неохота», а он мне: «Проиграешь – женю тебя на своей сестре». Ой, нет, думаю, мама дорогая, я же с ней и дня не выживу – угрызет насмерть, - он обернулся к спутникам и подмигнул. – Говорю воеводе: «Мне бы лучше твою дочку». А он, зараза, говорит: «Победишь, женю на дочке».
- Неплохо, - заметил его спутник.
- Тут я понял, что ляпнул что-то не то со страху. Что за насилие: и так женит, и так женит. Кругом я зять! Нет, говорю, я тебе что хочешь выиграю, хоть вышивание крестиком, а дочку свою лучше прибереги кому-нибудь другому, не такому прохвосту, как я.
- А был бы сейчас воеводским зятем, Дрозд.
- Еще чего! – возмутилась его сестра. – Не хватало мне в родственниках еще истеричек! Да с ними, и правда, вышивать начнешь …
- Не любишь ты их, Лада, не любишь, - отозвался Дрозд. - А тебе, Мечебор, воеводская сестренка нравится.
- Ну, нравятся склочные вдовы, что делать …
Лада лениво бросила ему пренебрежительную улыбку, но, кажется, это его не задело.
Примерно за такими разговорами они выехали к Мрежке, уютно устроившейся посреди небольшого укрытого лесами поля. Несколько десятков деревянных построек встретили путников окнами с закрытыми ставнями, как будто в упор не желали их замечать, погрузившись в свою затворническую тишину.
- Что-то мне не нравится эта Мрежка, - сказала Лада, оглядывая селение. – Какое название, такое и место…
- Тут тебе и распахнутые двери, и приветливые хозяева… - сострил Дрозд.
- Да тут просто что-то случилось, - сказала Лада, теперь уже серьезно. Она уверенным движением остановила коня недалеко от ближайшего дома, окруженного глухим забором с роскошной крапивой. - Давайте постучим и спросим, что здесь произошло.
- Вот и постучи, - отозвался Мечебор, - раз ты первая это придумала.
Лада оглядела свой вызывающий наряд: узкие штаны, кованый пояс, амулеты на шее…
- Ну не знаю… По-моему, это у тебя самый обнадеживающий вид. Я боюсь, добрые жители меня примут за нечистую силу. Ладно уж, постучу.
Лада спрыгнула с коня и, одергивая со всех сторон короткую куртку, направилась к воротам дома на переговоры.
- Ты уверена, что они добрые? – бросил ей вслед брат.
Стучать пришлось недолго. Сначала в воротах открылось окошко, и в нем мелькнули чьи-то глаза, потом распахнулись и сами ворота. Из-за них показалась средних лет высокая женщина в темной крестьянской одежде, видимо, в трауре. Она с большим недоверием и без капли доброжелательности оглядела Ладу, потом двух ее спутников, и наконец взгляд ее немного смягчился.
- Ночевать заехали? – спросила женщина без приветствия. – Зря.
- Ну, не в лесу же нам ночевать, - сказал Дрозд, слезая с коня.
- Нет. Не в лесу.
Она посторонилась, чтобы путники вошли во двор. Он был пуст и мрачен. Лада обернулась к хозяйке.
- Что у вас здесь произошло, можно спросить?
Женщина равнодушно отмахнулась и ответила:
- Это теперь плохое место, сами увидите. Вы зря приехали.
- Нет народа, заслуживающего плохих мест, - сказал Мечебор, входя во двор вслед за Ладой. – Это несправедливо, и с этим следует бороться.
- Вот загнул!.. – шепнула Лада брату.
Хозяйка закрыла за гостями ворота. Она хотела что-то сказать, но не успела: в дверях дома показался хозяин, видимо, ее муж, еще мрачнее, чем она сама. Он долго оценивающе разглядывал приезжих, потом вздохнул и спросил, кивнув на них:
- Ну и как там, в лесу?
- Да ничего, - ответил Мечебор.
- Никого не повстречали?
- А кого могли повстречать?
- А нечисть.
При этих словах женщина неодобрительно взглянула на него, а он добавил:
- Ночью опасно. До рассвета отсюда не выходите, сразу предупреждаю. А дальше - посмотрим.
- Опа! – Дрозд подмигнул спутникам. – Слыхали? Нечисть. Так я и думал. У меня чутье.
- Хозяин! – сказал Мечебор. – Мы постараемся помочь.
Хозяин взглянул на всех троих.
- А вы кто? «Охотники» что ли?
- Да нет, не «охотники». Но боевая команда вроде нас, наверное, тоже подойдет.
Хозяин воспрял. Слово-то какое: «команда». В столицах сейчас так говорят. Но этим Мрежку не удивишь, тут и грамотные есть, даром что в лесах. Здесь не глухомань какая-нибудь – Фрил совсем рядом.
- Вот удача… А как вы о нас узнали?
- Да мы о вас ничего не знаем. Нам во Фрил надо, - сказал Дрозд, - по делам. Едем, смотрим – неладное дело. Ну, давай, давай, рассказывай, что у вас тут.
Хозяин призадумался и похлопал глазами:
- А давайте-ка пойдем на постоялый двор, там к вечеру все собираются. Вместе не страшно. По дороге расскажу. Коней только поставьте, пусть отдохнут.
- У вас и постоялый двор есть?
- Как же. У нас и постояльцы есть. Дня три как боятся выехать, тоже во Фрил.
- Отчего? Так страшно?
- Так ехать-то лесом. И следующую ночь – точно в пути, потому что дорога как раз где размыта, где завалена. Так-то обычно оно пошустрее выходит. Как нарочно подстроено. Боятся ночь в лесу встретить.
- Значит, есть чего бояться? – спросил Мечебор, явно заинтересовавшись.
- Еще бы, - хозяин остановился и серьезно взглянул на них. – Если бы у нас не было смертей, стали бы мы бояться?
- Вас убивают, - сказала Лада, - а вы ничего не делаете, только прячетесь?..
- Да если бы мы знали, что делать! А мы даже не знаем, что это…- хозяин провожал путников по улице мимо дворов, показывающих грязноватый, но добротный быт селения Мрежка. - Мы уже пришли. Сейчас все узнаете.
Постоялый двор представлял собой довольно большое двухэтажное здание, не лишенное тяжеловесного деревенского изящества. Он являлся центром Мрежки во всех отношениях, в том числе и культурном. На широкой площадке перед ним стояла пара повозок, возле которых прогуливались три недоверчивые собаки, все одинаковой масти – белые с черным. При появлении путников собаки подняли лай, но успокоились, когда провожатый прикрикнул на них и обозвал дармоедами.
Несколько человек, стоявших на широком крыльце, общались. Среди них особо выделялся хозяин постоялого двора, очень высокий и очень худой мужчина, несмотря на свою комплекцию каким-то чудом производивший солидное впечатление.
- Кого ведешь, Яков? – крикнул он, прищурившись на гостей.
- Мастеров по нечисти, - бодро ответил Яков, в душе которого мрачная апатия уже успела уступить место надежде.
От этих слов хозяин машинально плюнул на землю.
- Сдурел что ли??? Кто это?
- Господа воины. Не видишь, что ли, Марцин?
- Он прав. Хоть нарочно нечистью мы и не занимаемся, но народ бросать в беде не привыкли, - подтвердил Дрозд, подходя, и спросил, оглядываясь по сторонам с небрежным любопытством: - Говорят, вам тут помощь нужна?
- А что, можете помочь? – осторожно спросил хозяин постоялого двора, глядя с крыльца. - А откуда вы?
- Из Разны. Только что прибыли, - сказал Мечебор.
- Чем занимаетесь, господа?..
- Военной службой. В свободное время помогаем людям вроде вас. А сейчас едем во Фрил.
- Военной службой!.. – в голосе Марцина мелькнуло оживление. – А у нас – вот… несчастье. Видно, мы чем-то прогневили бога, что он от нас отвернулся.
- Вы нам скажите толком, что случилось, - перебил его Дрозд, у которого последняя фраза вызвала скуку.
Марцин с высоты крыльца еще раз оглядел гостей и спустился к ним. Остальные селяне спустились тоже, чтобы не отстать от разговора.
- Если так, - сказал Марцин, - то смотрите сами, - он обвел рукой село. – Все попрятались, а ведь еще не стемнело. Почти все сидят у меня на постоялом дворе. И расходиться не собираются всю ночь!
Сделав паузу, предназначенную произвести впечатление, но вызвавшую всего лишь ироничную улыбку Лады, Марцин продолжал:
- Неделю назад что-то завелось у нас в лесу. А я всегда считал наше место не очень хорошим. Сначала люди у нас пропали, не вернулись из леса. Пришлось искать. Нашли мертвыми. Потом еще один пропал, но мы и его нашли. Он умер у нас на руках за пару часов.
- От чего? – спросил Мечебор.
- От ран, господа, от ран. Как и предыдущие.
- И вы думаете, что это нечисть…
- Она, она. Потише, ради бога, о ней говорите. Она уже чуть ли не под окнами ходит. Это не звери, уж зверей у нас повидали. Мы посреди лесов, здесь каждый второй – охотник, и все вам скажут, что это точно не звери. Позавчера умер еще один раненый. А он ни в какой лес и не ходил, просто вышел поздно ночью за дом. Теперь вы нас понимаете? Послать во Фрил – это уж крайняя мера, до темноты из леса не выбраться. Вообще-то власти за состоянием дорог следят, но только два раза в год. А сейчас она, говорят, в жутком состоянии. Мы уже решили послать кого-нибудь в другую сторону, но там только всякте мелкие селения да окружная дорога, так что помощь позвать быстро невозможно. Но тут приехали вы.
- Понимаем… - сказал Мечебор все еще с оттенком недоверия в голосе.
- Понимаем-то – понимаем. Не понимаем только, почему бы вам не собраться и не сходить в лес да поискать там источник всей этой дряни? - сказал Дрозд. – Или, может быть, поискать его среди вас.
Марцин невесело пожал плечами, но глаза его говорили: «Да вы просто не представляете весь ужас того, что происходит».
- Тогда этим делом займемся мы! - оживленно заявила Лада. – Мне уже становится чертовски интересно. Давно мы не втягивались в темные истории. Только покажите мне эту нечисть!..
- Так ее бы еще найти… Вы с ней справитесь? – осторожно спросил Марцин, у которого речь Лады вызвала некоторое сомнение, а слово «нечисть» вообще резало слух.
- Понятия не имею, - ответил Дрозд. – Посмотрим. Кстати, надо справиться побыстрее, нам нужно во Фрил.
- Да у нас еще целых три дня свободных, - напомнила Лада.
- Однако… - Марцин учтиво прервал разговор, – давайте-ка войдем в помещение: темнеет, господа. Войдем, поговорим…
- …обсудим план действий, - добавил Мечебор ему в тон. – Согласны вы нам помочь?
- Если вы да, то и я – да. И остальные тоже, я в этом уверен. Только мы не знаем, господа, что делать. Мы уже и следы искали, и караулы выставляли…
Хозяин провел гостей на кухню, усадил за стол и крикнул бойкой рыжей кудрявой хозяйке, чтобы она собрала очень хороший ужин. Сам он нетерпеливо устроился за тем же столом. Молчать он не мог, поэтому рассказывал подробности постигшего их несчастья.
- Этот Яков, чей дом в трауре, потерял двоюродного брата. А мой сосед – зятя. А еще раньше… он рассказывал, что видел в лесу что-то совсем уже…
Оказалось, что несколько месяцев назад, еще весной, этот молодой человек проходил через лес то ли к ручью, то ли к поляне, а когда возвращался, уже вечером, свернул к какому-то оврагу. В овраге было сыро, темно, на дне скопилась грязь, невысохшая талая вода, а на склонах были разбросаны ветви, как и в любом овраге. В один прекрасный момент взгляд молодого человека упал как раз на противоположный склон, где он ясно увидел торчащую из-под прошлогодних листьев обглоданную и полуистлевшую кисть человеческой руки. Это уже само по себе могло вселить ужас, не говоря о том, что молодой человек мог бы поклясться, что ему было видно в легком наступающем сумраке, как рука эта вслепую шарит по мертвым листьям.
Услышав эту историю, Лада даже перестала есть, глаза ее азартно загорелись и расширились, и она восхищенно и недоверчиво произнесла:
- Брехня…
Марцин выразительно развел руками. Пока он рассказывал, он чуть не расплакался от переживания, поэтому глаза у него тоже блестели.
- Парень поэтому нам и не говорил. Мы бы тоже сказали – брехня. Он только потом рассказал, когда все началось. Вы думаете, мы готовы поверить всяким россказням? Да мы и сами рады бы сказать «брехня». Но теперь поверить пришлось.
Дрозд спросил Марцина:
- Так никто толком и не может сказать, что такое эта ваша нечисть, как выглядит?
Марцин погрустнел:
- Все скрывает ночь. Чтобы узнать, надо выйти в ночь. А как в нее выйти? Сейчас стемнеет, выйдешь за порог, и будет тихо все и спокойно: звезды, месяц. А потом раз и все, и нет тебя больше в один миг. Так у нас и погибло четверо человек уже, последний - позавчера. Сидишь, слушаешь дома – тихо все на улице. Вдруг шорох и скребется кто-то. Думаешь: кошка. А ведь тут же вспоминаешь: четверых у нас уже нет. Не кошки же их поубивали.
Не слишком умелые, но зато проникновенные рассуждения хозяина постоялого двора заставили призадуматься даже Ладу. Поразмыслив, она выдала следующий план действий:
- Похоже, это нежить. Источник в лесу. Собираемся, прочесываем лес, находим источник, обезвреживаем. У нас два дня.
- За что люблю свою сестру, - медленно произнес Дрозд, - так это за то, что все слова, которые придут в голову умному человеку, она тут же озвучивает.
- Это ты, что ли, умный человек?
- Кто там у них - пока непонятно, – прервал их Мечебор. – Интересно, как настроены селяне?
- Как настроены селяне!.. – воздел руки Марцин. – Половина чуть ли не живет в церкви, половина ночует у меня, причем, я их не звал. Третья половина запирается в домах. Есть еще четвертая, которая пытается кого-то выследить. Но так жить долго невозможно, согласитесь.
В разговор вмешалась вертлявая, похожая на дородную рыжую лису хозяйка в фартуке:
- А вот и нет. Священник и сам сегодня сидит у нас в общем зале. Церковь пуста.
- Вот, дожили: церковь пуста! – воскликнул хозяин.
- Пойдем-ка и мы в общий зал, - подумав, сказал Мечебор, - пообщаемся с народом, раз их там много, познакомимся.
- Как пожелаете, - Марцин встал, чтобы проводить гостей.
- Решено, - сказала Лада. – Завтра займемся этим делом. Мы докопаемся, обязательно докопаемся.
- Интересно, ЧТО мы выкопаем? – остроумно заметил Дрозд.
Они вошли в большое помещение, хорошо освещенное и наполненное людьми. В убранстве преобладало дерево: надежно сколоченные столы, потемневшие стены, фигурки птиц, подвешенные под потолком, миниатюрные, ажурные, с острыми крышами фигурки церквей – разрешенные религией обереги, длинные стойки. Хозяйничали здесь две условно привлекательные высокие рыжие девицы, одна лет шестнадцати, другая – примерно тринадцати, дочки Марцина. Старшая была с виду увереннее, с ленивой критичностью во взгляде и казалась яркой в своем желто-пестром наряде. Младшая, видимо, старалась быть похожей на старшую.
Но больший интерес вызвали, конечно, посетители, сидящие за столами, залитыми легким золотистым свечением масляных ламп. Появление новых героев вызвало в их среде заметное и почти единодушное оживление, так что интерес получился взаимным.
Пока присутствующие встречали вошедших удивленными взглядами, путники тоже успели в целом оглядеть гостей этого просторного помещения.
За ближайшим столом разместились селяне, они разговаривали до прихода воинов на какие-то обыденные темы и не проявляли никакой тревожности, потому что тревогой все равно ничего нельзя было поправить в их ненадежном положении. Немного поодаль расположился не очень здорового вида купец в хорошем, современного алексинианского покроя дорожном летнем кафтане из традиционного синего сукна. С ним беседовал похожий на старого лиса охотник, у ног которого растянулись две большие и высокомерные пегие собаки. Отдельно, на отшибе, в полном одиночестве сидел другой охотник: очень мрачный и дикий человек высокого роста с темными волосами и шрамом через лицо. Рядом с ним валялись на лавке скинутая верхняя одежда, топор, лук и стрелы. Этот охотник пил. Видимо уже долго и много.
Наконец, ближе к темному углу на лавке сидел священник в обычном церковном сером плаще, но без капюшона. Священник селения Мрежка оказался молодым нерешительным человеком с темными серыми глазами, наполненными то ли тревогой, то ли растерянностью. Несмотря на эту встревоженность, авторитет его был здесь незыблемым – ведь он был представителем веры. Вокруг него были люди: несколько мужчин, несколько женщин, несколько детей и несколько молодых девушек. Молодые девушки преданно заглядывали в его пронзительные глаза, когда он пытался сказать какие-то слова утешения окружающим его людям. Они были в восторге от близости к такому красивому служителю церкви и готовы были слушать его сколько угодно или даже просто смотреть на него. Их вера в него была сильна, хотя сказать ему было особо нечего.
В другом углу играли дети – их уж точно никто не выпускал сейчас на улицу. Они смирились и принимали это как данность, с типичной детской легкостью найдя себе занятие в закрытом помещении.
Люди беседовали друг с другом, вернее, они делали это до внезапного появления героев. Когда же в дверях показался Марцин с тремя путниками, добрая часть голосов утихла, и все глаза устремились на них. Словно само нехитрое помещение преобразилось, когда в него вошли благородные гости: светловолосый красавец, похожая на юного ангела воительница с дерзким взглядом и высокий воин с княжеской осанкой и в таких доспехах, каких здесь никогда не видели. Этот воин остановился перед удивленным народом и произнес:
- Здравствуйте, хозяева-селяне! – и, окинув взглядом помещение, он продолжал: – Мы знаем о вашем несчастье и хотим помочь вам. Мы к вам попали случайно, и теперь находимся в том же положении, что и вы. Значит, будем справляться с вашей, с нашей напастью вместе!
- А для начала, - Дрозд уселся за один из столов, и кто-то налил ему уже пива, - нужно попытаться выяснить, что тут у вас….

2. Найти и уничтожить
Через полчаса волнение вокруг неожиданно появившихся гостей улеглось, народ попытался заняться своими прежними разговорами, а путники устроились за одним большим столом в обществе Марцина, Якова и еще нескольких мужчин, считающих себя обязанными все знать. Еще недалеко прохаживались дети, тараща глаза на воинов.
- А может быть, опасность скрывается среди вас самих? – предположила Лада и, глядя на растерянное лицо Марцина, продолжала: - Ну, может быть, кто-то среди вас, кого вы считаете своим, на самом деле притворяется, а сам – ваш враг?..
- Колдун что-ли?
- Ну, вроде того.
- Нет… - отмахнулся Марцин. – Как же так, господа?
- А что, - подлил масла в огонь Дрозд, - так, между прочим, часто бывает, - он посмотрел на Марцина в упор. – Живет человек среди других, ничем не выделяется. А на самом деле замышляет что-нибудь… нечеловеческое. Да и сам, может быть, не человек. Мы такого уже видели.
Марцин расширил и без того большие глаза.
- Приезжие есть?  - спросила Лада.
- Да не обязательно приезжие, - со знанием дела поправил Мечебор. – Иногда и свои оказываются чужими.
- Не знаю, что и сказать, господа… - промолвил Марцин. – Не знаю, как и заподозрить.
Большой зал продолжал жить своей жизнью, пока глаза воинов внимательно, последовательно изучали людей. Взгляды приковывал к себе мрачный захмелевший охотник со шрамом.
- Что это за чудовище? – показал на него глазами Дрозд.
- Да это Медведь. Его ремесло – охота, он без леса подыхает. Видите – с тех пор, как из селения нельзя выйти на ночь глядя, сам не свой без своего промысла. Уже который день хочет отыскать нечисть, но – напивается. Он хороший малый.
- Да?
- Конечно, конечно, господа, это человек надежный!
Следующим в поле зрения приезжих попал купец.
- Купца знаете? – спросил Дрозд.
- А как же – купец Маруш. Аглай Маруш. Этот постоянно через нашу Мрежку ездит и останавливается. Тоже во Фрил спешит. Уже дня три выехать не может.
Наконец, возле одного из придвинутых к затемненной стороне столов их внимание привлекла еще одна подозрительная фигура. Всем своим видом это мрачноватое на первый взгляд создание выражало замкнутую уединенность. Это была молодая женщина в длинном темном дорожном плаще с ремнем на талии и накинутым на голову капюшоном; был виден строгий статуэточный профиль и полуопущенные ресницы. Одежда ее была скромна и непритязательна, зато под плащом можно было заметить прекрасные ботфорты, идеально облегающие длинные ноги, и этот последний штрих окончательно придавал женщине в мужской одежде подозрительный вид. Она не разговаривала, просто сидела молча и думала о чем-то своем. Ревнивые глаза Лады пристально разглядывали ее.
Наконец, Лада кивнула головой в ее сторону и обратилась к Марцину:
- А эта, кто такая? Она не ведьма случаем?
Марцин только рукой махнул.
- Конечно, нет, что вы! Это очень скромная девушка, и даже купец Маруш ее очень уважает. Она с ним и приехала. Это врач, и купец Маруш ее нанял, потому что болен. Она уже несколько раз с ним ездила, мы ее хорошо знаем. Нет, она очень-очень хорошая девушка, - уверенно подытожил он.
- Ну ладно, - нехотя согласилась Лада.
Очень скоро все разошлись спать, потому что с утра пораньше было решено сколотить отряд, чтобы прочесать лес. А перед тем, как мирно отправиться ночевать, Мечебор, Лада и Дрозд, отделавшись на время от бдительного общества Марцина, отправились на окраину погруженной во мрак и гробовое молчание Мрежки. Там они простояли какое-то время, ожидая если не увидеть, то по крайней мере услышать что-нибудь подозрительное. Но кроме далеких прерывистых перекличек сов, трещания ночных кузнечиков и обычного шуршания мышей, ничто не нарушало тишины летней ночи. Они даже прошлись по всему селению, но – с тем же результатом, если не считать недовольства местных собак. Наконец Мечебор сделал вывод, что занятие это бесполезное, Дрозд добавил, что у него сами собой закрываются глаза, Лада выругалась, и единодушно было принято решение отправиться обратно на постоялый двор и лечь спать. А если что-то произойдет, селяне их и так разбудят.

С утра первой вскочила Лада, спустилась во двор, как обычно, собранная и подтянутая, только не в куртке, а в белой рубашке. Поработала немного своим прекрасным мечом, чтобы окончательно проснуться. С удовольствием заметила краем глаза, что некоторые пробудившиеся селяне, оказавшсь поблизости, с восхищением воззрились на нее. Уважающий себя воин не будет красоваться зря, поэтому она сделала вид, что никого не заметила, а продолжала с отточенной грацией и с горящими скрытым азартом глазами свой разговор один на один с оружием. Когда же она, убрав меч в расшитые ножны, вошла в помещение, ее уже ожидали Дрозд, Мечебор и добрый крестьянский завтрак.
Не возникало никакого сомнения, что все трое были готовы войти в лес и разобраться с любой нечистью, которая в нем таится. Однако втроем им идти не пришлось: во дворе к ним подступили Марцин, Яков и еще двое селян, назвавшихся одинаковыми именами – Петр. Все высказали желание и готовность сплотиться, а о серьезности их намерений красноречиво говорили топоры, копья, луки и прочее народное оружие, разрешенное простолюдинам для охоты и самообороны.
- Мы, знаете, что подумали, господа… - как всегда, обстоятельно объяснил Марцин. – Ведь делать что-то надо. Мы просто не знаем, что. Не хотим вас оскорбить своей скромной помощью, но вы же сами сказали, что там – неизвестно что…
- Конечно, пусть помогают все, кто может, - отозвался Дрозд.
- Такой помощью не оскорбишь, - сказал только что вошедший во двор человек, и все обернулись. Самоуверенно и кратко.
Это был Медведь. Высокий мрачноватый охотник без следов похмелья, зато со всяческим охотничьим оружием, поглядывая из-под красной повязки на всколоченных черных волосах, подошел к воинам.
- Я иду с вами.
Размышления здесь были излишни.
Хотя около постоялого двора собралось уже порядочно народу, с оживлением и участием наблюдающего за приготовлениями и даже помогающего то действием, то советом, но пока еще только один охотник по примеру Медведя пожелал пойти в лес. Дрозд обвел глазами помощников и насчитал вместе с собой и воинами девять. Количество его вполне удовлетворило.
Лада как раз обвешивалась оружием, когда через толпу к ним приблизилась фигура в темном дорожном плаще. На этот раз капюшон был откинут; его обладательница оказалась молодой и красивой женщиной со строгими чертами лица и темно-русыми прядями сколотых сзади волос.
- Если не возражаете, я пойду с вами.
Лада обернулась и смерила незнакомку взглядом. Зеленые глаза против серых.
- Как тебя зовут, и чем ты хочешь помочь?
- Меня зовут Феона, и я врач.
- Оружие есть?
Феона окинула взглядом вооружение воинов и свои дорожный нож у пояса и сделала вывод:
- Нет.
- Да, - согласилась Лада, - это, конечно, не оружие. Ладно, дадут какое-то… Убивала когда-нибудь?
- Нет.
- Тогда я не знаю, чем ты можешь нам пригодиться.
Феона бросила очень холодный взгляд из-под красиво приподнятых бровей:
- А что, для того, чтобы помогать людям, нужно обязательно быть убийцей?
- Ну что за расспросы, Лада? – Мечебор вступился за красивую девушку, к тому же ее фраза всех поставила на место. – Раз она врач, вопрос исчерпан, - он обратился к Феоне, - Но не боишься ли ты?
- Где вы видели врачей, которые боятся? – уже мягче ответила Феона и добавила: - Мне срочно нужно во Фрил.
Похоже, отряд окончательно сформировался. Мечебор еще раз оглядел команду добровольцев:
- Значит, нас десять. Вполне достойно.
И они пошли в лес.
Сначала двигались через утренний цветущий луг, окружающий Мрежку, и солнце, зажигая в траве осколки росы, навевало умиротворенное настроение, совсем не соответствующее задуманной цели и располагающее к общению.
Лада решила заговорить с Феоной; впрочем, разговор вышел так себе.
- Почему ты в мужской одежде? – спросила она.
- Это не мужская одежа, - ответила Феона. – Это традиционный и официальный тип одежды врачей, и женщин, и мужчин, моего народа.
- А!..
- Это связано с частыми путешествиями. Конечно, постоянно возникают недоразумения.
Лада ожидала, что Феона в свою очередь спросит ее про мужскую одежду, но она не спросила ничего.
- А со мной вот недоразумения не возникают, - сказала она, но и этим замечанием не вызвала встречного вопроса.
Лада прекратила беседу, раздосадованная равнодушием к своей особе, и ушла вперед к брату и Мечебору.
Они разговаривали с Марцином.
- Мы сначала предположили, не завелась ли поблизости от нас какая-нибудь вампирская банда, - рассказывал интеллигентный Марцин, довольно неуместно выглядящий среди вооруженного отряда, но полный решимости помогать, и поэтому тоже вооруженный.
- Нет, - возразил Мечебор. – Вампиры предпочитают города или поместья, где поудобнее. Они живут обществом. Они точно не пойдут добровольно в лес. Да и к тому же там, где будет орудовать шайка вампиров, люди будут пропадать, вампиры не будут их убивать и бросать на месте. Не их повадки.
- Ты откуда о них столько знаешь? – спросила Лада, чтобы вступить в разговор.
- Разговаривал как-то с одним мастером, который вел с ними борьбу, с бандами вампиров. Он о них много знает. Но его дело прикрыли. Сказали, что с этим должен разбираться закон, как и с обычными преступниками. Вампиры, мол, живут в обществе и подчиняются государственным законам. И спрос с них – тоже государственное дело. Вот так-то.
- Да ну??? – удивилась Лада. – Вот так прям и живут?
- Ага, так прям и живут. В городах их, говорят, полно. Хоть я с ними, например, и не сталкивался. В Разне-то их нет. А во Фриле, небось, насмотримся. Им разрешено, только контролируют их особо.
- У этих мерзавцев, поди, и права есть?
- Наверное, какие-то есть.
- И как же они… живут с нормальными людьми? Что, никого не трогают? Не поверю.
- Ах, Лада, и я не поверю. Мне больше интересно, как наше дивное государство им верит. Если у тебя в руках деньги, государство вдруг становится таким доверчивым…
Лада помолчала, упрямо бросила: «Так быть не должно!» и ушла еще дальше, где недалеко от леса Медведь и хитрый охотник, про которого так и хотелось сказать «наглая рыжая морда», обсуждали возможные следы вчерашней и позавчерашней ночи.
- Тут много следов, - сказала Лада, - И все – явно человеческие. Вон, кусты поломаны.
- Много… - согласилась наглая рыжая морда. - Но все бестолковые. Мало что можно проследить.
- А почему вы не взяли собак? – поинтересовалась Лада.
- Наши собаки натасканы на другую дичь. Если не хотите полдня бегать за ними по лесу и наловить уйму хороших зайцев, не надо брать собак.
Лада приняла это к сведению и подалась еще дальше, где сегодня пока никто не ходил – к хранящему синеватые ночные тени лесу, окруженному кустами бузины и еловой порослью.
- Резковато с ней, Янски… - укоризненно сказал охотнику Медведь, глядя ей вслед.
- Не резковато, - ответил Янски. – Она воин, небось, привыкла. Девчонке семнадцать лет, а она уже убивала людей в военных потасовках. Лучше бы она их родила, ей богу…
- Да ну?..
- Да, представь. Напоролись отрядом на рубеже на шайку врагов и вырезали всех. Сами и рассказывали.
- Кому что, враги же, - почти миролюбиво сказал Медведь, вроде бы не противореча Янски, но и не особо осуждая Ладу, беспечно скользящую среди высокого разнотравья.
Для Лады это утро разворачивалось, как захватывающее приключение, разворачивалось само по себе, завлекая своей загадочностью и опасностью.
Для Мечебора картина выглядела совершенно по-другому, не как готовая история, в которой можно поучаствовать – скорее, это был план, который самому и приходилось чертить.
Он с утра уже выяснил все подробности того, что им сумбурно рассказали вчера, и сделал свои выводы.
Ужасающие события начались ровно неделю назад. Начались с обнаружения двух трупов людей, не вернувшихся в селение из леса. Найдены они были на опушке, недалеко от всем известной тропинки, так что можно предположить, что им не хватило совсем немного времени, чтобы, возвращаясь затемно, разминуться с таящейся в ночи смертельной опасностью. На следующий день их решили поискать – и нашли.
Простолюдины, живущие в селении, которое удалено со всех сторон от других населенных пунктов днем пути, имеют крепкие нервы, способны постоять за себя и знают, как поступить в опасных жизненных ситуациях – напала ли стая волков, объявились ли неожиданные разбойники или забрел в окрестности бешеный медведь. Но когда дело касается суеверий, они становятся почти беспомощными, не представляют что делать и сдаются на произвол потусторонним Силам Зла. Так случилось и в этот раз. Лишающую дара речи находку – два трупа, изрядно чем-то развороченных, посреди следов борьбы и паники – обнаружили несколько селян и после того, как пришли в себя, осмотрели погибших и привезли их на телеге в Мрежку. Здесь уж трупы исследовали все, кто смог себя пересилить, и прониклись устойчивым суеверным страхом. Непреодолимым было впечатление, что люди убиты не оружием, а живыми существами с руками, ногами, зубами – но не хищными животными. Как и сказал Марцин, местные жители слишком хорошо знали зверей, чтобы списать убийство на них.
Собравшись вместе, сельские охотники наведались на место трагедии и обнаружили там какофонию следов: только человеческих и ни одного следа дикого зверя. Следы явно указывали на нападение и сопротивление, опасность точно пришла из глубин леса, но откуда – проследить так и не удалось. Либо неведомые твари, которых предположительно было около пяти, были удивительно хитры, либо так получилось случайно. Либо они просто исчезли, дематериализовались.
Собаки, побывавшие на этом месте, не в силах были ничем помочь людям. Все это им крайне не понравилось, но толку от них не было. Если бы здесь наследили хищные звери - пожалуйста, они попытались бы во всем разобраться. Но охотиться на ЭТО их не учили.
Тем временем приближались сумерки, и нужно было что-то решать. Решение было принято самое логичное исходя из сложившихся обстоятельств. Известно, что нежить выходит охотиться на людей только ночью, а убитый нежитью имеет все шансы тоже ей стать. Поэтому решено было до наступления темноты похоронить погибших по строгим обрядам Истинной Церкви, предварительно как следует расчленив их, а лучше – сжечь, пока солнце не ушло за горизонт. Второй вариант был предпочтительнее, потому что обложить покойников хворостом и поджечь куда проще, чем переступать через себя и осквернять расчленением тела своих собственных соседей. Поэтому устроили костер, показательный для всей местной нечисти, а потом то, что осталось, похоронили по всем правилам.
Показательные меры не возымели действия. Через несколько дней погиб еще один молодой человек. Это случилось тоже ночью, а найден он был утром, еще живым. Но он так и не смог ничего сказать.
И снова – безуспешные попытки найти то, что убивает людей. Пора было звать на помощь, но селяне решили держать оборону сами, ведь для того, чтобы кого-то позвать, нужно было либо ночью ехать через лес, либо потратить несколько дней на окружную дорогу.
На следующий день на постоялый двор Марцина заехали путники, спешащие во Фрил, но попавшие здесь в ловушку.
А позавчера был убит еще один слишком смелый селянин. Его осмотрела врач Феона и подтвердила, что повреждения были нанесены человеком.
К сожалению, Мечебор не смог лично увидеть тело, потому что с убитым поступили так же, как с предыдущими. Но картина и так была ясна, и теперь оставалось обсудить с местными жителями план действий.
Добровольцы, количество и рвение которых так приятно удивили воинов, на самом деле были той основой, которая в любом случае стала бы защищать Мрежку от любой нахлынувшей опасности. Им только нужно было грамотное в таких ситуациях руководство. Священник его не смог организовать, а Мечебор, похоже, мог бы.
Марцин, который незаметно для себя взял часть ответственности за это дело, тоже многое прояснил насчет внезапно явившихся к ним путешественников.
Они приехали из Разны – города, знаменитого военным делом. Марцин там бывал однажды, еще до того, как осел в Мрежке. Красивый город, хоть и не такой большой, как Фрил, с несколько разухабистым колоритом и деревянными архитектурными излишествами.
Явившиеся герои, конечно, не были простыми ратниками, судя по тому, сколько денег они оставили на постоялом дворе, во что они одевались и на каких лошадях приехали. Так оно и было: все трое являлись очень перспективными воинами не из простых граждан и готовились к блестящему военному будущему, а во Фрил были посланы начальством обогатить свои ратный опыт во Фрильском войске. Это было очень почетно, поэтому отправляли в подобные поездки далеко не каждого: такое нужно было заслужить.
Команду Мечебор собрал из своих друзей сам, по своей воле. Для помощи людям, попавшим в беду; увидел – помоги. Среди воинов их положения считалось очень желательным и даже почти традиционным делать что-то полезное и хорошее мирным людям. Но большинство ограничивалось простой благотворительностью. Вот охота на нечисть – это поинтереснее будет и вроде бы сейчас модно. Хотя Марцин еще неделю назад засомневался бы насчет моды: нечисти на всех не напасешься. Но, оказалось, что напасешься, и в этом нет ничего хорошего.
В общем, Марцин счел Мечебора и его друзей надежными ребятами.

… Янски и Медведь все еще ковырялись со следами, когда основная часть группы поравнялась с ними.
- Да мы тут уже были с самого ранья, - сказал им Янски. – И с той стороны были, - он махнул куда-то рукой. – И вообще, везде. Похоже, к Мрежке сегодняшней ночью никто не подходил, - он поразмыслил. – Да и собаки не лаяли… Но здесь всю ночь кто-то шастал.
- Мы с Янски думаем, - подключился Медведь и указал в сторону стройной возвышающейся стены леса, где остановилась ушедшая вперед Лада, - туда надо. Здесь следы особо явные.
- Как будто заманивают в лес, - произнес Янски.
- Пусть заманивают, - уверенно сказал Мечебор. – Судя по всему, до темноты они все равно ни на что не способны. Разве только, место там у них особое есть…
- И нас больше, - добавил Медведь.
- Больше? – уточнил Дрозд.
- Я не знаю, чем тут занимались сучьи дети… но, кажись, их не более пяти.
- Ну и чудненько, - заключил Дрозд.
- Прочесывая лес, без крайней необходимости не разделяемся, - строго предупредил Мечебор, не поддаваясь его беспечному тону. – Многие истории, в которых приходилось разделяться, заканчивались очень плохо. Все в поле зрения соседей и меня. Лада, ты слышишь, не вздумаем выпадать из поля зрения, никто не отделяется и никуда не уходит, о каждом своем действии сообщаем, - крикнул он девушке, которая ожидала их возле леса.
- Чего? – крикнула она в ответ.
Мечебор повторил все, что произнес до этого.
- Ладно, - согласилась Лада. – Принято. Приказ есть приказ.
Она послушно дождалась остальных, потратив это время на то, чтобы полюбоваться, как на лугу в каждой из тысяч капель росы расцветает восходящее солнце.
- И никто никуда, ни вперед, ни назад не убегает, а то перестреляете друг друга в роковой момент, - повторил Мечебор, подходя. – Вообще, никто не стреляет без разрешения меня, Дрозда или Лады. Впереди только охотники – мы попробуем разобрать следы. Двигаемся цепью. Задача Петров – прикрывать тыл.

А потом они вошли в лес.


3. Лес днем
Леса вокруг Мрежки были самостоятельным, величественным и властным существом – частью еще большего организма, Больших Смешанных Лесов, застилающих пространство к северу от эпицентра наиболее цивилизованных государств и уходящих куда-то в дикие неизведанные дали. Они были скреплены суровым союзом дубов и елей, они были средой обитания, источником жизни, глубинами подсознания и почти религией для местного народа. Они были наполнены тайнами, живущими независимо от человеческого разума: первозданными звериными божествами, неумолимыми природными законами, древними голосами невидимых существ, вечным благом и вечной жестокостью дикого мира. Гармонично слитое с природой воображение людей испокон веков наделяло эти места бесчисленными духами, олицетворяющими деревья, воду и жизненную силу, священными животными, мистическими приметами и скрытым существованием параллельной реальности.
Всем этим было пропитано мировоззрение местных жителей, несмотря на официальную государственную религию. Поэтому их не пугал лес как таковой: они знали его опасные стороны. А то, что случилось в Мрежке, было чужеродным элементом, занесенным сюда извне, и с лесом совершенно не связанным.

…Медведь стоял на краю сыроватого оврага и критически рассматривал размазанный, но узнаваемо человеческий след, который оставило возле смятого куста лещины существо, явно стремящееся на другую сторону. Через кроны деревьев в лес светило солнце, указывающее за полдень.
Подошли все остальные: воины и селяне.
- Полдня ходим. За все время этот – самый четкий, - сказал Медведь.
Пока было непонятно, считает он это успехом или неуспехом.
Но Мечебор воспринял эту находку с явным воодушевлением.
- О! Ничего себе, человеческий – человечней некуда. Сейчас переберемся и, я уверен, дело на лад пойдет.
- Угу. Надеюсь, - отозвался Янски, сидя на павшей от старости ели, среди мха, поганок и муравьев, - Это наследили либо сумасшедшие бестолочи, либо совсем уж хитрые твари.
Медведь полез в овраг, проворчав что-то вроде: «и тем, и другим накостыляем, когда найдем», и Янски, отряхивая с одежды остатки того, на чем сидел, полез следом.
Поверхность земли на другой стороне немного уходила вверх (такое здесь попадалось местами) и, насколько простиралось поле зрения, была покрыта роскошными зарослями высоких и раскидистых папоротников, теряющихся в тени между деревьями. Если недавно здесь кто-то и проходил, они уже давно сомкнулись над следами. Но не уничтожили их.
У суеверного народа папоротники, да еще в таком количестве, не пользовались большой любовью и доверием, но сейчас угроза ассоциировалась с совершенно другими вещами. Цепочка из десяти людей выстроилась по пояс в возвышающемся зеленом кружеве в поисках новых следов.
Через некоторое время после блуждания в шуршащих листьях и редких сдержанных комментариев (в лесу лучше не сквернословить) отряд существенно продвинулся и вошел в еще более мрачное место. Медведь, который, видимо, был в романтических отношениях с лесом, обернулся на поломанное и смятое поле папоротника и с сожалением махнул рукой:
- Ну ладно, новые вырастут…
Здесь было более сухо, следы снова терялись, дело опять пошло медленнее, но не остановилось. Честно проковырявшись с поисками около часа, Янски подозвал к себе Медведя, а заодно и руководителей отряда.
- Твои соображения, - спросил он в упор своего товарища, - Это что за часть леса?
- Ты чё, Янски? – удивился Медведь. – Юго-Запад это, сам знаешь.
- И что здесь? – не смутился рыжий охотник. – Как ощущаешь, куда могут вести следы? Сдается мне…
Медведь задумался и закончил мысль:
- …что к охотничьему дому? Мне тоже так кажется.
- Так, так, так, - заинтересовался Дрозд. – Поподробнее. Вы что, уловили направление?
Охотники с сомнением переглянулись.
- Не знаю, наверное, стоит проверить, - сказал Медведь. – Здесь есть дом, прямо в лесах. Там никто не живет, там останавливаются охотники, если нужно. Он общий. Не знаю, как мы о нем забыли. Хотя, что о нем помнить? Он большую часть стоит пустой.
- Он далеко? – спросил Мечебор.
- Отсюда уже недалеко, - ответил Янски. – Хотя и отсюда часа полтора. Но уж если окажется, что следы ведут туда, значит, нам туда, - сделал он совершенно очевидный вывод.
Через полтора часа вывод подтвердился, когда впереди, в светлой прогалине между вертикальными стволами елей, опутанных паутиной собственных сухих нижних ветвей, стало вырисовываться какое-то черное пятно, имеющее очертания рукотворного строения.
- Твою мать, и правда дом, - удовлетворенно сказала Лада.
- А то, - согласился Медведь, не слишком одобрительно глядя на нее, ибо брань не входила по его представлениям в добродетели девушки, даже такой.
Оба говорили тихо, не разрушая подступившую тишину, рассеянную в воздухе. Сзади подошли остальные. Доносилось только приглушенное расстоянием трещание сорок, невидимых за массивом леса. Они, вероятно, были встревожены появлением людей.
- Неужели, нашли-таки?.. – произнес кто-то из Петров.
- Нашли, не нашли – а проверить придется, - не оборачиваясь, сказал Мечебор, достал меч и знаком распорядился окружать одинокое строение.
Оно было небольшим, потемневшим от времени, не слишком аккуратно и не слишком ровно сложенным из местных бревен. Было видно, что настоящего хозяина у него нет. Место, на котором оно стояло, разумеется, было когда-то расчищено от деревьев, но они все равно подступали к нему, особенно несколько свободолюбивых диких яблонь, поспешивших воспользоваться образовавшимся пространством. Они, конечно, были кривыми и болезненными, но это не мешало им усердно плодоносить: земля возле дома была щедро усыпана мелкими яблоками с кисловато-алкогольным запахом. Ближе к порогу был и другой запах, он и заставил всех остановиться.
- Там ничего хорошего? – взволнованно предположил Марцин.
- Определенно, ничего хорошего, - согласилась Феона, до этого момента не вступавшая в разговоры. – Самое лучшее, что там может быть – это погибшие запасы кого-то из охотников. Если их там оставляют.
- Ну, если с зимы сюда никто не возвращался, то может. Но зачем другим свое оставлять?.. – рассудил задумчивый Янски.
- С зимы??? Забудем эту версию, - сказала Феона.
В доме точно не было людей – он не подавал никаких признаков жизни, единственное маленькое окно было очень плотно, добросовестно закрыто ставнями, дверь…
Дверь тоже была плотно закрыта. Замков на ней не было, потому что не существовало хозяев, дом был общим. Оставалось проверить, заперт ли он изнутри.
Мечебор протянул к двери руку.
- Очень страшно, - заметил сзади Марцин. Ему действительно было страшно, но поскольку он считал страх в данной ситуации совершенно нормальным, то и говорил о нем спокойно, без паники.
Мечебор опустил руку. Миниатюрные обереги на запястье, ударившись друг от друга, издали в тишине приглушенную перекличку.
- Кому страшно, можете подождать в стороне, - снисходительно сказал он. – Последите с Феоной за окном и за лесом. И за выходом.
- Марцин, нам нужен свет! – скомандовал Дрозд.
Хозяин постоялого двора, которому доверили отвечать за факелы и все принадлежности для огня, начал разжигать один из них. С первого раза у взволнованного Марцина ничего не получилось, но ему на помощь пришел Яков.
- Вот теперь открывай, - сказал Дрозд, подхватывая из рук Якова разгоревшийся факел.
Мечебор снова протянул руку и толкнул дверь.

В проеме их встретила тьма и волна запаха смерти. Ощутимая, физически останавливающая, как что-то вырвавшееся, наконец, на свободу, переступившее обозначенную дверью границу.
Никто даже ничего не сказал, все молча смотрели на черный прямоугольник входа, открывшийся прямо перед ними. Но снаружи невозможно было услышать или увидеть то, что происходило во внутренностях темного помещения. Тогда Дрозд, держа меч в правой руке, осторожно поднес факел к самой черте дверного проема.
Ничего не прояснилось, все еще ничего нельзя было разглядеть. Подождав несколько мгновений, Дрозд внес факел в дом.
Он был, конечно, не один, его прикрывали товарищи. Но пока это оказалось излишним: внутри никого не было. В свете яркого и неуместного в совершенно закрытом помещении факела были видны бревенчатые стены с полками, стол, скамьи, какая-то очень нехитрая утварь, под потолком – сухие пучки разных трав. Глаза вошедших скользили от предмета к предмету. Ничего угрожающего, кроме адского запаха, здесь не было.
- Никого нет, - сказала Лада стоящим снаружи.
Медведь заглянул в дверь.
- Вы окно откройте, пока не перетравились дымом, - он вошел и несколькими движениями распахнул плотно закрытые ставни; свежий воздух, хлынувший извне, немного разбавил непереносимую атмосферу. Потом он пошарил по полкам, достал и зажег несколько свечей и вынес факел на улицу.
- Тогда откуда запах? – призадумался Дрозд.
- Из подвала, - уверенно сказал Медведь, возвращаясь, - Он тут есть.
Дрозд воззрился на неровные доски пола.
- Вон, в середине, - подсказал Медведь.
- У вас тут все по-серьезному, все есть?
- Ну, строиться, так уж серьезно. Ну что, открываем?
- Кому эта честь достанется? – спросила Лада. – Кто вниз полезет?
- Мы сверху посмотрим, он небольшой, - сказал Янски, который раньше тоже бывал здесь. – Чего туда лезть, не подземелье же.
- Открывайте, - разрешил Мечебор. – Не будем тратить время на разговоры.
Медведь спокойно буркнул про себя слова молитвы и начал выковыривать из пола крышку подвала, используя взятый с полки местный нож, уже давно переведенный из разряда охотничьего оружия в бытовой инструмент.
Когда крышку приподняли, стало очевидно, что Медведь не ошибся – вонь стала еще более непереносимой. Охотник даже инстинктивно захлопнул крышку обратно.
- Господи прости, - сказал он. - И как туда заглянуть?
- Как-как, - насмешливо отозвался Мечебор, - придется опустить туда руку со свечой, - он действительно взял свечу и распорядился: - Давай, открывай обратно.
Крышку снова откинули. Все стоящие вокруг были уже готовы к чему угодно. Теперь в середине пола зиял квадрат зловонной черноты – следующий рубеж на подступах к источнику смертоносной неизвестности.
Холодная пустота под ногами оставалась безмолвной и неподвижной, сколько люди ни вглядывались в нее. Никто не мог бы сказать, хорошо это или плохо: ощущение звуков или шевеления хотя бы обозначало их врага, а полное отсутствие всего этого вынуждало делать первый шаг навстречу.
Громче всех сейчас билось сердце Марцина, хоть он и стоял подальше от центра событий. Зато все, кто был смелее, получили очень искреннюю молитву, которую он автоматически повторял про себя с того самого момента, как приблизился к порогу проклятого дома.
Но вечно стоять вокруг зловещего провала в полу и домысливать, что может находиться прямо под ногами, отделенное от людей всего лишь досками, было невозможно. Пора было делать вынужденный шаг. Дрозд и Мечебор, не сговариваясь, склонились над входом в подвал; напряжение в кольце стоящих вокруг людей достигло уровня звенящей тишины…
Свет свечи теперь находился у самого пола, но глубина была для него еще недоступна. И свет был вынужден опускаться вниз, дюйм за дюймом, медленно-медленно, с предельной осторожностью проникая во мрак. Когда из этого мрака было выхвачено все нутро неглубокого подвала, свет остановился. Лада пыталась заглянуть сзади, но для троих в квадратном проеме места уже не было.
- И что там? – шепнула она брату.
Дрозд медленно поводил свечой внутри подвала и ответил:
- Люди…
- Люди???
- Мертвые… - Дрозд вынырнул на поверхность, ибо дышать там было невозможно. – Мертвые охотники. По-моему, их четверо.
Казалось, на него это произвело гораздо более сильное впечатление, чем он рассчитывал. Просто мертвые люди, сброшенные в подвал. Не уложенные, а именно сброшенные. Не обезличенные смертью враги, а конкретные люди, у каждого из которых еще недавно была своя жизнь.
- Их бы попробовать опознать, - сказал Мечебор, озвучивая его мысли.
Медведь и Янски послушно склонились над подвалом.
- Нет. Никого не знаю, - мрачно произнес Медведь.
- Я тоже не знаю, - добавил Янски. – Одеты вроде, как охотники. Кто такие – не знаю.
- Мне нужно их осмотреть, - сказала Феона.
Мечебор взглянул на девушку с большим сомнением.
- Не знаю, как ты будешь их осматривать. Спустишься прямо туда? Думай, как хочешь, Феона, но я не позволю тебе это сделать. Рисковать людьми не намерен. Не забывай, как погибли селяне.
- Я осмотрю сверху, - успокоила его Феона. – Позаимствую?.. – она взяла его свечу, и Мечебору ничего не оставалось, как подстраховать ее, пока она светила во тьму подвала.
Она была очень осторожна, но профессиональный долг заставлял ее исключить поспешность, а временами Мечебор всерьез опасался, что она увлечется и все-таки залезет в люк полностью.
Наконец, она высказала свое заключение:
- Да, их четверо. Полторы-две недели. Не на всех видно, но, кажется, убиты ножом или чем-то подобным. Повреждения не похожи на те, что были на предыдущем. Те были беспорядочными, их было много. А здесь они прицельные, каждый убит одним ударом. Ну, может, двумя. Целенаправленно.
- А врач в отряде – это удобно, - сказал Дрозд, выслушав ее. – Мне нравится. Дай пожму тебе руку, - добавил он, не замечая снисходительного взгляда своей сестры. – По-моему, здесь все ясно.
- Все ясно, - согласился Мечебор и окинул взглядом стены помещения. – Остается только догадаться, почему они выбрали этот дом.
- Нужно же от света где-то прятаться, - сказала Лада. – Здесь это единственный дом. При жизни они его знали.
- А почему подвал? Здесь и так темно.
- Ну, в дом могут войти, - рассудила Лада. – Это первое. Подвал наверняка легко открывается изнутри… Прячутся куда подальше…
- Ага – и двери за собой закрывают…
Лада задумалась:
- Ну… почему нет? Выходит, закрывают.
- Умные, твари, - произнес Яков.
- Хитрые – уж точно. Следы путают – будь здоров, - сказал Янски. – Только не они, а то, что их заставляет это делать.
Тишина после его слов стала особенно ощутимой.
- И это нужно уничтожить, - подытожил Мечебор.
Произнес он это с оттенком задумчивости и даже обреченности, потому что уничтожить было непросто, место источало опасность, было непонятно, чего от него ожидать, не говоря уже о том, на что похожи трупы людей после двух недель смерти. Но тянуть время было нельзя.
Странно, но он зашел в тупик. Казалось бы, они знали, на что шли, знали, что с этим делать, да и поиски увенчались успехом, а могли бы до сих пор блуждать по лесу. Но… на расстоянии все казалось гораздо проще, чем на деле. Вот перед ним люди. И те, живые, которыми он взялся руководить, и эти, уже не живые, в подвале. С нападающими вопросов бы никогда не возникло, враг и есть враг. Вот если бы они сейчас дружно на всех набросились, Мечебор как следует порубил бы их мечом, и дело с концом, в движении оно как-то легче и естественнее. Но ничего подобного пока не происходило. Велик был соблазн просто поджечь все сразу и перестать думать. Но при ближайшем рассмотрении и это оказывалось сложнее, чем представлялось раньше.
Он обдумывал план действий, стоя поближе к окну – иначе голова вообще не работала. Но остальные не стали ждать готового решения. Посыпались предложения.
- Запалить подвал. Не лезть же туда за ними.
- Тогда уж и избу. А то не дай бог кто-то захочет здесь остановиться.
- Да сколько она гореть будет? И как ты будешь проверять, что там сгорело, а что нет?
- Нам, господа, все равно нужен священник. Жаль, что мы не склонили его пойти с нами.
- Да нет, Марцин. Он же нас всех благословил на это и сказал, что будет читать молитвы, пока мы не вернемся. Значит, и сейчас читает. А молитвам неведомо расстояние, он сам так говорит.
- И фигурок церквей нам надавал. Он их славно делает!
- Ребят, это подвал, там ничего толком не сгорит.
- Мы разберем часть пола, будет место для костра.
- Плохая идея. Вы предыдущих-то помните? Еле спалили. А здесь мы застрянем дня на два.
Мечебор послушал их рассуждения и обернулся.
- Нет, придется вытаскивать, - сказал он. – Надо смириться с этим.
- И никак нельзя… - начал Марцин.
- Никак нельзя.
Первым смирился Медведь.
- Ну ладно… - убитым голосом сказал он. – С молитвой и это сделаем.
- Настоящий товарищ, - одобрил Мечебор. - Пока мы будем это делать, пусть остальные натаскают из леса все, что горит. Я считаю, что дом тоже необходимо уничтожить.
Он принялся снимать наиболее ценные части одежды. А доспеха на нем и так не было, он не очень-то полагался на него в борьбе с нежитью.
Медведь кивнул на подвал:
- А если они нас захотят того…
- Дрозд и Лада нас подстрахуют, если они нас захотят того.
Пока большая часть отряда добывала материал для будущего погребального костра умершим охотникам и всему жилищу, они осторожно извлекли из подвала его содержимое и уложили на стол и скамьи, выдвинутые в середину помещения. Смешанные чувства скорби, отвращения и потустороннего страха все еще не могли склониться ни в одну из этих сторон.
- Лада, сходи погуляй минут пятнадцать, тебе не помешает свежий воздух, - сказал Мечебор, поразмыслив.
Лада обиделась, и сильно.
- Нет, черт подери! – сказала она и чуть не заработала подзатыльник от своего брата, который был более разборчив в неуместных выражениях. – Я вам что, беременная белошвейка??? Дай сюда топор, я с ними сама разделаюсь. А вы можете идти гулять. Я что, не знаю, что делать?
Мечебор вздохнул и попытался оправдаться, раз уже дело приняло такой оборот:
- Просто топоров всем не хватит, селяне забрали, - он остановил взгляд на Медведе. – Дай ей свой, а то не успокоится – праведный гнев.
Медведь пожал плечами, протянул топор и вышел на улицу. Может, он и рад был избавиться от обязанности расчленять трупы, но в его простой логике эти мысли даже не проскочили – он просто отправился в лес помогать селянам.
А взведенная Лада уже всерьез примерялась топором к разложенным в помещении телам, собираясь немедленно доказать всему миру и себе самой, что для нее нет ничего невозможного и ничто никогда не сможет ее остановить. Что бы ни происходило сейчас у нее в голове и как бы ужасно это ни выглядело со стороны, но ей наконец-то удалось с брезгливой аккуратностью обезглавить один из трупов, и у нее даже не сдали нервы. И оба воина были вынуждены последовать ее примеру.
Казалось бы, теперь атмосфера должна была уже разбавиться ощущением исполненного долга, но она оставалась непреодолимо гнетущей. Только когда место, где лежали погибшие, скрылось под кучей сухого хвороста, присутствие где-то рядом материального ужаса начало рассеиваться. Еще меньше его осталось, когда над охотничьим домом вверх потянулись струйки дыма, постепенно перерастая в уверенные клубы, пробивающиеся сквозь щели и вываливающиеся через окно и дверь.
- Удачно пошло, - заметил Дрозд, стоя вместе со всеми на безопасном расстоянии в безнадежно испачканной белой рубахе (работа все-таки оказалась для него грязноватой). – Хоть бы сгорело побыстрее.
- Все равно вернемся уже в темноте, - сказал на это Янски, критически взирающий на костер. – Так быстро это все не сгорит, а времени уже много.
- Зачем мы тогда сжигаем дом? – повернулся к нему Дрозд.
- Да нет, все нормально. Это мы сначала метались по лесу. А по прямой отсюда часа четыре будет. Должны уложиться. Главное, на дорогу выйти, а там и в темноте не заплутаем.
- Ну хоть радует, что будет уже не опасно, - вскользь ответил Дрозд, продолжая следить за клубами зловонного дыма и трещанием пока еще невидимого огня.
Постепенно появилось пламя, все более властное и агрессивное, уничтожающее одним своим прикосновением, но вселяющее надежду во всех, кто сейчас смотрел на него. Правда, у Янски несколько раз вертелся на языке вопрос, что они будут делать, если всему Фрильскому округу придется бегать не только от нежити, но и от стихийного лесного пожара. Но выбирать между двумя рисками сейчас не приходилось.
Мечебор посчитал, что расслабляться пока рано, и отправил селян за новой партией хвороста. С ним остались только воины и Феона. Он присел рядом с ней на останки вывороченного ветром дерева, теряющиеся в россыпи пушистого ярко-зеленого мха. Отсюда, сквозь жидкую хвою окружающих елок было хорошо видно взлетающее пламя теперь уже самостоятельного и плохо управляемого костра.
- Вроде все хорошо, - произнес он. – Но меня не оставляет мысль, что что-то мы делаем не так.
Феона повернулась к нему и окинула задумчивым серым взглядом.
- Я ничего не понимаю в этом, - сказала она. – И не верю молитвам. Но я точно знаю, что пепел не убивает.
Как врач Феона на самом деле могла бы ему много рассказать, как убивает пепел в зависимости от того, что за вещества в него превратились. Но она была слишком материалистически настроена, чтобы переносить это на сегодняшнюю ситуацию. Да, можно допустить, что что-то не так… но ведь сделано все возможное.
- А тебе зачем во Фрил? – спросил Мечебор.
Для него самого, несмотря на то, что он часто бывал далеко от дома, это путешествие было особенным, ведь ему не приходилось ездить в такие большие города. Его родная Разна до Фрила немного не дотягивала. Поэтому решительное заявление одинокой девушки о том, что ей очень срочно нужно во Фрил, его удивило и заинтересовало.
- По работе, - ответила Феона на его вопрос.
Короче не скажешь.
Что-то в отстраненной манере общаться, в легкости, с которой она перемещалась по миру, и в абсолютной независимости от других наталкивало его на мысль, что она может быть из Изгнанников. А это странные люди, у которых нет родины, потому что ее отобрали, и которые живут где попало. Как к ним относиться, Мечебор не знал. В Разне они не задерживались, там их недолюбливали, и он с ними никогда не общался.
В это время Дрозд и Лада находились гораздо ближе к костру, несмотря на вонючий дым. Лада от скуки занималась метанием ножа в близстоящие деревья. Дрозду было лень делать даже это.
- Вот что они там болтают? – Лада выдернула нож из кривой березы, чудом затесавшейся между дубами и елями. – Пойду, спрошу, что делать дальше.
- Я думаю, дальше уже только ждать, - сказал ей вслед Дрозд.
Постепенно вернулись селяне, сложили запасы хвороста в стороне и разместились кто где, терпеливо ожидая, на что окажется способен разбушевавшийся костер, благо он быстро делал свое дело. Солнце было еще высоко, однако все понимали, что могут застрять здесь насколько угодно, если придется что-то доделывать. Шанса отложить на другой раз не было. Все выглядели подавленными, потерянными и одновременно с этим воодушевленными и сплоченными. Все, кроме воинов, которым не к лицу были слишком глубокие переживания, и Феоны, которая была просто мрачной и задумчивой.


4. Лес ночью
Когда костер превратился наконец в полуобугленные руины с блуждающими между ними призраками угасающего пламени, пора было уходить. Опаленные деревья вокруг вроде бы не собирались полыхать дальше. Мечебор осмотрел со всех сторон место боя огня с врагами человечества и сделал удовлетворительные выводы.
- Не божественно, но сойдет. Залить пламя нам все равно нечем, а времени уже нет. Мы до дороги-то доберемся до темноты?
- Доберемся, - ответил Янски, прищурившись на голубое небо, проглядывающее между высоких верхушек деревьев. Солнца не было видно, но было светло.
- За водой только сбегаю в ключ, - подорвался Яков. – А то кончилась.
- Мне тоже принеси, - Янски протянул ему свою флягу и объяснил Мечебору, отвечая на его подозрительный взгляд: - Нормально, он уже два раза бегал. И вообще здесь не впервой.
Якова отпустили. Но прошло довольно много времени, а он еще не возвращался.
- А далеко этот ваш ключ? – спросил Дрозд, прерывая вялотекущую беседу.
- Нет, не далеко. Уже давно должен был вернуться, - мрачно сказал Янски.
- Мать вашу!!! У нас человек пропал?.. – сказать, что Мечебор был раздосадован, значит ничего не сказать.
Все так хорошо складывалось, и вот, пожалуйста, расслабились…
- Сбегать, что ли, за ним? – предложил Янски.
- Никто никуда не бежит! Ищем, как искали следы. Только еще орем на весь лес. Издеваетесь: нам уходить, а тут пропадают.
Следующий час был весь занят поисками. Странно, но самое очевидное решение (первым делом наведаться туда, куда отправился Яков) не принесло никаких результатов. Его там не было, на крики он не отвечал, а на болотистой, влажной почве, прикрытой тонким, как рыбьи скелеты, папоротником, даже не было его последних следов. Создавалось впечатление, что он туда просто не дошел. Где-то дальше, где елки становились корявее и серее, а между ними начинали проблескивать тонюсенькие березы, начиналось болото.
- Надеюсь, он не там, - произнес Медведь, - потому что лезть туда… это плохо.
- Не было его здесь, - сказал Янски. – И это тоже плохо.
Насколько это плохо, у каждого было свое представление. Поиски предстояло вести в очень нервной обстановке. Мечебор решил держать при себе самых ненадежных, а именно, по его мнению, Феону и Марцина. Но их уверенно взяла под свой контроль Лада, которая, видимо, захотела сегодня проверить себя на прочность во всех отношениях.
Именно их группа и нашла Якова: довольно далеко от болота, в другой стороне. Когда остальные сбежались на место находки, они застали Якова живого, без видимых ранений, под пристальным наблюдением Феоны, в грязной одежде (как будто он все это время волок сам себя по земле) и с не вполне четким представлением того, что с ним происходит.
- Расскажи, что с тобой случилось, - сказал Марцин, очень довольный тем, что Яков все-таки нашелся, и ничего кошмарного не произошло.
- Что-что, потерял сознание от костров всех этих, - ответил Яков, хоть ему и не хотелось в этом признаваться.
- А почему здесь?.. – спросил Дрозд.
- Не знаю. Не помню. До сих пор от дыма горло дерет. И башка болит.
- Странно… - в разговор вступил Мечебор и сразу перешел к делу: - Феона, когда мы сможем уйти отсюда?
- Да, довольно странно, - согласилась Феона, оглядывая сидящего на земле Якова сверху вниз. – Но в одном ты прав, хорошо бы побыстрее уйти отсюда. Мы уже не сможем двигаться настолько быстро. Я думаю, минут через сорок.
- Через полчаса. Яков, слышал? Соберись, мужик.
Минут через тридцать, когда Яков, если верить его собственным уверениям, пришел в себя, все двинулись в обратный путь. Теперь за пострадавшим присматривали Феона и Марцин, который постоянно пытался ему что-то рассказывать – так у него проявлялась забота о ближнем.
Яков оказался в незавидном положении. Мало того, что он чувствовал себя паршиво, ничего не помнил и с удивлением выслушивал рассказ Марцина о том, как его нашли еле передвигающимся посреди леса, далеко не там, где ожидали, и только после того, как он начал хоть как-то откликаться, - на него еще к тому же теперь все косо смотрели, а он не мог даже толком объяснить своего исчезновения. Мечебор с Феоной, так вообще вовсю обсуждали его.
- Как думаешь, что было на самом деле?
- Ну в целом-то все сходится. Дым ужасный. Упал в обморок, а потом потерялся. Вполне естественно. Мне только не нравится место, в котором мы его нашли: слишком далеко и слишком долго искали. Еще странно, что он слишком быстро пришел в норму. В общем… вы поглядывайте за ним. Я – только по лечению.
Так Яков оказался в центре внимания. Справа от него был Мечебор, слева – Феона, а сзади соболезнующий Марцин и всех их прикрывающий Дрозд.
Где-то вдали остался сгоревший охотничий дом с расставленными вокруг него миниатюрными оберегами-храмами и кем-то из охотников сложенными на пеньке запасами хлеба, чтобы успокоить и задобрить растревоженных, возмущенных, испуганных огнем духов леса и таким образом извиниться перед ними и объяснить свое вмешательство. Неизвестно, как все эти обряды уживались в голове охотников, но сейчас оказаться без поддержки лесных обитателей никто из местных не решился бы.

Путь перешел в размеренный монотонный ритм из чередующихся стволов, сплетающихся ветвей, вывороченных корней и сгущающегося вокруг, все более серого, мглистого сумрака. Однако охотники настолько уверенно взяли направление к лесной дороге, что наступающая со всех сторон темнота, уже давно поглотившая детали окружающей реальности, нисколько не замедлила движения и не внесла особых неудобств, если не считать того, что фразы Мечебора «не вздумать отставать» стали звучать чаще.
О свете вспомнили, когда на пути попалось какое-то особенно темное место.
Откуда-то сзади, очень издалека, из бескрайних глубин уже почти черного леса негромко донеслись частые, короткие и отрывистые крики совы, гулкие, как из ночного колодца.
- Неясыть!.. - сказал Медведь, явно зачарованный жутковатой таинственностью этого голоса. – Объясняет своим, кто там у них хозяин. Или на нас ругается.
- Встретить ее – недобрый знак? – уточнил Дрозд.
- Да нет… Просто стемнело, а это ее время.
- Да, кстати, ничего уже не видно, - сказал Мечебор. – Может, хоть один факел запалим? Янски, зажги.
- А факелы у Марцина, - отозвался впереди голос Янски. – Марцин!
Марцин не откликнулся.
- Остановитесь, - распорядился Мечебор. – Марцин!
Дрозд, который шел до этого рядом с хозяином постоялого двора, оглядел тьму вокруг себя, не обнаружил его рядом и тоже позвал.
- Ты вообще за ним следишь? – спросил его Мечебор.
- А как же. Он только что бубнил свои истории. У него плохая привычка, он часто отстает. Но тут же догоняет. Марцин!!! И света нет, - он сделал несколько шагов в обратном направлении и едва не споткнулся обо что-то. – Черт, вот дрянь!..
- Что?.. – спросили все.
- …Кто-то валяется. Не видно. Может, Марцин.
К нему подошла Феона.
- Я проверю.
Он хотел остановить ее, но она уже склонилась над упавшим.
- Да, это Марцин, - сказала она через несколько секунд.
- Ты как это узнала, на ощупь? – спросил ее Дрозд, стараясь хоть что-то увидеть на черном дне леса.
- Да, - ответила Феона.
- Он тоже хлопнулся в обморок?
Феона посмотрела на свои руки, почти невидимые во тьме. Но достаточно было того, что они были липкими и пахли кровью.
- Нет, - сказала она. – Он убит.
- Что??? – теперь в вопросе, вразнобой заданном голосами остальных, прозвучал целый хоровод эмоций: удивление, недоверие, ужас, подозрение, паника…
Феона осталась на месте, над телом Марцина и продолжала:
- К сожалению, это так. Могу точно сказать, что есть пара ран на шее, первая из которых смертельная, поскольку Марцин не кричал. Сделайте свет, чтобы я могла подтвердить это.
- Ты его не боишься? – спросил Дрозд.
- Я его контролирую, - ответила Феона.
- Как? Тоже на ощупь? Не обнадеживает, - он пытался найти подходящее положение рядом с ней.
- Мне для этого не нужно видеть, - сказала Феона. – Лучше по сторонам следи.
- Свет у Марцина, - раздался голос Медведя. – У него должны быть сумка и факелы.
- Нет у него ни сумки, ни факелов, - ответила Феона, она уже успела тщательно проверить пространство вокруг. – Зажгите хоть что-то.
- Нет, – в тишине прозвучал властный приказ Мечебора. – Все сюда и замолчали! Немедленно. Оружие приготовили – все. Он убит только что. И это для нас ОЧЕНЬ ПЛОХИЕ НОВОСТИ.
Повелительный тон Мечебора едва прикрывал его взволнованность: он боялся, что кто-то из неподготовленных людей сейчас сорвется, и начнется хаос. Слишком внезапно все перевернулось. Но пока все держались и слушались. Он сделал перекличку, все были на месте, рядом с ним. Феона проскользнула к нему и встала справа. И как раз вовремя.
- Слева от тебя, шагах в двадцати, - сказала она. – Ты слышал?
- Не уверен… - ответил Мечебор, глядя в черноту. – А ты что, видишь в темноте?..
- Нет. В темноте я вообще ничего не вижу. Я прожила три года без зрения, поэтому обойдусь и сейчас.
Удивляться было некогда. Мечебор сказал:
- Жаль. Кому бы продать душу, чтобы хоть что-то видеть?..
- Слышишь??? – оборвала его Феона.
- Мы уже все слышим, - шепотом сказал Дрозд.
Это было шуршание леса, вызванное движением в нескольких точках. Оно казалось беспорядочным, оно прерывалось, сменялось тишиной и возобновлялось. Однако через несколько мгновений стало понятно, что звуки постепенно окружают их. Над землей стелился легкий привкус разложения.
Они оказались в почти абсолютной темноте, в месте, полном препятствий, без понимания численности, расположения и физических возможностей своих противников. Они знали, что нужно решить основную проблему – обеспечить надежное освещение, и в центре леса это не было таким уж сложным делом. Но сейчас на это не было времени: в данную минуту руки всех были заняты оружием, нервы – скованы напряжением, а все чувства воплотились в слух. С неимоверным усилием вылавливать из мрака отдельные звуки, чтобы понять, что вокруг тебя или прямо перед тобой, не совершить ошибку, когда каждый шаг может стоить жизни – это лишало ясных мыслей и подавляло своей почти предопределенной бесполезностью.
Но через минуту тишину прервал отрезвляюще-ровный голос Феоны:
- Их чуть больше, чем нас, или столько же. И, кажется, они тоже не видят в темноте, но им это не мешает. Не уверена, но складывается такое впечатление, по их движениям. Нас уже окружили. Дрозд и Янски, к вам сейчас ближе всего.
- Почему мы должны тебе верить? – спросила Лада.
- Потому что так у нас больше шансов выжить. Можешь не верить, я попробую обойтись без тебя.
Осторожные шорохи и потрескивание ветвей катастрофически приближались, но недостаток света теперь позволял видеть только неясное шевеление тьмы в нескольких местах, где происходило движение. На каком расстоянии, нельзя было понять, но уже очень близко. И только совсем приблизившись, тьма оформлялась в отдельные силуэты.
Самым пугающим, непреодолимо пугающим было то, что все происходило в полном молчании. Нападение не сопровождалось ни криками, ни человеческой речью, ни звериным рычанием, ни какими-либо другими произносимыми звуками. Только молчание и надвигающийся шелест шагов – с осторожностью, но без остановки, выжидания и промедления.
Когда мрак перед глазами Дрозда материализовался наконец в черный силуэт, не прекращающий движения, он автоматически полоснул по нему клинком. Рубящий удар и сразу колющий. И… молчание. Непробиваемое молчание. В тишине отвратительный звук проникновения заточенной стали в чье-то тело показался особенно четким и физически ощутимым. Тело, вернее, его очертание, исчезло из поля зрения, но его сменило другое. С этим противником справился стоящий слева Яков. Дрозд даже не помнил, чем тот был вооружен, но он оказался молодцом. Жаль, что эта мысль, мелькнувшая в голове молодого воина, никак не помогла самому Якову: пока он отвлекался на одного, на него напал второй. Якова дернуло во тьму, и тут же, прямо здесь, перед глазами, хотя ничего не было видно, его не стало: раздались переворачивающие душу крики, угасающие, тонущие в крови, - и оборвались. Дрозд бросился было к нему, но его вовремя остановила рука Мечебора и его голос:
- Не отходить!
Тут Дрозд понял, что нападение идет уже со всех сторон.
- Никому не отходить! – повторил Мечебор, попутно разрубив кого-то во тьме. – Если разделимся, нас убьют – первое; второе – поубиваем друг друга.
- Ах, собака!.. – вскричал один из Петров.
- Задели? – просил Дрозд.
- Да. Больно… по руке-то.
- А! Я кого-то заткнула! – сообщила Лада, выдергивая меч из очередного тела.
И напряжение повисло в пустоте… в черной безмолвной пустоте. Нет, где-то рядом, среди вплотную подступающих деревьев чувствовалось движение – повсюду, как будто мрак был единым копошащимся существом. Но вокруг группы сопротивляющихся людей образовалось кольцо неподвижной пустоты, сводящее с ума своей непредсказуемостью. Пять минут тишины почти невыносимо растянулись во времени, и их наполняло только сердцебиение восьми оставшихся в живых людей.
- Как вы думаете, что они теперь делают? – шепотом спросил Дрозд.
- Они не собираются уходить. Я уверена, сейчас мы смотрим прямо друг на друга, - ответила Феона. – Теперь они будут ждать, когда кто-нибудь из нас снова даст убить себя.
- Ни шага в сторону! – в который раз предупредил Мечебор.
Несмотря на потерю двух человек, остальных еще не накрыла волна паники и истерик. Но сейчас он не мог знать, в каком состоянии на самом деле находится каждый из них. И что делать с раненым Петром? И сколько врагов у них осталось? И как держать оборону – до рассвета, совершенно без укрытия, ничего вокруг не видя? В затишье появилась необходимость судорожно думать, и это сразу обрушило на него весь груз их положения.
- Сколько длится ночь? – спросила Лада, обращаясь в никуда. У всех здесь, видимо, были одни и те же мысли.
- Десять часов. Она только началась, - ответил Янски и добавил: - Бесполезно.
Было понятно, о чем он.
Вверху мерцало звездами чистое, еще даже не совсем темное небо, но до дна леса его свет уже не опускался. Да, лучшего места для того, чтобы догнать и отомстить, злые силы не могли бы выбрать.
- Мы хоть кого-то уничтожили? – спросил Медведь. – Я вот в кого-то попал, хорошо, рогатиной.
- У меня мою выдрали, - пожаловался Янски. – Топор остался.
- Наверное все-таки уничтожили, - предположила Феона. – Вроде бы кто-то падал и больше не вставал. Точно нескольких ранили, вон, в кустах возятся, - она еще раз прислушалась к рассеянным во тьме звукам. – Что это?.. Дыхание??? Они же – нежить…
Где-то недалеко, на земле слышалось прерывающееся, одновременно человеческое и нечеловеческое дыхание умирающего существа.
- Может, это Яков? – спросил Мечебор шепотом, чтобы не напоминать остальным про недавнюю, ужасающую своей близостью и невидимыми подробностями смерть.
- Он с другой стороны, - ответила Феона, которая теперь отлично ориентировалась в расположении того, что находилось вокруг. Она сменила тему на более важную:
- Как твоя рука, Петр?
- А… больно, зараза!... И не работает.
Феона одной рукой зашуршала в сумке, надеясь между делом успеть сделать ему перевязку, но тут же остановилась:
- Медведь, к тебе идет проблема!
Медведь вслепую отбил проблему ударом рогатины.
- Еще одна. Петр, прикрой Петра, у вас там тоже. Дрозд, теперь наша очередь.
Безусловно, все остальные тоже слышали приближающихся врагов и улавливали движение, но у нее получалось то, что не удавалось другим – быстро соотнести направление, расстояние и расположение обеих сторон. Какое-то время это помогало в последний момент предугадывать нападение, но с ускорением невидимых атак стал возрастать и хаос. Первым в этот хаос затянуло раненого Петра. Со стороны обездвиженной руки что-то схватило его, вгрызаясь во все части тела без разбора. А когда Янски развернулся, чтобы помочь ему, с ним произошло то же самое. Топор его не спас, он застрял в чьем-то теле и навсегда исчез во мраке.
- Твари!!! – заорал Медведь во тьму.
- Нет! Не открывай остальных! Им уже ничем не поможешь, - крикнул Мечебор, уверенный, что охотник сейчас ринется туда же.
Конечно, Медведь не остановился. Но сделав пару шагов, окруженный со всех сторон зловонной чернотой, он понял свою ошибку. Никому помочь он здесь уже не мог.
- Янски, Петр!!! – позвал он, тем самым сконцентрировав на себе всех, кто нападал на них из темноты.
- Медведь, иди сюда, мы здесь! – подал голос Мечебор, даже не надеясь, что это может помочь, потому что с той стороны уже доносились жуткие звуки ожесточенной драки вперемежку с бранью охотника.
Но Медведь вернулся. Скольких он навсегда уложил там, во тьме, он и сам не мог бы сказать, но на нем не было ни царапины.
- Ублюдки поганые! Ни Марцина, ни Петра, ни Янски!... – он продолжал угрожать незримым порождениям ночи. – Пусть только подойдут, суки!..
Отвратительная бойня вслепую, наполненная безобразным потоком предсмертных звуков, начала иссякать и резко провалилась в обманчивую тишину. Тьма вокруг снова замерла и затаилась, как будто ничего и не было.
Это означало все то же неописуемое, каждую секунду выкручивающее нервы до предела ожидание – самое страшное, на что были обречены все присутствующие здесь…
И оно казалось бесконечным.
- Сколько нас осталось? – спросил Мечебор, решившись прервать это изматывающее молчание.
…Дрозд, Лада, Медведь, Мечебор, Феона. Пятеро…
- Обратный отсчет, - невесело пошутила Лада.
Еще полчаса назад это ехидное замечание вызвало бы у него осуждение. Сейчас ему было все равно. Главное… Что главное??? Продержаться? Выжить самому? Спасти других? Спасти своих? Умереть достойно? Ничто из этого сейчас не казалось достижимым. А значит, оставалось жить ближайшей минутой и строить планы только на нее.
- Всех сожрали, собаки!.. – Медведь был в шоке от стремительной потери товарищей, неизбежно нахлынувшей из тьмы нечисти, собственного героического поведения, но это не добавляло ему беспомощности, а наоборот, срывало последние тормоза, ограничивающие его чувством самосохранения. Что произойдет, если Медведь выйдет из-под контроля, и не будет ли это стоить жизни ему и другим, Мечебор не знал, поэтому он сказал на всякий случай, стараясь быть убедительным:
- Еще посмотрим, кто кого. Но для этого мы должны действовать вместе, как единое целое.
- Мы стали слишком зависеть от Феоны, - сказала Лада. Резковато, чтобы было понятно, что ей это не нравится.
- Что в этом плохого? – спросил Дрозд. – Свет пока все равно не достанешь.
- Это безоговорочное доверие, - ответила Лада. – Ты видел мертвого Марцина, Дрозд?
- Нет.
- То, что он мертв, и вообще, что это он, мы знаем только с ее слов. Так же, как и расположение и количество врагов. И отсутствие факелов.
- Только этого не хватало, Лада, не вздумай ссориться прямо сейчас. Хуже – не доверять, - предупреждающе сказал Мечебор.
- Мы потеряли уже пятерых мужиков, а Феона продержалась как-то очень долго. Чем ты защищаешься?
- Могу поделиться, - сказала на это Феона. – У меня мой нож, а от Петров в наследство остались топор с рогатиной, они упали недалеко от меня. Так что еще раз повторю: кому не нравится, можете действовать по своему усмотрению. И мы посмотрим, кто продержится дольше.
Лада была плохо управляемым существом, Мечебор это отлично знал. Из всех видов дисциплины ей удавалась только самодисциплина.
- Мы не будем сейчас выяснять отношения, - сказал он ей. – Хорошо?
- Ну ладно, - отозвалась Лада тоном, который не обещал особого смирения и вообще ничего не обещал. – Я все сказала.
Говорить приходилось урывками – слишком страшно было пропустить малейшие звуки, которые могли в любую секунду донестись из плотной, теперь уже по-настоящему непроницаемой тьмы.
Время тянулось, тянулось – и превращалось в пыточный инструмент.
Длиннохвостая неясыть, которую до этого заставили замолчать начавшиеся в лесу крики, теперь возобновила свои таинственные позывные, все там же, где-то далеко, завораживающим, прерывистым, низковатым голосом, через равные промежутки времени. С какого-то момента ей стала отвечать другая, гораздо ближе, заполняя тишину между криками первой своим голосом. Теперь, когда их было двое, они звучали особенно впечатляюще, как живое эхо друг друга. Для воинов, не привыкших к лесу, и, возможно, для Феоны они означали неуютную тревогу. Для Медведя это были естественные, но непостижимые человеком звуки дикого леса, живущего своей ночной жизнью, непричастного к разворачивающимися здесь злодеяниями и совершенно равнодушного к ним. Жаль, что не существует лесных духов, которым небезразлична жизнь человека!
Мечебор снова прервал молчание:
- Я не знаю, скольких мы вывели из строя. Но, кажется, на сей раз много. Но не это важно, а сколько их осталось.
- Трое или четверо держатся на ногах, - ответила Феона. – Только теперь непонятно, где они. Ждут, когда мы устанем и расслабимся.
- Ты чем там шуршишь, Феона? – спросил ее Дрозд.
Голос Феоны очень тихо, почти неслышно ответил:
- Хочу поджечь что-нибудь. Хотя бы на несколько секунд. Я хочу увидеть, с кем мы имеем дело. Так что, прикрывай меня, как можешь.
- Тогда, ради бога, быстрее…
Во тьме загорелся пучок травы и веток, намотанный на палку; фигуры и лица людей впервые осветились; неподвижный мрак недалеко отступил, и в нем обозначилось несколько лежащих на земле, совсем близко, между стволами деревьев тел. Все – с невероятными, бесчисленными повреждениями, каждое из которых могло бы легко вывести живого человека из строя или убить его. Феона направила спешащий погаснуть свет на ближайшее из тел. Пламя выхватило из пространства распростертую среди поломанного папоротника искромсанную человеческую фигуру, рану на шее от косого удара топором, лужи и брызги темной жидкости на траве, одежде, лице, даже окружающих листьях и что-то черное вместо глаз (непонятно, что, но это подсознательно ужасало). Рядом с фигурой валялось нечто, похожее на факел, но при более пристальном рассмотрении это оказалась палка с прикрученным на конце бесформенным острым куском металла – что-то вроде оружия.
Больше факел ничего увидеть не дал – он погас. И вокруг снова зашевелилась тьма, привлеченная этим ориентиром. Теперь можно было ждать нападения каждую секунду. И откуда угодно.
- Вы уже видели их раньше? — спросила Феона
- Святые небеса, нет. Так близко мы не сталкивались с нежитью, - ответил Дрозд.
- Ладно, - сказала Феона. – Не важно. Важно то, что впереди у нас девять часов ночи.
- Их можно убить. Мы хорошо вооружены. У нас есть шансы, - произнес Мечебор. Он был обязан поддерживать боевой дух в остатках своего отряда.
- Да, вот только они выбили уже пятерых, - напомнила Лада.
- Тех, с которыми легче справиться. Пусть теперь с нами попробуют.
- Они выбили самых неприспособленных, мы сделали с ними то же самое, - заметила Феона. – Остались самые умные твари.
Непроницаемый для взгляда лес продолжал жить своей двойной жизнью: одной привычной, наполненной еле уловимыми движениями животных, лирической предосенней перекличкой сов, печальным шелестом листьев вверху, в кронах, и другой, использующей ночь, чтобы под ее прикрытием совершать убийства. Эта жизнь, которую, вероятно, нельзя было назвать жизнью, бродила где-то рядом. Возможно, в нескольких шагах.
Сколько?.. Пять минут? Полчаса? Час? Переутомленное напряжением сознание запутывалось само в себе.
…И все-таки, несмотря на ежесекундное ожидание, а может быть, именно из-за него, шуршащие звуки шагов, отчетливо раздавшиеся в черноте леса, показались внезапными и проникающими в самое сердце. На сей раз они появились только в одном месте, где-то недалеко – и неуверенно, медленно, беспорядочно, останавливаясь, блуждая и натыкаясь на препятствия, направились в их сторону. Почему-то они пугали даже больше, чем неумолимо-целенаправленные движения, возникавшие до этого, во время других нападений. Пугали одновременно своей беспомощностью и упорством. Это порождало захлестывающую тревогу, необъяснимую даже ожиданием непредсказуемых атак. И с каждым шагом это противоестественное чувство только усиливалось, становилось все более неуправляемым. Бродящее вслепую существо приблизилось еще больше, и Дрозд не выдержал:
- Что за черт?.. – произнес он.
- Это свои… - впереди раздался сдавленный, негромкий голос.
- Это Янски!!! – удивленно и обрадованно закричал Медведь.
Но Дрозд зашипел ему на ухо:
- Какой это Янски??? Его убили те твари.
- У меня остался свет, - сказала Феона. – Сейчас посмотрим.
Вспыхнувшие остатки импровизированного факела вырвали из тьмы фигуру человека. Это действительно был Янски. Он явно был сильно и неоднократно ранен, в разорванной и окровавленной одежде и держался за ближайшее к нему дерево.
Факел погас, как и в первый раз, но можно было успеть заметить, что Янски смотрит на них в упор, и это были глаза человека, которому нужна помощь.
- Ну Янски же! – уверенно сказал Медведь.
Мечебор удержал его:
- Почему он живой? Он же попал в самое побоище.
- Они думали, что я умер. А я решил не двигаться, - Янски сам ответил на этот вопрос.
Следующая вспышка пламени показала, что он медленно сползает на землю, придерживаясь за ствол. Ему явно было плохо.
Из-за того, что огонь постоянно гас, Феона зажигала его снова и снова, и реальность представала перед смотрящими в виде коротких и тусклых вспышек света.
- Надо помочь, - решительно сказал Медведь, и его поддержала Феона.
- Нет, стоять! – предупреждающе произнес голос Лады. – Мы вот сейчас рискуем всеми нами.
Вспышка – и стало видно, что Янски пытается подойти к ним.
- Янски, оставайся пока там, - сказал Мечебор, уже снова во тьме.
- Если я останусь здесь, меня сожрут, - ответил голос Янски.
- Да так и будет. Чего стоять?! – с отчаянием возмутился Медведь.
- А нас не сожрут??? Я бы не был таким доверчивым, - возразил Дрозд.
Вспышка – Янски был уже на коленях, на ногах он не держался. Он понимал, что его не принимают и понимал, почему это происходит, но просить и доказывать он был не в силах.
- Надо подойти к нему, а не ждать, - сказала Феона.
- Еще чего – ты уверена, что все будет хорошо??? – воспротивилась Лада.
- Почти уверена.
- Но не гарантируешь!
Вспышка – Янски уже просто валялся на земле, почти не пытаясь подняться.
- Тогда мы с Медведем подойдем, перевяжем и перенесем сюда.
- Ага, отлично: разделиться, принять в отряд неизвестно что, и еще оружие из рук выпустишь, - спор двух девушек продолжался.
- Нет, подойдем все, - неожиданно принял решение Мечебор. Неожиданно для себя, потому что только что был склонен соглашаться с Ладой. Но он не хотел смотреть, как товарищ, недавно сражавшийся рядом, умирает без помощи в нескольких шагах. Лучше рискнуть, но остаться честным, ведь так и так – есть опасность распрощаться с жизнью.
- Да ладно тебе… - недоверчиво произнесла Лада.
- Мы же не можем просто запретить Медведю и Феоне идти туда. Они все равно пойдут.
Это было очень убедительное объяснение. Дрозд сам зажег почти нежизнеспособный факел, собранный Феоной из того, что попалось под руку. Отвлекаться на поиски чего-то получше все еще не было возможности – для этого нужно было хотя бы отойти и поискать. Феона занялась Янски, а остальные пытались смотреть по сторонам. Не станет ли это милосердие для них смертельным, никто не знал.
Раненый охотник больше не вызывал ассоциаций с хитрым старым лисом из лесной сказки. Это был просто умирающий человек, и Феона честно призналась самой себе, что он вряд ли переживет сегодняшнюю ночь. Одежда Янски местами превратилась в разорванные лоскуты, тело под ней – в то же самое, слишком много крови было уже потеряно. Медведь находился рядом, метаясь взглядом от раненого друга к враждебному мраку вокруг.
Обращаясь к ним, Янски произнес:
- Там, кажется, другие на подходе, в лесу…
Феона оглянулась по сторонам и задержала взгляд на полуживом факеле в руках Дрозда.
- Гаси, не мучайся с ним, - сказала она ему. – Я дальше и так справлюсь. Мы привлекаем слишком много внимания.
Дрозд сомневался в правильности этого решения, но факел догорал сам собой, где-то рядом он слышал присутствие врагов, а тот комок ощущений, который сейчас управлял его поведением, заставлял его следовать уже проверенной схеме – защищаться так, как они защищались до этого.
И тьма снова сомкнулась вокруг них.
- Что он сказал? – спросил Мечебор, имея в виду слова Янски.
- Что, возможно, к нам движется новая волна гостей, - ответила Феона.
Всем теперь приходилось прикрывать и друг друга, и Феону, и Янски, который, возможно, принесет им непоправимые проблемы, и это было хуже, чем все предыдущее.
Но, наконец, Феона закончила перевязку и встала.
- Не знаю, по-моему, нет надежды, - сказала она.
- А у нас? – спросил ее Дрозд.
К ним все еще никто не приближался. Отдельно возникающие звуки были осторожными, короткими и однообразными. Ближняя неясыть резко оборвала крик, не закончив своей партии.
- Замолчала… - заметил Мечебор.
- Помешали?.. – предположил Медведь.
Можно было гадать, но рассуждать вслух не имело смысла. Все невольно сосредоточились на этой невидимой точке в лесах, источающей тишину. Из этой тишины, заливающей уши, как ледяная вода, как раз из той точки, поползли уже знакомые звуки в виде шуршания шагов и потрескивания веток, сначала едва уловимые, потом все более отчетливые, надвигающиеся медленной вкрадчивой лавиной, ищущей и неизбежно находящей свою цель в темноте. Они были уже повсюду вокруг и сжимались в кольцо. Но это была уже третья волна, и люди знали, чего ожидать.
- Сколько их? – едва слышно произнесла Лада, по привычке пытаясь что-то разглядеть в черном поле зрения.
- Не знаю. Больше, чем было, поэтому теперь уже не посчитаешь, - ответила Феона.
Юная Лада никогда не считалась с масштабом опасности, она брала оружие и действовала. Отработанные движения, быстрая реакция, сила духа, воля к жизни, вера в друзей – и чтобы никаких мыслей о том, что впереди, о последствиях или смерти. И сейчас было также, но предательски мешала навязчивая усталость от постоянного ожидания. Ни азарта, ни страха не осталось, только желание побыстрее избавиться от всего, сделать что-то, чтобы все закончилось, твари сдохли, наступил рассвет и можно было пойти спать. Но приходилось продолжать стоять с мечом в руках рядом с другими, напряженно готовясь отразить невидимое нападение в любое мгновение, слушаться указаний Феоны, неожиданно оказавшейся самой боеспособной из них, и помнить о том, что теперь ошибка одного будет ошибкой всей команды.
- Лада, убей! – голос Феоны четко прозвучал над ухом.
Она еще и шутит при этом? Совершенно отмороженная девица…
Мысль едва мелькнула в голове Лады, а она уже разделывалась с кем-то во тьме, не понимая, с одним ли или с несколькими, не зная, куда попадает и насколько точно. Главное – не позволить сократить дистанцию и не отдалиться от остальных.
Ее накрыло жуткое ощущение наплыва толпы. Была ли это действительно толпа, она не знала, потому что не видела, но у этих существ явно отсутствовало чувство самосохранения: они пытались добраться до нее, даже несмотря на то, что она постоянно попадала по ним, а падающие еще стремились ухватиться за ноги. В какой-то момент ее куда-то повлекла стихийная волна боя, хотя она постоянно помнила о том, что нельзя ей поддаваться. Но контроль был уже потерян, и ее сбили с ног.
- Гады! – машинально выругалась она, а потом уже сообразила, что, наверное, лучше молчать.
К счастью, услышали ее не только враги.
- Где она??? – резко спросил Мечебор. – Лада, ничего не говори, поступи, как Янски.
- Похоже, они тебя тоже потеряли. Мы что-нибудь придумаем, - добавила Феона. Но пока она не представляла, что можно придумать.
Это было очень странное впечатление: как будто находишься во внутренностях тьмы. Она вокруг движется, перемещается, дышит, а ты уже внутри нее. Лада была уверена, что лежать на земле и не шевелиться бесполезно, ее все равно обнаружат. Можно использовать в качестве прикрытия дерево, но его в пределах вытянутой руки не оказалось. Ничего, где-то рядом обязательно есть, это же лес. Кто-то наткнулся на нее, заинтересовался и склонился. Вокруг Лады сгустился запах смерти, сковывающий все здравые мысли. Зато заученные движения он никак не сковывал: Лада автоматически вскочила, рассекая воздух и нападающего противника бешеными ударами меча; поняв, что он не остановился, еще и проткнула его, вложив всю силу и, когда тело тяжело соскользнуло с клинка, отступила на пару шагов и почувствовала спиной колючую хвою еловых веток. Очень аккуратно она протиснулась между ними и коснулась ствола. Ненадежно, но лучше, чем было.
Где-то рядом продолжал доноситься поток разрозненных звуков, но они стали гораздо тише и реже. С какого-то момента в них уже полностью отсутствовали признаки борьбы. Что это значило? Что она осталась одна? Или что блуждающие во тьме твари снова отступили?
Она старалась прислушаться, чтобы понять, что на самом деле происходит. Бесполезно – догадки и неопределенность выводили из себя, не давали сосредоточиться и делали ожидание невозможным, а время – бесконечным. Теперь, наверное, была призрачная надежда остаться незамеченной и дотянуть до утра. Но разве возможно было стоять вот так, не зная, что случилось с остальными??? Это невыносимо выворачивало все внутри бесполезным протестом.
- Кто-то еще жив? – спросила она неожиданно для самой себя.
- Все! – раздался в ответ голос ее брата. Несмотря на радостный тон, больше он ничего не прибавил, но было понятно, что оставшиеся в живых недалеко, впереди, шагах в пятнадцати. И между ними пока было тихо.
- Я к вам, - коротко сообщила Лада, бесшумно вынырнула из своего укрытия, которое в любой момент все равно могло обернуться ловушкой, и, стараясь не шуметь, направилась в сторону прозвучавшего голоса.
Ей оставалось не больше пяти шагов, Лада уже собиралась сказать, что это она, и чтобы на нее не нападали, когда к ней начало стремительно стягиваться все, что бродило вокруг.
- Лада… - предупреждающе произнес голос Феоны. – Нет, она не дойдет.
Что произошло дальше, Лада не очень поняла, она уже отбивалась. То ли все пришли ей на выручку, то ли только Мечебор, но она услышала рядом его голос: «иди сюда», почувствовала, что он взял ее за руку и куда-то увлек, а вокруг них уже крутилось что-то среднее между водоворотом и мясорубкой из бесчисленных движений, ударов, падений. А потом она ощутила, как его рука соскальзывает с ее руки куда-то вниз…
Даже не задумываясь и боясь осознать наихудшее, она потянулась за ним.
- Лада, ты чего внизу?.. – встревожено спросил голос Феоны. Она оказалась совсем рядом.
- Надо узнать, что с Мечебором! – с отчаянием ответила Лада.
- Вставай, прикрой, я узнаю.
Ковыряться с упавшим и не произносящим уже ни звука человеком посреди невидимой бойни было чистым безумием, но Феона решила, что проще и быстрее будет взять все в свои руки.
Лада изо всех сил старалась контролировать этот клочок территории, но просто ждать она не могла.
- Что с ним??? – нетерпеливо спросила она.
Феона помедлила.
- Он умер, Лада.
- Нет!
- Да!
- Нет. Проверь еще раз!
- Я проверила. Я проверю еще раз. Но он умер, Лада, его убили.
Лада упрямо опустилась рядом с ней, но Феона дернула ее обратно вверх и сама встала.
- Вставай, защищайся. Он тебя для того и спас.
- Нет, я сама проверю.
- Ну и валяйся, пока тебя не сожрут.
В последний момент Лада все-таки одумалась. Ей хотелось протестовать против всей действительности, такой предательской, несправедливой и непоправимой, но не бросать же брата и остальных…
Теперь их было четверо, но они восстановили идеальную оборону. Твари или стали осторожнее, или их почти не осталось. Некоторые из них еще пытались нападать, но теперь, когда их было мало, отслеживать их стало гораздо проще. А потом постепенно воцарилась почти полная тишина. Только где-то рядом, в жуткой близости, почти у ног Феоны умирало чужеродное существо.
В бездействии на всех нахлынули мысли. Сметающие, подавляющие. Обо всем, что сейчас произошло, и обо всех, кто этого не пережил. У каждого свои или у всех одинаковые, но точно слишком тяжелые, чтобы сразу, без сопротивления поверить в них. Слабые предсмертные шевеления рядом, на земле, которые все никак не прекращались, действовали на нервы, добавляя чувству тревоги какие-то особенно отвратительные нотки.
Феона слушала и размышляла, кто они, эти существа, уничтожившие большую часть их отряда, материальные и смертные, но потусторонние, появляющиеся ниоткуда, но представляющие реальную опасность, одержимые бесконечными и, казалось бы, бесцельными убийствами. Почему они действовали как единое целое, почему их так много, и сколько этого «много». Факела у нее не осталось, но Феоне он был и не нужен. Можно было помучаться и собрать новый, но стоил ли он того?..
Наконец она приняла решение и бесшумно, медленно, с предельной аккуратностью, держа наготове нож, опустилась рядом с умирающим существом. Оно, видимо, уже ничего не могло сделать, иначе уже сделало бы. Но Феона не признавала неоправданного и неприкрытого риска. Из соображений безопасности она находилась со стороны головы, как никогда близко, и теперь ясно слышала редкое и очень слабое дыхание. Оставалось проверить еще кое-что. Осторожно, стараясь не поддаться импульсу резко отдернуть руку, она отвернула его голову в сторону, накрыла сумкой и нашла пальцами ворот одежды. Теперь эта близость была катастрофически непредсказуемой. Но подавив чувство самосохранения, завороженно преодолевая каждый дюйм страха и отвращения, она проникла рукой под зловонную, мокрую от крови ткань и почувствовала удар сердца.
В это мгновение голова умирающего дернулась, и Феона всадила в него нож по самую рукоятку.
- Что там случилось? – взволнованно прозвучал голос Дрозда.
- Решила добить подонка… - почти неосознанно ответила Феона, едва слыша свои слова сквозь сердцебиение.
- Да. Это хорошо, - согласился Дрозд.
Тишина в лесу становилась все более плотной и неподвижной. Почти не осталось даже ленивых разобщенных шорохов. Только высокие кроны иногда шелестели от порывов налетающего ветра. Похоже, погода испортится.
Феона несколько раз очень хорошо подумала, прежде чем сказать остальным:
- Я больше не вижу смысла стоять. Нас убьют либо здесь, либо в пути. Предлагаю пойти к лесной дороге, пока тучи не набежали, и не исчезли все ориентиры.
- Прямо так, во тьме?.. – неуверенно уточнил Дрозд.
- Нет, это вряд ли. Но отсюда уйдем как можно незаметнее.
- А что с Янски? – спросила Лада.
- Он все-таки умер… - ответил Медведь.
- А нам далеко до дороги? – продолжал уточнять Дрозд.
- Немного не дошли, - сказал Медведь.
- Хорошо, пойдемте, - мысли Дрозда застревали друг в друге: во всесильной нечисти, селянах, Мечеборе, но он старался принимать решения. – По дороге добираться до Мрежки будет и быстрее, и безопаснее, и обороняться сподручнее.
- Нет, уже не до Мрежки, - сказала Феона. – Как называется следующее селение перед Фрилом? Нань?
- Нань, - подтвердил Медведь.
- Вот до нее. Сколько нам идти с дороги?
Медведь прикинул расстояние:
- Да… целую ночь и день. Ну, к вечеру точно дойдем.
- Если мы вернемся в Мрежку, - объяснила Феона, – мы окажемся в том же положении. Насколько я знаю, даже верхом нельзя миновать леса до темноты. Марушу рассказывали какие-то чудовищные истории про состояние дорог. Но мы уже ночью, в лесу и уже прошли часть пути. Только так мы можем добраться до Нани, пересесть на лошадей и попасть во Фрил. А во Фриле уже должны организовать помощь. Здесь все оказалось слишком сложно.
- Верное решение!.. – вынужден был согласиться Дрозд.
- Единственное верное, - разочарованно добавили Лада. Все в этот день пошло не так, все перевернулось, разрушилось и оборвалось.
И еще не закончилось.
Кто скажет, как с этим жить дальше?


5. Наутро
Лесная дорога оказалась так себе. Конечно, здесь было светлее, идти было быстрей и проще, но никаких ассоциаций с летящими конями, стремительными всадниками и мелькающими верстами не возникало. Это были то размазанные по грязи колеи, то распростертые на земле поломанные ветром деревья, то наглая поросль, стремящаяся урвать свой клочок неба над лесом. А там, где дорога уходила вниз, она превращалась из-за недавних летних дождей в бесконечную, как лесная река, лужу.
Сначала дорога для путников была темной и опасной, но нападений удалось избежать. Потом наступающее утро добавило полумраку четких очертаний в синих и изумрудных красках, а потом сбоку слева сквозь листву начало игриво, как ни в чем не бывало, выглядывать солнце, а по небу поплыли белые хлопковые облака, разбросанные в высокой лазури. В общем, прошла ночь, и наступил день, а они все шли молча, и путь был нескончаем. Вода у них кончилась, о еде никто не думал, а глаза не закрывались просто потому что организм все еще подчинялся той волне сопротивления, которая и заставила их выжить.
Феона оказалась самой целеустремленной. Она шла впереди, засунув руки в карманы плаща, перекинув сумку за спину и не сбавляя темпа. Правда, ни какого-либо волнения, ни особенной заботы, ни сострадания от нее не исходило. Она была сама по себе.
Медведь покорился мрачной необходимости мстить. Все, что для этого нужно сделать, он готов был сделать.
Дрозд просто пока не мог разместить в голове все, что произошло. Ехали мимо, обещали помочь, потеряли людей. И ладно селян, так еще и друга, лучшего друга. Невозможно осознать, невозможно смириться. И главное – они же были крутыми. Им это говорили, они это неоднократно доказывали, они были примером и сработавшейся командой. Их же не просто так отправили во Фрил! Теперь во Фрил они попадут… но теперь все не так.
А сзади плелась Лада, точно с такими же мыслями, только она еще подумывала, что нужно заставить себя перейти вперед, а то кто-нибудь обернется, и объясняй тогда, почему у нее глаза мокрые…
Но путь по узкой, затерянной в лесах дороге продолжался, а мысли принимали все более оформленное и практичное направление.
- Нам же просто так не дадут лошадей в Нани, - безрадостно предположила Лада. – А все наше имущество в Мрежке.
- Да на тебе денег на две такие поездки, - даже не оборачиваясь сказала Феона. – Одни побрякушки чего стоят. Не говоря уже о Дрозде. О! – она остановилась, развернулась и протянула ему оружие Мечебора. – Держи. Как-никак, это ваше, и вам это пригодится. Стоит он немерено.
Как ни странно, никто до этого даже не обратил внимания, что Феона вооружилась мечом погибшего воина. Но оставлять себе она его не собиралась.
- А что потом? – растерянно спросила Лада. Но ей больше хотелось спросить, какого черта Феона не отдала меч раньше и за каким чертом говорит о его цене.
- Явитесь в войско. Вы туда вроде собирались. В Службе общественного порядка сообщите о случившемся. Только я вам не советую употреблять слова «нежить» и «нечисть», просто расскажите, как все было. А то вас не примут всерьез. А должны поверить. Медведь нас проводит до Нани и, вероятно, будет ждать помощи там. А я займусь своими делами.
Лада какое-то время шла молча. И наконец спросила:
- А что, ты поедешь во Фрил не за помощью?
- Нет. Хватит и вас. А у меня дела.
- Ты вообще бесчувственная, да?
Феона много чего могла сказать в ответ, но она была лет на восемь старше Лады и воспринимала ее слова скорее как детский лепет, чем как повод для оскорблений.
- Я не исчезну сразу, - небрежно сказала она. – Так что, увидимся.
Местами темный полухвойный лес разбавлялся березами. Здесь их было особенно много, они возносили вверх белые стволы с трепещущей на ветру кроной. А многие из них вследствие какой-то недавней и очень серьезной летней грозы изогнулись и нависли в разных направлениях, образуя над дорогой что-то среднее между пьяными арками и тонкими ребрами. Внизу под ними разверзлись безобразные буераки.
Пробираясь по обочине, Дрозд возобновил разговор:
- Будем выглядеть дураками. Сами не справились!..
- Не знаю, - пожала плечами Феона. – Вам просто досталась задача со многими неизвестными. Мало кто справился бы. Еще и Яков нас задержал. Очень странное обстоятельство…
- …и сейчас не знаем – где искать, чего ждать, как справляться.
- Кое-что знаем, - возразила Феона. – Они убили охотников в доме и почему-то в подвале. Они смертны, а убитые ими не становятся такими же, как они. По крайней мере, ни охотники, ни Марцин, ни Янски, ни Мечебор, ни тварь у меня под ногами не подтвердили обратного. Ну, по крайней мере, пока… У них что-то с глазами, но не полное отсутствие зрения, так как они реагируют на свет. В темноте ориентируются очень хорошо, при свете дня мы их не видели. Мне показалось, что они неплохо сорганизованы. Самое главное – не будем забывать – они оставили нас без факелов, сделали это специально. Нападение было спланировано! Их могут остановить только очень сильные повреждения, именно поэтому нам так тяжело было справиться, а не потому что мы бесполезны. Они молчат – либо не чувствуют боли, либо просто нечем кричать. Они убивают оружием и без оружия.
Пройдя несколько шагов, она добавила:
- И кусаются они отлично. У Дрозда на руке есть след от укуса, но он мне его не показывает.
- Я… его уже сам перевязал, все, вроде, хорошо, - поспешил сказать Дрозд.
- Ладно, в Нани посмотрим, заодно проверим, так ли это опасно.
- Да… у тебя шутки – ничего святого нет??? – вмешалась Лада.
- Есть, - бросила через плечо Феона. – А с твоим братом все будет в порядке, вот увидишь.
Лада была не в состоянии спорить, хоть уверенность врача сильно выводила ее из себя. Временами на нее накатывало, и она вспоминала ночь, черноту, соскользнувшую руку Мечебора. Даже не увидела его в последний раз! А он остался там, лучший из них и вообще лучший из всех молодых воинов, самый умный, самый искусный, самый честный, друг, о котором можно только мечтать, которого нужно еще заслужить. А как они тренировались вместе… победили недавно маленьким отрядом врагов, настоящих, коварных, веселились, бросались на помощь людям, как и подобает сильным и благородным… А вдруг это она виновата в том, что так случилось? Он же ей пришел на помощь. А вдруг Феона ошиблась, и он там сейчас умирает? Или не ошиблась, а просто бросила?.. А вдруг они не найдут уже то место и не похоронят его как положено? Что с такими людьми случается, думать не хочется… Неужели с ним будет так? Не может такого быть! Кем бы ни были сволочи, нужно отомстить им немедленно, так, чтобы ни одного из них не осталось, и никакие Силы Зла им не помогли!
Единственной оживляющей мыслью была мечта о возмездии. За помощью обращаться было неприятно и неуютно, но своего плана не было. Но уж когда помощь организуется, Лада будет в первых рядах и будет сводить счеты с каждой тварью, которую найдут, и с любой силой, которая за этим стоит, даже если для этого нужно будет спалить все Великие Смешанные Леса. И разве не так должна действовать справедливость, спасающая людей?..
Если бы не эти боевые фантазии, она бы совсем расклеилась.
Погода продолжала портиться, один раз даже покапал невнятный дождь, не способный ничего намочить как следует. Но было понятно, что, усилившись, он легко добавит проблем.
- Почему дорога возле главного города округа в таком убитом состоянии? – спросил Дрозд у Медведя. – Она, вообще, официальная?
- Да шут ее знает. В этом Марцин хорошо разбирался, - ответил Медведь и еще больше помрачнел, вспомнив хозяина постоялого двора. Дельный малый был: умный, расторопный, хозяйственный, а кроме того, самый ответственный и осторожный – и стал первой жертвой…
- Власти за ней следят, значит, официальная, - рассудил он, отвлекаясь от мыслей.
- Хреново следят, - заметил Дрозд.
- Два раза в год. Да и то, может, не очень хорошо. Но оно и понятно. Им нужно, чтобы по той дороге ездили, по окружной. Ну, и торговля, которая у них там, по пути. А Мрежка часть путников переманивала. Изначально охотничьей была. Совсем недавно построились. Постепенно постоянной дорогой обзавелась, постоялым двором, все для гостей. У Марцина отлично получалось. Много что держалось на нем. Сейчас останется Катерина, сестра Янски. Но… - Медведь подумал и добавил: - после этой штуки все равно никто не будет ездить через нас.
А Ладе в голову продолжали лезть мысли, одна крамольнее другой. И многие из них ей подсказала сама Феона. Очень странная особа. Слишком крутая, хотя с первого взгляда и не скажешь. Верить всему, что она говорит, нельзя. И имя у нее непривычное для нормального человека. Нужно поговорить с братом, чтобы он ей тоже не доверял. Хотя и придраться особо не к чему. Она почти все время была на виду и много сделала для их спасения.
Значит… не стоило верить кому-то другому? Но они все убиты. Даже Яков, самый подозрительный из всех, в итоге не совершил ничего страшного, а просто умер в бою. Медведь, единственный из селян выживший, только сражался и ругался. Как такого подозревать? Священник?.. Не пошел с ними, обещал молиться, но сам сознательно не поддержал их, а может, и помешал… Было бы правдоподобно, но Лада сама до этого момента не воспринимала всерьез молитвы, как и все, что нельзя увидеть, потрогать и попытаться победить.
Получается, лесные твари, которых раньше и в помине не было, появились по какой-то причине сами по себе, и их было много. И сейчас еще есть. А если они просто бесконечны???
- Сколько было наших врагов? – спросила она.
- Около двадцати в среднем, - сказала Феона. – Некоторые нападали по нескольку раз, те, которых не удавалось вывести из строя окончательно. Отвратительно живучи. Как мы смогли в итоге уйти, пока сама не знаю. Возможно, их осталось мало.
- Вот что я скажу, - произнес Медведь, - в лесу не было столько следов. Четыре-пять, не больше. Никогда не было. Такую толпу мы бы не пропустили.
- А значит… - дополнил Дрозд, - где-то их логово. Охотничий дом был ошибкой. Или он был ошибкой или спалить его было ошибкой, но все вышли против нас. Но если так, значит все же что-то мы потревожили. Ведь они целенаправленно нашли нас, а мы ведь ушли уже далеко.
- Вот с фрильским отрядом и поищите, что это и где это, - почти равнодушно сказала Феона.
Дрозд заговорил о том, что давно должны были уже сказать все выжившие:
- Феона, а ведь если бы не ты, никто не вернулся бы, наверное. Спасибо за помощь.
- Точно! – согласился Медведь.
- Ты вообще, врач? – решился уточнить Дрозд.
- Врач, - снисходительно подтвердила Феноа.
- Военный?
- Нет. Но настоящий. Если у тебя нет нормального дома и нормальной профессии, это совсем плохо. Нужно, чтобы что-то одно точно было. Так как первого у меня нет, и надеяться не на кого, а я слишком хороша, чтобы просто сдохнуть, приходится иметь второе. А если мозги позволяют, нужно пустить их в самое лучшее дело. Так вот, медицина, как я считаю, и есть самое лучшее дело, по крайней мере, для меня. К сожалению, перемещение по этому миру, особенно в одиночестве и почти без гражданских прав – это опасно, и к этому лучше быть готовым.
Звучало это сложновато для понимания простого в суждениях Дрозда, но Феона старалась быть честной. Дрозд спросил:
- И что, все врачи получают такую подготовку?..
Единственный врач, с которым общался Дрозд, и то вскользь, это был их войсковой лекарь Десятко, человек скучный, но ученый: его речь состояла из умных названий, полезных советов и профессиональных историй из практики. А все невоенные в Разне ходили к разного рода целителям или пользовались для лечения народной мудростью и личным опытом. Говорят, некоторые священники умеют лечить по-настоящему, по-умному. Но в Разне таких не было. А знаменитых врачей, несущих почти волшебный ореол знания, к которым, возможно, принадлежала и Феона, достать просто так было невозможно. С ними нужно было знакомиться, списываться, откуда-то звать… В общем, Дрозд в свои двадцать лет даже не представлял, что можно заниматься такой ерундой ради собственного здоровья, ибо своего у него было хоть отбавляй.
- Какую «такую»? – переспросила Феона. – Нет, позаботиться о себе – личное дело каждого. Я не хочу, чтобы что-то меня остановило, повредило и убило. Я не могу позволить сделать это даже болезни. Поэтому я продолжала готовиться жить и практиковать и без зрения, в этом мне хорошо помогли свои. Но, к счастью, оно восстановилось.
- А что это было?
- Это было осложнение после болезни. Очень не повезло. Но все в прошлом, - Феона небрежно махнула рукой. Она надеялась, что не придется продолжать разговор.
- Даже не знаю, чем мерить твое мастерство. И такую удачу, что мы повстречали тебя. На тебя только дивиться.
- Ничем не надо мерить. Нам удалось выжить, потому что мы оказались командой. Случайно, конечно, но удачно. И даже при всем этом выжили не все. Не надо винить себя в том, что это не получилось. Это было почти невозможно. Спасибо Мечебору, хоть ему и не повезло. У вас был отличный товарищ. И мы прекрасно сработались.
«Еще бы – сработались, - ядовито подумала Лада, у которой любые слова о Мечеборе поднимали в душе неуправляемый рой чувств и воспоминаний. – Только и болтали друг с другом, как сейчас с Дроздом». И тот, и другой доверились Феоне безоговорочно. Может, она, все-таки, ведьма? Да нет, она хорошая, кем бы ни была. Бессердечная, конечно, но полезная. И ненавидеть не за что, несмотря на то, что хочется…
Мысли все лезли и лезли в голову, как бесчисленные крысы в мешок с зерном, и бешено возились внутри. Только переутомление могло бы их остановить. Собственно, оно в конце концов отлично справилось с этой задачей: убило разговоры, помутило волю, подчинило и обезличило сознание. Так что долгие часы бесконечной дороги в полном безмолвии казались уже не невыносимыми, а просто никакими.
Солнце успело уже и покрасоваться прямо над дорогой, озаряя все ее прелести, и попрятаться за ленивыми облаками, и уйти за другую сторону леса, постепенно опускаясь в кроны, путаясь в них лучами и исчезая за деревьями. Когда лес поредел и иссяк, оно было уже возле горизонта.
Впереди расстилались золотистые поля, которые казались еще более яркими и желтыми оттого, что слева оттенялись грязно-фиолетовым фоном формирующейся грозы, а справа подсвечивались косыми скользящими лучами солнца.
Но особенно радостно выглядели четко выделяющиеся под грозовым небом дома, крыши, заборы и огороды прекрасного селения Нань, один взгляд на которое прибавлял надежды и скорости.
Нань на самом деле была не прекрасна, но и не убога. Она была небольшим, добротным, чистым, ничем не выделяющимся селением, жизнь в котором считалась благополучной и даже завидной – ведь от нее до знаменитого Фрила было всего четыре часа езды на коне.
Дальше Медведь все взял на себя: постучал в выбранный им дом, обнесенный сплошным забором с детскими каляками, переговорил с хозяевами, которые отнеслись к нему как к хорошему знакомому, внес плату в виде какой-то ценной безделушки Дрозда, пока остальные ждали под деревянным навесом ворот, потому что в небе уже вовсю гремело и сверкало. Видимо, он вкратце рассказал, что произошло, потому что хозяева – средних лет чета и осанистый дед – страшно распереживались, пересчитали бегающих по двору детей и отправились разносить новость по соседям. Дрозд подумал было, что это уж совсем лишнее, но потом решил, что предупредить все-таки следовало, как-никак, опасность может добраться и до этого места.
- Всё, спать, утром поедем, - сказала Феона, когда вопросы, видимо, решились, и хозяйка с сочувствующей, даже заискивающей улыбкой направилась к ним.
- Надо же скорее!.. – возразила Лада.
- Зачем? С коня упасть всегда успеешь после двух суток таких приключений. Во Фрил все равно приедем глубокой ночью, и никто тебя слушать не будет, пока не выяснят, кто ты. Так что лучше ждать утра здесь, чем там.
Первый раз в жизни Лада не стала спорить не потому что ей нечего было сказать, а потому что она не в силах была ничего сделать. Все равно ее мир уже потерян, Мечебора нет, чего тут сопротивляться? Осталась только месть.
С мыслью о мести она и заснула на какой-то лавке, не успев даже толком разглядеть, что и кто ее окружает, и проснулась там же, причем, как ей показалось, мгновенно. И эта мысль произвела на нее самое настоящее магическое воздействие: она ее успокоила. Больше никаких метаний, страданий, сомнений. Все уже случилось, с этим жить. Поэтому, когда они уезжали утром на рыжих деревенских лошадях с умытого ночной грозой двора, когда Медведь, обещавший ждать их, пожал всем троим руки, как боевой товарищ (хотя разница в сословиях делала это неуместным), когда Дрозд со свежеперевязанной рукой, в полном порядке, как и сказала Феона, перестегнул ножны, поменяв свой меч на оружие Мечебора, Лада внешне снова казалась прежней Ладой. Своенравной, непокорной, жизнерадостной, насмешливой, язвительной и очень целеустремленной. Чего ей переживать, ведь у нее есть месть, а значит, она едет навстречу справедливости!


6. Посреди города
Фрил был красив даже издалека. Его крепостные стены цвета выгоревшей охры были обновлены по последним веяниям современности и оснащены высокими башнями. Они опоясывали скопления городских строений с разноцветными кровлями – оранжевыми, серыми, зелеными, красными. Местами двускатные крыши домов разбавлялись острыми церковными верхушками, легкими шпилями и смотровыми площадками. С большого расстояния, с возвышенности это смотрелось ярко и красочно, особенно из-за того, что часть зданий постоянно расширяющегося города выплеснулась за его стены и рассыпалась веселой мозаикой среди полей и зеленых садов, которыми владели либо власти Фрила, либо особо предприимчивые его жители.
Вокруг внушительной, белокаменной, почти пограничной Разны тоже было полно построек, но они были простыми и скромными (не то, что внутри, за стенами, в разгуле резного деревянного кружева и кричащих орнаментов), и в случае чего их не жалко было бросить.
В общем, даже при первом взгляде два города оказались совершенно разными. Фрил олицетворял прогрессивную, свободную и смелую альтернативу самобытной и избирательной в новшествах Разне.
Где-то позади Фрила блестела на солнце река с древним варварским названием Уар и неторопливо несла воды в провинцию имени себя, соседнюю с Фрильским округом. Переменчивое голубое небо с тяжеловатыми ослепительно-белыми облаками довершало жизнерадостную картину, составляющую контраст с трагедией недавно прожитых дней.
- Красотища!.. – сказал Дрозд, когда первые постройки, в основном придорожные лавочки с яркими вывесками, оказались уже совсем рядом.
- Ну, это пригород, - отозвалась Феона. – Внутри красотища.
Несколько раз дорогу путникам перебегали обеспокоенные пестрые курочки, один раз их облаяли собаки и три раза пытались соблазнить хозяева таверн. Но быстро миновав все эти препятствия, они подъехали к городским воротам. Ворот у Фрила, естественно, было несколько. Эти именовались Высокими. Такое впечатление и производил просторный стрельчатый вход, зажатый двумя стройными башнями с рельефными геометрическими узорами по низу и по верху. Металлическая табличка на одной из них гласила на объединенном государственном наречии: «Фрил. Высокие ворота. Открыты с рассвета до темноты, кроме военного времени. Добро пожаловать!». Сейчас было светло, ворота были распахнуты, а путешественники не вызвали никакого интереса у стражи, наблюдающей с башни. Это тоже было необычно. У ворот Разны полагалось по крайней мере назвать себя и цель своего приезда.
Пройдя под темной толщей ворот и вынырнув с внутренней стороны, Дрозд начал озираться кругом в поисках кого-нибудь из стражи. В конце концов, они приехали с конкретной целью, даже с двумя, и ему нужно было найти официальное лицо. Но Феона утянула его в сторону.
- Не напрягай местных охранников. Вам надо явиться во Фрильское войско, представиться там, сдать лошадей, и мою тоже, она мне не нужна, и обо всем рассказать в Службе общественного порядка. Я покажу, где что искать.
- Ладно, - согласился Дрозд, продолжая оглядываться по сторонам.
Привлекала внимание большущая надпись прямо на крепостной стене, на деревянном щите под городским гербом: «Добро пожаловать во Фрил. Ознакомьтесь с правилами поведения в нашем городе». Герб, кстати, был очень красивый, с гостеприимной фрильской кошкой.
Дрозд и Лада решили все честно прочитать: не просто же так это висит. Но в итоге ограничились выборочными строчками:
«Все сословия в нашем городе одинаково важны и, пользуясь неравными правами, имеют, однако, одинаковое право на уважение и безопасность». Это настраивало на надежду. За порядком здесь следят. По крайней мере на словах.
«В городе имеет право находиться любой, кто прибыл с миром и добрыми намерениями».
«Запрещается преследование любой веры». Эта строчка как-то нескромно дополнялась другой, более жирно и явно не так давно подписанной: «Приветствуется принадлежность Истинной Вере».
«Помои на улицу не выливать! Для этого есть помойные дворы. А есть и помойные штрафы».
«Верхом и в повозках ездить по специальным дорогам, а не там, где люди ходят».
«Запрещается находиться и перемещаться без сопровождения отца, мужа, брата, опекуна, матери или старших родственников девушкам и женщинам, не имеющим разрешенного рода занятий и дохода». Может быть, этот пункт и вызвал бы негодование Лады, но она никак не соответствовала такому описанию: она приехала не одна, имела определенный и оплачиваемый род занятий и была направлена сюда официально. Поэтому она его просто пропустила. А вот следующее правило ее разочаровало. Она привыкла сама справляться со своими проблемами:
«Запрещается извлекать оружие из ножен, карманов, сумок, кроме случаев самозащиты, драться, устраивать неофициальные поединки, убивать кого бы то ни было. Если вам пришлось защищаться или вы стали свидетелем преступления, обязательно и немедленно сообщите в Службу общественного порядка на Чудотворной площади».
Создавалось впечатление, что у текста как минимум два автора, и один из них предпочитает казенный язык, а другой стремится быть понятным народу.
Оставались еще какие-то пункты, но на них терпения не хватило.
- Ну что, пойдем? – Дрозд обернулся к Феоне.
- Поедем… - Феона перевела лошадь на проезжую часть улицы. Остальные последовали за ней.
Верхом в большом городе – это не то чтобы в центре внимания, но и не совсем вперемешку с толпой. Тем более что и толпы здесь не было, а были отдельные, иногда весьма интересные граждане. Дрозд впервые в жизни чувствовал себя неловко. И все оттого, что представлял себе прибытие во Фрил совсем по-другому, и у него не возникало сомнений насчет того, как их встретят. У него вообще никогда не возникало сомнений насчет своих возможностей и надежности своего положения в этом мире. Однако теперь приходилось являться во Фрильское войско не втроем, с достойным видом, хорошим настроением и рекомендательными письмами из Разны, а на деревенских лошадях, без бумаг, с вестью о гибели товарища и еще черте о чем. Как-то подозрительно они теперь выглядят со стороны. На фоне смерти друга ничего из этого не волновало бы Дрозда, но он стал всерьез опасаться, что им могут не поверить. Принять за самозванцев, решить, что они не в себе. А как доказывать обратное, он не представлял.
Но даже это не отразилось на первых впечатлениях о городе.
Гости Фрила выделялись среди местных жителей, но не сильно. Все провинции объединенного государства Алекси;на уже давно перезаимствовали друг у друга элементы одежды и уклада жизни, обзавелись общим языком и законами и воспринимались как единое целое, но с собственным колоритом. А вот местные жители очень сильно выделялись на фоне друг друга, ибо Фрил был одинаково открыт для сограждан и иностранцев, благопристойных сословий и эксцентричных сообществ, лишь бы они вписывались в его законы и платили деньги. Пока Лада, Дрозд и Феона перемещались по сдержанно-серым улицам, щедро разбавленным яркими пятнами разноуровневых крыш, им повстречался почти полный спектр. Они увидели совершенно скучных монашек в аккуратных серых плащиках, двух черных ларинских банкиров в длинных полосатых капюшонах (ларинцы вообще были помешаны на полосках), разношерстных вояк, отпущенных на выходные, наглых студентов, у которых, как водится, никогда не было денег, но было полно дешевейших модных штучек, стилизованных под магические артефакты. Кроме того, им попалась на пути стая отдыхающих уличных артистов, которые были похожи на обезьян, выбравшихся из пыльного шкафа со всеми тряпками, которые в нем нашлись. У одного из них действительно на руках сидела обезьяна, так что сравнить было с чем. Самым настораживающим и зловещим, что они успели увидеть, был образ аристократки, едва мелькнувший на пороге одного из зданий, больше похожего на миниатюрный замок. Здесь она была единственным черно-белым пятном: бледное лицо, темные волосы, траурный бархат, ослепительные, как снег, кружева и ужасающее количество серебра.
Разговоры вокруг слышались тоже разнообразные, пестрые и не всегда на понятном языке.
- …у всех в этом году яблоки не осыпались, а у меня осыпались. И ты скажешь, это не порча?.. – это спорили две местные крестьянки из пригорода.
На галерее, нависающей над улицей, сомнительного вида красавицы лениво болтали о своем:
- Не понимаю, чем он тебе понравился. Вон тот симпатичнее.
- Фи, он, кажется, с женой!
Возле оживленного перекрестка путников окликнул молодой человек с листовками:
- Господа воины, вступайте в «Истинный Свет»! Или пожертвуйте денег.
На полукруглом мосту через канал происходила, видимо, деловая встреча, судя по скептическим высказываниям пожилого господина в обманчиво скромной коричневой котте:
- Франк, Ваши бои незаконны. Объясните, почему я должен вложиться именно в Вас?..
Из какого-то открытого окна неслись слова лирической баллады, спетой пьяным несмотря на утреннее время мужским голосом: «Где ты теперь, куда уведет дорога, вечный изгнанник перед людьми и богом?»…
Это была внешняя сторона улиц. Сюда можно добавить потрепанные цветочки на окнах и балконах, немногочисленных вальяжных кошек и временами наплывающий запах, явно указывающий на расположение упомянутых в Правилах помойных дворов. Что творилось на задворках, оставалось пока неизвестным, потому что путники двигались по центральным улицам к Чудотворной площади, на которой друг напротив друга расположились Фрильское войско и Служба общественного порядка.
А посередине, огромными распахнутыми объятиями, заставляя поднимать голову вверх, возвышался Чудотворный собор.
Истинная Вера никому себя не навязывала, но в архитектурном пространстве не сдавала своих позиций никаким другим религиям. И выглядело это авторитарно. Крыши храмов Истинной Веры традиционно делались остроконечными, чтобы указывать путь к небу. Здесь же вытянутый серый треугольник, обведенный и подчеркнутый рельефными контурами, особенно настойчиво призывал посмотреть ввысь. Все остальное, а именно стены, тройные створки дверей, многочисленные ступени во весь фасад и гроздья цветных квадратных окон, были витиевато украшены словесными и символическими молитвами, чтобы пришедшему сюда человеку было что сказать богу, даже если он не знает, как к нему обратиться. В других городах обычно попадались небольшие деревянные церкви. Они были ажурными, почти взлетающими. А Чудотворный собор не просто взлетал, он тянул за собой весь город.
- Ух ты! – сказала Лада собору, когда увидела его полностью.
- Да… - согласился Дрозд, хотя ему был ближе раскрашенный, душевный, резной стиль Разны.
Теперь можно было разглядеть и другие здания, скромно отодвинутые к краям площади. Справа разместилось Фрильское войско. Это было не войско как таковое, а мрачноватое двухэтажное здание, навевающее мысли о казенной скукотище. Примыкающая к нему территория была обнесена глухой каменной оградой, из-за которой выглядывали кусты рябины. Служба общественного порядка была таким же зданием, но повеселее, а забор вокруг него был увешан разными табличками и объявлениями.
- Ну, вперед? – Дрозд спешился и посмотрел на сестру.
- Подожди… - Лада повернулась к Феоне. – Посмотри за лошадьми. Нам с братом надо кое-что обсудить… по службе.
Она оттащила его к какой-то стене, покрытой пыльным плющом, и сказала:
- Присмотрись к Феоне…
- Очень милая девушка.
- У тебя друг погиб! Очень милая девушка – с чёрта ли она милая??? Присмотрись к ее поведению. А пялиться на нее не надо.
- И?..
- Да что-то оно чересчур странное. Очень много вопросов возникает.
Дрозд ничего не сказал. Видимо, требовались пояснения.
- Мы же сами говорили селянам, что источник опасности может быть прямо среди них, - продолжала Лада, - и сами же всем им доверились. Взяли с собой всех подряд. А этими гадами явно кто-то руководит…
- Э, нет, нет, Лада. Не начинай!
- Да??? А за каким она поперлась в лес? Она – врач. И живет неизвестно где. Далась им эта Мрежка. Они с Марушем там застряли – и что? Развернулись бы да уехали.
- Им во Фрил надо было, - напомнил Дрозд.
- Жизнь подороже Фрила будет, нет?
- Маруш как бы болен – туда-сюда метаться…
- Да, но в итоге она его бросила! Это она предложила не возвращаться. И мы, как овечки, за ней побежали. Между прочим, хоть дорога и плохая, но на коне все же быстрее было бы. И удобней. Надо было только вернуться. Нет, потащились пешком. А в Мрежке про нас ничего не знают. Вот что там сейчас происходит??? Почему так обязательно было туда не возвращаться?
Дрозд задумался. А правда, почему? Тогда казалось, все логично, теперь - нет. Но это все же никак не было связано с побуждениями Феоны.
- Зато до Фрила добрались, - сказал он. – Это и была цель. Может, мы и справились бы сами, но она нам помогала в темноте.
- Она нами УПРАВЛЯЛА в темноте. И все делали так, как ей нужно. А что там происходило на самом деле – только она и знает. Пора, мне кажется, задать ей пару вопросов.
Разумные доводы у Дрозда закончились, но он еще не определился, относиться ли серьезно к словам Лады. С одной стороны, многое непонятно, с другой…
- С другой стороны, похоже, она с нами заодно, - сказал он.
- Вот это и смущает. Я же не обвиняю, я хочу правды.
- Ну так не будь дурой, и пойдем в Войско. Пусть помогут нам разобраться.
Лада обернулась на деревянные ворота.
- А знаешь, что сейчас будет? Она исчезнет. Мы договоримся увидеться и больше ее не увидим.
Дрозд еще раз подумал.
- Исчезнет, говоришь? Да ну, вряд ли. Она ж свидетель. Найдут, если надо. А ты что предлагаешь?
- Не знаю.
- Вот и я не знаю. Держись, боец, не теряй головы. Мы с тобой со всем справимся, - сказал Дрозд одновременно себе и Ладе и пошел обратно.
Феона ожидала их со скучающим видом, молча передала коней. Догадывалась ли она, о ком разговаривали брат с сестрой, было непонятно.
- Ты с нами, в Службу общественного порядка? – спросила ее Лада.
- Нет, надо будет – вызовут. Мы все трое знаем одно и то же. Какой смысл идти всем?
- А где ты будешь жить? – не отставала Лада, хоть и старалась не выглядеть настойчивой. – Как нам встретиться?
- Есть гостиница «Божья коровка». Я буду там.
- А… снимешь и нам там комнаты?
- Зачем? Вас, наверное, поселят в Войске.
- Мы хотим первое время так, отдельно, - подыграл сестре Дрозд. – Но не знаем, где.
- Хорошо. Деньги, - Феона протянула руку.
- У меня нет, - сказала Лада.
Феона вздохнула. Впрочем, ей была понятна потерянность Лады – не каждый день нежить посреди леса убивает твоих соратников.
- У тебя есть. Твоя очередь, Дрозд уже платил. Вон, пряжка на куртке тебе не нужна, все равно не застегиваешься.
- Ее хватит на две комнаты?
- На две? Вас еще экономить учить… Когда вам еще ваши деньги вернут... и вернут ли? Мы с тобой можем снять одну, Дрозд отдельно. Одну на троих не стоит – слухи моментально поползут, это Фрил. По стоимости не переживайте. В «Божьей коровке» вам могут предоставить письменный отчет, сколько на что пошло. Если вы будете с этим не согласны, вернете вещь и перезаплатите деньгами по их обычным расценкам. У них с этим строго, потому что конкуренция. Кленовая улица, «Божья коровка». Спросите, где это.
С этими словами Феона свернула за ближайший угол.
Лада посмотрела ей вслед, подумав, что в худшем случае она потеряет и вещь, и свидетеля, но рискнуть все же стоит.
Теперь они направились во Фрильское войско. Над воротами висел вырезанный из дерева и раскрашенный герб, под забором валялись две огромные черные овчарки. Придержавший собак охранник в идеально подогнанном доспехе и накинутом сверху сером плаще выжидающе воззрился на них.
Дрозд и Лада в двух словах сообщили, откуда они, почему при них нет сопроводительных писем, а только личные значки, и почему их двое, а не трое. Внимательный охранник сосредоточенно их выслушал, понимающе покивал головой, достал откуда-то перо и бумагу и сказал:
- Я сначала запишу, кто вы, и доложу. А вы в это время пойдите в Службу общественного порядка, к их начальнику. Там надо будет все рассказать и подать заявление, чтобы они знали, что делать. Ник! - крикнул он расторопному тощему мальчишке. - Когда я закончу, проводи воинов.
Охранник принялся старательно переписывать данные с их значков, иногда поглядывая на красивую Ладу. А Лада в это время рассматривала двор Фрильского войска, вернее, тех, кто по нему ходил. И не заметила ни одной девушки. Вот же говорят, что Разна отстает в своем укладе от остальных провинций, а поди ж ты – в вопросе женской самостоятельности она еще и Фрил опередила. В Разне молодые девушки в войске были пусть редким, но нормальным явлением. Другое дело, что они все быстро выходили замуж, за военных же, и переключались на хозяйство. Но это их выбор. У Лады были совсем иные планы и совсем другие способности. Правда, Лада не знала, что такое «вопросы женской самостоятельности», зато любила их решать.
Она отвлеклась от своих мыслей, потому что пора было идти в Службу общественного порядка. Там их провели в комнату главы этого заведения – просторную, простую, с лавками, большим столом и зарешеченными окнами. На стенах висели грамоты и подарки, полученные Службой за свои успехи, а над столом находился ряд портретов правителей Объединенного государства Алекси;на, начиная с самой Алексы, предприимчивой красавицы в горностаевых мехах, правившей лет сто назад, и заканчивая нынешним молодым королем Грегором, похожим на хищную птицу в доспехах.
- Что-то серьезное? – когда они вошли, начальник обернулся, оторвавшись от созерцания окна, в которое билась залетевшая с улицы оса.
- Да, убийство, - ответил Дрозд вместо их сопровождающего.
Начальник, высокий воин с чернейшей бородой, машинально одернул служебную полосатую тунику:
- А вы кто? Свидетели?
- И свидетели, и потерпевшие, и участники, - к Дрозду потихоньку возвращалась прежняя уверенность и словоохотливость.
- И что случилось?..
- Сначала – где: в лесах между Фрилом и селением Мрежка.
- И кто кого?
- Да, признаться, нападающих была толпа, и ничего было особенно не разглядеть…
- Банда завелась? Там такого еще не было.
- Нет, точно не банда. Да и на людей они не особо были похожи.
- Животные?.. – недоверчиво покосился начальник.
- Нет… все же люди, но не нормальные живые люди.
- В каком смысле?
Ладе надоели попытки брата подготовить начальника к правде, и она ляпнула:
- Нежить!
Слово вызвало мгновенный эффект.
И это был не тот эффект, которого они ожидали. Начальник негромко выругался, встал опираясь на стол и сосредоточился на своих мыслях.
- Так… - сказал он сам себе. – Так. У меня есть памятка. Только найти. Сейчас найду. Надо же, и у нас случилось…
И он погрузился в ящики своего стола. Гости из Разны никогда не видели стола с ящиками. Это было новое изобретение – специально для разного рода государственных служб. Лада и Дрозд, сидящие напротив на лавке, молча наблюдали за ним. Что именно он пытался отыскать, было непонятно, но ясно было одно – их слова приняли всерьез. Первый шаг сделан.
- Надеюсь, мы с вами с этим разберемся, - произнес Дрозд. – Там пять человек погибло и наш друг, воин Мечебор. Мрежка все еще под угрозой. А! – и до этого еще четыре трупа.
Начальник вынырнул из-под стола с бумагой в руке. Он был счастлив, что она все-таки нашлась.
- Разберемся! У меня тут правила, как с этим разбираться. Надо только все правильно делать.
Он принялся за чтение добытого в недрах стола документа с таким видом, как будто сейчас делал это впервые.
- Тааак, - глаза начальника скользнули поверх бумаги. – Нужно будет изложить, как все произошло, очень подробно. Садитесь и пишите, вместе, что вспомните. Место, время, имена всех, кто был, все-все. Потом мы это отправляем кому надо. Как хорошо, что мы недалеко от Офирца! – он, видимо, рассчитал в уме время. – Послезавтра придет ответ.
- Послезавтра? – озадаченно переспросил Дрозд. – А что так долго? Люди ждут помощи.
Начальник развел руками.
- Ребят, если это правда то самое, то это дело религиозного содержания. А этим уж не мы будем заниматься. Нам такое не под силу и не по уму. Потусторонние явления – это дело только для Церкви. А выяснится это только послезавтра. Какие люди ждут помощи?
- В Мрежке.
- Так они в Мрежке или в лесах?
- Эти и туда наведываются, прямо под самые стены.
- Это вы так о крестьянах печетесь?
- Ну да… - Дрозд пожал плечами. – О народе.
Начальник вздохнул.
- Могу послать отряд им в поддержку. Расследовать не могу.
- И мы с вами! – сказал Дрозд.
- Молодцы! – начальник еще раз неуверенно пробежался глазами по бумаге. – Нет, пока не надо… Не положено. Послезавтра придете и узнаете, что будем делать дальше. Имеете право знать.
- Но… - запротестовал Дрозд.
- Не «но», а садитесь и пишите. Кто из вас лучше это делает?
- Вот, он, - сказал Лада. – Я этого терпеть не могу, уж простите.
И Дрозд приступил к самой сложной в своей жизни задаче, не считая позавчерашней ночи, - изложить события так, чтобы было понятно. Вероятно, он бы с этим так и не справился, если бы Лада ему не помогала. Начальник Службы общественного порядка вмешиваться не мог, но даже просто услышанных обсуждений ему хватило, чтобы, мягко говоря, удивиться.
- Это как ж так?.. – только и сказал он, прочитав написанное, когда через час мучений свидетели сдали ему свое совместное творчество.
- А вот так, - серьезно и многозначительно ответил Дрозд.
Далее бумага была аккуратно свернута, хитро запечатана и передана посыльному, а свидетели – вежливо выдворены на улицу.
- Такое впечатление, что от нас отделались, - сказала Лада ледяным тоном, когда они оказались посреди большого, унылого, уставленного по краям служебными повозками двора. – Почему нельзя просто пойти и навалять этим уродам??? Мы на что?! Мы там уже все знаем!
- Ты еще не поняла? Здесь что-то похитрее, чем мы думаем, - возразил Дрозд. – Мне тоже не по душе ждать два дня. Но уж когда дождемся, я выспрошу все. И ты, конечно, права, сестра, мы там уже все знаем, они – нет. Без нас, как ни крути, не обойдется.
Они вышли обратно за ворота на Чудотворную площадь. За ней возвышались, выглядывали друг из-за друга, убегали вдаль разноцветные крыши города. А над ними сгущались сероватые облака.
- Теперь, наверное, в «Божью коровку»? - предложила Лада, глядя на клубящееся небо. – В Войско, нам сказали, сегодня не обязательно возвращаться. Все равно заняться нечем.
Похоже, у них образовалось неожиданное свободное время. В другой раз это была бы большая удача, но сейчас только расстраивало. Хотелось действия. Действия не было.
Отыскать «Божью коровку» оказалось просто, достаточно было несколько раз спросить прохожих. Кленовая улица действительно когда-то была кленовой, судя по остаткам нескольких старых облезлых деревьев между домами. В конце улицы виднелось цветастое нагромождение маленьких торговых лавочек. А «Божья коровка» была довольно большим зданием с красным, в крупных черных кругах навесом, натянутым на первом этаже фасада. То есть, промахнуться было невозможно.
Нижний этаж был занят таверной, но в комнаты, расположенные наверху, с улицы вела отдельная дверь. Едва открыв ее, Дрозд и Лада оказались в царстве полированного дерева – здесь им было отделано почти все. При взгляде на маленькую, ничем не примечательную хозяйку в памяти всплывало слово «аккуратность». На ней были, наверное, самая белая косынка и самый чистый фартук во всем Фриле.
- Нам должны были сегодня снять комнаты. Феона, - сказал ей Дрозд. Собственно, прибавить ему было нечего.
Угольно-черная кошка, приветственно задрав хвост, вылезла из-под лестницы, как отделившийся кусок тени, и начала тереться по очереди о все ноги. Хозяйка присела за стол и открыла книгу – большую, обернутую изумрудным бархатом, очень представительную. Нет, она прекрасно помнила, кто сегодня заказывал комнаты, но книга добавляла этому процессу живописности и солидности.
- Да, Феона Полита, - сказала хозяйка. – Две комнаты, шесть и семь. А у вас и фамилии не указаны.  Но это, – она закрыла книгу, – не страшно. Возьмете ключи?
- Все-таки, сняла… - произнесла Лада.
Полированная лестница увлекла их наверх, в темный коридор с одинаковыми дверями, к номерам шесть и семь. В коридоре было тихо, и такая же тишина ждала их за дверями в комнатах. Ни в одной из них Феоны не было.


7. Дела
Где-то на окраинах Фрила лил дождь. Это можно было понять по свисающим вниз растрепанным лоскутам серых облаков над крышами. Но на другом конце города, в скромном квартале для простолюдинов дождь еще не начинался, хотя и без него грязи было достаточно.
Феоне понадобился час, чтобы решить вопрос с гостиницей, привести себя в порядок и добраться сюда.
Этот дом не отличался от остальных – старый, отделанный деревом, двухэтажный, как большинство построек во Фриле. Мрачная лестница заставлена общим мусором. Впрочем, для местных жильцов, возможно, это был не мусор, а имущество. Дверь, в которую постучала Феона, была некрашеной, только вверху посередине кто-то нарисовал мелом солнце, каким его обычно изображают дети. Рисунку было четыре года, но он все еще существовал в этом мире. Дверь открыла женщина чуть старше Феоны, совершенно безликая, уставшая, погасшая, и при взгляде на гостью ее глаза тут же начали наполняться слезами.
- Все в порядке??? Ну будет, Лина. Я же говорила, что приеду через год, - сказала ей Феона, проходя в убогую, почти лишенную мебели комнату.
Она знала, что опоздала на месяц, что это очень важно, чувствовала себя виноватой и хотела избежать каких бы то ни было эмоций. Похоже, Лина постоянно думала о том, что Феона однажды решит не возвращаться.
- Просто я боялась, что тебя не пустили в город… - Лина попыталась объяснить свое волнение.
- С чего это?..
- Недавно были празднества, съезжалось духовенство, и всем иноверцам был закрыт въезд на это время…
Феона пренебрежительно пожала плечами. Эта информация сильно настораживала бы, если бы не звучала так абсурдно.
- Как Хлоя? – спросила она, подходя к дверям соседней комнаты.
- Хорошо… - ответила Лина, но очень неуверенно. В этом она никогда не могла быть уверенной.
Местом обитания Хлои в основном была кровать возле окна. Играть в доме на полу или выходить на улицу ей удавалось редко, большую часть времени она болела.
- Привет, Хлоя, - сказала Феона шестилетней девочке, прозрачной, хрупкой и глазастой, как маленькая стрекоза. Девочка вырезала из обрывков тканей одной ей понятные фигуры и наклеивала их на свой подоконник.
- Привет… - Хлоя, скорее, повторила, чем ответила, смущенно глядя на вошедшую девушку. Она видела своего врача раз в год, и Феона каждый раз была для нее чужим человеком.
- Что ты делаешь, Хлоя?
- Я готовлю свою комнату к празднику.
К сожалению, Феона даже не знала, что за праздник. Для нее не существовало такого понятия.
- Первый день осени. Завтра. Это фрукты, - сказала Хлоя, пока Феона думала, задавать или не задавать вопрос.
У некоторых знакомых ей врачей складывались трогательные отношения с маленькими пациентами: их ждали, лезли к ним обниматься, доверительно рассказывали всякие новости, хвалились игрушками… Феона так не умела. Она просто вела эту девочку, стараясь победить в сложной игре с ее собственным организмом, с каждым годом все дальше от смерти, и объясняла это своим профессиональным интересом. Если она доведет ее до совершеннолетия, это будет безусловный успех и всеобщее признание, если нет – останется рядовым случаем. Никто вокруг все равно не заметит навсегда угасшей жизни, пустого окна, стертого с двери солнца… И Феоне больше уже никогда не будет нужен Фрил.
- Мне надо сделать осмотр, - сказала она.
Она положила на стол небольшой сверток с годовым запасом лекарств: это то, что точно понадобится, без этого можно было даже не являться. Поэтому у Феоны он всегда был с собой. Но она все равно едва успела доставить его вовремя, до наступления видимых ухудшений. Все остальное нужно было додумывать по ходу наблюдений…
- Ты вела записи, Лина? Дай мне их.
…изучая дневник, к ведению которого Феона с большим трудом приучила почти неграмотную Лину…
- Хлоя, ты научишься писать и будешь делать настоящие медицинские записи, как врач!
…и пытаясь предугадать, что будет дальше. На эту работу уйдет пара дней.
Для Хлои осмотр был бы очень скучным занятием, не будь он хоть каким-то разнообразием в ее повседневной жизни. К тому же, Феона старалась рассказывать вслух почти обо всем, что делает, по большей части не ради развлечения, а для того, чтобы дать матери и дочери более-менее понятную картину их реальности. Им с этим еще год самостоятельно жить.
Как у многих успешных врачей, у Феоны были постоянные пациенты в разных городах. Почему она взяла еще и этих, ей самой было не совсем понятно. Может быть, потому что четыре с половиной года назад, почти сразу после того, как к ней вернулось зрение, казалось невозможным пройти мимо? А потом, через полгода Хлоя впервые вышла на улицу и, сидя на маминых руках, нарисовала на двери солнце, как умела. Оно было похоже на раздавленного паука с пятью ногами, но и это превзошло ожидания. Как можно не вернуться?..
- Как ты доехала? – спросила Лина.
- Нормально, - коротко ответила Феона на неизбежный вопрос. – Только… очень долго.
Она чуть не умерла, бросила Маруша (для него это не смертельно, но все-таки получилось некрасиво), собственноручно прикончила несколько существ, как она выяснила, живых, сманила остатки отряда пешком ночью во Фрил, но не остановилась. Феона умела достигать целей.
Разбирать записи Лины было одно удовольствие: она не была умным человеком и поэтому все, что ей говорили, выполняла с абсолютной точностью, не пытаясь осмыслить или улучшить. По какой-то причине она одна воспитывала Хлою, и это, учитывая лечение и уход, обходилось очень дорого даже по меркам самой Феоны. И в будущем расходы только возрастут. Но Лина продолжала героически и почти вовремя все оплачивать. У нее было огромное преимущество – собственные комнаты, но их убранство с каждым годом постепенно и неотвратимо становилось все проще и аскетичнее. Что будет дальше, никто не мог бы сказать. Лина не умела планировать будущее или у нее в борьбе за каждый завтрашний день не оставалось на это сил.

Феона уже набросала схему дальнейшего лечения, и на сегодня можно было заканчивать. Тем более, что за окном существенно помрачнело: надвигались одновременно дождь и сумерки. Окно выходило в микроскопический, страшно заросший бурьяном сад с несколькими древними, зловеще искривленными яблонями и едва различимыми в высокой траве кустами смородины.
- Вы туда почаще выходите, - посоветовала Феона, выглянув в окно перед уходом. – Желательно каждый день. Нельзя в доме сидеть все время. Это уже невозможно. Пора отвоевывать мир.
- И… зимой? – Лина тревожно следила за тем, как Феона собирается.
- Да. И зимой. Поэтому стоит позаботиться об очень хорошей зимней одежде.
Феона снова отвернулась в окно. Она сказала вещь, которая сейчас добавила Лине разочарований. И если бы не понимала ее положения, наговорила бы еще много такого, на что у Лины никогда не найдется средств. Наверное, перед отъездом из Фрила придется забыть свое вознаграждение у них на столе, заплатят в следующий раз. Если следующий раз будет.
- Ты останешься сегодня у нас? – нерешительно уточнила Лина. На протяжение лет, из разговора в разговор, ее интонация не менялась. Она так и не научилась свободно общаться, наоборот, только больше замкнулась в себе, так что даже этот вопрос требовал от нее усилий. Как с таким характером бороться за жизнь, вернее, сразу за две?..
- Нет, - ответила Феона. – Я в гостинице, с друзьями.
Слово «друзья» показалось неуместным. Оно же предполагает взаимную привязанность и выражает нечто большее, чем просто стечение обстоятельств, соединившее случайных попутчиков. Зато это слово не требовало лишних объяснений.
- А может быть… ты вернешься туда завтра? Я могла бы рассказать много фрильских новостей… Там дождь!
Боже, какое страшное одиночество стояло за каждым из этих слов! Со стороны, в этих скудных фразах, оно было почти не заметно, но изнутри, наверное, заполняло собой все. Феона остановилась и развернулась в дверях.
- А Хлоя, - спросила она, - ничего не хочет мне рассказать?
- Хочет. Но она стесняется.
За последние дни Феона невероятно устала, настолько, что ее даже почти не ужасали пережитые события. Больше всего сейчас хотелось где-нибудь запереться и отключиться. Но, видимо, нужно было еще немного подождать, остаться и дать этим людям почувствовать себя хоть кому-то нужными.
- Это так интересно, - сказала она. – Я останусь.

Дождь кончился утром. Феона уже не видела смысл куда-то спешить, поэтому вернулась в гостиницу, когда посчитала нужным. В комнате ее ждала Лада. Симпатичная деревянная комнатка: две кровати, плетеные стулья, лоскутные покрывала и посреди всего этого уюта – очень неуютный взгляд, как у зеленоглазой рыси в засаде.
- Кого я вижу! – язвительно произнесла Лада. – Я уже не надеялась.
- На что? Что я не сбегу? – спросила Феона без приветствия. Уловив настрой Лады, она решила, что даже здороваться теперь неуместно.
- Представь себе – да. Ты такая загадочная. Кто знает, сколько у тебя причин сбежать.
- Так, - Феона уселась за стол. - Тогда давай: в чем, сколько можно и, главное, за каким чертом меня подозревать? Ты очень хороший человек, Лада, и не хотелось бы, чтобы ты занималась этой ерундой. Так что выкладывай, что тебя не устраивает.
- Хорошо… - Лада тоже перебралась за стол, не переставая держать Феону под прицелом взгляда. – Ты тоже кажешься хорошим человеком. И не хотелось бы разочаровываться. Но мы все уже поняли, что попали в запутанную историю, что эти гады, которые попались нам, действуют слажено. И они не сами такие умные, а кто-то их направляет.
- Это не я, если ты об этом.
- А кто, по твоему мнению? Украл факелы, убил Марцина, сделал неизвестно что с Яковом? Все остальные – мертвы. Или кто-то только притворился?..
- Я бы не поставила ни на одного из присутствующих с нами. Но никакой версии у меня нет. Признаться честно, я над этим не думала. А с Яковом – ты знаешь, что мы нашли его вместе, значит, ни одна из нас не причастна.
- Нам придется поставить на кого-то из нас. Глупо думать, что нежить сама все спланировала. Или кто ей помогал, по-твоему, бестелесные духи??? Я точно знаю, что это не я и не мои спутники, а вот ты, извини, но выглядишь подозрительно. Вы сидели с Марушем в Мрежке до нашего прихода, а потом ты резко запросилась в лес. Очень резко для обычного врача. И слишком уж много умений для обычного врача.
- Интересно, тебя всегда бесит, когда кто-то рядом лучше тебя? – спросила Феона. Она понимала, что ведет диалог в опасной форме, но не сдержалась. Хотя следовало бы поостеречься, обвинения Лады могли оказаться серьезными.
- Меня больше бесит в людях ошибаться, - ответила Лада. – Некоторые твои действия требуют объяснений.
- Я не тайный агент, не ведьма и не потустороннее существо. Скажи, а за своим братом ты так же следишь? Требуешь объяснений?
- А за ним зачем? С ним как раз все понятно, и объяснять нам друг другу нечего.
- Да ну?.. А укус у него на руке? Ты уверена, что он не стал другим? Что он все еще за нас?
Голос Феоны прозвучал с вкрадчивым спокойствием. Она и не подозревала, что способна на такие удары ниже пояса. Ей осталось только наблюдать за плодами своих внезапных провокаций.
- Ты же сказала, что все в порядке… - произнесла Лада. Она тоже оказалась молодцом: что бы она в этот момент ни почувствовала, в ее голосе было гораздо меньше эмоций, чем во взгляде.
- Ты не доверяешь моим действиям, но готова поверить моему диагнозу? Потому что он тебя устраивает? – Феона встала, направилась к окну и добавила по пути: - Разберись с собой.
- Ты…
- Хотя, я тебе и так скажу: человек всегда окажется виноватым в том, что он сделал все, что мог, но что-то пошло не так. Я видела это уже.
- Так что с ним??? – обернулась к ней Лада.
- Ничего. Я осматривала его несколько раз. Ничего. Рана заживает в обычном порядке. Кстати, где он?
- В Войске.
- А ты осталась здесь меня поджидать. Ну-ну.
- Ты… какая-то благодетельная сволочь. Если ты делаешь благо, то выставляешь это… как будто не хочешь иметь с этим дело, а остальным ты помогаешь, чтобы они тебе дальше не мешали.
- Какая есть. Не нравится, мы уже говорили, разделяемся и выживаем по отдельности. Кстати, и время пришло, можно было бы распрощаться и не мешать друг другу. Но ты напросилась со мной жить. Вот теперь живи.
- Извини, но я хочу жить в согласии. А какое может быть согласие, когда на моих глазах убили кучу людей и еще почти столько же до этого, и, возможно, сейчас тоже, пока мы здесь. А ты посреди всего этого, во-первых, ОЧЕНЬ спешишь, во-вторых, берешься руководить, в-третьих, ведешь нас с очень большим риском, но не обратно в Мрежку, а во Фрил, и наконец, в-четвертых, пропадаешь. И при этом больше всех «знаешь», что происходило там в темноте. Мечебор погиб в шаге от меня, но я даже не видела, как. Даже это ты знаешь лучше!
- Пока он тебя спасал, ему вырвали горло. Теперь тоже знаешь, - бессердечно заявила Феона и, почувствовав, что сейчас утонет в пронзительных глазах Лады, поняла, что перегнула палку.
- Прости, - сказала она. – Видимо, какие-то из своих действий все же придется объяснить. Я действительно очень рисковала нашей жизнью, чтобы не рисковать временем. Мрежка была ближе, но именно из нее мы никак не могли уехать. Никто не мог больше ждать. Да, дороги оказались не так страшны. Но учитывая то, что мы не знаем, что сейчас там, в Мрежке, мы могли бы оттуда вообще не вернуться. Помочь им сами мы точно не могли.
- Да мне плевать, что мы могли бы оттуда не вернуться! Главное – не сбежать, как мы! Не сбежать от тех, кому мы собирались помочь! – на волне возбуждения Лада и правда была согласна сейчас за кого-нибудь героически умереть. – А мы не помогли!
Феона возмутилась.
- Я вас для чего в Службу общественного порядка отвела? Действуйте! Действуйте с ними. Пусть они занимаются этим делом и, если хотят, все сами у меня спрашивают.
- Забудь, - отрезала Лада. – Мы сами должны все знать об этом деле. Что за планы у тебя во Фриле? И почему о них нельзя рассказать?
- Потому что это мое личное дело. У меня нет желания делиться с тобой своими планами.
- Или, может быть, об этом мне тоже нужно упомянуть в Службе общественного прядка?
Феона махнула рукой: бесполезно, обстановка только накаляется. Можно было бы с чистой совестью сказать «да пожалуйста», а можно поступить еще проще.
- Южная улица, четвертый дом, дверь девять, с солнцем. Пойди и спроси, что я делаю во Фриле, если тебе так нужно, - сказала она.
Лада выжидающе остановила на ней взгляд.
- Нет, не объясню, - ответила Феона на незаданный вопрос. - Тебе надо, ты и иди. Можешь закрыть меня здесь на ключ. Я хоть отдохну от вас всех.
Лада на секунду задумалась.
- Ладно. Сыграю по твоим правилам. Посмотрим, что будет.
Она накинула куртку и вышла. Запирать дверь было ниже ее достоинства.
Спровадив Ладу, Феона устроилась на кровати, и ее накрыла волна мыслей и воспоминаний. До этого у нее как-то не было времени сосредоточиться на своих чувствах. Но сейчас она уже исполнила свой долг, выспалась, и в ее голову хлынули всплывшие откуда-то фрагменты прошлых дней. Первое, что накатило, - ощущение убийства. Может быть, для воинов это нормально, для Феоны – нет. И речь идет не о страхе перед невидимым противником – это оказалось не такой большой проблемой, не о столкновении с потусторонним – это весьма относительное понятие, и уж точно не об ужасе перед кровью, искромсанными телами и необходимостью вгонять в кого-то оружие – Феона обладала профессиональным хладнокровием. Просто было ощущение того, что прерываешь жизнь за жизнью, а такого Феона еще никогда не делала. И не собиралась. Но пришлось, и это оказалось слишком ощутимо физически. Особенно в конце, в последний раз, уже после боя. Есть в этом что-то, что тебя меняет, и что уже никогда не исправишь.
Лучше уж, действительно, иметь дело с чем-то потусторонним, мертвым, загробным, чем знать, что ЭТО еще и живое. В бою это не мешало, потом отошло на задний план, а теперь вернулось с новой силой. Это было невыносимо реалистично. Стоило закрыть глаза, как темнота вокруг наполнялась шуршанием леса, запахом разложения и ощущением невидимого приближения врагов – бесформенное ощущение, не подкрепленное глазами, но от этого не становящееся менее материальным.
Вторым чувством, присоединившимся к первому, было осознание того, что она в числе выживших. Ей удалось это сделать. С чем на самом деле они столкнулись в лесу, ей было не интересно, но в любом случае это не смогло ее уничтожить!
И наконец, последнее, что лезло в мысли, - это те, кто не вернулся. Феона уже теряла людей, ей приходилось присутствовать при умирающих, но причины тому всегда были естественными. Болезни и смерть – неизбежное сопровождение всего человечества, их нельзя победить, можно только отвоевать у них кого-то, и то на время. А здесь ничего естественного не было: рядом с тобой кто-то мгновенно и бесповоротно выбывает из числа живых, и о нем следует тут же забыть, бросить под ногами, потому что ты следующий, - это было неизбежное обесценивание жизни. А когда из тьмы воспоминаний появлялся Янски, начиналось самое интересное: особенно ясно и резко, вспышкой факела, высвечивалась граница между выжившими и… той стороной. Если тебя туда утянет, люди не пустят тебя обратно, даже если ты еще не умер. Феона уже давно умела легко преодолевать эту границу страха: с заразными болезнями бывает то же самое, и не бояться их – всего лишь дело привычки. Не умела бы – не пришлось бы терять и восстанавливать зрение. Сама такую работу выбрала. Но отношение людей понятно и, главное, оно совершенно правильное. Изоляция и уничтожение - единственное, что всегда безотказно сработает. Просто очень не хочется оказаться на той стороне.
Через некоторое время вернулась Лада, молча вошла в комнату.
- Сходила? – спросила ее Феона.
- Да, - ответила Лада и больше ничего не прибавила.
Это было прекрасно, потому что ни дальнейших споров, ни извинений Феона слышать не желала.
- Отстанешь от меня теперь?
- Нет, - сказала Лада и, отвечая на направленный на нее вопросительный взгляд, добавила: - Нам придется самим разбираться, что произошло. Ты там была и можешь помочь в этом.
- Самим – в смысле???
- Ну, не то чтобы самим… Просто в Службе общественного порядка у нас взяли все эти… показания и вежливенько попросили нас не встревать. Потому что это вроде дело религиозного характера… Что странно.
- Как раз нет, все логично, - подумав, сказала Феона. – В вашей Истинной Вере на одной стороне стоит бог, а на другой – Потусторонние Силы Зла. А это же как раз они? Именно Церковь хранит от них человечество. Это ее прямая обязанность. Выходит, в этой системе есть какая-то правда.
- Знаю… Вроде, так. Но все равно странно. Никто ничего не объясняет. Завтра ждем какого-то ответа из Офирца. Ты не знаешь, что там?
- Не знаю… Один из центров управления церковью! Так что, пока все сходится. Ты им, что, тоже не доверяешь?
- Нет, не то, - Лада посмотрела на Феону погасшим взглядом. – Просто мы же в этом во всем сами участвовали. Были там, видели. Многое сделали. Теряли бойцов. А теперь получается, что это вроде как не наше дело. Спасибо, до свидания, вы нам очень помогли, проваливайте своей дорогой. Не мешайтесь под ногами.
- А ты что хочешь, на коне в атаку?
- Не знаю… Хочу знать правду. Хочу мести и справедливости. Хочу, чтобы так больше никогда не было. Не хочу быть в стороне.
«Какой разумности от нее можно сейчас требовать? – подумала Феона, глядя на растерянную, разочарованную Ладу. – Это можно понять, ей сейчас гораздо хуже, чем мне. Я добилась всего, за что боролась, несмотря ни на что, а она – только потеряла, очень много недавно потеряла. Смиряться она явно не умеет, а в последнее время у нее было много того, с чем она и не смирится. Тут не просто растеряешься…».
- У меня есть дела на ближайшие дни, а потом хотелось бы еще какое-то время просто ничего не делать. Так что, я пока во Фриле, - сказала она. - Обращайтесь, подумаем вместе. Я по-прежнему считаю, что никто из нас не виноват.
- Надеюсь, - произнесла Лада так, что стало понятно, что расслабляться она пока не собирается. – Но если так, значит, в лесу был кто-то кроме нас! Кто-то из селения? Или что-то?
- Я прожила с ними несколько дней. Ничего подозрительного в этих людях нет. Думаю, вам лучше дождаться завтрашнего дня, прежде чем делать выводы, - посоветовала Феона. – И еще: вам надо развеяться. Когда я вас первый раз увидела, вы были безбашенными героями, не знающими в себе сомнения. А сейчас вас как будто из гнезда выкинули. Просто отвлекитесь, отдохните один вечер. Вернитесь в себя.
- Да?.. – с сомнением отозвалась Лада.
- Да. Советую спуститься в таверну. Выберете это место. Это лучший выбор, без лишней суеты, драк и прочего. А Дрозду – найти и пригласить новых друзей.
- Ну, этот подцепит. Нет сомнений.

Дрозд действительно нашел и пригласил. К семи часам вечера в таверну, расположенную на первом этаже «Божьей коровки», влилась довольно пестрая компания из восьми человек, все из войска. Самым красочным из них был уарец Сидр с русыми, почти желтыми волосами и необъятными размерами. Остальные были тоже ничего: одноглазый пройдоха Рольф, явно переживший не одну серьезную битву, черный, как обугленный пень, Эухений, имеющий слабость к эпилептически-ярким полоскам в одежде, и симпатичный прилизанный зануда Грегор, которого друзья, когда рядом не было начальства, звали «ваше величество», потому что у него было то же имя, что у нынешнего короля. Имена оставшихся двух Дрозд еще не успел запомнить, но один из них смахивал на обычного добротного крестьянина, а другой – на бродячего поэта.
Лада и Дрозд, войдя с этой толпой, оглядели помещение. Надо сказать, что у обоих со словом «таверна» имелись совсем другие ассоциации. Все таверны, которые попадались им до этого, во-первых, были не слишком большими, во-вторых, имели какие-то названия, в основном остроумные и завлекательные, в-третьих, обустраивались просто и практично. Народ туда заглядывал всякий, и происшествия, особенно по вечерам, случались тоже разнообразные.
Это заведение было другим. У него не было имени. «Божья коровка» по названию гостиницы как-то не прижилось, и все именовали его просто «таверна». Оно представляло собой большой обшитый деревом зал с отличным современным освещением: прозрачные лампы почти без запаха, ни одного темного угла. Равномерно расставленные столы были квадратными, салфетки – белыми, стены – сплошь в полках, уставленных интересной глинной утварью и фигурками вперемешку с вездесущими резными оберегами-церквями. Пол был идеально чист, потолок, понятное дело, со временем закоптился, но кто будет обращать на это внимание?..
- Здесь странно, - с сомнением сказал Дрозд.
- Нормально тут, - возразил Сидр, протискиваясь вперед. – Я, если что, тут подрабатываю вышибалой. Иногда. Драться здесь нельзя, это да. А вот вызывать на бой – можно. Сзади, за двором есть такое место, туда все и идут. Я потом покажу.
- Я тут как-то подрался, - осматриваясь, заявил Рольф. – И Сидр выбросил меня на улицу. Вернее, в лужу, - уточнил он под громогласный хохот самого Сидра.
- Мы пока не собираемся драться, - уверил Дрозд и обернулся к Ладе: - А Феона придет?
- Обещала появиться ненадолго.
Мелькая белым пятном между столами, к ним приблизилась одна из девушек, обслуживающих гостей.
- Вы можете соединить столы. Выбирайте, какие, - она поглядывала на Сидра, потому что знала его, но сегодня разговаривала с ним, как с одним из посетителей.
- Щас. Вон те, - он сдвинул два стола в центре зала и, подумав, присоединил к ним еще третий для своей персоны.
Теперь Дрозд оказался в своей привычной среде: новые знакомые бесперебойно травили свои местные войсковые байки и не скупились на шутки. Лада тоже чувствовала себя прекрасно, свободно настолько, насколько бывает свободным человек в своем обычном окружении. Благо все быстро поняли, как себя с ней вести. Ей часто приходилось доказывать свое место в этом мире, но здесь она вписалась в компанию без лишних вопросов. Хорошо иметь брата, с которым вы одно целое.
За столом сразу стало шумно и весело, и вокруг, перекрывая друг друга, наперебой полетели разные фразы.
- И что красивше, Фрил или Разна? Ну, понятно, каждый свое хвалит. Глядишь, и мы у вас побываем.
- Величество, передай сюда бутылку. Спасибо, ваше величество.
- А у нас часть ребят свалила по контракту в Офирц.
- Что, выгодный контракт?
- Не знаю. Хотел узнать, но они уже свалили.
- Бесполезно заказывать еще сосиски. Все равно Сидр все сожрет.
- А я слышал, нас хотят скоро на какую-то речь согнать, в собор. Уж точно не про повышение жалованья.
- Конечно, сожру. Вил, ты сам себя-то видел??? После тебя вообще можно за стол не садиться. Не в коня корм.
Но в конце концов дело дошло и до неизбежного вопроса:
- А с вами-то что вообще случилось?
Этот вопрос задал Грегор Ладе. Он почти не сводил с нее взгляда (впрочем, как все и везде), но никакой наглости себе не позволял. За Ладу ответил Дрозд:
-  О, мы там такое, в Мрежке, видели… - он запнулся, но потом подумал, что никто не запрещал им рассказывать и не заставлял хранить тайну. А раз так, то чем больше народа будет это знать, тем лучше. К тому же он все равно уже успел кое-что рассказать частями, когда был в Войске. – Там кто-то повадился жрать людей.
- Это мы знаем, ты говорил – перебил пройдоха Рольф. – Ну, вы их нашли – кто это был?
- Вампыры, кто же эшо, - предположил Эухений, который за годы службы так и не избавился от своего ларинского акцента. Друзья обычно называли его, немного поменяв первые буквы имени. – Кров берут, а лудей бросают. Их здес многа.
- «Вампыры»… - повторил Рольф. – А у нас был одно время вампир в Войске, в снабжении. Ни одну вылазку не пропускал, сами знаете почему.
- Наняты для запугивания держателями постоялых дворов, - выдвинул свою версию Грегор. – Чтобы отучить ездить через Мрежку. Конкуренты. Как вам такое объяснение?
- Это не вампиры, - возразил Дрозд. – Мечебор сказал, что нет. Хотя… Больше похоже на нежить.
- Чем? - спросил кто-то.
- Они совершенно дикие. Бешеные твари – почти не пользуются оружием, не сбиваются в темноте… - рассказ перехватила Лада, а Дрозд стал вспоминать. Вампиры – это был народ, одно название которого считалось ругательством. Сосуществовать нормально с людьми они не могли, потому что в каком-то количестве им нужна была человеческая кровь, но жить все-таки им как-то нужно было. Как они приспособились, Дрозд не имел ни малейшего понятия, но правительство их не изгоняло и не уничтожало, а только контролировало. Как, Дрозд опять же не знал, потому что до Разны эти твари не добрались, да и если бы добрались, никакое правительство не заставило бы местный народ принять их. С ними были связаны бесчисленные мерзкие истории о том, что они крадут взрослых и детей, торгуют людьми, занимаются колдовством, шантажируют, нанимаются убийцами, вокруг них вращаются незаконные деньги. Пожалуй, и за такое запугивание они взялись бы… Но все-таки, они были людьми, они могли затеряться в толпе, в этом и было их коварство. Но то, что встретилось в лесу, людьми уже не было.
Его оторвал от мыслей вопрос кого-то из новых знакомых:
- А ваша третья, кто она?
- Феона Полита. Не знаю… Она врач, - отозвался Дрозд.
- Ну, раз врач, то тожи вампыр, - спокойно заключил Эухений. – Дла ных эта нормальна.
Хорошо бы сосредоточиться на мыслях, но, когда не привык это делать, а со всех сторон еще подливают вина, тяжело схватить хоть какую-то из них за хвост.
Позже появилась и сама Феона, как обещала. В чем-то белом, неожиданно хороша, как сказка. Сказала, что ненадолго, и ей освободили место за столом. Вил (тот, который был похож на бродячего поэта) попросил ее угадать наощупь, что у него в кармане штанов. Сидр намекнул ему, что людям, вырезающим в темноте нежить, лучше не хамить. Находчивая Феона язвительно добавила, что врачам уж точно хамить не стоит, потому что рано или поздно все к ним приходят, но ничего угадывать она не хочет, и так посмотрела на Дрозда, что он понял, что и про нее успел сболтнуть лишнего. Потом, после очередных порций общего веселья Ладе пришло в голову почтить память Мечебора, и Дрозд даже произносил длинную речь, из которой через минуту уже не помнил ни слова, хотя в каждое вложил душу. Потом Феона сказала, что ей пора уходить, и он попросил ее на прощание тоже сказать что-нибудь про Мечебора. Феона встала, прикрыв рукой свой стакан, чтобы никто не налил в него больше, чем там уже есть, и сказала:
- Я знала вашего Мечебора чуть более суток. За это время он сделал больше, чем мы все. Он был необыкновенным человеком. Я бы сказала, он был отличным попутчиком.
Допив вино, она ушла, а Грегор посмотрел ей вслед и произнес:
- Не вампир. Она из Изгнанников. Их присказка, про попутчиков. У них нет земли, но есть дороги.
В голове Дрозда это была последняя четкая сцена за вечер, даже пронзительно-четкая. Дальше они перепробовали весь местный алкоголь. Потом приглашали на танцы каких-то девушек. Только Лада с презрением отбрыкивалась от танцев, и ей, как всегда, это удалось. А потом все вокруг вообще превратилось в сплошную пеструю ленту, движущуюся в медленном темпе звучащей в таверне песни: «Останови коня на пути к обрыву…».


8. Только месть
Наступило долгожданное послезавтра (если считать со дня прибытия во Фрил), и было далеко не утро, когда Дрозд открыл глаза. Получилось это не с первого раза, как и положено при последствиях пьянки с новыми знакомыми, но открывшееся поле зрения того стоило. Рядом с ним находилась Феона. Что она делала, он не знал, но она была в белом платье, и это было красиво. Вчера вечером она приходила в нем же. Сейчас была такая местная повальная мода – простые по покрою платья из множества слоев белого кружева. Страшно дорого и жутко непрактично. Для стесненных в деньгах был вариант попроще, ограничивающийся эстетикой верхних слоев, а для богатых фантазия и трудолюбие кружевниц были неисчерпаемыми. Дрозд, естественно, ни в чем подобном не разбирался, а знал об этом случайно, потому что Лада вчера громко возмущалась за столом по поводу этих женских излишеств. Феона к излишествам не была склонна, наряд ей подарил кто-то из пациентов.
Дрозд понял, что думает о всякой ерунде специально, чтобы не было необходимости вставать. Но продолжать тянуть время и молча смотреть на Феону тоже уже было неуместно.
- Что делаешь? – спросил он ее.
- Осматриваю твое ранение. Тебя же не добудишься. Все в порядке.
- Тоже мне ранение… - небрежно заметил Дрозд.
- Ну, не скажи. Укусы – такое дело… Грязные раны. Впрочем, наверное, ты прав, разговор не стоит внимания, - Феоне не хотелось нагнетать мрачную атмосферу, ведь все шло хорошо.
- А где сестра? – спросил Дрозд, уже почти подготовившись покинуть так и не разобранную кровать.
- Ждет, когда ты соизволишь собраться в Службу общественного порядка. Призывает меня идти с вами.
- Ты же пойдешь с нами?..
- Меня сегодня ждут в нескольких местах. Я и так вчера позволила себе отвлечься от дел. Но можете меня подождать в городском аптечном саду, если так хотите. Там интересно.
Феона вышла и тут же переключилась на свои привычные занятия, а брат и сестра отправились в Службу общественного порядка за ответом по своему делу.
Тот же двор, местами заставленный служебными повозками, был чуть более оживлен, чем в прошлый раз. Начальника Службы они застали прямо там спешащим в здание с большущей кипой бумаг.
- Мило! – окликнул его Дрозд.
- А, потерпевшие!.. – обернулся начальник. – Вас-то и надо.
Как выяснилось, он оказался соотечественником Дрозда и Лады, поэтому с самого начала отнесся к ним неравнодушно. Звали его Мило. Это был тот самый типичный случай, когда уроженец Разны и сам не может объяснить, имя это или фамилия. Мило – на этом все.
Наверное, называть Дрозда и Ладу «потерпевшие» было неуместным и даже оскорбительным, но Мило произнес это с такой добродушной иронией, что все обиды сами собой отпадали.
- Вот. Ваши бумаги сверху. Сейчас расскажу. Ник! – Мило окликнул расторопного тощего мальчишку, который успевал прислуживать и во Фрильском войске, и здесь и поэтому обещал далеко пойти по служебной лестнице. – Отнеси все вовнутрь. За сохранность головой отвечаешь.
Освободив руки, он развернул сложенное, заранее вскрытое и прочитанное письмо:
- Вот. Столкнулись мы с проявлениями потусторонних Сил Зла! И посему в деле этом участвовать не можем. Все передаем в руки Церкви. Говорят, это страшное дело. Нежить – помыслить страшно! Как вы там выжили, ребята, не знаю… В общем, они уже выехали, сразу. Вернее, он.
- Он?.. – переспросили брат и сестра.
- Северин Делио. От него и письмо. Обещал, как закончит, тут же прислать отчет. Завтра или послезавтра.
- Опять послезавтра???
Мило посмотрел на них почти виновато и предложил:
- Ну… зайдите завтра вечером. Может, уже и будет. Я же не знаю, как у них там что делается. Расстояние все-таки, и какое-никакое время требуется на дорогу.
- Интересно, что они там делают? Как справляются? – вслух задумался Дрозд.
- Да кто их знает? Пока не говорят, - Мило снова глянул в бумагу. – Но этот Делио лично выражает вам свое сочувствие, молится о вас и со своей стороны просит вас и всех, кому об этом станет известно, поддержать его своими молитвами. Вот.
В подтверждение своих слов Мило повернул к ним письмо. В нем все это действительно было изложено и стояла подпись: «Северин Делио». Ниже был изображен знак Истинной Церкви: острый треугольник – крыша собора, накрытый полукругом – небесным куполом. Но эта всем известная с детства картинка была дополнена несколькими линиями – расходящимися с неба ярко-красными копьеподобными лучами солнца.
- То есть из всей помощи им нужна та, которую они и сами себе могут прекрасно оказать, молитвы? – спросила Лада.
- Молитвы никогда лишними не будут, - заметил Мило. – А вы-то с ними как бились?
- Да вот так, мечами, оружием, - сказал Дрозд. – И отлично уложили. А Церковь, выходит, одним священным словом справляется. Сильны!
- Может, и нет, - возразил Мило. – Делио, вроде, военный. И священник.
- Зачем Церкви военные?.. – удивилась Лада. – У нас такого нет.
- У нас тоже. Может, оно для таких случаев и надо?..
Это звучало странно и очень загадочно. В Объединенном государстве Алекси;на ни у кого не возникало мысли связывать Истинную Церковь хоть с чем-то военным. Церковь брала под свое крыло всех верующих и желающих верить и снисходительно не замечала остальных. Она занимала в жизни людей привычное и устойчивое положение и защищала одним своим присутствием.
- Как же об этом узнать?.. – задумчиво произнесла Лада.
Мило очень искренне пожал плечами, рискуя распороть полосатую ткань узковатой для него служебной формы.
- Может, спросить в Чудотворном соборе?.. Кстати! Господин Делио обеспокоен вашим состоянием. Ну, вы же оттуда, столкнулись с Силами Зла. А это очень тяжело для души, говорят. Вот, он вам подготовил и написал молитвы… - Мило протянул каждому по свертку с печатями. – Вам и третьей, вашей попутчице. Их надо читать. А еще надо завтра утром явиться с Чудотворный собор на богослужение и выполнять все предписания. Он еще написал присмотреть за вами, но мы же понимаем, что вы и сами разберетесь… Подружке вашей тоже скажите.
Ладе хотелось ответить: «да ей нашими молитвами разве что подтереться». Но что-то ее остановило, и это было не чувство приличия. Она протянула руку:
- Конечно, передадим. Давайте.
Убирая бумаги в плетеную сумку, Лада впервые подумала, что в чьих-то глазах они могут выглядеть бесполезными, несчастными жертвами. И это – безумно выводило из себя.
- Хорошо, - продолжал тем временем Мило. – Закончили мы с тем, что не по моей части, а теперь о том, что я и сам могу. Вам вернут ваши вещи. Привезут с посланником от Делио. Но нужен список, чтобы свериться. Напишите, что у вас было, а то вдруг что затеряется. С лошадьми сложнее, но и их можно вернуть, а то жалко. Нужны клички, описание – и в Службу передвижения. Они же вернут и крестьянских лошадей. Вы же их не купили, нет? И… Делио написал, что все тела будут уничтожены. Поэтому вашего друга… не привезут. Но там все сделают как положено.
Мило изо всех сил старался не сгущать краски, но вместо этого у него получилась хорошая драматическая пауза.
- Все понятно, - сказал Дрозд. Он и рад был бы ничего не говорить, но нельзя же было просто промолчать.
Мило сочувственно кивнул и пошел по своим делам.
- Вот и поговорили… - произнес Дрозд, глядя ему вслед. – Как так-то: побывать здесь два раза и так мало узнать? Еще и третий раз приходить придется. Лада, ты меня слышишь?
Лада задумчиво смотрела куда-то мимо брата и размышляла. Не такой взгляд, который обычно бывал у нее, когда она строила планы или делала выводы. Скорее, это был поиск, поиск мысленной точки опоры.
- Лада…
- Как ты думаешь, - она повернулась к брату, - можно объединиться с Церковью мочить сукиных детей?
- А… не вижу, с кем объединяться, - ответил Дрозд, сбитый с толку неожиданным вопросом. – Это же только наши размышления. Даже Служба общественного порядка ничего не знает. Может, у них ничего такого и нет.
- Нет, должно быть, - возразила Лада, которая уже успела что-то придумать. – Когда мы только пришли сюда первый раз, Мило сказал: «и у нас случилось». Значит, такое было уже где-то. Грегор предположил, что кто-то использует вампиров, чтоб отвадить проезжих от Мрежки. А почему для этого нельзя использовать нежить? Разумная мысль! В Мрежке нас приняли за мастеров по нечисти, даже там знают, что такие есть. Опять же, вспомни: когда Мечебор собирал нас в команду, он говорил, что если уж помогать людям, то не делать выбора, не смотреть ни на сословия, ни на причины, пусть даже и потусторонние силы. Они его больше всех и занимали. Он говорил, что есть люди, которые умеют с ними бороться, значит, и у нас получится. И получалось же! А если есть такие случаи и есть такие люди, значит, не можем же мы об этом знать, а Церковь не знать. Они, скорее всего, побольше нашего знают. И у них должно быть все отработано. Я хочу знать, как.
- Зачем тебе?
- Если где-то на свете есть еще такая пакость, хочу, чтобы вся сдохла. И не без моей помощи!
Теперь ее взгляд приобрел хорошо знакомое выражение: прицеливающаяся стрела перед полетом.
- Я тоже хочу, - сказал Дрозд. – С этой дрянью еще не сведены счеты. А сведены будут, когда последний из них сгинет – навсегда. И я к этому тоже собираюсь приложить руку.
- Что бы за этим ни стояло…
- …оно нас запомнит! А с чего начинать? Попробовать узнать в Чудотворном соборе? Только сначала придется доделать все, что сказал Мило.
- Вот ты и займись, - тут же предложила Лада. Как только на горизонте начинала маячить необходимость что-то писать, да еще официально, она пыталась поскорее слинять. – А я пока пойду да встречу Феону. Хочу и с ней поговорить об этом. Она много где бывала. Вдруг что-то знает?
- Ладно, будешь должна, схожу один, - снисходительно ответил Дрозд. – Постараюсь тоже что-нибудь узнать. Тогда ждите меня вместе в таверне. Постой, ты, вроде, с ней не ладила? Что у вас за разговор был без меня?
- Обычный разговор, - отмахнулась Лада.
- Женские тайны? – Дрозд не удержался от соблазна немного побесить сестру.
- Пошел ты, - сказала она ему без малейшего раздражения, развернулась и отправилась искать городской сад.
Если какому-нибудь особенно утонченному гостю Фрила казалось, что городской аптечный сад – это такое место, где посажены разные целебные растения и где на них можно посмотреть, послушать о нах рассказ, а то и воспользоваться их чудесными свойствами, то нет, это было не так, хотя и близко к истине. Со стороны это действительно выглядело садом огромных размеров, в основном из обычных яблонь, груш и вишен, а внутри представляло собой несколько вымощенных камнем пересекающихся улиц с аптечными лавками, позади которых их владельцы выращивали свое сырье или его часть, готовили снадобья и там же жили. Так что аптечный сад был, по сути, аптечным кварталом, оригинально обособленным от остального города. Запереться и выдержать осаду за оградой у аптекарей, пожалуй, не получилось бы, но у них точно было какое-то свое особенное положение.
Нельзя сказать, что сейчас здесь было очень оживленно, однако народа вокруг мелькало достаточно. То ли это объяснялось естественной востребованностью у населения (ибо недуги никогда не переведутся), то ли день сегодня был особенный, но Ладе пришлось побегать, прежде чем она нашла Феону среди других людей, а потом еще очень долго ходить с ней по аптечным лавкам, погружаясь в загадочные, настораживающие, зловещие запахи и слушая непонятные разговоры, которые, если не знать, о чем речь, напоминали чистое колдовство. Здесь была особая, таинственно-философская, слегка гнетущая атмосфера, даже сам быт был другой, состоящий из травок, баночек, зелий, почти магических названий и не менее магической утвари. Правда, Феона, судя по ее поведению, к части этих целительных изысканий относилась более чем скептически, но на человека, не связанного с медициной, все это производило зачаровывающее действие.
Когда Феона наконец обошла все, что могла, ознакомилась со всем, чего не знала, приобрела все, что хотела, и мысленно раскритиковала все, что считала бесполезным, время уже близилось к вечеру. Лада поздравила себя с еще одним бездарно прожитым днем.
Они вышли из ворот сада. В легких еще стоял вязкий лекарственный запах, а в глазах мелькали разноцветные склянки и пучки сушеных трав.
- Что ты хотела мне сказать? – спросила Феона.
- Вот вонючее место!
- Ты за этим сюда пришла?
- Нет. Нам надо обсудить то, что мы узнали. А узнали мы немного, прямо скажем. Мы с тобой шатались здесь порядочно времени, так что Дрозд, наверное, уже поджидает нас в таверне.
- Опять пить?..
- Нет, он больше не будет. Но, может, без пары-тройки стаканов в таком деле и не обойтись, потому что я тут кое-что задумала. Слушай, ты слышала что-нибудь про Церковь и войско?
- Не поняла вопроса, - Феона на ходу обернулась к Ладе. Сейчас она уже снова была в темном плаще, а не в белом платье, поэтому без раздумий свернула в грязные дворы, чтобы сократить путь. Во дворах было мрачно. На главных улицах сумерки еще не наступали, но здесь они уже вовсю расползлись. Так казалось из-за узких проходов, глухих углов, темных стен и нависающих крыш, придавленных пасмурным небом. Тощие собаки, выброшенный мусор, хаотические лужи и развешанное всюду белье делали пространство вокруг еще более грязным и темным. Но до настоящего городского дна этим местам было еще очень далеко.
Один из попавшихся на пути переулков оказался особенно узким и уединенным. Сюда выходили редкие окна домов, по большей части заколоченные. Зато возле одной из стен была навалена целая куча старой переломанной мебели. Лучшую ее часть растащила по домам городская беднота, а из худшей она же сделала себе уютное гнездо для пьяных посиделок. В данный момент в гнезде находился единственный персонаж – изрядно набравшийся разнорабочий.
Лада в это время, обходя, а местами перепрыгивая лужи, пыталась обстоятельно изложить Феоне, какой разговор у них случился в Службе общественного порядка. Если человек не понял вопроса, значит, надо рассказать все сначала и по порядку, а потом уж требовать ответа.
Персонаж из гнезда разглядывал их с большим интересом и был очень удивлен, что они его даже не заметили. Он решил обратить на себя внимание как умел:
- Эй, белки, куда одни почесали? Разворачивайся, я, может, познакомиться хочу…
- Не интересует, - не глядя отмахнулась от него Феона.
Но Лада была с ней не согласна. Ее это очень заинтересовало, и она действительно развернулась.
- Не боишься хамить перед знакомством, болезный? – произнесла она еще без угрозы, но уже с едва заметным вызовом и измерила наглого простолюдина оценивающим взглядом.
- Чего??? – он удивился, присмотрелся и презрительно добавил: - Ааа, клюква понаехавшая. Все ясно. Такой дряни даром не надо.
Он и не подозревал, насколько это похоже на размахивание факелом перед пороховой бочкой.
Меньше всего Лада хотела участвовать в ссоре. Но было уже поздно, процесс был запущен, и она машинально перешла в наступление во имя своего задетого достоинства:
- За слова надо отвечать, морда местная! Так что, иди сюда. Придется выяснять, кто тут прав.
Такой поворот порядочно разозлил и без того не особо миролюбивого фрильца. Но он еще раз хорошенько пригляделся к Ладе, понял, что она вооружена, и что на ней болтается какой-то военный значок, и решил не связываться.
- А пошла бы ты, - сказал он, возвращаясь в свое гнездо.
Лада намеревалась пойти и достать его оттуда, но вмешалась Феона:
- Сделай милость, не трать на это время. Он тебя боится. Ты уже и так победила.
Лада засомневалась. С одной стороны, оскорбление требовало ответа, а с другой, она действительно уже победила, и можно было больше ничего не делать. Сомнения развеяла Феона, она напомнила:
- Твой брат нас, наверное, ждет, а мы в это время участвуем в уличных драках. У вас с ним есть дела поважнее.
- Не попадайся мне, утварь! – предупреждающе бросила Лада в сторону мусорного гнезда и отправилась вслед за Феоной.
Они ошиблись: когда они вошли в большое залитое ярким светом помещение таверны, Дрозда там не было.
- Странно. Еще не пришел, - удивилась Лада, окинув взглядом деревянные столы с салфетками, длинную стойку и затейливую глиняную посуду на полках и подоконниках. В другом месте такую красоту в первый же вечер расколотили бы друг другу о головы, но здесь, видимо, так нельзя было делать.
Посетителей пока было мало, и Лада без труда заняла понравившийся стол. Феона равнодушно последовала ее выбору, хотя для нее было странно, как можно предпочесть место почти в середине помещения, когда свободны все четыре угла.
- Вам все как вчера? – к ним подошла девушка, прислуживающая в зале. Все, кто здесь работал, были одинаковыми: белыми, накрахмаленными, скромными и немногословными: развлекать гостей была не их задача. Для таких случаев существовали другие люди.
- Да, только на троих, - без раздумий ответила Лада. Она полезла в сумку и наткнулась на свернутые бумаги.
- Ух ты, я и забыла, - одну из них она протянула Феоне. – Держи. Истинная Церковь решила тут о нас позаботиться. Наверное, потому что мы пострадали в боях со Злом. Надавали нам молитв и предписаний. Обязательны к исполнению.
Феона медленно протянула руку за письмом.
- И насколько… обязательны? – осторожно спросила она.
Лада улыбнулась.
- Я уверила, что мы все исполним. Так что, можно считать, что мы все исполнили. Но… я думаю, ознакомиться все же надо, чтобы хоть знать, что отвечать, если вдруг спросят.
Она даже подала пример, развернув бумагу, и первой погрузилась в чтение пафосно-нравоучительного документа. В нем были соболезнования, призывы к мужеству и послушанию, длинные молитвы вперемешку с правилами благочестивого поведения и наказ не доверять ничему, что не принадлежит Истинной Вере. Читала Лада плохо, поэтому духовного содержимого письма ей хватило на весь ужин.
Феона покончила с текстом гораздо быстрее, и теперь сидела, задумчиво глядя в свою тарелку. В последнее время что-то странное витало в местном воздухе – неопределенное, бестелесное, как призрак, но невольно настораживающее. Оно не было мистическим. Оно касалось отношений и уклада жизни и попахивало неуловимыми переменами.


9. Сделка
В дверях таверны появился Дрозд и направился к ним. С ним был невысокий темноволосый молодой человек, скромно держащийся на шаг позади него. Дрозд бодро подошел к столу, за которым сидели, ожидая его, Лада и Феона, и жизнерадостно объявил:
- А я вам упыря поймал.
Его спутник пренебрежительно пожал плечами, усаживаясь за их стол:
- Во-первых, я тебя сам нашел, - он окинул присутствующих темно-серым взглядом, как ледяная вода осеннего омута. – А во-вторых, личное оскорбление – плохое начало разговора.
Его внешность представляла собой странный образец отталкивающей красоты. Насколько можно было судить по фигуре человека, завернутого в грязный и рваный плащ, с телосложением у него было все в полном порядке, но он находился явно не в лучшей своей форме. Бросалась в глаза «аристократическая», переходящая в смертельно-болезненную бледность, которую еще больше оттеняли темные, едва заметно вьющиеся волосы – сейчас они свисали живописными грязными прядями. Большие и глубокие, как северные озера, глаза казались обведенными резкой тенью, но от этого взгляд приобретал выражение не усталости, а скорее бестактной, даже несколько провокационной откровенности. В данный момент впечатление аристократичности портили (или наоборот – подчеркивали???) потрепанная котта из когда-то хорошего, но теперь никуда не годного черного бархата и сильно попорченный темно-синий плащ. С этим человеком, несомненно, не так давно что-то случилось, и скорее всего, это было не из приятного. Самым подозрительным из всего была грязная и кое-где окровавленная ткань, плотно перевязывающая шею, а самым интригующим – что она под собой скрывала.
- То есть, - обратился к нему Дрозд, тоже присаживаясь за стол, - я что-то не так сказал? Скажешь, ты не вампир?
- Кто-кто? – Лада уставилась на незнакомца.
- Вампир, - очень спокойно ответил тот как ни в чем не бывало, глядя на нее глазами настолько честными, что это казалось издевательством. – Никто не делает из этого тайны.
- Зачем ты притащил сюда вампира??? – Лада резко повернулась к брату.
- Прежде всего, ради тебя, - сказал Дрозд и выжидающе посмотрел на своего спутника.
- Я должен что-то сказать?.. Я предлагаю купить у меня информацию, - серые глаза оценивающе остановились на лице Лады и скользнули дальше, по ее одежде. – Мне стало известно, что с вами произошло. Просто слышал ваш разговор во дворе Службы, так что, ничего сверхъестественного. И я могу точно назвать вам источник, который стоит за всеми этими… «деяниями». И будет стоять за следующими.
Это было сказано, как и полагается в торговле информацией, небрежно и почти равнодушно. Но все же от этого человека исходила крайняя усталость, которую не удавалось полностью скрыть за самоуверенной непринужденностью.
Внутренний интерес Лады можно было заметить только по загоревшимся жестким блеском глазам.
- Так значит, вы все-таки в этом замешаны, - сказала она.
- Святые небеса, и вы туда же. Нет, просто я знаю важную информацию, лично я. И так совпало, что я вампир. Расскажу – станет понятно.
- Подумаешь. Мы сами будем знать эту информацию через несколько дней.
- Вы будете знать не эту информацию.
- Хочешь сказать, Мило наврет нам?
- Нет, он не наврет. Он просто сам не будет знать. Он предоставит вам результаты, а не причину. А вы – вы, кажется, ищите правду?
Лада мгновенно оценила обстановку:
- Как тебя зовут?
- Герман, - он даже скромно опустил ресницы, но Лада уже поймала его взгляд.
- Герман, что ты хочешь получить за это?
Он снова смиренно отвел взгляд.
- Вам же уже сказали, кто я? Цена – стандартный мерный сосуд… С кровью, естественно. Очень нужно. Мне все равно, где вы возьмете, важно наличие… и время.
- Мерный? – Лада прикинула в уме. – Но это же совсем немного. Что-то подозрительно просто.
- Ты не понимаешь, милая воительница. Она же все равно испортится. Зачем мне большее количество? – подняв глаза на Ладу, он улыбнулся с ироничной откровенностью. – Но это очень нужно здесь и сейчас. Хотя, вас, наверное, это не должно волновать, как меня.
- Меня больше волнует, где мы ее возьмем, - произнес Дрозд. – Не нравится мне все это.
- Я же сказал, где хотите. Это все равно останется тайной.
- Любая? – спросила Лада.
- Ну разумеется, - Герман выразительно взглянул на нее.
- Я согласна, - резко сказала Лада.
Герман очень любезно улыбнулся:
- Благодарю, милая дева.
- Тьфу, впутались в преступление, - с досадой воскликнул Дрозд.
- Я очень извиняюсь, - отозвался Герман, повернувшись к нему. – Я, конечно, тот еще негодяй. Но никогда не был преступником, а для таких, как я, это очень важно. Я нахожусь здесь АБСОЛЮТНО законно, я имею легальную профессию хирурга, и, разумеется, у меня есть лицензия. Проблема только в обстоятельствах.
- О боже! Не приведи господь попасть к такому хирургу, - сказала Лада.
Ее прервала Феона, первый раз за весь разговор:
- Напрасно ты так говоришь. Вампиры, как правило, бывают прекрасными хирургами. А идеальная репутация при этом просто необходима, иначе ты никогда не сможешь практиковать. Это делает их медицину очень рискованным занятием для них же самих. Я хорошо знаю это, поскольку сама врач.
- Из многих Изгнанников тоже получаются идеальные врачи, - заметил Герман, внимательно разглядывая Феону. – Я прав?
- Прав, потому что наблюдателен, - сказала Феона.
- Значит, ты решил сам остаться в стороне, - сказал Дрозд, - а нас втянуть в грязную историю?
- Прости, - бессовестно признался Герман. – Я хотел бы спихнуть эту проблему на вас. Для меня это действительно проблема.
- Лучше бы мы дали тебе денег.
- Мне сейчас нужны не деньги, - очень спокойно сказал Герман. – Не смешите меня деньгами, у меня их достаточно. Я только не могу ими сейчас пользоваться. И мне не до них, если учесть то, что сутки назад я был при смерти.
Лада окинула его брезгливым взглядом:
- Живучая тварь. А что с горлом? Перерезали?
Он стрельнул на нее глазами.
- Попытались. Такие же, собственно, подонки, как я. Из той же гильдии.
Казалось, он для чего-то подыгрывал ее презрительному тону.
- Как?! У вас еще и гильдия есть? – воскликнул Дрозд.
- Да, разумеется. И, представь, это тоже ни для кого не тайна.
- Как мы отстали от жизни. Лада, ты когда-нибудь слышала о вампирской гильдии?
- Нет.
- Я о ней слышала, - сказала Феона.
- Надеюсь, только хорошее? – любезно осведомился Герман.
Феона не ответила, ее опередила Лада:
- И за что тебя свои же так… встретили?
- Ну… стало быть есть за что, если встретили? Это наши дела, внутри гильдии. И подослали еще самых отъявленных мерзавцев…
- Еще хуже, чем ты? Но они тебя как-то не дорезали.
- А это просто достаточно трудно сделать. Особенно второпях. Думаешь, мне этого не хватило? Мне еще руку вправлять. Но в этом, я надеюсь, мне поможет прекрасная Изгнанница, - он снова взглянул на Феону. – Хоть в этом повезло…
- Правая? – Феона посмотрела на грязную повязку под плащом Германа. – И что там?
- Перелом, а потом еще по ней проехались колесом. Я привел ее в порядок, как смог. Но один я просто не справлюсь.
- Для умирающего ты слишком живо выглядишь, - бросила ему Лада.
- Вампирская живучесть. Ничего, завтра утром мне будет намного хуже. Поэтому я прошу вас подумать над моим предложением уже СЕЙЧАС.
Дрозд с сомнением покачал головой:
- А стоит ли оно того?
- Да мне не жалко. Я расскажу все начиная с предыстории и заканчивая исчерпывающими подробностями. Это будет интересно. Особенно потому что никто и никогда вам больше этого не расскажет, даже в Чудотворном соборе, куда вы завтра собрались. И я надеюсь, вы придумаете, как этим воспользоваться!
- А сам ты откуда об этом знаешь? – с тем же сомнением продолжал Дрозд.
- Это я тоже расскажу…
- Откуда бы ты ни взялся, я согласна на эту сделку, - оборвав его, уверенно сказала Лада.
- Я тоже согласен, - отозвался Дрозд, далеко не так уверенно. – Только где взять то, что ты просишь?
- Я дам свою, - решительно произнесла Лада.
Но Феона спокойно прервала ее.
- Ты с ума сошла? Ни в коем случае нельзя отдавать свою кровь.
- Не так много нужно.
- Ни капли, - категорически сказала Феона. – Кровь – это часть твоей души. Отдашь ее в чужие руки – и сделаешь свою душу доступной кому-то еще. Хочешь, чтобы кто-то знал о тебе больше, чем нужно, и использовал это в своих целях?
Герман с досадой смотрел на Феону, в глазах его читалось: «Ну зачем ты это рассказываешь? Ты мне сейчас все сорвешь».
- Это так? – спросила его Лада.
- Ну, так… Считается, что так. Но вы же не суеверны, я надеюсь? Я занимаюсь черной хирургией, а не черной магией. Да и маги, подозреваю, все до одного шарлатаны.
- Здесь ни при чем суеверия, - возразила Феона. – Просто нет никакой гарантии, что твоя кровь не будет использоваться для чего-то, что тебе не понравится.
- Ладно, к черту, - Лада резко поднялась из-за стола. – Я знаю, где взять.
Герман посмотрел на нее с восхищенной улыбкой.
- Куда ты собралась? – спросил сестру Дрозд.
- Не бойся, я сейчас приду, я все сделаю хорошо и никого не убью, будь спокоен.
Она схватила со стола сосуд из-под выпитого вина и развернулась к выходу.
- Нет!.. – Герман остановил ее. – Нужно взять чистый…
Лада чертыхнулась, испепелила его взглядом и направилась к стойке за чистой посудой.
Герман поднял чужой стакан вина и посмотрел сквозь него.
- Какой темперамент! С ней, наверное, тяжело?
- Тебе будет тяжело, - ответил Дрозд. – Не вздумай злить ее.
Потом, хлопнув Германа по плечу, причем, по больному, он продолжал:
- Ну что, Герман? Может быть, ты пока начнешь рассказывать нам свою припасенную историю?
- Не раньше, чем вернется твоя сестра, - тактично возразил Герман. – Зачем начинать без нее – вдруг, придется рассказывать два раза?
- За двойную плату?.. Может, лучше сдать тебя закону?
Даже уловив пренебрежительный тон, даже чувствуя, что он не изменится, Герман сохранил полное миролюбие, у него хватило ума не возмущаться.
- У меня полный порядок с законом, - сказал он. – А единственное, чем вы действительно можете меня напугать, это мои же вчерашние товарищи по гильдии.
- И что же ты им такого сделал?
В Германе сочетались очень интересные черты. Будучи абсолютно законопослушным в одних случаях, он не считал нужным скрывать неприглядные подробности в других.
- Грязная история с наследством, - сказал он. – Такое впечатление, что кое-кто против меня сговорился, и теперь считается, что я присвоил чужие деньги. Но я этого не делал.
- Верю, верю! – насмешливо отозвался Дрозд.
Герман философски вздохнул и возвел глаза к потолку. Он понимал, что ему не поверили, и в который раз подумал, что для того, чтобы скрыть правду, оказывается, просто достаточно рассказать о ней. Проигнорировав высказывание Дрозда, он обратил взгляд на Феону.
- А ведь мы еще не знакомы, - напомнил он.
- Меня зовут Феона. Как ты заметил, я из Изгнанников, и я врач.
- Врач – это бесценно, - заметил Герман в качестве комплимента, хотя с гораздо большим удовольствием сделал бы комплимент ее внешности. – Состоишь в какой-нибудь ассоциации?
- В Северо-Западной Ассоциации врачей.
- А я – в Объединении Традиционной и Черной хирургии. На чем ты специализируешься?
- Сейчас на всем подряд, но я всегда хотела заниматься отравлениями и противоядиями.
- Это рискованно…
Теперь Дрозд возвел глаза к потолку. Кажется, эти двое нашли друг друга. Феона ему очень нравилась, и эти профессиональные разговорчики с вампиром начинали его раздражать.
Через пятнадцать минут в зале появилась Лада, решительно приблизилась к столу и с непробиваемым выражением лица поставила перед Германом сосуд с кровью. К счастью, никто из посторонних даже не смотрел в их сторону и не потрудился обратить внимание на то, что тут происходит.
- Это потрясающая скорость, - заметил Герман, глядя на нее снизу-вверх.
- Ты доволен? – ледяным тоном спросила Лада.
- Где ты ее взяла? – Дрозд тоже поднял на нее глаза. Он, конечно, доверял сестре, но…
- Пошла в этот чертов переулок, нашла того придурка, сказала, что час назад он оскорбил меня, подралась, ранила, вырубила, потом перевязала. Жить будет.
- Нормально, я в курсе, о чем она, - успокоила Дрозда Феона. – Только как бы он не пошел жаловаться.
- Не пойдет, - сказала Лада. - Ну, если что, я вам ничего не говорила, вы ничего не знаете.
Герман, отвинтив крышку сосуда и разглядывая содержимое под разными углами падающего света, спросил с явным сожалением, хоть и старался его скрыть:
- В ней алкоголь?
Он это не увидел, просто понял из слов Лады.
- Что? Да, в ней алкоголь! Этот придурок был в стельку пьян! А тебе, что, опять что-то не нравится?!
- Нет-нет. Я этого не сказал. Меня устраивает все, и я не собирался обижать тебя, прекрасная воительница. Просто… вы же не поймете, почему кровь должна быть чистой.
- Давай свою историю! – рявкнула на него Лада.
- Ваше здоровье… - Герман посмотрел на собеседников сквозь сосуд. Содержимое, конечно, не позволяло ничего видеть, но важен был красивый жест.
Он позволил себе еще минутку потянуть время и поиздеваться над Ладой и Дроздом, отыгрываясь за их пренебрежительный тон. А потом он начал непринужденно говорить:
- Я знал кое-кого из Изгнанников, и у меня сложилось о них незабываемо прекрасное впечатление. Они, как правило, не воротят нос от слова «вампир». Потому что… они изгнанники. Я видел Магна.
- Это наш философ, - сказала Феона.
- Это уже началась твоя история? – язвительно осведомился Дрозд без тени терпимости, но Герман повернулся к нему с выражением бессовестной и невиннейшей искренности в глазах.
- Да. Это УЖЕ моя история. Это вступление. И мое замечание об Изгнанниках тоже относится к истории. Они, как и мы, легальны только пока им позволяет общество. Но они не свои в обществе. В любом. Своего государства у них нет. А религия есть.
- Мы предпочитаем слово «философия», - сказала Феона.
- А – еще и безбожники! У них не служители церкви, а философы. В общем – это неприкаянные осколки бывшего народа в чужеродном море цивилизаций…
- Вот ты загнул… - заметила Лада.
- Я просто думаю, - Герман взглянул на них с почти невидимым сарказмом в улыбке, - что милой Феоне эта формулировка покажется более приятной, чем та, которую обычно используют для их описания, что-то вроде «чужаки без денег и с амбициями» - и не будем озвучивать простонародную версию…
Феона ничего не произнесла в ответ и пока не знала, как расценить те слова, которые Герман позволил себе в адрес ее соотечественников. Что ему нужно: проверить ее реакцию, реакцию ее спутников или подчеркнуть, что у нее есть с ним что-то общее?
- В общем, с точки зрения религии они безнадежно чужие для вас, - продолжал Герман. – И все-таки одному из них удалось занять не последнее место в этой самой религии, он играет ключевую роль в «Истинном Свете». И это основная часть моей истории.


10. Информация
Пока Феона слушала даже внимательнее, чем все остальные, ведь речь шла о ее народе, и фразы были неоднозначны. Герман ей нравился, несмотря на то, что не заслуживал никакого доверия. Он ей напоминал полуручную лисицу где-нибудь возле городских окраин. Она виляет хвостом, берет еду из рук, греется на солнышке. Но все вокруг знают, что это она таскает кур, хоть и не видели этого. И она тоже знает, что даже для тех, кто протягивает ей руку, чтобы погладить, самое ценное в ней – ее шкура, и любой собаке позволено принести ее к дверям своего хозяина. Такие вот отношения.
С легкой иронией, чувствуя себя хозяином, контролирующим ситуацию (чужая кровь явно пошла ему на пользу), Герман продолжал:
- Имя, которое у всех сейчас на слуху…
- …в «Истинной Церкви», - автоматически поправил Дрозд, перебив его, - «Истинный Свет» - это что-то не наше…
- Будет ваше, - уверенно отмахнулся Герман. – Он создается как вооруженное подразделение Истинной Церкви, но по факту – постепенно замещает ее. Вы еще не видите этого? Вы же ратники.
- Мы, признаться, не следим за церковными делами. Нам это не интересно, - сказал Дрозд.
- Понятно – не интересно, - пожав плечами, согласился Герман. – Я этого не учел. К вам, что, еще не приходили проповедники из «Истинного Света» завлекать вас в свои ряды? Во Фриле они еще не появились, но теперь-то уж появятся.
- Мы из Разны, - ответил Дрозд. – К нам туда никто такой не заглядывал.
- А вот если бы к вам заглянул Делио со своими проповедями, – по выражению лиц Герман понял, что имя знакомо всем троим, – вы бы наверняка уже добровольно обязались его поддерживать, всем Разненским войском. Этот человек умеет убеждать, - он развернулся к Феоне. – Делио. Он из ваших. Лидер «Истинного Света», ревностный хранитель, воин, пес Церкви. Но, будем уверены, он сожрет своего хозяина. Я не знаю, как его звали, когда он был простым Изгнанником, но сейчас его зовут Северин Делио. Известное имя.
- Делио, - повторила Феона. – Он занимается их делом.
- Само собой!
- Где-то раньше слышала его имя. Но не представляю, где… и кем он мог быть.
- Ну не важно. В общем, он из ваших. И это тоже не важно. Важно то, кто он сейчас.
- Давай покороче! Что с ним не так? – прикрикнула на него Лада.
- Да, действительно, что? – Герман вопросительно воззрился на красивую и взрывоопасную воительницу. – Не он же на вас нападал! И вообще – не живые люди.
- Живые. Они были живые, - возразила на это Феона. – Я даю слово врача. Только не уверена, можно ли их назвать «люди».
- Правда?.. – взгляд Германа с интересом скользнул в сторону Феоны. – Все гораздо интереснее, чем кажется. Расскажи мне потом об этом.
- Хватит ходить кругами!!! – Лада все-таки взорвалась. – Я сейчас заберу с процентами то, что принесла тебе! Прямо здесь.
Герман философски вздохнул и заметил:
- Похвальное желание, но постарайтесь дослушать до конца. Итак… Несколько лет назад на территории Уара, то есть не так далеко отсюда, существовал маленький и довольно уединенный монастырь. Считался существующим, пока не было обнаружено в один прекрасный день, что все монахи из него исчезли: бесследно и необъяснимо, и с какими-то подозрительными подробностями. Следствие приписало это преступление вампирам, не легальным, а местной банде. Но вампирская гильдия провела свое расследование и не обнаружила никакой связи с бандой. Никаких заказов, нигде не всплывали крупные партии крови или проданные жертвы. А без мотива никто не пошел бы на бессмысленное массовое убийство или похищение. Это расследование обязательно нужно было провести, ведь несмотря на то, что банда была вне закона, все это могли связать с нами. Моя семья, а я аристократ… - Герман сделал вид, что не замечает презрительную улыбку Лады, возникшую при этом слове, - участвовала в расследовании, поэтому у меня нет недостатка в информации. Все указывало на длительное пребывание людей в закрытых помещениях, на религиозный фанатизм, но связь с вампирами так и не была найдена. Было найдено другое: незадолго до преступления в монастырь приезжал Делио, тогда – самый обычный приходской священник.
Герман не ждал, что его слова произведут глубокий эффект, поэтому он не стал делать многозначительных пауз, а сразу продолжал:
- Если бы не этот случайно вскрытый факт, я бы сейчас вам ничего не рассказывал, потому что никогда не связал бы это воедино. Я сказал «приходской священник». А кто-нибудь знает, где находится его приход?
- Конечно, нет, - ответили все.
- А там же, в Уаре, только в другом месте. Скромный такой. Назывался «Приход Света». Гильдии и об этом пришлось разузнать, раз уж всплыл этот Делио. Приход и сейчас есть, только объединен территориально с другими. Но если мы захотим найти там прежнее духовенство и особо ярых прихожан, мы их не найдем. Все новые. Вопрос: где старые?
- Мне больше интересно, где Делио, - сказала Лада.
Герман взглянул на нее с выражением светского удивления провинциальному невежеству, но, поскольку Лада была девушкой и, по его мнению, ей было простительно не интересоваться политикой, удивление было наигранным.
- Где? Он везде, - если бы у Германа действовали обе руки, он сделал бы более всеобъемлющий жест, но он обошелся одной. – Он проповедует. Очень обеспокоен, что терпимость Истинной Церкви к другим религиям подрывает ее саму и благополучие верующих. Это абсолютно не важно для вас, вы же в Истинной Вере, но очень важно для философских Изгнанников, например.
- А для вас? Во что верят вампиры? – поинтересовалась Лада.
- Мы верим в то же, что и вы. Только для вас религия – прибежище, дом родной, так сказать. А для нас это – пакт о ненападении бога на свои нелюбимые создания. И здесь, и после смерти от создателя ничего хорошего нам ждать не приходится, и самое разумное – вообще не попадаться ему на глаза. Поэтому мы так не любим умирать. Жизнь – преступление, смерть – тюрьма.
- Это просто потому что религиозные представления навязываются обществом, и вы вынуждены принимать после смерти даже то, чего нет, - сказала Феона. – Без альтернативы.
Герман посмотрел на нее с какой-то смутной и мало объяснимой тревожностью:
- Сейчас не лучшее время говорить такие слова первому встречному.
- Но это так.
- Хорошо. А что есть после смерти?
- Вечный Круговорот Вселенной.
Герман улыбнулся:
- Прости, Феона, но я не хочу в Круговорот, кормить мушек-дрозофил и жуков-мертвоедов. Так что приходится верить в то, что есть.
- Ладно, давай дальше, отвлеклись, - сказала Лада.
- Нет. Мы не отвлеклись, - возразил Герман. – Истинная Церковь учит относиться к людям других религий с терпимостью, с «сожалением», как у вас говорится. Она видит причины сожалеть, но не видит основания для гонений. Но Делио эти основания нашел. У него есть самый настоящий повод и реальное оправдание для гонений. Это как бы вынужденный шаг, к которому он пришел с великой скорбью. А… для дальнейшего объяснения нужно вспомнить обязанности Церкви.
- «Вести по правильному пути к богу и давать предписания правильной жизни»? – откуда-то вспомнил Дрозд, с трудом выныривая из потока заумных слов, который на него сейчас обрушился.
- Не только! Еще защищать от Злых Сил, - сказала Лада и посмотрела на Феону, мысленно возвращаясь к их вчерашнему разговору.
- Да, - согласился Герман. – В быту об этом никто не помнит, но прямая обязанность Церкви – защищать верующих от Злых Сил. От физической угрозы Злых Сил.
- Ну… - пожал плечами Дрозд.
- Ну да, - подыграл Герман, - в повседневной жизни Силы Зла обычно не нападают на народ и нападать не могут, поэтому априори считается, что это они просто избегают мест и людей, подвластных Истинной Церкви. Ее защита осуществляется сама собой молитвами, ритуалами и душевным состоянием, она как бы гарантирована. Мы все к этому привыкли.
- Но это не так, - уверенно подытожил Дрозд.
- Да… - осторожно согласился Герман, пока не зная, что конкретно Дрозд имеет в виду. – Делио показал, что это не так.
- Да мы и сами знаем, что это не так, - сказал Дрозд. – Нечистая сила нападает по-всякому, и одолеть ее можно без Церкви.
Герман внимательно посмотрел на него:
- Но вы-то что-то не очень справились.
- Гадов было много… Да, не справились мы. Я не об этом случае! Мы – команда. Для помощи людям. И уже видели нечисть в деле.
Герман оценивающе помолчал и спросил:
- Тоже занимаетесь вопросами нечисти?..
- Я не сними! - предупредила Феона.
- Да не нечисти именно, мы же не будем выбирать, чисть-нечисть, раз взялись. Но здесь случай оказался особый.
- Особый – это ты подметил совершенно верно. И с чем вы сталкивались, позвольте спросить?
- С колдуньей, детей ворующей, и колдуном, который очень опасных бесов вызывал. Следствие потом подтвердило.
- И вынесло вам благодарность и награду. Молодцы, раскрыли оккультистов, но они – не нечисть. А еще?
- А еще – все. Мрежка.
- Звучит, как безнадежный диагноз, - заметил Герман. – А вам вообще знакомы подобные случаи?
- Нежить, о ней всякое рассказывают… - пожал плечами Дрозд.
- Нас не должно интересовать, что «рассказывают». Нас должны интересовать конкретные случаи в конкретных местах.
Дрозд ничего не вспомнил, и Герман назвал сам:
- Хотья, Глатс, «Виноградная Арка», Мартенс? Ничего не слышали?
- А ведь да… - проговорил Дрозд. – А ведь да! Было что-то такое.
- Было, - согласился Герман. – И знаете, кто с этим справился? Делио, естественно.
- Делио??? – переспросила Лада. – Так он хороший или нет?..
Герман не стал прямо отвечать на вопрос.
- Да, Делио. От имени Истинной Церкви. И обязательно так, чтобы было понятно, что без него и «Истинного Света» никто не справится. Неплохо? В стране и смежных государствах появились набеги нежити – а они реально появились! – и каждый раз это решается вооруженным святыми молитвами и святым оружием Делио. А объяснение очень логично, проще простого, и им самим и предлагается. Он объясняет это так (и настоятельно продвигает это объяснение). Миролюбивость Церкви по отношению к другим вероисповеданиям, другим народам, другим искусствам, другим государствам, в общем, всему, что ДРУГОЕ, дает обществу чувствовать себя свободным. И это кажется прекрасным. И было бы прекрасным, если бы не существовала другая сторона этого: потусторонние Силы Зла находят лазейки именно там, где не Истинная Церковь, а что-то другое или где недостаточно влияния Истинной Церкви, ибо от этих сил полностью защищает только она. Но Церковь не может в полной мере проявить свои защитные силы там, где не выполняются все ее предписания, и где ее власть не абсолютна. Это так и оставалось бы словами, если бы вдруг (и очень кстати) не нашлись веские доказательства: Злые Силы прорвали оборону в тех местах, где религиозная обстановка не особо сурова. То есть, повсеместно. И теперь почти где угодно может случиться нападение нечисти. И они действительно случаются. Мартенс – это богатая община, принимающая иноверцев; Глатс – остались без своего священника; «Виноградная Арка» - вообще уединенное поместье; Хотья – беднейшее захолустье, власти которого закрывали глаза на вялотекущие нападения, пока Делио сам со всем не разобрался.
- А Мрежка? – спросил Дрозд.
- Вы их священника видели? – произнесла Феона. – Как ТАКОЕ может кого-то защитить?
- Да, Мрежка! – особо подчеркнул Герман. – вы сообщили об этом и, конечно, очень переживаете за то, чтобы это дело приняли всерьез и занялись им. Можете быть спокойны: судя по тому, сколько времени прошло, им уже занимаются, и завтра в Службу общественного порядка Фрила придет отчет. Сейчас такие Дела просто отдают Делио. Вроде бы так подписано соглашением с Церковью.
- Так он охотник на нечисть? – спросила сбитая с толку Лада. – Кто он?
- Он проповедник. Он дополнил правила Церкви своими пунктами, я о них говорил. Но вместо того, чтобы предлагать реформы, которые там никому не нужны, он просто указал на проблему, логически ее объяснил и предложил себя в качестве ее решения. Вернее, в качестве руководителя решением. На это они клюнули и дали ему власть в этом деле.
- Как он ее решает? – спросила Феона.
- Хороший вопрос. По всей видимости, тремя путями. Дополнительными предписаниями и молитвами, им самим же и составленными, запретами против всего, что не вписывается в Истинную Веру, и прямым уничтожением этой самой нечисти – врагов человечества. Сами посмотрите: из Мартенс высланы все иноверцы, церковь отдана под руководство «Истинного Света». Глатс – церковь отдана «Истинному Свету». «Виноградная Арка» - все вступили в ряды «Истинного Света». Хотью, конечно, контролирует «Истинный Свет», и они многих выдворили оттуда.
- «Истинная Церковь», «Истинный Свет»... Я в них запуталась, - сказала Лада.
- Это движение сторонников Делио. Вооруженное движение. Потому что оружие может пригодиться и против сопротивляющихся, и против Сил Зла. Сначала он действовал один, теперь набирает соратников. Кажется, эта авантюра все интереснее. Они себя называют защитниками Истинной Церкви. Подчеркивают это названием. Церковь Истинная и Свет тоже Истинный, - Герман повернулся к Ладе. – Не путайся больше. Но черт возьми! Почему «свет»? Не могу это объяснить, но мне кажется, это играет какую-то роль.
- Так дела не так уж плохи? – предположил Дрозд. – То, что ты говоришь, это же хорошо?..
Герман скептически улыбнулся:
- Кому как… Я попадаю в самую невыгодную категорию. Мы легко можем предстать врагами всего человечества, когда этого кому-нибудь захочется. Между этим и нами стоит только светское общество, которое защищает нас своими эфемерными законами. Стоит обществу принять новую сторону – и все…
- Но если это работает?..
- Ах да, как же это работает?.. Вернемся к нашей теме! Делио обратил внимание всех на проявления Сил Зла. На реальные, физические проявления. В Истинной Вере есть главный враг живых людей и всего, что создано богом. Кто это?
- Нежить, - ответили брат и сестра.
- А почему? – задал вопрос Герман.
- Нежить убивает, чтобы уничтожить душу, - неуверенно вспомнила Лада. – Убитый нежитью не будет существовать в загробном мире, а просто исчезнет, - она вспомнила Мечебора и добавила: - Это суеверие.
- Мы и говорим о суевериях, - сказал Герман. – О самых махровых.
- Нежитью может стать любой, кто не в Истинной Вере, потому что его душа тоже не существует после смерти, а тело может быть использовано Злыми Силами, - продолжил Дрозд.
- Защититься от этого можно, если на могилу поставить фигурку храма, - добавила Лада. – Так Силы Зла не пройдут.
- Поэтому скоро все могилы «Истинных» и «неИстинных» будут уставлены этими символами веры, - сказала Феона. – Или вторым предпишут посмертное сожжение.
- Для Вечного Круговорота же все равно? – съязвил Герман.
- Конечно. Главное, чтобы не отправляли в него преждевременно, - подыграла ему Феона.
- Нежить не выносит солнечного света, - вспомнила Лада, глядя на круглые прозрачные лампы, расставленные в зале. – Светом ее можно убить. Поэтому «Истинный Свет».
- Нежить со временем разрушается, а Злые Силы отправляются искать другое тело, - внес лепту Дрозд. – Если нежить изрубить, сжечь или как-то еще уничтожить, Силы Зла погибнут вместе с ней. Дохнут и от молитв. Вроде.
- Чаще всего нежитью пользуются колдуны, которые союз со Злыми Силами заключили, - со знанием дела дополнила Лада, и наступило молчание, потому что сведения иссякли.
Герман подождал, не скажет ли кто-нибудь что-то еще. Большие круглые часы в деревянной рамке из дубовых листьев, расположенные возле стойки, показывали половину девятого.
- Давайте связывать нити воедино, - наконец, сказал Герман.
За время долгого разговора он выпил все, что было на столе у хозяев, кроме крепкого алкоголя, но говорить ему все равно было тяжело, хотя он безупречно это скрывал. Разговор к концу даже не думал приближаться, он это понимал, но не пытался сократить его, то есть к своим обязанностям подошел очень добросовестно.
- С одной стороны, мы имеем по крайней мере два случая исчезновения, бесследного исчезновения людей в присутствии Делио. Исчезли все, кроме него самого. С другой стороны, мы имеем нападающую нежить. С третьей – Делио, для которого не проблема это устранить, что он и делает. И становится все более авторитетной фигурой.
- Чего-то не хватает… - поразмыслив, сказал Дрозд.
- Не хватает, видимо, книги по какой-то черной магической дряни, которую кто-то стащил несколько лет назад из Храмового Хранилища документов в Брэнтисе, где обучаются почти все продвинутые священники, и Северин Делио обучался тоже, судя по его карьере, именно тогда. Следствие искало ее опять в нашей гильдии, всех перетрясли, потому что документ запретный, но ничего не обнаружили. Конечно, не сказали, что ищут, но мы все равно узнали. К нам так часто придираются, что мы отрастили себе иммунитет. Если случилась какая-то оккультная гадость – это дело рук гильдии, все это знают! В общем, у нас это искали, и у нас этого не было.
На этот раз пауза была впечатляющей и наводящей на размышление, и Герман даже не стал ее приукрашивать.
- Чертова мать, - негромко произнесли Лада. – Он их сделал.
- Да, - Герман очень выразительно кивнул в ее сторону, тем самым поставив точку. – Молодец, девочка. Я должен был бы сказать: «по всей видимости, да». Но давайте отбросим формальности и вспомним, что самый очевидный вывод обычно самый верный. Ваш враг – не нежить и не Силы Зла, ваш враг – Делио.
- И как он это сделал? – спросил Дрозд.
- Не знаю и знать не хочу, - категорично заявил Герман. – Это та информация, которой лучше не обладать. Мне как вампиру – уж точно. Я, конечно, изначально подумал про поднятие из могилы. Заодно пришлось в него поверить. Но, - он посмотрел на Феону, – ты сказала, что это были живые люди. То есть, кажется, ты не назвала их людьми?..
- Не знаю, - устало сказала Феона. – Может, нежить и должна быть такая. Я-то в них тоже не верила. Но кровь из них хлещет, как из живых. Да и сердце бьется…
- Герман! – обратилась к вампиру Лада. – Это же информация исключительной важности. И ты продаешь ее… так?
Вампир очень медленно перевел на нее насмешливый серый взгляд.
- А как?.. Любая попытка официально рассказать ее приведет меня даже не на эшафот, а во Фрильский канал. Никто не будет пользоваться информацией, полученной от вампира и порочащей Церковь. В лучшем случае ей не поверят, в худшем – заставят исчезнуть. К тому же, ничто не помешает мне продать ее по второму кругу.
- В том числе нашему врагу о нас?
Герман высокомерно улыбнулся. Насмешки Лады, однообразные в своем презрительном тоне, начинали ему надоедать.
- Наверное, возможны такие обстоятельства. Но – нет. Не планирую.
- Почему же?
- Есть элементарный уровень честности, даже для таких как я. И сейчас я открыл тебе неправдоподобную истину.
- А в гильдии обо всем этом знают? – спросил Дрозд.
- Нет. Гильдия бросила это дело после того, как все прояснилось насчет Уара, и весь шум вокруг него улегся. Это я сопоставил остальные факты. Сначала из любопытства, но в основном из-за того, что я чувствую, что мы снова окажемся крайними. Это подготовка к переменам – очень нежелательным для нас переменам. Решать, насколько мои слова убедительны – это ваше дело. Я бы и сам рад все это передать в гильдию, но меня из нее выперли. Боюсь, пока я к ним попаду, меня прикончат, а из Фрила мне надо убираться. Вообще, гильдия – это такой кипящий котел вампирских отношений, в который власти совершенно не лезут, если это не касается других граждан. Я потому и оставался сегодня во дворе Службы общественного порядка, благо меня оттуда не выгнали. Я надеялся, что кто-нибудь из них поедет по работе в направлении Хуты, чтобы присоединиться и выехать тоже, потому что именно туда мне хочется слинять из Фрила. Но никому в ту сторону не понадобилось. Потом я услышал ваш исчерпывающий разговор, дорисовал в голове то, что уже знал, и продался тебе… воин.
- Да… - Дрозд стал задумчивым и мрачным, что случилось с ним, наверное, второй раз в жизни.
В огромном зале стало более шумно – к вечеру посетителей прибавилось. Стройная девушка порхала между столами в белом платье, как огромная бабочка-капустница, непринужденно разнося заказы. Но за столом, погруженным в только что полученную информацию, никому не было до этого дела.
- Где его найти? – наконец возобновил разговор Дрозд. – Ты сказал, что знаешь.
Герман оторвался от созерцания бабочки-капустницы, мерцающей в поле его зрения. Он не хотел больше ничего говорить, но нужно было заканчивать…
- Послушай… - медленно сказал он, обдумывая, как сказать покороче, - позавчера это дело передали ему. Он в Офирце. День на дорогу, если срочно. Сегодня он наверняка все закончил, и завтра в Службе общественного порядка Фрила будет отчет о вашем деле…
- Он сегодня уже прислал нам письма, - перебила его Лада. Она нарочно не сказала о них заранее, но все слова Германа хорошо подтверждали то, что в них было написано.
- Я еще не читал! - спохватился Дрозд.
- Дай я посмотрю, - Герман беззастенчиво перехватил протянутое Дрозду письмо, развернул, и поспешно пробежался по нему глазами. Для него это был более чем интересный документ. – Молитвы, правила, не доверяйте ничему неИстинному – так оно и есть. Нас не ждет ничего хорошего. Феона, а тебе надо бежать из этого чертового Фрила. Делио прямо говорит в проповедях, что неИстинные после смерти поставляют свои тела Силам Зла и пополняют ряды нежити. Это, конечно, не призыв к уничтожению, но звучит это плохо. Что же касается Мрежки, считайте, что дело закрыто. Ни один ее житель больше не пострадает, а их священник уже либо вступил в ряды «Истинного Света», либо низложен за несостоятельность. А Делио вернется в Офирц, вернее, в Храм на Офирцском холме, там его логово. Задумали познакомиться с ним?.. Я думаю, когда вы начнете воплощать свое желание, к вам возникнут вопросы. Так что, если уж очень хотите, отправляйтесь не главной дорогой, а той, которой пользовались вампирские контрабандисты. О ней мало кто помнит. И советую сначала дождаться отчета и подождать день. У меня все.
«Знала бы гильдия, какую услугу я ей оказываю» - добавил он про себя.
Он устало обвел взглядом зал. В нем появилась уже вторая бабочка-капустница, такая же белоснежная, в плотно облегающей голову косынке, и присоединилась к психоделическому порханию первой. Люди ужинали, беседовали, некоторые веселились и, возможно, тоже заключали какие-то сделки. Убийцы сюда, скорее всего, не заявятся, если не хотят сами отойти в мир иной усилиями народного гнева. Такие заведения, как правило, не прощают появления на своей территории подобных личностей.
- А теперь мне нужна Феона. Ты обещала помочь мне, - Герман посмотрел на нее взглядом, на дне которого затаилось что-то еще более холодное, чем цвет его глаз – животный страх пред физической болью.
Она все это понимала, поэтому ответила так, чтобы в голосе чувствовалось спокойствие, а не жалость, просто констатируя факт:
- У меня ничего с собой нет.
- У меня тоже, - ответил он, не отводя и не меняя взгляда.
- Значит, операция подручными средствами? Мы снимаем две комнаты наверху. Пойдем сделаем все там.
Он бросил еще один взгляд в зал, собрался с мыслями и пошел за ней.


11. Только немедленная месть!
Феона вошла в темную комнату и зажгла лампу на маленьком столе. Янтарный свет озарил ее снизу-вверх: сначала скользнул по пальцам, затем по одежде и по лицу и наконец залил собой все помещение. По углам сразу ожили и расползлись бесформенные тени от предметов.
Герман остался в дверях, отрешенно глядя на все сразу: на свет, на комнату и на Феону – как она смахивает со стола лишние вещи, не глядя сбрасывает на кровать плащ, аккуратно закатывает рукава белой рубашки, заправленной в штаны, убирает непослушные пряди волос под косынку. Она вымыла руки водой из кувшина, вытерла их полотенцем и развернулась к нему:
- Ну, что за нерешительность? Первый раз с врачом наедине? Давай, раздевайся.
Герман машинально усмехнулся приведенной ею аналогии и начал стягивать с себя одной рукой плащ. Медленно и не очень уверенно. Иронию он оценил, но она его не забавляла, а угнетала. Феона была прекрасна, даже не по-женски, а как-то по-своему, а он сейчас чувствовал себя мерзким созданием общественного дна. Никогда в жизни он еще так физически ощутимо не осознавал, насколько отвратительна для посторонних его раса. Когда ты хорошо образованный аристократ с врожденным обаянием и умением решать проблемы – это одно, а когда тебя чуть не прикончили в канаве помойного двора, тебе очень плохо без чужой крови и поэтому ты вынужден бросить последние силы на эти унизительные поиски, а каждый твой шаг тянет за собой, как шлейф, твоих убийц – это уже совершенно другое. А разматывать под ее взглядом грязные тряпки на безобразной ране вообще было уничтожающим откровением, почти насилием над собой. Таким он не хотел выглядеть ни в чьих глазах.
Но выхода не было. Никакого. Только просить у кого-то помощи, зная при этом, что далеко не каждый захочет помочь вампиру даже с таким статусом, как у него.
- Послушай, - он остановился и заставил себя встретиться с ней взглядом. – Я понимаю, что доставляю кучу неудобств. Но я не могу самостоятельно решить свою проблему. Просто нужен второй человек…
- Не юли, показывай, - сказала на это Феона. И едва взглянув, приняла решение: - Нет, я за это не возьмусь. Здесь нужна операция. Инструменты, лекарства, перевязка. Я не хирург, и у меня ничего этого нет.
Переломанная конструкция из костей, мышц и разорванной кожи, в грязи, крови и прилипшем тряпье вызвала у нее профессиональный ужас.
- Тебе надо немедленно пойти к кому-то из знакомых врачей, у кого есть подходящие средства. И побыстрее! Не ставь перед собой и мной невыполнимых задач. Хочешь, пойду с тобой…
- Нет… Со мной не надо никуда ходить. За мной и так ходят. Я не хочу привести… - он оборвал сам себя. – Черт! Я понимаю, что мне и здесь не место. Но я УЖЕ здесь. И у меня вряд ли будет какой-то другой шанс. Я вампир. Ты знаешь – на нас все заживает как на собаках. Когда я выйду отсюда, мне придется скрываться. А потом… это все нужно будет уже ломать. Я… - он сел на кровать, отчаявшись все внятно объяснить, и начал объяснять с другого конца, уже даже не пытаясь поднять на нее глаза: - Я хирург, Феона. Я хочу практиковать. Я должен сохранить руку.
Феона смотрела на него сверху-вниз и думала, что вот как она, оказывается, выглядела несколько лет назад. Страх все потерять – и никогда не вернуть, никогда в жизни.
- Ладно, - сказала она и даже села с ним рядом. – Я тебя понимаю. Сама была в безвыходной ситуации и не могу не помочь. Но за последствия я не отвечаю. Воспаление будет немереное.
- Вот оно меня интересует меньше всего. Вампиры от него не умирают.
- Из обезболивающих у нас только водка. Сам знаешь, как она действует.
- Нет, не надо, - медленно произнес Герман, и страх в его глазах сменился ледяным ожиданием неизбежности. – Я буду руководить. Я должен понимать, что делаю, и что ты делаешь. Ты нужна мне для контроля. Я же не знаю… как у меня получится.
- Ясно. Тогда тебе удачи. Понадобится много чистой ткани, а эту надо размочить. Не представляю, где взять. Может быть, на кухне.
Она вышла, а он продолжил отдирать от раны намоченные водой тряпки, изготовленные из собственной рубашки. Зрелище жалкое, жуткое и возрождающее в памяти дьявольские ощущения, когда на рассвете, на том же пустыре на окраине за городскими стенами, где на него напали, он, даже не собрав мыслей и не чувствуя боли, ковырялся в разорванных тканях руки, расчленял на полоски рубашку, как мог, и осознавал только одно: если его убийцы вернутся, они его прикончат. Рану на шее он замотал еще раньше, ночью, сразу, как только заставил себя двигаться. Но она оказалась не только не смертельной, но и по невероятно счастливой случайности даже не опасной.
А потом ему нужно было куда-нибудь уйти. Но дом, в котором он останавливался во Фриле, принадлежал гильдии, и там ему было нельзя появляться. Где можно было наткнуться на его убийц, он не имел понятия. Поэтому пришлось идти в Службу общественного порядка, чтобы спокойно обдумать, что делать дальше. Рассчитывать на защиту со стороны человеческого закона не приходилось, но здесь было хотя бы безопасно.
А сейчас он знал, что ему опять предстоит копаться в собственном теле, тем более, без права на ошибку, истерику или отступление, и почувствовал, как предательски, безудержно начинает стучаться в грудную клетку сердце. Он много раз раскладывал для себя по полочкам эту операцию, но даже не представлял, сможет ли не остановиться на той черте, когда мысли должны воплотиться в действия.
Феона вернулась, когда он был уже готов и совершенно не готов; ничто не могло повлиять на то, чтобы это состояние изменилось.
В прекрасных, как благословение, руках у Феоны была стопка белоснежных скатертей.
- Ого, отличная ткань, - удивился Герман, и голос почти не выдал его.
- Записала в счет Дрозда и Лады, - сказала Феона. Она начала выкладывать на стол скатерти, ножницы и еще какие-то вещи, прихваченные с кухни, но остановилась, обернулась и взглянула на Германа. – Еще раз спрашиваю, ты справишься?
У него даже перехватило дыхание от этого вопроса. Это было самое важное, что он сам хотел бы знать.
- Если нет, - сказал он, - заставь меня.

Лада и Дрозд вовсю обсуждали купленную историю, когда Герман спустился обратно в зал. Многие посетители уже разошлись, и стало гораздо тише и спокойнее. Он подошел к столу с совершенно отсутствующим взглядом и почти машинально выхватил стакан чуть ли не из рук Дрозда.
- Это водка?
Так же машинально он выпил, налил еще, выпил, вернул стакан крайне удивленному Дрозду и уселся на свое место, отрешенно глядя в абстрактную точку пространства перед собой. Выглядел он так, как будто с его лица смыли последние жизненные краски, то есть бледность была уже не болезненной, а смертельной.
- Э… это что было? – спросила Лада у брата и помахала рукой перед глазами Германа. – Где Феона???
- Убирает. Пинты моей кровищи, - голос Германа оказался не таким отсутствующим, как взгляд, но тоже был безжизненным.
- Прямо-таки пинты? Ты что, хочешь сказать, там всё в крови? В вампирской крови???
- Всё, - подтвердил Герман, укладывая голову на стол на здоровую руку.
Лада и Дрозд переглянулись, но гадать им не пришлось – в зал вошла Феона. Лада молча показала ей глазами на вампира.
- Угу, - ответила Феона. – Это болевой шок.
Теперь, когда в зале почти никого не осталось, их странная компания притягивала слишком много внимания. Но пока они не скандалили и хорошо платили, никто к ним не придирался.
- Это не болевой шок, - возразил Герман, не меняя положения. – Ты не права.
- Ладно, - согласилась с ним Феона и села за стол рядом с Дроздом.
Он наклонился к ней и заговорил так, чтобы вампир ничего не слышал:
- Как ты думаешь, то, что он нам наговорил, правдоподобно?
Феона не стала отвечать сразу, она подумала.
- Правдоподобно, - сказала она наконец. – Не знаю, правда ли, но за исключением явно додуманных деталей правдоподобно. Он просто изложил вам свою версию.
- Осталось только проверить, верна ли она, - сказал Дрозд уже достаточно громко. – Мы собираемся воспользоваться неделей траура (я знаю, если попросить, нам ее дадут, потому что Мечебор был нам близким человеком, и сейчас не военное время) и потратить ее на то, чтобы сгонять в Офирц и разведать, что там делается. Я знаю, Мечебор поступил бы так же.
- Феона, - подал голос Герман, - где ты откопала себе таких друзей? Они умеют искать неприятности.
- Тебя не спрашивали, - напомнил ему Дрозд.
- Хорошо, - ответил Герман, даже не меняя положения. Спорить у него не было ни сил, ни стимула.
- Предлагаю выехать послезавтра, если завтра придет наш отчет… - обратился Дрозд к Феоне.
- Э, нет, - перебила его Феона. – Вы сумасшедшие. Я никуда не поеду.
- Почему??? – удивилась Лада. Кажется, брат и сестра были уверены, что Феона с готовностью отправится с ними.
- Почему?.. Потому что я не буду помогать вам в том, что может вас убить. И меня тоже.
- Но сидя здесь мы не найдем доказательств! – возразила Лада. – А без доказательств это все так и останется просто словами. И никто в них не поверит. А гады так и будут продолжать безнаказанно шляться по лесам и убивать всех подряд. Так что, надо, Феона. Это же очень важно!
- Значит, так, - сказала Феона. - Ехать в Офирц, искать там логово нежити и их хозяина, у которого еще и куча вооруженных фанатиков, это, пожалуйста, без меня. Вам этого тоже не советую.
- Но… ты нам очень нужна!.. – растерявшись, сказал Дрозд.
- Зачем?
- Знаешь, - призналась Лада, - говоря откровенно, ты единственный умный человек из нас. Без тебя мы завалим это дело.
- Гениально!.. – прокомментировал Герман.
Дрозд вздохнул, немного подумал и увлек Ладу из-за стола в сторону. Он начал ей что-то объяснять, и его монолог перерос в бурное обсуждение.
Феона в это время думала, не пойти ли ей спать, бросив все эти разговоры. Слишком насыщенным выдался день. И как поступить с Германом, который совсем расклеился: просто оставить его здесь или дать ему в долг денег на комнату?
Сам Герман уплывал куда-то в темную неизвестность. Он тоже думал про то, что ему некуда деться, что на улице просто физически никуда не уйдет, про деньги в долг и про комнату, которую ему все равно могут не дать, если узнают, кто он. Но дальше этого мысли не двигались. А еще он думал про то, что слишком дешево продал свою историю. Сейчас бы ему кровь пригодилась больше. Он не рассчитал, что после операции на него свалится все: усталость, слабость, головокружение, апатия, боль и отвращение к самому себе.
Дрозд и Лада вернулись к столу явно вдохновленные своим обсуждением и приступили к уговорам с новыми силами.
- Феона, - сказал Дрозд, садясь напротив нее, - тогда давай заключим деловую сделку. Деловую, с оплатой. Мы наймем тебя для расследования.
- Да, это называется «расследование»! - подхватила Лада. – Ты же хотела свалить из Фрила, да и Герман тебе это сильно советовал.
- Да. В Милаву, а не в Офирц. Ни в коем случае! – предупредила Феона.
- Так мы тебя и проводим до Милавы! – Лада прямо сияла от такого удачного решения. – Это же по пути. Мы и завернем туда. За это время ты поможешь нам все прояснить.
- По-моему, теперь уже все и так прояснилось.
- Нет, так только кажется, а едва начнешь думать, сразу вопросы: что было с Яковом, почему в доме и именно в подвале лежало четверо, а в лесу нас поджидало тварей двадцать, почему именно Мрежка, и где может быть следующий удар, и чего опасаться дальше? И это еще не все! Некогда сидеть и думать здесь, у нас всего неделя. Мы с Дроздом поедем в Офирц и постараемся разнюхать, что там происходит. А на обратном пути снова заедем к тебе в твою Милаву и снова все обсудим. За это мы тебе заплатим, сама скажешь, сколько.
- Ну что ж… - неуверенно ответила Феона, - предложение было бы бессмысленным, если бы я действительно не решила в ближайшее время уехать. Я поеду. Но только до Милавы! Если по пути будут происходить опасные или подозрительные вещи, я прекращу ваше путешествие, а если вы не послушаетесь, брошу вас прямо там. Я возьму за это сумму, которую ты, Дрозд, собираешься получить завтра за свой меч (я знаю, что теперь ты пользуешься оружием Мечебора), если нам удастся все выяснить. Если нет, ограничусь компенсацией за расходы. И, да, окончательное решение я приму только когда увижу отчет.
- По рукам… – произнес Дрозд в полном восхищении от того, как стройно и красиво все вышло.
Потом он бросил взгляд на почти не подающего признаки жизни вампира.
- Герман!..
- Я все еще присутствую, - отозвался тот.
- Ты тоже должен поехать с нами.
- Господи, я-то за что?.. – Герман медленно привел себя в нормальное сидячее положение и посмотрел на Дрозда никак не желающим фокусироваться взглядом. Чувство реальности для него сейчас было весьма условным.
- Ты знаешь дорогу контрабандистов?
- Нет, я не знаю, - соврал Герман.
- А даже если и не знаешь, тебе узнать это легче, чем нам. Нам нужен провожатый. Ты хвалился, что легальный и закон не нарушаешь, значит, с тобой можно иметь дело.
Герман обреченно вздохнул и сказал:
- Я даже не знаю, что на это ответить… Прирежьте меня сразу сами.
- Про прирезать, это ты кстати, - бесцеремонно вмешалась Лада. – Мы знаем, что и ты хочешь свалить из Фрила. И мы обеспечим тебе стопудовую охрану.
- Я хочу «свалить» в Хуту! Она в другой стороне!..
- Ничего, сначала съездишь в Офирц, - заявил Дрозд. – Неужто тебе не интересно, чем закончится твоя история?
Разговор приносил Герману страдания, но он не удержался от сарказма:
- Двое свидетелей нападения едут в Офирц к зачинщику нападения – и я с ними. Спасибо, не надо. У меня и здесь достаточно шансов сдохнуть.
- Вот именно, здесь – достаточно, - подтвердил Дрозд. – Ты же не хочешь, чтобы мы тебя здесь бросили? Не можешь в Офирц, свернешь в Милаву, как будто туда и собирался, а мы твоя охрана. Может же аристократ нанять себе охрану? А на обратном пути мы забросим тебя и в Хуту, если пожелаешь. А если мы встретим твоих убийц, мы знаешь, что сделаем? Мы их убьем. Они же, кажется, все равно вне закона?
- То есть, все это вы собираетесь успеть за неделю? – уточнил Герман.
- Ну, опоздаем маленько. Мы все рассчитали, верь нам.
- А они умеют устраивать дела… - Герман повернулся к Феоне и кивнул на Дрозда с Ладой.
- Неожиданно, но да, кажется, умеют, - ответила Феона.
- Надеюсь, это означает, что ты согласен, - Лада посмотрела на него в упор. – Если нет, я своими руками…
- Я согласен, воинственный ангел, - перебил ее Герман. – Мне деваться некуда. А вы поделитесь всей информацией, которую добудете. Всей.
- Ну ладно… - неохотно согласился Дрозд. – Вчетвером хоть думать сподручнее. Завтра дождемся отчета, подготовимся, а утром отправимся…
- Нет, только не утром, - вынужден был поправить его Герман. – Ближе к вечеру. Когда у вампира сильно не в порядке здоровье, знаешь, что его больше всего угнетает? Солнечный свет. Представь себе одновременно похмелье, отравление и последствия неравной драки. Вот это примерно оно.
- Да?... – разочарованно покосился на него Дрозд. – А как же мы с тобой будем двигаться? Днем ты не можешь, ночью ничего не видать.
- Мы быстро восстанавливаемся, - успокоил его Герман. – Через пару дней будете двигаться, как хотите.
- Хорошо, значит, все вместе ускачем в закат, - подвел итог Дрозд и взглянул на часы на стене. – Ого, уже час ночи. Надо по койкам.
- Там все в крови, - устало сказала Феона. – Я еще не убрала.
- Тогда пусть Герман там и спит, это его кровь! А ты, Феона, иди-ка наверх с Ладой, к нам. Тебе надо отдохнуть, - сказал Дрозд с заботой, в которой Феона не нуждалась. – Я там тоже как-нибудь устроюсь. А вам, - он повернулся к Герману, - приятного отдыха, ОТДЕЛЬНО от нас.
Герман равнодушно взглянул на него и не поблагодарил. Его проблемы разом решились, но ему ясно дали понять, что ни доверия, ни уважения к нему не прибавилось. А самым омерзительным было то, что он был в таком состоянии, что ему было все равно.
- Днем ко мне не ломиться, - предупредил он в ответ.
- Даже не подумаем, - заверила его Лада, вставая со своего места. – Встречаемся здесь вечером. И не передумай смотри!


12. Дорога. Начало пути.
Дрозд зашел на войсковую конюшню и в полумраке проследовал между рядами разномастных, искоса взирающих на него лошадей к трем последним стойлам.
- Привет, Ратник, давно не виделись, - поздоровался он со своим буланым конем, возвращенным ему из Мрежки. – Привет, Ястреб, - сказал он лошади Лады и направился дальше. – Привет, Злато… Твой хозяин уже никогда не вернется…
Рыжий конь Мечебора продолжал спокойно стоять в полоске падающего сзади света в умиротворенной уверенности, что у людей все всегда идет как надо, и когда-нибудь его хозяин придет за ним. Если понадобится, он готов был прожить и умереть с этой уверенностью. Дрозд даже позавидовал ему.
Сзади в дверях высоким силуэтом возник Мило и начал разговор:
- Вот не знал, что вам так быстро все привезут. Я своих еще не посылал. Это от Делио. Как только успели?.. Проверьте, все ли вернули.
- Да? – обернулся к нему Дрозд. – А где те, кто это привез? И сколько их?
- Не знаю, я видел одного. Он вроде пошел к вам в Войско что-то выяснять.
- Пойду познакомлюсь с ним, - сказал Дрозд, поспешно выбегая с конюшни.
Это нельзя было пропустить. Несколько человек (точно несколько, ведь не один же управлялся со всеми их лошадьми) приезжают прямо с места бойни, где-то ходят и что-то выясняют, но никто их толком даже не видел! Дрозд и сам плохо представлял, что будет делать, когда найдет этих людей. Но логика, которая иногда заглядывала и в его голову, подсказывала, что любой нормальный посланник из Мрежки должен хотеть побеседовать с очевидцем.
Сначала Дрозд обошел весь войсковой двор с расставленными по нему постройками, потом заглянул в полукруглое окно кирпичной столовой, маняще расположившейся напротив главного здания. Там уже никого не было, только непревзойденный в своих объемах Сидр кормил объедками из огромного чана трех черных овчарок, выкладывая еду прямо на пол.
- Ого, Дрозд, ты сегодня у нас? – спросил Сидр, не прерывая своего занятия.
В столовой пахло чем-то горелым, но очень вкусным, под сводчатым потолком сушились бесчисленные пучки трав, на одном из длинных-предлинных столов сидел рыжий кот, старательно вылизывая все самое ценное, что у него было под хвостом. Хотелось перелезть через окно, остаться там и поболтать с Сидром, но Дрозд ограничился коротким разговором:
- Нет. У нас траур. Лада настояла.
- А мне она сказала, что ты настоял, - Сидр посмотрел на Дрозда шельмоватыми глазами, продолжая выскребать деревянной ложкой остатки из котла.
- Вот негодяйка!.. Слушай, Сидр, а здесь не было человека из Мрежки? И что ему было надо?
- Был. Неизвестно, куда слинял. Не понял, что надо было.
- Как он выглядит?
- Обычный молодой парень. Обычная одежда. Только с нашивками на рукавах, такими…
- Знаю. Знак Церкви и разящие лучи, - догадавшись, махнул рукой Дрозд и убежал на дальнейшие поиски.
Он побывал во всех зданиях, на каждой лестнице и у каждого крыльца, но безрезультатно. Он перешел через площадь в Службу общественного порядка и там обошел тоже все, что мог, ловя на себе косые взгляды – с тем же успехом.
Наконец, ему пришла в голову мысль, что таинственные посланники могли посетить Чудотворный Собор, и направился к нему.
Там он еще ни разу не был, хотя должен был бы, ибо Делио настоятельно рекомендовал им в письме не пропускать никаких богослужений. Но сейчас все равно было поздно, и Дрозд, подходя к возвышающемуся, уходящему в небо собору, невольно чувствовал себя виноватым. Он вошел в холодную тень, которую отбрасывало на площадь это неумолимо доминирующее над всем темно-серое сооружение, и начал подниматься по широчайшим ступеням. Любое существо на них чувствовало себя маленьким и беззащитным перед божественным величием, и Дрозд, пока поднялся, тоже себя таким почувствовал. Но ощущение было совершенно новым и захватывающим, оно ему понравилось. А если поднять голову вверх, можно поймать совсем невообразимые впечатления, когда треугольный силуэт собора, начинаясь где-то с обеих сторон, взлетает ввысь и указывает прямую дорогу в небо…
Далее была дверь. Она тоже уходила вверх и имела несколько створок со сплошными молитвенными узорами. Отдельно обращала на себя внимание дверная ручка, потому что представляла собой благословенную древесную ветвь, за которую держатся верующие, чтобы не потерять бога. Все эти значения Дрозд вспомнил и почувствовал мгновенно, автоматически, потому что знал это с детства. Вот бегает он тут по своим делам и вдруг сталкивается с этой ошеломляющей истиной духовной вечности посреди мирского быта Фрила. Эта истина пробирает до самого сердца, и как-то физически противно становится от осознания того, что пришел сюда не за ней, а по своим делам.
Дрозд постоял перед дверью в замешательстве, но одна из створок была чуточку приоткрыта, и он решил не останавливаться на полпути. Он сделал из нее более-менее широкую щель и просунул голову внутрь.
Нечего и говорить, что впечатление, свалившееся на него, от этого только разрослось до еще больших размеров. Таких помещений Дрозд никогда не видел ни в каких других храмах. Оно было огромным, бесконечно высоким, погруженным в полумрак и тонущим где-то вверху в собственных тонких перекрытиях, между которыми призрачно перепархивали неизвестные птицы; хорошая акустика делала ощутимым каждый хлопок крыльев. Возможно, это были просто городские голуби, но здесь они выглядели очень таинственно. Стены на разной высоте и в разных местах были прорезаны многоцветными квадратными окнами, расположенными кучками по три-пять штук, отчего воздух по всему объему был запятнан радужными перекрывающими друг друга бликами света с копошащейся в них пылью. Внизу (почему-то Дрозд сначала рассмотрел то, что над головой, а потом уже опустил взгляд к полу) между рядами скамеек и еще чем-то расхаживал священник. Румяный, жизнерадостный и деятельный священник Морис снимал потеки воска и протирал каждый из напольных канделябров, с удовольствием подавая миру пример трудолюбия и благодетельной аккуратности и пока не замечая присутствия Дрозда. Больше здесь никого не было.
Дрозд вернулся на улицу. Приставать к священнику с такими странными вопросами, которые он мог бы задать, он почему-то не решился. К тому же, посмотрев на устрашающего размера часы, висевшие где-то высоко над дверью собора, он обнаружил, что уже опаздывает в Службу общественного порядка за отчетом. И, так и не достигнув своей цели, на ходу удивляясь тому, как ему удалось столь бестолково потратить время, Дрозд побежал туда.
Когда он вошел в рабочую комнату к Мило, Лада была уже там, стояла возле стола с наваленными кучей их собственными вещами. Свет из окна очерчивал ее более чем дерзкий силуэт: длинные волосы, высокую грудь, стройные ноги в узких штанах.
Еще с порога был виден лежащий на столе доспех. Дорогущий, прекрасный, блестящий доспех его друга. Кольчуга, шлем, наручи и прочее были не хаотически брошены, а разложены, как на человеке. И это почему-то порождало усиливающееся с каждым шагом впечатление присутствия мертвого тела, хотя доспех был пустой, чистый, даже не окровавленный. Он же снял его перед походом в лес. Если бы не снял, возможно, не погиб бы. Хотя… не таскать же все это на себе по лесам весь день, они-то свои тоже сняли, вон – валяются на скамейке. Такие знакомые вещи, материальные, присутствующие здесь, принадлежащие человеку, такому же знакомому и навсегда их покинувшему, - какое-то оглушающее сочетание…
Лада медленно перебирала предметы из сумки Мечебора и, видимо, была подавлена не меньше. Никогда она не задумывалась о своем отношении к нему: боевой товарищ – и все тут. Ну теперь-то уж никем другим и не станет. А никто другой и не нужен.
- Всё на месте, - сказала она, не глядя на Мило. – Деньги – не знаю. Я не знаю, сколько у него было. Наши все на месте.
- Забирайте тогда, - вздохнул Мило. – И садитесь отчет слушать.
- А те, посланники, где? – спросил его Дрозд.
- Говорят, уже уехали. Кто-то видел, как уезжали, - Мило сочувствующе взглянул на брата и сестру и добавил: - Они всего лишь привезли ваши вещи, ребят.
Потом он придвинул стул, уселся на него, развернул вытащенное из ящика стола письмо Делио и принялся читать его вслух:
«Дети мои! Обращаюсь к вам с сочувствием и сопереживанием, молюсь за вас и прошу вас о том же, а также отправляю вам этот отчет об ужасном и опасном проявлении Потусторонних Сил Зла в свободном селении Мрежка Фрильского округа.
Второго числа от начала осени, утром я прибыл в леса возле Мрежки, отправив помощников в само селение для допроса проживающих. Я обнаружил логово Сил Зла недалеко от охотничьего дома, в болоте. Именно туда они скрывались с наступлением светлого времени суток. Благодарю вас за то, что вы сделали часть работы за меня, хотя этого оказалось явно недостаточно. Святыми молитвами, святым оружием и святым огнем я уничтожил их, и теперь могу уверить вас в полной безопасности этого места до тех пор, пока в нем будут соблюдаться все (я подчеркиваю – все!) требования Истинной Церкви.
Теперь я могу точно назвать причины появления в этом месте Потусторонних Сил Зла в самом ужасном для живых людей проявлении:
Первое. Попустительское отношение к своим обязанностям местного священника. Современных священников учат доброте и милосердию, но, к сожалению, они совершенно не готовы к своей миссии. Второе. Неразборчивость и невежество жителей. Мрежка притягивает путников. Не все из них люди верующие и благочестивые, не все едут с хорошими намерениями, но все одинаково находят себе там пристанище. Вместе с собой они тащат и свою скверну. Третье. Кроме того, в Мрежке выявлена общая склонность к язычеству и почитание лесных духов, что еще хуже, ибо это уже настоящее мракобесие, которое сводит на нет всё, и без того слабое, влияние священника. Всем известно, что Силы Зла используют в своих целях тела неверующих, но прискорбно то, что об этом никто не думает. Возможно, именно так и скопилась целая толпа нежити возле Мрежки. С таким отношением к Истинной Вере защиту не создать. Оно возмутительно своим легкомыслием, глупостью, непониманием мироустройства и нежеланием его понимать, несмотря на то, что его объяснения даются в готовом виде!
Нападения нежити я видел и раньше, и чтобы избавить людей от напасти, требовалось лишь грамотное вмешательство. Здесь же я увидел, что Силы Зла стали необычайно могущественными и дерзкими. Причиной может быть то, что они долго оставались невыявленными и безнаказанными, либо то, что Силы Зла укрепляются повсеместно. В любом случае нас не должен останавливать страх: как только в каждом городе, каждом доме, каждой душе восторжествует Истинная Вера, вы увидите, что мир стал чище и безопаснее. А хранить его можем только мы сами – общими усилиями.
Посему, могу дать несколько указаний вам, видевшим своими глазами, на что способны Потусторонние Силы Зла, и оставшимся в живых. Это не может быть ни везением, ни воинским мастерством. Это либо сила, данная вам верой, либо знак свыше, что для меня одно и то же. Истинной Церкви нужны именно такие соратники!
Итак, если у вас нет такой привычки – молитесь в любой церкви, на улице или дома, а если есть – поддерживайте эту привычку. Молитвы – не формальность, они нужны для взаимопонимания с богом. Почаще присматривайтесь: много ли вокруг вас неИстинного. Иные верования и традиции – это, конечно, личное дело каждого, но, как мы видим, это опасно. И чем больше неИстинного, тем опасней. Так что, наверное, скоро каждому придется выбирать, во что верить, зная о последствиях. Ваш (и наш общий!) долг – объяснить это каждому, пока не поздно для них самих и для всех остальных!
Ну и про нравственный облик забывать не стоит: если человек верит, но не следит за своими поступками, он приравнивается к безбожнику!».
Мило читал с выражением, потому что так его научили в детстве, а учился он хорошо. Было странно слышать эмоции одного человека в голосе другого, не имеющего к нему отношения, но письмо звучало эффектно. Правда, Лада и Дрозд воспринимали написанное уже не так, как восприняли бы его, не будь вчерашней встречи с Германом. Теперь для них оно пестрело подтекстами, двойными смыслами и уловками, чему способствовал и чуждый им ученый стиль изложения. Письмо оказало на них не такое действие, на какое рассчитывал Делио, но в любом случае, оно подействовало. Даже при всей искренности и убедительности, с которой вампир представил им свою версию, поверить хотелось не ему, а автору этого послания.
- Это все? – в нетерпении задал вопрос Дрозд.
- Нет. Еще приписка. «Я очень сожалею, что не могу немедленно приехать во Фрил для встречи с вами, потому что дела заставляют меня пребывать в других местах. Но не позднее чем через месяц, к святому Дню я прибуду во Фрил, чтобы обстоятельно с вами побеседовать. Это очень важно, поэтому большая просьба не покидать до этого времени город и не оставлять свою службу. Истинный Свет в нас!». Вот теперь все.
- Мы можем забрать письмо?.. – спросил Дрозд в наступившей тишине.
- Нет. Положено хранить здесь. Хотите – еще раз перечитайте, - ответил Мило и сложил в стол оставшиеся бумаги. – А эти и читать нельзя, эти для нас.
- Совсем нельзя? – на всякий случай попыталась уточнить Лада.
- Совсем. Да там примерно то же самое – руководства да предостережения…
Мило немного помолчал, пока Лада и Дрозд, одинаково склонив светло-русые головы, внимательно перечитывали слишком заумное для них послание, и добавил:
- Вы у нас настоящие герои, даром что молодые совсем. Что бы без вас там сейчас было?.. Сколько живу, а про такую дрянь никогда не слыхал. Не, страшилки-то всегда рассказывали. Да разве кто когда в них верил? А, выходит, надо было…
Дрозд задумался. Понятно, что разговор клонится к концу. Но как бы этим временем воспользоваться с толком? Дрозд решил внедрить зерно разлада в безупречную картину, обрисованную Делио.
- Мило… - серьезно, даже непривычно для себя, сказал он, - а сам ты не задумывался, почему именно в Мрежке случилась беда?
- Нет, - признался Мило. – Да и вот – все объяснено.
- Ну, объяснено!.. – пожал плечами Дрозд. – Были мы там – селение как селение, таких много. Не хуже других. В том же Фриле скверны куда больше. Но не здесь же случилось и не в других местах.
Мило выжидающе посмотрел на него.
- А вот чего Мрежка в итоге лишилась, так это постояльцев своих. Кому она нужна теперь со своей дорогой? У них дела – псу под хвост.
- Интересно, - все так же глядя на Дрозда, сказал Мило. Было видно, что в этом направлении он не думал. – Я, пожалуй, это учту…
Во дворе Дрозд и Лада погрузили все свои вещи на серую служебную лошадь и повели ее в сторону «Божьей коровки».
- Что бросается в глаза? – задала Лада вопрос брату.
- Что Делио не спешит делиться подробностями, как все было…
- Время, - ответила Лада на свой же вопрос. – Письмо он написал заранее. Я прикинула, и получается, что если сначала все сделать, а потом уж писать, да еще сюда везти, с чёрта бы мы этот отчет сегодня увидели!
- Да… - согласился Дрозд. – Похоже на то. Торопился, значит. Боялся, что незваные помощники нагрянут.
- Надо и нам торопиться. Все лишнее – продать к чертям поскорей. Деньги в дороге нужнее, - сказала Лада и замолчала, наткнувшись взглядом на вещи Мечебора, сложенные сверху на вьючной лошади.
- Все лишнее, - подтвердил Дрозд, проследив за ее глазами. – Никому из нас его вещи не подойдут, и деть их некуда.
Лада вспыхнула, как сухой хворост:
- Почему, если, по его словам, он УЖЕ всех похоронил, как надо, почему тогда не прислал ничего личного на память??? Ни оберега, ни пуговицы какой-нибудь!.. - она всего лишь выискивала улики против человека, о котором пока не имела ни малейшего понятия, а заодно и опору для своей личной ненависти. Еще недавно Делио чуть не утянул ее на свою сторону, но сейчас у нее был повод верить не ему, а какому-то вампиру, свалившемуся вчера на них со своей историей. – И ведь все равно отмажется: воинов хоронят с их имуществом. Или еще что-нибудь придумает. И самое обидное – когда мы снова увидим Медведя и остальных из Мрежки, они уже все будут за него.
- Весь мир будет за него, - сказал Дрозд. – Но когда нас такое останавливало?
Мимо, против их движения проплывали каменные и деревянные дома чужого им, но гостеприимного города, яркие крыши и ленивые кошки на них, подхваченные повседневной жизнью горожане и приехавшие с дарами земли сельские повозки, зеленое облако аптечного сада над постройками и шумный водоворот людей в воротах фрильского рынка – вся эта кипящая концентрированная жизнь, претендующая на то, чтобы когда-нибудь стать столичной.

Наступил вечер, и все снова увидели друг друга в таверне на первом этаже «Божьей коровки». Первой там появилась Феона, она сидела одиноким белым пятном в углу, притягивая взгляды пока еще немногочисленных посетителей.
Две юные девочки из числа прислуги весело болтали у длинной стойки: одна заканчивала работу, собиралась уходить и была в чем-то ярком, клетчатом, с подолом длиной где-то на пределе допустимого. Другая только что пришла ей на смену и блистала белизной и аккуратностью.
Вошедшие в таверну Дрозд и Лада выглядели, скорее, как азартные гончие перед охотой, чем как сбитые с толку и измотанные последними событиями люди. Они снова были готовы к приключениям на свою голову.
Герман явился последним, но не заставил других себя ждать. Где он за это время побывал и что он делал, было неизвестно, но сейчас он выглядел как потрясающая противоположность самого себя. Даже по самым строгим меркам он был прекрасен со своим врожденным аристократизмом, легкой самовлюбленностью и слишком бестактной внимательностью в холодном, подчеркнутом естественной тенью взгляде. На нем было примерно то же самое, что и вчера, с той только существенной разницей, что все это было новым, дорогим, в меру украшенным и сидело на нем безупречно. Шею он вынужден был обмотать черным шелком, руку – зафиксировать, а вместо излюбленной вампирами длинной одежды выбрать короткую, более удобную для путешествия верхом.
- Ты куда так вырядился? – спросила его Лада, хотя сама еще недавно была увешана бесчисленными, пусть и не совсем женственными украшениями.
- Это просто одежда, Лада, - поставил ее на место Герман, но потом вспомнил, что вчера подыгрывал ей, и непринужденно добавил: - В следующий раз постараюсь, чтобы тебе понравилось.
Он сел напротив Феоны и с восхищением посмотрел на нее:
- Ты выглядишь божественно. Белый – твой цвет.
Все время, пока Лада и Дрозд рассказывали о сегодняшних событиях, стараясь ничего не пропускать, он не менял направления откровенно пристального взгляда, но оказалось, что созерцание красивой Феоны совершенно не мешает ему слушать.
- Вот как? – с иронией сказал он, когда брат и сестра закончили свой рассказ. – Узнаю стиль: мягкое убеждение принять жесткие меры. И вроде как даже не своими руками, - он обернулся к Ладе и Дрозду и в упор посмотрел на них: - Ведь получается, вы сейчас вступаете в сговор с врагами – один вампир, другая безбожница.
- Брось уже, - сказал Дрозд. – Никто вас не преследует.
- А никто и не говорит об официальном преследовании. Пусть народ сам решит, кого следует преследовать. В этой истории народ начинается с вас.
- Ты сгущаешь краски, - возразила Феона.
- Это не я. Я знаю, как они умеют сгущаться сами по себе, на ровном месте, стихийно, - ответил ей Герман, но продолжая смотреть при этом на брата и сестру. – Сегодня толпа ходит мимо твоего дома молча, а завтра уже кидает в окна камни. Похоже, Делио так и не понял пока, кто такая Феона, он принял ее за кого-то вроде Лады. Мило пустил все на самотек. Он слишком добрый малый, чтобы в этом копаться. Убирайтесь из этого города. Иначе вы себя не простите.
- Так и собирались, - озадаченно сказал Дрозд. – Наши планы вроде в силе, если никто не передумал.
- Ваши планы ехать в Офирц – это чистейшее, вопиющее безумие. Но мне нравится их первая часть, а именно – сбежать из Фрила. Здесь никому из нас делать нечего, уже прямо сейчас. Делио о вас знает – неизвестно как много. В Службе общественного порядка лежат предписания – неизвестно, о чем. По Чудотворной площади весь день шастают его люди – неизвестно, сколько и зачем. Вам надо еще что-то, чтобы понять, что в любую секунду это рванет?
Стол погрузился в общую задумчивость.
- До следующего вечера слишком долго, - сказала Лада. – Нужно ехать утром.
- Вы со мной далеко не уедете утром, - предупредил Герман, хотя сейчас казалось, что он в полном порядке. – Придется ждать. Если, конечно, не передумаете брать с собой вампира, - язвительно добавил он, но тут же сам себя прервал и посмотрел на всех троих собеседников: - Можно уехать сейчас! До закрытия ворот осталось два часа. За это время можно достать лошадей и выехать. Но только сейчас, потому что, если мы не успеем, придется объясняться со стражей и сочинять, куда и зачем мы собрались. Они нас, конечно, пропустят, но уже будут знать, что мы не в городе.
- Это удачная мысль, - обрадовался Дрозд. – Только, боюсь, войсковые конюшни уже закрыты…
- Вы собрались брать своих лошадей? Помилуйте, вас же за версту вычислят. Купите контрабандистских. Я скажу, где… но с вами не пойду.
- Ладно, - секунду подумав, согласился Дрозд. – Через час встречаемся с лошадьми и вещами сзади, во дворе, где дерутся.
- Отличное место, - саркастически заметил Герман, но возражать не стал.
После того, как с ужином было моментально покончено, и брат и сестра ушли на поиски лошадей, Герман кое-как помог Феоне собрать все вещи, потому что самому ему собирать было нечего.
- Опять эти ботфорты надевать, - с досадой сказала Феона, сидя на кровати и запихивая в сумку какие-то пожитки Лады. – Они хороши только для того, чтобы весь день идти по непролазной грязище.
Она все еще была в белом платье, слишком резко напоминавшем о потерянной спокойной жизни. Придется оставить его здесь. Может быть, это не так уж и плохо, она так уже делала. Вернется же она через год к Хлое; нельзя не вернуться… Но, поразмыслив, она все-таки выделила для платья место в сумках.
Герман хотел было утешить ее, сказав, что ботфорты на женских ногах – сказочно красиво, но эта фраза не решала ни одной из реальных проблем, поэтому он воздержался.
- Как ты собираешься после операции управлять лошадью одной рукой? – спросила Феона, взглянув на него. – Тебя ждет тяжелая дорога.
- Я так хочу выбраться отсюда в компании твоих чудесных друзей, что клянусь, я это сделаю. А вот ты, - сказал в ответ Герман, - говорят, разделалась во тьме с двумя десятками ходячих мертвецов. Это как понимать?
- Не я разделалась. Я наладила процесс.
- Я и говорю – разделалась. Ты святая?
- Как врач врачу я тебе расскажу все по дороге, - сказала Феона заинтригованному Герману, выходя в соседнюю комнату, чтобы переодеться.
Времени оставалось достаточно, солнце уверенно мелькало между стенами и деревьями, еще не касаясь горизонта, мрачные дворы наполнялись длинными тенями.
Где-то в этих дворах, по мнению Германа, могли расхаживать его убийцы, но пришлось рискнуть и прогуляться по ним туда, где была назначена встреча. «Место, где дерутся» было наполовину двором наполовину пустырем с небольшой «ареной» из вытоптанной земли, ограниченной с одной стороны глухой стеной, и с несколькими разбросанными огрызками бревен, на которых, видимо, рассаживались свидетели боев, когда их присутствие предполагалось. Два интеллигента – увешанные сумками Феона и Герман – смотрелись тут крайне неуместно, но ничего страшного не произошло.
Явились Дрозд и Лада со смирными, компактными, неприметными серыми контрабандистскими лошадьми. На лошадей были немедленно уложены вещи, и все двинулись в сторону городских ворот. Это были не те ворота, в которые они въезжали несколько дней назад. Они назывались «Дальними» и по сути были самыми популярными для деловых поездок, потому что в том направлении (это был запад) находилось много толковых городов. Офирц и Милава были в их числе.
По пути к воротам мелькнули возвышающиеся над окрестными домами зубчатые стены Розового Дворца – маленького района местной знати, блеснули расплавленным золотом в лучах позднего солнца воды тоскливого Фрильского канала и прозвучал детским плачем, женским смехом и собачим лаем крошечный переулок.
Дальние ворота были почти такими же, как Высокие, но из-за более приземистой конструкции выглядели мрачнее. Точно так же возле них висел герб с геральдической фрильской трехцветной кошкой и городские правила.
Все четверо путников уже прошли под воротами и собирались рассесться по седлам, но сверху башни их окликнули:
- Эй, граждане! Проверка.
Прозвучало это обыденно, без угрозы. В понимании обратившегося к ним стражника так выглядела вежливость. Другими словами он изъясняться не умел.
Сзади к ним подошли еще двое, и один из них спросил:
- Кто-нибудь из вас есть вампир?
- Я, - спокойно ответил Герман и небрежно перекинул поводья Дрозду. Похоже, ситуация не вызвала у него ни страха, ни даже удивления.
- Имя?..
- Герман Элфи. Легальный…
- Это мы проверим.
- Профессия врач. Хирург.
- Хирууург!.. – повторил один из стражников, видимо, самый просвещенный. – Небось одних богатых лечишь?
Герман едва заметно улыбнулся, измерил его подчеркнуто оценивающим профессиональным взглядом и вскользь заметил:
- У каждого есть чем заплатить.
Выдав эту одиозную, чисто вампирскую шутку, он без малейшего сопротивления пошел за ними и по пути добавил:
- Я еду в Милаву с охраной. Кстати, сегодня здесь могут проехать два-три нелегала.
Они остановились с внутренней стороны стены. Их было видно через распахнутые ворота. Там из-за густой тени уже пришлось зажечь пару факелов.
Далее один из стражников достал из мешка самую обычную, тут же переполошившуюся курицу, рубанул ей ножом по шее, и она начала биться у него в руках, разбрызгивая и без того фонтанирующую кровь.
- Чёртова мать, что это еще за дрянь??? – произнесла Лада.
- Реакция на кровь, - спокойно ответила Феона. – Она бывает только у вампиров, и не у всех. Хотя, по мне, курица – очень неубедительно…
Герман предельно безучастно, с демонстративным равнодушием взирал на кровавую агонию, а стражники – на него, вернее, на его глаза: близко, пристально и очень внимательно. Потоки крови иссякли, и Герман с ироничной улыбкой посмотрел по очереди на обоих стражей порядка.
- Хорошего ужина, - пожелал он им и направился обратно, теперь уже не скрывая своего отвращения к тому, в чем только что был вынужден участвовать.
Больше стража не проявляла к ним никакого интереса.
- Что это, мать твою, была за дрянь? – еще раз спросила Лада, на сей раз у самого Германа.
- Это условно называется «реакция на кровь», а вампиры обычно говорят «проверка невинности». Она позволяет выявлять среди нас преступников, - сказал Герман. – Вообще-то, ее может потребовать любой человек в любом месте по отношению к любому вампиру. Из соображений безопасности. Как это работает, я не знаю. Это явление запрещено изучать: боятся, что мы научимся обходить их уловки. На самом деле, уверен, кто-то уже изучил и научился. У вампиров при виде вытекающей из ран крови резко меняется цвет глаз – с любого на темно-красный. Меняется он временно. Ни у каких людей и ни у каких животных такого не бывает. Поэтому нам это приписывают как потустороннее свойство. Что происходит на самом деле, повторюсь, не известно. Если вампир никогда не убивал ради крови или если… по крайней мере, ни разу не пить кровь… из открытой раны… если ты понимаешь, о чем я…
- Пока ты никого не загрыз, - подсказала ехидная Лада, заметив, что некоторые темы приводят красноречивого Германа в настоящее замешательство.
- Спасибо… - В общем, тогда это не действует. Но стоит раз в жизни это попробовать, каждый раз будет такая реакция. В наших кругах это весьма двусмысленно называется «потерять невинность».
- О! – тут же сострила Лада, - А ты у нас, выходит, девственник?..
- Конечно! - Герман подмигнул ей без тени смущения. - Это же единственный вид девственности, который ценится у вампиров.
Но ему уже надоело обесценивать свои проблемы в глазах других, играя роль «доброго негодяя», а проверка на кровь до глубины души задевала его достоинство, поэтому он серьезно добавил:
- Лада, я постоянно имею дело с человеческой кровью. Для меня важна репутация.
- Знамо дело, - согласилась Лада. – А проверка эта может ошибаться?
- Конечно, может. Для того, чтобы она никогда не ошибалась, должна быть человеческая кровь, но никто, разумеется, не будет вскрывать ради этого живых людей. А еще – цвет глаз. Некоторые оттенки карего, бесспорно, очень красивы, но их могут перепутать с реакцией, если сильно этого захотят. Иногда у проверяющих бывает такое желание. Однако у меня, как видишь, - он подошел к Ладе и посмотрел на нее чистейшими, как влекущая водная гладь, глазами, - безупречный, идеальный цвет, не оставляющий и шанса на ошибку!
Он направился к своей лошади, но Дрозд остановил его.
- Ты что, КЛЕИШЬСЯ к моей сестре??? – это было сказано с равной долей подозрения и насмешки, но на той стадии, когда ни то, ни другое еще не переросло в угрозу. Однако Герман играл в такую игру только по своим правилам.
- Но я даже близко не подошел к черте дозволенного! - открыто, с улыбкой заметил он и сел в седло.
В этот момент он молился всем известным ему богам (кроме Истинного, к которому вампирам запрещалось обращаться), чтобы это получилось у него с первого раза. И хотя ни в одного из них он толком не верил, это у него действительно получилось, несмотря на почти адскую боль из-за того, что пришлось задействовать поврежденную руку. Когда Герман со всем этим справился, он осторожно привел коня в движение и через несколько шагов более или менее приспособился держаться уверенно. Контрабандистской лошади было все равно, кто на ней сидит, и что от нее требуют, лишь бы эти требования не выходили за пределы ее возможностей. Ее звали Шельма. Она была серой и невзрачной, как и трое остальных.
Теперь можно было считать, что путешествие успешно начато. Как пошутил накануне Дрозд, все четверо вместе ускакали в закат. Именно туда направлялась простирающаяся перед ними дорога, пока еще плотно уставленная по обе стороны крестьянскими дворами с заборами, кабаками, садами, постепенно сменяющимися полями, огородами и пастбищами.
Долгие закаты, ясная погода и открытая местность позволяли путешествовать какое-то время после захода солнца, пока небо медленно угасало, последовательно сменяя золотые, огненные, медные, ржавые и зеленоватые оттенки. С полей и лугов доносился сладкий запах отцветающего желтого донника и яркого растущего колючими кустами чертополоха. Плотной стеной звука трещали несметные полчища кузнечиков, по оврагам протянулись сизые полосы тумана, у горизонта загорались огоньки разрозненных мелких поселений – возле Фрила их было много.
Двигаться удавалось довольно быстро, а это значит, на разговоры времени не оставалось. Но как только случалась заминка, например, когда дорога, следуя рельефу, уходила вверх или под откос, Лада пользовалась случаем и из любопытства приставала к Герману с расспросами. И как раз на ту тему, которая не вызывала у него восторга.
- Значит, - предположила она, - ты не можешь просто так раскроить пациента и радостно попить у него крови?..
Герман страдальчески поднял глаза в небо и попросил у него терпения. Эти расспросы ему совершенно не нравились, они показывали его не в лучшем свете, но он понимал, что в этой компании они неизбежны.
- Нет, не могу, - ответил он.
- А слить немного, убрать в погреб, успокоиться как следует, перелить в красивую бутылку, и продать соседу-вампиру за цену, которую на такую же кровь сам же потом и потратишь – это ты можешь?
Герман обреченно вздохнул. Лада безбожно преувеличивала, схема была запутанной, бессмысленной и никому не нужной. Но на практике она сработала бы, поэтому пришлось ответить:
- Да!.. И не забыть разбавить, она же сворачивается.
- Да вы все негодяи отъявленные. Как вас земля носит?
Почему-то Герман не был удивлен этим умозаключением.
- Да, я много раз слышал, что мы такие. Ничего нового ты мне не сообщила.
- Не сомневаюсь. А что еще ты можешь?
- Могу заплатить добровольцам. Могу заключить сделку с подонками, которые сделают за меня грязную работу, могу наняться на войну. Могу, в конце концов, всем своим пациентам назначать кровопускание, оно сейчас в моде.
- С чего бы это? – съязвила Феона насчет моды.
- Фу!.. – сделала вывод Лада и закончила разговор.
На очередном безымянном перекрестке посреди полей Герман уверенно свернул влево, в сторону рощи, черным пятном приютившейся у горизонта, сбоку от догорающего заката. Было уже темно, вовсю сияли луна и звезды, а дорога стала столь заросшей и неудобной, что ехать по ней можно было уже только шагом, к великой радости Германа.
- И куда ты нас ведешь? В лесочек? – спросил Дрозд.
- Там берег реки Уар, - ответил Герман, не обращая внимания на его тон. – По нему хорошо ориентироваться. Скоро станет совсем темно, и двигаться будет невозможно, но к этому времени мы будем уже у берега. Я не знаю, сможет ли кто-нибудь из нас спать спокойно, но нам придется сделать остановку.
Рощу они объехали почти по краю, когда добрались до нее через практически уже черные луга и овраги. Потревоженная цапля взлетела с дерева где-то впереди них и бесшумно, белым пятном скользнула по темному воздуху в поисках другого пристанища. Это было единственное животное на их пути, если не считать комаров, ночных бабочек и изредка мелькающих в небе почти неуловимых взглядом летучих мышей. Летучие мыши выныривали из ниоткуда, разрывая воздух паническим ломаным полетом, и так же внезапно исчезали в никуда. Объяснялось это тем, что они пользовались случаем и охотились на насекомых, которых кони поднимали из травы.
Путники решили остановиться на опушке, выходящей к высокому склону берега. Внизу, там, где блестела почти гладкая поверхность реки, отражающая наполненное звездами небо, густо росли какие-то кусты или деревья, и на фоне воды виднелись силуэты зарослей рогоза. То есть, там точно было сыро, и спускаться туда не следовало. На склоне было повеселее, земля все еще хранила тепло ушедшего солнца, и трава была относительнно сухой.
Пока Дрозд и Лада возились с костром, вернее, спорили, нужен ли он вообще, Герман подсел на склон к одинокой Феоне.
- Значит, потеряла зрение, помогая людям?.. – по дороге он уже узнал кое-что о ее прошлом. – Я же говорю, святая. Дай угадаю: Фьорд Воронов. Там ходит лихорадка с такими осложнениями.
- Да, Фьорд Воронов, - подтвердила Феона. – Холодно, пасмурно, ветер с дождями, серое небо, серая вода, черные деревни. Так себе место. Подходящее для эпидемий.
Герман помолчал и сказал:
- Если это тебя обрадует, то недавно я где-то видел одного врача из тех земель (он же и священник). Так вот, он говорил что-то вроде того, что люди, которые выжили после одной из таких эпидемий, за это время вообще больше ничем не заболели. Так что, возможно, ты получила приятную компенсацию, и теперь никаким заразам тебя не победить. Если он, конечно, не приврал.
Феона ничего не ответила, но если бы в темноте была видна ее улыбка, стало бы понятно, что такие комплименты она ценит.


13. Логические цепочки
Лада и Дрозд наконец пришли к согласию насчет костра, они решили, что он не нужен. От самой опушки, где паслись в темноте лошади, до Германа и Феоны долетел голос Дрозда:
- Даже если сюда припрутся разом Делио, мертвецы и убийцы Германа, я буду спать!
И ответ его сестры:
- Ты чего, Дрозд?.. Один солнца боится, другой на ходу вырубается. Мужики…
Она подошла к склону, залитому бесцветным сиянием луны и звезд, и протиснулась между сидящими на траве Германом и Феоной.
- Двинься, - сказала она хирургу, помогая корпусом освободить себе место.
- Как скажешь, прекрасная Лада, - Герман беспрекословно подчинился, окинув ее снизу-вверх взглядом.
Оказавшись среди интеллектуалов, Лада не стала терять времени, откупорила заранее прихваченную с собой бутылку вина, развернула фрильские запасы и начала разговор:
- Что нам нужно, чтобы схватить Делио за хвост?
- Для начала знать, что «хватать», - предположил Герман, подозрительно покосившись на Ладу и на бутылку. – До вашего рассказа я понятия не имел о размахе происходящего. Одно дело несколько разовых нападений, другое – два десятка тварей одновременно и управление ими. Как он это делает?
- Как бы ни делал, мочить надо и их, и его – и все дела! – решительно заявила Лада, не желая разбираться в этих тонкостях. – Мы и так знаем, что этот гад все время был там и следил за нами.
- Кто, Делио? Нет, это точно был не Делио. Вы просто не представляете, с кем имеете дело. Делио абсолютно светский человек, хоть и священник. Чтобы он бегал по лесу и жил там же?.. Он хорош в публичных делах, он хороший предводитель, но исполнять… Представьте: это же глухие леса, одинокое селение, свора мертвецов, огромные расстояния, неделя, целая неделя убийств и пребывания в лесу. Управление на расстоянии бывает только в сказках, но я готов поклясться, что там был не Делио!
Честно говоря, Герман был рад, что Дрозд отправился спасть. Обсуждать смертельно опасные интриги в обществе двух красивых женщин ночью под звездным небом было сродни легкой эйфории.
- Значит, у него есть сообщник, - сказала Лада.
- И так понятно, что у него есть как минимум один сообщник. Он известная личность. Как он будет объяснять свое отсутствие? Это было возможно, когда он был сам по себе, но сейчас его слава ограничивает его. Он все это время сидел в своем Офирце и ждал, когда к нему обратятся. Но не дождался, потому что селяне слишком перепугались.
- Кстати, зря! - уверенно заметила Лада. – Немного смелости, умение ездить верхом – и эти дороги победимы. До темноты добраться до Нани вполне можно было, если с ранья выехать. Мы с полдороги пешком дошли.
- Значит, они это не рассчитали, страх помешал, - логически рассудил Герман. – Дотянули до четырех жертв… А вы вместо того, чтобы ехать во Фрил за помощью, решили разобраться сами на месте. И…
- И?..
- И все становится еще интереснее. Вы нашли пять следов и четыре трупа…
- Ну, охотники, может, ошиблись, и следов было четыре.
- Нет, пока все сходится: четыре следа плюс хозяин. Его вы не нашли.
- Я не подумала об этом, - призналась Лада. – Я все время искала, кто из нас был предателем. А оказалось, это кто-то, кого мы вообще не видели.
- А кто были эти найденные люди? Как они выглядели? – Герман задал самый интересный для себя вопрос.
- Их никто не опознал, - сказала Лада, отправляясь мысленно в охотничий дом в лесу, где пахло опавшими яблоками и смертью, и где отряд еще состоял из десяти человек. – Они были одеты как крестьяне или как охотники. И они были мертвы, мертвее не бывает. Феона сказала, что они умерли полторы-две недели назад. Еще она сказала, что умерли они не сами, а убиты ножом или чем-то похожим.
- Да, - подтвердила Феона. – Никакого сходства с тем, как были убиты люди в селении!
- Но с ними, как я понял, история закончена: вы их уничтожили.
- Мы их, если честно, разрубили и сожгли. Я это сама сделала, вот этими руками, - похвалилась Лада, в темноте с вызовом глядя на вампира. Она и села с ним рядом, видимо, только для того, чтобы показать, что не боится его настолько, что его близкое присутствие ей безразлично.
- Очаровательно… - сказал ей Герман, тщательно дозируя иронию.
- Все сгорело, и мы засобирались домой, - подытожила Лада, снова оказавшись мыслями в лесу, наполненном невообразимо отвратительным дымом и голосами ее соратников.
- Но ваша победа не входила в планы Силы Зла, - Герман домыслил историю за нее. – Если можно справиться народными силами, зачем нужен Делио со своим «Истинным Светом»? К счастью для него, в лесу были предусмотрены другие убежища нежити…
- У нас было достаточно времени, - сказала Феона. – Нас следовало задержать до темноты. Подвернулся случай, Яков отбился от нас, и неизвестный что-то с ним сделал.
- Либо Яков все-таки оказался подлецом и сам вас задержал, - предложил Герман альтернативную версию. – Ты врач, Феона. Скажи, ему действительно было так плохо?
Феона вспомнила несчастного Якова, изо всех сил старающегося держаться в строю.
- Да, - серьезно сказала она. – У меня сложилось впечатление, что он не притворяется. Но все это было странно: он жаловался на головную боль, боль в горле и легких, он ничего не помнил, но очень быстро пришел в себя. Я была склонна списать все на отравление дымом. И сейчас придерживаюсь того же мнения. Дым был тошнотворным.
- Он жаловался до или после того, как пропал? – спросил Герман.
- Он жаловался ПОСЛЕ. Человек явно какое-то время был не в себе. Мы ждали от него чего угодно. Мы приняли меры предосторожности. Но ничего не произошло.
Герман одарил критическим взглядом обеих девушек:
- Не обижайтесь, но мне со стороны его приключение больше напоминает деловую встречу с вашими врагами. Впрочем, это еще не делает из него злостного заговорщика. Он все-таки пал в бою. – его глаза вспыхнули вопросом: - А могли они уничтожить его целенаправленно, потому что он знал больше, чем надо? Эти твари, по-вашему, они умеют видеть в темноте и выбирать жертву?
Поверхность реки, обрамленная внизу склона черными силуэтами деревьев, огласилась коротким, резким и хриплым окриком выпи, пролетающей над ней. Звук был неожиданным и пугающим, он повторился дальше и глуше, ниже по течению, куда улетела выпь, а потом прозвучал совсем далеко. Что ни говори, но тьма действует на нервы даже хорошо подготовленным людям…
Первой вернувшись к разговору, Феона задумчиво произнесла:
- Я не знаю, как они видят. Я думала над этим, но так и не поняла. Я видела их в свете факела, у них практически не осталось глаз. Что-то ведет их во тьме, тьма для них не преграда. Но свет им небезразличен, они чувствуют его, и они его боятся. Поэтому нас надо было задержать и лишить факелов. Сделал это, кстати, не Яков. Мы за ним следили.
- Это сделал соратник Делио, - перебила Лада. – Перерезал Марцину горло.
- Как людям в подвале, - заметила Феона.
- Значит, - сделал вывод Герман, - мы имеем дело с двумя способами убийств. Ставлю на то, что они совершены разными существами и с разными целями: одни хладнокровно, с помощью ножа, другие… безумно – с помощью чего?..
- С помощью всего, - сказала Феона. – У некоторых есть очень простое оружие, именно оно оставляет ужасающие рваные раны. Но и безоружные крайне опасны, они убивают как могут.
- Ничего они не выбирают, никакую жертву, - уверенно дополнила Лада. – Никакой стратегии, никакого ума, они просто нападают, прут толпой, не обращают внимания на ранения, пока они не становятся смертельными.
- Смертельными – для нежити??? – с улыбкой спросил Герман.
- Ну да, - пожала плечами Лада. – Мы же их как-то убили.
- Интересно… - Герман обернулся к Феоне: - А ты что о них скажешь?
- Так… - Феона собралась с мыслями. Для нее это было не просто воспоминание. Теперь ее реальность снова стала смешением смоляного мрака, коротких вспышек огня и близости сплоченной кучки людей посреди всего этого. – Первое, что я почувствовала, что убиваю живых людей. Да, вокруг воняло падалью, вокруг царило гробовое молчание и казалось, что они совершенно не чувствуют боли… Но в какой-то момент я услышала дыхание. Точно такое же, какое я слышала и раньше у умирающих людей. Это… такое несправедливое сравнение… но это так. Потом я зажгла факел и увидела еще и кровь. Такие брызги получаются не просто от удара. Должен быть кровоток, который вытолкнет кровь из сосудов. А потом… мне стало слишком интересно. И я проверила у одного из них, раненого, сердцебиение. Оно было.
Герман молчал и обдумывал неожиданный, чисто медицинский подход своей новой знакомой к этому мистическому вопросу. Действительно, почему бы не взглянуть на него с этой стороны?
Темнота вокруг несмело звучала ночными шорохами трав, ветра и насекомых…
- Возвращение к жизни?.. – наконец произнес он. – Представляешь, настоящее, почти настоящее оживление! Ты представляешь, что будет в руках человека, который научится по-настоящему возвращать к жизни??? Это должны быть руки святого.
Снова наступило молчание, но его прервала Лада.
- Если кому-то и вернули жизнь в тело, то о душе явно забыли, - ядовито сказала она, хотя при одной мысли о том, что тех, кто погиб ночью в бою, можно было возвратить к жизни, а не уничтожать, у нее внутри поднималась бессознательная буря.
- Я знаю, - согласился с ней Герман. – Но этот рассказ, мягко говоря, сильно расходится с моими представлениями о нежити. Сначала я в это не верил, потом они появились. Откуда-то и с помощью чего-то появились. Материальны и управляемы. Я представлял их так, как их всегда описывали в суевериях. Но, согласитесь: у них работают легкие и сердце, они умирают от обычных, пусть сильных, ранений и, заметьте, не оживают по второму разу. Тех, кого они убили, они не сделали подобными себе. Хотя и времени прошло немного. Как и что он с ними сделал? Я не знаю, какой может быть вывод.
- Что они никогда не были мертвыми, - сказала Феона.
- Те четверо были, - возразила Лада.
- Вот мы и подошли к вопросу, который, кажется, поставит нас в тупик, - снова задумался Герман. – Если бы знать, что это за чертова книга, которую он присвоил себе и которую искали у гильдии. Но я никогда не задумывался об этом. Магия и магия. Тогда это не казалось важным. Теперь это могло бы пролить свет, но я даже названия не знаю… - внезапно Герман прервал свои рассуждения: - Но я знаю того, кто знает! Йорг Хикс принимал участие в расследовании. Были и другие, но они далеко, а Хикс почти в Милаве. Если вы не против, мы можем к нему завернуть по пути.
- Если это по пути, то почему против??? – удивилась Лада.
- Потому что он тоже вампир.
- Ааа!.. – Лада усмехнулась. – Ну, если ты сегодня ночью нас не сожрешь, то в гости к другому вампиру, пожалуй, идти не страшно.
- Лада… я уверен, что рядом с тобой даже у самого голодного вампира будут совсем другие мысли… Например, как бы не вызвать твой гнев, - Герман балансировал на грани флирта и иронии.
- Да? Хорошо, что ты так думаешь, - Лада не повелась на его слова. – А ехать-то далеко?
- Через несколько часов станет светать, можно будет двигаться дальше, пока солнце не поднимется достаточно высоко. Мы подождем, когда оно снова утихомирится, и к его заходу будем уже возле Милавы, дома у Хикса. Потом пара часов – и ночевать будете в городе.
Над рекой пролетела еще одна выпь, с точно такими же резкими хриплыми вскриками. Но на сей раз она не вызвала ни у кого тревоги.
- А у нас говорят, - сказала Лада, - что над водой летают души утопленников. Они превращаются в болотных птиц. На них нельзя охотиться. Только на гусей да уток. И птицы они несчастные: вьют гнезда, а никого вывести не могут, пока новый человек не утонет. А один раз в году, в самую светлую летнюю ночь они могут превращаться в людей. И танцуют на мокрых лугах в низинах. Их можно увидеть только с помощью лунного света. За то, что они теперь всегда птицы, им дано в эту ночь иметь самый прекрасных облик. Только подходить к ним нельзя – совратят с собой…
- Красиво и загадочно. В твоем духе, прекрасная Лада, - оценил Герман. – А что случается с душами вампиров, тебе лучше не знать.

Неизвестно, смог ли кто-нибудь кроме Дрозда отдохнуть этой ночью со спокойной душой, но как только небо стало синим, а очертания предметов – четкими, все уже снова были на конях. С травы сыпались каскады росы, все зеленое выглядело голубым, а небо медленно-медленно и почти неуловимо менялось, расцветая на востоке в порядке, обратном вчерашнему: от темно-бирюзового до золотого. Но до настоящего золота, предвещающего солнце, было пока далеко, мир еще не вернул дневные краски, зато обрел всепоглощающую, туманную тишину, которая бывает только ранним утром. Все звуки пропали, а те, которые все-таки возникали в этом безмолвии, даже совсем обычные – всплеск рыбы, свист утиных крыльев, звон комара – были завороженными и мистическими.
День собирался быть ясным, а это значило, что, пока есть возможность, двигаться нужно было быстро. Путь пролегал вдоль берега реки, против ее течения. Кони окончательно победили тишину, с шелестом и треском ступая по траве и низким кустам, и очень скоро стали поддерживать приличный, размеренный темп. Они были совершенно спокойны и покладисты, а Шельма – даже бодра и инициативна. Она уверенно двигалась почти без управления, поскольку места были ей хорошо знакомы. Что и кого она когда-то возила по этому маршруту, об этом не хотелось думать даже Герману, но ее перестали использовать для таких целей именно потому что она знала дорогу лучше самих контрабандистов.
- Ты сам-то об этом пути откуда ведаешь? – заметив это, спросил у Германа Дрозд. Слово «дорога» он употреблять не стал, потому что дороги как таковой не было.
- Ездил два раза туда и обратно, - отозвался Герман и предусмотрительно добавил: - Не как контрабандист, а как врач. Я знаю один из путей. Как видишь, не самый популярный.
Он замолчал и задумался, знает ли выходец из далекой пограничной Разны слово «популярный», но Дрозд ничего не спросил и даже насмехаться над ним не стал, вопреки своей привычке, поэтому разговор угас.
Зато снова за свое принялась Лада:
- Ну хорошо, тебя выперли из вашей гильдии… - начала она.
- Благодаря заботливой клевете, прошу заметить, - напомнил Герман, подстраивая Шельму под шаг лошади Лады. – Но они никуда не денутся: все прояснится, и примут обратно. Я слишком ценный источник нашей валюты, чтобы от меня отказываться.
- А что гильдия вообще вам дает?..
- Ну, по своей сути это не гильдия. Она никого не объединяет по профессии и роду занятий. Она объединяет «легальных» вампиров. И помогает нам, так сказать… встроиться в общество, узаконить наше существование хоть как-то. Никакое другое название не подошло, и нам официально разрешили называться гильдией.
Ладе было безумно интересно, как можно «узаконить» образ жизни вампиров, и она припасла пару бестактных вопросов. Но разговаривать в пути было неудобно, пока дорога не свернула в лес. Это был не такой лес, как вокруг Мрежки. Вместо угрюмых елок вокруг стояли жизнерадостные ясени и пушистые березы, мерцающие белыми стволами, а подлесок был густым и зеленым. Березовый подрост стремился оккупировать опушки и прогалины, разбегаясь по ним безумными хороводами. В нем возились и трещали встревоженные воробьи или другие мелкие птицы.
- Мы точно не заблудимся? – на всякий случай спросил Дрозд. – Беда невелика, но не хотелось бы блуждать да время тратить.
- Обязательно заблудимся, если попытаемся сократить путь, - ответил Герман. – Но я не рискну так делать, мы поедем по краю.
- И ты хочешь сказать, что прям никто, кроме вас, про этот путь не знает?..
- Да знают, конечно! Только он теперь мало кому интересен. А в какую-нибудь дыру со всякими вампирскими притонами я и сам не полезу.
- А вас много? – спросила Лада, ехавшая сзади.
- Кого ты имеешь в виду, легальных вампиров? – обернулся к ней Герман.
- Нет, всех! – уточнила Лада. Мало ли, вдруг здесь каждый второй кровопийца, а они и не знают.
- Нет, не много, разумеется, - неохотно ответил Герман, отвернувшись. – И не только благодаря вашим человеческим стараниям. Я сам считаю, что увеличение населения вампиров – наш тупиковый путь. Только не надо меня сейчас спрашивать, почему.
- Да ладно! Почему?
- Хорошо! Сама попросила. Либо весь мир должен быть у наших ног, либо должен быть разумный компромисс. Нельзя представить себе государство, где люди находятся во власти вампиров, а соседи спокойно на это смотрят. Это… не по-божески. Если вампиры отвоюют себе территорию только ради того, чтобы окопаться и держать оборону против всего остального мира – эта идея, как ни крути, обречена на провал. И не надо мне говорить, что во мне нет героического духа моих предков-воителей. Я не считаю это здоровыми амбициями. Они были хороши в древние варварские времена. Завоевывать мир надо было тогда.
Он надеялся, что его политические рассуждения никому не будут интересны, но, обернувшись, обнаружил, что все, даже Феона, его внимательно слушают.
- А сейчас, - продолжил он, - есть только один выход – договориться с людьми любыми способами, чтобы не уничтожать друг друга. И они есть, но только для очень небольшого числа тех, кто может так или иначе принести вам выгоду и хотя бы деньгами или услугами оправдать свое существование. Это те немногие, кто хорошо устроился, объединился, обозвал себя легальными и очень боится потерять свое место среди элиты. Потому что есть еще и те, кто за бортом. Наша теневая сторона. Преступники, которые служат нам, ненавидят нас и убивают нас с той же готовностью, что и вас. Мы относимся к ним так же, как они к нам, хотя мы с ними одно и то же. Самое страшное, что может случиться с вампиром – это оказаться одним из них. Все вампиры при рождении одинаковы, пока не начали сами убивать, и теоретически у каждого есть шанс быть легальным. Но для большинства он стремится к нулю.
Герман говорил с безразличной откровенностью, не предназначенной вызывать сочувствие. Для него это был установленный, привычный и вполне обоснованный порядок вещей, его неизбежная реальность. Вчера его даже не удивило отсутствие вопросов о том, что с ним случилось бы, если бы он не прошел проверку.
- Ну хорошо. Мы-то поняли, что ты неплохой малый, - продолжила свои атаки Лада. – Но властям Алекси;ны с чего вас терпеть, а не вырезать вас, извиняюсь, ко всем чертям?
Герман усмехнулся и лукаво взглянул на нее:
- Зачем?.. Мы же все деловые люди, и нам есть что предложить друг другу. Мы, например, вкладываемся в науку и отучили многих из вас от соблазна делать то же самое. У вас никуда не годная медицина. Вампирская медицина называется черной не потому что колдовская или запрещенная, а потому что отличается от ваших традиций. Хирургии у вас нет. Вы, простите, язву лечите водкой. А что вы делаете с огнестрельными ранениями, смотреть страшно. А ведь будущее за огнестрельным оружием, вам с этим жить. Кое в чем вы проиграете, избавившись от нас. Вот – Изгнанники тоже делают ставку на собственные мозги. Это единственное богатство, которое у них есть, поэтому их образование одно из лучших. Ну и за грязную, очень грязную работу убийц, палачей и шпионов многие из вампиров тоже берутся. Главное, чтобы это была работа, связанная с кровью. Междоусобицы, войны, болезни и казни – вот это очень плодородная почва. Я достаточно откровенно выразился?
- Ну да… - Лада за его спиной состроила брезгливую морду. – Вы как стервятники. Ну тогда ты со своей хирургией, наверное, мог бы стать во Фриле незаменимым человеком и для ваших, и для наших, а не бегать от своих убийц?
- Справедливое замечание, но я из Хуты, - возразил Герман. – Во Фриле есть свои врачи, и они, конечно, приглашают меня когда нужно. Но ты права, Фрил мне нравится, и, признаться, у меня на него есть такие планы. Собственно, они и стали моей проблемой.
- Милый город, а копнешь – гадючье гнездо, - высказала свое честное мнение Лада. – А правду говорят, что вы еще и живете по пятьсот лет?
На лице у Германа отобразилось все, что он об этом думает, и он ответил:
- Нет.
- Нет?..
- Мы живем, как и вы. Ты что, разочарована? Ну прости.
- А что, и кровь вам не помогает?
- Помогает – еще как! – не умереть. В Истинной Вере это прямо называется проклятием. О каких преимуществах может идти речь, когда сам бог нас ненавидит?
- А правда, что если вампир выпьет звериную кровь вместо человеческой, он станет оборотнем?
- Нет. Она просто бесполезна.
- А правда, что вампиризм заразен?
- Лада… может хватит? Очевидно же, что он передается по наследству.
- А правда, что вы колдуете и охмуряете людей?
- Лада, какая ты наивная, что не удивительно, конечно… Вашему темному народу вечно в науке кажется колдовство. Но и «охмурить» вас нетрудно. На что только не пойдет отчаявшийся нелегал. Обман, донос, запугивание, гадание, отворот, приворот, снять порчу, навести порчу… то еще творчество. Презирать их могу, осуждать – нет.
- Что он там сейчас сказал? – спросила Лада у Феоны.
- Посоветовал тебе не верить в магию, - ответила Феона и почти почувствовала, как Герман улыбнулся не оборачиваясь.
Солнце поднималось все выше, оно светило из-за спины и блуждало между молодой древесной порослью, создавая ажурные тени. Герман был теперь уже в накинутом капюшоне, с испорченным настроением и начавшейся головной болью. От равномерных движений Шельмы его мутило, а чувство равновесия стало сопровождаться такими ощущениями, о которых он раньше и не подозревал. Рука действовала только одна, но зато вторая непрерывно и настойчиво напоминала о своем состоянии. Теперь ему было не до разговоров.
Со временем линия леса и траектория движения солнца начали поворачиваться друг относительно друга самым неутешительным для него образом. Но только ближе к полудню Герман резко свернул в лес. Перед этим пушистые веселые березы сменились тоскливыми и болезненными, как бледная немочь, а под ногами лошадей зачавкала вода. Видимо, Герман только этого и ждал и был очень рад, что дождался. Лошади, послушно повернув направо, прошли по лесу пару сотен шагов, и впереди снова засветилась какая-то прогалина, а перед ней обозначилось что-то темное и прямоугольное.
- Я теперь плохо отношусь к домам посреди леса, - высказался Дрозд, присмотревшись.
- Это просто коробка с крышей, там ничего уже нет, даже контрабандистов, - заставил себя ответить Герман. – Как хотите, я дальше не еду.
Неожиданно Дрозд поддержал его:
- Да, самое время для отдыха!
- Видите чахоточные березы? – Герман указал в сторону прогалины. – Там утонул не один десяток людей и вампиров за предыдущие годы. Это я к тому, что ходить туда не надо, это опасно для жизни.
Линия болота, начинающаяся недалеко за постройкой, была хорошо заметна, поверхность за ней была покрыта мхом, клюквой и росянкой, но кое-где между растительностью поблескивала вода, кажущаяся при контрастном освещении жирно-зеленой. Так что желания сходить туда ни у кого не возникло.
Строение оказалось наполовину разрушенным, оно лишилось части крыши и всей стены. Туда покидали вещи, а сами расположились подальше, на более ровном, удобном и сухом месте. Хозяйственная Лада разложила запасы еды и пригласила всех, даже Германа.
- Спасибо, чудесная Лада, но, видимо, в другой раз. Мне сейчас не до этого, - вежливо отказался вампир, хотя и сел рядом с ней, нисколько не заботясь о тех дорогих вещах, которые были на нем надеты. Вообще, несмотря на свое самочувствие, он выглядел гораздо лучше, чем два дня назад, не забывал о своих светских привычках, о комплиментах Ладе и об остроумных ответах на шуточки Дрозда. Забинтованной рукой он не пользовался, но намеки на подвижность она уже обрела. Имелись ли у него запасы крови или он пока и без них неплохо обходился, было не известно, но темпам восстановления его здоровья можно было только позавидовать.
- А ты, Дрозд, чего не питаешься? – спросила Лада брата. – Тебя укусил Герман?
Оба, и Дрозд, и Герман, посмотрели на нее и друг на друга, и сразу стало ясно, что ни один из них не считает эту шутку удачной. Но Ладу это не смутило, она как раз и рассчитывала на такую реакцию. Похихикав про себя, она сменила тему:
- Итак, вернемся к нашей беседе. Что же все-таки нам надо, чтобы схватить Делио за хвост?
- Вот: нам надо его увидеть вместе с его отморозками. Увидеть, что он с ними делает, - сказал Дрозд.
- Это значит, что самый верный способ – вступить в «Истинный Свет», - объявила Лада. – Мы с Дроздом пришли к такому выводу. Делио все равно о нас знает.
- Вы вообще границ не видите? – спросила Феона, даже не удивляясь. – Вы уверены, что он не делает их из своих соратников?
- Но больше никак не проверить, - как ни в чем не бывало возразила Лада.
- Вы два сумасшедших, - изрек Герман, глядя на брата и сестру с некоторым сожалением.
- Ты только сейчас это заметил? – усмехнулся Дрозд.
- Нет, я это заметил еще во дворе Службы общественного порядка. Просто у меня нет другого пути, кроме как сотрудничать с вами. Но лезть в ряды «Истинного Света» - это… черт возьми, это заманчиво, - неожиданно подытожил вампир.
- Вооот!.. – одобрительно повернулась к нему Лада. – Это по-нашему.
- Но оно того не стоит! – бескомпромиссно сказал Герман, остановив ее пристальным взглядом. – Это соблазн узнать все и сразу. Не надо торопиться – может быть, это не понадобится. Могу напомнить: по моим представлениям, первую «нежить» он сделал из своих же, то есть из людей, которые ему доверяли. Монастырь и «Приход Света». Это было года три назад. Мы не знаем, те ли люди убивают сейчас или уже другие. Я не представляю, насколько долговечны его «изделия» и нужны ли ему новые. Мы можем точно сказать, что его методы изменились. Раньше он действовал один, как герой. А сейчас создает себе войско. Из нормальных, живых людей против своей же нечисти. Но на самом деле, нет, не против нечисти, а против других людей, на которых вешает вину за эту нечисть. Он разжигает вражду. Пожалуй, ему уже нужна не сколько нечисть, сколько человеческие массы. Поэтому, скорее всего, он с радостью возьмет вас себе. Это обычная, грязная борьба за власть. Теперь, после ваших посланий и рассказов, и когда я хорошо все обдумал, это для меня очевидно. Нежить перестала быть единственным инструментом. В ход пошла «охота на ведьм». Это самое плохое в нашей истории.
На отдыхе к Герману вернулась его общительность. Рассуждать о политике из всех четверых умел и любил только он. Дрозд и Лада были по-другому устроены, а Феона терпеть не могла политические темы. Она существовала по принципу «живи и другим давай жить», и до этого времени ей удавалось избегать столкновений с тем большинством, которое не руководствовалось этим правилом. Поэтому всем оставалось только слушать Германа дальше.
- Мрежка – это отличное, просто чудесное место. Без нее Делио не смог бы подобраться к Фрилу так быстро. Фрил прекрасен, он сейчас развивается, в нем есть все, что нужно нормальному человеку для достойной жизни, он может когда-нибудь стать столицей. В нем просто так не получить влияния. Но теперь Делио в ближайшее время введет там свои религиозно-военные порядки.
- Эх, - сказал Дрозд. – Значит, зря я намекнул Мило, что беда Мрежки может быть выгодна кому-то с окружной дороги?
- Делио не интересуют никакие окружные дороги и их выгода. Но кто знает, может быть, ему придет в голову найти там кого-то виноватого для этой истории. Так что, наверно, все-таки зря, - ответил Герман, но чтобы успокоить совесть Дрозда, великодушно добавил: - Мило полезно задуматься над происходящим, пусть для него это будет поводом поразмыслить самостоятельно.
- Ну хорошо. А что собирается Делио делать дальше, потом? – спросила Лада.
- Видимо… управлять. Причем с полного согласия и народа, и власти. Он же вас спасает!..
- Да ладно! - возразила Лада. – Так не бывает. Нельзя вечно втихаря делать нежить за спиной у всей страны. Когда-то это узнают, мы-то узнали. А в дураках никому быть не нравится.
- Да, прекрасная Лада, абсолютно согласен с тобой! И Делио достаточно умен, чтобы тоже с тобой согласиться. Он не может не понимать этого, значит, у него есть свой план. И хорошо продуманный, если это длится не первый год, и он все еще не остановился на полпути. Поначалу был соблазн принять его за сумасшедшего. Но нет, он не сумасшедший. Он создал хорошую, прямо-таки гениальную основу, чтобы расшевелить народ. Думаю, ему нужно именно такое его состояние.
В разговор вступила Феона:
- Если мы знаем столько ценной информации, то почему УЖЕ скрываемся, как беглые преступники?
Возникла пауза, наполненная невысказанными мыслями.
- Потому что пока большая ее часть – домыслы, - предположил Герман.
- Чтобы узнать больше, - одновременно с ним сказала Лада.
Герман опустил глаза:
- Я прошу разрешения все, что мы узнаем, передать в гильдию.
- И моим соотечественникам, - добавила Феона.
Дрозд вздохнул.
- Вот не думал я, что захочу поддержки вампиров. Однако же!..
- Мы все еще негодяи, но мы не хотим стать жертвой всеобщего мракобесия, - ответил на его слова Герман. – Поэтому гильдия сделает все, чтобы вывести Делио на чистую воду. Обратите на это внимание и воспользуйтесь этим.
- Чем больше людей поверит нам раньше, чем поверят Делио, тем лучше, - заметила Феона.
- И желательно, чтобы эти люди имели хоть какие-то полномочия, - дополнил ее мысль Герман.
- Во Фриле это Мило. Он толковый мужик, - сказал Дрозд.
- Он ваш соотечественник, поэтому он хорошо к вам относится. Но он представляет власть, и Делио шлет ему официальные бумаги. Если он примет его сторону, а не вашу, вы этого шага не исправите, - предупредил Герман.
- Еще есть Разна, - сказала Лада. – До нее Делио пока не добрался. Нас там точно послушают.
- Не самый дружественный вампирам город. Мы туда даже не пытались соваться. Но ничего не поделаешь.
- Предлагаю всем хорошо поразмыслить на отдыхе, кто что еще придумает. А потом обсудим, - Дрозд расположился на траве и плаще, всем своим видом показывая, как это удобно, и вышел из разговора, внезапно положив ему конец.
Болотно-лесной полдень не сильно способствовал мыслительной работе. На солнце было душно, от земли веяло влажностью, кроны деревьев почти не шевелились на слабом ветру, птицы, если таковые здесь имелись, помалкивали. Только на редких, нехитрых желтых цветках случайно торчащих кое-где кустиков осота иногда копошились пчелы и полосатые мухи. Медленно-медленно, почти в полном безмолвии день подошел к своей середине.


14. Дом
Солнце погружалось в деревья и дымку. Вечер еще не наступил, он едва только приближался, но набежавшая завеса прозрачных облаков сделала солнечный свет мягким, и откуда-то даже взялась прохлада. Лошади стояли оседланные, вернее, Дрозд седлал последнюю.
- Все, - сказал он. – Осталось только забрать вещи и Германа из этого, прости господи, сарая. Это надо ж так солнышко не любить…
Он прошел несколько шагов в сторону брошенной постройки, едва видной за деревьями, но вдруг оттуда донесся шум и голоса.
Дрозд мгновенно ускорился, и через пару секунд перед ним предстал полуразвалившийся сруб, а еще через секунду – то, что в нем происходило. Пришлось обогнуть постройку, чтобы оказаться со стороны разрушенной стены, обращенной к болоту.
Оказалось, что Германа все-таки догнали его убийцы. Их было трое, они загнали его в угол. Но несмотря на это, Герман был жив и к тому же держал в углу неплохую оборону, хотя вооружен был только ножом, а действовала у него только одна рука. Мало того, один из троих вампиров уже неподвижно валялся на полу между ним и нападающими, составляя наряду с несколькими обвалившимися бревнами препятствие на пути убийц к жертве. Открывшаяся картина была красивой и героической, хотя меньше всего Герман сейчас думал о красоте и героизме.
Дрозд не стал раздумывать. Меч он достал еще по дороге. Один из нападающих обернулся к нему и попытался защититься, но шансов против профессионального воина у него не было. А второй прекратил атаковать Германа и, пока Дрозд разделывался с первым, сбежал и завернул за угол. Но через секунду из-за угла показалось падающее тело, потому что там он наткнулся на Ладу, а она тоже раздумывать не стала. Теперь на земле равномерно валялись три вампирских трупа.
- Чего позвать не сообразил? – спросил Дрозд, обернувшись к Герману. – Трое – это слишком.
Внутрь заглянула Лада:
- Ого! Круто. Я думала, ты ножом только операции умеешь делать, - впервые она посмотрела на Германа с настоящим уважением.
Но он не обратил внимания на ее слова. Только что он не просто повторно избежал гибели, но и избавился от преследователей, и теперь потихоньку осознавал это. Он опустился на пол у стены, возле которой до этого стоял, бросил нож рядом и, обратившись к Дрозду, но даже не глядя на него, распорядился:
- Волоки их в болото…
Дрозд окинул беглым взглядом тела и приступил было к послушному исполнению сказанного, но Герман остановил его:
- Нет, подожди.
Он встал, обыскал всех троих и изъял в общей сложности пять разных фляжек.
- А их кровь у тебя не вызывает реакцию? – полюбопытствовал тем временем Дрозд.
- Смеешься? Она вызывает у меня отвращение, - не отвлекаясь вскользь бросил ему Герман.
В трех флягах оказались остатки крови, в двух других – вода. Ее Герман безжалостно вылил на землю.
- Ну воду ты зачем выливаешь?.. – укоризненно высказалась Лада.
- Лада, прекращай это – пить из одной посуды со всеми подряд, - сказал Герман. – Это нелегальные вампиры. От них знаешь, что можно подцепить?
- А сам себе фляги оставил…
- Это мое дело. Слушайся врачей, Ладочка, - отмахнулся от нее Герман. – Все – в болото!
Он занялся своей вновь пострадавшей рукой. Из-под повязки сочилась кровь, но способность к движению сохранилась, а значит, новых повреждений, скорее всего, не было. Феона принялась молча помогать ему, а Дрозд и Лада потащили тела в болото. Слушаться неожиданно властных распоряжений Германа было неприятно, но в данном случае ему было виднее, что делать. По дороге Лада с любопытством разглядывала убитых вампиров. От людей они были неотличимы. Все трое были худющими, мрачноватыми и, если бы привели себя в божеский вид, выглядели бы вполне прилично. На улице Лада ни на кого из них не обратила бы внимания.
Их перетащили к поросшему мхом и клюквой краю болота и по очереди выкинули как можно дальше. Было сомнительно, что мешанина из травы и воды надежно скроет их. Но тела булькнули и навсегда пополнили собой многолетний запас жертв вампирской контрабанды.
- А искать их не будут?.. – Дрозд вернулся к срубу и посмотрел на Германа, которому Феона спокойно, привычными движениями перебинтовывала руку. Мелькнула мысль, что вампиру неоправданно повезло, что этой девушке приходится о нем заботиться.
- Кому они нужны? – небрежно отозвался Герман.
- Подельникам?..
- Подельникам они безразличны.
- Тем, кто их послал?
- Этим тоже. Если и будут искать, то меня, а не их. Но я думаю, на этом все закончилось.
Делать здесь было больше нечего. Герман, несмотря на пережитое нападение, был в относительном порядке, он (на сей раз не без помощи) сел в седло, и все двинулись в дальнейший путь. Сначала путь пролегал через лес, все так же по границе болота, потом вышел на мокрый луг, потом на сухой луг, а потом снова на высокий берег Уара. Солнце, двигающееся к горизонту, светило в глаза, но поскольку оно так и не выбралось из набежавшей беловатой туманности облаков, его присутствие не пугало даже вампира с пошатнувшимся здоровьем. Лучи его были рассеянными и перламутровыми, тени от них – бледными и невнятными, а тепло – более чем умеренным. Постепенно берег становился более пологим и ровным, лесов вокруг сильно поубавилось, зато в какой-то момент начали появляться желтые поля. Путники вернулись к цивилизации и выехали на настоящую, широкую дорогу. Несколько раз они миновали небольшие селения, расположенные по разные стороны Уара, и пестрые стада коров. Потом, ближе к закату, им стали попадаться любопытные крестьяне, возвращающиеся со своих полей. И наконец где-то очень далеко на пригорке обозначилась Милава в виде смутного пятна, наполовину оранжевого, наполовину пестрого. К этому времени солнце начало опускаться в пепельную дымку у горизонта и стало выглядеть, как остывающий красный шар, зловещим путеводным маяком перемещающийся почти впереди путников.  Довольно быстро оно гасло, растворялось, превращалось в размытое розовое пятно, пока полностью не поглотилось облачностью.
Милава теперь была ближе. Даже приглушенный и смягченный сумеречной дымкой и расстоянием, цвет ее стен выглядел ярким пятном, а вокруг, как и рядом с Фрилом, виднелись многочисленные постройки.
Перед Милавой простирались поля, луга и пастбища, пара прудов или озер, кое-где – остатки бывших лесов. А еще ближе, по пути всадников, начинались насаждения явно рукотворного характера – что-то наподобие полудикого сада немыслимых размеров. В сумерках он казался каким-то зловещим. О том, что деревья выросли не сами, говорило то, что располагались они правильными квадратами, далеко друг от друга, и что все они были плодовыми, в основном яблонями. Однако вокруг них буйствовала дикая растительность, так что было понятно, что яблони предоставлены сами себе. Они начинались вдоль дороги, а заканчивались далеко возле полей.
На другом берегу Уара было примерно то же самое: поля, луга, селения и уютные лесочки. Тускло блестел вечерним небом вдалеке какой-то приток реки, утопая в ивах. А на переднем плане недалеко от берега возвышался двухэтажный дом: темный, похожий на крошечный замок, сложенный из камня, а не из дерева, но начисто лишенный ограды. Он стоял на удобном и живописном изгибе Уара, вокруг него было несколько великолепных деревьев, но ни сам дом, ни подсобные постройки за ним не были ничем защищены от внешнего мира.
- Здесь живет Йорг Хикс, - сказал Герман, переводя Шельму на шаг.
- Вот прямо так, один в поле? – недоверчиво спросил Дрозд.
- Да, просто в поле. А кто бы дал ему так основательно построиться в Милаве? Обносить жилища оградами вампирам не разрешается, так что любой, кто захочет взять этот дом приступом, может это сделать. Закон не защищает нас, закон защищает от нас. Но пока, видимо, желающих ограбить Хикса не нашлось. Слишком зловещее место, да еще напротив вампирского кладбища.
- А кладбище вампиров – это вот те сады? – Лада указала поводьями в сторону раскидистых, вольготно расположившихся на просторе яблонь.
- Почти угадала. За ними. Если присмотреться, видно несколько склепов и могил. Как вы думаете, полезет кто-нибудь в такое место?
За яблонями с трудом можно было разглядеть выглядывающие кое-где фрагменты каких-то неприметных серых сооружений.
- Жуть, - сказала Лада, хотя ей любая жуть была нипочем.
- Нет, милая Лада, это не жуть, а просто место, где находится прах умерших вампиров. Их путь окончен, с ними простились навеки, могилы никто не посещает, потому что у нас это не принято. Они в месте наказания за свою жизнь, и лучшее, что мы можем пожелать для них – это покой и забвение. Поэтому там нет никого: ни живых, ни духов, ни – буду в это искренне верить – ходячих мертвецов. Хватит, отходились.
К дому Хикса вел хороший и широкий деревянный мост. Мосты им и до этого попадались, но этот был самый приличный. Уар в этом месте был довольно узкой рекой, путники в считанные минуты добрались до моста, оказались на другой стороне и приблизились к темно-серому каменному дому. Стекла в нескольких стрельчатых окнах тускло поблескивали за решетками, подножия дома тонули в плюще и сирени. Стучать не пришлось, потому что из-за двери послышался раскатистый лай собак, как минимум трех, и судя по тембру голоса, размером не меньше волка. Хозяин, увидевший через окно, кто к нему пожаловал, быстро угомонил их и открыл дверь с гостеприимной улыбкой:
- Элфи!..
Йорг Хикс оказался очень похожим на покойного Марцина: столь же высокий, худой и в то же время представительный. Только там, где Марцин проявлял нерешительность и неуместную для простолюдина интеллигентность, у Хикса были утонченность и самоуверенность.
Он был одет скорее для дороги, а не для дома: аккуратно, во все черное и застегнутое.
- Твои спутники от меня чего-то хотят? – спросил Хикс о причине приезда.
- Нет, они просто меня сопровождают, - Герман изобразил непринужденную светскую улыбку, самое уместное после операции на самом себе, драки с убийцами и долгого пути.
- А с рукой у тебя что?..
Герман скромно опустил глаза, как он это умел делать в подобных случаях.
- Я, если честно, сбежал из Фрила в Милаву и заглянул к тебе. Меня выгнали из гильдии. Это все из-за того же. Все уладится, и я вернусь.
- Еще бы… - Хикс подозрительно смерил Германа взглядом, но не стал повторно спрашивать про руку. – Конечно, уладится. Как им без тебя? – он усмехнулся. – Сами и позовут.
Жестом, не менее гостеприимным, чем улыбка, он пригласил всех войти. Видимо, тот факт, что люди приехали с Германом, обеспечивал с его стороны полное доверие.
В доме было минимум света и максимум порядка. Все, что в нем находилось, - гобелены на стенах, кресла, стеклянные шкафчики, резные столы – производило впечатление уюта. Собаки поскуливали в своей комнате, нюхали воздух под дверью, но перечить хозяину и поднимать лай не осмеливались.
Хикс на ходу, еще в коридоре, зажег пару светильников, потом, уже в гостиной, достал из шкафа и расставил на столе бутылку вина и кубки, придвинул стулья и обернулся к гостям.
- Я, к сожалению, с вами не могу быть дольше получаса. И вся прислуга уже ушла. Мне надо уезжать в Милаву, пока не стемнело. Вернее, в тюрьму.
- В тюрьму??? Добровольно? – поинтересовался Дрозд.
- На работу, - пояснил Хикс и премило улыбнулся. – Сегодня как раз должны были привезти каких-то бандитов, - он обвел всех вызывающе-циничным взглядом и добавил: - Не надо на меня так смотреть. Кровавая государственная служба – отличная работа, учитывая то, что мне нужно содержать жену и троих детей.
- Уже троих??? – искренне удивился Герман. – Да у тебя дела идут отлично, как я посмотрю. Мои поздравления.
- Нет, трое – это перебор, - отмахнулся Хикс. – Просто так получилось. У Лизы получилась двойня. И обе выжили. Мы с ней такие одни. Так что, хочешь не хочешь, а я за них отвечаю.
Несмотря на небрежный тон, было понятно, что он гордится достигнутым положением в этой жизни.
Лада спросила с демонстративным омерзением:
- Вы что… пытаете и казните людей?..
- Не драматизируйте, юная леди! Это не каждый раз. И речь идет о преступниках, - видя, что взгляд ее не меняется, он рассмеялся и пояснил: - Нет, это скорее исключение. Меня ценят как раз за то, что я умею извлекать правду наименее жестокими способами. В отличие от людей, кстати… Поэтому мои отношения с заключенными всех устраивают. А вы что думали, что как только переступаете порог тюрьмы, вас начинают потрошить заживо?
Он перевел взгляд на Германа и сказал ему:
- А в Милаву ты собрался зря. Тебя замучают проверками и подозрениями, а медициной будет невозможно заниматься – к тебе никто не пойдет. Вампиров там теперь не приветствуют. Я остался там один и, если честно, думаю, что от моих услуг откажутся, и мне здесь нечего будет делать. Лизу с детьми я отправил во Фрил.
- Почему? – спросил Герман, имея в виду ситуацию в городе.
- Не знаю. Все же так хорошо было еще недавно. Проскальзывают подозрения в колдовстве, в заговоре, опять называют нас «потусторонними». Очередное обострение…
В глазах Германа появилась неподвижная, как поверхность воды, тревога. Но он придал голосу небрежности и заметил:
- Было уже, подозревали. Помнишь, что-то искали в гильдии? Что это была за книга?..
- «Химия потустороннего», - без запинки ответил Хикс, не останавливаясь на этой теме. Видимо, эта благополучно закончившаяся история его уже не интересовала.
Герман постарался не выглядеть удивленным, но взгляд его завис где-то в мыслях.
- Ладно… - сказал он. – Уже не важно.
- Важнее то, что нас начали равнять с нелегальными отбросами. Очень много запретов и местами очень плохой настрой. Тебе надо быть аккуратнее. И вам, леди, - обратился Хикс к Феоне. – Извините, но я все еще не знаю, как вас зовут.
Обращение «леди» было редким, чисто вампирским и почти не употреблялось. Но Хикс использовал его с неизменным успехом.
- Феона Полита, врач, - с опозданием представил ее Герман. – И… воины Дрозд и Лада, - он не слишком представлял, как нужно называть этих двоих, поскольку знал только их имена.
Йорг выразительно посмотрел на всех троих и вернулся к Феоне:
- На Изгнанников тут сейчас тоже косо смотрят. Выбиваетесь из религии.
- «Истинный Свет»? – спросила Феона.
- Есть такие, они религиозные фанатики. Больше всех орут об укреплении веры, как будто с ней что-то не так. Да, они вас не любят.
- А их там много? – не удержалась от вопроса Лада.
- Нет. Но орут громко.
- А о чем орут? – спросил Дрозд.
- О том, что зло не дремлет, а мы ему потакаем.
- Мы – это кто?
- Все, кто не фанатики, как они. А уж вампиры – точно, - Хикс встал и затянул ворот плаща. Теперь для полного изящества ему не хватало какого-нибудь пыточного инструмента в руках. – Ну, мне пора, а то дороги не будет видно. Если кто-то со мной, поехали вместе. Но можете остаться здесь до утра. А то, если вас выловят на въезде ночью, потащат в Службу общественного порядка. Оно вам надо?
- Рискну ответить за всех, что нет, не надо, - сказал Герман. Он, конечно, понимал, что потащат в основном его. Возможно, Феону. А Дрозд и Лада, скорее всего, спокойно въедут и найдут ночлег. Но им как раз не нужно в Милаву – зачем делать крюк перед поездкой в Офирц? Однако по большей части Герман хотел остаться просто потому что день в дороге его вымотал до предела.
Его снова поддержал Дрозд:
- Ну нет, нам этого не надо вообще.
Он сидел в кресле в темном углу и смотрел в противоположный, такой же темный угол. Совершенно не свойственная ему уединенность. Видимо, его тоже прельщала перспектива сегодня больше уже никуда не двигаться.
- Тогда расположитесь как-нибудь сами, - сказал Хикс. – Я вернусь утром. Собак я запру за конюшней. Минус вампирских слуг, если они люди, в том, что их невозможно удержать до темноты. Они все-таки до ужаса всего этого боятся. Вы знаете, что через реку находится вампирское кладбище, куда свозят тела со всего округа? – он рассмеялся и ушел, звеня ключами.
Герман тут же встал и подошел к окну. Это был первый этаж, и часть сумеречной картины, открывающейся из окна, заслоняли листья сирени. Но было видно, как Хикс в сопровождении трех огромных собак прошел за дом и вернулся оттуда, ведя белоснежного коня. Затем черно-белое пятно – всадник на лошади – пронеслось по мосту и исчезло во тьме на другом берегу.
Герман отвернулся от окна:
- Уехал. Вот так – «Химия потустороннего».
- Что это? И что с этим не так? – спросила Лада. – Я всяких ученых названий не понимаю.
- Казалось бы… - произнес Герман, скользя глазами по освещенной уютным желтым светом комнате. – «Химия» - это вещество, «потустороннее» - оно и есть потустороннее. Что с этим может быть не так? Вот только «химия потустороннего» - это точное определение. И определяет оно действия тех зелий, которые используются в колдовстве, оккультизме и прочих подобных вещах. Не самого колдовства, а только зелий самих по себе. Если вычесть оттуда заклинания, обряды, молитвы и все атрибуты, останутся только эти вещества и их свойства. Вроде, кто-то когда-то выписал из разных магических рецептов именно состав этих снадобий, чтобы узнать, чего они стоят сами по себе и где их можно применить без колдовства и другой запрещенной деятельности. Это и есть «Химия потустороннего». Ее саму потом тоже запретили. – Герман окинул взглядом окружающих. – Не понятно?
- Нет, понятно, - сказала Феона. Она сидела возле другого окна, на котором стояла лампа, ее фигура была освещена с одной стороны резким золотым светом и отражалась в стекле, как ее темная демоническая противоположность. – Это какие-то вещества, имеющие прямое влияние на человека. Проще говоря – лекарства и яды, позаимствованные кем-то у магов, - она улыбнулась. – Я всегда хотела заниматься отравлениями. Но названия такого не слышала.
- Я сам только раз слышал, - сказал Герман, невольно задерживаясь взглядом на этом завораживающем отражении, - когда учился медицине. Упоминалось как документ, когда-то существовавший, а потом запрещенный. На этом все. Зачем в учебе уделять внимание какой-то недоступной легенде, когда даже не знаешь, какая от нее польза?
- И что тебя смущает в этой книге? – спросила Феона.
- Из всего возможного, что хранилось в Брэнтисе – а там, как известно, выделена целая библиотека под запрещенную литературу – он увел именно эту, не содержащую магического руководства, как такового. Как он собирался поднимать нежить?
- Может быть, он что-то уже изучил. Откуда ты знаешь, что он увел только одну? Нет какой-нибудь «Анатомии магии», где ее расчленили на компоненты, а он собрал обратно? – она улыбнулась своей спонтанной гипотезе. – В конце концов, может быть, в этой книге оказалось все, что нужно.
- Да, скорее всего. Что бы он ни использовал, один из компонентов – точно какое-то вещество, ради которого надо было пойти на такой риск.
- Я ничего опять не поняла, но ладно, - проворчала Лада, разбирая сумки и открывая шкафы в поисках съедобных припасов. Она уже успела снять куртку и мерцала в цвете ламп белой рубашкой. – Тогда займусь ужином. Я, в конце концов, специально наняла двух умных людей, вот и пускай думают те, кто дюже умный... Йорг сказал, чтобы мы сами распоряжались. Сейчас найду, где что есть. Вот живут кровососы за счет людей!..
В их распоряжении оказался целый вампирский дом. Он был большим, он содержал все признаки комфорта, в нем была нормальная человеческая еда (ничто человеческое оказалось вампирам не чуждо), несколько комнат и маленький балкон на втором этаже.
Существование балкона открыла Феона. Она обратила на него внимание еще снаружи и, пока Лада хлопотала по хозяйству, сбежала туда собраться с мыслями. Мысли были неутешительными. В беззвездной темноте, звенящей ночными песнями кузнечиков и шелестящей листвой, Феона думала о настоящем. О прошлом и будущем думать не имело смысла.
Предметы вокруг выглядели черными, все еще очень четкими силуэтами, кое-что было видно даже на противоположном берегу Уара. Но оттуда не долетало ни огонька, там были только таинственные темные дали, в которые хотелось улететь на собственных крыльях и обязательно низко над землей, чтобы чувствовать запахи. Видеть не обязательно. Но все это было бесполезно: ночь кончится, и придется возвращаться к жизни. Феона ни от кого не зависела и ни за кого не отвечала: ни за родителей, потому что они умерли, ни за любимого, потому что ни с кем не сошлась характером, ни за детей, братьев или сестер потому что их не было. Но были другие Изгнанники, не рядом с ней сейчас, но были, разбросанные по всей Алекси;не. Всегда было достаточно осознания того, что свои где-то там. А сейчас хотелось, чтобы были рядом. Мир никогда их не жаловал, а теперь он весь превратился в косой подозрительный взгляд в их сторону. Когда она пропустила этот момент?..
Дверь балкона хлопнула. Было у нее такое свойство – резко закрываться. Феона обернулась и узнала в темноте Германа. Она ожидала увидеть вездесущую Ладу.
- Как хорошо, что ты придумала сюда спрятаться, Феона. Нам надо поговорить, - Герман прошелся по балкону и сел на скамью в противоположном углу. Было похоже, что он хотел бы собраться с мыслями, но боится терять время. – Наша поездка заканчивается. Мы едем в Милаву, но будущее все более неопределенно. Поэтому я хочу поговорить именно сейчас.
- Давай сейчас, - согласилась настороженная Феона, пока еще не предполагая, на что дает согласие.
- Только… давай так. Ты меня выслушаешь полностью, не перебивая, а потом уже ответишь. Я не скажу ничего страшного, обещаю. Все это касается только меня, и если ты посчитаешь нужным, тебя не коснется никак.
- Хорошо, - снова согласилась Феона, и Герман сделал последнюю паузу.
- Феона… ты мне очень нравишься. Настолько сильно, что я решил в этом признаться. Я прекрасно понимаю, кто я, и кто я в глазах людей. Поэтому попросил выслушать все сразу.
- Вообще-то я думала, что тебе нравится Лада, - все-таки перебила Феона.
- Кто – этот ребенок, который не знает даже, что такое мужчина и женщина? Ей бы сначала разобраться у себя в голове. Она хороша в качестве картинки, отношений с ней не хочется.
- Зачем ты тогда с ней заигрываешь? – осуждающе спросила Феона.
- Это… заведомо бесполезно, и никому из нас ничем не угрожает. Она только мне позволяет так разговаривать с собой, потому что считает меня пустым местом. Так что мы квиты. Каждый выбрал то, что ему нравится: она меня презирает, я с ней заигрываю.
- Извращенец, - сказала Феона с улыбкой, невидимой в темноте. В поле зрения было только одно пятно – желтый свет на земле от окна на первом этаже. Герман и Феона были по обе стороны от него. Разговор в темноте был гораздо проще, чем при свете.
- Ты мне разрешишь продолжить? Я не буду себя приукрашивать. Я в курсе всех своих недостатков. Все мои отношения длились не дольше нескольких бурных ночей. Меня это всегда устраивало. Но… ты знаешь, как бывает, когда все складывается воедино? Мы же совсем одинаковые. От этих слов я не откажусь, даже если это тебя оскорбит. Мы нигде никогда не найдем друг другу замены. Хорошо это или плохо, я не знаю. Просто это так, согласись. Я прекрасно знаю свои шансы, тем более, что по соседству тебе строит глазки молодой человек с чарующим именем Дрозд (надеюсь, это не родители его так назвали).
- Да?... – скептически произнесла Феона.
- Да, а ты, что, не заметила? Он с тебя глаз не сводит. Ладно, я рад, что ты даже не обратила на это внимания. Я хочу честно закончить разговор. Я не очень уверен в завтрашнем дне, потому что не совсем понимаю, что происходит. Может быть поэтому я хочу точно знать, будем ли мы вместе. Ты сама знаешь, кто я. Я могу дать тебе свою верность, статус и деньги, но для тебя это повлечет всеобщее неодобрение, а иногда оно перерастает (поверь мне) в презрение или ненависть. Моя жизнь всегда будет вертеться вокруг крови вашей расы. Ко мне никогда не будут относиться по-человечески, хотя пока я несу вам только благо. Подумай, как отнесутся к тебе. Через пару десятков лет мой организм выработает все свои ресурсы и сгорит за несколько месяцев. Это будет ужасно, но недолго. Моя мать решила эту проблему просто – отравила себя на вечеринке в окружении своих любовниц. В общем, ты видишь, что мне особо нечего тебе предложить. Но я прошу тебя сначала подумать, а потом ответить, даже если твой ответ уже готов. Хорошо?
- Да, я обещаю подумать, - сказала Феона. – Я отвечу тебе в Милаве.
- Спасибо, - Герман встал, прошел мимо нее и исчез за хлопнувшей дверью.
А Феона осталась с мыслями, которые до этого даже не приходили ей в голову. Блистательный, красивый и состоятельный Герман, клубок интеллектуальной самоуверенности и несколько зловещей загадочности – это была одна сторона. Наверное, именно Феона и могла увлечь его по-настоящему. Но он был прав – существовала и другая сторона – это его постоянная зависимость от вынужденного образа жизни, это вечная роль представителя проклятой расы и неизбежная и совершенно точно смертельная болезнь в конце. То есть, то, что никогда не могло бы ее напугать. Другое дело – нужен ли ей сам Герман? Это был для нее очень неожиданный вопрос, потому что до сегодняшнего разговора она воспринимала Германа как внешнее явление, мелькнувший кусочек чуждой ей жизни. И при этом было совсем не важно, нравится он ей или нет (хотя, конечно, он ей нравился). Это было как взгляд из одного мира в другой. А он предлагал ей не посмотреть, а шагнуть, и даже не скрывал, куда. Это было как минимум интересно. Но… на этом мысли заканчивались.


15. Конец пути
- Ужин, ужин!.. – Лада постучала чем-то обо что-то, чтобы добиться громкого звука. Вероятно, это были серебряные кубки хозяина дома. Правда, на столе была только еда, привезенная с собой, от местной Лада все-таки отказалась со словами: «мясо, надеюсь, не человечина» и «яблочки, я так понимаю, с кладбищенского сада».
Изящный Герман меланхолично сел к столу, улыбнувшись Феоне, и она позволила себе улыбнуться в ответ (может, не стоило бы?). Дрозд больше не привередничал: за день он дико проголодался. Он собирался сделать два дела одновременно: поесть и обсудить гениальную идею, которая пришла ему в голову.
- Я видал здесь книги с картами, - сказал он. – А что если нам взять подходящую да посмотреть, где находятся те места, про которые ты, Герман, нам говорил, где уже орудовал Делио? Может, мысли какие возникнут?
- Черт возьми!.. – Герман даже встал из-за стола. Сейчас ему пришлось признать наличие интеллекта у этого человека. – Конечно, возникнут! Где ты видел карты?
- В той комнате, в каком-то шкафу, - махнул Дрозд хозяйской вилкой.
Герман вышел и оглядел погруженную во мрак библиотеку Йорга. Свет тусклой полосой проникал в нее из незакрытой двери. Да, без сомнения, это та комната. Он хотел уже выйти за лампой, но книги с картами находились у самой двери. Он взял самую большую их них, оказавшуюся более чем увесистой, и вернулся с ней к столу. Расставленную утварь пришлось существенно подвинуть, чтобы книга поместилась в центре в раскрытом состоянии. Она была просто великолепна. Она была в фиолетовом как ночь бархате, она вмещала выдержанные в едином стиле, созданные хорошим художником, украшенные изображениями даров земли и красот природы карты, витиевато подписанные в углу автором. А главное – она была новой, сделанной на заказ, а значит, в ней должно было быть все, что надо. Йорг Хикс не путешествовал, самому ему заказывать себе карты не имело смысла. Это был подарок, сделанный ему по какому-то случаю. Скорее всего, от гильдии, больше неоткуда.
- Да, точно. Вот и они, - сказал Герман, наткнувшись на первой странице на печать вампирской гильдии – элегантную агрессивную осу на сотах. Она символизировала единство и избранность.
Не было времени любоваться прекрасной книгой. Мимо промелькнуло несколько страниц акварельного сотворения мира и основных чудес света, и началась территория Алекси;ны. Естественно, это государство было изображено первым: сначала целиком, потом провинции с их главными особенностями. Нужно было именно целое изображение, чтобы видеть общую картину. По развороту книги, вверху которого был юг, а внизу север, расползлись неровным пятном очертания Объединенного Государства Алекси;ны, запестрели округа и провинции, замелькали разнообразные названия: от привычных Дрозду и Ладе по звучанию Хотьи, Разны и Собольков, через известные центральные Хуту, Фрил, Офирц и Милаву до более удаленных Октора и Брэнтиса. С левого бока пристроились экстравагантные города Уара: Дадн, Керундр, Камбан и другие. В нижнем правом углу, на отшибе, притаилось северное захолустье с едва ли не двумя-тремя неприметными точками, одной из которых был Фьорд Воронов. Выше разместились чопорные, с чуждым произношением Чайсли, Мартенс и Джермен. На юго-западе, но ближе к середине красовалась увенчанная короной столица Алекси;на, которую по причине одинакового названия с государством часто называли просто Столицей. Вверху окантовкой протянулись миниатюрные и на редкость приличные портреты династии, осуществляющей управление этой страной.
Большая часть карты находилась в тени склонившегося к ней Дрозда. Он сидел спиной к окну, как раз впереди лампы, поставленной на подоконнике.
Герман пробежался по карте глазами:
- Да… - произнес он. – Кажется, Делио уже постарался своими набегами укрепиться в разных важных провинциях. И крутится возле центра.
- Правда? – переспросила Лада.
- Если чем-нибудь отметим, будет очевиднее… - отметить было нечем, Герман стал показывать. – Пожалуйста: Мартенс располагается не так далеко от крупного города Чайсли, у черта на рогах, но все же! Глатс подчиняется Грифонде. Хотья здесь, никому не нужная, однако она в самой богатой провинции. «Виноградная Арка» (звучит красиво) здесь, конечно, не отмечена, это всего лишь поместье. Но оно в Роуне, а там Ультика, Элес и Скипп. А Мрежка – это вообще сказка – тут и Фрил, и Офирц, и до столицы не очень далеко.
- Да? Дай посмотреть, - Ладе надоело вглядываться в затененную страницу. Она обошла всех, взяла с подоконника лампу и поставила ее на стол.
Но в этот момент случилось самое непредвиденное событие начиная со времени их прибытия в Мрежку. Внезапно и очень резко Дрозду стало плохо настолько, что он упал вперед на стол. У него начались конвульсии; все, что он успел съесть, вернулось с отвратительной красочностью. «Только не на книгу!» - мелькнуло в голове у Германа, и он успел удивиться: почему сейчас его волнует книга??? Мешанина из судорог и рвотных масс продолжилась на полу, потому что Дрозд не держался на ногах, но присутствующие уже кое-как взяли себя в руки и все втроем уложили его на лавку. К этому времени он уже перестал двигаться, но дышал и был в сознании.
На вопрос Германа: «Дрозд, ты в порядке?» (глупый вопрос, но что-то надо было спросить, чтобы понять его состояние) он, не открывая глаз, едва слышно ответил: «да». Но он даже не попробовал предпринять каких-либо попыток пошевелиться, и было понятно, что лучшее, что можно сделать – какое-то время его не трогать.
- Что это?... – в глазах и голосе Лады было ледяное отчаяние. Не то, которое связано с криком и истерикой, а на такой стадии, когда остается только обреченный страх перед полным непониманием происходящего и бессилие перед ним.
- Я не знаю, - признался Герман и посмотрел на Ладу впервые с искренним сочувствием.
Этот удар оказался для нее слишком разрушающим. Но и без того ситуация всех загипнотизировала ужасом своей внезапности и необъяснимости. Ни у кого не было ответа, что случилось и почему.
Феона подошла к Дрозду. Она молча взяла его правую руку и начала разбинтовывать запястье. Она хотела бы сказать вслух: «только не это!», но ничего не сказала. Ткань упала на пол.
Место укуса не зажило, хотя пару дней назад все было почти в порядке. Тело вокруг раны умерло, это было понятно по цвету и запаху.
- Что?.. – Герман вскинул на нее выразительные глаза. – Он укушен, а ты мне ничего не сказала?
- Я об этом забыла.
- Забыла???
- Послушай, все шло прекрасно! Я вылила туда весь спирт, который попался мне на пути, я следила за этим. Ничего не произошло. Укус почти зажил, и я о нем забыла. Я посчитала лечение оконченным.
- Логика!!! – возмущенно съязвил Герман, но тут же сам извинился: - Я поступил бы так же. Тоже уже забыл бы…
Он опустился в кресло с пустым, без мыслей и выражения, взглядом, направленным на лавку, где, отвернув голову к стене, все еще не сделав ни единого движения и не открывая глаз, лежал Дрозд – юный, красивый, совершенно здоровый воин, моментально сраженный неизвестно чем. Феона осталась стоять там, где стояла. Ее взгляд, напротив, выражал глубокую задумчивость, и эта глубина вела к каким-то ужасающим выводам. Лада не тронулась с места, она была так же неподвижна, как и ее брат; в глазах ничего не сдвинулось и не поменялось – те же страх, обреченность и бессилие, суммирующиеся в отчаяние. Не только Герман, но и все остальные почему-то оказались совершенно неподготовленными к такому повороту событий; он шокировал. Тишина, наступившая в комнате, только подчеркивала это, ставила жирную точку свершившемуся.
Герман перевел взгляд на Ладу. Теперь по отношению к ней он ощущал не сочувствие, а жалость. Маленькая девочка посреди комнаты, потерявшая… теперь, наверное, уже все.
Но он посмотрел на нее не просто так. Нужно было что-то предпринимать, действовать дальше. Его мысли не могли остановиться даже сейчас и уже складывались в его голове в пока что обрывочные и бессмысленные конструкции. Требовалось обсуждение. Но в отсутствии Лады.
Он встал и уступил ей место:
- Лада, посмотри за своим братом, ты как никогда сейчас нужна ему, - с этими банальными и малоутешительными словами, которые обычно использовали врачи в безнадежных случаях, он подтолкнул Ладу к креслу, а Феону к выходу. – Нам надо подумать и поставить диагноз.
- Что?.. – удивилась Феона.
- Мы скоро вернемся, - он почти выпроводил Феону за дверь. По пути он молча положил Ладе на колени ее меч. А когда она подняла на него немыслимо округлившиеся, как два зеленых колодца, глаза, поспешно отвернулся, прихватил книгу и одну из ламп и быстро вышел. Кто знает, куда заведут слова?..
Выйдя, он распахнул дверь библиотеки, внес туда лампу и машинально поставил книгу на прежнее место. Пара шкафов с книгами – это было более чем роскошно даже для очень образованного и состоятельного человека. Так что у Йорга Хикса, определенно, было что воровать, если бы кто-то осмелился пробраться к нему в дом.
Герман сел в одно из кресел, таких же, как в соседней комнате. Лампа, поставленная на полированный стол, светила над собственным отражением. Вампир устремил на Феону прозрачные от пламени глаза:
- Что это?.. – задал он вопрос, который задавала Лада.
- Так… неужели не понятно, что это? – в глазах Феоны тоже было отчаяние, но не такое, как у Лады. Оно не было личным, а объяснялось безнадежностью ситуации, перечеркнувшей все их усилия. – Во всех поверьях нежитью становятся погибшие и в основном неИстинные. Но Дрозд – жив. Да и не верила я особо в это. Поэтому мы… я расслабилась и ошиблась. Все оказалось проще и хуже.
- Нет, - сказал Герман. – У нас складывалась логичная картина. Мы хорошо двигались к объяснению. И я не позволю каким-то ходячим мертвецам разрушить мое материальное мировоззрение! Как ты верно заметила, Дрозд – жив и в своем уме. Придется разумно объяснить это.
- Как это объяснить? – тем же тоном возразила Феона, готовая сдаться. – Как и зачем объяснять по-другому то, что очевидно?
- Плевать на магию. Пусть она будет источником – так ли это важно? Это передается. Это имеет проявления. Это имеет последствия. Это либо отравление, либо болезнь, пусть даже магического происхождения. Так что, думай, что это может быть, на что это похоже, и что мы можем сделать. Нужно придумать до того, как утром вернется Йорг.
Он сидел, закинув ноги в сапогах на подлокотник кресла. Несмотря на развязную позу, он всего лишь искал удобное положение для мыслей. Глядя на него, Феона сама начала думать, хотя поначалу это казалось безнадежным. Ни одной связной идеи. Только картинки из недавних событий: одна другой хуже.
- Трупный яд?.. – попробовала начать она. – Но почему так внезапно? Ему должно было становиться хуже.
- Значит, есть скрытый период, - сказал Герман. – Он был укушен почти неделю назад, а проявилось это сейчас. Если бы мы были внимательнее, заметили бы, что последние сутки с ним было не все в порядке. Это передается через ранение, раз заболел только раненый.
- Но это что-то не известное нам, - произнесла Феона. – И я не знаю, что мы можем предпринять. Я даже не понимаю, на что это похоже. Я бы приняла это за отравление, но никто больше не отравился. И… только он ранен.
Герман пожал плечами, соглашаясь с ней. У него тоже не было никаких выводов. Потом он поднял на нее глаза.
- Мы можем досмотреть до конца, - тихо сказал он. – И узнать, как это происходит.
Какова в этой фразе была доля цинизма, искреннего сопереживания, безысходности и любопытства, Феоне было непонятно. Как бы ни бездушно звучали слова, как бы ни было страшно за двух людей, оставшихся в соседней комнате (уже не самых безразличных для Феоны людей), следовало признаться, что «досмотреть до конца» - не только неизбежное, но и заманчивое предложение, хотя это даже не было предложением, а только констатацией того, что произойдет дальше. Именно этим оно и было заманчиво – непорочностью своей безвыходности, отсутствием выбора. Феона все еще не придумала, что на это можно было ответить, но Герман ответил сам.
- Что может быть нагляднее? – он улыбнулся с ноткой висельного восторга перед фатальной парадоксальностью всей ситуации. – Но речь идет о друзьях. Вроде бы. Если они нам дороги, спасти их могут только наши мозги. Так что думай, Феона. Ты в этом мире, чтобы спасать.
Феона в другом кресле обессиленно уставилась в темный потолок.
- Лепра, чахотка, чума, одержимость. Ничего не подходит. Это что-то новое. Может, он сам по себе такой.
- Нет, тогда Лада знала бы. А она не знает. Она, мягко говоря, удивилась, как будто ее только что выпотрошили в толпе.
Почему Герман применил такое сравнение, он и сам не знал. Наверное, всплыло из памяти: какой-нибудь рассказ об убийстве на площади. Он был уверен, что ощущения должны быть похожими.
Дальше они думали по отдельности. Феона перебрала все, что могла, примерила на Дрозда весь свой опыт, но ни одна мысль не показалась достойной, чтобы произнести ее вслух и обсудить. То же самое происходило в голове у Германа. Прошло более получаса, из соседней комнаты не доносилось ни звука, но воздух вокруг все равно был наэлектризован иглами беспокойства. Сложнее всего было сосредоточиться.
В окно бились мелкие вибрирующие мотыльки, позади дома, за стенами поскуливали собаки, смирившиеся с тем, что хозяин оставил в доме чужих людей. Где-то на втором этаже, на балконе ходили коты Йорга Хикса – независимые и почти неуловимые создания дикой окраски.
Герман еще раз поднял глаза.
- Это бешенство, - сказал он.
- Что?.. – переспросила Феона.
- То, что с Дроздом. Это бешенство.
- Нет… - не согласившись, отрицательно покачала головой Феона. – Это не бешенство. Шесть дней – маловато. И никакого развития – все случилось внезапно. И место укуса должно болеть, а он, похоже, его не чувствует. И вообще….
- И вообще?.. – Герман перекинул ноги обратно с подлокотника в нормальное положение и с ожиданием посмотрел на Феону. Его глаза были наполнены блеском, который возникает у собаки перед поиском следа.
- И вообще, не знаю, чем еще, но не похоже, - сказала Феона.
- Пойдем посмотрим еще раз, - Герман встал и увлек ее обратно.
В соседней комнате все было без изменений: Дрозд лежал, не открывая глаз, Лада сидела в кресле так, как ее посадили – с мечом на коленях и отчаянием, направленным в пространство комнаты.
- Лада… - Герман подошел к ней до того, как она успела что-либо сказать. – Подожди в соседней комнате. Нам надо теперь его еще раз осмотреть. Это надо сделать без тебя, ты же понимаешь. Не бойся, мы тебе все расскажем… - он выставил ее за порог и показал в сторону открытой двери библиотеки.
Когда он вернулся, Феона еще раз осматривала рану на правой руке Дрозда. Похоже, он ее действительно не чувствовал, по крайней мере, не реагировал.
- Вижу, - сказал Герман, приглушил свет лампы и занял место Феоны.
- Дрозд?... – он обратился к неподвижному, если не считать дыхания, телу. – Ты в порядке?
Дрозд даже не стал отвечать, только невнятно помотал головой.
- Давай, давай, - Герман приподнял его здоровой рукой за плечи и кое-как заставил принять что-то похожее на сидячее положение. – Нам надо осмотреть тебя. Открой глаза.
Дрозд послушно, но с большим сомнением приоткрыл веки. В приглушенном свете его взгляд ничего не выражал. Герман с невинным видом выкрутил огонь лампы до максимума и поднес к нему. Мгновенно, молча и без всякого перехода Дрозд вернулся в прежнее состояние – хлопнулся обратно на лавку в конвульсиях.
Герман убрал лишний свет и склонился к нему, с интересом наблюдая за тем, что осталось от молодого здорового воина.
- О, друг, теперь ты меня понимаешь, - сказал он Дрозду, хотя тот, похоже, его не слушал. – Когда мне плохо, у меня почти такое же случается от солнышка. Но до тебя мне далеко.
Как только Дрозд более-менее успокоился, Герман, не жалея усилий, вернул его в сидячее положение.
- Тогда попей воды, - сказал он, с еще более невинным видом и с выражением живейшего участия поднося стакан. – Говорят, помогает.
От влитой в него воды Дрозд повторил все заново. Пока его безудержно выворачивало на лавке, Герман с безжалостной внимательностью приглядывался к нему.
- Хватит! – сказала ему Феона. – Ты его так убьешь. Все и так видно.
- Ты согласна, что это бешенство?
- Пока не знаю… Но у нас все равно нет другой версии.
Германа не устраивали сомнения:
- Я понимаю, что не все похоже. Мы не видели никакого развития, и оно протекает не совсем так. Но это оно. Он не переносит яркий свет, не в состоянии есть и пить, следующим шагом он перестанет говорить и начнет на все бросаться. А потом он разучится двигаться и дышать. Я встречал бешенство один раз и даже близко не подходил, но хватило того, что рассказывают. Туда, куда жалко отправлять людей, нанимают вампиров. Например, ловить бешеных животных. Соглашается на такую работу только самое дно, но и за их здоровьем приходилось иногда следить. Как ты понимаешь, - Герман усмехнулся, - бешеный вампир – это совсем плохо. Так что у вашей «нежити» все признаки какой-то особой формы бешенства. Если бы меня не сбили с толку дурацкие суеверия, я бы догадался намного раньше, ты бы вспомнила об укусе, и… – и мы все равно ничего не смогли бы сделать… Ну так как, будем «смотреть до конца» или… что?
- Или что. Люди уничтожают больных бешенством. Что вампиры делают со своими заболевшими?
- Они пичкают их зельями, чтобы те умерли, не приходя в себя. Но иногда они возвращаются. Здоровыми, но сумасшедшими. Поэтому такое лечение запрещено в Алекси;не, и ты это знаешь.
- Ни одного случая удачного лечения? Герман, не лукавь. Я слышала, что были.
- И я слышал, что были. Но на десятки больных это чертовы единицы. Зелья входят в список запрещенных. От них сходят с ума, к ним привыкают, они разрушают личность, они тоже своего рода «химия потустороннего». Больных проще убивать, чем потом разгребать эти непредсказуемые последствия. Поэтому никто не знает, как сделать так, чтобы человек выжил и остался самим собой. У Дрозда нет шансов. А пытаясь его вылечить, мы совершаем преступление.
- Дай я тебе объясню. Мы либо должны сдать его, либо будем разбираться сами. Если мы его сдадим властям, его убьют. А Делио будет точно знать, сколько всего нам стало известно. Ты хочешь этого? Если бросим Дрозда одного… это не по-человечески, и Лада нам не простит ни первого, ни второго. Ни третьего – если мы будем просто наблюдать. Остается только одно – достать эти чертовы зелья, если это возможно и еще не поздно.
- Я тебя понял. Ты совершенно права. Могу попытаться достать это в Милаве к завтрашнему дню, если там еще остался нелегальный аптекарь. Понадобится помощь Хикса. Но не ручаюсь ни за что: возможно, это слишком долго. Пусть последнее слово останется за Ладой! Пора ее позвать.
Лада вошла так, как входят к покойнику. Она выходила из одного мира, а вернулась в другой, где не осталось ни близких людей, ни надежды, ни света. Она умела драться и убивать, она сражалась в отряде с мужчинами, она расчленяла трупы, она спокойно вывела из строя несколько ходячих мертвецов. Но здесь все это не имело значения. В этой комнате ее умения, ее самообладание, ее боевой дух и дерзость были бесполезны. Поэтому она просто заплакала.
- Лада, Лада, Лада, не время лить слезы! – попытался повлиять на нее Герман, в ужасе от того, что она станет невменяемой.
- Да, рано оплакивать, - сказала Феона. – Сначала нужно выслушать. И только вместе мы сможем попробовать справиться.
Лада послушно успокоилась. Вернее, она перестала дергаться перед лицом случившегося. И Герман начал говорить:
- Звучит это ужасно, но все-таки это лучше, чем могло бы случиться. Мы предполагаем, что твари передают бешенство. Без вмешательства Делио это всего лишь бешенство.
«Всего лишь» звучало неоправданно мягко. Но Лада имела весьма смутное представление об этой болезни, поэтому название не вызвало у нее новую волну паники. Она положилась на коварные, успокоительные слова врачей.
- Это все равно плохие новости, - продолжал Герман, вглядываясь в малейшие изменения ее реакции на слова. – Бешенство крайне сложно лечится… не совсем лечится. Во-первых, может оказаться слишком поздно. Во-вторых, лекарство не обязательно подействует, но другого не существует. А если и подействует, то необязательно вернет ему все здоровье, которое у него было… и даже не обязательно вернет ему сознание в полной мере. В-третьих, лекарство придется принимать всю жизнь и где-то его доставать. В-четвертых, оно запрещено во всей Алекси;не, и о нем никому нельзя рассказывать.
Герман замолчал.
- Но это лучше, чем ничего… - сказала Лада почти спокойно, она догадалась, что требуется ее согласие. От всего этого веяло чем-то отвратительно-запретным, недоступным ее пониманию. Но ничего другого не оставалось.
- Значит, нужно немедленно ехать, - обреченно засобирался Герман, без малейшего желания это делать. – На это уйдет куча времени. С одной рукой на лошади ночью особо не разгонишься. Вы остаетесь одни, - он обернулся на комнату и Дрозда, неподвижно лежащего на лавке. – Если что-то произойдет…
- Я придумаю, что делать, - уверила его Феона с простотой боевой машины.
- Точно?
- Да. Можешь не сомневаться.
- В тебе я никогда не сомневаюсь! – серьезно произнес Герман.
Проходя мимо Лады, он не удержался от соблазна сказать:
- Если все получится, Лада, ты будешь должна мне галлон крови…
Лада уже почти пришла в себя и обрела твердость, судя по тому, какой ответ он услышал за своей спиной:
- Это будет кровь Делио, Герман!


16. История
Когда Герман выводил Шельму из конюшни, огромные собаки, запертые рядом, оборвали себе все голосовые связки. Они грозили ему всеми мыслимыми карами, они проклинали его самыми последними словами, они поносили его на чем свет стоит. Но когда он уехал, им пришлось затихнуть. Тьма за порогом и окнами замолчала на несколько верст вокруг. И тишина была слишком угнетающей, чтобы пережить ее до утра. Все трое не пережили – заснули. Сначала Дрозд, потом Лада, а потом и Феона, в полной уверенности, что моментально проснется, если что-то произойдет.
На рассвете собаки залаяли снова глубокими, далеко разносящимися в тишине голосами. Выглянувшая в окно Феона увидела в расползающемся с реки тумане две приближающиеся фигуры всадников. Одна из них, казалось, парила в воздухе, потому что конь был белым, как туман. Сзади, в кресле Лада открыла глаза, вернувшись в жестокую и беспросветную реальность. Проснувшийся Дрозд недоумевал про себя, почему ему так плохо, что с ним происходит, и какое значение имеют разговоры о бешенстве, которые наполняли вчера комнату.
Йорг Хикс, отведя коней и похвалив собак за бдительность, вошел в помещение вместе с Германом.
- Без меня что-то происходило? – спросил Герман у Феоны, найдя ее глазами в полумраке комнаты. Он выглядел не просто уставшим, а истратившим всего себя на решение проблемы, в центре которой оказались и он, и его попутчики, и хозяин дома.
Йорг Хикс в это время как раз возмущенно округлял глаза, направленные на лавку с больным человеком, как это умел делать когда-то Марцин, только у того получалось с растерянностью, а у Хикса – с благородным гневом.
- Тащите его из моего дома, куда хотите, - сказал он, выразительно указывая на дверь. – Я так и знал, что мы везем эту дрянь для кого-то из вас. Вы знаете, что будет, если это обнаружат здесь? – следуя въевшейся в него педантичной привычке не находиться в доме в пыльной дорожной одежде, он снял и бросил на стул плащ. – Я вас не выгоняю, просто нас всех обвинят в сговоре друг с другом. И плохо будет уже всем. Сегодня сюда явятся мои слуги. Как вы думаете, я могу скрывать в своем доме больного бешенством? Вот и я думаю, что нет. Так что, вам лучше слинять отсюда подальше.
- Куда? – безнадежно спросил Герман. Все, что приходилось теперь делать, вызывало у него крайнее неприятие, но предвидеть эту ситуацию он никак не мог, а значит, не отвечал за нее. Был соблазн просто развернуться и уехать куда-нибудь одному, оставив вконец запутавшийся клубок событий далеко и навсегда позади. Он уже и так выполнил большую часть своих обещаний. Но хотя бы один человек в этой комнате стоил того, чтобы остаться.
- Элфи! – возмутился Хикс. – У тебя что, нет СВОЕГО дома? И у твоих друзей тоже? Найми повозку и вези его, куда хочешь.
Вместо ответа Герман повернулся к Феоне, которая в этой ситуации чувствовала себя не лучше, чем он.
- Мне кажется, теперь уже нельзя не рассказать все Хиксу, - сказал он ей.
- Да, - согласилась Феона и обратилась к хозяину дома: - Йорг… Мне жаль, и я тоже тут ни при чем, но так случилось. Мир вокруг вас и вокруг нас меняется. И нам некуда ехать с этим больным человеком. Мы расскажем вам, что случилось, и вам станет понятно. Но сейчас придется поверить, что мы не можем вернуться туда, откуда приехали, и поискать место, где можно спрятать больного. Другого выхода нет.
Феона не умела просить, поэтому никогда ничего не просила. Когда она начинала говорить, она просто ставила перед фактом.
- В склеп, - вдруг предложил Хикс, отложив удивление и разбирательства на потом.
- Что, в вампирский склеп??? – встрепенулась Лада, моментально включив свои защитные реакции. – Вы хотите, чтобы мы пошли жить на вампирское кладбище???
- Да, - Хикс изящно пожал плечами под черным сукном котты. – Это предложение для вас не оскорбительно, оно вам полезно. Знаете, кто сунется в вампирский склеп? Никто! Знаете, какие там опасности? Никаких! Да, жить там тяжело. Но я могу вам помогать – лишь бы вы только не появлялись здесь!
Как же это было ужасно: сломались и разлетелись вдребезги не только их планы, но и ближайшее, а может быть, и не самое ближайшее будущее. Под ногами – ни малейшей точки опоры, чтобы получить хоть какую-то уверенность в том, что будет дальше.
Самым несчастным из всех здесь был еще недавно здоровый и счастливый Дрозд. Он уже осознал, что с ним случилось, вспомнив обрывки вчерашнего дня. Бояться за себя он не умел и к тому же не знал, чем грозит ему болезнь, поэтому вместо отчаяния он чувствовал необыкновенно сильную досаду по отношению к свалившемуся на него препятствию, но и на этом чувстве он не мог сосредоточиться, потому что все внутри него превратилось в болезненную и неумолкающую какофонию ощущений, взрывающуюся даже от самых простых раздражителей – хлопка двери, резкого голоса, сквозняка, света из окна. Все, что он сейчас точно знал – это то, что никогда и ни при каких обстоятельствах ему не было так плохо, но дальше, видимо, будет еще хуже. Поэтому он с тревожным ожиданием поглядывал на Германа, который, по его представлениям, мог решить хотя бы часть его проблем.
Герман в этом не был так уверен, но не желал тянуть время, пока не стало непоправимо хуже. Он самовольно позаимствовал кое-что из посуды хозяина, решившего уже не обращать внимания на такую мелочь на фоне всего остального, и начал смешивать на широком подоконнике привезенные с собой зелья. Параллельно с этим он разговаривал с Хиксом:
- Вампирское кладбище… Черт, да ты гениален, Хикс, и к тому же очень великодушен. Полагаю, отправляться нам уже сейчас?..
- Нет, - резко сказал Хикс. – Сейчас не надо. Крестьяне вас могут увидеть. Через полчаса явятся мои слуги. Я их отошлю на сегодня. После захода солнца уберетесь отсюда. Сколько вы там пробудете?
- Десять дней, - Герман закончил смешивать зелья и развел их небольшим количеством воды. – Давай, я сделаю все необходимое и потом объясню.
Он не хотел вести разговоры, пока Дрозд их слушал – возможно, ему нужно было знать как можно меньше. Вчера Герман с Феоной и так довольно откровенно рассуждали у постели больного.
Теперь оставалось самое сложное – влить это в Дрозда.
Дрозд полусидел на лавке и наблюдал, как к нему приближается Герман. Приближался он как можно более раскованно, с обыденной улыбкой. Дрозд точно знал, что Герман может ему помочь, но, как ни странно, внезапно почувствовал тревогу. Мало того, каждый шаг Германа, как по ступенькам, выводил ее на уровень выше, и она поднималась, поднималась, как ледяная вода, мешающая дышать и сковывающая грудную клетку. Она остановилась у самого горла, перехватив дыхание, когда Герман остановился в шаге от него. Она была материальной и беспричинной.
Герман присел рядом. За эту пару секунд и за эти несколько шагов в глазах больного он проделал путь от спасителя до почти палача.
- Ну как ты, Дрозд, держишься? – спросил он дружелюбно, негромко и очень мягко.
Его одежда впитала уличные запахи: сырость тумана, аромат дикой травы, пыль дороги. Из-за них близко-близко чувствовалось присутствие внешнего мира и зовущей свободы. Они безумно раздражали своей недоступностью и тем, что были то ли тошнотворно сильными, то ли, наоборот, почти неуловимыми. В любом случае, в них не было ничего тревожного, и Дрозд, собравшись, ответил с непокорной улыбкой:
- А куда деваться?..
- Хорошо. Я думаю, мы справимся.
Только сейчас Дрозд заметил в руке Германа стакан, и его глаза непроизвольно расширились.
- Это надо выпить, - спокойно сказал Герман, проследив за его взглядом. – Как вчера не будет. Не переживай.
Но Дрозд не мог не переживать – ведь именно ему предстояло это сделать, а судя по вчерашним воспоминаниям и опыту это было мерзко и малоосуществимо. Он почувствовал, что тошнотворная волна беспокойства снова всколыхнулась где-то на уровне горла и собирается подняться еще выше. Да как можно жить, когда ощущения скачут, как бесноватые разболтавшиеся весы???
- Соберись, друг, - Герман прикрыл ему глаза рукой и повторил то, что говорил до этого: - Мы обязательно справимся.
Дрозд сильно в этом сомневался и как раз хотел об этом сказать, но первая капля вампирского зелья отправила его куда-то в невесомость. Это было последнее, что он успел почувствовать.
- Проще, чем я думал… - Герман медленно и растерянно опустил на лавку голову Дрозда, безвольно, бессмысленно и почти мечтательно уставившегося в пространство.
Герман смотрел, как медленно, словно гаснущая свеча, веки опускаются на глаза, заслоняя взгляд. Только что он без лишних слов и напутствий проводил Дрозда в какую-то внутреннюю неизвестность, на войну с его внутренним врагом, о котором сам мало что знал. Может быть, навсегда проводил?.. И Ладе не дал с ним поговорить. Но это и не его проблемы.
Сзади, за его спиной, Дрозда внимательно рассматривала Феона.
- И что теперь? – спросила она.
- Теперь надо следить, чтобы он не пришел в себя. Периодически придется добавлять этой дряни. И если она или бешенство не убьют его, он вернется. У тех, кто этим занимается, есть правило десяти дней: если до этого времени больной не умер, можно возвращать его, бешенства больше нет. Нам остается только ждать. Он теперь ведет свой собственный бой за жизнь, и мы ничего больше не можем для него сделать. Каким вернется со своей войны – не знаю. Будем надеяться на лучшее.
Он взглянул на Ладу, потому что именно для нее произнес эту речь, которая самому ему совершенно не понравилась. Но Ладе так было понятнее, что происходит, ближе ее мировоззрению. Она скованно подошла к брату и начала вглядываться в его теперь уже полностью закрытые глаза. Что она думала, было непонятно. Возможно, она мысленно что-то говорила ему.
А Герман развернулся и машинально упал в освобожденное ею кресло: безвольно, окончательно, почувствовав наконец, что мир вокруг него остановился, перестал заставлять его двигаться вместе с ним, и можно закрыть глаза и ни в чем не участвовать. Когда он говорил, что от него больше ничего не зависит, он лукавил: еще полторы недели придется следить за больным и рассчитывать дозы. Но и без этого он мало верил в успешность лечения. Он поговорит об этом с Феоной потом, наедине. Несколько спокойных часов он точно заслужил.
Сквозь надвигающийся сон он услышал, как залаяли собаки и вышел на улицу Йорг Хикс. Но это не вызвало у него ни малейшего желания открыть глаза – он был уверен, что это пришли слуги из деревни.
Так оно и было. Йорг начал с ними разговаривать еще с порога:
- Ночью ко мне приехал знакомый. Так что, Феодора, я тебя с мужем отпущу на сегодня и завтра. Только приготовь что-нибудь. Не надо сложно, надо много и быстро. И можете идти.
- Договорились, хозяин. Помоги, Матт, и пойдем на огород, - обрадованно прогремел голос Феодоры, а потом так же радостно прогремели в доме ее шаги. Судя по всему, у Феодоры была комплекция небольшого осадного орудия. – Много – это скока? Да и о том речь, что едите вы, вампиры, по скоку – срамота одна! Да и то, небось, придется остатки в деревню тащить, а там все одно никто, кроме нас да скотины, есть не будет: дюже вас все боятся, - дом огласился громоподобным и благодатным смехом. – Ну, «много» так «много»…
Шаги прозвучали по первому этажу и проследовали на кухню; что-то зазвенело.
- Матт, вот тебе ведро, воды неси. Погоды-то какие, как раз на огороде работать. Хозяин, а убираться-то надо?..
- Послезавтра уберетесь, - сказал Хикс, который под каким-то предлогом находился там же, чтобы не пускать слуг куда не следовало. – Или хочешь пообщаться сразу с двумя вампирами?
Ответом ему был все тот же всеобъемлющий хохот, составляющий неестественный контраст с его строгим, аккуратным жилищем.
- Да ну вас, сами общайтесь. Засмущали. Я в ваши дела вмешиваться не собираюсь, не приведи бог.
И шаги загремели куда-то в коридор, потом обратно, потом, казалось, везде, как победный марш крестьянского трудолюбия.
- Хозяин! – крикнула Феодора, судя по звукам, вовсю орудуя утварью. – Банду-то вчера привезли?..
- Привезли…
- Допрашивали?
- Да, допрашивали.
- И кто они, разбойники?
- Фальшивомонетчики.
- Ох, хозяин!.. Душегуб ты. Все у тебя вроде по закону, а все равно душегуб, и по роду, и по занятию. Кто тебя пожалеет, если надо будет? Никто, - с философским сочувствием вздохнула она. – Госпожа Лиза-то как там, бедная?
- Там лучше, чем здесь, - отозвался Хикс и уже для самого себя добавил: - Только там ремесло мое не нужно.
Шаги унеслись куда-то за порог дома и вернулись обратно. Феона и Лада, молча сидевшие в комнате, чтобы не выдавать своего присутствия, были крайне заинтригованы: загадочная Феодора вызывала любопытство и, кажется, была колоритнейшим персонажем. На нее совершенно точно следовало взглянуть. Но даже когда она выходила на улицу, из комнаты ее не было видно, если не подходить к окнам. А выглядывать в окна было нельзя.
Шаги вернулись в кухню…
- Ах ты глядь!!! Рыбу жрет! – было видно, как из соседнего окна вылетел кот, а вслед за ним полетела и кухонная тряпка. Окно с треском закрылось. – Дармоедище!..
Потом Феодора за работой пела на кухне по очереди деревенские песни и их обрывки: «Ехал мой любимый», «Соловей в саду», «На свою беду я полюбила», «Плывут лебеди все парами» - и прочую наивную крестьянскую романтику на смешанных наречиях. Пела она хорошо – и когда мурлыкала про себя, и когда голосила на весь дом, без всяких переходов перескакивая от песни к песне.
- Кыс-кыс-кыс! Иди, дам. Ты бы лучше тряпку захватил с улицы, которую я в тебя запустила.
Йорг маялся где-то за стенами, прямо слышно было, как ему там некуда деться, и он ждет, когда слуги доделают все и уйдут. Лада и Феона молча, с улыбками смотрели друг на друга каждый раз, когда Феодора по-хозяйски, выразительно изрекала свои несравненные реплики. Заколдованный Дрозд неподвижно, с жутким равнодушием ко всему лежал на лавке, как герой страшной сказки. Герман в кресле, как его прозаическая противоположность, все слышал и осознавал, но не двигался и не открывал глаза из принципа – он считал это время своим заслуженным отдыхом, которым во что бы то ни стало собирался воспользоваться.
- «Речка ты ж речка»… Брысь, я тебя уже накормила. Матт, пожарь ты наконец это мясо, родное оно тебе, штоль? – неслось с кухни сквозь грохот посуды и стук шагов.
Но как ни любопытно было взглянуть на артистичную Феодору и ее беззвучного мужа, момент их ухода все же был упущен. Супружеская чета отработала, вернее, отбушевала, как летняя гроза с громом и ветром или как ярмарочный балаган, или даже как что-то среднее между первым и вторым. Но как они покинули дом и ушли, никто так и не увидел.
Йорг Хикс появился в распахнутых дверях комнаты:
- Прошу всех на кухню. И я готов вас слушать.

Час, проведенный с Хиксом на кухне, оказался, как ни странно, самым теплым и душевным из всего, что случалось за последние дни. Дело было не в самом Хиксе, потому что все это не вызывало у него восторга, а может быть, как раз в и нем, потому что он все-таки не выгнал их сразу и отнесся к их присутствию в своем доме очень просто.
Кухня была отлично обустроенной и густо увешанной и заваленной блестящей утварью, перемытой и начищенной Феодорой перед уходом, стол – небольшим и уставленным снедью, бутылками и стаканами, окно – распахнутым и приносящим запахи летних просторов. Может быть, подвалы Йорга Хикса и хранили в себе вечно обновляющиеся запасы крови, скрывающие за собой неприглядные истории и неизменно находящие своих жаждущих потребителей, но до кухни эта жуть и мерзость не добиралась. Здесь было не столько уютно, сколько спокойно – маленький закрытый островок умиротворения.
- Вот, собственно, и все, - Герман стоял в дверях, чтобы периодически проверять, не происходит ли что-то с Дроздом, лежащим в соседней комнате, и заканчивал свой красноречивый рассказ. – Я уверен: все именно так. Благочестивый проповедник Делио каким-то образом нашел применение бешенству. Он управляет ими с помощью чего-то, нам не известного. Феона первая предположила, что знаменитая нежить – живые люди. Теперь я ее поддерживаю.
- Да… - согласился задумчивый Хикс. Он сидел у стола в наглухо застегнутой узкой рубахе из черного шелка; у него, видимо, вся одежда была такой – черной, роскошно-аскетической, тщательно очищенной от дорожной пыли и собачьей шерсти, в общем, безупречной. – Видимо, да… А кого тогда вы сожгли в доме?
- Они были там для отвода глаз, - сказала Феона. Сказала она уверенно, потому что уже думала об этом. – Либо они были свидетелями, либо просто жертвами. Они были аккуратно убиты и сброшены, именно сброшены – они не сами спустились в подвал. Это меня смущало, но я не знала, чем. Теперь я могу уверенно сказать, что те четверо были просто убитыми людьми, они не имеют отношения к тем, кто напал на нас в лесу. Тот же человек убил и Марцина. Трудно сказать, почему они были там. Может, увидели больше, чем нужно. Но тогда зачем создавать видимость, что следы ведут от селения к дому? Может быть, чтобы запутать народ. Делио необходимо поддерживать иллюзию, что убийства совершает нежить. Значит, он должен предоставлять тела как доказательства. Не своих же он будет убивать и показывать, хотя… кто его знает.
- Единственная версия, которая пока объясняет все, - сказал Герман, даже с некоторой гордостью глядя на Феону. – Я же говорил, она гений.
Хикс взглянул через плечо в окно, на дали за виднеющейся в полях блестящей полоской Уара; там была Милава.
- Все-таки «Истинный Свет», оказывается, не просто громко орет и не просто чего-то хочет. И не зря все косо смотрят на нас, вампиров. Всю вину свалят на нас, как всегда! Мы – готовый образ врага. И стягивается это все вокруг нас.
- Ты так думаешь? – скептически спросил Герман, хотя и сам недавно говорил о подобных вещах, мало того, именно эта мысль и заставляла его докапываться до истины. – Нас, конечно, удобно обвинять в чем угодно, но здесь-то мы при чем? Чтобы объяснить вездесущность нежити, нужно объявить о недостатке целой религиозной системы. Тут одних вампиров маловато!
- Да?.. – Йорг перевел на него взгляд. Глаза у него были бесцветно-серые. – А имя Дитрих тебе ни о чем не говорит?
- Да ну, это же просто наша вампирская легенда, - возразил Герман. – Почти сказка. Кому она нужна? Это несерьезно.
- Почему? Потому что ты как образованный человек так считаешь? Да кто из толпы будет тебя слушать?
- Что за вампирская сказка? – спросила Лада. Она сидела с ногами на лавке, и рядом не было Дрозда, чтобы отругать ее за это неприличное поведение. Зато она сняла все свои побрякушки и убрала наконец волосы в косу – ей было не до того, чтобы красоваться.
Хикс посмотрел на нее, как смотрели многие мужчины – с интересом. Но больше с симпатией, чем с любопытством. Вампирские женщины были существами с хрупким здоровьем, они приносили в основном проблемы. На вампирском дне они занимали место отбросов, а в вампирских высших кругах – дорогостоящих украшений, как, например, Лиза Хикс. Такая вот двусмысленность. Поэтому и Лада, и Феона в его глазах заслуживали всяческого уважения.
- О, это наша знаменитая история, - мечтательно улыбнулся Хикс. – Мы не распространяемся о ней людям, поэтому не так уж она у вас известна. Просто нам особо говорить с людьми не о чем. Все слова до последнего в ней – романтическая выдумка и попытка приукрасить наше место в мире. Облагородить, так сказать. Ведь всегда приятнее думать, что все твои беды из-за легендарного прошлого, а не из-за того, что так просто сложилось, - он долил в стаканы вино из кувшина, как будто собирался воздать дань легендарному прошлому, но вместо этого просто продолжал без лишнего пафоса: - В черте-какие давние времена жил аристократ Дитрих. Где-то у него были владения, но, понятно, не было своей страны. В пересчете на современную жизнь он был бы кем-то вроде графа. Легенда появилась уже после того, как у вампиров вошло в моду обращение «лорд», поэтому «лорд Дитрих». Странновато звучит, если разобраться, но для нас привычно. Конечно, был он прекрасным, благородным, доблестным, молодым, справедливым и совершенно лучшим из лучших. В те времена у вампиров были чудесные отношения с людьми-союзниками, а жили они исключительно за счет войн с какими-то лютыми врагами этого прекрасного союза. В это время у короля должна была быть свадьба. Тоже не говорится, у какого. Наверное, у короля идеального государства, - Йорг говорил с иронией, видимо, чтобы подчеркнуть пропасть между сказанием и реальностью. – Так вот, Дитрих со своей вампирской свитой и несколько других графов, людей, со своей свитой, человеческой, поехали на свадьбу. Как видите, раньше короли легко и непринужденно приглашали своих подданных-вампиров на свадьбы. Будем считать, что так. Это же Легендарное Прошлое, без него мы почти никто. Всем известно, что тогда и трава была зеленее. В общем, они отправились: в лучшей одежде, при лучшем оружии, на лучших конях. Но в пути их застал вечер, а до короля они так и не добрались. Впереди они увидели чудесный луг, возвышающийся над рекой, и направились туда. Однако по дороге, у моста им встретилась женщина, как оказалось, пожилая фея.
- Ала, - вскользь уточнил Герман.
- Ала. Она сказала, чтобы они не останавливались на этом лугу, а проезжали мимо как можно дальше, даже если придется ехать всю ночь, потому что здесь когда-то была битва добра со злом, и ничего хорошего путников в таком месте не ждет. Все уехали, но Дитрих рассудил, что недостойно слушаться трусливых советов, и разбил лагерь. Но как только наступила полночь, и в лагере все утихло, раздались жуткие крики. Не человеческие крики и не крики животных, со всех сторон. Дитрих схватил свое оружие и выбежал из своего шатра. Он увидел, что его свиту окружили несметные полчища нежити, явившейся неизвестно откуда. Некоторых они застали врасплох, некоторые бились с ними не на жизнь, а насмерть. Дитрих тут же вступил в бой. Но врагов было чересчур много. И их кольцо стягивалось и стягивалось по мере того, как оставалось все меньше человек.
Йорг поймал горящий, как повстанческий факел, взгляд Лады, направленный на него через стол. Еще бы, она в таком бою участвовала (только масштабы другие), а тут ей об этом еще и легенды рассказывают.
- В конце концов, - продолжал Хикс, довольный эффектом, - ночь не приблизилась еще к концу, а в живых остался только Дитрих. Он пережил всю свою свиту. И тут из толпы к нему вышел ужасный предводитель всей нежити, он воплощал в себе все ее кошмары. Он предложил ему битву один на один. Если Дитрих победит его, он уйдет и уведет свои войска навсегда. Дитрих победил. Он пронзил чудовище мечом и нанес смертельную рану. Договор был нарушен. Прежде чем умереть, предводитель Сил Зла завещал ему свои войска, тем самым его проклял. Когда наступило утро открылся весь ужас произошедшего. Дитрих сначала не понял, что за наследство получил. Он сел на коня и догнал остальных. А потом они явились во дворец к королю. Но теперь, куда Дитрих ни шел, за ним шли мертвецы. Ночью они атаковали замок короля, и хотя Дитрих сопротивлялся и бился против них сам же вместе с другими людьми, они уничтожили всех. Они не трогали только его и ждали от него приказаний, с кем еще разделаться. Убитые сами стали нежитью, и его войско только возросло. Возросло, заметьте, за счет его же вчерашних друзей и боевых товарищей. Бедный Дитрих обходил это царство смерти и хотел уже покончить с собой, как вдруг снова увидел Алу. Она сказала ему, чтобы он шел подальше от людей – это его единственный выход. Убивать себя ему ни в коем случае нельзя, потому что тем самым он предаст бога. На этот раз Дитрих послушался ее, завернулся в траурный плащ и ушел. Он шел далеко в никуда, пока из встречных разговоров не узнал, что его посчитали виновником всех бед и захватчиком. Соседние королевства разорили его земли, убили его семью и всех его подданных-вампиров. И Дитрих сошел с ума. Он призвал свое войско и оправился мстить. Он убивал несколько ночей подряд и уничтожил все, что окружало его владения. А потом, забыв о словах Алы, он направил коня к обрыву и бросился в пропасть. Утром люди пришли, чтобы сжечь его тело. Но тела не было. Убив себя, он стал вечной добычей Силы Зла и навсегда ушел на ее сторону. Где-то там он и сейчас, и зовут его Дитрих Трижды Проклятый, потому что прокляли его потусторонние силы, люди, и бог. А вампиры с тех пор навсегда потеряли равноправие с людьми.
Йорг замолчал; стало понятно, что рассказ окончен. Лада осторожно, чтобы не разрушить впечатление, сплетенное из героизма, ужаса, трагедии и романтики, вздохнула, выражая свое восхищение:
- Какая легенда!.. Почему я не знала?
- Ну и что? – возразил Хиксу Герман. – Мало легенд кругом? Меняются только герои и враги: то драконы, то колдуны, то бесы. С чего бы всерьез воспринимать эту?
- А с того, - сказал Хикс, - что вся Милава, и не удивлюсь, если весь Фрильский округ поет новую модную песенку про эту легенду. И не вампиры, а люди, их мода, от них пошла. «Лорд на дороге бога». Слышал?
- Да, слышал, - признался Герман. – Хорошая баллада.
- Красивая! Можно танцевать под нее медленные танцы с девушками. В общем-то так и делают. Откуда она пошла?
- Не знаю. Какая разница?
- От кого-то из людей, причем образованных. Вампирам сочинить такое не придет в голову.
- Это почему же? – спросила Лада.
- Потому что песня – обращение бога к Дитриху от лица путника или путницы, которая идет мимо его пустой могилы. А бог никогда не обращается к вампирам, даже через посредника. Для нас он всегда молчит, - Хикс обернулся к Герману: - Споешь?
- Что?.. Я не помню ее, - холодно ответил Герман. – И не умею петь.
- А я помню и спою, - Хикс допил свое вино, вышел и вернулся с гитарой.
Опасения, что придется слушать что-то не слишком благозвучное, если и были у кого-то, быстро развеялись: Йорг Хикс справился со своей задачей хорошо, а песня действительно была чудесной, и несмотря на слова и сюжет, не героической, а трогательной и очень грустной.

Лорд на дороге бога

Лорд! Не дано обращаться к пустым могилам…
Чтобы остаться в мире, покойся с миром.
Я прохожу с тобою одной дорогой.
Слушай, как я расскажу словами бога:
Ты был рожден для власти и жажды крови.
Время ушло, тебя превратив в изгоя.

Только трава осталась на месте боя
С силами Зла, поверженными тобою.
Только трава над воинами твоими.
Ты был один живым и непобедимым.
Только трава услышала о проклятье:
Все Сила Зла станут твоею ратью.

Каждую ночь ты знаешь, они с тобою,
Чтобы убить вокруг тебя все живое.
Каждую ночь по следу твоих скитаний,
Ждут, что ты сдашься, ждут твоих приказаний.
Каждую ночь ты помнишь свое проклятье:
Каждый твой шаг людям несет несчастье.

Небо в дыму над пеплом твоей отчизны:
Люди тебе отомстили за все эти жизни.
Небо в дыму – и некуда возвращаться.
Нет больше тех, кто мог бы тебя дождаться.
Небо в дыму и гневе людских проклятий.
Ты теперь враг, и это твоя расплата.

Местью за месть, иного тебе не осталось.
Зло ждет твой знак, улыбкой голодной скалясь.
Местью за месть, единственное решение –
Опустошение против опустошения.
Местью за месть: теперь ты ведешь за собою,
Все на пути сметая нечистой толпою.

Где ты теперь? Куда уведет дорога,
Вечный преступник перед людьми и богом?
Сев на коня, его направляй к обрыву,
Чтоб навсегда отдаться Темному Миру.
Кто теперь скажет цену пролитой крови,
Помня скитанья проклятого героя?..

Останови коня на пути к обрыву.
Где бы ты ни был в мире, покойся с миром.

- Вовремя прозвучала, - произнес Хикс. – Вампиры и нежить замешаны в одно целое.
- Один всего и замешан, - не сдавался Герман. – Здесь нет даже событий, одни намеки. Если не знать легенду, ее едва угадаешь в тексте. Я не представляю, как людям верить в это.
- Да никак! – Хикс позволил себе нотку гнева в ответ на отрицания Германа. – Достаточно просто постоянно об этом слышать. Когда пропали монахи, нам приписали их убийство, когда пропала книга, нам приписали кражу, а сейчас, думаешь, будет по-другому??? Здесь все пути сойдутся. Если люди поверили в нежить, то что мешает им поверить и в ее предводителя?
- Ничто не мешает, - решился наконец признать Герман. – Я сам недавно верил в нежить и не сомневался, что у нее есть предводитель. А меня не просто заставить поверить в такую ахинею.
- Ты владел сведениями об интригах Делио, эти ребята видели саму нежить, я наблюдал, во что превращается отношение к вампирам в Милаве, я даже отправил отсюда семью. Мы смотрим с разных сторон на одно и то же.
Он был подавлен всей этой угнетающей информацией, она как будто подчеркивала всю усталость и все одиночество. И, казалось, где-то за горизонтом, в цивилизованном мире воздух стал другим, и в нем притаилось что-то неотвратимое. Когда он выйдет когда-нибудь в следующий раз в этот цивилизованный мир, оно, возможно, уничтожит его, а где-то далеко, на расстоянии уничтожит и его семью. И ничего уникального и из ряда вон выходящего нет в его мыслях, во все времена кто-то оказывался на его месте.
- Как ты думаешь, гильдия может что-то сделать? – спросил его Герман. – Мы ведь должны немедленно предупредить всех.
- Она ДОЛЖНА что-нибудь сделать. Куда им теперь деваться? Мы все в одной дырявой лодке, – Йорг посмотрел на него с прежней уверенностью. – Откопать истину и подпортить Делио картину – это они смогут, - он задумался. – Если это получится, Элфи, ты получишь абсолютное влияние в гильдии Фрила…
Герман опустил глаза, спрятав в них свою тщеславную скромность. Он аристократ, что уже само по себе имеет значение, он избрал себе занятие, которое сосредоточило в его руках источник величайшей вампирской ценности, теперь не хватало третьего компонента – политического влияния, чтобы подняться на высший уровень их социальной лестницы, подножие которой тонет в грязи и крови. Но пока он еще не там, а в чужом доме, с практически безнадежно больным человеком на руках, одним из трех беглых свидетелей и почти на виду у Делио, взирающего на плоды своих деяний с высоты Офирцского холма, из своего храма.
- Понадобится больше недели, - сказал он, не останавливаясь на своих мыслях, - чтобы понять, будет ли Дрозд жить. За это время кончится их траур, и они станут беглецами с государственной службы. Их объявят в розыск.
- Девушке придется что-то за это время сочинить, чтобы все объяснить, а лучше – отказаться от службы. Парень все равно никогда уже не будет воином. Себя бы хоть вспомнил.
- Это лучше, чем оставить его просто умирать, - поспешно сказала Феона Ладе, у которой от любого упоминания Дрозда в душе начинали буйно распускаться колючки недоверия, сомнения и паники. – Мы будем стараться, чтобы все закончилось хорошо.
Герман придерживался противоположного мнения: что превысить дозу и дать Дрозду умереть было бы лучшим выходом. Но в сложившихся обстоятельствах это не стоило даже предлагать.
- За это время прежде всего нужно съездить в гильдию, - продолжал Хикс. – Я так и не понял, зачем вам в Милаву, но теперь тебе туда и не надо, - обратился он к Герману и перевел взгляд через стол напротив себя, на Феону. – И вам, девушка, тоже появляться там не советую.
Феона молча посмотрела на него. Догадался, что она Изгнанница, еще вчера. Как у них это получается? Герман хотя бы врач и знает традиции других врачей, потому и догадался. А Хикс? Впрочем, какая разница… Большинству людей было вообще все равно, кто она.
- Слишком умные. Выделяетесь, - ответил Хикс на ее незаданный вопрос. – Как белые вороны. Вы белые вороны, мы черные волки. Остальные – люди.
Герман, стоящий в дверях, меланхолично смотрел в свой стакан и размышлял. Услышав рассуждения Хикса, он отвлекся и поднял глаза. Феона не смотрела на него. А жаль.
Он вернулся к своим мыслям, но уже вслух:
- В гильдию, это значит, в Хуту. Три или четыре дня поездки. А как же Дрозд?
- Мы с Ладой посмотрим за ним. Ты мне все объяснишь, - сказала Феона.
Наконец-то обернулась. Сложная женщина. Умирать будет – и тогда не позовет, наверное.
- Нет, ехать без свидетелей – это несерьезно, - возразил Йорг Хикс. – В гильдию надо являться с хорошими доказательствами, с убедительными рассказами. А что, ваш умирающий не может поваляться один несколько дней? Он же все равно в отключке.
Герман покосился на Ладу. Ей, наверное, такое не понравится.
- Может… если все в порядке. Но откуда же я знаю, что такое «в порядке»? Я сам такое первый раз лечу и ничего в этом не понимаю. Надо хотя бы понаблюдать.
- Да, господа, попали вы, конечно, в славную историю, - Хикс усмехнулся, но без малейшего злорадства. – Думайте. Я буду с нетерпением ждать, когда вы придумаете, что делать дальше.
Лада хотела по привычке сказать: «Да что тут думать?». Но на сей раз она безнадежно запуталась и застряла: они собирались храбро отправиться в Офирц на разведку, но теперь с ней не было ее брата, они должны были вернуться через неделю, но уже не успеют. Мало того, если Дрозд, который теперь один занимал все ее мысли, придет в себя, о чем она постоянно молилась, он не поправится немедленно, и, скорее всего, к этому времени нужно будет придумать, где и как за ним ухаживать, и сочинить правдоподобную историю болезни. И это была только часть неразрешимых трудностей. Если Делио узнает, куда они уезжали, он будет их подозревать, если узнает, что пропали и не вернулись, будет подозревать еще больше. Если очертя голову влезть к нему прямо в его «Истинный Свет», как они хотели, возникнет вопрос, где ее брат, а если при этом выяснится, чем он болен, можно считать, что Делио обо всем догадается. Так что, эту мысль придется бросить и положиться на вампирскую гильдию. И если раньше Лада не доверила бы им даже похороны своей собаки, то теперь они казались ей вполне надежными союзниками хотя бы потому что вампиры готовы были сделать все, чтобы спасти свою шкуру. Отчаяния она больше не чувствовала. Ее как-то успокоила мысль о том, что Дрозд где-то там в своем подсознании борется за свою жизнь. Даже если умрет, то в бою, своем собственном, а не сложа руки. А насчет всего остального она верила, что четыре умных человека найдут выход из любого положения.
Вот только на вампирское кладбище идти не хотелось. Холодно там, наверное, ночью, а днем тоскливо. И не пройдешься лишний раз по окрестностям развеяться на глазах у местных жителей…
Обо всем этом Лада думала, глядя, как пробивается солнце сквозь свисающий за распахнутым окном плющ, как голубой кусок неба перечеркивается пролетающими мимо ласточками и виднеются вдали золотистые поля. Каждый порыв ветра шелестел листвой берез, окружающих дом, и раскачивал тени, падающие из окна на кухонный стол. И все это казалось какими-то последними каплями уюта, последними часами ускользающей свободы перед встающим, как темная стена, завтрашним днем.


17. Яблоневый сад
Лада с мечом в руке осторожно передвигалась по ночному лесу. Он был сине-черным: синий воздух, черные деревья. Где-то за массой деревьев, не очень далеко находились свои – сражались с нежитью, уже долго. Как это обычно бывает во сне, Лада не могла бы сказать точно, кто такие «свои» и сколько их, где это «не очень далеко», как долго продолжается бой и зачем они сюда попали. Но это не мешало ощущать уверенность в происходящем: свои – это, конечно, воины. Разумеется, и Дрозд, и Мечебор среди них, и ребята из Разны, и Феона; и Медведь с Янски тоже в этом сне были воинами… Но здесь, в этом месте Лада была одна. Звуки боя сюда не доносились. Она оставила всех далеко позади и теперь сквозь сине-черный лес шла, точно зная, куда ей идти, хотя здесь никогда не бывала.
Среди черных деревьев и синего воздуха показался силуэт замка: стрельчатые очертания и единственная башня, чуть возвышающаяся над кронами.
Почему-то совершенно не смущало ни то, что замок находился посреди леса, без укреплений и защиты, ни то, что обойти его кругом можно было меньше, чем за минуту, ни даже то, что в него можно было беспрепятственно проникнуть. Лада осторожно, с умеренным усилием дернула дверь, и она открылась, обнажив черноту за собой. В черноте проступила лестница наверх и каменные стены. Все было отлично видно из-за синего воздуха, льющегося в окна. Лада сжала меч поудобнее и уже собиралась переступить порог, не забывая об осторожности. Но слева от нее зашевелилась тьма, воплотившись в нескольких ходячих мертвецов. Не дожидаясь, когда они накинутся на нее, Лада сама сократила дистанцию парой уверенных шагов. Ощущения вспомнились мгновенно: удары оружием почти наугад, слабое сопротивление чужого тела проникающему лезвию, звук рассеченной плоти… И снова это казалось нескончаемым: тела, уже почти искромсанные клинком, все еще не желали падать. Во сне она почти застряла на этих безрезультатных движениях. Но в конце концов она разделалась со всеми – их и было всего трое или четверо. Лада огляделась по сторонам, проникая взглядом в синюю тьму: не выйдут ли из нее новые враги. Но все было тихо. Тогда она с предельной осторожностью вошла в помещение и закрыла за собой дверь. Надо всегда закрывать за собой двери и помнить об этом даже во сне.
Здесь она была одна, никто не нападал. Внутри было не более темно, чем снаружи. Лестница вела наверх в башню. Именно туда Лада и должна была подняться, потому что знала, кто туда совсем недавно скрылся.
Нет ничего хорошего в том, что на тебя может посыпаться нежить прямо с верха лестницы, но Лада была уверена, что в замке их нет. Все же это не было поводом расслабляться, поэтому поднималась она медленно и очень осмотрительно. Это тоже было чем-то бесконечным и зацикленным. Она даже не поняла, винтовая ли это лестница, или ступени просто идут с этажа на этаж, настолько все казалось смутным и однообразным: путь, зажатый стенами, внутри круга или квадрата, с пролета на пролет, с синими окнами или без них, высоко и долго, но не выше второго или третьего этажа.
Внезапно она остановилась перед большим, прорезанным со всех сторон огромными окнами помещением. Лестница кончилась. Лада перехватила меч поудобнее. Она находилась в дверях зала наверху башни.
Тот, кого она искала, стоял возле окна почти спиной к ней. Больше всего на свете Лада хотела сейчас знать, как выглядит Дитрих, и все-таки она каким-то образом пропустила момент, когда он обернулся. Наверное, это случилось от неожиданности: Дитрих оказался слишком похожим на Германа. Нет, он был, конечно другим, более приближенным к мысленному идеалу Лады, он был выше, воинственней, величественнее. Но вот все остальное… Даже взгляд, который должен был быть темным и почти испепеляющим, так и стремился обернуться чистым, коварно манящим омутом уже знакомого осеннего озера.
- Ты пришла, чтобы убить или поговорить, прекрасная дева? – спросил Дитрих голосом Германа. Даже интонация и фразы были похожими.
- Я хочу поговорить, - сказала Лада. – Я хочу знать, как остановить это.
- Я не знаю этого… - с неожиданной обреченностью ответил Дитрих. На фоне окна, как на фоне большой картины, выделялся только высокий силуэт в плаще и великолепных доспехах, но Лада почему-то видела и взгляд, в нем тоже была обреченность. – Я не могу и никогда не смогу остановить их.
Проклятие убило в прекрасном Дитрихе воина. Для Лады это была особенно ощутимая трагедия. Перестать сражаться при жизни, сдаться и похоронить свою воинскую душу – вот что самое страшное, что может случиться и случилось с этим человеком.
- Я хочу только сказать, что не желаю убивать никого из вас, - произнес Дитрих. – Возможно, ты знаешь об этом.
- Ну так пойдем сражаться вместе с нами! – вскричала Лада, пытаясь разбить замкнутый круг безысходности. Во сне это казалось таким простым!
Но Дитрих отвернулся обратно к окну.
- Это бесполезно, - сказал он. – Поверь мне, моя клетка захлопнута со всех сторон. Ты думаешь, почему я здесь, где нет людей? Я обречен или на вечное одиночество, или на вечное насилие. Вы оказались здесь случайно, но я не могу помочь вам.
- Мы сами себе поможем, - заявила Лада.
- Да, - согласился с ней Дитрих и добавил: - Но зло неисчерпаемо.
- Где же его источник? – спросила Лада.
Должен же лорд Дитрих знать ответ на этот вопрос, кому знать, как не ему? Вот зачем, оказывается, она шла сюда!..
Он медленно обернулся и очень внимательно посмотрел на нее. Слишком много чувств было смешано в одном взгляде. Скорбь, недоверие, надежда… не было только воли и непокорности – того, что Лада больше всего ценила в людях. Но от этого только больнее было смотреть на уничтоженного героя.
- Меня никто не спрашивал об этом, - сказал Дитрих. – Никто никогда не пытался поговорить со мной после того, как я стал врагом человечества много веков назад. Скажи мне свое имя.
- Лада.
- Я не знал, что оно настолько прекрасно, - в голосе Дитриха снова зазвучало все, что было присуще Герману, только искренней и трагичней. – Для тебя я тоже враг, Лада?
Утопая в пристальном взгляде, Лада честно сказала то, чего уже не хотела бы говорить:
- Да.
- Вот видишь. Я стал врагом для всех. На весах справедливости я там, где равновесие нужно восстанавливать уничтожением. Зло всегда существует как сила, стремящаяся разрушить мир, созданный богом. Оно ни во что не воплощено, но чтобы действовать, ему приходится находить воплощения. Зло пользуется мертвыми телами, Зло нашло способ воспользоваться мной. Ты не доберешься до источника. Ты можешь уничтожить только воплощение.
Он продолжал смотреть на нее через комнату, не давая ей выбраться из своего взгляда, от которого некуда было деться.
- Ты понимаешь, кого я имею в виду?
Оба продолжали тонуть в чем-то общем, страшном, только что случившимся между ними. Дитрих отстегнул от пояса меч и бросил его на пол.
- Ты убьешь меня?..
Голос Дитриха прозвучал неуверенно, и была надежда, что слова останутся словами. Лада сказала:
- Я убиваю только в бою. Я не стану убивать безоружного.
Вампир саркастически улыбнулся уже хорошо знакомой ей улыбкой, которую она часто видела последние несколько дней:
- В бою я убью тебя сразу. Ты знаешь, кого я побеждал при жизни.
Он не спрашивал, а утверждал, не сомневаясь, что ей известно его героическое прошлое.
От любого другого Лада приняла бы такие слова как оскорбление и вызов. Но сейчас было не до этого – человек просил о помощи и знал что говорил.
- Лада… Это будет просто сделать. Я не могу сам, я уже мертв.
Он сделал шаг вперед. На пол упал расстегнутый плащ.
- Ты единственный человек, который хочет помочь. Я прошу не о милосердии для себя, я хочу вместе с тобой прекратить это для всех остальных. Без меня все это перестанет существовать.
Ну почему, когда появляется идеальный герой, он обязательно должен умереть??? В конце концов, это ее сон. Почему нельзя сделать так, как ей хочется?!
- Я не хочу, чтобы и ты перестал существовать! – запротестовала Лада.
- Почему? – Дитрих даже улыбнулся. – Разве я не заслужил уничтожения?
- Нет! Ты заслужил освобождения.
- Разве это не одно и то же?
- Я не хочу, чтобы это было одно и то же!
Лада не могла себе признаться, что Дитрих очаровал ее, что легенда может превратиться во влечение, но он смотрел на нее так, что она чувствовала себя в его глазах самым прекрасным существом. Ощущения были взаимны.
- Я тоже не хочу. Но мы можем быть вместе только здесь и сейчас, - сделав несколько шагов, Дитрих теперь находился почти напротив забытого в руке Лады меча. – Давай вместе освободим этот мир!
Поддавшись самоотверженному внушению лорда Дитриха, Лада почти шагнула ему навстречу. Но внезапно вспыхнувшая в голове мысль оборвала ее движение:
- А что случилось с тем, кто убил предыдущего хозяина нежити? – спросила она, глядя прямо на него, и все вокруг, даже синий воздух, казалось, замерло.
В глазах Дитриха возникла тревожная волна, смешавшая боль, смятение, сомнения, отчаяние, отрицание в один хаотический поток.
- Ты что, думаешь, что займешь мое место? – произнес он. – В тот раз был другой договор, и мы оба его нарушили, я и мой враг. Но между нами все по-другому. Мне не нужно освобождение путем обмана!
- Я ничего не боюсь, - предупредила Лада. – Но можешь ли ты поклясться, что все так, как ты говоришь?
Возникло молчание. Оно было недолгим, но подавляющим. Дитрих опустил глаза и, полностью отказавшись от последней надежды, сказал:
- Нет. Я не могу рисковать тобой. Тогда уходи. Мы даже вдвоем не сможем ничего изменить. Из этой ловушки нет выхода, она будет крутиться, порождая саму себя.
Обреченность окончательно перевесила. Легендарный лорд Дитрих, самый благородный, самый доблестный, самый непобедимый, сдался своей судьбе и своему проклятию.
Но Лада уже не могла его бросить в полном одиночестве и неразделенном отчаянии, под грузом ежедневно умножающихся и ничем не заслуженных преступлений. И не могла смириться с тем, что ничего нельзя исправить. Не может быть, чтобы вся боль, жертвы, страдания и усилия оказались напрасными. Сопротивление нужно довести до победного конца любой ценой!
- Нет, - сказала она. – Это хитрая ловушка, и убить тебя – не выход. Но никто не говорил, что нет другого выхода – убить друг друга!
Экстаз самопожертвования, который иногда случался у Лады в мыслях, наконец, нашел свое настоящее, самое прекрасное выражение. Вот этим и стоит закончить жизнь!
- Лада, где ты?! – раздался снаружи, из леса голос Дрозда.
Лада обернулась к окну и проснулась.

Нет, брат ее не звал. Он лежал без сознания и движения на плоской, гладкой, накрытой одеждой каменной плите, которая возвышалась над полом и плотно закрывала могилу, содержащую одно или несколько вампирских тел, неизвестно сколько времени там покоящихся.
Никаких надписей, никаких дат, никаких украшений – все серое и пустое, безликое и кажущееся еще более безликим в утреннем полумраке. Четыре стены, крыша, три могилы, прикрытые плитами, и входной проем без двери – вот и весь склеп. Именно из этого проема лился холодный и влажный свет утра, позволяющий видеть внутренности унылого сооружения. Лада лежала на второй плите, заваленная своей одеждой и вещами из дома Хикса, чтобы уберечься от холода, исходящего от каменного нутра, в котором они находились.
Лада вспомнила, как вчера после наступления темноты они перевозили Дрозда и все необходимые вещи на вампирское кладбище. Дорогу освещала единственная тусклая лампа, а осторожный Йорг Хикс постоянно оглядывался по сторонам, как тревожная косуля на водопое. Он почти не глядя снабдил их едой, утварью, вещами – только бы незваные гости поскорее удалились от его дома хоть на какое-то расстояние и перестали его компрометировать. Он с одной стороны почти вытолкал их за дверь, с другой – отлично о них позаботился.
Вампирское кладбище было расположено посреди огромного брошенного плодового сада на другом берегу Уара. Сад был загадочным и мистическим сам по себе, даже без кладбища. Не было времени спрашивать, откуда он взялся, кем и как использовался и почему он таких размеров. Выхватываемые из темноты бесконечные причудливые ветви, со всех сторон обрамляющие свет лампы, создавали ощущение тайны и запустения. Воздух был насыщен фруктовым запахом, легким, как сидр, теплым, как лето, но у некоторых из присутствующих уже навсегда переставшим вызывать эти солнечные ассоциации – их заменили зловонные опавшие яблоки из леса возле Мрежки.
Наконец, свет лампы наткнулся посреди стволов и крон на почти незаметные в траве могилы и несколько простых прямоугольных склепов. Теперь все происходящее было слишком похоже на тайное погребение, и Ладе пришла в голову мысль, что, если Дрозд все-таки умрет, его придется оставить здесь, похоронить на проклятой земле, на вампирском кладбище. Мысль была страшной, убийственной, но она была не ужасней всего, что происходило в последнее время.
Потом они наскоро обустроились в одном из склепов, открытый вход которого смотрел в противоположную от дорог сторону. Внутри было холодно и пусто, внутри не было жизни, и появление живых людей не разрушило этой атмосферы, они растворились в ней.
Сейчас, на рассвете в склепе были только Лада и Дрозд. Холод отбивал любое желание двигаться, но Лада села среди разбросанных вещей и посмотрела в сторону дверного проема. Оттуда, из блеклого туманного сумрака выглядывали хмурые очертания могил в густом бурьяне. У людей такое отношение к памяти об умерших вызвало бы возмущение, но для вампиров запустение и забвение на кладбище было нормальным, оно отвечало их представлениям о смерти.
Лада натянула сапоги – с ненавистью, потому что ходить в них уже смертельно надоело, кое-как убрала волосы под повязку – потому что делать с ними что-то еще не было ни сил, ни желания, завернулась в позаимствованное в доме Хикса покрывало – потому что куртки этим промозглым утром казалось недостаточным, и вытащила себя на улицу. Из тумана со всех сторон повылезали раскидистые яблони, замершие в безмолвии. Около стены соседнего склепа стоял Герман – разбирал свои вещи, выложенные на отдельно лежащий могильный камень.
Лада посмотрела на Германа новым взглядом, внимательно, как еще никогда не смотрела.
Наяву он был земным, неидеальным воплощением Дитриха. Уставший, погрязший в бытовых проблемах, уже не блистательный (скитания мало красят избалованного аристократа), но все еще красивый и загадочный. При взгляде на него ощущение легендарности и могущества улетучилось, но остался тянущийся из сна след очарования, ореол тайны и ожидание героизма. Герман, разумеется, не Дитрих. Но что, если его участие в этой истории более личное, чем он хочет показать? Ладе вспомнились его слова: «просто так во Фриле не получить влияния» и брошенная им фраза о том, что он сам имеет планы на этот город. Может ли быть, что он ведет прямую борьбу за власть с Делио, а не брошен в эти события случайностью и любопытством? Но даже если было бы так, это даже хорошо. Так гораздо понятнее, по крайней мере, для Лады, побуждения сторон, расстановка сил, образы врагов – коварного хозяина нежити и незаслуженно опороченного героя.
Герман заметил ее взгляд, и он ему не понравился. Если Лада смотрит с интересом, пусть даже и на него, это обещает новые проблемы. Она просто не умеет оставить в покое ни себя, ни других, и каждая ее идея безрассуднее предыдущей.
- Лада, ты помнишь, что мы с тобой сегодня уезжаем в гильдию? – сказал он ей.
Лада действительно вспомнила. Да, уезжают. Вчера перед уходом на кладбище они это решили. Что впереди, неизвестно, поэтому в гильдию надо было ехать сейчас, ведь поездка займет несколько дней. Перебрали все варианты: Герман и Феона едут – Лада остается; Хикс и Герман едут – девушки остаются; все едут – остается Герман; Лада и Герман едут – с Дроздом остается Феона. Ни один вариант не был идеальным, только последний хоть как-то позволял доставить в гильдию нужных людей и одновременно с этим не оставить опасно больного человека без присмотра врача. Разделяться в такой ситуации крайне не хотелось, но другого выхода не было.
- Конечно, помню, Герман, - ответила Лада, продолжая рассматривать его.
- Я буду у Хикса. Приходи туда через час, и поедем.
На этот раз Герман обошелся без своей красочной манеры общаться, без эпитетов и заигрывания и даже без своего похожего на колдовской омут взгляда. Его слова прозвучали неохотно и опустошенно.
Кинув сумку на плечо, он ушел сквозь туманный сад, и за ним снова потянулся след сонного очарования забытой легенды. Пусть тянется, решила Лада, интересное впечатление, оно ничему не помешает.
Оставшись в одиночестве, она плотнее завернулась в покрывало, села на одну из могил и стала есть яблоки. Мыслей в голове особо не было. Дрозд был в порядке. Герман запретил что-либо с ним делать, так что оставалось только время от времени следить за его состоянием. Если ничего не меняется, значит, все пока хорошо.
В сад начало робко просачиваться первое солнце. Вместе с ним откуда-то появилась стайка синичек, рассредоточилась по нескольким деревьям и, мелодично перекликаясь, начала копошиться в кронах. Было тихо, скучно, но красиво и уже не так холодно.
Вдруг со стороны дороги послышался приближающийся ритмичный звук лошадиных копыт. Лада ни с чем не могла его спутать, это был отряд всадников. Лада была крайне любопытна. Она уже успела пожалеть о том, что пока проберется ближе к дороге, всадники проедут мимо, но вдруг темп звуков начал замедляться – отряд останавливался.
Это насторожило Ладу еще больше. Она проскользнула в склеп за мечом и, аккуратно прячась за разлапистыми деревьями, направилась в сторону дороги.
Отряд остановился для того, чтобы разделиться. Их было около пятнадцати человек, они стояли у дороги выше по течению Уара, то есть они уже проехали дом Хикса, кладбище и часть сада. Они двигались, судя по всему, в Милаву – больше было некуда. Лада спряталась за деревья получше и попыталась догнать их прямо по саду, чтобы незаметно рассмотреть подробности. Высокая трава, растущая среди яблонь, давно уже намочила всю одежду и налила воды в сапоги, но Лада не обратила на это внимания.
Вблизи неизвестный отряд оказался еще интереснее. Люди в нем были вооружены, но со стороны напоминали не военных, а разношерстную группу, объединенную общей целью. Цель оказалась понятной, когда Лада разглядела на всех повязки «Истинного Света». Она с самого начала отнеслась к появлению людей с предельным подозрением, а теперь почувствовала себя в стане врагов. Что значит их остановка? Лада собиралась подобраться поближе – деревья и трава это позволяли. Но ее случайно брошенный в сторону взгляд мгновенно остановил движение. Впереди, совсем недалеко, между ветвями она увидела двух людей с лошадьми, отошедших от остальных. Став еще аккуратнее, с ледяной расчетливостью крадущегося хищника, она подобралась еще ближе, так, что можно было разглядеть и услышать людей и одновременно следить за дорогой.
Один из них казался старшим и по положению, и по возрасту. Но он был в коричневом плаще с накинутым капюшоном, так что ничего более ясного о его внешности нельзя было узнать. А второй был точно молодым человеком. Собеседник в капюшоне, придерживая коня, повернулся к нему, но лица так и не было видно.
- Ну что, доставишь? – голос был усталым и немного сорванным, но уверенным.
- Да, не сомневайтесь.
- Я бы сделал все сам, но мне нужно догонять господина Делио. А те – он кивнул в сторону дороги, - не справятся. Пока не готовы. Так что, только ты.
- Можете на меня положиться, господин Дюк.
- Тогда дай им уехать, чтобы не было вопросов. А потом двигайся следом. Сверни вправо на первой же развилке. По левую руку впереди покажется лес. Это Серые Ельники. Езжай к ним кратчайшим путем, без дороги, по прямой. Когда доберешься, поедешь вправо по краю. Пока не увидишь ориентир – два одинаково сломанных дерева рядом. Елки, конечно. Ищи на них знаки, скрещенные стрелы. Если нашел – это оно. Заходи в лес между этими деревьями и иди вперед. Теперь ты пойдешь совсем без дороги. Тебе придется искать такие же знаки на деревьях и идти по ним. Кто не знает, не заметит их. Но ты будешь знать и, думаю, заметишь. Обязан. Так ты дойдешь до того места. Оно никак не называется, и слава богу. Просто – место. Там есть частокол, в него можно проникнуть. На земле между плитами, под наваленными ветками найдешь решетку, рядом – церковный светильник. Ты должен поместить в него то, что привезешь, поджечь и опустить через решетку внутрь. С молитвой, конечно. Постоишь рядом на коленях, помолишься. После этого можешь возвращаться.
- А что это все значит? – спросил молодой человек.
- Послушай, давай так: во-первых, что бы ты там ни видел, знай, что ты в порядке, в своем уме, и ни в коем случае не останавливайся, иначе и начинать не стоит, во-вторых, я тебе все потом объясню. Будем считать, что это твое посвящение. Помни, что это очень важно для нашего общего дела. И, да, ни с кем об этом не разговаривай ни до, ни после, это тоже часть твоего задания. Смысл в том, чтобы ты выполнил его один… не рискуя неподготовленными.
За время разговора отряд на дороге уже успел разделиться и разъехаться. Один из всадников, судя по всему, главный, поспешно направился в обратную сторону. Среди ветвей мелькали красный плащ и темная лошадь. Остальные ускакали в направлении Милавы.
- Давай, брат. Истинный Свет в нас! – только что давший задание человек сел в седло и бросился догонять того, кто уехал в одиночку.
Молодой человек, как ему и было приказано, не торопился. Он достал, проверил и поудобнее спрятал небольшой сверток, который ему предстояло отвезти в Серые Ельники.
Лада внимательно рассмотрела оставшегося. Он оказался едва ли старше самой Лады, с цветущей простонародной внешностью, не соответствующей одежде, наполовину городской, наполовину дворянской. Обычный противник. Самое время было на него напасть, и Лада не сомневалась в том, что справится с ним. Но что будет, если вернутся остальные, услышав звуки боя? Тогда точно все пропало. Еще можно было поступиться своей честью и заколоть врага сзади, дело того стоило. Но он находился в десяти шагах, и деревья там уже заканчивались. Успех зависел от того, удастся ли приблизиться незаметно.
В итоге Лада его отпустила: у нее появился другой план. Не двигаясь за густой листвой яблонь, она смотрела, как всадник скрывается на дороге из виду.


18. Вражеская территория
- Дьявольщина… - облегченно изрек Йорг Хикс, глядя в окно кухни. Даже в этот ранний час он был безупречно одет и застегнут. – Я уж думал, их заинтересовал мой дом, - он повернулся к Герману и Феоне, которые стояли тут же. – Поздравляю, они не за вами.
- Точно?.. – с легким сомнением спросил Герман. Кажется, их история начала приносить неприятные плоды.
- Нет, не точно. Но они и до вас тут постоянно ездили – в Милаву.
- Тот, кто поехал назад – Делио…
- Скорее всего, да… - согласился Хикс. – Я его толком не видел ни разу. Ты, полагаю, тоже.
- Поездку придется отложить.
- Наоборот! Вам нужно как можно скорее уехать отсюда в любом направлении и подальше, - бескомпромиссно заявил Хикс. – Вон, по этому берегу, через села.
- Я не знаю этой дороги, Йорг. Но ладно, придет Лада, и уедем.
- Письмо в гильдию надо дописать… Следите за дорогой, - Хикс ушел в кабинет, а Герман и Феона остались стоять напротив окна, не глядя друг на друга.
- Хикс постоянно паникует, - отвлеченно сказал Герман. – Помнишь вчерашнюю историю с балладой?
- Да, немного притянуто, - согласилась Феона.
- Но, как видно, паниковать полезно…
Герман очень не хотел уезжать с Ладой и упускать из поля зрения Феону. Почему-то именно это его особенно угнетало. Конечно, его прельщала мысль хотя бы на время освободиться от заботы о тяжело больном попутчике, но не такой ценой. Феона еще не ответила ему ни да, ни нет, и это было основной проблемой. Уезжать без ответа, в неопределенности? Или задать вопрос? Если она не готова ответить, будет только хуже. Если готова, почему не говорит сама? В конце концов он пришел к выводу, что Феона решила ему отказать во взаимности, хотя ее поведение никак не поменялось. Теперь они, возможно, довольно долго будут держаться вместе, а продолжать тесно общаться после отказа – не самая удобная ситуация. Поэтому подвешенное состояние, наверное, даже лучше…
После сегодняшних тревожных событий нужно было срочно пересмотреть все планы и еще раз обдумать предстоящие действия. Но это теперь уже почти нравилось Герману. Хотя реализовать единственное, по его мнению, правильное решение, а именно – бросить безнадежно больного Дрозда мирно умирать без сознания и ускакать куда-нибудь подальше хоть вдвоем, хоть втроем, хоть всем вместе с Хиксом – было невозможно.
- Вон бежит Ладочка, - сказала Феона, обрывая его мысли.
С того берега через мост действительно бежала Лада, резво и целеустремленно, на одном дыхании и не замечая препятствий. Она пробежала минуя входную дверь, мимо окна на задний двор и оттуда уже под яростный лай запертых собак умчалась на своей лошади обратно за мост.
- Я вернусь, подождите меня здесь! – крикнула она в сторону дома.
Оказывается, не только Феона и Герман были свидетелями этой удивительной, быстрой как вихрь и мало поддающейся логике сцены.
- Что за?.. – донеслось из соседней комнаты, и кухонная дверь распахнулась.
- Что делает ваша бесноватая??? – спросил Хикс.
- Откуда мы знаем, в чем ее гениальный план? Она нам не объяснила, - ответил Герман.
- А что она там кричала?
- Что вернется.
- Какое там вернется! Она скачет в сторону Милавы, прямиком вслед «Истинному Свету». Лично у меня в этой дуре нет никакой уверенности. Так что, верните ее, пока она не вляпалась в какую-нибудь историю.
Лошадь Лады уже успела оказаться довольно далеко. Надежда была только на то, что дешевые контрабандистские кони сильно уступали в скорости тем, которыми пользовались более взыскательные всадники.
- Давай, пока не поздно, - доверительно сказал Хикс на ухо Герману.
Но на Германа убеждение не подействовало.
- Я и сам в шоке, уверяю тебя. Но я не могу ее вернуть – она меня не послушается. Как я верну упертую фурию? Я же не разверну ее насильно и тем более одной рукой.
- Тогда Феона. Феону она послушается.
- Я не отпущу Феону одну, - пришлось признаться Герману.
- Ну так поезжайте вместе! – Хикс театрально простер руки в направлении двери.
Так Феона и Герман отправились вслед за Ладой. Контрабандистские лошади были крайне недовольны внезапной гонкой, но у них в жизни и не такое случалось, и они знали, что иногда приходится поднапрячься, поэтому все-таки беспрекословно побежали вперед. Отряда было уже не видно за поворотом Уара, а Лада маячила где-то далеко в дорожной пыли. У первого перекрестка она свернула направо.
- Что она делает? – на ходу спросила Феона.
- Не представляю, - ответил Герман и подумал, что хорошо уже то, что Лада не собирается догонять отряд «Истинного Света».
Уже целый час расстояние не сокращалось. Мимо проносились поля и луга, золотые колосья и разноцветные травы, а за поворотом слева появилась темно-зеленая полоса елового леса. Как ни странно, Лада, свернув с дороги, повела коня прямо к нему, сквозь чертополох, овраги, кусты ив, тростниковые заросли в низинах и облезлые пригорки. Учитывая, что впереди не было видно никакой более-менее понятной и объяснимой цели, создавалось впечатление, что она сошла с ума. Но Лада не могла просто так за полчаса сойти с ума, это должно было объясняться по-другому, поэтому все становилось еще непонятней, подозрительней и тревожней. Возможно, как и с Дроздом, с ней не все в порядке. Но скорее всего, за это время Ладе стало что-то известно или ее заставили что-то сделать. Последнее представлялось особенно страшным, потому что ЗАСТАВИТЬ Ладу могло только что-то совсем ужасное.
Пока Феоне и Герману оставалось только следовать за ней. Было понятно, что Лада прекрасно знает об этом, поэтому кричать было бесполезно.
Лес приближался и превращался из полосы в сплошную стену, медленно вырастающую в высоту. Издалека расстояние до него казалось меньше, а на деле это снова был долгий путь.
Вблизи лес рассыпался по опушке пушистым еловым подростом. Лада немного изменила направление и исчезла в этом подросте, между двумя большими, но одинаково переломанными пополам сухими елями. Когда Феона и Герман добрались до этого места, Лады уже не было видно.
Недалеко в глубине леса, привязанная к одной из елок, стояла ее лошадь. Длинные стволы в сухих, как поломанные рыбьи ребра, нижних ветвях, унылая земля, засыпанная опавшей хвоей, квелый подлесок, молчаливый сумрак кругом – и никакой Лады. Как будто один мир резко сменился другим.
- Позвать?.. – негромко спросила Феона.
- Рискованно… - ответил Герман, сам пока не очень понимая, почему это рискованно. И они продолжили прислушиваться.
Ветер слегка раскачивал тонкие, одинаковые еловые верхушки где-то высоко над головой, внизу же все застыло в темном безмолвии.
- Дураки, я здесь, не шумите, - откуда-то из подлеска, из полумрака и из-за деревьев вынырнула Лада и, стараясь двигаться тихо, перелезая через упавшие стволы, направилась к ним.
- Вы мне сейчас все испортите. Я выслеживаю врага, а вы шумите.
- Мы сама тишина, Ладочка, - осторожно возразил Герман. – Может, поедем обратно?
- Что – обратно??? Я добыла информацию, и я его выслежу. Он везет что-то… куда-то.
- «Что-то куда-то» – самое время туда отправиться, - заметил Герман. – Ведь там наверняка опасно.
- Нет. Он судя по всему там один. Нужно найти это место. С одним я справлюсь и без вас. Поэтому если приехали мешать мне, лучше отправляйтесь обратно.
- Мы не хотим обратно без тебя, Лада. На это есть несколько причин…
- Не мешайте тогда! – тихо перебила Лада Германа. – Он полчаса назад прошел здесь. Придурок, с конем поперся. Такие следы за версту видно. Да еще и знаки на деревьях.
- Ты знаешь, какие? – спросила Феона, осматриваясь.
- Знаю – перекрещенные стрелы. Я опять, как всегда, все знаю. И обратно с вами не пойду.
- Тогда мы с тобой пойдем, - пожал плечами Герман. – Ты не оставляешь нам выбора и подвергаешь своих товарищей риску, потому что это явно не случайное место.
- Угу, - согласилась Лада. – Коней к моей привяжите.
Лада не сбивалась с пути. Оставалось только следовать за ней по опавшим веткам и хвое, соблюдать тишину и внимательно смотреть по сторонам сквозь бесчисленные стволы елей. Лес подавлял своим однообразием и напряженным молчанием. Пожалуй, мрачностью он даже превосходил леса вокруг Мрежки. Никакого солнечного света – только скудно проникающее сквозь кроны рассеянное небо, почти не добирающееся до земли.
- Где-то это уже было, - сказала Феона.
- Разговорчики!.. – обернулась назад Лада.
Феона махнула рукой и замолчала. В конце концов, отвлекаться действительно не стоит.
Идти пришлось долго. Овраг, наполненный лесным мусором, пара-тройка наваленных елок, уже заросших новыми деревьями, и за ними – торчащий частокол. Он огораживал совсем небольшое по площади место, к которому осторожно, как крадущаяся кошка, направилась Лада. Она жестом отмахнулась от остальных, чтобы не мешали ей, и стала обходить ограду. Двигалась она с полным ощущением сна. Пусть не ночь и не замок, и не тот, желаемый, враг внутри, но ожидание тайны и судьбоносности осталось.
Возле частокола была привязана буланая лошадь, но, к счастью, появление Лады ее не встревожило. С другой стороны в одном месте частокол был разворочен, и в нем образовалось нечто вроде прохода. Туда бесшумно, осторожно, завороженно заглянула Лада…
- Ха! – сказала она, оглянувшись на остальных, и полезла в дыру.
Герман и Феона заглянули внутрь из-за ее спины.
Во-первых, площадка, окруженная частоколом, была пустой, только местами заваленной ветками и хвоей.
Во-вторых, в одном месте прямо в земле была решетка, закрывающая прямоугольный вход неизвестно куда. Что за сооружение находилось там, было не понятно, но возможно, под землей было интереснее, чем на поверхности.
В-третьих, сбоку от решетки, упав на нее лицом и частью тела, неподвижно лежал молодой человек, не подающий никаких признаков жизни. Слово «Ха!» относилось к нему. Рядом с ним, наискось проскользнув между прутьями решетки, валялся длинный напольный церковный канделябр. Его верхняя часть находилась под землей; слабый, полупрозрачный дым поднимался от нее вверх и обволакивал голову упавшего человека. В воздухе чувствовался запах – но не дыма, а слабый запах разложения.
- Что с ним вообще?.. – Лада шустро подскочила к юноше, склонилась и, оказавшись в поле действия дыма, упала рядом.
- Черт! Лада-Лада… - с досадой выругался Герман.
Медлить было нельзя. Он влез вслед за ней и оттащил ее к выходу, стараясь не повторить ее ошибки и забыв про боль в поврежденной руке.
- Она жива? – спросила Феона, тоже уже проникнувшая за частокол.
- Без сознания.
- А он?
- Нет желания проверять.
- Так он же свидетель. Вдруг жив…
Внезапно оба – и Герман, и Феона – обернулись туда, где осталось лежать тело. Церковный светильник на длинной тонкой рукоятке медленно соскользнул вниз, под решетку. Звука падения не было, был звук неспешного трения металла о металл.
- Он сам упал туда?.. – с надеждой спросил Герман, почувствовав внутри взбесившееся сердцебиение.
- Точно нет, - ответила Феона, глядя, как туда же, под решетку затягивает одежду, а потом и руку так и не пошевелившегося юноши.
Дальше телу падать было некуда, оно безнадежно застряло между прутьями, но продолжало интенсивные попытки протиснуться внутрь. Снизу доносились только звуки раздираемой ткани. На фоне тишины они казались особенно отчетливыми.
- Они всегда молчат, - сказала наконец Феона. – Ты больше ничего не услышишь. Но они там.
Герман смотрел в ту сторону с неопределенным выражением. Точно не со страхом, или страх был слишком рациональным.
- Надо было вытаскивать светильник, - сказал он. – То, чего нам не доставало – там.
- Это убивает, - напомнила ему Феона.
Сзади Лада очнулась и кое-как медленно уселась на земле, глядя на все непонимающими глазами.
- Это вырубает на время, - сказал Герман. – Если мальчик придет в себя, его ждет большой сюрприз.
- Они ему там уже руку отгрызли, - спокойно возразила Феона. – Если не умер от дыма, умрет от потери крови.
- Это вещество уже вошло в наш мир – оно его изменит навсегда! Дьявольщина… - интерес в серых глазах Германа достиг маниакального уровня. – Я хочу подойти туда.
- Чего?.. – взглянула на него Лада и схватилась за голову: - Ух ты, черт! Вы о чем вообще?..
Феона усадила ее поудобнее.
- Лада, ты в порядке?
- Ничерта. Голова болит. И горло. И глаза. И все, как…
- Как у Якова, - сказала ей Феона. – Значит, скоро будешь в норме.
Германа тем временем, как магнитом, притянуло к решетке. Стоя на самом краю, стараясь не наступить на нее и не попасть в область действия дыма, он заглянул с высоты своего роста внутрь.
Единственное, что он увидел в этой разлагающейся глубине – это руки. Руки, руки, руки – тянущиеся вверх из тьмы, рвущие свисающее с решетки тело и друг друга, переплетающиеся, как змеи в гнезде. Руки, принадлежащие толпе.
Только головокружительно тонкая грань отделяла Германа от них. Он даже не знал, на чем стоит и насколько надежна эта поверхность. Но ощущение погружения в бездну рук, убивающих все, до чего могут дотянуться, как единое хаотичное и бессознательное существо, вызывало стихийную панику.
Стараясь не поддаться ей и почти физически чувствуя на себе лавину прикосновений, он поспешно вернулся обратно.
Непотопляемая Лада в это время уже стояла, прислонившись к частоколу, и тихо материлась с закрытыми глазами – это помогало прийти в себя.
- Что там? – спросила Феона, глядя на подавленного Германа.
- Под нами толпа тварей… Надо уходить отсюда. Что делать, придумаем потом. Жаль, что нельзя унести никаких доказательств.
Лада обвела пространство все еще немного рассеянным взглядом.
- Они здесь?.. – она взялась за рукоять меча.
- Да, здесь. Пойдем отсюда. ПОЖАЛУЙСТА.
Феона в это время стояла возле пробоины в частоколе и смотрела в мрачный лес. На откинутом капюшоне лежали пряди заколотых волос, а на них – липкие опавшие хвоинки.
- Мне кажется, в лесу кто-то есть, - сказала она, не оборачиваясь.
- И что же нам делать? – Герман подошел сзади.
Он шагнул еще ближе и шепнул ей на ухо:
- Нас в любом случае не должно быть на месте преступления!
Они втроем еще постояли, оглядывая неподвижный, глухой ко всему, окружающий их со всех сторон лес. Но из звуков доносилось только непрерывное шевеление из-под решетки.
- Пойдемте, - наконец сказала Феона в тишине. – Я не умею доказывать свою невиновность.
- К чему это ты? – спросила Лада.
- Лада… Ты же шла сюда убивать этого мальчика. А он боролся с Силами Зла. - Феона указала в сторону мертвого тела. На рукаве теперь уже единственной руки все еще красовалась повязка с символикой «Истинного Света».
- Я тут ни при чем!.. – сердито возразила Лада.
- Будешь ни при чем, когда тебя здесь не будет. Веди нас обратно, - Герман развернул ее к выходу. – Спасибо тебе, что вскрыла логово врага, а теперь надо уходить.
Сначала все было хорошо. Лада уверенно находила дорогу обратно. Под ногами бодро похрустывали веточки и слежавшиеся слои хвои, стволы бесконечной чередой оставались за спиной, открывая впереди все новые стволы, оплетенные паутиной поникших ветвей. И путники уходили от страшного места все дальше.
Но когда идти оставалось уже немного, между звуками их собственного движения начали проступать такие же, но посторонние звуки. Сначала одиночные и далекие. Их можно было принять за случайность. Но скоро они стали постоянней, яснее, четче и, самое главное, они приближались.
Феона остановилась и огляделась по сторонам. Остальные остановились и посмотрели на нее. Ситуация повторила то, что уже случилось с ними однажды ночью: их окружили. Но Феона не могла так просто поддаться чувствам из тех воспоминаний, они могли ее обмануть. Сейчас происходило что-то другое. Она закрыла глаза, чтобы сосредоточиться на звуках.
- Это шестеро всадников, - сказала она. – Они не скрываются и не ищут нас. Они едут прямо к нам.
Последнее сказанное слово совпало с нарастанием приближающегося ритма и появлением в лесном полумраке из-за елок вооруженных людей на конях.
«Шесть!» - восхищенно подумал Герман и посмотрел на Феону.
- Остановитесь, бросьте оружие и не сопротивляйтесь! – крикнул им один из всадников.
- Как бы не так, мразь! – крикнула ему в ответ маленькая бесстрашная Лада и достала меч.
В итоге ей пришлось отбиваться от троих из шести. Она носилась от елки к елке, но в конце концов они ее окружили. Однако и после этого она не подпускала их к себе, как бешеная кошка.
С Германом и Феоной все оказалось гораздо проще. Герман принципиально не стал сопротивляться людям, рассудив, что на чьей бы стороне он ни находился, закон ему этого никогда не простит. А Феона просто не могла переступить через свои принципы убежденного мирного жителя, к тому же она была уверена, что как только окажет сопротивление, не важно, какое – удачное или нет, ее сразу посчитают преступницей. Поэтому они оба совершенно спокойно позволили взять себя под стражу. А Герман еще успел, глядя на воинов своим безотказным честным взглядом, заметить на всякий случай с аристократической небрежностью:
- Это недоразумение, конечно!..
Наконец-то воины справились и с Ладой. Им каким-то образом удалось пленить ее, не убив и даже не ранив. Они поставили ее рядом с остальными, при этом единственной из троих предусмотрительно связав руки.
- Вы почему не сопротивлялись? Вы же умеете, - первым делом спросила Лада у товарищей. – Втроем мы бы справились.
Герман только вздохнул, глядя на нее. Не объяснишь же прямо сейчас, что она делает не так в этой ситуации.
Потом впереди между деревьями появился еще один всадник. Он ехал медленным шагом на гнедой лошади, держась прямо и немного устало. На сумеречном фоне леса выделялся спадающий длинными складками красный плащ.
Теперь все могли воочию увидеть Северина Делио.
Это был средних лет, довольно высокий человек, с телосложением чуть более хрупким, чем позволительно воину, но явно в хорошей форме. Он совершенно не был похож на религиозного фанатика. Даже серая церковная одежда под плащом выглядела на нем по-светски, и весь облик напоминал о блестящей, обманчиво простой моде современных высших кругов. Амбиции вокруг него так и веяли, но, разумеется, это были самые искренние, благие, бескорыстные амбиции, направленные на пользу общества. Как ни странно, он производил безусловно благоприятное впечатление. Не последнюю роль в этом играли глаза. Они были большими, меланхолично-округлыми, как у какой-нибудь задумчивой темноокой лани, и очень одухотворенными – как и должно быть у святых. А кристальной честностью открытого всему миру взгляда он мог поспорить даже с Германом.
Высокомерным размеренным шагом конь все приближался, равнодушно неся на себе всадника, и остановился прямо перед задержанными.
Делио сверху вниз посмотрел на Ладу, потом на Германа – и в его необыкновенных глазах возникло что-то вроде интереса, когда он перевел взгляд на Феону. Но она так и не вспомнила, видела ли когда-нибудь этого человека.
- Отвезите всех в Офирц, - самым обычным, даже не властным тоном распорядился он. – Я вернусь и побеседую.
Он развернул лошадь и, позволив ей перейти на более быстрый шаг, поехал обратно.
Пленникам привели их контрабандистских коней, и в сопровождении конвоя они отправились в славный Офирц. Это заняло несколько часов. Никто не пытался с ними разговаривать в это время, ни нагло, ни вежливо – никак. Ладе руки так и не развязали, и поступили совершенно правильно, потому что она только этого и ждала. Внутри у нее гремела чудовищной грозой смесь из досады, ругательств, угроз, сцен побега и возмездия, перемежающихся с отчаянием, обидой на весь мир и страшными проклятиями этому миру. Но вслух удостаивать присутствующих своим гневом она не собиралась, поэтому молчала.
В голове Германа проносились тысячи комбинаций дальнейшего развития событий и способов на них повлиять. Проносились без размышлений, просто как варианты, потому что слишком много неизвестных было пока в этой задаче. То же самое происходило в голове у Феоны, и оба они пожалели о том, что нет возможности обсудить эти мысли.
С какого-то момента на горизонте появился Офирц.
Этот город был серым. Те, кому трудно представить, что серость может быть интересной и разнообразной, просто никогда не видели Офирц. Совсем небольшой, недавно построенный город был полностью из камня – полностью из серого. Зато однообразие материала восполнялось легкой архитектурой, неожиданной геометрией, красивыми рельефами и удобной планировкой.
Изящный современный Офирц не имел даже крепостных стен – их роль уходила в прошлое. Зато высокие стены имела церковь на Офирцском холме. Город и сам весь находился на отличной ровной возвышенности, церковь же стояла отдельно от него впереди и была встроена в каменные стены, огораживающие пусть небольшую, но самостоятельную территорию.
Она была здесь самым высоким сооружением – за счет невероятно длинного, узкого, тонкого клина своей верхушки, указующего в небо, вернее, воинственно пронзающего его собой, как мечом. Как раз в этот момент прямо над церковью висело серое выпотрошенное облако, истекающее дождем. Картина была более чем выразительной. И она еще больше акцентировалась при приближении, потому что пропорции церкви искажались, снизу наполняясь каменной монументальностью, а вверху – ощущением взлета.
Оставалось только предполагать, как Северину Делио, рядовому священнику с недостойным происхождением, удалось захватить себе такое место.
Кроме самой церкви в огороженную территорию входило еще несколько небольших построек и пара скромных, но очень широких башен по углам. Вроде, все открыто взгляду со всех сторон, но как-то обособленно от остального мира.
Во дворе всадники остановились, попросили пленников спешиться (даже помогли Феоне и Ладе, получив от последней в награду целую кучу отборных проклятий) и развели их по камерам.
Всё. Возможности общаться и видеть друг друга больше не было.
Камеры оказались не комфортными, но и не ужасными. В них можно было жить, вот все, что о них стоит сказать. Ими явно редко пользовались, и это радовало.
Оказавшись запертым в одиночестве, Герман прежде всего заглянул в окно. Оно было небольшое, не дающее много света, но оно хотя бы было. Выходило оно в синеватые живописные дали, ни города, ни дороги из него не было видно. Убедившись в этом, Герман стал разглядывать саму камеру. Напротив окна располагалось нечто вроде кровати. Наверное, не самое страшное по меркам арестантов, но для избалованного вампира крайне отвратительное. Герман уже заключил сделку со своей брезгливостью и решил, что воспользуется этим в последнюю очередь, как и остальными удобствами данного помещения. Потом он рассмотрел стены и не нашел в них ничего интересного – ни потеков крови, ни нацарапанных надписей, ничего, что могло бы прояснить, что здесь когда-либо происходило. Стены были просто стенами. Оставалось полагаться только на свою логику и сообразительность, чтобы предугадать, что и почему может последовать дальше.
Первое, что создавало проблемы, - осведомленность Делио. Насколько она распространяется и в чем заключается? Он может знать о всех их перемещениях и действиях, но их можно объяснить по-разному. Главное, чтобы он не догадывался, что известно самим пленникам. Здесь слабым звеном был сам Герман. Если поездка очевидцев, в принципе, объяснима тем, что они якобы просто хотели побольше узнать об «Истинном Свете», то оправдать присутствие в их компании вампира было гораздо сложнее. Герман решил держаться версии, подсказанной ему легкомысленным Дроздом, подающим иногда неплохие идеи: вампирский аристократ был просто попутчиком, случайно нашедшим себе подходящую охрану. Денег у Германа с собой было не то чтобы много, но достаточно для того, чтобы доказать свою платежеспособность. А в лес его занесло благодаря неожиданной выходке Лады – с этим уже ничего не сделаешь.
Обыграв эту версию еще раз, Герман честно признался себе, что он на месте Делио в такую историю не поверил бы. Но ничего не оставалось: все остальные договаривались именно о ней.
Второй проблемой был Дрозд. Теперь он точно предоставлен судьбе. Он был до отказа напичкан зельями, но если вдруг придет в себя раньше времени… не хотелось об этом даже думать. Но, возможно, это уже не важно, главное, чтобы его не обнаружили. Вот интересно, если его найдут, заберет ли Делио его себе, потому что он почти готов для его войска, или просто уничтожит, чтобы стереть все улики? Но самое главное – как объяснить отсутствие Дрозда? По мнению Германа, ни о бешенстве, ни о месте положения больного нельзя было упоминать, потому что эти упоминания прямиком ведут к Хиксу, а он – единственный, кто остался на свободе и кто знает всю правду, то есть, их единственная надежда. Но здесь уже невозможно было договориться о единой версии: все трое были лишены возможности общаться друг с другом, и все, наверное, сейчас об этом думали…
Как теперь поведет себя Лада? Она была третьей проблемой, она могла сказать и сделать все, что угодно. Нет, она не дурочка. Но ей будут мешать собственные принципы.
Проблем не возникало только с Феоной. Кроме одной – Германа сводило с ума то, что он не мог видеть ее и точно знать, что с ней все будет в порядке.
И все-таки хуже всего сейчас было то, что Делио каким-то образом застал их в Серых Ельниках. Они стали свидетелями того, что совершенно точно не должны были видеть, и даже не поняли толком, что это. Но Герман решил попытаться понять.
На первый взгляд, там произошел несчастный случай: молодой человек вез в то место вещество, вызвавшее такое безумное оживление у копошащихся под решеткой рук (и, черт возьми, Герман теперь не сомневался, что оно было сделано по рецепту из «Химии потустороннего»), и попал под его действие. Но судя по тому, что рассказала Лада, он понятия не имел, что везет, для чего, и насколько это опасно для него самого. Ему были даны довольно подробные инструкции насчет того, куда ехать и что делать, но ни слова не было сказано о том, что все это значит, и чем может для него закончиться. Об этом не должен был никто знать. Распоряжение ему давал не Делио – тот уже уехал. Объяснение вроде бы было дано: «Можешь считать это своим посвящением». Но Герман начинал всерьез склоняться к мысли, что здесь было только два сознательно действующих лица – Делио и его помощник, и что им понадобился человек, который без лишних вопросов сможет быстро доставить эту ядовитую штуку куда надо, и от которого попутно можно легко избавиться. Оставалось только понять самое страшное – для чего эта штука нужна была тем, кому он ее доставил, чем оно было для несчастных созданий под решеткой. Эта мысль возвращала его в положение над пропастью, наполненной ищущими руками, и дальше… не то чтобы дальше не хотелось думать – дальше хотелось остановиться. И бежать. Не впасть в это паническое состояние стоило Герману многих усилий. Да и бежать отсюда физически было некуда. Они подошли вплотную к раскрытию тайны, но она не стоила того, чтобы умереть за нее.
Феона думала примерно о том же. Она никогда не бывала в камерах. Попав сюда, она рассудила, что переживать вхолостую бесполезно, тщательно перебрала свои мысли, а исчерпав их, отправилась спать: хотя бы это здесь можно было делать беспрепятственно и сколько угодно, а этого в последние дни очень не хватало. Она не стала задаваться вопросом, почему вместо волнения чувствует ледяное спокойствие, она не сомневалась, что любой неверный шаг будет стоить ей жизни, но она была почти уверена, что выиграет и этот бой.
Лада бушевала в своей камере, как огнедышащий дракон. Вот кому повезло никогда не мучиться сомненьями и раздумьями. Но через какое-то время и она успокоилась, чтобы набраться энергии для новых подвигов.
Однако день постепенно угас, а ничего нового так и не произошло. Где-то снаружи на стены опустились вернувшиеся с кормежки шумные стаи галок, перекликаясь в сумерках, медленно замолкая по мере наступления темноты. Началась и закончилась весьма холодная, почти уже осенняя ночь, и потянулся еще один однообразный и ничем не наполненный день.
Никто извне так и не приблизился к камерам, если не считать промелькнувшего один раз слуги, который принес какую-то нехитрую снедь. Но он появился лишь на мгновение, как призрак, и исчез с удивительной поспешностью. Голоса, если и долетали, были обрывочными и разрозненными: окна всех трех камер выходили в поля. При случае через них вполне можно было общаться с внешним миром, но случая не предоставлялось. Из звуков в основном доносилось скромное воркование голубей на стенах и хлопанье их крыльев. Судя по всему, под камеры были выделены помещения, изначально предназначенные для более миролюбивых целей, иначе окон бы вообще не было.
Этот день тоже медленно угас и превратился в ветреный вечерний сумрак. На стены снова вернулись бесчисленные крикливые галки, оживленно обсуждая прожитые сутки. В окна начал заползать подгоняемый ветром ночной холод. Мир провалился в тишину и черную глубину ночи, а на горизонте, со стороны лесов обозначилось едва заметное шевелящееся зарево.


19. Долгий разговор
Непроглядная тьма, врываясь в большое черное окно башни вместе с сильным ветром, разбавлялась только красноватым свечением где-то вдалеке. Ветер начался еще утром, весь день нагонял облака, но так и не принес дождь. Теперь он звучал в окне невидимыми порывами воздуха и далекими нотками пепла.
Слуга зажег трепещущие свечи и закрыл окно. Оно находилось в комнате высоко над землей, именно поэтому вид из него открывал окрестные дали. Но сейчас они были скрыты наступившим мраком.
Комната была почти роскошна: со стульями, коврами, столами, многочисленными украшениями на религиозную тему, то есть, больше была приспособлена для приема гостей, чем для допроса заключенных. Тем не менее, Ладу, Феону и Германа без объяснений привели именно сюда. Здесь они посмотрели друг на друга впервые более чем за сутки. По-видимому, за это время ни с одним из них не произошло ничего страшного, все были в полном порядке и даже вынужденно отдохнули в бездействии.
Лада сменила стихийный гнев на внешнее спокойствие.
- Здорово! – первым делом сказала она своим товарищам. – Что нового?
- У меня ничего, - ответила Феона.
- У меня, собственно, тоже, - произнес Герман, немного успокоенный тем, что они оказались всего лишь в комнате, а не на виселице и не в пыточной камере. Впрочем, он был уверен, что рано сгущать краски: все гораздо сложнее, запутанней и непредсказуемей этой простой схемы.
Германа заинтересовали люди, сопровождающие их, те же самые, которые настигли их в лесу. Они были похожи не на наемников, не на государственных служащих, не на профессиональную охрану, а на добровольцев. Они были из разных сословий и в основном молодыми, и они предпочитали как можно меньше контактировать с арестантами: не разговаривать с ними и ничего при них не обсуждать.
Дверь открылась еще раз, и в комнату вошел живописный, как с какого-нибудь пафосного художественного полотна, Северин Делио: серое сукно, красный плащ, полные духовных откровений глаза. Но поверх нарядного светского блеска, свойственного его несветскому облику, явственно проступала усталость. Он выглядел, как человек, который сутки не спал и был все это время крайне занят. Как ни странно, но все три его пленника казались более отдохнувшими и бодрыми, чем он сам.
Делио не стал проходить дальше, остался почти в дверях и обратился к своим соратникам:
- Я попросил бы вас на время выйти и оставить нас одних… - и добавил, опередив возможные возражения: - Нет, это совершенно не опасно для меня, уверяю.
Для общего успокоения он положил на стол слева от себя вынутый из ножен меч. В свете напольных канделябров украшенное молитвами лезвие блестело, разделяя устланную черным бархатом поверхность на две половины.
«Левша» - машинально заметила про себя Лада. Северин Делио никоем образом не оправдал ее ожиданий. Она представляла его злобным коварным колдуном из страшной сказки, а он оказался вполне приятным и располагающим к себе человеком. Это пугало гораздо больше – тем, что в глазах других людей Делио был положительным, деятельным, гарантирующим спасение героем.
Оставшись наедине с пленниками, Делио сконцентрировал на них свой непорочный взгляд. Сейчас в нем был долго скрываемый интерес, затмевающий любую усталость.
- Итак… - сказал он, харизматично улыбнувшись, - Герман Элфи – хирург, аристократ, вампир. Феона Полита – выдающийся врач, бесценный алмаз, для которого любой мужчина всегда будет только оправой. Лада Десятникова (извиняюсь за произношение) – подающий надежды боец, начинающий демон войны. А где ваш чудесный… Дрозд, если не ошибаюсь?
- Он умер, - сказал Герман прежде чем что-либо успели ответить остальные.
- Да ну??? – Делио взглянул персонально на него. – И от чего же?
Вопрос вызвал у вампира смущение.
- Не знаю, - несколько неохотно произнес он. – Я, конечно, врач, но я не смог определить болезнь. И Феона не смогла. По дороге ему стало плохо, нам пришлось остановиться. Потом он стал уверять, что все в порядке. Мы двинулись в путь. Но у него началось что-то вроде эпилептического припадка, он упал с седла. Все. Уж не знаю, что его убило – падение, эпилепсия или то, что было до этого.
- Молодой здоровый воин умер от эпилепсии?.. – недоверчиво уточнил Делио.
- Сам удивился, - равнодушно пожал плечами Герман. – Но повторяю, он не выглядел здоровым, он выглядел ужасно. Нас здесь два врача. Если бы мы могли, мы определили бы причину смерти. Но все случилось слишком быстро.
- А где тело? – почти вкрадчиво спросил Делио.
- В болоте около заброшенного лагеря вампирских контрабандистов. Нам пришлось там остановиться. Если очень надо, его можно там поискать.
Блестящий взгляд Делио сузился и стал еще подозрительнее.
- Бесславно, правда?.. – произнес он. – А зачем вы его там оставили и никому не сказали?
Взгляд Германа стал таким же подозрительным.
- А надо было? – спросил он. – Лично у меня нет ни малейшего желания куда-то тащить труп человека, умершего неизвестно от чего. Тем более, все знают, откуда они – он кивнул в сторону Феоны и Лады, - вернулись. Я к таким трупам даже подходить не хочу. И… Делио, вам не кажется, что жестоко выяснять подробности в присутствии Лады. Как никак, она потеряла недавно и друга, и брата.
Пронзительный до безумия и в то же время потерянный в мыслях взгляд Лады как нельзя лучше подтверждал его слова. Она была в смятении, но, к счастью, пока молчала.
- О, святые небеса, и правда! Прости, дитя, - Делио одарил Ладу сочувствующим, раскаивающимся взором.
Феона смотрела на это все и думала, зачем Герман взял на себя такое сомнительное и опасное ведение диалога, похожее на фехтование вслепую без доспеха. Но постепенно пришла к выводу, что он не сказал ничего крамольного и даже ничего лишнего. Все, что он говорил, и так было или могло стать известным, тело из болота извлечь было нереально, смерть свидетеля после столкновения с нежитью прекрасно объяснялась как раз в духе Делио, и это было ему только на руку, а о бешенстве Герман не сказал ни слова.
Поверил или нет Делио в эту историю, понять было невозможно, но в любом случае, он потерял интерес к вампиру и переключился на девушек:
- А я же просил сообщить, есть ли среди вас раненые! Утаить такие сведения… это даже не безответственно – это вредоносно. А олух Мило у меня получит…
Он почему-то даже не скрывал связи между ранением и болезнью, наоборот, только что подчеркнул ее.
- А вы могли бы помочь раненому, Делио? – спросила Феона. Вопрос прозвучал искренне, со стороны в нем не было заметно ни капли сарказма. – И почему вы решили, что он был ранен? Может быть, не был.
- Я не решил, а предположил. О пострадавших нужно хотя бы знать. И хотя бы молиться о них, - Делио, видимо, не планировал рассказывать о том, как он собирался помогать раненому, и перевел разговор на другую тему: - Феона, ты же молиться не умеешь? Умеешь лечить, но здесь этого мало. Ты Изгнанница, Феона. Милая, но совершенно неугодная богу. Мы, кстати, знакомы.
- Простите, Делио, я не помню вас, - призналась Феона.
- Мы виделись один раз, на одном из ваших врачебных форумов. Но разве восходящая звезда медицины запомнит какого-то там священника, да еще не вашей веры?
- Может быть, я вас не могла ВИДЕТЬ?
- Нет, прекрасная Феона, ты меня УЖЕ МОГЛА видеть. Просто не запомнила. А я как сейчас помню: красное платье, очень красивое. Тебе идет.
Феона действительно вспомнила красное платье, подаренное одной трогательной богатой пациенткой. И форум вспомнила. Но не Делио.
- А Церковь знает, что вы Изгнанник? – с вызовом спросила Лада у Делио.
- Конечно, знает. Это даже хорошо, потому что у меня был выбор, и я добровольно принял правильную веру. У остальных этого выбора нет, им дается уже готовая картина мира. Но я пришел к истине сам, в ней я и пребываю. И остальным настоятельно советую.
Он взглянул на Феону и Ладу с искренним, даже не наигранным сожалением.
- У меня были на вас такие великолепные планы! Все шло просто замечательно: погибший в бою отряд, выжившие герои, готовые святые и пример народу для подражания. Как красиво все складывалось… Но нет – вы связались с вампиром, куда-то поехали, что-то стали выяснять. Вы даже не представляете, сколько всего вы изменили этим шагом для себя и для меня… Вы, признаться, заставили меня побегать и сделать за эти двое суток больше, чем было сделано за предыдущие три года. Спасибо вам за это.
- Мы просто сопровождали Германа Элфи до Милавы, - нагло соврала Лада. – Не можем мы помочь человеку что ли?
- Так он не человек, Лада. Он враг человечества. Такие, как он, тянут этот мир ко дну, а вы их все спасаете и спасаете. Впрочем, мне уже не важно, как он с вами оказался, не имеет значения.
- Ваша позиция понятна, - сдержанно сказал Герман. – Может быть, мы теперь перейдем к делу? С нами вы что собираетесь делать?
Делио посмотрел на всех троих с лучезарной улыбкой:
- Отпустить, конечно.
- Отпустить?.. – подозрительно переспросила Лада.
- А что, кто-то из вас против? Убить я вас не могу, держать здесь вечно тоже. Допрашивать – тем более. Пока. Так что, пришлось под вас подстраиваться. Что бы вы ни делали в Серых Ельниках и в Мрежке, куда бы ни ехали в какой бы то ни было компании, можете смело все забыть. Или, наоборот, всем рассказывать. Хуже вы мне все равно уже не сделаете.
- Почему? – Лада не удержалась от этого вопроса, потому что создавалось впечатление, что терять все равно больше нечего.
- Посмотрите в окно, - посоветовал Делио. – Оно сзади вас. Что там?
- Там горят Серые Ельники, - не оборачиваясь, сказал Герман. – И, видимо, все, что в них было.
- Точно! – мило улыбнулся Делио. – Вы вынудили меня все уничтожить. Но это только заставляет меня развиваться.
Звучало это почему-то ужасающе – как от лица раковой опухоли.
Делио непринужденно уселся в кресло. Красный плащ растекся по подлокотникам и полу, как изящная бархатная лужа крови.
- Советую вам тоже сесть. Надо побеседовать и познакомиться поближе, а разговор может затянуться. Мы откроем друг другу карты и разойдемся.
Теперь все сидели друг напротив друга: Делио у входа, остальные – возле окна у противоположной стены. Между ними лежал пестрый коричнево-зеленый уарский ковер, устилающий пол, со стен смотрели воинственными сценами столичные гобелены, из тьмы высокого потолка свисали и тускло поблескивали вырезанные из серебряных пластин ажурные силуэты церквей, подвешенные за вытянутые в длинные треугольники верхушки. Свет был только внизу, там, где находились люди.
- Впрочем… - каждая очередная улыбка Делио была милее предыдущей, - если дружеское предложение взаимной откровенности вас чем-то не устраивает, я могу поступить по-другому. Зажигаем свечи и оставляем вас здесь одних ненадолго. Я, конечно, не хочу, чтобы в моем доме оказалось три трупа. Но, безусловно, смогу объяснить их присутствие, если это понадобится.
- Делио, ты нам угрожаешь? – Лада сузила прекрасные от прилива гнева глаза.
- Он хочет убить нас тем же способом, что и своего соратника в Серых Ельниках, - сказал Герман.
Он уже сдался на милость этой двусмысленной ситуации, когда обе стороны знали достаточно друг о друге, находились друг у друга во власти, боялись друг друга и действовали наугад, не имея представления о границах осведомленности и намерениях своего противника. Он считал, что спасти их теперь может только некая дипломатия, если удастся нащупать для нее путь.
- А вы очень проницательны, господин Элфи, - с невесомой иронией сказал Делио. – А говорили, только мимо проходили, в Милаву.
- Так мне и сейчас надо в Милаву, - честные глаза Германа встретились с честными глазами Делио. – Думаете, мне нравится быть втянутым в эту историю? У меня свои проблемы, и я хотел бы заниматься ими, а не торчать здесь.
- Тогда уходите, Элфи, - предложил Делио.
- С большой радостью! Только придется вместе с ними. Мне не позволит совесть оставить здесь девушек, которые и так лишились спутника.
- Совесть – ВАМ не позволит? – выразительно переспросил Делио. – Вы с ними в каких-то отношениях?
Герман пренебрежительно бросил ему оскорбленный взгляд.
- За кого вы меня принимаете? У меня весьма небольшой выбор отношений с людьми. Одна из них врач, но ее стезя не совпадает с моей, и потому она мне не интересна. Другая была моей вооруженной охраной. Я хирург, а не воин, чтобы путешествовать в одиночку, она – профессионал. Но совесть все-таки не позволяет.
Делио окинул его взглядом и задержался на забинтованной руке.
- Ах да, вы вроде поссорились со своей богомерзкой гильдией, и теперь места себе не находите. Ну, раз у вас есть совесть, и она вам не позволяет бросать прекрасных девушек в беде, оставайтесь с ними и разделите их судьбу.
- Вы же вроде и их собирались отпускать. Уже не собираетесь? – с почти безупречным эгоистичным равнодушием спросил Герман.
- Видимо, все же придется, - задумчиво ответил Делио. – Но хотелось бы чего-нибудь поинтереснее…
Взгляд Германа изменился лишь на мгновение, но Делио с интересом поймал его.
- А вы меня за кого принимаете, Элфи? Я им хочу предложить сотрудничество. Сейчас особенно плохо придется милой Феоне. Она такая талантливая, красивая, молодая. Она рождена для чего-то исключительного, достойна прекрасного и блестящего будущего как личность, а не как просто красивая женщина. Вам так не кажется?
Герман при этих неожиданно хвалебных речах безразлично пожал плечами, явно показывая, что на этот счет у него нет мнения, но он готов согласиться, чтобы не спорить.
- А вместо этого она скитается, - продолжал Делио, - воюет за право на достойное существование, совершенно одна. У нее же не осталось никого. Правом собственности она не обладает как представитель Изгнанников, закон ее защищает только частично. Я сам знаю, я же из таких, как она. Наверное, уже пожалела, что не вышла замуж за неизгнанника. Потому что тяжело пробиваться в этом мире везде в одиночку. Ни здоровья, ни прыти это не прибавляет. Но Феона, она как вино, с годами пока только лучше. Ей бы со своими держаться, так ведь нет – пустилась в самостоятельно плаванье. Хотя, нет, не нужно ей держаться со своими… - Делио посмотрел на Феону внимательно, обводя взглядом каждую деталь фигуры. – Пока вы тут сидели, кое-что изменилось. В Алекси;ну на рассмотрение готовится предложение закона о том, чтобы немедленно выселить за пределы государства всех, кто не в Истинной Вере, а не выехавших после предупреждения – и вовсе казнить.
Отвечая на три направленных на него взгляда, он добавил:
- Извини, Феона, так получилось. Я ничего не могу сделать, кроме как посоветовать (от чистого сердца, между прочим) принять Истинную Веру. Государство сильно обеспокоилось – наконец-то! – религиозной безопасностью и защитой, оно готовится централизованно бороться против Сил Зла. А для этого все неИистинное, увы, нужно искоренять.
- А что, одного Северина Делио для защиты уже не хватает? – съязвила Лада. – Который справлялся со всей нечистью один?
- Нет, нашими общими стараниями уже не хватает, - так же съязвил Делио. – Вы сами сунулись в Серые Ельники, и мне пришлось там все уничтожить. Только мне не хватило времени, поэтому некоторых я отпустил погулять.
- Вы распустили по округе толпу бродячих тварей??? – для Феоны и предыдущая новость была ударом, от которого у нее не было защиты, но картина разгуливающих по окрестностям безумных существ, несущих бешенство, просто вывела ее из себя. – Зачем?!
- Да, - подтвердил Делио. – Пусть погуляют. Их никто никогда не отпускал. А прыти в них – предостаточно.
Почему-то Феоне в этот момент представилась маленькая одинокая девочка Хлоя, которая никогда не сможет убежать из мертвого, опустевшего Фрила. Картина была далека от истины, но именно она почему-то вселяла настоящее отчаяние. Однако лучшее, что могла сейчас сделать Феона – забыть о чувствах и перейти на деловой тон.
- Вы можете вернуть их обратно? – прямо спросила она.
- Вот, Феона, правильный вопрос! Восхищаюсь твоей практичностью: все для людей и все ради того, чтобы быть идеальной! Могу, конечно. Но теперь это не входит в мои планы.
- А что входит в ваши планы?
- Паника, хаос и страх, - Делио выдержал паузу, чтобы слова попали в цель, и продолжал: - И стихийность, конечно. Панику, хаос и страх надо было только создать в малых количествах, а теперь, в таких масштабах они развиваются самостоятельно, самим народом. Добавим процессу немного неуправляемости!
- Так процесс вышел из-под контроля? – решила уточнить Лада и опять не без ехидства.
- Нет. Процесс сознательно лишен контроля. Я тут уже ни при чем. Они сами: сами разведут истерию, сами выберут виноватых, сами придумают врагов, сами против них поднимутся. А я к ним присоединюсь. Надо же указывать им путь.
- Они – это народ. Вы хотите управлять народными массами, - сказал Герман. – Вам это точно надо?
- И снова Элфи самый проницательный! Самое страшное – это народ и кипящие в нем страсти, а не какие-то там ходячие мертвецы, они больше не нужны. Но если общими усилиями избавиться от всего неИстинного, повода кипеть больше не будет, мир станет спокойней и безопасней, Силы Зла уберутся на свое место, это я знаю точно. Думаю, народ готов оказать им сопротивление. Собственно, поэтому я и переживаю за Феону.
На глазах у Германа постепенно подтверждались опасения, которые он выстраивал в голове с помощью ювелирной логической работы. Но порадовать его это не могло, разве что создавало ощущение заколачиваемой крышки гроба. О том же подумала и Феона, и они невольно переглянулись. Делио, заметивший это, загадочно улыбнулся. Создавалось впечатление, что он играет со всеми тремя собеседниками, тасуя перед ними свои намерения, идеи, факты и не давая никакой уверенности в истинной картине происходящего. При этом смесь из откровенности, сарказма, любопытства, издевательства и самолюбования в речах Делио, похоже, была по-настоящему искренней.
Герману совершенно не нравилась роль мыши в лапах игривой кошки: такие мыши в конце концов обычно бывают сожраны. Но еще меньше ему нравилось внимание Делио к Феоне. Почему-то ему казалось, что это провокации, которые будут иметь серьезные последствия, если кто-то из них троих поддастся им.
- А за остальных не переживаете? – спросил Герман у Делио.
- За кого, за вас, например? Нет. Спросите, откуда такое неравенство? А оттуда, что вампиры – враги человечества, - Делио еще раз быстро окинул взглядом Феону и Германа одновременно. - Феона, ты так не думаешь?
- Я за равенство, - сдержанно ответила Феона.
- И даже не хочешь отправить их на эшафот ВМЕСТО ВАС?
- Нет, - Феона посмотрела в глаза Делио. Сейчас ей почему-то казалось, что это не вопрос, а предложение. – Я никого не хочу отправлять на эшафот, - она сделала паузу и все-таки ненавязчиво добавила: - Разве что вас.
Но Делио не принял близко к сердцу ее последние слова. Он воззрился на Феону с внезапным приливом солидарности:
- И я никого не хочу. Ради бога, Феона, это не я, так получилось. Население потихонечку тонет в страхе. Оно хочет защищаться от нападений Сил Зла. Мы живем слишком благополучно. Вере не хватает трагедии. Вере не хватает войны. Без них она – привычная и ничего не значащая часть жизни. О ней забывают. Ей следуют бездумно и формально. Государство Алекси;на дало всем своим сословиям слишком много свободы и защищенности. У людей под ногами слишком твердая почва из закона, процветания, гражданских прав и миролюбивой веры. Пора встряхнуть ее древними страхами.
- То есть, вы хотите под видом священной войны вернуть нас на сто пятьдесят лет назад, ко всем прелестям: к разрозненности, предрассудкам, бесправию, произволу, мракобесию? – спросил Герман.
Делио на секунду задумался.
- Вы удивитесь, но нет. Я бы оставил общество таким, какое оно есть. Я не сказал, что оно мне не нравится. Я сказал только, что оно слишком для всех удобно, что оно сделало нас слишком спокойными и уверенными в завтрашнем дне. Мне нравятся наши возможности. Наука сделала нас успешнее, медицина – сильнее, искусство – интереснее, грамотность – научила достоинству. Каждый из нас может выбрать, чем заняться в жизни. И не обязательно тянуть за собой рабскую лямку традиций. Видимо, все благодаря тому, что Алекса была женщиной, а ее наследники пошли по проторенной ею дорожке. Мы, все четверо здесь присутствующие, ей обязаны. Сто лет назад я не имел бы права стать священником, Феона – лечить и самостоятельно путешествовать, Лада – заниматься военным делом, разве что у себя в Разне, о ней не берусь судить. Так что, нет, я не за ограничение прав. Мне очень нравятся современные женщины: они интересны, умеют себя подать, а некоторые – и обеспечить. Что хорошего будет, если сделать из них унылые предметы и запереть в четырех стенах? Это скучно и, на мой взгляд, сильно обедняет всю нашу жизнь. Я не хочу менять все это, мое дело – ограничиться религией. Что может быть проще: ты в Истинной Вере – ты достоин этого общества, нет – извини, ты выбрал сам.
- Значит, все-таки неравенство, - заметила Феона. – А зачем, Делио? Вам чего-то не хватает?
Неизменная милейшая улыбка скользнула по Феоне, улыбка была теперь и в глазах Делио.
- Не мне, миру не хватает – веры. Ничего сверхъестественного, ничего чрезмерного. Что такого сложного – принять централизованную веру? Я же принял.
- Это же неправда! - Лада не выдержала столько молчать и слушать. Она чувствовала себя на тошнотворной карусели бесконечного притворства и лицемерия, каждый оборот которой был невыносимее предыдущего. Хотелось остановить ее любой ценой, чтобы только прекратить ее воздействие и больше в этом не участвовать. – Если бы тебе нужна была Истинная Вера, а не власть, ты бы не стал обманывать людей, не стал бы ничего подстраивать. Я потеряла друга и брата, люди потеряли своих родных, друзей и братьев, люди погибли, и те, кто их убивал – тоже когда-то были людьми и они тоже погибли. А для тебя это в порядке вещей. А я-то почти поверила в то, откуда берется твоя нежить по твоим словам. Ты всех нас принес в жертву. И ради чего??? Кому от этого стало лучше, что изменилось к лучшему? Вера окрепла? Окрепла не вера, а страх. Зачем она нужна, если от нее всем плохо? Люди стали лучше? Люди только стали ненавидеть тех, на кого ты покажешь пальцем. Раз ты сам говоришь, что все было хорошо, зачем взялся все менять? Ты предлагал откровенность, Делио, вот и скажи прямо, что ты делаешь все это только ради себя!
- Поосторожнее, Лада, - почти мягко сказал Делио. – Если я в этом признаюсь, вера рухнет, а хаос – останется. И будет еще хуже. Так что, давай придерживаться моей версии. Либо ты всеобщий враг, либо на моей стороне. И тогда я с тобой с радостью подружусь. Нет, серьезно, отряды вроде вашего мне бы очень пригодились в «Истинном Свете».
- Зачем? Мы почти всю твою нечисть повырезали.
- Ах боже мой, забудь ты о ней! Мало другой нечисти кругом? Вон, справа от тебя стоит хотя бы. Самая настоящая, вопиющая, потусторонняя нечисть, да еще легально проживающая в нашем государстве. Что, много оправданий для их существования? Направим же силы, куда надо!
- Нет. Чертова мать, нет! Даже не думай предлагать мне предательство…
- Да это я так – побесить…
- Плохая идея бесить ее, - предупредил Герман, чувствуя приближение взрыва. – Себе дороже, опробовано на опыте.
Делио указал на выложенный перед собой меч:
- А это я для чего сюда положил? Ее гнев будет просто означать, что она обезумела так же, как и ее брат. Мне никто не запретит защищаться, - он оценивающе смерил Ладу взглядом. – Силы Зла, что поделать, они так коварны… И лучшие ломаются при встрече с ними. Так что, дороже будет ей, а не мне. И, думаю, сейчас она это прекрасно понимает. Но, честное слово, Лада, ты гораздо лучше смотрелась бы в моих рядах, а не на погребальном костре.
Лада ушла в глухую оборону и изо всех сил не отвечала.
- Ты говоришь о предательстве, а я говорю о реальных делах. Там сейчас люди в опасности. Живые люди в настоящей опасности. Ничего не подстроено, все по-настоящему. Неужели бросишь их один на один с нежитью? Кем бы она ни была, ты отлично умеешь ее убивать. Лада, ты же всегда мечтала защищать народ!
- То есть, моими руками от нежити, насланной самим же?..
- А это, юная Лада, ты сказала. Я этого не говорил. Поэтому ты будешь отвечать за свои слова, а я нет.
Это была омерзительная неуязвимость, как у болотного чудовища: сколько голов ни руби, тут же отовсюду из-под ног вылезают такие же, чтобы утянуть туда, откуда не вернешься. Делио, похоже, этот процесс нравился, поэтому он продолжал потихоньку топить Ладу:
- Твоя версия безумна, и ты ничем ее не докажешь. Что ты знаешь о вере по сравнению со мной? Поэтому я и говорю: нужно придерживаться моей версии. Нехорошо порочить Церковь, единственное спасение, в такое страшное время и отказывать ей в помощи. Впрочем, как хотите. Обойдусь без вас. Хоть вы и лучшие, но не единственные. Вы думаете, почему появилась такая штука – охота на нечисть? Несколько пущенных слухов – и уже каждый считает, что борется с ней. Вы же и сами так думали. Мечебор ваш (я, кстати, совершенно точно возведу его в святые, это идеальная кандидатура) начал кое-что в этом понимать. И поэтому, наверное, хорошо, что… он больше не с нами. Нежить – это самый естественный, самый беспроигрышный страх, он будет действовать всегда. Страх перед ней у нас в крови. Она всегда противопоставлялась жизни, еще до Истинной Веры. Она олицетворяет разрушение жизни. Мало того – полную капитуляцию жизни перед смертью. Жизнь, созданная богом, священна, жизнь, созданная смертью, порочна. И весь мир зависит от того, кто победит. Вы думаете, эти страхи когда-нибудь исчезнут? Никогда, потому что они часть нашей природы. Иначе в древних верованиях не было бы столько погребальных обрядов. Ни один из них не направлен на то, чтобы позвать мертвецов обратно, все соответствуют тому, чтобы они никогда не возвращались. А если наоборот – то они причисляются к величайшим преступлениям. И наша вера не исключение. Ну а если они все-таки возвращаются – тут уж нужны герои. Кто не захочет стать героем, если на это хватает смелости? Таких и без вас полно. Как вам, например, возвышение обычного деревенского охотника? До этого у него и имени нормального не было…
- Медведь… - сказала Лада. Из команды разненских воинов здесь осталась только она, и речь Делио в основном предназначалась ей. Но дальше он обратился ко всем сразу:
- Другое дело, что вам удалось существенно подорвать мою веру В СЕБЯ. Кто из вас был за главного, Феона, конечно? Вы очень опасные враги, но, как я уже говорил, это только заставляет меня развиваться. Этап пройден, и я к нему не вернусь. Поэтому почему бы вам не расслабиться и не рассказать мне о том, как вам удалось все раскрыть? Честное слово, это очень интересно. Об этом все равно никто, кроме нас четверых, не знает, ни одна живая душа. Правда.
- Я сильно извиняюсь, но это уже не правда, - возразил Герман. – В Мрежке вам помогал явно не тот юный идиот, которого вы убили. Я не был там, но очевидно, что к такой работе он не был бы готов. Да и те люди, которые задержали нас, они же не слепые. Они были на месте преступления и видели там нас. Так что мне со своей стороны очень интересно, как вы им все объяснили и какую роль в этом для нас припасли. Собственно, только последнее мне и интересно.
- Так я их туда не пустил. К счастью, они туда не доехали. Все очень просто: я их развернул и отправил молиться. Теперь я об этом жалею, потому что тогда можно было все свалить на вас. Были бы готовые виновники, живые, вот они: бери и казни. Но тогда я думал не об этом, а как все скрыть и уладить. Мне еще слишком многое было неизвестно. Поэтому я забрал вас сюда для дальнейшего разбирательства. Потом мне вместе с Дюком пришлось уничтожать все следы в Серых Ельниках и везде, где они были. Замечательный, вернейший Дюк! Знал там все до последнего оврага. Лучшего соратника невозможно представить. Но его я тоже сжег, вместе с остальными. Не надо таращить на меня глаза. Он все равно ничего не чувствует.
Делио в очередной раз обвел присутствующих улыбкой:
- Так что предлагаю валить все на Дюка. Знаете, что произошло в Мрежке?
- Нет, - сказал Герман. – И, наверное, не стоит.
- Вам нет, вы тут вообще как побочное явление. А вот девушкам стоит. Они старались, всех победили, выжили там, где не выжили воинственные мужчины, и имеют право все знать. Чтобы у них не оставалось вопросов… к Дюку.
- Рассказывай, только честно! – перебила Лада.
- Начнем с того, что это приход. Мой приход.
- Как несправедливо, Делио, - сказала Феона. – Вы должны заботиться о своих прихожанах. А вы что с ними сделали? Сами же говорили, что это величайшее преступление.
- Я говорил о мертвых, а они, когда соглашались, были живы, в здравом уме и твердой памяти. Они добровольно стали Злом, чтобы восторжествовала Истинная Вера. Люди пожертвовали собой! Нельзя же осуждать самопожертвование!
- Добровольно ли? Где вы нашли столько добровольцев? И насчет здравого ума я сомневаюсь.
Неудобные вопросы только забавляли Делио, он мог отвечать на них так, как ему вздумается:
- Я просто умею убеждать. Итак, Дюк заприметил эту Мрежку, когда перевозил прихожан из Уара в Серые Ельники. Он все рассчитал, это было идеальное место – укромное, рядом Фрил. Оставшихся прихожан он не довез до Серых Ельников, скрыл прямо там, где-то в лесу. Я уж не знаю, где он строит там им убежища, это выше моего понимания, но я искренне ценю его труд, это, наверное, очень тяжело в одиночку. Правда, на этот раз он нанял себе в помощь четырех охотников, которые понятия не имели о его целях. Потом я разработал для Дюка план, и он почти до конца исполнял его идеально. Первым делом он пустил небольшой слух про нежить и про опасность дорог. Далее он прикончил своих помощников в охотничьем доме, который они же ему и показали. И свалил их в подвал, чтобы потом выдать за нежить. Убивать своих ради этих целей было бы слишком расточительно, в них очень много вложено. Он выдержал неделю, чтобы трупы выглядели… убедительнее, взял с собой четырех прихожан и отправился к Мрежке. Я хочу заметить, что остальных он использовать не собирался. Толпой сложно управлять. Они должны были потом отправиться в Серые Ельники, все вместе для… более великих целей. Это еще раз доказывает то, что не надо начинать дело, не закончив предыдущее.
- Как ими вообще возможно управлять? – нагло спросил Герман, даже не надеясь, что Делио будет отвечать на его вопрос. Но Делио ответил.
- С помощью того зелья, которое убило моего юного соратника в Серых Ельниках.
- Я думал, оно только убивать и умеет.
- Только дым и только живых, и это долго. А прихожане ради него на все готовы.
- Почему? – спросила Феона.
- Для них это – единственный свет. Другого они не видят. Думаете, легко во тьме? Впрочем, ты, наверное, их поймешь! В общем, задумка была такова, что происходят убийства, люди уже наслышаны о нежити и не сомневаются, что это она, они посылают за помощью во Фрил, Фрил посылает за помощью ко мне. Но что-то пошло не так. Селяне сильно перепугались и почему-то были уверены, что до Фрила не добраться. Дюк уже не знал, что делать. Он был измотан смертельно. Время шло. В конце концов, с большим риском он выследил, что все дело в одном не в меру паникующем парне, который рассказывал его же слухи, но втрое преувеличив. Руки в оврагах и прочее… он даже помнил этого парня – они разговаривали во Фриле. В общем, здесь Дюк перестарался, никто не идеален. Тогда он рискнул еще раз, они встретились и поговорили, он узнал, каковы настроения в Мрежке, а потом прихожане убили парня. Это была последняя жертва. Но проблем она не решила. Дюк, бедняжка, кажется, начал терять остатки терпения. Его можно понять. Когда приехал отряд из Разны, Дюк решил, что случилось наихудшее – что кто-то из селян позвал на помощь их, а не меня. С воинами шутить было нельзя, нужно было подготовиться. Больше всего Дюк опасался, что вы найдете всех прихожан сразу, поэтому он всю ночь обновлял следы, ведущие к охотничьему дому. Вообще Дюк настоящий мастер в следах. Был. Утром его опасения подтвердились. Вы быстро нашли дом, купились на обман, сожгли трупы и засобирались обратно. И тут до Дюка дошло, что вы сейчас уедите и объявите о победе, а ему придется все начинать сначала. К тому же он вас сильно побаивался. Его настораживало, что обратились, как он думал, не ко мне, а к вам. Вашу победу нельзя было допускать. У нас не должно было возникнуть конкурентов, тем более из мирских. Поэтому он обдумывал, как вас задержать. Один из вас подвернулся. Дюк незаметно отравил его нашим зельем, куда-то утащил, потом куда-то увел. Убить не мог: тогда бы открылось, что в лесу скрывается человек, так как нежить не убивает днем. Хорошо, что селянин ничего не вспомнил, впрочем, он был не в себе.
- Так Дюк не был знаком с этим Яковом? – спросила Лада.
- Нет. Никто больше не знал его в Мрежке.
- Значит, Яков все-таки ни при чем…
- Ваши люди ни при чем, но это уже все равно. Вы справились и с этим и пошли домой как ни в чем не бывало. Дюку бы вас отпустить. Но он побоялся, что назавтра вы повторите свой поход в лес с новыми силами. А у него-то за это время сил строить вам козни не прибавится. И он решил вас не отпускать. Он устал, сбился с мыслей и волновался, его можно понять. Он выпустил на свободу всех. Перед самым нападением, когда они почти настигли ваш отряд, он убил еще одного из вас, у которого были факелы. Это больше из заботы о прихожанах: свет, кроме истинного, приносит им страдания… Но он был уверен, что вам не помогут даже факелы. Его ждало жуткое разочарование – с вами была Феона, - Делио бросил на нее восхищенный взгляд. – Свет в ночи, Дорога сквозь тьму. Как жаль, что мы оказались врагами. Остались четверо из десяти, почти половина, с которой так и не справились. А пока вы делали невозможное и медленно побеждали, Дюк в великом горе бегал в темноте вокруг и понимал, что наших прихожан постепенно убивают. В конце концов он решил пустить все на самотек и выпустил оставшихся четырех. Потом он сообразил, что, если вы не вернетесь, во Фрил все равно никто не поедет, теперь уж точно. Но было уже поздно. Поэтому он даже обрадовался, когда вы выжили и все-таки пошли туда. Вот что он рассказал мне сам. После Мрежки почти никого не осталось, но были еще прихожане в Серых Ельниках, и о них следовало заботиться, чтобы не умерли еще и эти. Но мы к ним уже не успевали, а вокруг было полно свидетелей, поэтому Дюк использовал нашего юного друга с тем расчетом, чтобы он при этом погиб сам. Правда, вы и здесь оказались тут как тут, и пришлось все равно менять все планы, так что, жертва оказалась напрасной. Поэтому валите все на Дюка. Он всегда брал на себя грязную работу.
В глазах всех Дюк выглядел той еще мразью. Но после слов Делио как-то особенно ярко и трагично высветился его образ: преданный маньяк без судьбы, личности и жизни, которого убил собственный кумир и бросил на поругание его имя.
- Откуда вы вообще взяли своего Дюка? Он ведь не нормальный человек? – спросил Герман под впечатлением этих мыслей.
- Почему вы так решили?
- Я верю, конечно, что нормальный человек способен неделю бегать за вашими чудовищами и строить козни, но выследить отряд в ночном лесу на таких расстояниях в полной темноте – вряд ли. Если он не Феона.
- Он не Феона. И он не нормальный человек.
В этот момент снаружи двери постучали, и голос одного из вооруженных соратников Делио произнес:
- Простите, господин Делио, приехал Фрильский священник…
- А, уже!.. – Делио встал, красная лужа плаща исчезла и собралась в величавые вертикальные складки. Делио лично открыл дверь и поприветствовал гостя:
- Отец Морис! Какое счастье, что вы до нас быстро доехали. Что творится в мире?
- Леса горят, Серые Ельники… - растерянно ответил обычно цветущий и жизнерадостный, а теперь какой-то сникший священник города Фрила. – Страшное дело. Дождей нет, ветер есть – беда. Что за люди подожгли…
- Люди ли? – участливо засомневался Делио.
- Думаете… нет? – неуверенно произнес Морис и скосил на него тревожный взгляд.
Делио вздохнул, собираясь объяснить.
- Видите ли… Места там плохие. Это точно, я проверил. Что-то там засело, помяните мое слово. И народ уже сильно обеспокоен.
- А в Милаве…
- А в Милаве все прекрасно! – перебил Делио и указал на своих пленников. – А у меня – вот. Сами знаете, кто.
- И… как они? – Фрильский священник еще больше скосил взгляд на хозяина комнаты и от растерянности не знал, можно ли как-то обращаться к задержанным и стоит ли поднимать руку для приветственного благословения или это совсем уж неуместно. Отец Морис был добр и видел в своей миссии радость. А здесь радости не было.
- С этими все в порядке, - сказал Делио, обращаясь исключительно к Морису, но не заботясь о том, чтобы разговор не слышали остальные. – А это – Лада Десятникова.
Фрильский священник понимающе закивал головой, а Делио продолжал:
- Силы Зла отобрали у нее друга и брата. А теперь забирают ее у нас. Самое страшное, что она этого не замечает, она не в себе, - Делио говорил с таким видом, как будто Лады здесь не было или она не могла его понимать. – Она считает, что победила, а мы все сговорились против нее, и винит нас во всех бедах. Представляете?
Морис таращил глаза все больше, а Делио не переставал его впечатлять:
- Даже я сталкиваюсь с этим впервые. Если Силы Зла не постеснялись объявиться рядом с Офирцем, местом веры, то они, вероятно, очень уверены в себе! Или это вызов мне лично… Как неприятно: все это случилось в вашем округе, - Делио сочувственно взглянул на Мориса. – Вы же не только священник Фрила, но и отвечаете за все церкви Фрильского округа? Да, досталось вам - проглядеть такие происки. Но, надеюсь, вам не светит отстранение, как священнику из Мрежки…
- Уж не отстраняйте… - пробормотал отец Морис. Неудобно было просить при посторонних, тем более, мирянах, тем более – таких, но выхода не было. И вообще, он впервые оказался в ситуации, когда приходится защищать себя. До этого его служба всегда была легкой, миролюбивой и непринужденной.
- Ну что вы, я не отстраняю, у меня и полномочий таких нет. Это Совет.
- Они вас послушают.
- Ну, попробуем! – Делио дружески улыбнулся. – А сейчас давайте вместе исправлять то, что в наших силах! Кто как не мы?..
Морис с готовностью принялся слушать Делио.
- Возьмите в отряд моих людей, - Делио открыл дверь и крикнул в коридор: - Стивен! – и посмотрел в глаза Фрильскому священнику. – Это очень важно! Берите Ладу, везите во Фрил. Я приеду и попробую ее спасти. Но условия жесткие! Она на перепутье, в любой момент может перейти на сторону Зла. С ней нельзя даже разговаривать. Ни в коем случае, никакого общения. Опыт показал, что через речь, споры и сопротивление Зло в ней побеждает.
Лада слушала это с чувством внезапно потерянного пола под ногами. Странно, но каждая очередная подлость этого человека все еще была для нее шокирующей неожиданностью. Она была готова сопротивляться чему угодно и сколько угодно, но не знала, как это делать, когда не очень понимаешь, в чем тебя обвиняют.
- Что за бред? – попробовала возразить Феона. – Такого не бывает.
- Делио, вы серьезно?.. – спросил Герман. – Мы можем все разумно объяснить, если нас просто выслушают.
Но Делио постарался сосредоточить все внимание отца Мориса на себе:
- Пока она молчит и слушается, она Лада Десятникова. Как только заговорила, значит, уже поздно. С ее братом все случилось точно так же, и не известно, на кого распространились Силы Зла. На нее – точно. Говорят, она уже напала без причины на мирного жителя во Фриле. Поэтому, если она начнет сопротивляться или хотя бы просто заговорит – стреляйте из арбалета. Сразу. Мои, если что, в курсе.
- Св… - начала Лада, но сообразила, что к чему, и замолчала.
Вошедшая охрана беспрепятственно забрала ее.
- Делио, может, не надо ее никуда увозить? Это уже слишком! Вы превысили свои полномочия, - сказала Феона.
- Надо, – ответил Делио и, пока никто не успел повлиять на ситуацию, вытолкал за дверь притихшего отца Мориса, который выходил последним. – Истинный Свет в нас!..
Некоторое время из коридора слышались удаляющиеся шаги десятка человек, потом они внезапно сменились руганью и борьбой, и через несколько мгновений – тишиной. Устойчивой, не терпящей неизвестности тишиной.
- Что там произошло? – резко спросила Феона.
- Не знаю, - честно ответил Делио.
- Так пойдите и узнайте!
Делио даже почти послушался ее приказа. Но в последний момент он передумал и вернулся в кресло. Лужа красного бархата снова заняла свое место на полу вокруг него.
- Нет, - сказал он. – Находиться в неведении будет гораздо интереснее. Это я про вас.
- Если Лада была убита, вам бы уже сообщили, - предположил Герман.
- Я просил их не мешать мне, так что вряд ли. Наслаждайтесь неопределенностью!..
- Зачем вы избавились от нее? – спросила Феона, понимая, что на Делио не удастся повлиять.
- Потому что, как я вижу, с ней нельзя договориться. Я не могу убрать ее своими руками прямо здесь. А чужими и на людях – пожалуйста. Она ведь не сможет молча повиноваться. Не сейчас, так потом пристрелят.
- А с нами, по-вашему, можно договориться? – спросила Феона.
- Посмотрим… - Делио взглянул на нее со странной задумчивостью и обратился к Герману: - Элфи! Вы можете идти.
Герман с удивлением посмотрел на Делио. Почему он так хочет выгнать его отсюда? Наверняка припас для него что-нибудь интересное, как для Лады. Но это было почти неизбежным, поэтому не имело значения. Хуже было то, что они начали терять друг друга, из четверых осталось двое.
- Все еще не могу, - возразил Герман на предложение Делио. – Я уже говорил, и мне придется придерживаться своих слов.
- Просто я думаю, что вам будет неприятно смотреть на то, что я собираюсь сделать с Феоной, - сказал Делио, глядя прямо на него.
Стало понятно, что он хочет видеть его реакцию. Герман все еще не знал, какой в этом смысл, но инстинктивно изобразил равнодушие, хотя далось это неимоверно тяжело. Эти провокации почти сносили ему голову, потому что он действительно боялся за Феону, не представлял, зачем она понадобилась Делио, и не знал, чем ей можно помочь. Единственное, что он все еще мог пока делать – оставаться рядом. Увы, бедная Лада не вызывала в его душе и части этих чувств.
- Сохраним честность, я останусь, - решился сказать он, очень аккуратно подбирая слова.
- Как хотите, - пренебрежительно бросил Делио. – Феона, тебя сильно успокаивает присутствие вампира?
Феона и не думала выдавать свои настоящие мысли, чего бы ей это ни стоило. Делио начал поединок с ней, ошибочно приняв за своего главного врага, но она не собиралась его разубеждать. Если кому-то суждено выйти отсюда, пусть это будет Герман, он лучше знает, что делать дальше. И, похоже, он уже одной ногой на свободе, потому что Делио, к счастью, не принял его всерьез.
- Нет. Но больше, чем ваше, - сказала она.
- Вот как… - в голосе Делио скользнуло легкое презрительное удивление.
- Вы пытаетесь убить Ладу, убиваете собственных помощников. Собственноручно сочинили указ, который, как я понимаю, будет принят и погубит наш с вами народ. Как я еще могу к вам отнестись? – объяснила Феона.
- Я уже признал, что перегнул палку. Признал, что это несправедливо, - сказал ей на это Делио. – И относительно нашего с тобой народа я могу все исправить, если ты захочешь.
Феона не впечатлилась его великодушием:
- ВЫ можете все исправить и спрашиваете, хочу ли Я? Подумываете, не переложить ли ответственность за все на мое желание? Сначала скажите, что вы собираетесь исправлять и на каких условиях.
Делио взглянул на нее с философской полуулыбкой, понимая, что у Феоны нет никаких оснований верить в искренность его намерений. Он в них и сам не верил.
- Все проще, чем ты думаешь. Бумага, о которой мы говорим, сейчас в Милаве. Чтобы закон был принят, ее должны отвезти в Алекси;ну. Но не отвезут, если я напишу, чтобы дождались меня, - он демонстративно достал из ящика принадлежности для письма и развернул лист бумаги. – Я сделаю это совершенно добровольно и бескорыстно, здесь и сейчас. Ты права, нельзя так со своим народом, - серебряное перо заскользило в тишине по бумаге, быстро наполняя ее текстом. – Теперь все будет честно: даже у Изгнанников должен быть шанс и время позаботиться о своем будущем и, перейдя в Истинную Веру, выбрать правильный путь. Ну уж если не выберут, тогда… Но это будет их собственное решение.
Делио сложил письмо, запечатал его и показал своим собеседникам:
- Теперь осталось только отвезти его в ближайшее время в Милаву. Думаю… это должен сделать Элфи! – он метнул взгляд на Германа и обратно на Феону. – Забавно: пусть судьба вашего народа зависит от честности вампира.
- Ну нет! – Герман воспротивился этим утонченным издевательствам. Терпения у него оставалось все меньше. – Делио, вы сами должны отвезти ваше письмо или отправить своих, раз уж взялись за это дело. Вы отвечаете за него.
- Отказываетесь? – поинтересовался Делио. – Тогда просто уходите, вы здесь бесполезны.
- Это совершенное безумие. Я не имею к вам отношения. Как я повезу ваше письмо с решением государственного характера? Это не кажется странным?
- Просто передадите его «Истинному Свету» через Службу общественного порядка, когда доберетесь. Они напишут, что все получили, и вы привезете ответ нам. Чтобы мы точно знали, что все сделано. Больше двух дней на это и не надо. Куда уж проще.
- Ну честное слово, Делио, вы смеетесь? Самое простое – послать туда ваших людей.
Делио категорично протянул в его сторону руку с посланием.
- Либо вы, либо никто. Берите письмо. Иначе оно никуда не поедет, а то, другое, отправится в Алекси;ну. И больше никто уже ничего не исправит, благодаря вашему упрямству. Вы свободны!
- Я могу поехать, - сказала Феона.
- Нет, мы с тобой будем ждать ЗДЕСЬ! Проверим вампира на надежность. Ведь смысл в этом.
Чувства Германа стремительно теряли контроль, угрожающе закручиваясь в противоречивый ураган где-то внутри. Делио обрубил ему его единственный путь и предложил за это свободу. Попахивает ли эта свобода смертью, Герману было сейчас все равно: в голове осталась только Феона. Сознательно или нет, но именно отказ от нее Делио сейчас покупал обещанием освобождения.
- Я хочу остаться здесь, - сказал Герман единственное, что еще можно было сказать.
- Нет! – Делио сузил глаза, изгнав из них все миролюбие. – Либо вы уйдете просто так, либо с письмом. Но уйдете!
Эта фраза уничтожила терпение Германа вместе с надеждой. Он резко встал, глядя в глаза Делио с обжигающе-ледяной ненавистью.
- Давайте письмо!
Два соперничающих взгляда столкнулись в открытом вызове друг другу. Делио протянул бумагу:
- Уходите.
Герман с посланием в руке молча прошел мимо него и хлопнул дверью.


20. Ночной горизонт
Даже не встретился взглядом с Феоной на прощание! И этого Делио его лишил. Поэтому Герман спускался по лестнице на крыльях ненависти. Пусть теперь кто-нибудь только попробует его задержать! Что бы там Делио ему ни приготовил, он отвезет это чертово письмо и вернется обратно.
Выводило из себя все: то, что Делио подчеркнуто-издевательски прошелся по его личности и его происхождению в самой унизительной форме, то, что заставил выполнять его условия, то, что выставил его за дверь и оставил Феону себе. Теперь уже не возникало сомнения, что ему нужна именно она. И что он будет делать с ней все это время, и чем ей это грозит, и найдет ли он ее вообще, когда вернется, было неизвестно. Особый цинизм Делио заключался в том, что он не давал никаких гарантий, никакой уверенности и даже никакой боле или менее честной картины происходящего. Он принуждал не просто исполнять его волю, а безоговорочно доверять ему, при этом ясно давая понять, что это доверие может оказаться бесполезным. Он изнасиловал всех троих, почти не прибегая к физическому воздействию. Как ни мерзко было аристократу Герману признаваться себе в этом, но Делио удалось вызвать в его душе настоящую агонию. У него почти не осталось четких мыслей, а чувства просто разрывали друг друга. Если честно, с ним такого никогда не было. Феона, бешеные твари, брошенный в одиночестве Дрозд, горящие Ельники, неожиданная свобода, «Истинный Свет», смерть Лады – стоило только подумать об одном, в голове тут же вспыхивало другое.
В таком состоянии, почти автоматически Герман преодолел темную лестницу внутри башни. Его никто не остановил. Там никого не было. На первом этаже темноту рассеивал более светлый прямоугольник выхода – во дворе горели факелы. Снаружи, прямо рядом с этим выходом стояло несколько человек. Изнутри башни они казались черными силуэтами, но ближе выглядели просто людьми. Десять-двенадцать мужчин из «Истинного Света» и, возможно, кто-то из местной прислуги просто стояли и изредка перебрасывались словами, то ли чего-то ожидая, то ли что-то обсуждая.
Герман, не раздумывая, остановился в проеме дверей и задал вопрос:
- Где я могу забрать лошадь?
Обернулись все. И Герман заметил, что такого выражения взглядов он никогда не видел. Эти люди были похожи на свору собак, которые столкнулись с чем-то новым и необъяснимым для себя и теперь, в отсутствии четкой команды, не знают, что делать: пропустить, атаковать или испугаться. Глаза были наполнены тревожной недоверчивостью вперемешку с угрозой, растерянностью и даже, местами, неожиданной суеверной паникой, как будто в дверях появился не Герман, а нечто потустороннее. Не было сомнения, действия этих людей зависели бы сейчас от единственного слова, брошенного Делио. Но хозяина здесь не было, поэтому на вампира продолжали смотреть с разной степенью опасения и враждебности. Только один из тех, кто стоял ближе к дверям, указал рукой налево и сказал со странной осторожностью:
- Конюшня там.
Все так же, не останавливаясь на своих мыслях и никого не удостаивая взглядом, Герман с презрительной улыбкой прошел прямо сквозь толпу. Пусть подавятся своим страхом!
В направлении, указанном человеком, находился узкий темный проход между двумя постройками, за которым действительно располагалась конюшня. Отсюда, из этого угла была видна основная часть большого двора. Она была наполнена людьми, светом факелов и невнятными голосами.
Со стороны конюшни залаяла собака. Герман обернулся. Небольшая, похожая на пушистого волка овчарка просто выполняла свою работу. Человек, которого она позвала, выглянул из конюшни и погладил ее по голове. Казалось, собака интересовала его больше, чем происходящее вокруг.
- Я уезжаю, мне нужна моя лошадь, - сказал ему Герман таким тоном, чтобы было понятно, что ждать он не намерен.
Конюх, человек неразговорчивый, аккуратный и по-хозяйски уверенный в себе, броско одетый с чьего-то барского плеча, внимательно взглянул на него, чтобы вспомнить, кто такой Герман и какая из лошадей ему принадлежит.
- Угу… - ответил он, вспомнив, и кивнул внутрь конюшни.
Герман шагнул в помещение, освещенное яркой желтоватой лампой. Лошадей здесь находилось мало, контрабандистские стояли у самого входа. Все три, и лошадь Лады среди них.
На лавке нетронутыми валялись вещи пленников. Герман взял свою сумку и почувствовал, как одиноко остались лежать пожитки тех, с кем он сюда приехал. Выводя Шельму на улицу, он вскользь спросил конюха:
- Фрильский отряд уже выехал?
Лада либо осталась здесь, живая или мертвая, либо ее увезли на другой лошади…
Но ответ конюха был совершенно определенным:
- Нет, - спокойно сказал он. – И еще долго не отправятся.
- Почему? – поинтересовался Герман.
- Ведьму надо сжечь.
- Что?.. – Герман резко и неосознанно обернулся к нему. Слишком странно и абсурдно прозвучала фраза, которую он никогда раньше не слышал.
- Ведьму ранили, она, наверное, умерла уже, - объяснил конюх. – Теперь надо ее сжечь, а потом уж хоронить. Потому быстро не отправятся, - в его привычке, видимо, было всегда изъясняться невозмутимо, даже излагая такие события, которые другие люди предпочитали вслух вообще не обсуждать. Он, конечно, и пальцы скрестил, как полагается при встрече с Силами Зла, и на землю плюнуть его подмывало, но в целом держался он молодцом. А все потому что он взял за правило никогда не суетиться и не удивляться.
Можно было не продолжать разговор. Этот человек высказался достаточно ясно. Слова были простыми и однозначными, как кирпичи, замуровывающие выход на свет.
- Я ворота открою, раз едете, - сказал конюх. – Прямо в ночь – несет же нелегкая…
- Она не ведьма, - счел своим долгом заметить Герман, прежде чем последовал за ним. Он знал, что его слова бесполезны, потому что разумными доводами не победить глас народа, но молчать значило соглашаться.
Запасные ворота, вернее, небольшой запертый вход, находились сбоку конюшни. Пока Герману везло, и никому не приходило в голову его останавливать. Видимо, у Делио не было на этот счет никаких распоряжений.
Толпа в середине двора вяло гудела отдельными голосами в подсвеченном факелами мраке. Теперь понятно, почему они там собрались. Людей в церковной крепости (или как называть это сооружение?) было довольно много. Герман, невольно приостановившись, насчитал примерно человек двадцать. Среди них растерянно промелькивал и Фрильский священник Морис. Этот, наверное, вообще был в ужасе от происходящего. В любом случае, в его поведении не было ничего похожего на руководство.
Лада, маленький демон войны… Все-таки не уберегла она себя. Погибла на какой-то темной лестнице. Зато в бою. Неравном. Среди нечисти выжила, а среди людей – нет. Как может столько дерзкого великолепия быть остановлено всего одной стрелой?.. На фоне Феоны Герман почти забыл думать об этой странной, непобедимой никакими обстоятельствами, предсказуемой в своей непредсказуемости девушке из далекой Разны, которая шла по жизни, как по полю битвы, и никогда не сдавалась. Для всех остальных ее след просто навсегда затерялся где-то в неизвестности. Или… нет: для всех остальных Делио придумает ей новую, лживую славу.
- Ежели едете, то выход там, - довольно бесцеремонно напомнил ему конюх. – Чужим тут делать нечего.
Герман оторвался от созерцания толпы и повел Шельму к выходу. Да, если долго здесь стоять, можно вообще не выйти отсюда. А экспериментировать и проверять настроение народа своим присутствием сейчас точно не стоит. У него слишком мало времени на то, что он должен сделать, и слишком мало душевных сил, чтобы держать себя в руках.
Перехватив поводья лошади, он вышел за ворота, во тьму.

Здесь, на свободе, почти ничего не было видно. Над стенами поднимался остаточный свет факелов, сбоку сверкал городскими огнями Офирц. Встроенная в стены церковь зорко смотрела в разные стороны маленькими разноуровневыми квадратами желтых, зеленых, голубых и розовых светящихся окон – выглядывала опасности и звала к себе путников. Отсюда не было видно, но Герман знал, что над ее входом светит еще одно окно – большое и круглое, как солнце, поделенное лучами на разноцветные стеклянные секторы. Оно служит ориентиром для всех, кто может заблудиться, и отпугивает Силы Зла. «Злые Силы избегают мест и людей, подвластных Истинной Церкви и ищут возможность прорваться там, где этого влияния недостаточно». Слегка подсвеченная снизу верхушка, как и днем, продолжала пронзать небо, словно лезвие – черную ткань. Над головой не было видно ни луны, ни звезд: ветер так и не разогнал густые облака, небо было сплошным, однородным, почти не отличающемся от земли полотном.
Герман не сразу заметил, но со стороны погруженных во мрак полей и лесов, стороны, противоположной пестрящему огнями Офирцу и частично скрытой церковными стенами, ветер доносит слабый, но отчетливый запах дыма. Доносит его порывами – здесь, на холме они были особенно сильными.
Отъехав от стен на небольшое расстояние, Герман остановился и развернул лошадь. Здесь его никто не видел, и он стал ждать, когда над стенами появятся отблески пламени погребального костра. Наверное, Лада достойна того, чтобы среди тех, кто провожает ее в последний путь, был хоть кто-то знающий о ней правду и ни в чем не обвиняющий ее, пусть даже просто вампир, случайный и не особо близкий знакомый.
Герман поймал себя на мысли, что бессознательно он выбрал для ожидания позицию подальше от здания церкви и так, чтобы всевидящее око не взирало на него сверху. Привычка любого вампира – не попадаться на глаза богу. Они никогда не станут лучше, они никогда не изменятся, они никогда не будут равны людям и никогда не заслужат другого отношения. Потому что это предопределено их физической сущностью. Бесполезно искать прощения – их не за что прощать, потому что они такие, какие есть, навсегда, и в этом они не виноваты, такими их сделал создатель и сам определил им место в своем мире. Только зачем? В учении это не объяснялось, просто давалось как догма. И в этом Герман чувствовал всегда мешающее, бессильное логическое противоречие. Пятно на познании мироустройства. Может быть, права Феона: мир объясняется только тем, что мы видим и знаем, и больше нет ничего? Но эта мысль была слишком неуютной. Наверное, страшно оставаться в мире, которым никто не управляет, а самое главное – в котором никто не управляет людьми. Они – основное звено веры. Все церкви строились только для них. Вампиров туда просто не пускали. Появление вампира в церкви – это было величайшее оскорбление бога и верующих. И не по причине другой веры, а именно потому что они занимали особое место в той же религии. Каких только историй не существовало о карах для вампиров за такое проникновение, не говоря уже о том, что это было прописано и в законах.
 Молитвы существовали тоже только для людей - ясная и четкая схема взаимодействия с богом. Вампирам она была не нужна, вернее, бесполезна для них – бог прекратил с ними всякое общение.
Вспомнился «Лорд на дороге бога». Очень грамотно написанная песня: бог разговаривает с Дитрихом через посредника. А в жизни он всегда молчит, хотя сейчас не помешал бы любой ответ. Мог ли Герман сейчас осмелиться обратиться к нему? «Хочешь, чтобы бог не помнил о тебе – забудь о нем» - говорили вампиры, когда хотели оправдать свои действия. Но это не значило, что его нет, и тем более не значило какой-то вседозволенности. Это просто отражало недоступность пути к нему для вампиров, безысходность их положения. Если ничего нельзя изменить, расслабься и не меняй. Тяжело, когда тебя не просто не любят, а еще и игнорируют, но зато это решает одну проблему: можно не думать о боге. Герман подобно другим вампирам всю жизнь так и поступал, молча принимая существующее положение вещей. Но сейчас у Германа возник вопрос: то, что делает Делио, вернее, то, как он это объясняет для верующих, это новое лицо Истинной Веры – тоже когда-нибудь будет восприниматься как существующее положение вещей? Кого спросить об этом, как не бога, нарушив положенное молчание? Но, возможно, Делио уже решил с ним этот вопрос по-своему, «по-приятельски»…
Мысли могли завести куда угодно. Но Герман уже слишком долго ждал, глядя на каменные стены, и ничего не менялось. Шельме было скучно, она пыталась ходить и пастись. В конце концов дальше ждать стало невозможно. У Германа сейчас было более важное дело, которым он не мог пожертвовать. Ни бог, ни Лада не значили для него больше, чем Феона. Последние часы, переполненные противоречивыми страхами и бесполезным гневом, убедили его в этом. Он смирился со своим влечением и решил, что эта женщина любой ценой должна остаться существовать, даже если после всего, что случилось, она добровольно исчезнет из его жизни. Если кто-то один из них двоих, то она. Должен же в мире грязного безумия сохраниться чистый разум.
А это значило то, что нужно было разворачивать лошадь и уезжать прямо в открытую пасть ночи.
Герман обернулся в сторону молчащих, укрытых мраком далей. Именно оттуда порывы ветра приносили запах дыма. Где-то там, далеко горели Серые Ельники, где-то там бродили отпущенные Делио бешеные твари. Сколько их? Есть ли они там вообще? Если они есть, то где они сейчас? И что мешает Делио распустить их и по другим местам?.. Герман только сейчас почувствовал, насколько опасной может оказаться тьма. Почувствовал это в ледяных ударах сердца и обострении почти бесполезных в темноте слуха и зрения. Что если опасность находится не в условном «неподалеку», а прямо здесь? Делио и его люди сидят за стенами, но остальной мир с наступлением ночи стал слишком непредсказуемым.
Бросив последний взгляд на церковные стены, Герман медленно направил лошадь в окружающую черноту, и они начали спускаться с Офирцского холма по едва видимой дороге, погружаясь в омут мрака. Когда дорога повернула в сторону от находящегося на вершине сооружения, стала видна та часть горизонта, которая слабо подсвечивалась поднимающимся из Серых Ельников пламенем. Отсюда это выглядело как размытое красноватое пятно на черном фоне ночи.
Ехать предстояло сначала в ту сторону, а потом, не доезжая до основных массивов леса, дорога поворачивала на Милаву. Темнота безжалостно скрывала почти все очертания окружающего, дорога была плохо различима, но успокаивало то, что ехать нужно было только по ней, никуда не сворачивать и не искать других путей. Это требовалось от Германа. Шельма не знала эту местность, и от нее требовалось быстро двигаться всю ночь и в случае опасности суметь спастись самой и спасти своего всадника.
У подножия холма дорога стала ровной, мерцающей впереди тусклой лентой, и наконец-то можно было существенно ускориться, чтобы оказаться к утру на месте назначения, если не встретится никаких препятствий. Смутное, тревожно мерцающее, кажущееся почти живым свечение маячило где-то впереди, как очаг воспаления, то левее, то правее от дороги, в зависимости от того, куда она поворачивала.
Здесь, поддавшись ощущению скорости, Герман впервые почувствовал, что свободен. Его никто не удерживал, ему никто не угрожал, за ним никто не следил. Он мог ехать КУДА УГОДНО! Хоть в Хуту, в гильдию, ведь сейчас он представлял собой ценный источник жизненно важной информации. Хоть на запад, подальше от эпицентра событий. Хоть к Хиксу, надо же его предупредить о том, что происходит.
Но нужно было в Милаву. А потом возвращаться обратно в руки Делио.
Герман признался себе, что в этом им движет, как ни парадоксально, совершенно эгоистичное чувство. Такое же эгоистичное, как если бы он уехал сейчас спасать свою жизнь и не вернулся. Разве он едет сейчас с посланием в сумке ради спасения Изгнанников? Поехал бы он, если бы Делио просто вручил ему письмо, если бы в этой истории не было Феоны? Поехал бы он, если бы на ее месте была другая женщина? Он честно ответил себе: нет. Весь этот благородный поступок, вся самоотверженность и жертвенность объяснялись не моральными принципами, не гуманизмом и не кодексом чести, они объяснялись тем, что Герман делал это во имя того, что стало дорогим и значимым лично для него. Во имя этого он мог так же легко отказаться от всего вышеперечисленного, если бы от него это потребовалось. Нет, он не хотел спасти целый народ, к тому же не свой, хотя логически понимал, что это благой, справедливый и очень разумный поступок. Просто нельзя было подвести Феону, мало того, нельзя было ее потерять. Наверное, она не сочла бы эти мотивы добродетелью, но, безусловно, поняла бы его. В его глазах ценность человеческой жизни всегда исчислялась другими мерками. Благополучие людей было просто условием для его собственного благополучного существования, а их общество – средой обитания, требующей к себе уважительного и аккуратного отношения. Делио, вероятно, рассчитывал, что предложенная им цена достаточно высока, чтобы Герман не возвращался.
С течением времени, долгого и однообразного, дорога все больше и больше поворачивала в сторону лесов, в сторону красноватого зарева. Его приближение, даже почти незаметное, добавляло гнетущей тревоги, густая смола мрака казалась концентрированным вместилищем смертельных опасностей, тишина вокруг напоминала о том, как далеко сейчас находятся живые люди. Герман слишком хорошо представлял себе, что такое бешенство, чтобы не поддаться стихийной, безрассудной волне страха. Неизвестное количество потерявших управление, совершенно невменяемых существ ходят сейчас где-то в окрестностях с единственным оставшимся стремлением убивать – и убивают всех на своем пути. Они делают это, не осознавая и не останавливаясь. И идут дальше. Но самое страшное – те, кто выжил после встречи с ними, почти наверняка пополнят их ряды, будь то люди, собаки или дикие животные. Это проявляется внезапно и непредсказуемо, и с этого момента заболевший обречен. Да, течение бешенства недолговечно, но те, кто сейчас разгуливает в лесах, не просто зараженные, они были целенаправленно натасканы на убийство людей, они не только желают – они хорошо умеют это делать. Не так важно, долго ли просуществуют потерявшие человеческие черты существа, важно то, что они уже запустили расползающийся хаос, что смертельная зараза разгуливает на свободе. Что делать, если сейчас на дороге появится случайный путник? Как жить в мире, где любой встречный может оказаться твоей смертью, и кто поверит, что ты сам не несешь смерть? Мир без доверия, где чужих убивают просто чтобы выжить. Так что теперь делать, когда к тебе приближается случайный путник?..

Шельма уже устала: темп был для нее высоковат. Однако Герман не мог позволить сейчас остановиться или хотя бы снизить скорость. Пройдет еще не менее получаса, пока дорога начнет отворачивать в сторону Милавы, к счастью далеко не в том месте, где несколько дней назад Герман, Феона и Лада заезжали в Серые Ельники – к тому месту приближаться вообще не хотелось.
Наступит утро, тогда можно будет перейти на шаг. Или хотя бы стоит дождаться открытого участка и предрассветного полумрака, чтобы было более четко видно окружающее пространство, чтобы не надо было домысливать, что происходит и может произойти, чтобы можно было хоть как-то контролировать ситуацию, и чтобы избавиться от постоянного ощущения бесконечных, тянущихся со всех сторон из тьмы рук.


21. Истинный свет
Когда за дверью стихли возмущенные шаги Германа, Делио вернулся глазами к Феоне. Она сидела напротив и смотрела на него с неуместным спокойствием, такая, какой пришла из камеры: в уже не совсем белой после всех скитаний рубашке и дерзко блестящих чистотой ботфортах.
- Наконец-то оставили нас одних. Можно спокойно поговорить с умным человеком, - сказал Делио в наступившей тишине.
- Герман Элфи тебе чем не умный человек? Зачем ты его выгнал?
- Герман Элфи вампир. Как гражданин ненавижу вампиров. У меня нет желания с ним разговаривать. Если вернется, поговорим.
- А если нет?
- Довольствуйся тем, что есть, Феона… Я не изменю своего решения.
Глаза Делио блестели именно тем блеском, который им придает длительная усталость, перерастающая в отсутствии отдыха в вынужденное возбуждение.
- Мгновения прошлого прекрасны. Я думал о тебе, а ты меня даже не помнишь.
Он говорил без сожаления, без обиды, без гнева, наоборот – так, как будто это стечение обстоятельств казалось ему идеальным и полностью его устраивало.
- Тогда перейдем к настоящему, - бездушно сказала Феона. – Я за деловые отношения. Ты от меня чего-то хотел.
- Да, хотел. Я хочу, чтобы ты участвовала в моей истории.
- Знаешь, что – нет ни малейшего желания. Я сама в ней случайно. И если бы ты не заговорил о судьбе Изгнанников, при первой возможности вышла бы из игры.
- Поздно, - сказал Делио. – Ты мне нужна. Знаешь, что на самом деле происходит с прихожанами, и кто они?
- Подозреваю, что у них бешенство, - не стала хитрить Феона. В ее понимании пришло время действовать напролом.
- Молодец. Ты хороший врач.
- Возможно, - уклончиво сказала Феона. Ей пришлось присвоить себе заслугу Германа, но в такой ситуации это было лучше, чем правда.
- А знаешь, что из этого следует?
- Нет.
- Прежде всего то, что без своего единственного света…
- То есть, без вашего дряного зелья…
- Без него они быстро закончатся. Он останавливает течение болезни и воздействует на их сознание. А без него это просто бешенство. От бешенства умер ваш Дрозд. Быстро отделался... А почему Герман Элфи об этом не догадался? Или он… догадался?..
- Не думаю. Мне это пришло в голову только сейчас.
- …а еще из этого следует, что он или любой другой врач тоже могут догадаться об этом. Ты, конечно, умна, но вдруг кто-то столь же догадлив? А это значит, что ужасное, потустороннее нашествие нежити окажется всего лишь вспышкой заразной болезни. И мое дело будет смотреться более чем бледно, когда это выяснится. А моя картина веры рухнет навсегда вместе со мной. Поэтому сейчас мы с тобой будем ее украшать.
- Чем?..
- Не чем, а кем. Тобой, Феона, тобой.
Делио встал, достал бутылку вина, которая, оказывается, где-то тут была, взял два золотых кубка, которыми обычно пользовалось духовенство, разлил по ним вино и подсел к Феоне в соседнее кресло. Кровавый бархат опять растекся у его ног.
- Я хочу сделать красивую историю! – сказал он, протягивая Феоне один из кубков. – Ты смотришь на меня, как смотрят на сумасшедших. Но ты все-таки будешь меня слушать. Тебе же некуда деться.
- Рассказывай, Делио, - разрешила Феона.
Делио мечтательно улыбнулся.
- Мне было тяжело стать священником. Я смог это сделать только потому что решил доказать этому миру, что могу поставить его перед собой на колени. Стал. Это оказалось не то, что нужно. Всю жизнь нести веру сильных мира сего – это мерзкая полумера, прогиб под обстоятельства. Мне нужно было сделать что-то, чего нельзя, и заставить мир это принять, заставить его пойти за мной.
- Это называется «обман», Делио, а не то, что ты называешь такими красивыми словами, - заметила Феона.
- Не обман, в основе, как ты увидишь, – моя собственная философская концепция. А способы ее воплощения – всего лишь способы. Какие я еще не пробовал? Разве что подкуп, потому что я в него не верю. Того, кого купил один, купит и второй. Другое дело – служение за идею.
- Как Дюк, - напомнила Феона. – Он был тебе предан. Вероятно, любил тебя по-своему. А ты его уничтожил ради своего спасения.
- Да, любил, - ответил Делио. – Вот я его… не очень. Любой фанатик когда-то должен быть уничтожен за ненадобностью. Наше знакомство началось еще в Брэнтисе. Но тогда он мне был не нужен. Я тогда был уже самостоятельным священником с безупречной репутацией и хорошим влиянием на паству, поэтому меня туда с радостью взяли повышать свое мастерство. И там я получил доступ к несколько большему объему информации, чем располагают обычные люди. Там достаточно связей, раритетов, а для всякой крамолы и изъятой запретной литературы есть целое хранилище. Мне нужны были запрещенные способы власти, их я и искал, создавая видимость, что занимаюсь совершенно противоположным. И чем больше я о них узнавал, Феона, тем больше в них разочаровывался. Поверь мне, ни один из потусторонних ритуалов не работает. У религии нет реального воздействия на Силы Зла, а у них – на наш мир. И это означает, что вся система – ложь, а это в свою очередь означает, что все дозволено. Так что сильно расстраиваться я не стал, наоборот! Истинная Вера бессильна противостоять реальному проявлению Злых Сил, которых тоже нет. Поле свободно! На таком поле не только можно развернуть все, что угодно, но и нужно это сделать, чтобы система стала реальной. Я всего лишь делаю то, что и так прописано в нашей вере. И знаешь, ради этого я согласен быть в этой схеме Злом! – темные глаза Делио сверкнули, но не фанатизмом, а скорее вдохновением. – А пока я придумывал для себя точку опоры в этом деле, мне удалось ознакомиться с одной любопытной книгой из запрещенных…
«Химия Потустороннего» - вертелось в голове у Феоны. Но на этот раз она не стала откровенничать: книга слишком явно наводила на мысль о вампирской гильдии, которую одно время обвиняли в ее пропаже. Связь с Германом стала бы слишком очевидной.
- «Химия Потустороннего», - Делио продолжал откровенничать вместо Феоны и сказал все сам. – В ней не было рецептов как вызвать бесов, поднять нежить или забрать душу. В ней были зелья, не всегда понятно для чего предназначенные. Не большой арсенал для экспериментов, но другого все равно не представилось, нужно было проверить любые возможности. Добыть книгу из хранилища запрещенной литературы – это не самое простое и не самое безопасное занятие, за него полагается много всего веселого, но не совместимого с жизнью. Кстати, эту книгу по официальной версии выкрали по заказу вампирской гильдии. И когда ты узнаешь мою историю полностью, ты поймешь, почему эта версия прекрасна.
- Стоп, Делио, - сказала Феона. – Ты ведь зачем-то рассказываешь мне эту историю. Явно не для того, чтобы показать, что ты со мной открыт, честен и доверяешь мне. Тебе для чего-то нужно, чтобы я ее знала. И ты этого не боишься. Для чего, говори сразу.
Делио окинул ее взглядом, как будто для него это был не взгляд, а глоток спасительного алкоголя.
- Ты будешь знать все о моих прихожанах. Почти все из того, чего еще не знаешь, прекрасная Феона. В глазах общественности они не должны остаться просто зараженными бешенством, и я буду поддерживать видимость потустороннего злодеяния. И если мне придется искать виноватого в этой истории, ты будешь знать, что говорить на допросах, заменив меня на себя. Ты будешь в этом идеальна.
- С какой стати??? Я даже в Брэнтисе никогда не была, и ничему там не обучалась.
- Дюк был, этого достаточно. И обучаться тебе не надо, ты и так умная. И с вампирами ты связана, не отвертишься. Я не хочу погубить тебя, пойми это, я хочу знать, что МОГУ это сделать. Мы будем в равных условиях: ты можешь погубить меня, я – тебя. Когда знаешь что-то, молчать на допросах невозможно, там все сознаются. Но поверят скорее мне, чем тебе. Пока же, в данный момент оба мы в безопасности. В наших руках поддерживать ее, в наших интересах поддерживать ее, и здесь мы должны быть за одно. Я расскажу тебе историю, и мы будем навсегда связаны! Я даже хочу отдать тебе книгу.
- Делио… - Феона посмотрела на него с забытым кубком в руках. – Ты… переслушал вампирских баллад? Я не приму от тебя ТАКОЕ наследство!..
Делио искренне рассмеялся, как будто прямо сейчас стал счастлив как никогда.
- Феона, ты чудесна! Боже мой, как ты чудесна, ты сама не представляешь. Я бы сделал из тебя орудие убийства, но ты мне нравишься такой, какая есть. Я не сумасшедший чтобы разрушать произведение искусства. Надеюсь, крайнего случая не возникнет, и мне не придется жертвовать тобой. Слушай! – он сосредоточил свой взгляд на ней полностью. – Я пытался сделать некоторые снадобья из книги и проверить их, наугад, какие приглянулись. Они все были бестолковыми и бесполезными. Пока мне не попалась субстанция номер одиннадцать. У них не было названий, у них не было назначений. Что они могут, приходилось только догадываться, и я к тому времени уже почти понял, что они не принесут мне никакой пользы. Я был готов прекратить эту деятельность, пока о ней никто не прознал. Но субстанция номер одиннадцать оказалась действующей. Она была ядом. И первым делом я отравил сам себя, - Делио победно улыбнулся воспоминаниям. – По незнанию, естественно. Но каким-то чудом остался жив и в дальнейшем разработал для себя меры предосторожности. В общем… снадобье оказалось отравляющим. Ты видела его в действии.
«Еще бы!» - Феона вспомнила сейчас убийство в Серых Ельниках. Герман сказал тогда: «это вещество вошло в наш мир – оно изменит его навсегда». Даже без всякой нежити оно само по себе могло бы влиять на ход истории так, как будет угодно его обладателю. Интересно, влияло ли в прошлом? Делио не изобрел его, он его просто заново открыл.
Феона устроилась поудобнее в своем кресле и стала разглядывать Делио с нескрываемым интересом, чем доставила ему несказанное удовольствие.
- Вино идет тебе на пользу, - сказал Делио, хотя эти вещи были вообще никак не связаны. – Может быть, это приведет нас к полному взаимопониманию?
Его взгляд все больше лихорадило переутомлением, и он думал о том, что разговоры не следует затягивать, как бы этого ни хотелось.
- Я оставил на время эти свои занятия, - продолжил он, – хотя бы потому что к этому времени окончил обучение в Брэнтисе и переехал в Уар. У меня и так дела шли прекрасно, служение богу – это явно мое, - он саркастически подчеркнул последнюю фразу и замолчал.
Феона смотрела на него блестящими от пламени светильников глазами и не задавала вопросов. Уютное сочетание теней и золотистого света как будто остановило глубокую бескрайнюю ночь за этими стенами в одной точке времени. Делио пришлось первому нарушить молчание:
- Там такая неспешная сельская жизнь, мирная, изобильная, в богатых поместьях и охотничьих угодьях, на приволье. В общем, точно не для меня. Но как временная она мне даже нравилась. Было время хорошо поразмыслить. Как можно было подумать, что именно там все перевернется?.. У меня был подаренный местным дворянином охотничий пес, я назвал его Дитрих…
- Что?.. Ты взял имя вампирского героя? – насмешливо перебила Феона, которой вино плюсом к самоуверенности придало еще и дерзости.
- Ну да, - не смущаясь подтвердил Делио. – Оно мне просто нравилось. У вампиров вообще очень красивые имена, даже жаль тратить их… на вампиров. К тому же, назвав так собаку, невозможно оскорбить никаких людей, а вампирам оскорбляться не положено, - в очередной раз подчеркнув язвительность харизматичной улыбкой, Делио продолжал: - Между прочим, мой личный Дитрих был мне очень мил и дорог, прекрасный пес. Он мне очень нравился. Да, Феона, иногда все начинается просто с имени, в конце концов оно начало вдохновлять меня, и ты это потом поймешь.
- Делио, кто написал балладу «Лорд на дороге бога»?
- Давай будем считать, что она написана по заказу… В общем… однажды мой Дитрих вернулся с охоты покусанный бешеной лисицей. Я какое-то время надеялся, что все обойдется, но нет, собака заболела. Он сидел в сарае сзади моего дома, а я смотрел, во что он превращается. О нет! Не подумай, что я специально наблюдал! Просто сначала казалось, что есть надежда, и я никому не сказал о Дитрихе. Это здесь ничего не скроешь, а там у меня был уединенный дом и полная свобода. Но стало очевидно, что собаку нужно убить, больше ничем нельзя было помочь ей. Можно было просто подождать, но это было жестоко и как-то невыносимо жутко. По крайней мере, тогда так казалось. И возник вопрос: кто и как сможет это сделать? Конечно, кто-нибудь в конце концов помог бы мне, но в результате я решился сделать все сам. Мысль о том, чтобы войти к бешеной собаке, была просто невероятной. Но я вспомнил, что у меня есть способ убивать проще и безопаснее. Я смешал субстанцию номер одиннадцать. Поджег ее в светильнике и просунул в сарай к Дитриху. Я даже обрадовался, что она хоть на что-то мне сгодилась.
Делио меланхолично посмотрел в свой кубок и налил туда еще вина. Видимо, так ярче поступало прошлое где-то там на дне.
- Знаешь, Феона, что такое открывать дверь и не знать, умерло ли уже зло за ней или нападет на тебя?.. – спросил он.
- Я знаю, что такое стоять в полной темноте в окружении твоих тварей, - снисходительно сказала Феона. Сейчас это был ее триумф. Возможно, он приведет ее прямиком к гибели, но сейчас именно она была воплощением силы, с которой не смог справиться Делио.
- Я нашел идеального врага, – восхищенно сказал ей Делио.
- Не льсти мне, от красивых слов твоя история не станет лучше. Давай дослушаем ее.
- После суток действия снадобья Дитрих был еще жив. Я продлил действие еще на сутки. Дитрих не умер. Я мог бы списать все на то, что неправильно приготовил субстанцию, на то, что не хватает концентрации в таком помещении, на то, что она не убивает, на то, что не действует на собак… но она действовала. Дитрих стал безопасным, он оказался совершенно спокойным, безвольным, как глина, и ничем не интересующимся, кроме моих команд. Он не обрадовался мне, он просто мне подчинялся. Вывести из сарая его у меня не получилось, потому что он совершенно не выносил света. Течение болезни, кажется, остановилось, но я бы не сказал, что он выздоровел. Нет, увы, я не открыл лекарство от этого кошмара, иначе сейчас все было бы по-другому. Дитрих не выглядел вернувшимся к жизни, он выглядел жутко. Без моего снадобья ему становилось хуже, так что я применял его регулярно. Через какое-то время оно уничтожило его глаза, но он все равно отлично ориентировался, и от этого становилось особенно страшно. Тогда это на меня сильно действовало. Я выяснил эту его способность, когда начал выводить его ночами на улицу, и он спокойно перемещался там, и тогда же я выяснил, что Дитрих до сих пор хочет убивать все, что движется, но теперь готов делать это по моему приказу. Я теперь был его единственной волей. В общем… я много чего выяснил на собаке, и пора было переходить к людям.
Делио сделал провокационную паузу, чтобы дать Феоне выразить свое отвращение. Но Феона не была похожа на Ладу, сразу извергающую на собеседника бушующие недра своих чувств. Она просто ожидала продолжения, задумчиво глядя поверх золоченого кубка. И Делио продолжал:
- Не буду вдаваться в подробности, с кого и как я начал, это тебе знать как раз не надо. Могу рассказать о процессе. Первое, что я предвидел, и что оказалось правдой, это то, что с собакой было проще. Мой Дитрих при жизни знал меня как единственного хозяина. Я заменил собой его волю и сознание, когда у него не осталось ничего своего. А что с людьми? Они же не подчинялись мне при жизни. Ожидать, что под действием зелья, смешанного с болезнью, они станут безупречно послушными, можно было только предположив, что они пойдут за любым хозяином. Но я не мог этого знать. Я решил начать с поиска идеи, которую можно заранее вложить кому-нибудь в голову. Вложить – я умею. Но идея должна отвечать тому единственному, что они будут уметь потом – убивать. Она должна удовлетворять это стремление. Так я постепенно пришел к схеме оправдания насилия для нашей веры.
- Для вашей, - уточнила Феона. – Но эта схема направлена на обычных людей. Ты учишь их ненавидеть тех, кто не в Истинной Вере. А чему ты научил своих «прихожан»?
- А, Феона, здесь все сходится, обрати внимание! Нежитью может стать любой, кто не в Истинной Вере (кстати, ты тоже). Таковы наши привычные мифические представления, но они никогда не выходили на первый план. Ну есть и есть такое, но мы же с этим не сталкиваемся. Не сталкиваемся, понимаешь? Конечно, понимаешь и понимаешь, почему. Ну а если будем сталкиваться?.. – Делио сделал паузу, глядя на Феону.
Феона иронично улыбнулась:
- Тогда спасти нас может только вера. И только одна.
- Феона, почему ты до сих пор не в Истинной Вере? – рассмеялся Делио.
- Потому что это твои выдумки. Почему я должна следовать твоим идеям, а не моим собственным?
- Ты сейчас говоришь, как человек, который слишком много знает. А если бы не знала?
- Несколько суток назад я не знала. Но при этом суеверия не казались мне правдоподобными.
- Теперь ты говоришь, как человек, который слишком много думает. Многие не такие. А есть идеальное сочетание: когда человек не знает и не думает. Людям нравится, когда за них решают другие. Тогда не нужно тратить силы на размышления, не нужно нести ответственность, разве что за нарушение правил. Поэтому ты никогда не будешь своей среди людей. Но ты не многое потеряла.
- Я воспитана в другой среде, - сдержанно напомнила Феона. – Как и ты.
- А мир все равно сильнее, - сказал Делио. – И мир хочет не твоих правил.
- А я ему ничего и не предлагала. Не люблю решать за других.
- А я предложил. Первым делом я выписал из всех доступных мне святых книг любые упоминания Потусторонних Сил Зла и неИстинности и их связи между собой, чтобы было на что ссылаться. Получилось неубедительно, но я перетасовал изречения между собой, добавил кое-что по памяти и в свободном изложении, и стало гораздо лучше. Идея в любом случае прозвучала. У меня есть несколько таких проповедей в нескольких редакциях. Затем особое внимание я уделил тем, кому не посчастливилось с моей помощью заразиться. К счастью, провинциальная жизнь вполне позволяет делать многое не на виду у всех, хотя это, безусловно, самое сложное. Я нашел место, где нет посторонних глаз, и людей, которых вряд ли будут искать. В общем, первым подопытным я внушил, что в них самих маловато Истинной Веры, раз их настигла страшная болезнь, и теперь они сами могут достаться Злым Силам. Я внушил им чувство вины за это и посоветовал ради прощения и спасения пожертвовать прежней жизнью и начать оказывать богу помощь в виде искоренения его врагов, что таятся вокруг. Чтобы в итоге очистить весь мир. Я обещал помочь, направить, указать врагов и озвучить волю бога. Так что, они сделали вполне осознанный выбор. Он в любом случае лучше, чем умирать в проклятии. Впрочем, тогда было уже понятно, что третьего им не дано. Именно с этим убеждением они и вдохнули субстанцию номер одиннадцать и через какое-то время перестали быть людьми.
Делио на несколько мгновений прервал рассказ. Феона смотрела на символическую бархатную кровь вокруг его кресла, красиво оттеняющую его слова.
- Об этом никто не знал, - сказал Делио. – Как и о Дитрихе. Я думал, собака будет постоянно шуметь и проявлять беспокойство, но я ошибся. Он был совершенно тих и неподвижен, как мертвый, к жизни его возвращала только субстанция номер одиннадцать. Она не только выжгла ему глаза, но и лишило голоса. И он каким-то образом видел ее! Насколько страшен был для него дневной свет, да любой обычный свет, настолько его влек этот. С людьми произошло то же самое. К сожалению, для нормальных людей субстанция ядовита, но я приспособился разносить ее действие и свое присутствие во времени. Это сложно. И она все равно действует. Я уже поплатился головными болями, хотя в целом это не страшно, она отравляет на малом расстоянии в короткий миг воспламенения. О, на «прихожан» она действует совсем по-другому! Она – их единственный свет, Феона, - Делио улыбнулся почти с сочувствием. – Единственное, что сдерживает страдание и смерть и создает хотя бы жалкую иллюзию сознания. Я даже не удержался и переименовал свой приход в Приход Света. Сейчас там другой священник, и он, бедный, как и все остальные, не знает, что это значит на самом деле. В эти годы далеко не все шло так гладко, как на словах. Кто-то умирал, если для зелья оказывалось рано, кого-то убил я сам, кто-то пытался убить меня. Я в любой момент мог и сам заразиться. Течение бешенства несколько непредсказуемо, да к тому же я о нем понятия не имел, и все это накладывало отпечаток. Источником заразы был Дитрих. Это восхитительно символично, правда?.. Он, кстати, не умер сам. Я хотел посмотреть, сколько он протянет, и что с ним будет. И он просуществовал два года. За это время он стал действительно похож на ходячий труп. От него несло падалью, у него вылезала шерсть, в нем пытались размножаться мухи. Говорю как есть, ты же врач, а не ванильная барышня; потом могу рассказать тебе еще много интересного. Даже я не поверил бы, что это одна и та же собака, если бы все происходило без меня. Однажды я пришел и убил его, из жалости. Он к тому времени был уже не нужен, я давно перестал использовать его кровь для заражения. Я отбирал заразу, которая мне больше нравилась своими проявлениями – с быстрым действием, безболезненным местом проникновения, с резким началом, чтобы точно знать, что она подействовала. Так что это теперь немного не то бешенство.
Делио безжалостно вылил Феоне в кубок остатки вина.
- Оставь себе, - посоветовала Феона. Она держалась так, как будто даже самые чудовищные рассказы Делио не способны проникнуть в ее неприступное сердце.
- Поделишься, если что. А мы вернемся к началу: после первых удач мне надо было строить планы и искать применение своим новым прихожанам, которых я пока скрывал в бездействии. Было очевидно, что ни с одним планом я не справлюсь один. Но я вспомнил о фанатичном агрессивном безумце Дюке, с обожанием слушавшем меня два года назад в Брэнтисе. Я его нашел, предложил дружбу и общее дело. Он так и не стал священником, у него явно были проблемы и с головой, и с религией, зато он точно не мог проговориться – он с головой ушел в игры с ходячими мертвецами и искренне считал, что в итоге это благо для всех. Работа с «прихожанами» и постоянное, хоть и слабое, воздействие субстанции изменило его еще больше. И к «прихожанам», и к своим обязанностям, и ко мне он относился очень трепетно, нет – молитвенно и маниакально. Он был незаменим. Большую часть того, о чем я тебе говорил, мы сделали вместе. Теперь это пройденный этап. Я рад, что он закончен, и к нему не нужно возвращаться, потому что, ты же сама понимаешь, скрывать это бесконечно было бы невозможно. В какой-то мере Дюк даже тормозил меня своим фанатизмом. Но до Дюка был еще крошечный, всеми забытый и нелюдимый уарский монастырь, все пятнадцать обитателей которого были похищены вампирской бандой. Если монахи все-таки будут найдены и опознаны и при этом окажутся нежитью (что и предполагалось), будет очень легко сопоставить этот факт с тем, что когда-то по заказу вампирской гильдии из Брэнтиса была похищена одна магическая книга.
- Понятно, монастырь – твоих же рук дело, - сказала Феона, как будто только что это узнала. И подумала, что Герману лучше не возвращаться сюда после поездки в Милаву. Пусть уж лучше едет в гильдию и придумает способ разобраться с Делио, пока не поздно. А она о себе и сама позаботится. – Ты хозяин Дитриха, он поставляет тебе материал для нежити, а на самом деле это ты – настоящая Сила Зла и имеешь вашу религию в особо циничной форме.
- Давай лучше придерживаться более… разумной версии, - улыбнувшись, намекнул Делио. – А именно, исключи из нее меня и замени Дюком.
- Постой, то есть ты всерьез хочешь свалить вину на вампиров… и на Дюка… и на меня?.. Не многовато виновных?
- Нет, на тебя не всерьез. Тебя я добавлю к этой компании только в одном случае: если ты не будешь вести себя хорошо.
Феона посмотрела на Делио в упор, с ледяным ожиданием:
- Теперь, наверное, нужно спросить, что я должна делать, чтобы вести себя хорошо.
Делио ответил на ее взгляд своим, слишком наэлектризованным внутренним напряжением:
- Стать моим проповедником.
В молчащей комнате повис вопрос Феоны. Но задала она его лишь несколько секунд спустя:
- Я знала, что ты сумасшедший. Стать разносчиком твоих идей?..
- Нет.
- Как Дюк?
- Нет.
- Способствовать уничтожению таких же, как я?
- Нет.
- Тогда что?
- Принять Истинную Веру. Да, Феона. Убеждать принять ее своих соотечественников и любых других людей. Этим ты можешь спасти их. Стать моим голосом, а не разносчиком. Никто не сможет озвучить мои идеи лучше, чем ты, потому что ты теперь знаешь все. Не забывай – я тоже Изгнанник. Если откроется, чем я занимаюсь, вам от этого будет только хуже, это только подтвердит, что все Изгнанники одинаковы, неисправимы и опасны, это только ухудшит ситуацию. Но мои идеи никуда не денутся. На мое место придет кто-нибудь «по-настоящему Истинный», и гонения от этого только расцветут с новой силой. Для Истинной Веры здесь уже не будет разницы, процесс запущен. Я негодяй, Феона, а ты, зная, на что я способен, и действуя со мной в паре, можешь особенно убедительно воздействовать на людей. Мне кажется, это подходящая цена за спасение твоего народа.
- Я даже не умею красиво говорить, - возразила Феона.
- Тебе и не надо. Ты убеждаешь фактами. Одна из обязанностей Церкви – защищать от физической угрозы Злых Сил. Поэтому у Церкви должны быть своя армия и свои враги. Это неизбежно приведет к насилию. Физическое искоренение неИстинных может предотвратить только превращение их в Истинных, и тогда они будут в безопасности. И только одна ты будешь знать, от какой опасности и как на самом деле защищает эта Истинная Вера, и кто на самом деле является в этой системе Злом. Злом, творящим Благо, переходящее в Зло, чтобы принести себя в жертву Благу.
Феона вздохнула.
- Я тебя поняла, хоть это и сложно, но избавь меня от этой чуждой мне философии. Ты просто хочешь заставить меня играть на твоей стороне вопреки моим убеждениям. Так это называется, если отбросить идеологию.
- Ты сама придерживаешься философии. Мы – Изгнанники, у нас изначально философия, а не религия. И я хочу заменить Истинную Веру на СВОЮ философию.
- Я понимаю, что твои амбиции не остановить, раз ты замахнулся быть Силой Зла. Но зачем тебе нужна я?
- Либо мы станем единым целым, либо ты станешь моим врагом. Но я в любом случае найду тебе место в моем мире и не выпущу тебя из него. И все это будет зависеть от твоего решения.
Феона созерцала торжественное кровавое пятно у ног Делио, образованное его плащом. Больше всего ей сейчас хотелось сказать, что она всего лишь случайный участник этих событий, что ей не интересна религиозная философия и какая бы то ни было политика, что у нее нет влияния и целей в этих вопросах, что она даже не стремилась докопаться до истины, и все, чего она хочет – это вернуться к своей обычной жизни. Но она молчала, потому что эти слова слишком явно указывали на того, кто на самом деле играл главную роль в раскрытии этих событий и мог попытаться повлиять на их ход. Учитывая то, что Герман действительно мог вернуться сюда, это было бы смертельным и для него самого, и для надежды на будущее. И она продолжала молчать, все больше погружаясь в противостояние с Делио, которое он сам ей навязал. А Делио любовался. Непонятно, ей или собой.
- Я уже говорил, что считаю такую жертву подходящей ценой за спасение твоего народа. Давай выясним прямо сейчас, согласна ли ты на нее.
Феона помедлила и подняла глаза.
- Нет, прямо сейчас не сможем. Ты даешь слишком мало гарантий. Я хочу видеть, что будет дальше. Хочу знать, что с Ладой и вернуть ее, если она жива. Зачем мы ждем Германа? И почему ты не сдал его, как Ладу, раз у тебя почти готовы обвинения?
- Я хочу проверить благородство и человечность вампира, только и всего. Вдруг они не так плохи, как кажется. А для обвинений мне интересна гильдия, а не какой-то там аристократ, которого из нее выперли. Он так не хотел оставлять тебя одну здесь – вот и пусть попробует принести пользу, вернуться, а не сбежать. От него сейчас зависит, что Алекси;на будет делать с Изгнанниками. А от этого в свою очередь (я понимаю) будет зависеть твое решение. Тебе не остается ничего, кроме как принять это правило.
- Что с ним будет, если он вернется?
Делио взглянул на нее с легким удивлением. Видимо, он вообще не думал, что вампир вернется.
- Тогда мне придется отпустить его еще раз, - сказал он. – Потому что я знаю, что иначе ты, прекрасная Феона, не будешь со мной даже разговаривать.
- Вот тогда я тебе и отвечу. Если ты сможешь доходчиво объяснить все преимущества ситуации.
- Хорошо, пусть будет так, - Делио еще раз посмотрел на Феону. На сей раз его взгляд был перенасыщен хаосом тех чувств, которые вынуждены были бурлить в нем последние несколько суток без перерыва. – Пусть будет так, Феона. У тебя есть целых два дня чтобы решить, чтобы сделать свой выбор. Я буду ждать этого. - Делио встал в обрамлении длинных, словно стекающих кровью на пол, складок плаща. Феоне пришлось смотреть на него снизу-вверх. – Нам, наверное, лучше закончить разговор, пока я… не сказал чего-нибудь еще, на сей раз действительно лишнего… Прощай. Я не буду мешать тебе думать.


22. Клетка
Мрачным, серым, временами плачущим каплями дождя утром Герман на уставшей лошади подъезжал к Милаве. И чем ближе он к ней оказывался, тем меньше она ему нравилась. Пестрая Милава с рыжими крепостными стенами манила издалека рассыпанными вокруг себя домиками, контрастировала с зеленью и золотом полей, и даже пасмурный день не сильно усмирил ее краски. Но она выглядела неживой. Никаких полевых работ в этот ранний час, хотя уже было светло. Несколько раз попались самостоятельно пасущиеся и частично разбредающиеся стада без пастухов – и все. Никаких встречных или попутных всадников, обозов или пешеходов.
Герман въехал в пригород. Его не самое лучшее настроение получило подкрепление: живописные, одноэтажные, похожие на деревенские дома выглядели пустыми. Даже если они такими не были, он никого не увидел ни на улицах, ни в окнах, ни во дворах, разве что нескольких праздношатающихся собак.
Оглядываясь по сторонам, Герман миновал внешнюю улицу и выехал к мосту через Уар. Городские стены находились по другую сторону узкой реки, подступая к ней, насколько это было возможно без риска весенних подтоплений. Широкий и плоский мост вел над водой к прямоугольным, обшитым узорным железом воротам, обычно распахнутым в светлое время суток. Сейчас они были заперты. Вытоптанная трава и тропинки по берегам, мостки для стирки белья и забора воды, лавочки для ловли рыбы и кое-где неубранный мусор казались забытыми декорациями под влажным серым небом.
Герман осмотрелся еще раз – никого не увидел и не услышал ни сзади в пригороде, ни со стороны стен, ни на речке, кроме стаи полуодомашненных уток в чахлых зарослях ниже по течению. И вывел лошадь на мост.
Он миновал уже большую часть пути над холодной, серой и прозрачной, как его собственные глаза, водой. Стены, покрытые красным кирпичом, молчаливо приближались во всей своей красе.
Над высоким входом, на смотровой площадке, обрамленной двумя шестигранными башнями, показалось первое человеческое существо, которое встретилось Герману этим утром, - хорошо экипированный охранник, направивший на него заряженный арбалет.
- Вампир? – спросил человек остановившегося Германа.
Из-за зубцов смотровой площадки донеслась фраза второго стражника:
- Да стреляй – вампир.
- Нет, - тут же без раздумий отрекся от своего происхождения Герман. Может быть, это было некрасиво и, хуже того, недостойно и позорно для аристократа, но он успел сообразить, что, если скажет «да», у него не будет вообще никаких шансов что-то предпринять. Отрицать свое происхождение вампирам строго запрещалось, и это могло сказаться на дальнейших событиях, но Герман почувствовал, что отступать ему все равно некуда.
- Ладно. Ща проверим. Стой там, - сказал второй стражник, выглянув сверху, и пошел спускаться, тогда как его товарищ продолжал держать Германа на прицеле.
Пока Герман ждал своей участи, прислушиваясь к удовлетворенному дыханию уже успокоившейся после ночной поездки Шельмы, он попытался оценить обстановку. Милава пришла в состояние обороны. Все, кто мог, наверное, уже спрятались внутри. А причина этого, видимо, - щедрые и уже небеспочвенные слухи, старательно рассеянные по округе Северином Делио, «Истинным Светом» и «очевидцами». Хаос в действии. Делио вчера не просто бросался словами или хвалился планами, он приводил их в исполнение.
А вампиров проверяют и так всегда и везде, обычное дело, придется это терпеть.
Времени прошло больше, чем можно было ожидать. Герман под пристальным взглядом арбалетного болта даже успел осмелеть и спуститься с лошади, благо от Шельмы можно было не ожидать резких движений.
Наконец из ворот вышел спустившийся охранник, и не один, а уже трое. Четвертым был безликий человек со связанными руками, и зачем первым троим понадобилось тащить его за собой, было непонятно.
Герман встретил охрану так, как он всегда и везде встречал вооруженных людей – той кристальнейшей ясностью во взгляде, которая должна была без слов говорить о его честных намерениях, даже если он солгал несколько минут назад.
- Не боись, сейчас все узнаем, - сказал один из охранников, когда все, кто вышел из ворот, поравнялись с Германом.
Вампирский аристократ был спокоен и, как всегда, уверен в своей безупречности. Но когда один из стражников развернулся к связанному человеку и перерезал тому горло прямо перед глазами Германа, вампир почувствовал, как его собственные зрачки расширяются от моментально захлестнувшего его внезапного, шокирующего импульса.
Да, он прекрасно понимал, что цвет его глаз не поменяется даже от этого; да, он много раз видел вскрытых людей, сам вскрывал трупы и часто зашивал раненых; да, профессия подготовила его нервы даже к таким ужасающим искушениям. Его шокировало не это, а непредсказуемый, необъяснимый поступок людей, которые убили другого человека ради… ради какой-то проверки.
Собрав мысли и заставив себя обрести голос, Герман спросил:
- С каких пор людей убивают для проверки на кровь?..
- Этого можно, он Изгнанник. Зато теперь знаем точно, что ты не С ТОЙ СТОРОНЫ, - ответил самый разговорчивый из стражников и, взглянув на своего помощника, раздумывающего, куда бы бросить труп, предупредил его: - Только не в реку, идиот! Сжечь надо.
- А с каких пор… можно убивать Изгнанников? Они тоже люди.
Охранник по-деловому усмехнулся:
- Уж дня два как. Не можно, а нужно.
Герман окончательно пошел на риск:
- Я слышал, что этот указ еще не подписан…
Стражник посмотрел на Германа так, как обычно смотрят на людей, берущихся рассуждать о том, в чем не разбираются.
- Да прям! Два дня как привезли из Алекси;ны с печатью. В службе, говорят, лежит. А служащим еще и копии с указаниями раздали. Упорствующих – мочить, тела уничтожать. Чтобы не достались Злым Силам. Так что не умничай. Это везде теперь так будет. А ты чего так беспокоишься, сам из них?..
- Нет. Проехали… - сказал Герман и незаметно выбросил свою сумку в воду. Сделал это интуитивно, с большим сомнением, но сделал. Занятые трупом люди этого не увидели. Все, что могло в нем выдать вампира, было в ней. Как и послание Делио. Что бы ни было в нем написано, оно по меньшей мере бесполезно, а в худшем случае смертельно. Теперь уже слишком очевидно, что все было решено заранее, и это всего лишь изящная попытка убрать Германа, отправив на невыполнимое задание, после которого он не вернется.
А не вернуться у Германа были все шансы. Как только в нем признают вампира, он обречен. За эти дни отношения поменялись настолько, что неИстинных можно убить по закону, а вампиров и вовсе просто по собственной инициативе – закон никогда не защищал вампиров, не будет защищать и теперь. Герман предчувствовал, что ситуация когда-нибудь может стать подобной, но не представлял себе, что все случится так быстро. Для того, чтобы избавиться от Германа, Делио достаточно было просто отпустить его. Для того, чтобы избавиться от Феоны, тоже достаточно было ее отпустить, но Делио не сделал этого. Что это, ее спасение, извращенные планы Делио или его игры на чувстве надежды? Герман не доверял ему, знал о его взглядах и политике, но это никак не помогло, он попался в ловушку. Не мог не попасться. И сейчас он просто не знал, что делать дальше.
Развернуться и уехать… Но никто не собирался отпускать подозрительного человека, появившегося со стороны Серых Ельников. Стражники заботливо его окружили, и пришлось идти за ними под мрачные своды, в приоткрытые ворота, в черноту башни. Повод попрощаться и поспешно уехать, не получив при этом арбалетный болт в спину, на ходу придумать не получилось.
По ту сторону городских стен все выглядело как помесь базара и военного лагеря.
- Идиоты, вы зачем его сюда тащите? – кто-то окликнул стражников с галереи, тянущейся невысоко по стене с ее внутренней стороны. – Ну-ка, поднимайтесь все сюда.
Герману пришлось подняться по ступеням с двумя из трех сопровождающих. Шельма осталась с третьим, то есть теперь он лишился и лошади. Узкая галерея находилась на уровне чуть выше человеческого роста, но даже отсюда был виден бардак, царивший на ближайших улицах некогда аккуратного, разноцветного города. Похоже, Милава приютила часть обитателей местных селений и пригорода со всеми их пожитками, курами и козами.
Человек с повязкой «Истинного Света» поджидал стражников на галерее. У него все было чуть выше среднего: рост, упитанность, дороговизна одежды и, видимо, полномочия, потому что начал он по-хозяйски:
- Решили же не пускать никого, пока не отправим очередную часть людей в безопасное место, бестолочи!
- Так он не крестьянин какой-нибудь… - возразил один из стражей.
- Угу, и что вы сделали? Проверили на кровь.
- На вампира дюже похож.
- Да ну??? И как он – легальный?! Может, и мочить таких не будем, пусть ходят, прямо здесь? Вы видели, С КАКОЙ СТОРОНЫ ОН ПРИЕХАЛ???
- Я, черт побери, не вампир! – возмутился Герман. И хотя слова его являлись ложью, но возмущение в них было самым искренним.
- Проверим на собаках – узнаем точно.
- Вы серьезно?.. Это мракобесие не работает!
- Вот сейчас и увидим, - заверил Германа старший по званию и с этими словами просто столкнул его с галереи.

Когда Герман вынырнул из внезапной и ослепительной боли, он понял, что его рука сломана повторно. В очередной раз, в том же месте, с теми же ошеломляющими ощущениями. Сам он валялся под галереей на глухо огороженной площадке, а из противоположного угла на него смотрели четыре большие пегие собаки. Он попытался встать, и они зарычали.
Герман понял, что оказался в безусловно худшей и, возможно, последней ситуации в своей жизни.
Это был старый и совершенно ошибочный способ отличить вампира от человека. Считалось, что собаки, если их приучить, хорошо чувствуют кровь, которой питаются вампиры, и находят их среди людей. Когда возникала необходимость, этим способом пользовались, но Герман как врач понимал, что собаки просто учатся реагировать на запах крови независимо от того, человек перед ними или вампир, преступник или пострадавший. Да, собаки нечасто ошибались, но просто потому что вампиры постоянно имели дело с кровью и потому что никто не перепроверял, скольких людей к ним случайно причислили.
К собакам Герман обычно относился ровно. Они его не интересовали и не пугали, и он их тоже. Поверье, что собаки бросаются на вампиров, на практике не имело никаких оснований, да еще, наверное, приносило большие неприятности некоторым неудачливым людям. Но эти собаки могли быть настроены, как угодно. Кто знает, чему их научили? Пока Герман, едва взявший себя в руки и кое-как собравшийся с мыслями, выяснил только, что они реагируют на любые резкие движения, но совершенно не хотят нападать сами. Двигаясь предельно осторожно и медленно (впрочем, быстрее и не получалось), ему удалось встать на колени, но он все еще не осмеливался посмотреть вокруг. Собаки в поле его зрения вели себя настороженно, но не подходили. Четыре пестрые разномастные псины, казалось, были просто не рады внезапному посягательству чужого человека на их территорию. И Герман, почти уничтоженный болью и безвыходностью, молился, чтобы повторный перелом не вызвал у него кровотечения.
- Что-то не нападают, - донеслось сверху.
- Подождать надо. Они к этому делу не привыкли.
После последних слов наступила относительная тишина, и Герман часа на два остался совершенно один в обществе собак. Они явно были натасканы на охрану, а не на убийство, и в целом терпели его присутствие, если он не пытался встать. Но Герман и не пытался, ему было не до этого. Единственное, что он смог сделать, это удобнее расположиться в своем углу. Рука казалась безнадежной, боль путала и убивала остатки мыслей. Они едва подбирались к вопросу: что дальше? – и обрывались. Затишье в загоне с собаками, окруженное стенами и невнятным городским гулом за ними, представлялось благом по сравнению моментом, когда вернутся люди.
Через пару часов ситуация ухудшилась: ветер начал разгонять облака, и над головой появились лазурные пятна неба, обещающие веселое солнце. От одной мысли о нем у Германа к острой боли прибавилось тяжелое тошнотворное головокружение, лишающее малейшего желания двигаться и открывать глаза. Если он немедленно не выйдет отсюда, станет очевидно, кто он на самом деле.
Над головой снова возникли голоса.
- А у нас тут все то же…
- Потому что я не вампир, - сказал Герман, не поднимая взгляда. Он понимал, что заблуждение людей в возможностях собак сейчас может спасти ему жизнь, и этим нужно воспользоваться чего бы ему ни стоило.
- А ты встань и походи, - посоветовали сверху.
- Я не могу встать, мне не до этого! Вы мне руку сломали, между прочим. И обязательно будете отвечать за это!.. – Герман решил, что в этой ситуации единственная верная защита – это немедленное нападение.
- Ладно, ладно. Щас вытащим. А ты кто?..
- Юлиус Тирсо, горожанин, - без запинки ответил Герман. Еще бы – он прекрасно знал это имя. Он и выбрал его просто потому что такое звучание было максимально далеко от вампирского. Это был один из знаменитых врачей прошлых веков, и Герман был уверен, что ни один стражник в Милаве не знает, кто такой Юлиус Тирсо на самом деле.
Герману спустили лестницу, он обругал стражей, потому что одна рука у него снова не действовала, и они вытащили его сами.
- Откуда ехал и зачем? – спросил старший.
- Из Офирца. Те места, как говорят, опасны, а вы организованно переправляете людей. Но теперь я думаю, что лучше бы я сам справился. Отдайте мне лошадь и прощайте, от вас никакой пользы. И я вижу, что приехал сюда совершенно напрасно. Вы практически не справляетесь со своими обязанностями.
Герман вложил в речь все свое благородное негодование, подстегиваемое естественной и отчаянной реакцией на боль, но на сей раз скандальный тон не помог.
- Нет, - покачал головой главный. – Не можем. Посидишь у нас, пока кто-нибудь из Офирца не подтвердит, что ты точно Юлиус Тирсо. А потом переправим.
- Например, господин Делио? – осмелился сказать Герман.
- Да хоть он… - немного неуверенно согласился стражник. – Подтвердит, так мы за все ответим. Очень уж подозрительно с той стороны народ принимать.
Герман был вынужден пойти с ними по галерее до следующей башни, войти в нее, немного подняться и… он невольно выругался, потому что перед ним снова была камера.
На сей раз он не был слишком разборчив и не раздумывая занял место, которое условно можно было назвать кроватью. Сидеть взаперти и ждать, что в тебе опознают несуществующего человека, было бесперспективным занятием, но пока это было лучшее, что с ним здесь произошло.
- Может, врача найти? Рука раз сломана? – соизволил спросить охранник. – Это я, дурак, не рассчитал.
- Нет! – поспешно ответил Герман и подумал, не подозрительно ли звучит такой резкий отказ. – Она, наверное, не сломана. Все уже гораздо лучше, просто оставьте меня в покое.
Он не сомневался, что врачи, которые здесь остались, все, безусловно, люди. И если за дело возьмется кто-то из них, вымышленное имя тут же раскроется, вопросов добавят следы предыдущей операции на руке, и в целом врачу будет проще узнать в Германе вампира, чем кому-либо другому. Он даже подумал, что, если бы он был человеком, и перед ним стояла задача выявлять вампиров, он первым делом подключил бы к этому делу врачей, чтобы найти наиболее эффективный способ. В Милаве до этого, к счастью, пока не додумались.
Но состояние самого Германа было ужасным если не катастрофическим. Ему было безнадежно плохо, в голове было пусто, если не считать все заполняющей и везде проникающей боли, у него больше не было ни инструментов, ни денег, ни крови.
Он хотел надеяться, что, если закрыть глаза, этот мир просто исчезнет.
Дверь захлопнулась, и ему пришлось заставить себя заняться рукой. Снова. Сейчас было лучше, чем в прошлый раз, перелом был закрытым. И, конечно же, в тех самых местах, которые они недавно старательно собирали вместе с Феоной. Предплечье, несколько раз растерзанное и перекроенное, выглядело жутко из-за швов, шрамов и внутренних кровоподтеков. Теперь к нему еще добавились свойственные переломам неестественность, безвольность, неподвижность живого тела. Сейчас Герман мог только попытаться зафиксировать руку доступными средствами, то есть, теми же самыми бинтами, которыми она была замотана до этого. Через какое-то время она, конечно, срастется, так же быстро, как у всех вампиров. Но сохранит ли свои возможности?..
Даже это казалось сейчас Герману не важным. Он получил небольшую отсрочку, он понятия не имел, как отсюда выбраться, самочувствие его ухудшалось, где-то в Офирце осталась неразрешенная и сводящая с ума проблема с Феоной, и он точно знал, что у него очень мало времени, чтобы что-то придумать. Дальше будет только хуже.

О да, дальше было хуже.
Для того, чтобы восстановиться, вампиру нужна кровь. Без этого организм отказывался проявлять волю к жизни, и Герман чувствовал, что медленно проигрывает битву. Уже не первый день валяясь на подобии кровати, со всех сторон окруженный пульсирующей болью, он боялся даже просто открывать глаза, потому что повышенная светочувствительность добавляла ощущениям особенных красок. Днем в ничем не прикрытое зарешеченное окно лился свет, и Герман успел уже многократно пожалеть о том, что чрезмерно заботливые стражи не посадили его в обычную, темную тюремную камеру.
Но когда в комнату кто-то входил, открывать глаза приходилось.
На этот раз дверь хлопнула особенно резко.
- Два дня валяетесь. Ничего не едите, - заметил охранник, иногда без всякой системы переходящий на вежливое «вы». Видимо, он все-таки испытывал чувство вины за то, что обошелся так с человеком, толком не разобравшись, кто он. Вдруг еще и отвечать за это придется?.. - Может, врача?
- Нет! – Герман резко сел, открыл глаза, и его не стошнило только потому что было нечем. Вспомнился Дрозд. Бедный малый, тому не лучше было. А вот то, что признаки болезней частично похожи, это плохо, в этом вампирам снова сильно не повезло…
- Я уже почти хорошо себя чувствую, - сказал Герман и даже пошевелил рукой как можно небрежнее, чтобы изобразить хоть сколь-нибудь убедительно, что это ему ничего не стоит. – Мне просто надоело сидеть здесь и тратить свое время. Пока кто-нибудь приедет из Офирца и подтвердит мою личность, уйдет вечность. Почему я не могу просто уехать?
- Лучше вам не становится, - возразил охранник.
- Ну это же ясно как день. Я приехал с проклятой стороны, потому мне и плохо. Нужно всего лишь время, несколько дней, чтобы это влияние исчезло. Ведь в стенах Милавы достаточно Истинной Веры.
Как ни странно, выдуманная Германом от безысходности мистическая ахинея, в которую он сам никогда бы не поверил, полностью устроила бдительного стража в качестве объяснения. Ни логики, ни доказательств не потребовалось, простая схема суеверия оказалась убедительнее.
Охранник помолчал и сказал именно то, чего боялся Герман:
- Вы поправляйтесь, а мы на вас еще посмотрим. Ежели ничего подозрительного, уедите. А разгуливать по городу мы вам не дадим.
И снова хлопнувшая дверь оставила Германа в одиночестве, и он продолжал с удвоенной силой биться мыслями в безвыходной, беспросветной ловушке обстоятельств. Два дня. Он уже должен был вернуться. Феона теперь уверена, что он ее бросил. Если она еще жива. Если она еще Феона…

Феона стояла напротив зеркала. У нее были закрученные узлом мокрые волосы, на ней была только обернутая в несколько раз белая простыня, позаимствованная с ее же кровати. Зеркало было гладкое, узкое, до самого пола, в него можно было видеть себя полностью. Честно говоря, Феоне никогда не приходилось смотреть на себя в такое зеркало. Но Делио оно было необходимо, чтобы следить за деталями ритуальных облачений. Или… оно ему просто нравилось.
Феона четвертый день сидела одна взаперти в комнате этажом ниже той, в которой происходила беседа. Она выяснила это, когда ее сюда перевели. Судя по всему, это была комната Делио, из которой убрали по максимуму все его личные вещи. Остались только некоторые книги божественного и исторического содержания, которые Феона читала от нечего делать, и обезличенные предметы быта.
Комната, безусловно, являлась самым комфортным помещением в этих стенах и вообще самой комфортной из всех, в которых когда-либо бывала Феона. Роскошь в традиционном понимании меркла по сравнению с этими современными бытовыми удобствами, даже если выглядели они скромно и ненавязчиво. Одни окна без сквозняков чего стоили… Такой передовой подход к обустройству собственной территории был пока почти единственным, чем Делио заслужил уважение Феоны наряду с его целеустремленностью и феноменальной способностью использовать обстоятельства.
То, что Делио не отправил Феону обратно в камеру, она однозначно расценила как вариант подкупа, но гордо воротить нос и ограничивать себя не стала, как и убиваться бесплодными мыслями и переживаниями. Осталась только тяжелая неизвестность о пропавших без вести Ладе, Дрозде и Германе. Но у Делио все равно имелись какие-то планы, и повлиять на них прямо сейчас она никак не могла, даже если они окажутся самыми чудовищными из чудовищных. Побег, естественно, невозможен, ведь замки на двери и оконные решетки не идиоты ставили, а информации сидя в четырех стенах особо не раздобудешь. Окна выходили не во двор и не на Офирц, а в безлюдные, немного мутные дали под серым небом, приносящие слабый и устойчивый запах дыма. И пока ничего не происходило, Феона спокойно обдумывала события, читала то, что ей приглянулось, и занималась тем, что в дороге и в камере давалось сложно – приводила себя в порядок. Поэтому по всей комнате была развешана ее выстиранная одежда, а сама Феона смотрела на себя в зеркало в белых драпировках простыни. Обычный быт, от которого она по своим профессиональным убеждениям не собиралась отказываться. Если кому-то это не нравится – не надо было ее здесь оставлять. Феона была далека от мысли, что она кому-то что-то должна в этой жизни, особенно в тех ситуациях, в которых оказалась не по своей воле. Оставалось жить привычной повседневностью. И ждать.
И все-таки повернувшийся в двери ключ заставил ее встрепенуться. Она обычно видела слугу раз в сутки, а связкой ключей он начинал нещадно греметь еще на улице. На этот раз было по-другому, потому что в комнату вошел Делио, один и без предупреждения. На нем был непорочно-белый плащ, оттеняющий своей чистой первозданностью элегантную, несколько воинственную серость церковных одеяний. Говоря честно, одухотворенный образ был Делио настолько к лицу, что по дороге сюда он мог бы легко совратить нескольких новобранцев на путь «Истинного Света» одним своим видом.
Первым делом Делио округлил меланхоличные темные глаза, и так постоянно распахнутые перед миром в порыве благого откровения.
- Неожиданно… - сказал он, увидев Феону, хотя в целом выглядела она почти прилично, обычно так изображали в театре языческих богинь.
Феона в ответ пожала плечами и приготовила фразу о том, что человек имеет право заниматься в личное время личными делами. Но у Делио, видимо, тоже было уже заготовленное вступление разговора, поэтому он просто начал его заново. Окинув комнату немного печальным взглядом и вернувшись глазами к Феоне он сказал:
- Герман Элфи не вернулся…
В глазах было ожидание ответа.
- Ну да… - Феона еще раз пожала плечами.
- Прошло даже больше времени. Если бы хотел вернуться, вернулся бы, - Делио поймал глазами взгляд Феоны и не собирался его отпускать. Но Феона равнодушно промолчала.
- Он не стоит доверия. Да, я понимаю, что я протянул время. Пожалуй, больше пользы было бы, если бы я просто оставил его в Ельниках. Представляешь, это был бы мой идеал – бешеный вампир с усиленной жаждой крови и бесконечной способностью восстанавливаться, - оттенок печали сменился в его взгляде восторженным сарказмом.
- Что ты к нему привязался??? – Феона хотела возмутиться обычным нейтральным тоном, но получилось похоже на богиню гнева. – Он что, стоит такого внимания?.. Ну не вернулся и не вернулся, это его дело! Разве это сейчас важно? Что там с твоим указом?..
Она понимала, что Герман принял правильное решение, что так и надо, что это полезней для общего дела и безопасней для него самого. Просто… он не приехал за ней. Она и ее жизнь не значат для него больше, чем его собственная свобода, больше, чем его изначальные цели – и это совершенно нормально. Они ведь почти ничем не связаны. А опустошающее чувство одиночества здесь совершенно неуместно…
- Я не знаю, что с указом, - почти сочувственно сказал Делио. – Мне не приходило никаких вестей.
Он говорил честно. То, что он знал лично, никак не было связано с вестями извне. Он все еще контролировал глаза Феоны, пока она пыталась ничего ими не выражать. Ей это удалось.
- А что с Ладой? – спросила она.
- Лада мертва. Тело сожгли. Могилы нет. Так будет лучше для всех.
Феона отрешенно смотрела в один из завешенных синей тканью углов комнаты.
- Здесь не было костров, Делио, - спокойно возразила она. Что такое костер для сжигания тел, она прекрасно знала.
- Такие трупы сжигают сейчас в общей яме, это не здесь. Ты думаешь, она одна ТАКАЯ? – Делио произнес это без малейшего злорадства. Казалось, он сам немного под впечатлением от того, что происходит.
Феона отвернулась, чтобы собраться с мыслями, и наткнулась взглядом на зеркало, из которого на нее с прекрасным испепеляюще-ледяным гневом смотрела Феона и на заднем плане – с почти мистическим влечением – Делио.
- Знаешь, что, Делио, - сказала она, не поворачиваясь, потому что знала, что он тоже видит ее в зеркале, - Я не буду твоим проповедником! Уже нет ни разницы, ни смысла. Я разберусь сама, что мне делать, и решу, кем я буду в твоем мире.
Она многое хотела бы сейчас выяснить у Делио. Что творится за стенами, в каком положении находятся Изгнанники, во что верят люди, кем представляется она сама для тех, кто знает, откуда ее привезли сюда... Но подумав, решила, что легче разузнать все самой, если удастся выбраться отсюда, чем надеяться на беспринципного собеседника, постоянно преследующего исключительно собственные цели.
- Ты законно держишь меня здесь? – спросила она через плечо.
- Нет, - признался Делио. – Но с каждым днем это становится все менее незаконным.
- Я тебе не нужна. Мой ответ – нет. Держать меня дальше бессмысленно. Если не боишься того, что наговорил мне, отпусти меня.
- Я не боюсь, - сказал Делио, не меняя взгляда. – Мне жаль слышать твой ответ, но я готов отпустить тебя туда, если ты сама на это готова.
- Я понятия не имею, что там. Но, разумеется, я уйду, как только ты перестанешь мне препятствовать.
Делио скользнул глазами по зеркалу.
- Отдайся мне, - сказал он, и Феона обернулась с искренним удивлением.
- Что, Делио?.. Вот от тебя не ожидала. Тебе что, не хватает женщин?..
- Хватает. Но я хочу тебя.
- Только не говори, что это правда. Это же пошло и неизмеримо скучно. Не разочаровывай меня такой предсказуемостью… Нет, я не осуждаю людей за связи, я не придерживаюсь ложной добродетели. Но есть неуместные вещи, вот это как раз из тех.
- Боюсь, тебе придется согласиться. Ты уходишь и не оставляешь мне выбора.
- Ооо, Делио… Скажи еще, что это я тебя соблазняю, это уже совсем дно. Принуждение – для неудачников. А такие люди, как мы с тобой, и без того все время окружены добровольным вниманием.
- Нет, боги гнева, конечно, никого не соблазняют. Ты слишком примитивно обо мне думаешь. Я пришел сюда уже с мыслью о тебе. Могу объяснить.
- Делио, мне не интересны твои мысли. По многим причинам.
- Тогда можешь считать меня неудачником, - Делио шагнул вперед, и кроме него и Феоны зеркало уже ничего не вмещало. – Если ты откажешь, я убью тебя, - в голосе прозвучал не ультиматум, а простая, не требующая доказательств уверенность. – Ты знаешь, что я умею это делать. И знаешь, что я это сделаю. Убить Ладу было рискованно, убить тебя – в несколько раз проще, стоит тебе только сделать выбор. Сейчас тебя почти нет в этом мире. Я принесу для тебя «Химию Потустороннего» и открою на той самой странице. Это будет похоже на самоубийство твоим же зельем, на воссоединение с Силой Зла. И тебе достанется вся слава в моей истории. Постарайся понять сейчас правильно: пусть даже ценой твоей смерти, но ты станешь моим возлюбленным врагом!
Пару секунд назад Феона была уверена, что он этого не сделает, теперь стало очевидно, что сделает. Сейчас Делио был абсолютно открыт и искренен. У него снова, как в калейдоскопе, сходилась его картина мира и снова полностью его устраивала. А Феона больше всего ненавидела играть по чужим правилам.
- Не говори только, что была обо мне лучшего мнения. Обо мне невозможно быть лучшего мнения. Я открыл тебе всё… Мне нечего терять в твоих глазах.
Феона никогда ничего не просила. Не стала она просить и сейчас. Пора выходить из игры.
- Ну и убей, раз так решил! У меня сразу закончатся все проблемы, которые ты мне наобещал в великом множестве. Мне надоело во всем этом участвовать. Я подожду здесь, а ты все сделаешь. Мне тоже особо нечего терять. Я вообще не понимаю, зачем ты спрашиваешь, ты же все равно можешь сделать все, что тебе нужно.
Феона тоже говорила совершенно искренне. Она и так предполагала, что, скорее всего, повторит судьбу Лады. Это было бы даже честно. Несмотря на то, что ее не покидало ощущение собственной исключительности, Феона знала, что здесь она просто следующая в очереди на погребальный костер. Зато теперь никто не сможет манипулировать ею – и пусть Делио остается один под рухнувшими замками своих невоплощенных желаний.
Но потом она пришла к выводу, что выбрать смерть – это позорное бегство. Этим она подарит Делио удачную легенду и еще больше сделает его героем. Для нее все закончится, но здесь все только начинается. Здесь где-то решаются судьбы ничего не подозревающих людей, здесь где-то умирает Дрозд, оставленный всеми без помощи, здесь во Фриле ее будет ждать девочка Хлоя, к которой она смогла прийти по трупам бешеных тварей, но больше никогда не придет. Хватит ей смелости не бросить их всех?
- О чем ты думаешь?.. Просто еще раз скажи, что ты выбираешь, смерть или меня?
Феона подняла серые, как небо, глаза.
- Тебя, Делио.
Слова сбросили проклятие напряженного ожидания, и Делио теперь мог сделать последний шаг сквозь незримую черту, как будто до этого она была для него непреодолима. Он обнял Феону с благоговением смертника, которому она вынесла приговор о помиловании.
- О боже, Феона, ты восхитительно разумна!
От белого плаща Делио исходил запах свежего уличного воздуха. Не дороги, костров и помещений, а какой-то безликой чистоты – такое впечатление, что ткань еще ничего этого не знала.
- Ты зря говоришь, что я могу сделать все, что захочу. Мне нужно не это. Мне нужны твои настоящие чувства. Я хочу, чтобы ты поняла и почувствовала, как я. «Такие, как мы с тобой» - таких, как мы, больше нет в этом мире. Неужели тебя не заводит мысль о том, что мы – полная противоположность, мы противостояние друг друга, я негодяй, ты святая, один из нас когда-нибудь уничтожит другого… но именно это позволяет сейчас совершенно бескорыстно отдаваться друг другу, – голос прозвучал предельно близко, как будто в самом сознании, – и это нас ни к чему не обязывает.
Как ни странно, у Делио не возникло и тени мысли, что он сам лично может просто не нравиться, и он был абсолютно прав. При всей мерзости глубин своей души, он был как минимум интересен.
Феона честно попыталась проникнуться его идеей, раз уж таковы условия, на которые она пошла. В конце концов, Делио привлекателен, скорее всего, хороший любовник, очарован ею, не требует от нее никакого предательства ни ее собственных убеждений, ни других людей, не склоняет к измене, потому что она теперь уже точно свободна и одинока, не заставляет (по крайней мере, на словах) провести с ним жизнь или стать такой, как он сам; он предъявил ей ультиматум и лишил ее возможностей для морального выбора – то есть он позаботился обо всем. Идея была основана на некоем контрасте физической симпатии и моральной несовместимости, от нее веяло сумасшествием, но помешательство – это последнее, в чем можно было заподозрить Делио. Мысленно Феона все это поняла и даже в некоторой степени оценила, но чувств, ни хороших, ни плохих, пока особо не прибавилось.
А Северина Делио, напротив, уносило в глубокий омут его собственных ощущений. Даже просто падение простыни, соскользнувшей под его руками на пол, было для него предельно медленным, зачарованным и физически обволакивающим, как дыхание. Он посмотрел на Феону с еще большим восхищением:
- Ты станешь моим единственным светом!
Феона уже согласилась быть сейчас этим воплощением в запутанном лабиринте символического мира Делио: он почти достучался до ее самолюбия. Но отвлечься от внешнего мира у нее так и не получилось. Даже сквозь его поцелуи и блуждающие руки голову Феоны заполняли настойчивые, неисчезающие мысли о неизбежном: что будет дальше и что ей теперь делать? А еще совсем некстати перед глазами возник и никак не хотел исчезать образ Германа. Такой, каким он был при первой встрече, в комнате над таверной, перед вынужденной операцией – загнанный в угол, разбитый и униженный, отводящий глаза, открытый перед Феоной больше, чем она сейчас перед Делио.
- Скажи, что ты любишь меня.
- Я люблю тебя, - машинально ответила Феона, так и не вернувшись из мыслей.
Делио аккуратно отстранился с почти наивным разочарованием:
- Не делай мне одолжения, - он смотрел так, как будто она была для него все еще недоступна. – Феона, ты не здесь. Мне не нужна твоя покорность. Она убьет в тебе тебя. Мне нужно, чтобы тебе сейчас тоже было по-настоящему хорошо, и я сделаю это, можешь мне поверить. Я хочу не обладания, а близости. Не думай о постороннем…
- Делио… - взгляд Феоны был безнадежно далеким, – я ценю твои слова, правда. Но мне сейчас не до этого. Ты слишком многого хочешь, я и так здесь, с тобой. Отвлечься от мыслей я не могу, изображать чувства не умею, и тебе, вроде бы, этого не надо. Довольствуйся тем, что есть.
Делио взглянул на нее с выражением погашенной ветром свечи.
- Тогда… в следующий раз. Мне не надо было сообщать тебе сразу столько всего, что так тяжело пережить. Ты, конечно, можешь уходить, если хочешь... Подождем следующей встречи. Она же будет?
- Не планирую, - сказала Феона, развернулась и пошла одеваться, ибо получила непредвиденную свободу и тут же ею воспользовалась. Похоже, это очередной раз, когда она сама все испортила, но в данном случае это как раз то, что нужно.
- Будет, я знаю, - произнес Делио с той убежденностью, которая не требует даже уверенной интонации. – И мы будем точно знать, чем она закончится. Но ты не представляешь, чего мне это стоит.
Феона молча собирала по комнате свои вещи, игнорируя Делио. Передумает, так передумает, он все равно может в любой момент изменить решение. Но Делио вел себя на удивление дисциплинированно. Он с легким лирическим сожалением наблюдал, как Феона одевается и отрешенно застегивал пуговицы в порядке, обратном тому, в котором часть из них успела оказаться расстегнутой. Изменить решение ему, видимо, не давали принципы, но они, конечно, не имели ничего общего с совестью.
Когда Феона окончательно собралась, все так же не прерывая молчания, он поцеловал ее и повел на улицу. Они шли тем же путем, что и Герман четыре дня назад: в низ башни, через прямоугольный выход, во двор, по узкому проходу до конюшни. Небо было серым, в нем гулял ветер, а с ветром играли летающие галки. Люди, которые встречались им по пути, вблизи или издали, приветствовали Делио с учтивым поклоном, это был отличный повод особо не пялиться ни на него, ни на Феону. И Феона терялась в догадках, что о ней сейчас думают эти люди и за кого принимают, ведь даже на расстоянии всем видно особенное отношение провожающего ее Делио. Чем это объяснить: все так и задумано и вписывается в его планы или на этот раз его баснословная предусмотрительность просто дала течь?
Он сам вывел ее лошадь и отдал ей вещи Лады, своих у нее здесь не было. А потом протянул ей кулон на шнурке – простой заостренный силуэт храма, символ Истинной Веры.
- Возьми. Это может спасти тебе жизнь, если ты захочешь.
Феона с огромным недоверием посмотрела на предмет в руке Делио. Этот человек никогда ничего не делает просто так. Но потом все же взяла только для того, чтобы не начинать спорить и не задерживаться здесь, и Делио улыбнулся.
Прощание вышло проще некуда. Делио распорядился открыть ворота, Феона, упорно и сознательно не замечая его взгляда, села в седло и проехала мимо него за стены.
- До встречи, леди! – произнес Делио ей вслед.
Феона едва сдержалась, чтобы не обернуться. Совершенно неуместная и неудачная реплика! С чего это, откуда вдруг «леди», нормально распрощаться нельзя было? Но Делио совершенно очевидно требовал ее внимания, для него это была какая-то жизненно важная игра, поэтому она не стала доставлять ему такое удовольствие и поехала дальше не оглядываясь.
Ветер шевелил на склоне Офирцского холма травы – те, которые были живыми и зелеными. А колючие кусты репьев, которые уже успели к осени частично иссушиться, продолжали стоять неподвижно наперекор ветру. Сам ветер был не безвкусным, а слегка горелым, и не прозрачным, а неуловимо замутненным. Это было неудивительно. Теперь все вокруг знали, что в Серых Ельниках хозяйничает пожар. Его было видно в темное время суток в виде копошащегося зарева на горизонте, которое медленно блуждало во тьме, каждую ночь переползая с места на место.
Оказавшись во внешнем мире, за стенами, Феона внезапно осознала, что нужно куда-то ехать и что-то делать, прямо сейчас. А она понятия не имела, куда и что, мысли собрать было нереально. Но очевидно, что не обратным путем, в сторону Серых Ельников: сейчас за ней, наверное, наблюдают, и более подозрительное направление трудно себе представить.
И Феона развернулась к Офирцу. Красивому, зловещему, серому, каменному Офирцу, возвышающемуся совсем рядом. Неизвестно, что ждет в нем, но начать придется с него.


23. Светлее уже не будет
Перед стройной, воинственно вооруженной шпилем церковью, воздвигнутой на Офирцском холме, была большая вымощенная камнем площадка, а от нее в город вела хорошая широкая дорога. И это было понятно: должен же народ иметь постоянный доступ к месту веры. Правда, Феона за все время пребывания в этих стенах ни разу не слышала приливов толпы. Площадку она тоже не видела, ибо выехала из других ворот, но потом свернула на дорогу, потому что решилась направиться в Офирц.
Офирц тем временем выглядел так, как будто это был огромный замок, который упал с неба посреди поля и разбился на десятки отдельных каменных зданий, больших и маленьких, высоких и низких – но разбился не хаотично, а упорядоченно и компактно. У него не было крепостных стен, но от этого он не казался менее неприветливым. Наоборот, было что-то коварное, угрожающее и насмешливо-неуязвимое в том, что он не боялся бесконтрольно принимать и отпускать людей. Воистину, этот маленький изящный город как будто специально был создан для Делио и в его духе.
Добраться туда от Офирцского холма даже на самой ленивой лошади не составляло и пяти минут. Дорога где-то впереди перетекала в улицы, обрамленные одинаково серыми зданиями, и терялась между ними. Среди городских построек периодически по-хозяйски прохаживались фигуры людей, со стороны вызывающие однозначные ассоциации с отрядами «Истинного Света». Ничего удивительного – Офирц теперь уже навсегда был обречен быть одним из центров веры.
На фоне всего этого Феона должна была выглядеть довольно подозрительно – как типичный и независимый представитель Изгнанников, существование которых теперь, возможно, противоречило местным законам. Женщина, врач, одна, неизвестно откуда, без собственного дома, в специфической дорожной одежде. Совершенно не понятно, как на нее здесь отреагируют.
Феона на полпути приостановила и так не особо торопящуюся лошадь и достала подаренный Делио знак веры. Если надеть его – это будет предательством своих? Или просто трусостью? Или цель разведать обстановку оправдывает это средство? После душевных метаний Феона все-таки надела оберег и почувствовала физически, как вместе с этим движением на нее наваливается вина перед всеми: перед Изгнанниками, перед окружающими людьми и перед чужим богом, если он все-таки существует. И теперь из Офирца нужно выжать всю информацию, какую только возможно.
К счастью, прибытие Феоны осталось незамеченным: горожане были заняты чем-то другим. Спешившись, Феона пошла с лошадью по каменным улицам, напоминающим фьорды с высокими берегами стен, куда глаза глядят: она никогда не бывала в Офирце. Безусловно, он был похожим на Фрил, только более сдержанным, строгим, миниатюрным, однотонным, единообразным, построенным как будто на заказ. Интересно, кто заказывал? Вряд ли фрильский наместник или решившая обосноваться здесь элита. Скорее – духовенство, потому этот город и отдали сейчас лично Делио.
Удобно распланированные, выложенные камнем улицы вели прямиком на главную площадь, так что Феона очень скоро, почти внезапно там оказалась. Вернее, на саму площадь она не пошла – там было отталкивающе многолюдно. Но и взгляда со стороны хватило, чтобы понять, почему церковь на холме не пользовалась популярностью – в центре площади имелся свой храм, такой же пепельно-серый, как весь город. Его основание и стены были пафосными и украшенными рельефами, а верх и вытянутая крыша – достроенными наспех и кое-где вообще недостроенными; квадратные окошки смотрели где-то разноцветными стеклами, а где-то черными дырами. Но храм функционировал. В это трудное для народа время далеко за молитвой ходить не надо было. И теперь Офирцский холм стал еще более обособленным, закрытым и загадочно-уединенным местом. Местом непостижимого таинства.
Феона повернула на соседние улицы и обошла часть из них, наблюдая за перемещающимися по ним людьми. Обстановка напоминала какие-то сборы перед дорогой, это единственное, что стало понятным. Выяснить что-то еще, не привлекая особого внимания, пока не получилось. Но вскоре Феоне представилась возможность проявить себя в том, что она терпеть не могла, – в душевных разговорах со случайным встречным.
Феона проходила по аккуратной улице, с одной стороны которой был выход на маленькую торговую площадь, с другой – на однотипные фасады двух- и трехэтажных зданий. Впереди маячила другая площадь – все та же, главная. И Феона подумывала, куда бы свернуть, чтобы не появляться два раза в одном и том же месте.
- О, вот и еще отправляющиеся!.. – ее обогнал совсем молодой юноша на лошади. В голубых глазах – наивная доброжелательность и искреннее благородство, на рукаве скромной котты – повязка «Истинного Света». – Не опоздайте, через час выдвигаемся!
Он проехал вперед, но тревожно обернулся, почти расстроенный своим подозрением:
- Вы одна?..
- С семьей, - Феона на всякий случай кивнула куда-то в сторону торговой площади, надеясь, что на этом разговор можно закончить.
Юноша просиял и беспечно принял ее ответ.
- Тогда и им скажите, чтобы не задерживались. А то следующий раз только через неделю, - видя, что идущая рядом Феона смотрит на него с некоторым недоверием, он счел нужным объяснить свое вмешательство: – Я доброволец в «Истинном Свете», - сказал он с почти детской гордостью за свои хорошие поступки. – И отвечаю за то, чтобы все Истинные, кто сегодня хочет отсюда уехать, смогли это сделать.
- А неИстинные? – почти смело спросила Феона, видя, что перед ней собеседник с принципами из подростковых рыцарских романов.
Молодой человек расценил ее вопрос как некие опасения и ответил:
- Не бойтесь, их среди вас не будет. Офирц от них давно очищен.
Феона не решилась напрямую выяснять, что значит «очищен». Скорее всего, подразумевалось то, о чем и говорил Делио. Оставалось только до конца осознать это.
Юноша ехал рядом, не думая никуда сворачивать, Феона тоже не знала, где бы ей свернуть, поэтому им все еще приходилось двигаться вместе в каменном русле улицы. Молодой человек обернулся с внезапным, бессознательным порывом оправдания:
- Если бы я умел говорить так же красиво, как господин Делио, я бы всех убеждал принять Истинную Веру и всех спас бы!
Это было то, от чего отказалась Феона. Но юноша видел и объяснял это по-своему, со своей стороны, и поэтому истина показалась сейчас какой-то особенно страшной.
- Их убивают?.. – спросила Феона.
Молодой человек проехал несколько шагов молча.
- Их куда-то отправляют. Мертвые они опаснее, чем живые, - еще несколько шагов молча, и попытка оправдать все вокруг вспыхнула с новой силой. - Ни смерть, ни бегство не спасают без Истинной Веры, - сказал он не своими словами, явно кого-то процитировав. Феона догадывалась, кого.
Ей было от души жаль молодого идеалиста, свернувшего на дорогу насилия и отчаянно пытающегося удержать свои идеалы, но она не знала, что можно сказать ему прямо сейчас.
Улица кончилась, Феоне пора было куда-то свернуть, но молодой человек напомнил:
- Сборы – на Храмовой площади. Нас там благословят. Или вы пока не туда?
- Почему же, туда, - резко и решительно передумала Феона и отправилась в ту толпу, которую поначалу так хотелось обойти стороной.
Добровольцы «Истинного Света» явно считали себя неплохими ребятами, героями, оказывающими необходимое покровительство людям, избранными легко и непринужденно делать то, что обычный человек делать боится. Они создали на Храмовой площади передвижной уголок собственной оригинальной демократии: на одной стороне у них было что-то вроде полевой кухни, на другой – нечто подобное складу необходимых вещей. Посередине, вперемежку с пребывающими, нагруженными пожитками людьми, они расположились сами шумным, довольно благодушным лагерем и занимались кто чем. Из пестрого центра этого лагеря доносились повседневные разговоры, споры, смех, безыскусный звон гитары и еще более безыскусные строчки простой песенки – что-то о том, как хорошо, когда твоя молодая жена дожидается тебя дома без твоего лучшего друга.
На Феону здесь никто и не думал обращать внимания, и можно было спокойно распрощаться со случайным провожатым. Но тут песенка закончилась, гитара перешла в другие руки, и Феона услышала знакомую печальную мелодию, а потом слова: «Леди! нельзя обращаться к пустым могилам…».
Песня не была неожиданностью, потому что уже не возникало сомнения, что она крайне популярна в этой среде. Неожиданностью было первое слово текста.
Феона обернулась к своему собеседнику и заставила себя легкомысленно улыбнуться.
- Почему «леди»? Лорд же…
Молодой человек просиял в очередной раз, как всегда, когда готов был поделиться с людьми своими знаниями.
- Нет! «Леди». Не многие знают это, но на самом деле легенда изложена неверно. А ее смысл был надолго утерян, даже самими вампирами. На самом деле лорд Дитрих всего лишь слуга. И главная здесь – леди, а не какой-то там вампир, она куда опаснее. Это она была на его месте, и управляет всем тоже она, а он только исполняет ее приказы.
- Бред какой, - не удержалась Феона.
- Нет, что вы, не бред! – встревожился юноша. – Эта информация и есть от самого «Истинного Света». И это не просто какая-то там песня. Леди и Дитрих существуют реально. Вы же видите, что происходит… Они сейчас далеко, но нам тут нельзя расслабляться, Офирц стоит на границе с проклятыми землями. Когда она придет и появится среди людей, будет уже поздно защищаться от Сил Зла! Поэтому у церкви должно быть свое войско.
Феона попыталась найти и оживить в сознании хоть одну мысль. Напрасно – все сметало сердцебиение и заглушал гул площади. Она почувствовала, что знает то, чего не знает здесь никто: та, о которой говорил этот человек, УЖЕ среди них. Знание было страшным. Самоубийственным, оглушающим. И одновременно спасительным, потому что принадлежало пока только двоим – ей и Делио.
Феона развернулась и медленно повела лошадь с площади сквозь все более нереальную, далекую, чужую толпу, все еще никем не замеченная и не узнанная. Одна. Теперь уже по-настоящему.
Только уйдя в соседний переулок, она поддалась панике. Делио сказал, что не отпустит ее из своего мира. Он уже выполнил свое обещание. Бежать куда-то бесполезно, это только вопрос времени. Он везде. Он даже не сомневается в их очередной встрече. Что он ей скажет? «Неужели тебе не хочется заняться любовью в пыточной камере?», «разве тебя не заводит мысль о казни?»… Абсолютное безумие, и самое страшное – без малейшего намека на сумасшествие. Феона не сомневалась, что ему не нужна ее смерть. Ему нужно ее участие в истории, которой он сам управляет, и только он знает, во что захочет воплотить это. Но даже он не спасет ее от людей, которые поверили в его историю.
Но сейчас, пока она на свободе, ей нужно что-то делать; нет, она должна что-то сделать. Она все еще не знает, что с Дроздом, Германом, Хиксом, другими ее знакомыми… почему только знакомыми?.. Но в таком виде она отсюда далеко не уедет, в какой-то момент ее обнаружат, и тогда это будет конец не только для нее. Сейчас она в самом центре «Истинного Света». Ей нужно сменить одежду и желательно лошадь. Но лошадь – нереально, хорошо хоть эта осталась. Феона порылась в сумке, одновременно с острым ужасом вспомнив про «Химию потустороннего». К счастью, ее в сумке не оказалось, Делио все-таки не стал оставлять ей это наследство. Феона была его сокровищем, и он знал, насколько для нее опасно одинокое блуждание в этом мире, потому и дал ей оберег. Он пытался выстроить тонкий баланс между ее отчаянием и ее спасением.
Зато под вещами Лады Феона нашла свое забытое белое платье из прошлой жизни. Вот куда она его в спешке запихнула. Кружева в руке лежали трагично, нелепо и безжизненно. Ну, если она сейчас облачится в белое и поедет верхом в сторону Ельников, ей вряд ли удастся избежать пристального внимания… Зато это будет красиво, величественно и приведет в восторг Делио.
Феона запихнула платье обратно на дно сумки. Можно попытаться обменять его на обычную городскую одежду… Совсем не рисковать уже никогда не получится.
Дальше восприятие превратилось в какое-то серое, безликое, абстрактное полотно. Феона никогда еще не была в таком странном состоянии. События, разговоры, принимаемые решения, подробности, чувства, люди – ничто не оставило четкого следа в сознании, хотя действовала она очень разумно и осознанно. Она после нескольких попыток нашла подходящий дом, где остановилась, сославшись на то, что не успела выехать с остальными, обменялась с обалдевшей от удачи молодой хозяйкой несоизмеримыми по стоимости платьями и выяснила кое-что насчет местных дорог, ибо знала из них только одну – ту, запретную, по которой она прибыла из Серых Ельников. После этого она выехала «догонять своих».
При этом ни речи, ни лица, ни обстановка происходящего никак ей не запомнились, как будто она не участвовала в этих событиях, а прочитала о них скудный рассказ в пару предложений. Ярко отпечатались только отдельные моменты: пестрый шнурок дверного звонка, полевые цветы на столе, руки хозяйки, застенчиво перебирающие кружево (еще пара лет работы с холодной водой, и у этих рук начнутся проблемы - неизбежно увидела Феона), голоса играющих детей откуда-то из недр соседних комнат, облезлые кусты и обглоданные собаками кости на заднем дворе. И воспринималось это все не связанно и последовательно, а как будто само по себе, без причинно-следственных связей. В целом это было очень похоже на то, как вспышки гаснущего факела в руках Феоны выхватывали маленькие разрозненные кусочки реальности из тьмы, пока настоящий, целостный мир оставался невидимым в угрожающем мраке. И сравнение с этими воспоминаниями никак не пугало и не удивляло ее.
Только когда Феона выехала на лошади в поля с другой стороны Офирца, это состояние исчезло, и реальность снова стала обычной реальностью. Феоне необходимо было попасть на вампирское кладбище до темноты и так, чтобы это никому не стало известным. Впереди, в живописнейших сельских пейзажах, слегка подпорченных тоскливой пасмурной погодой, дорога на «безопасные» города давала ответвление к Милаве – как раз то, что нужно.
Теперь Феона действительно выглядела предельно неприметно. На ней было серое в черную клетку платье и коричневый плащ, не как ее собственный, с рукавами и поясом, а простая накидка с капюшоном. Но ей все равно казалось, что при взгляде на нее отовсюду сразу вылезают ее ботфорты, медицинские принадлежности и изгнанническая философия. А мысли… а к мыслям она боялась даже притронуться.
Так она и ехала ни о чем не думая, в почти мистическом одиночестве, под скорбным осенним небом, сквозь поля и колючие травы, час, два, три… Ветер доносил отголоски запаха дыма. Когда он затихал, запах не чувствовался, но при малейшем порыве появлялся снова. И на протяжении всего пути, каким бы долгим он ни был, этот запах будет присутствовать, ведь дорога медленно ведет к его источникам.
Мимо, навстречу пробегали полоски рощ, пятна деревень, ленты оврагов, а потом далеко впереди, почти у горизонта появилась линия тускло отсвечивающего Уара. Очертаний Милавы Феона все еще не видела (зрение когда-то вернулось к ней, но не в полной мере, и с этим всегда приходилось считаться), но она знала, что, как только они станут хорошо различимы, нужно будет сворачивать с дороги налево, потому что сады и вампирское кладбище находились ниже по течению. Времени оставалось немного: в пасмурный день сумерки наступят довольно быстро, а в темноте на таких расстояниях даже Феона со своими чудесными способностями не сможет ориентироваться.
И все же она остановилась. Воздух в полях вокруг стал напоминать о чем-то кошмарно-знакомом. О сожженных трупах. Это уже нельзя было объяснить приносимым ветром запахом дыма. Сгоревшие леса придавали воздуху тревожно-печальный оттенок пепла, а здесь в нем присутствовала смерть в самом отвратительном ее проявлении.
Приглушенное карканье стаи ворон вдали привлекало внимание к какому-то обширному темному пятну справа посреди пустого поля. Туда же уходили колеи, отворачивающие впереди от дороги.
Можно было проехать мимо, но Феона свернула.
И место захоронения обесчеловеченных останков начало приближаться, вырисовываясь из массива луговых трав темными кучами раскопанной земли.
Вблизи это была яма с условно закопанными телами, пересыпанными землей, снова телами, землей и так далее… сверху была земля, но что под ней, все равно угадывалось. А поодаль виднелись пепелища и остатки хвороста для костров. Грязи кругом было достаточно, воздух пропитался пока еще не сильным, но устойчивым и невообразимо ужасающим, не имеющим в себе ничего человеческого запахом.
Мертвые опаснее, чем живые. Ты либо в Истинной Вере, либо принадлежишь Силе Зла. И здесь мертвые тела были доведены до такого состояния, чтобы Злые Силы не могли ими воспользоваться.
Феона подошла к условной, сложенной из досок фигурке храма, установленной на краю ямы в качестве оберега. Заглянув за край, она увидела, что поверх земли, прикрывающей останки, хаотично накидано множество таких же оберегов: больших, маленьких, вырезанных, плетеных, плоских, объемных, деревянных, раскрашенных… Те, в чьи обязанности входило хоронить здесь тела, относились к погребенным со своеобразной заботой, пусть и объясняющейся страхом. На деревянном щите, поставленном возле конструкции-оберега, краской было написано около трех десятков имен… видимо тех, кто здесь уже лежал, и за кого следовало молиться.
Феона была лишена чувства отвращения к любым процессам, происходящим в человеческом теле, это противоречило ее мировоззрению, поэтому у нее не было никакого шока на физическом уровне. Гораздо больше ее поразил список. Столько имен… Леса горят всего пятый день, а среди людей это распространяется гораздо быстрее, и прав был Делио – достаточно было просто бросить в народ искру хаоса.
Она начала читать имена, почему-то снизу, с конца, пробегая глазами по пестрым звучаниям, таким же разнообразным, как народы Алекси;ны. Ни одного знакомого. Возможно, это успокаивало, но не меняло судьбы всех этих людей. И когда она дочитала до начала, почти уже утвердившись в надежде, надежда оборвалась: первым стояло несколько раз исправленное имя Лады.
Где-то там на дне среди других, уже не она, растворившись в земле, времени и памяти, навсегда потерянная для мира, не прожившая свою жизнь, еще несколько дней назад казавшаяся бессмертной… Как и остальные. Они мертвы, а Феона – нет. Феона, избранная своим врагом, осталась жить и стала предателем. Вот перед ней самая честная ее судьба. Почему она еще не там?
Очень медленно Феона сняла с себя символ веры и символ предательства, подаренный Северином Делио. И он повис на пальцах, вращаясь на тонком шнурке, как последняя нить, соединяющая с бывшим миром, прошлой жизнью, возможным спасением и иной судьбой. Достаточно сделать едва заметное движение, чтобы порвать ее. Легкий кулон из плоского металла качался и пытался взлететь вместе с ветром, как невинная бабочка. Символы не виноваты в том смысле, который вкладывают в них люди.
Феона готова была отпустить его, но усилием воли удержала в руке. Нет, ей рано уходить вслед за ними. Она еще слишком многое должна сделать, даже если при этом ей придется выглядеть предателем в своих и чужих глазах. Она знает, что может, а значит, не вправе отказываться, чем бы это для нее ни обернулась. Если бы не оставалось ни на что сил, было бы проще принимать решения. Но Феона была очень сильным человеком, слишком сильным, чтобы оставить этот мир без себя и не нести ответственности. Если ее будущие действия еще могут хоть кого-то спасти, пусть это будет чья-то жизнь, а не собственная честь.
Феона с чувством сбывающегося проклятия снова надела на себя подарок врага. Потом села в седло, развернула лошадь и не оглядываясь поехала прочь в серые-серые дали.


24. Реакция
Мир состоял из темноты, головной боли и тошнотворного ритма вдохов-выдохов. Когда в нем происходило вынужденное движение, все три компонента смешивались в почти невыносимом круговороте. Но так мир выглядел только когда глаза Германа были закрыты. Когда же он их открывал, ему приходилось как-то брать себя в руки, хотя тьма резко сменялась ядовитым, как кислота, светом, заливающим глаза, и становилось еще хуже.
Однако, как и любой мир, этот – развивался. И на третий день в нем зародился культ крови. Он появился сам, в глубине, как бессознательное ощущение присутствия, как процесс, который неизбежно поглотит этот мир, перельется через край и приведет его к гибели.
Это же был мир вампира, лишенного крови.
Поначалу Герман надеялся, что все обойдется, и жизненных сил организма хватит на то, чтобы прийти в себя и держаться достаточно долго, пока не удастся каким-то образом освободиться. Например, убедить охранников, что он – такой же человек, как они, и не представляет опасности. Самым досадным было то, что Герман действительно не представлял никакой опасности и не собирался не только никого убивать (он ни разу не убивал людей), но даже просто компрометировать; он хотел уйти.
Но теперь было очевидно, что эти надежды бесплодны и бесполезны: Герману становилось уверенно хуже с каждым днем. И как врач он понимал, что ситуация сама собой не исправится. Сколько еще времени он может прикрываться плохим самочувствием и сломанной рукой, прежде чем даже самому тупому стражнику станет понятно, что он просто-напросто вампир??? Странно, что еще не поняли. А может быть и черт с ним?.. Герману сейчас было так плохо, что ткни его кто-нибудь ножом под ребра, он даже не заметил бы разницы, умер бы спокойно и все.
Но у Германа была навязчивая причина не умирать. Уже одно то, что он был живым существом, давало ему естественное право бороться за жизнь и бояться смерти. Но кроме этого была еще выворачивающая душу наизнанку агония, которую он сам своими мыслями довел до этой степени. И ее звали Феона.
Нельзя было назвать причину, почему в таком состоянии он просто не забыл о ней. Нельзя сказать, что Герман страдал чувством справедливости, держал до последнего слово или обладал повышенной ответственностью за ближних, нельзя было даже сказать, что он любил. Его просто вело. К тому, рядом с кем жизнь стала иметь гораздо больше смысла, чем раньше, вернее, к тому, без кого она смысла теперь почти не имела. Ведь если ее больше нет, и она умерла в уверенности, что он ее бросил, какой дальше может быть смысл? А если она все еще есть и думает так сейчас, то он должен вернуться и найти ее любой ценой. Что с ней сейчас происходит – это была отдельная тема для страданий. В зависимости от того, что представлялось Герману в данный момент, у него это вызывало страх, отчаяние, физическую боль, слезы или безумную ревность. Это в любом случае сводило с ума своей неизвестностью, возможным развитием событий и бессилием что-либо изменить прямо сейчас. И осознанием того, что в любую минуту может стать поздно. Поздно и бесполезно что-то делать.
Было даже непонятно, усугубляет ли состояние Германа эти чувства или наоборот отвлекает от них. Но напряжение между необходимостью, невозможностью и утекающим временем создавало впечатление бесконечного взрыва внутри.
Как уже было сказано, замкнутый мир Германа, состоящий из его ощущений, развивался. И развитие пугало его своей катастрофической необратимостью. Физическая потребность в крови, на которую он поначалу не обращал внимания, была подобна незаметно расползающейся заразе, медленно поднимающейся воде, она грозила постепенно и неизбежно затопить его полностью. Герману, валяющемуся в закрытом помещении на кровати, было по-настоящему страшно. Он слышал о преступлениях, совершаемых вампирами на грани отчаяния, о долгой невообразимой смерти в одиночных камерах, на которую некоторых из них за что-нибудь обрекали люди или свои же собратья, о целых семьях нелегалов, которые избавлялись от лишних детей просто потому что это казалось им более гуманным, чем страдать всем вместе. Герман никогда в жизни не касался ничего подобного, он жил в другом мире, в среде, завязавшей с людьми особые отношения, которые сейчас оказались совершенно бесполезными.
О да, людям не за что любить вампиров, Герман был готов сейчас с этим согласиться. Совершенно проклятая раса. Только проклятием и личной ненавистью бога можно объяснить такое.
Ощущения были ужасными, они прогрессировали и выматывали так, что Герман чувствовал себя безвольным куском плоти на разделочном столе. Он уже начал приглядываться к своим запястьям, но останавливало то, что кровь вампира для вампира не представляла никакой ценности даже на уровне самовнушения.
Это нельзя было назвать желанием, как нельзя назвать желанием потребность вынырнуть из болота за глотком воздуха. Такая недостижимость, превращающая разумно мыслящее существо в комок болезненных рефлексов, с какой-то издевательской способностью все еще думать об этом! Может быть, Герману недоставало силы воли, жизнестойкости, сопротивляемости, героизма, но это ничего не меняло.
День растягивался в бесконечные, длинные, как кровавые нити, одинаковые часы. День сменился ровно такой же ночью, только еще более мучительно-бесконечной, лишенной сна и надежды.
Утром от Германа почти ничего не осталось. Ни воли, ни мыслей, ни сил, ни способности действовать. Он решил сдаться. Сдаться первому, кто сюда войдет. Просто ничего не делать, сами все поймут и убьют его.
Не открывая глаз, он слышал, как хлопнула дверь. В душе отдаленно возник слабый всплеск протеста, но он легко погасил его. Он даже не повернул головы, не сделал движения, не посмотрел. Теперь уже зачем?
Охранник подошел, чем-то попутно загремев, потом наклонился.
- Эй, что такое-то?..
Герман машинально открыл глаза – инстинкт, заставляющий избегать неизвестности. И в поле его зрения оказался нож, висящий у человека на поясе. Именно эта внезапно возникшая картинка отключила его разум, подчинила действия и решила судьбу обоих. Герман не осознавал себя в момент убийства. Совсем призрачное ощущение реальности происходящего вернул безудержно хлынувший вкус крови. И полностью Герман пришел в себя на коленях перед лежащим на полу в красной луже телом, когда его стошнило. Одновременно с этим он почувствовал, как его зрачки катастрофически расширяются, и глаза меняют цвет, навсегда отмечая его клеймом убийцы, а сам он опускается на самое дно, на страшное и грязное дно вампирской реальности, откуда уже никогда не поднимется. В его глазах кровь. На его одежде кровь. На его руках кровь. Безупречный аристократ Герман Элфи стал преступником перед собой, людьми и богом. Он никогда не вернется из своего кошмара, не исправит сделанного, не станет прежним, он потерял душу, чистоту и достоинство. Ведь он… даже не считал, что этот человек заслуживает смерти, но все равно убил. А люди были абсолютно правы, когда хотели расстрелять его с городских стен…
От него теперь действительно ничего не осталось. Ничего достойного или даже просто трагичного, это было отвратительно внутри и снаружи. Он был залит кровью больше чем его жертва – им же самим только что оскверненной кровью. Он чувствовал себя открытым со всех сторон для ненавидящего взгляда бога, он пополнил собой безликую толпу проклятых.

Но зато теперь, когда он оказался полностью уничтоженным и не мог больше ничего терять, он вернул способность ясно мыслить. «Ясно» и «мыслить» - это слишком разумные слова. Он просто увидел одновременно безвыходность ситуации и призрачный шанс спастись. Зачем ему этот шанс, он не стал раздумывать, вернее, не смог. Кровь принесла ему неожиданно мало пользы, но все же привела в чувство хотя бы ту его часть, которая отвечала за действия. Целесообразность он оставил на потом, сейчас вполне хватало инстинктов.
Он, как бы мерзко, совестно и унизительно ни было это делать, кое-как стянул с мертвого охранника плащ, переворачивая тело на расплывающемся кровавыми пятнами грязном полу. Плащ тоже был весь в крови, но он был темным, со стороны это были просто мокрые пятна. У Германа было крайне мало времени, вернее, его не было вообще. Обнаружить его преступление могли в любую секунду, способов незаметно выйти за стены Милавы Герман не знал, а его самочувствие можно было назвать улучшившимся только с большой натяжкой. Но в любом случае сделать шаг назад было уже невозможно. И изобретательность людей в расправах над вампирами добавляла причин попытаться сбежать отсюда.
Герман с внутренним содроганием накинул плащ, забрал у мертвого человека ключи, вышел в коридор и запер камеру.
В темном нутре башни никого не было, по крайней мере, в поле зрения. Хотя у Германа кружилась голова от всего, что в нем и с ним произошло, он уверенно спустился по лестнице и миновал внешнюю галерею, на которой уже однажды был. Кислотный дневной свет сжигал глаза и вместе с вынужденными слезами размывал окружающую картину мира в мокрые дрожащие полоски. Капюшон едва спасал от этого.
В целом, Милава сильно поменялась за эти четыре с лишним дня: из нее схлынула большая часть того разнообразного народа, который она временно приютила. Крестьянских семей и случайных купцов не было видно, площадь и улицы значительно оскудели, но порядка, наоборот, прибавилось. Это не обещало ничего хорошего: в порядке труднее затеряться.
Находящиеся рядом городские ворота – с идеальными шестигранниками рыжих башен, красивые даже с внутренней стороны – были безнадежно закрыты, и ничто не предвещало того, что их в ближайшее время зачем-нибудь откроют. Нужно было немедленно уходить отсюда, пока окружающие люди не начали интересоваться Германом, кто он и что здесь делает. Случайную надежду могли подарить только другие ворота. Сколько их в Милаве, Герман не помнил.
Все еще воспринимая мир в движении как режущие глаза смазанные стеклянные полосы, лишь при усиленной фокусировке собирающиеся в четкие предметы, Герман отправился в рискованный путь вдоль городских стен. И каждый встречный казался ему разоблачающим и карающим исполнителем закона.
Возле соседних ворот обстановка была еще грустнее. Создавалось впечатление, что ими вообще редко пользуются, предпочитая главные. Зато возле очередных, третьих ворот толпилось человек шесть с повозками. В них должны быть трупы – почему-то подумалось Герману. Немного поодаль, за каким-то строением стояло несколько лошадей, то ли откуда-то вернувшихся, то ли наоборот, для кого-то приготовленных. Герман понимал, что, какими бы ни были последствия, выход у него только один – попытаться сейчас выехать вместе с повозками и их сопровождающими. А дальше будь что будет. Лошадь он не думал даже выбирать, ему подошла бы любая, лишь бы она была оседлана. Но подойдя ближе, среди них он неожиданно увидел Шельму. Не то чтобы он ей сильно обрадовался или удивился, но не задумываясь предпочел ее как проверенную, она ни разу его не подвела.
Сохраняя видимость предельного спокойствия и стараясь выглядеть естественно, что в расплывающейся и кружащейся реальности было непросто, Герман забрал Шельму и направился к воротам, когда они открылись, и повозки тронулись с места. Сердцебиение мешало сосредоточиться. До этого поиски выхода происходили с холодной расчетливостью, но чем ближе была свобода, тем меньше оставалось выдержки.
Шельма никак не подала вида, узнала ли Германа, но и сопротивляться не стала, а по привычке последовала за тем, кто ее повел. И они вместе беспрепятственно вышли за пределы города.
Хорошее начало? Увы, Герман все еще так не думал. Во-первых, выйти за ворота в пригород вовсе не означало спасения. Герман примерно представлял себе, как хорошо окрестности просматриваются с башен, особенно если знать, что искать. Во-вторых, он совершенно не был уверен в своих силах, способности держаться в седле и принимать решения; наоборот, он чувствовал, что надолго его не хватит. И наконец, Герман должен был без промедления выбрать маршрут. Но он с удивлением понял, что не знает, куда ему ехать дальше.
Пригород этой части Милавы, противоположной Уару, выходил в поля и луга, рассеченные лесами, перелесками, оврагами и дорогами, он был небольшим – всего несколько дворов. Повозки с сопровождающими сразу повернули направо, а Герман, едва не потеряв сознание от боли в руке, сел в седло и выбрал из всех дорог ту, которая быстрее всего терялась из виду на пересеченной местности.
Самое страшное сейчас было – не оборачиваться. Герман не знал, что там происходит, сзади, в Милаве. Даже если пока ничего не происходило, оглядывающийся человек, поспешно уезжающий в непонятном направлении, в любом случае не вызывает доверия тех, кто, возможно, его видит. Шельма быстро бежала вперед по дороге, своими движениями превращая мир Германа в весело и бесконтрольно вращающуюся мясорубку ощущений, смешивающую боль, тошноту, разбитость и панику в одно неописуемое состояние. И у него физически не хватало смелости развернуться в седле.
Дорога петляла по пригоркам и оврагам, казавшимся Герману головокружительными. Очень скоро она после очередного поворота исчезла за березовой рощей. Возможно, ее уже даже не было видно с башен Милавы. Теперь можно было немного расслабиться, но обстановка относительной безопасности вызвала у Германа только дополнительные душевные метания. Если бы движущей силой его побега было исключительно собственное спасение, никаких вопросов просто бы не возникло. Перед ним были дороги и горизонт, и единственное, что ему сейчас понадобилось бы, укладывалось в три слова: скорость, силы и везение. Цель была бы предельно понятна – как можно дальше от Милавы.
Но Герман помнил, что должен спастись не один. И эта задача казалась сейчас безнадежно невыполнимой. Время безжалостно кончилось еще несколько дней назад. От человека, в чьих руках оказалась Феона, можно было ожидать чего угодно, поступков любой степени цинизма и непредсказуемости. Как всегда, когда мысли Германа доходили до этого места, его начинало заживо испепелять отчаяние. И только одно вселяло парадоксальную, извращенную, совершенно унизительную надежду: маниакальное восхищение в глазах Делио, когда он смотрел на Феону. Его нельзя было не заметить, оно могло означать не вполне нормальные вещи, но если и была надежда, то на него, а не на здравый смысл, законопослушность или честное слово этого человека.
Если бы Герман подозревал хотя бы о десятой части того, на что способен Делио, он бы пресек малейшие попытки ехать в его сторону еще во Фриле. Но теперь он знает об этом. Не должен ли он сейчас попытаться добраться до гильдии вместо розыска Феоны??? Если гильдия еще не уничтожена, то находится в опасности. Не должен ли он узнать, что с Хиксом, помогавшим ему? Не должен ли он думать сейчас о своих, о вампирах?
Новый виток моральных терзаний не принес никакой определенности: несмотря на взбунтовавшиеся мысли, двигался Герман все-таки в сторону Офирца. Совершенно безумное, самоубийственное, безнадежное направление, которое не даст ему исполнить ничего из задуманного. Даже если после всех скитаний и побега от погони он доберется до Офирца живым, это не значит, что он увидит там Феону, или хотя бы узнает, что с ней, или что она будет знать, что он вернулся. Делио легко может лишить их этого, если захочет. Ему совершенно необязательно держать слово, он даже ничего им не обещал. Делио прекрасно знает, что народ сейчас делает с вампирами, поэтому просто отдаст его своим людям. Ну, может, поиграет перед этим в свои игры. Но никакой информации о Феоне не даст из принципа, даже если Герман будет валяться у него в ногах (учитывая свое физическое состояние, Герман уже не считал это столь непреодолимо позорным).
После Офирца у него не будет ни свободы, ни жизни, ни гильдии, ни других дорог. Это – самое гнездо «Истинного Света». И с каждым шагом менять направление становится все более поздно… Герман попал в ту же ловушку, что и по пути в Милаву: знал, что все плохо закончится, но не мог отказаться и остановиться.

Но все это было пока недостижимо далеко, как жуткая сказка, а реальность была такова, что Герман уезжал прочь от Милавы, почти не выбирая путь, постепенно и безвольно теряя сознание. Мир ускользал. Наступил момент, когда управлять лошадью стало уже невозможно. Герман повис у нее на шее, чтобы просто не упасть. И даже в этом полубредовом состоянии ему было понятно, что он больше не способен скрываться от погони. Где он сейчас, он уже не знал. Очередной перелесок, или очередной овраг, или очередная роща… Капюшон закрывал его от неба в серых многослойных разводах облаков, от света, от жизни. Либо его найдут и догонят, либо он умрет здесь сам. Теперь действительно оставалось только ждать того или другого.
Но Шельму не зря назвали Шельмой. Она точно знала, что нужно делать. Почувствовав на себе неподвижное тело, она сделала то, чем привыкла заниматься за долгие годы службы у контрабандистов – уверенно и аккуратно пошла тем секретным путем, которым ходила уже много раз. Для этого ей не нужна была дорога, нужна была только память. В мире не было существа, которое знало бы эту местность лучше, чем она. И через пару сотен шагов она без колебаний смело и спокойно свернула в лес. Она никогда не знала, насколько страшные грузы вампирской контрабанды возила все это время на себе, этот был ничем не хуже. Для Шельмы эта местность была вся пронизана маршрутами, которые не были заметны людям, и она могла пройти их в любом направлении и комбинации. В этом была ее цель и привычная часть жизни, которая ей нравилась и казалась предназначением.
В более осознанном состоянии Герман был бы ей безмерно благодарен, а сейчас просто не сопротивлялся и не стал ей мешать. Она куда-нибудь его вывезет, и это вряд ли будет хуже, чем неподвижное ожидание смерти посреди дороги.
Восприятие Германа уже даже перестало делиться на отдельные ощущения. В нем осталось, остановилось, застряло только одно, самое страшное: долгий, последний путь внутри густой, непроглядной темно-красной ночи без горизонта и точки назначения и непрерывные, липкие, безумно ужасающие прикосновения бесконечного множества мертвых рук, копошащихся в глубине этой тьмы.
Стоит только упасть, и он присоединится к ним. Они разберут его на куски, на бессознательные обрывки мертвой ткани, он станет частью слепой массы убийц, даже не осмысливающих своего существования. Может быть, это и есть смерть вампира? Ведь там, внизу, под слоем могильного мрака – те, кто были когда-то живым, те, кому суждено было стать частью Силы Зла.
В этом последнем бреду, на этом последнем пути скромная, бессловесная, ничего не знающая Шельма была единственным проводником, как уже было однажды на безлюдной дороге во тьме. Пока она двигалась и не останавливалась, бесчисленные мертвые ищущие руки не успевали вцепиться в тело и утащить в свою глубину…


25. В никуда
Сумерки были холодного темно-свинцового цвета с синим оттенком и пахли дымом. Они окутывали плоский текущий из дали в даль Уар, его покрытые травами окрестности, мрачный массив огромного заброшенного яблоневого сада на одном берегу и одинокий двухэтажный дом Йорга Хикса в окружении нескольких деревьев – на другом.
Феона стояла с лошадью на той стороне, где раскинулся одичавший сад, и пристально смотрела на противоположный берег, на дом, надеясь, что ее саму при этом не слишком заметно со стороны. Она едва успела добраться сюда до темноты и не заметила по дороге никакой слежки или погони. Следующим шагом она хотела заехать к Хиксу, но что-то ее остановило… Дом выглядел пустым, брошенным, неприкаянным. Ни движения вокруг, ни огонька в окнах.
Уже темнело, и сумерки мешали рассмотреть детали мрачного дома, понять, в порядке ли он или покинут и разграблен. Учитывая то, как народ относился к вампирам, и что проповедовал Делио, это было возможно. Сразу всколыхнулась тревога за Хикса и за Германа. Просто пересечь Уар по мосту, подъехать и посмотреть?.. Все сразу прояснилось бы, но это могло плохо закончиться.
Напряженная атмосфера, скрытая в тишине и уединении этого места, не давала расслабиться ни на мгновение. Запах пепла в воздухе здесь был сильнее, устойчивее, агрессивнее, казалось, сами сумерки от него стали мутными – Серые Ельники были совсем недалеко. Где-то рядом, в лесах блуждали стихийные пожары. Где-то рядом могли оказаться смертельно опасные создания Делио, отпущенные им на произвол судьбы. Особая прелесть ситуации была в полной неопределенности: отпущены ли они вообще, сколько их, куда они успели разбрестись за это время, и не настигли ли их самих пожары. Рассчитывать эту вероятность было невозможно и бесполезно, но она добавляла во все чувства самый настоящий животный страх перед неизвестностью, таящейся в этом вечернем спокойствии.
Но эта неопределенность не шла ни в какое сравнение с той, которую скрывал брошенный кладбищенский сад, а эти чувства – с теми, которые вызывала мысль о том, что здесь все это время могло происходить.
С того момента, когда стало понятно, что Дрозд заразился, уже прошло семь дней. А это значит, что время, отпущенное ему одной из самых страшных болезней, постепенно подходит к концу. Он либо умер, либо находится без сознания под действием снадобий и ждет собственного возвращения, либо ему не повезло, и он раньше времени пришел в себя и все еще жив… Если состояние больного бешенством на поздних стадиях можно назвать этим словом.
Последнее предположение было чудовищным даже для хладнокровной Феоны, оно стягивало в один тугой комок инстинкты сострадания, отрицания, ужаса и самосохранения. Но она не имела права совсем не думать об этом и не могла не прийти сюда.
Сумерки все сгущались, а в безжизненном доме Йорга Хикса так ничего и не поменялось. Феона вместе с лошадью подошла ближе, к самому берегу Уара. Оставлять лошадь без присмотра сзади, возле сада в таком месте она не решилась. Отсюда дом было видно лучше, и он выглядел еще печальней, двери и окна казались распахнутыми и зияющими пустой чернотой. Похоже, по какой-то причине Хикса здесь уже не было. Но мог быть кто-то другой – грабители, бродяги, «Истинный Свет» - поэтому ходить туда не стоило.
Внезапно по лугу за домом пронеслась пара темных теней и раздался низкий приглушенный лай, там беспризорно носились две из трех огромных собак Хикса. Еще одна причина для тревоги… Собаки легко могли быть тоже зараженными, раз бегали теперь без присмотра.
Стоять и чего-то ждать дальше не имело смысла. Светлее уже не будет. Феона обернулась к чернеющему за спиной саду – огромному лабиринту из замерших в тишине деревьев. Их стволы тонули в бурьяне, ветви переплетались, листья едва уловимо шуршали под ветром. Ощущения – как в Мрежке, только на сей раз в них нет ничего мистического. Лучше бы уж было… И на сей раз нет отряда людей, готовых прикрывать своих товарищей. Они все растеряли друг друга, Феона осталась последней.
Феона вошла под полог старых яблоневых деревьев с чувством какого-то нереального, зачарованного спокойствия. Подол платья мешался в высокой траве под ногами. Как это принято у яблонь, причудливо изогнутые стволы были невысокими, и перегруженные плодами ветви болтались иногда на уровне глаз. Запах здесь стоял просто колдовской – головокружительно-фруктовый, романтичный, в сочетании с привкусом дыма напоминающий о любвеобильной, ликующей ранней осени. Из-под ног при каждом шаге поднималась волна теплого сладковатого аромата. Запах не соответствовал коварной сумеречной атмосфере этого места. Стволы, ветви, ветви, листья, трава, снова ветви, листья, стволы… и тишина. Тишина разбавлялась только шагами Феоны и ее лошади и изредка, почти неслышно – далеким, леденящим душу лаем на противоположном берегу. Но других, посторонних звуков живых существ не было. Свинцовые сумерки и закрывающие обзор яблони почти не мешали Феоне ориентироваться, но от этого место не теряло ни капли своей опасности. И угнетала не только эта исходящая отовсюду, обезличенная опасность, но и ожидание. Ожидание здесь было главным. Феона пришла сюда к Дрозду, она должна его увидеть. Мертвым или живым, любым. Она не была к этому готова, просто должна.
Если кто-нибудь ее сейчас здесь застанет – это будет величайший провал из возможных. Она же теперь «леди»… Ночью, возле Серых Ельников, на вампирском кладбище, в поисках человека, больного бешенством, который лежит в одном из склепов под воздействием запрещенного законом зелья – полный набор, прямые доказательства ее причастности к Злым Силам.
Из-за ветвей и листьев показались заросшие, тонущие в высокой траве могилы и разбросанные здесь и там низкие, темные, прямоугольные, старые склепы. Загробная тоска в воздухе сгустилась с новой силой. Затерянный среди остальных склеп, который был нужен, чернел впереди. Не спуская с этого места взгляда, Феона привязала лошадь к ветви дерева и сквозь траву направилась к нему. Сердцебиение не мешало, оно создавало внутренний ритм среди невыносимой тишины. Ничем не прикрытый черный прямоугольник входа в покосившемся сооружении приближался, как омут, пока Феона не остановилась прямо перед ним.
Первый взгляд, брошенный внутрь…
Там было слишком темно, мало что можно было разглядеть, но создавалось впечатление, что тела внутри нет.
Феона была готова к тому, что снаружи будет почти ничего не видно. Аккуратно, стараясь не делать лишних движений и не производить шума, она достала из сумки свечу и зажгла ее. Маленький источник трепещущего оранжевого света проник в холодное, лишенное жизни помещение, вслед за ним и Феона. Она увидела, как в этом свете ей открылись голые стены из камня, земляной пол, три могилы, закрытые горизонтальными плитами, и оставленные здесь почти не тронутые вещи, наваленные на плиты и пол. Дрозда, ни живого, ни мертвого, не было. Вещи – одежда, посуда, предметы быта – выглядели, как внезапно мелькнувшее, пугающее, ее собственное, совсем недавнее, но почти уже не узнаваемое прошлое. И за это время здесь что-то произошло. Дрозда действительно не было. Феона специально еще раз осветила углы – не было.
Она села на плиту, бросив свечу в оставленный после пребывания здесь стакан, и стала думать. Дрозда или его тела нет, придется это принять как факт. Тогда где он находится сейчас? Чего точно не могло произойти – он не мог сам уйти отсюда в здравом уме и твердой памяти. Феона помнила про «правило десяти дней». Но его могли забрать. Только кто? Это мог быть мнительный, скептический, но все же очень благородный Хикс, когда почувствовал, что пришла пора бежать с доказательствами в гильдию. У него была повышенная чувствительность к возможным опасностям. Это мог быть спасшийся Герман, один или вместе с Хиксом (пусть это окажется он!). Это могли быть местные жители, которые обнаружили человека в явно ненормальном состоянии и в явно ненормальном месте и, конечно, уничтожили его. Наконец, это мог быть «Истинный Свет». Особенно если они перед этим допросили Хикса. Ведь предусмотрительный Делио вполне мог за это время рассчитать маршрут своих врагов и предположить, где они должны были останавливаться.
Или… - Феона посмотрела в сторону темно-свинцового пространства в прямоугольнике дверного проема – действие снадобья могло просто закончиться, потому что некому было следить за этим, и тогда Дрозд очнулся раньше времени и теперь находится где-то рядом. Вернее, уже не он…
А у Феоны даже оружия подходящего нет, его неоткуда было взять все это время.
В Мрежке не было так страшно. Те люди не были знакомыми, они были обезличенными и неузнаваемыми. Их можно было и не называть людьми, собственно, все так и делали. Они были нежитью, ходячими мертвецами, бешеными тварями. Их можно было убивать и при этом не чувствовать сожаления, боли или вины. Но это был человек, которого она знала, которого еще недавно помнила полным сил, самоуверенности, наивной любви к жизни и желания спасать мир, человек, который был к ней неравнодушен и рядом с которым она пережила столько опасностей. Он сам сражался с этими существами… для того, чтобы теперь присоединиться к ним.
Это было особенно, непреодолимо страшно.
Как смотреть в знакомые глаза и видеть в них только безумие? Не человеческое и не животное, а абсолютное, смертельное, кошмарное, несовместимое ни с какой жизнью. Безумие бессознательного. Сколько сил нужно, чтобы не замечать в существе, переставшем быть человеком, знакомые черты, или смириться с тем, что он УЖЕ мертв, хотя еще не умер, внутри от него ничего не осталось, и исправить, вылечить, повернуть это нельзя никакими силами, а то, что движется и убивает – только остатки тела, которые пока еще способны двигаться и убивать?
Если они встретятся, это уже не будет встреча друзей, это не будет встреча врагов: для того, чтобы быть другом или врагом, нужно осознавать себя. Это даже не будет встреча с Силой Зла. Служение Злым Силам предполагает некое предназначение, некую цель, пусть даже поставленную извне чем-то потусторонним и ужасающим. У «прихожан» такая цель была, ее дал им их хозяин. Но здесь, у существа, в которое суждено было превратиться Дрозду, не было никакого назначения и целей, болезнь их не преследовала, она просто разлагала человека до отвратительнейших рефлексов, в числе которых было убийство, разлагала до тех пор, пока не наступала физическая смерть тела. Если Феона и Дрозд встретятся сейчас, она должна будет каким-то образом убить его, это единственная помощь, которую она может оказать ему и себе. Как это сделать? Насколько это вообще возможно сделать? Насколько омерзительной, грязной и бесчеловечной будет их встреча?..
И все, что здесь происходит, - лишь побочный продукт амбиций Делио.
Феона с удивлением осознавала, как интересно развивается ее ненависть к нему. Лучше бы она осталась с ним, как он этого желал. Нужно было согласиться на все, стать его светом, проповедником, идолом – а потом уничтожить его изнутри. Полностью!!! У Феоны было для этого достаточно власти над ним, и она это хорошо знала, но предпочла выбрать путь, казавшийся более естественным и правильным. Почему она не решилась приручить и подчинить его, чтобы потом лишить воли, чести и жизни? Из Феоны получился бы отличный карающий инструмент, она считала, что Делио заслуживает гораздо большего, чем просто уничтожение.
Но сейчас, прямо сейчас, нужно было думать о другом, и о чем-то сожалеть было уже поздно.
Феона подошла к выходу, за которым начинался сумеречно-серый неизведанный сад. Высокая трава местами была примята, но свежие следы были только одни – Феоны и ее лошади. Кто оставил остальные – пешие? конные? повозка? дикие животные? Дрозд? собаки Хикса? – и когда это происходило, было непонятно. Феона не разбиралась в следах, ей никогда не приходилось этого делать. Восстановить события было невозможно.
Она вернулась в слабо озаренный свечой, скованный холодом склеп. Оставленные когда-то вещи лежали практически нетронутыми, их никто не разбрасывал, не забирал, не обыскивал. А это значит, что где-то среди них должен быть меч Дрозда. Вернее, это было оружие Мечебора, которое Дрозд оставил себе как память о друге. Феона легко нашла его под одеждой, сваленной в угол. Блеснуло медное сплетение узора на рукояти, и она извлекла оружие в испещренных витиеватыми знаками кожаных ножнах. Символично: оружие пошло из рук в руки, как факел, от погибших к выжившим. Меч делался на заказ для изначального хозяина и для Дрозда был слегка длинноват, а для Феоны еще и тяжеловат, хотя она отличалась скорее здоровым изяществом, чем хрупкостью. Она почти не умела с ним обращаться, потому что Изгнанникам было запрещено ношение боевого оружия, но и умирающий от бешенства человек – уже не воин. Так что, учитывая невероятное самообладание Феоны, возможно, их шансы были равны.
Феона медленно и аккуратно сделала непривычное движение – извлекла из ножен клинок, похожий при тусклом свете на темную гладь прямой реки. И пошла с ним в околдованный немыми сумерками сад за лошадью. Она не хотела по какой-либо случайности потерять ее. Только не здесь и не сейчас.
Серая безымянная лошадь стояла под одной из яблонь и спокойно поедала траву вокруг себя. Феона отвела ее в склеп и поставила у входа. Это единственное, что она могла для нее сделать.
А вокруг продолжалось медленное-медленное погружение всего мира во тьму. Такое же неизбежное и долгое, как ожидание смерти безнадежно больным человеком, брошенным в одиночестве. Снизу, над травой, тянулся холод. Подступающие кругом деревья становились все чернее. Еще немного времени, и они сольются в сплошную черноту. Мрак сомкнется. Феона стояла в проеме входа, на пороге этого мрака и смотрела, как он смыкается, вернее, слушала, какие звуки в нем рождаются, живут, перемещаются. В общей своей массе это был шелест листьев на ветвях, бессмысленное перешептывание в кронах деревьев. Запахи в ночном холоде стали острее: запах дыма, запах яблок, запах травы… Ночь должна была быть долгой, возможно – бесконечной.
Феона погасила свечу в склепе – лоскут дрожащего огня, привлекающий внимание. Осенняя ночь была холодной и скупой на звуки: не слышно было даже звона комаров и самозабвенного вечернего стрекотания кузнечиков. Только по деревьям среди листьев все так же блуждали вкрадчивые шорохи ветра, а в траве то здесь, то там коротко и слабо, как искры, звучали потрескивания маленьких сверчков, пытающихся петь несмотря на осень. Ночь должна была быть долгой, ее тяжело было пережить.
Феона осталась один на один с мыслями. Завтра наступит утро, и если она доживет до него, ей придется отправляться в мир, который еще хуже и страшнее, чем это место. Он поменялся буквально на глазах. А они, Феона и ее товарищи, знали, что за этим стоит, были на пороге истины, почти держали в руках все доказательства этой теневой стороны происходящего – и все равно проиграли. Они были умными и целеустремленными, они высоко ценили себя и были хороши каждый в своем деле, они сложились в отличную команду, и каждый из них внес в нее свой вклад. Каждый из них – Дрозд, Лада, Феона, Герман, Хикс – узнали и сделали что-то по-отдельности, они попытались сделать что-то вместе. Но не успели. Что им помешало и чего им не хватило? Времени? Сплоченности? Дальновидности? Того, чего не было у них, но было у их противника – беспринципности и толпы?..
Что теперь можно сделать? Только сейчас стало понятно истинное значение слов «поздно», «бесполезно», «непоправимо». Эти мысли были неподвижны и неподъемны, как могильный камень, они никуда не исчезали. В холодной тьме двигалось время, медленно, мучительно, по капле, но двигалось, мысли – нет. Несколько часов невыносимо ледяного ожидания прошли без изменений.
Потом Феона услышала в глубине сада, вернее, в глубине черного пространства, которым стал сад, шуршание травы. Шаги??? Но они были странными – аккуратными, тихими и такое впечатление, что от четырех ног. Либо Феоне, заброшенной судьбой в смертельно-опасное одиночество, хотелось обмануться, чтобы обрести спокойствие, либо по саду передвигалось осторожное животное. Наверное, точно это можно узнать только когда все станет слишком очевидным. Или оно так и будет ходить по саду, выматывая неопределенностью? Ближе, дальше, с длинными паузами, как раз такими, чтобы прислушаться и оценить обстановку. Оно ходило с какими-то своими целями. Ну да, рядом леса, причем частично выжженные, здесь должно быть достаточно диких животных. Косули, лани, кабаны… но кто знает, кто еще выходит из леса? Успокоить себя надеждой легко, когда не остается ничего другого.
Таинственные перемещения во тьме продолжались довольно долго. Теперь уже казалось, что их двое… Внезапно ожили звуки на другом берегу Уара: лаяли бегающие там собаки Хикса. Запереть их, управлять ими было некому. У Хикса были очень большие собаки, их голосам могли завидовать демоны. Существа, бродящие по саду, сорвались с места. Было слышно, как они несутся сквозь траву, перепрыгивая препятствия. Лай спустился к мосту и переметнулся на другую сторону в поля. Собаки, видимо, охотились на диких выходцев из леса. Главное, чтобы им не пришло в голову делать это на вампирском кладбище. С двумя огромными голодными псами, действующими сообща, хотелось встретиться не больше, чем с выжившими «прихожанами».
Через какое-то время периодически врывающийся в тишину лай окончательно удалился и смолк. Снова наступило черное безмолвие. Оно потянулось дальше сквозь ночь. Силы контролировать ситуацию у Феоны закончились. Она провела полдня в седле, она видела сожженные трупы, она сама могла в любой момент оказаться среди них, она потеряла всех друзей, она не нашла Дрозда – по всей вероятности его здесь нет. Теперь вряд ли произойдет что-то такое, ради чего нужно продолжать стоять и ждать. Единственное, чем она могла обезопасить себя и лошадь, - выставить в проходе ящик, который Хикс отдал под еду и утварь, но он был весьма эфемерным препятствием. Она собрала в кучу всю одежду, какую нашла, и отправилась спать на одну из надгробных плит. Почему-то ей представлялось, что погибнуть во сне не так страшно. И хотя это не соответствовало действительности, главное было убедить себя в этом.
«Могильный холод» - это всего лишь устойчивое выражение. Но здесь холод был действительно могильным, каким-то таким, которого не хотелось касаться, находиться в нем, дышать им. В прошлый раз это не чувствовалось так сильно, так убийственно.
Феона закрыла глаза… И в голову хлынули мысли. До этого они проскакивали частями, урывками, но теперь их не сдерживало ничто постороннее.
Она вспомнила, как уже ночевала здесь, но была тогда не одна. А теперь осталась только она и где-то еще – Герман. С ним дороги стремительно разошлись и вряд ли сойдутся снова. У него теперь достаточно своих проблем, от которых зависит жизнь, и своих собственных планов, от которых зависит будущее, ему незачем возвращаться. Он и отправился в эту поездку только потому что его уговорили это сделать. Остается только надеяться, что он спас себя, спасет тех, кто ему дорог, и найдет свои пути для правды. Так что, если они и встретятся в будущем, то только случайно.
Он стал для нее слишком много значить, а она не признавалась себе в этом. И, видимо, правильно делала. Почти уже сказала ему «да»… Хорошо, что не успела. Никогда не нужно верить в сказки.
Куда теперь?.. Она хотела найти своих, предупредить хоть кого-нибудь, пока не поздно, объединиться. Ей есть за кого и за что бороться. Но… В этом изменившимся мире она – «леди», главный персонаж вампирской баллады, воплощение Сил Зла, противопоставление Истинной Вере. Каждый, кому она захочет помочь, каждый, кто поможет ей, станет ее сообщником. Каждого, кто с ней соприкоснется, заговорит, сблизится, можно обвинить в чем угодно. Чем она ближе, тем больше опасности от нее исходит. Она умеет отнимать людей у болезней и смерти, но теперь ее помощь ведет к гибели, и лучшее, что она может сделать для того, кого хочет спасти, – держаться как можно дальше.
Как Дитрих, которому пришлось бежать от людей, чтобы не нести с собой смерть.
Делио смог создать и применить проклятие, не прибегая к магии. С ним выстроилась связь, от которой теперь никуда не деться ни физически, ни мысленно.
И даже самоубийство не поможет!..

Утром, перед рассветом, все были еще живы – и лошадь, и Феона. Она сидела, уютно закутавшись в плащ, на одной из затонувших в траве могильных плит, в холодной и дымчатой предрассветной полумгле и пила из кружки глинтвейн, сваренный из великолепного вина Хикса и кладбищенских яблок. Завтрак из оставленных здесь запасов вообще был отличным. Феона поначалу опасалась разводить огонь, но потом сообразила, что со стороны все равно никто не увидит и не почувствует дым – воздух и так постоянно был им наполнен.
Лошадь паслась поодаль. Бесчисленные раскидистые яблони застыли со всех сторон в причудливых позах молчаливыми синеватыми силуэтами. Где-то на вершине одной из них сидела и лениво каркала ворона, сериями по два-три вскрика, на большее ее не хватало в этот ранний час. Феоне самой удалось поспать весьма недолго, в глазах у нее была отрешенность, под глазами – легкие тени, от которых Делио непременно пришел бы в полное восхищение.
Феона так и не решила, куда ехать дальше, но сейчас это уже не вызывало отчаяния. Ночные кошмары кончились, осталась готовность ко всему. Здесь больше нечего было делать. Но прежде, чем навсегда проститься с этим местом, Феона хотела объехать окрестности и еще раз поискать Дрозда или его тело. Шанс призрачный, но придется попытаться, любое дело нужно выполнять добросовестно, особенно такое. Если он умер, то сейчас лежит где-нибудь, представляя собой источник заразы для любых хищных животных, если жив – нужно его прикончить и в любом случае сделать что-то с телом. Вот что с ним можно сделать?.. Наверное, придется сообщить местным. Они уже научились массово сжигать трупы. Пришло время, когда скорбь и уважение к погибшему должны идти вразрез с необходимыми поступками. Ох уж эти бытовые проблемы… В них всегда кроется самое страшное, незаметное со стороны, но страшное. Сразиться и победить – это подвиг, герои совершают его и идут дальше; разгребать последствия – просто работа, но часто она даже тяжелее.
Когда и глинтвейн, и мысли кончились, Феона пошла в склеп собирать вещи. Жаль, что с собой можно взять только самое необходимое, здесь есть много всего, что обязательно пригодилось бы в дороге. В итоге она забрала собственную оставленную сумку, оружие, еду, воду и – без малейшего зазрения совести – все ценности и деньги Дрозда и Лады, здесь они точно уже никому не понадобятся.
Ей все это время, еще со вчерашнего вечера казалось, что среди вещей не хватает чего-то одного. Теперь она поняла, чего именно: не хватало банки с лекарством, вампирского зелья, запрещенного в Алекси;не.
Феона села на кучу вещей и еще раз хорошо подумала. Проясняет ли это обстоятельство ситуацию и дает ли надежду? На первый взгляд так и есть, но на самом деле нет, не проясняет и не дает. Снадобье мог забрать любой, кто здесь побывал, оно даже могло стать весьма неприятной уликой для вампиров. Но его мог израсходовать и сам Хикс – на лечение Дрозда, он единственный, кто с ним здесь оставался. Он мог даже намеренно увеличить дозу до смертельной и избавиться от тела. А что, это тоже версия. И как ни странно, сейчас она казалась самой милосердной их всех.
Феона погрузила вещи и меч в ножнах на лошадь и повела ее по саду между деревьями в сторону дороги. Своей лошади у нее до этого никогда не было, теперь похоже будет, без нее сейчас не обойтись.
Дорога стелилась в дымчатые дали параллельно спокойному серому Уару, воды которого утекали за спину, к рассвету. Восток потихоньку расчищался от облаков, и из-за этого все заметнее была легкая замутненность воздуха – небо не становилось голубым. Еще не появилось солнце, но было уже достаточно светло; уединенный дом Хикса на противоположном берегу, на излучине выглядел все таким же пустым, траурным и разоренным. Феона бросила на него последний взгляд, села в седло и отправилась в путь против течения. «Где ты теперь, куда уведет дорога?» - мысленно прозвучала в голове узнаваемая мелодия; Феона почти улыбнулась ей.
Поля, луга и овраги она объезжала наугад, там, где были хоть какие-то следы в траве, но результатов это пока не принесло. Здесь никого не было, не только Дрозда, живого или мертвого, но и вообще никаких людей, только одна загадочная, ищущая, одинокая Феона. Некоторые поля стали местом пиршества для больших стай воробьев и других мелких птиц, они весело щебетали, садились на дорогу, перепархивали, возились в кустах. Иногда в мутном утреннем небе появлялся канюк и начинал парить кругами, разбавляя тишину и легкомысленное щебетание доносящимся с высоты величавым кличем свободы. Для Феоны всегда было загадкой, как такая привычка красоваться в воздухе не мешает хищникам охотиться.
Она побывала недалеко от Серых Ельников. Издалека лес выглядел черно-пепельным, ободранным, как будто обглоданным огромными чудовищами-пожирателями. Ближе были различимы сожженные скелеты деревьев, тонкие, вытянутые, пронзительно указывающие в небо. Они как будто стояли в одной общей растекающейся в поля черно-пепельной луже – трава вокруг них тоже сгорела. Здесь огонь гулял несколько дней назад, все убил и умер сам. Теперь пожары блуждали в других частях леса, елки горят быстро. Легкие наполнял пережженный воздух и частицы пепла… Пора прощаться с этими местами!
Феона, теперь уже окончательно похожая на таинственную леди из вампирской баллады, повернула от Серых Ельников к виднеющейся в сизоватой дали дороге. Где-то там как раз должна быть развилка на Милаву и на Офирц. А смерть Дрозда так и затеряется в неизвестности... Но может быть, такая неоскверненная память о человеке лучше всей этой невыносимо безобразной правды о его последних минутах? Пусть молодой воин покоится с миром, для него уже не важно, что происходит с его телом.
Нужно уезжать и теперь уже окончательно выбрать направление. Феоне больше нечего терять и абсолютно нечего бояться. Так почему бы не возвращение в Офирц, прямо сейчас??? Делио ждет их следующей встречи. Он, наверное, и сам не представлял себе, что его история будет развиваться со скоростью и силой стихийного бедствия. Почему бы тогда не вернуться к нему во всем своем потустороннем великолепии и либо пафосно завершить жизнь, либо заключить с ним ту самую сделку, это уж как получится. Ее любовь и ненависть, и особенно их сочетание, могут очень, ОЧЕНЬ дорого стоить.
Эту мысль Феона не успела развить, ее внимание отвлекла чернеющая впереди возле дороги конструкция. Она была похожа на столб с чем-то на нем закрепленным, очертаниями похожим на человеческую фигуру. Феона направила лошадь туда, прямо по полям. Она не очень доверяла своему зрению, однако сокращающееся расстояние все больше убеждало в том, что это – жертва расправы, законной или незаконной. Мысли были не нужны, скоро и так все станет понятно. Приближающиеся очертания фигуры на столбе все сильнее и безжалостнее напоминали обезглавленное тело, но как-то очень странно расположенное.
Вблизи уже нельзя было избавиться от впечатления специально организованной показательной казни. Столб был новым и свежим, видимо, вкопанным как раз по такому случаю, а труп на нем располагался достаточно высоко, чтобы его видели издалека. Небрежно прикрытое рваной одеждой тело было разрублено на несколько частей, которые, включая голову, были кое-как прикручены к тому же столбу, составляя хаотичное, извращенное, окровавленное подобие человеческого образа.
Лошадь вышла из травы на обочину, Феона объехала столб и остановилась перед ним.
Незнакомый человек.
Грязь вперемешку с кровью была густо размазана по частям тела и лицу, но все же было понятно, что это – незнакомый человек. Три-четыре дня назад он был еще жив. Под телом были прибиты три таблички, каждая со своей надписью:
«Вампир»
«Увидел вампира – сделай так же»
«Пока они не закончатся».
Феона сузила глаза и посмотрела в сторону Милавы.
- Понятно, почему ты не вернулся, - сказала она, разворачивая туда лошадь. Направление было выбрано окончательно.
Кажется, у нее появился шанс найти Германа. Это было ужасно. Настолько, что она этого даже не чувствовала. Просто ехала навстречу следующему вырисовывающемуся впереди на дороге столбу… За которым виднелся следующий….
…Они все были одинаковыми: одинаково повешенными, с одинаковыми надписями, различались только пол и возраст. Уже больше десятка столбов, и каждый раз – неописуемые чувства, когда приходилось вглядываться в искаженные черты и мертвые глаза. Ни Германа, ни Хикса среди них все еще не было.
Кто были эти убитые вампиры: преступники-нелегалы или честные жители, понять теперь уже было нереально. Но при взгляде на то, что от них осталось, и на обрывки одежды, всплывала единственная фраза: «Все подряд». Все. У Йорга Хикса во Фриле остались жена и трое детей. Как в этом поменявшемся мире выжить хрупкой неприспособленной вампирской аристократке с тремя детьми, двоих из которых она все еще носит на руках??? Феона никогда не видела Лизу Хикс (почему-то она представлялась ей тонкой глазастой брюнеткой), а с самим Хиксом была едва знакома и общалась не более пары дней в своей жизни. Но именно мысли о них произвели на нее особенно подавляющее и оглушающее впечатление. Это, наверное, самое страшное, что может случиться. Но Феона, к счастью, никогда не узнает этого на себе, потому что у нее нет своей семьи. Она впервые в жизни была благодарна судьбе за одиночество.

Герман медленно умирал. Он сам не понимал, почему до сих пор не упал с лошади. Обрывки воспаленной памяти подсказывали почему: на самом деле он уже несколько раз падал, валялся ночью где-то в мокрой траве… Шельма его не бросила, долго стояла рядом и ждала. Ему стало лучше, и они продолжили путь, целей которого Герман уже не воспринимал. Ему нужно было найти Феону, это было последнее стремление. Но он не мог контролировать направление и уже не знал, где он. У Шельмы тоже не было окончательной цели, она неторопясь блуждала по самым непроходимым местам контрабандистских маршрутов, пока Герман совершенно покорно и безвольно висел у нее на шее, окончательно теряя нить сознания и понимая, что, когда он упадет снова, этот раз будет уже последним. Наверное, за ним была погоня, наверное, его усиленно искали и не нашли только благодаря тому, что лошадь никуда не спешила и по привычке избегала дорог.
Но когда Шельма вышла из очередного леса, она все-таки свернула на дорогу, как это делали иногда в этом месте ее прежние хозяева, и пошла по ней, медленно удаляясь от Милавы.
Здесь ее могли легко увидеть, но Герману было уже все равно. Он растворялся во тьме, созданной опущенным капюшоном и закрытыми глазами, и не видел, как навстречу ему из пыльной дали едет верхом Феона. Прекрасная в гневе и золотисто-дымном ореоле солнца, готовая выдернуть его из кровавого мрака, пройти вместе с ним выпавшую на их долю эпоху, которая навсегда запомнится запахом пожаров и обожженных трупов, и создать с ним самую одиозную и самую знаменитую пару за всю историю Объединенного Государства Алекси;на.


2000-е – апрель 2021


После прочтения
А что во тьме?

Неоконченная концовка. Ее нужно было сделать именно такой, т.к. она воплощает подвешенное состояние, ощущение полной неизвестности и в то же время «свершённости» и бесповоротности случившегося. Неопределенность как финал истории. Не просто неизвестность неких фактов, а свершившаяся, наступившая неопределенность как состояние. Поэтому продолжения не будет.

Постепенное «скатывание» всего повествования во тьму – это не просто нагнетание атмосферы и не случайный эффект. Оно разворачивается по своей собственной структуре, начиная от первых намеков и отсылок, на первоначальном фоне кажущихся, возможно, незначительными и безобидными, а на фоне финала – уже слишком очевидными.
Первоначальная атмосфера (а для меня она прекрасна и комфортна) разрушается и уже никогда не восстановится в отличие от атмосферы тех произведений, где все можно героически исправить в последний момент. Но ведь тогда ощущение потери не будет настоящим, поэтому нет, никто в последний момент не исправит ситуацию.

Совершенно случайное начало. Никто не предвидел, куда зайдет процесс. Даже автор. В этом есть своеобразная ценность – последствия оказались действительно неожиданными, и сюжет не подогнан под изначальную концепцию, а развивался и определялся с ней вместе. Совершила по ходу создания много открытий для себя самой о том, что там произошло. И это сделало процесс создания незабываемым!

Небольшое, но очевидное несоответствие стилей изложения первых глав по сравнению с основной частью произведения можно было бы исправить, но, подумав, я оставила как есть по нескольким причинам. Во-первых, мне было интересно оставить свидетельство трансформации моего собственного восприятия этого текста и отношения к нему: история написания долгая, и в тексте сохранились «геологические слои» этого написания. Почему бы не сделать выбор в их пользу, если для меня это важно? Во-вторых, наложился географический и этнический эффект: действие происходит в государстве, представляющем собой лоскутное одело разных культур, и чем-то это все равно должно было проявиться в стиле текста. Этому же способствует и смещение акцентов с одних героев на других: двое первоначальных (Лада и Дрозд) так и остались чужими в той среде, которая ожидала их в последующих главах, они «стилистически» тоже не способны вписаться в другой образ жизни.

0% магии!
Признаюсь: я ее не люблю и считаю, что материальный мир гораздо таинственней, многогранней и неисчерпаемей. Поэтому задача сохранить потусторонность атмосферы при материалистичном объяснении была поставлена – и достигнута.

Название. Получилось подобрать так, что оно раскрывается постепенно в течение всего текста и полностью – только к концу. Мало того, даже я сама почти до конца не представляла, каково его истинное значение. Конкретно – до 18 главы.
Тьма и убийства в начале текста – просты, понятны и однозначны, несмотря на их таинственность. Они даже логически (хоть и неверно) объяснены. Враги обезличены мраком и своим аномальным состоянием, это «правильные», не вызывающие сомнений враги. Настоящая тьма пришла не в начале и даже не в середине, когда было раскрыто происхождение убийц и планы их хозяина, она пришла в конце, когда люди стали считать врагами других людей.

Мечебор. Потенциально перспективный герой, которому пройти бы победно до конца по всему тексту. Но он умирает в начале. Навсегда. Так бывает в жизни, просто пожертвовал собой. Обстоятельства есть обстоятельства. Лучшие часто жертвуют и не всегда выживают.

Дрозд. Не планировал умирать. И у автора планов убить его тоже не было, по крайней мере, если убивать, то точно не так! Мало того, по сюжету предполагалось, что он своим ранением будет опровергать суеверия, ибо с ним в итоге все должно было быть в порядке. Я была в этом уверена, так же, как и Феона. Но внезапно найденное объяснение «нежити» (его у меня изначально тоже не было) перевернуло все планы, и Дрозд стал еще одним примером бесповоротных обстоятельств, которые уже нельзя отыграть назад. Мне пришлось выбирать между судьбой героя и лучшим объяснением сюжета. Я выбрала второе, потому что поняла, что никакое другое объяснение не будет столь же удачным, реалистичным и фатальным. Смерть этого героя – совершенно несправедливая и абсолютно незаслуженная. Я не смогла обеспечить ему выздоровление даже при наличии двух (!) врачей в повествовании, т.к. это обесценило бы всю опасность происходящего. Единственное, что я могла ему предложить – это неопределенность, так что есть небольшая вероятность, что он выжил. Дрозд Шрёдингера…
Кстати, первые симптомы болезни появились в ночь отъезда. Они есть в тексте.

Лада. Здесь надо уже наконец сказать, что идея этой первоначальной компашки из трех человек, а также неких приключений для них у меня появилась еще в школе, а это лет 25 назад, не меньше. Наверное, от недостатка насыщенности собственной жизни. Поэтому центральные герои, которых я насочиняла, мне изначально очень нравились, а наглую максималистку Ладу я считала совершенно идеальной. Потом, вернувшись к теме через ряд лет, я смотрела на Ладу уже совсем другими глазами, поэтому сочинила Феону – ей в противовес. Теперь Феона была идеалом, человеком, который противопоставлял сильной личности Лады силу совершенно другого характера. В итоге они сработались.
А представление об их приключениях очень быстро мутировало в ту форму, когда это уже нельзя называть словом «приключения». Может быть, поначалу у них и были шансы стать банальными охотниками на нечисть, но за эти годы столько героев со страниц и экранов справлялось с нечистью, супостатами, зомби, врагами человечества и супер-злодеями, что штамповать их слишком условные подвиги уже совсем не хотелось.

Феона. Очень самоуверенна. Ставит свои способности выше способностей многих других людей – и небезосновательно. Социофобка. Не выносит страданий ближних. Все может; влияет на людей; в совершенстве, до бесчувственности, владеет собой. Святая.
Хлоя открывает альтруистическую сущность Феоны, которую Феона скрывает от других и самой себя. И альтруизм трансформируется от случайной привязанности к единственному существу (Хлоя) до жертвенности как таковой.

Герман. Самый сложный. Хотя я с самого начала представляла, каким он должен быть, за ним постоянно приходилось следить, чтобы выдержать его стиль. Дело в том, что он впервые появился в тексте немного не в своем амплуа: он явно дезориентирован, загнан, и ему приходится заниматься вещами, к которым он не приспособлен – выкручиваться, заискивать, скрываться. Да и в дальнейшем его ситуация постоянно напоминала синусоиду над пропастью.

Северин Делио. Долго не могла его «увидеть». Да и нужды до определенного момента не было, т.к. он появляется только в последней трети повествования. Очень хотелось избежать абстрактного злодея с непонятными, условными целями (разрушение мира, служение культу, безумие, детские травмы, месть всему и всем и прочая ерунда) и невнятными личностными характеристиками. Он должен был быть индивидуален, логичен и интересен, а его мотивы – практичными, эгоистичными, отражающими только его собственные интересы. Амбиции, власть, контроль. Зато в итоге он мне симпатичен без сожаления, в смысле: что бы его ни ждало дальше, жалости он точно не вызовет, а вот интерес – да.

Хотелось обозначить контраст двух режимов существования: мирного и экстремального. Общество в отсутствии войн и иных встрясок начинает внимательнее относиться к себе и своим людям. В тексте сознательно создана модель с практикой гуманистических ценностей, довольно близких к нашей современной реальности, а уж никак не нашему же Средневековью. Воины в отряде не бросают даже простых крестьян, ибо у них есть понятие ценности жизни как таковой; Мечебор делает вывод, что в бою убивать легче, чем «в подвале» (хотя люди там в общем-то уже и не живые и не люди…); Феона, которая спокойно убивает нежить, даже не представляет, что могла бы то же самое сделать с людьми, хотя практически ничего в жизни не боится; основные, базовые права распространяются на все сословия (и немного даже на вампиров); мирная церковь, свобода вероисповедания; мирное население отвыкло от повседневного насилия, вернее, насилие перестает быть повседневностью и выходит за грань привычного и неизбежного. Обществу, конечно, далеко до гражданского, но жить можно. Относительные права, пусть и различающиеся, есть у всех сословий, у женщин (по крайней мере, у тех, которые доказали свою самостоятельность), у всех народов государства. Есть понятие об общественной безопасности, инфраструктуре, медицине и других благах (в целом развитие социальной сферы опережает развитие научно-технической, если сравнивать с реальным миром). В общем, есть, что терять. К концу, в экстремальном режиме, это еще не разрушилось, но уже дало течь.
Вот к вампирам отношение у всех так себе по понятным причинам. Причем к вампирам любого статуса. Даже аристократы, причем совершенно безупречные и законопослушные не стоят среднестатистического человека. Они знают об этом и живут с этим сознанием как с должным положением вещей, ибо это встроено и в систему религии. Но даже они могли существовать в этом обществе. Герман считает своим главным достоинством безупречность по отношению к людям (именно то, что он в итоге потерял).

Религия – аналог умеренного христианства. Между прочим, очень привлекательный, неагрессивный, прекрасно справляющийся со своими социальными задачами. Была такой, до 19 главы. Слово «бог» с маленькой буквы, потому что бог не нуждается в БОЛЬШИХ БУКВАХ, он велик априори. Зато вся «оперативная» атрибутика религии с заглавных букв: Церковь, Вера, Силы Зла, Истинные и т.п.

Детектива здесь нет, но есть посыл к тому, что во всем можно разобраться с помощью логики, здравого смысла и фактов. Вообще, здесь во многих местах превозносится здравый смысл. Хоть он и проиграл.
Умные, «элитные» герои ничего не смогли сделать с ситуацией. Нет головокружительной победы, спасения мира, преодоления системы. Наверное, потому что им мешают те же достоинства, что и помогают… не знаю, вопрос открыт.

Будет ли «зомби-апокалипсис»? На такую возможность есть вполне четкий намек, но нет никакого указания на то, что это будет обязательно. Не имею ни малейшего понятия, какова вероятность. Пусть читатели прогнозируют, как хотят. Почему бы нет?
На самом деле вероятность у эпидемии весьма небольшая, т.к. бешенство имеет быстрое течение и практически не передается по воздуху.
Гораздо устойчивее, масштабнее и фатальнее «ментальная эпидемия» в народе. И самое страшное, что ее катастрофический темп даже не кажется мне утрированным: на определенной почве (а здесь, если вчитаться, она была хорошо и заранее подготовлена Северином Делио) такие катастрофы как раз и происходят. События в Серых Ельниках в данном случае стали катализатором, они заставили Делио ускорить все свои планы, мобилизовать свои возможности и форсировать события, иначе всё развивалось бы, без сомнения, гораздо более равномерно. В целом текст не про потусторонние силы, заговор и точно не про войну добра со злом, он про дегуманизацию и информационную манипуляцию.

Проверка на кровь. Становится индикатором отношений людей к другим людям с того момента, как одни люди стали для других «другими». Та самая «другая сторона», про которую думала Феона, когда вспоминала Янски, и о масштабах которой я тогда еще даже не подозревала.

Делио и Герман внезапно начали соперничать за Феону. Это тоже вышло неожиданно (почти). Что интересно – по разным причинам у них практически равные шансы. И у того, и у другого эти шансы несколько… извращенные. А Герман победил вообще в процессе полного падения! Вообще, этот треугольник - равновесие противоречий.

Операция на руке. Сцена максимального доверия, открытости, взаимопонимания, самоотдачи и близости двух людей. В общем-то, как в сексе.

Баллада. Впервые звучит при въезде во Фрил ничего не значащей строчкой в потоке событий. Очень многое связывает воедино. И именно она становится рассадником символизма во всем тексте: Дитрих и его «воплощения», лорд/леди, «наследство», отлучение проклятого от людей, особое положение вампиров по отношению к людям, бесполезность самоубийства и т.п.

Иллюстрации. Я внезапно (но очень закономерно) нашла соавтора. Иллюстрирование этого текста делится на несколько направлений. Жанровые сцены проиллюстрированы мной и Мариной Приваловой, причем большая часть из них дублируется нами, потому что это был своеобразный диалог, в котором мы изображали и обсуждали свое видение одних и тех же ситуаций и героев. Я избрала путь карандашных набросков, поскольку мне хотелось экспрессии и ощущения «увиденного между строк». Пейзажное направление – это мой личный эксперимент. Я часто мыслю картинками, а в тексте довольно много пейзажного антуража, и мне интересно было его воплотить. Архитектурное направление – это еще один мой эксперимент. Я никогда не занималась архитектурой, но здесь мне захотелось увидеть, материализовать в подробностях тот стиль, который я себе представляла мысленно.


О некоторых строках и о том, что между ними

«Пепел не убивает» (изначально фраза была вписана просто для диалога и не имела символического значения) уравновешивается фразой «мертвые опаснее, чем живые» в конце. Похоже, пепел пока видится единственным решением проблемы. «Сжечь ведьму» - впервые прозвучавшая фраза, в том мире еще никто так не говорил.

«Откуда-то сзади, очень издалека, из бескрайних глубин уже почти черного леса негромко донеслись частые, короткие и отрывистые крики совы, гулкие, как из ночного колодца». Это маленькая биологическая «пасхалочка». Я специально подбирала конкретный вид птицы, прослушивая голоса, чтобы получилось атмосферно и в то же время соответствовало условиям обитания и времени года. Длиннохвостая неясыть, кстати, очаровательнейшее существо.

«Несмотря на потерю двух человек, остальных еще не накрыла волна паники и истерик». Именно так: людям некуда было деться, и они сделали все, что могли. Поэтому сцена в лесу не наполнена «лавкрафтовским» ужасом, она довольно трезвая и не производит (и не должна) впечатление хоррора. В жизни случаются ситуации и пострашнее, но это не значит, что все сразу становятся невменяемыми и беспомощными.

«Как ни странно, никто до этого даже не обратил внимания, что Феона вооружилась мечом погибшего воина». Не думала, что оружие в конце вернется к ней, и специально ей не возвращала. Так получилось по стечению обстоятельств, когда выяснилось, что Феоне нужно чем-то защищаться в последней главе… «Символично: оружие пошло из рук в руки, как факел, от погибших к выжившим». В итоге, действительно символично.

«А посередине, огромными распахнутыми объятиями, заставляя поднимать голову вверх, возвышался Чудотворный собор». Пришлось уделить в тексте немного внимания религиозной архитектуре, потому что она, по понятным причинам, не должна производить безусловного впечатления того, к чему привыкли мы, например, готики.

«Просто было ощущение того, что прерываешь жизнь за жизнью, а такого Феона еще никогда не делала». Потом уже пришла мысль, что Феона первая и единственная увидела в этих существах живых людей, хотя руководствовалась всего лишь физическими характеристиками, а никак не этическими размышлениями.

«Если мы знаем столько ценной информации, то почему УЖЕ скрываемся, как беглые преступники?» - ситуация, когда изначально знаешь, что поверят не тебе, а противоположной стороне.

«Мы можем досмотреть до конца. И узнать, как это происходит». У меня реально был соблазн «досмотреть до конца». По многим причинам я ему не поддалась.

«Звучало это почему-то ужасающе – как от лица раковой опухоли». Понимаю, что формулировка слишком современна, но думаю, что в сюжете, где есть два крутых врача, и в мире, где «средневековая» медицина исключительно продвинута и лишена «средневековости», эта фраза допустима.

«Каждый из нас может выбрать, чем заняться в жизни. И не обязательно тянуть за собой рабскую лямку традиций. Видимо, все благодаря тому, что Алекса была женщиной, а ее наследники пошли по проторенной ею дорожке». Здесь с моей стороны никакого феминизма. Просто данное рассуждение уместно для этого конкретного случая.

«Вы думаете, эти страхи когда-нибудь исчезнут? Никогда, потому что они часть нашей природы. Иначе в древних верованиях не было бы столько погребальных обрядов. Ни один из них не направлен на то, чтобы позвать мертвецов обратно, все соответствуют тому, чтобы они никогда не возвращались». Научно-популярные источники по антропологии (видео, лекции, стримы, литература) заинтересовали меня весьма кстати. Погребальная атрибутика там удивительно часто трактуется как меры для отделения и ограждения мертвых от мира живых. Я задалась вопросом: почему нигде не наоборот? Что плохого в том, чтобы пытаться обеспечить своим умершим путь обратно? Почему их обязательно надо бояться и отгораживаться от них? Ответа я пока не нашла, потому что и не искала. Но, поскольку принцип кажется довольно универсальным для человеческой природы, экстраполировала его на текст.

«Лужа красного бархата». Очень хороший визуальный символ, в моем стиле. Мелочь – но красиво.

«Мгновения прошлого прекрасны. Я думал о тебе, а ты меня даже не помнишь». Сильно ли на отношение Делио к Феоне повлияли его воспоминания? Нет, конечно, нет у него никакой сердечной драмы, просто для него мир – это его собственные философские игры, а Феона в них идеально вписалась. Никого лучше для себя он никогда не найдет. То, что он ее когда-то видел, всего лишь акцентировало его внимание на ней.

«Это вещество вошло в наш мир – оно изменит его навсегда». Довольно сильнодействующая штука, пришлось даже следить, чтобы не оказалась всесильной. Но боевые перспективы тут рисуются хорошие.

«И это означает, что вся система – ложь, а это в свою очередь означает, что все дозволено». Нет, это не трансформация суждения о том, что если человек не верит, то считает, что все можно. Это как раз опровержение данной схемы. Ее не существует, существует моральный мир человека. Феона – спокойный, убежденный атеист, но она не считает, что «все дозволено».

«Тогда мне придется отпустить его еще раз». Одна из фраз, которая обретает настоящий смысл только при повторном прочтении текста. Если покопаться, там таких много ;)

Имена и названия. Брала по принципу «что первое подвернется». В результате там тоже есть пасхалки. Например, Брэнтис – латинское название рода бабочек.


Те, кто был там со мной

Все это я сделала не одна. Есть люди, которым я очень благодарна за участие и присутствие. Поскольку для меня процесс создания этого текста был уникальным и, скорее всего, останется неповторимым, то и вклад каждого тоже уникален. А значит, свое искреннее спасибо скажу не в порядке важности или предпочтения, а в порядке хронологии участия:
Людмиле Сидоровой – за консультацию по поводу того, как ловить нежить в лесу)))
Александру Лохову – за логические опыты, терпение, интерес, поддержку, идеи, критику, а также за то, что принял мое творчество как члена нашей семьи.
Марине Приваловой – за мысли и чувства, и за прекрасные иллюстрации!!!

Истинный (по-настоящему истинный) свет в нас!