Мы сюда уже не вернёмся. Повесть. Глава 1

Только-только начинало светать. В квартире было совсем тихо, никто ещё не вставал, даже тётушка не поднималась, боясь, видимо, разбудить любимого племянника. А он уже проснулся и лежал с закрытыми глазами, не подавая вида, чтобы тоже не разбудить своих родственников. За окном обычное мартовское утро, кажется, как всегда. Но никто не кричит «Рота, подъём!», никто не врывается в кубрик, чтобы прервать последние, самые сладостные минуты сна. Всё тихо и спокойно. До Сергея как бы сразу и не доходит, что он вовсе и не в училище, что нет тебе ни дневальных, не дающих своим истошным криком как следует понежиться на койке, ни этого долбаного ротного, вбегающего к ним и стаскивающего и так еле греющее курсантов одеяло. Всего этого нет, и уже никогда не будет. Это всё закончилось, закончилось навсегда.
Радоваться бы только. Но нет, не поёт душа, не бьётся часто сердце. Даже наоборот, что-то всё сильнее и сильнее начинает беспокоить. И что? Непонятно. Да, не будет дневальных, не будет ротного, не будет нарядов по очереди и вне очереди, всё это хорошо, но не будет же рядом и друзей, с которыми так сжился за эти далеко непростые пять лет, не будет рядом преподавателей и комсостава, которые и наказывали, если заслужил, и поддерживали, как могли, в трудные минуты. Этого уже ничего не будет. А что будет? Что?
От этих беспокойных мыслей Сергей заворочался на кровати, стал подниматься. Зашевелилась на соседней кровати и тётушка Аня, только двоюродный брат Виктор также спал безмятежно, слегка посапывая. Новиков встал, вышел в общий коридор, немного размялся, умылся, пошёл назад. Тётушка на керосинке уже разогревала кашу. Обычно улыбчивая и приветливая, на этот раз она была какая-то напряжённая и даже хмурая.
– Когда ты уезжаешь? – спросила тихо.
– Наверное, сегодня, – так же тихо ответил племянник.
Она закусила губу, чтобы сдержать слёзы. Сергей подошёл к ней, обнял за плечи.
– Да вы не расстраивайтесь. Я же еду не куда-то в Сибирь, а на Дон. А Волга с Доном связана каналом, так что сюда, я думаю, будем приходить. Увидимся ещё не раз.
В ответ она только глубоко вздохнула.
– Ладно, ладно, вы только не плачьте. Всё будет хорошо. – Он чуть помолчал. – И большое вам спасибо, что были так добры ко мне. Ведь я вас второй матерью считаю.
Тётушка достала из кармана платочек, приложила его к глазам.
– Так, стоп! Никаких слёз, иначе я уйду, и всё, больше сюда ни шагу, – Сергей кисло улыбнулся. – Я, конечно, шучу, но не плачьте, пожалуйста. Мы ведь не на всю жизнь расстаёмся.
– Да кто его знает, как сложится жизнь у тебя. Да и я не вечная.
– Ничего, ничего, мы ещё поживём, и винца вместе с вами не раз выпьем, – рассмеялся племянник.
– Так, может, тебе рюмочку налить? Небось, голова-то болит?
– Голова-то болит, но наливать не надо. Я с утра ведь не пью. Да и дела ещё в училище есть.
Он задумался, сел на табурет, начал есть разогретую кашу с котлетой. Ему, конечно, жалко было расставаться с тётушкой, но куда же деваться, раз закончилась вся эта курсантская жизнь. Быстро съел, что предложила хозяйка, выпил чай, оделся, не в форменную одежду, конечно, а в цивильное платье (курсантскую справу давно сложил в чемодан), и вышел из дома, сразу направился в училище. В их кубрике стояла тишина, прерываемая дружным всхрапыванием Сёмкина и Сергеева. Воздух стоял спёртый, видимо, тут всю ночь смолили сигареты.
– Ну, вы и даёте, – только и мог сказать Новиков, прошёл к окну, открыл форточку. – Вся рота что ли тут дымила?
На его высказывание никто не обратил даже внимания, только всхрапывание чуть приостановилось, но потом продолжилось в прежнем ритме. Сергей начал расталкивать друзей.
– Хватит спать! Петухи давно уже подъём пропели.
– Ты чего, ротный что ли? – пробурчал Геннадий. – Дай людям поспать.
– Поспать… Какое поспать. Давай поднимайся. Сегодня ведь последний день.
– Вот именно, в последний день и то поспать не дадут, – подал голос Александр.
– А чего последний? – не понял Сёмкин.
– Да мы, наверное, сегодня с Горкиным уедем.
– А-а, понятно, – промолвил Геннадий, поднимаясь с койки. – А мы, наверное, ещё погуляем. Так, Санёк?
– Ещё не знаю. Может, и погуляем. «Башли» ещё есть, не всё пропили, – хрипло засмеялся Сергеев и закашлялся, достал сигарету, закурил.
– И охота тебе с утра эту гадость сосать? – спросил, чуть усмехнувшись, Новиков.
– А, – отмахнулся тот, – всё равно скоро в армию сдаваться.
Сергей больше не стал его донимать. Ребята встали, сходили умылись, перекусили тем, что осталось от вчерашнего ужина, начали, как всегда, рассуждать о предстоящей работе. Их неспешную беседу прервал заскочивший в кубрик четверокурсник из механиков, который сообщил, что Новикова на вокзале ждёт Горкин. Он сразу всё понял, надо уезжать, попрощался с Сёмкиным и Сергеевым, заспешил к Виктору. Тот точно его ждал на вокзале, уже и такси заказал, чтобы вместе ехать до Ярославля. Знакомых парней было много, кто уезжал сам, кто провожал друзей. Сергей с Виктором не стали долго прощаться, кому пожали руку, кого обняли, сели в такси и поехали к центру города, надо было ещё заскочить к Белкиным за вещами.
По крутой лестнице Новиков быстро поднялся на второй этаж, остановился, чтобы отдышаться. Странно, раньше за ним такого не замечалось. Пять лет вбегал по этой лестнице на одном дыхание и ничего, а сейчас страшно заколотилось сердце и стало не хватать воздуха. Он даже к стене прижался, чтобы, чего ещё доброго, не упасть. Немного постоял, успокоился, вошёл в квартиру. Тётушка была одна дома.
– Я уезжаю, – сказал как можно спокойнее, – такси ждёт внизу.
– Как? Уже? – всплеснула руками женщина, опустилась на стул, из её глаз потекли слёзы.
– Ну, зачем же вы так? Не надо, – начал успокаивать её племянник. – Я ещё приеду к вам.
Она не переставала плакать, а внизу уже начинал сигналить таксист. Сергей взял одной рукой чемодан, другой обнял тётушку, поцеловал её в мокрую щёку.
– До свидания. Я ещё приеду, – повторил снова, открыл дверь и заспешил на улицу.

Такси  ехало не очень быстро по проспекту Ленина. Новиков смотрел в окно на так знакомые дома, кинотеатр «Центральный», деревья и мысленно прощался со всеми. Когда перескочили мост через реку Черёмуху, показалось училище, и что-то сильно дрогнуло в нём, как тогда, пять лет назад, когда подходил к нему в первый раз. Пять лет прошло с того момента, пять лет новой, неизведанной доселе жизни проведено в стенах этого училища. Это так много, и так мало. Что оно, это училище, дало им, в основном совсем ещё мальчишкам, в частности ему? Что лично получил он здесь? Да очень много.
Ведь пришёл сюда пятнадцатилетним деревенским пареньком, робким и застенчивым. И из-за этого очень трудно было войти на первых порах в новый, пугающий поначалу ритм жизни. Ранние подъёмы, зарядки на улице в любую погоду, всюду общий строй… Всё это как-то не согласовывалось с тем домашним раздольем, к которому привык с детства. Всё это было необычно новым, чего раньше и представить себе не мог, что в первые дни и пугало его здорово, он даже плакал по ночам. Но постепенно всё становилось интереснее и интереснее для него, как и для многих других курсантов, и с каждым днём всё больше и больше увлекало, манило дальше именно своей неизвестностью. И он начал успокаиваться, начал чувствовать в себе какие-то подспудные силы, способные далеко увести от серой действительности.
На первом курсе Сергей познакомился с первой городской девушкой, Татьяной Генераловой, ставшей постоянной его подругой на все училищные годы. В это же время начал писать стихи, пусть и неумелые поначалу. Тогда же перед его глазами замелькала Галка, Галина Субботина, его первая любовь, так неудачно сложившаяся для него. Нет, сейчас он нисколько не жалел о том, что именно так всё получилось. Это неплохо. Но тогда очень сильно и больно переживал эту утрату, даже жить из-за этого не хотелось. Но это было тогда, и только сейчас Сергей понемногу стал понимать, что чувствовать боль – это значит жить. Да, да, жить, именно жить, а не существовать.
И он жил, любил, учился, совмещал, как мог, полезное с приятным не в ущерб ни тому, ни другому. Нарушал дисциплину и устав. По глупости? Частично так, но больше из озорства и безответственности, присущей каждому в этот период жизни. Да, он зарывался и очень сильно зарвался, и чуть было не сорвался, но нашёл в себе силы удержаться, и помогли ему в этом хорошие люди, такие как Чугунов и Кубанская, которые поддержали его в трудную минуту. Главное, что они поверили в него, хотя он ни в чём им и не клялся, потому что никогда не любил бросать слов на ветер, считая, что лучше не обещать да сделать, чем обещать да не сделать. После всех перипетий на третьем курсе, повергших его в небывалое уныние, только благодаря Чугунову и Кубанской он словно очнулся от тягостного сна и заново зажил.
Не зря ли пошёл в это училище? – часто задавал себе вопрос Новиков. И отвечал сам себе сначала с некоторой неуверенностью, а потом всё твёрже и твёрже: нет, не зря. Хотя жизнь речника уже не так и прельщала (романтика быстро закончилась после всех практик), но работать на флоте можно. Годы, проведённые в училище, научили его многому. Главное – понимать людей. На первом курсе ребята часто дрались, если не понимали друг друга. Видели слабые места друг у друга и по ним били, считая правильным только своё понимание мира. И были в этом очень глупы. Да это и понятно. Ведь тогда им было всего по пятнадцать – шестнадцать лет.
Сергей многих парней не понимал, как и они его. На втором и третьем курсах он уже почти всех «раскусил», понял, кто чем дышал, кто на что  способен. Но непонятыми для него остались несколько ребят, в том числе и Валерка Князев, его «лучший» друг на первых курсах, с которым поначалу только кулаками и выяснял отношения и который отбил у него Липу со слипа. Сложная оказалась натура. Новиков это понял только на последнем курсе. Сколько на ней было всяких наносов! Но он их, кажется, стряхнул к пятому курсу, чем удивил многих парней. А Валеркины постоянные друзья, проще говоря – собутыльники, наверное, так и не очнулись от пьянки ни до госэкзаменов, ни во время их, ни, уж тем более, после них. Да, видимо, и всю оставшуюся жизнь они вряд ли очнутся. Что ж, у каждого свой путь в жизни и каждый вправе менять или не менять его.
Многому Сергей научился здесь, но одному – прощать обиды – так до конца и нет. Даже любая мелочная несправедливость задевала его и не давала успокоиться все эти пять лет, и он хорошо помнил тех парней, которые обидели его ещё на первом курсе, и старался как-то зацепить их всё это время, не упуская ни одного шанса. Ему порой даже самому было противно вспоминать те мелкие обиды, которые наносили ему курсанты поначалу, но он просто не мог забыть их и уж тем более простить и потихоньку мстил им понемногу. Глупо, конечно, но куда деваться, раз такой характер. Мстил он и девчонкам. С Генераловой, которая не раз «утирала» ему нос все эти пять лет и которая очень и очень хотела провести последние дни вместе с ним, он расстался без сожаления и огорчения – просто перестал ходить к ней и замечать её без всяких объяснений. Сложнее было с Галкой, с этими Рыжими глазами.
После быстрого возвращения Субботиной из Сибири у них снова вспыхнули чувства, к чему Сергей, конечно, приложил немало усилий, а он уже немало поднаторел на амурном поле, но делал всё это не для того, чтобы возродить былое (к чему оно ему?), а чтобы отомстить Галке за ту невыносимую боль, которую она нанесла когда-то. И это ему вполне удалось. Он вскружил ей голову, словно семнадцатилетней девчонке, довёл до такого состояния, что она готова была отдать ему Всё, и он мог бы взять это Всё, но не взял. Может быть, это и было бы справедливым отмщением за все нанесённые ему жестокие удары, может быть, но это прежде всего было бы чистейшей подлостью с его стороны по отношению к Галке, на что он пойти никак не мог – не позволяла совесть.
Увы, увы. Как и к Генераловой, он тоже в последнее время перестал просто ходить к Субботиной, перестал замечать её, стараясь скорее забыть (хотя как это всё можно забыть?) А она, Сергей знал это, ждала его постоянно, ходила изредка к ним на вечера, заходила к тётушке Анне, надеясь на встречу с ним, а перед самым отъездом принесла к Белкиным подарок, небольшую статуэтку, и открытку – поздравление с окончанием училища. А он не поздравил её даже с Восьмым  марта. Правильно ли сделал? И нет, и да, посчитал. Это всё жестоко было для неё, но для него тогда, на втором курсе, всё происшедшее было не менее жестоким. Он так тяжело пережил тот разрыв с этими Рыжими глазами. Но всё это навсегда закончилось, как закончилась и эта училищная жизнь. Да, жаль.
И тут у него в мозгу запульсировало ещё одно имя – Надежда! В эти последние до предела суматошные дни он словно и забыл о ней, забыл о той потере, которая уже наверняка произошла, и вроде бы даже стал успокаиваться, но сейчас, вспоминая почти всех своих подруг, мысль о ней заставила вздрогнуть. Надька… Да, и она его бросила, как когда-то Галка, и этим Рыжим глазам он уже отомстил по-своему, а Веткиной ещё нет. Мстить? Но за что же ей мстить? Разве надо ей мстить?
Сначала он её бросил. Нет, даже не бросил, это было бы всё гораздо проще, он просто предал её, предал те искренние и робкие чувства, самые первые её чувства к мальчишке, которые потом перерождаются в огромный поток радостных переживаний и волнений, уносящий людей в искромётные дали. Да, поначалу было так. А потом, когда понял, что это единственный и самый дорогой для него на свете человек, она его бросила. Нет, и она его не бросила, она просто сделала свой выбор, очень надёжный и правильный, как посчитала (ошиблась или нет – это она потом узнает), отдав предпочтение его тёзке Сергею Суходолову, а его, Новикова, оставила на правах старого друга, с чем, конечно же, смириться никак не мог. Но что он мог сделать, чтобы изменить ситуацию? Да ничего, уже ничего, ведь она его (когда-то) Надежда, его Крошка, вышла, видимо, замуж.

Вспомнив ту злосчастную телеграмму, Сергей вздрогнул и даже застонал.
– Ты чего? – испугался Горкин. – Плохо тебе что ли?
– Мне? – очнулся от своих раздумий Новиков. – Да нет, ничего. Просто, просто…
Он не знал, что и ответить другу, только вздохнул глубоко и стал смотреть на проносящиеся мимо поля и леса Ярославщины. Мартовское солнышко уже хорошо пригревало, на взгорках появились проталины, по обочине дороги бежали первые ручейки, снег изрядно потемнел, а на высоких берёзах и соснах около какой-то деревушки начали приводить в порядок свои гнёзда первые прилетевшие с юга грачи. Природа начинала пробуждаться от зимней спячки. Скоро станут вскрываться и реки, а значит, не за горами и навигация. Хотя, наверное, там, на Дону, куда он поедет работать, лёд давно прошёл, и ему надо спешить в южные края. Но дома хочется побывать, и отпуск свой надо использовать. Вот и Горкин зовёт к себе домой, решив жениться.
– Так приедешь ко мне на свадьбу? – словно угадав его мысли, спросил Виктор.
– Ещё не знаю. Сначала поеду домой, а потом уж на обратном пути, наверное, заеду.
– На обратном? А когда ты поедешь назад?
– Через пару недель.
– Вот через пару недель я и устрою свадьбу. Погуляем…
– Погуляем, – повторил друг и глубоко вздохнул.
– А ты не собираешься жениться? – спросил Горкин.
– Жениться? На ком жениться?
– На ком, на ком… На девке какой-нибудь. Разве у тебя их мало?
– Девок много, а вот… – он не стал договаривать и вновь погрузился в свои раздумья.

Мысль о женитьбе, конечно, у него появлялась. И он, наверняка бы, сейчас женился на Надежде, на этой озорной Крошке, хотя и с трудом представлял себе их будущую семейную жизнь, особенно если впереди полная неизвестность. Но боязнь потерять навсегда эту девчонку могла бы перебороть все его опасения. Теперь же, когда она выходила замуж за другого, это всё отпадало само собой, и ему ничего не оставалось, как вычеркнуть из памяти всё связанное с ней, хотя такое вряд ли возможно. Но была ещё одна девушка, добрая и ласковая, которая запросто могла бы стать спутницей его жизни. Этой девушкой была Света, Светлана Мурашова, с которой он провёл столь незабываемые дни во время последней своей практики. Кажется, это было совсем недавно, но всё равно уже так давно…

После окончания своей первой производственной практики Новиков сразу же направился в Рыбинск, чтобы сдать все отчеты, может быть, повстречаться с друзьями, по которым очень сильно соскучился. И в своих расчётах не ошибся. Как только Сергей появился у родственников, брат сообщил, что к ним накануне заходил Сёмкин. Сергей даже сразу и не поверил, но обрадовался, и они с братом тут же кинулись разыскивать друга. Идти в училище не имело смысла, поэтому направились к его друзьям, и не ошиблись, нашли Геннадия у Михаила Смелова, парня из соседней группы, из местных. Они ещё спали, пришлось будить. Сёмкин чуть поднялся с кровати и с удивлением смотрел на вошедших, словно впервые видел.
– Чего? Не узнаёшь что ли? – рассмеялся Сергей и стал тормошить друга.
Тот молчал, смотрел на Новикова и ничего не понимал.
– Ты чего, Геша? Это же я, Серёга. Ты что, вчера крепко загрузился?
– У-у, – промычал тот, потряс головой, поднялся с кровати и обнял Сергея. – Здорово. Каким ветром тебя сюда занесло?
– Да, наверное, таким же, как и тебя. Соскучился по тебе, вот и приехал. Ты давно здесь?
– С ноябрьских праздников. Гудим, – покачал головой. – Ты с собой ничего не принёс? А то голова трещит, как паровой котёл.
– Нет, но сейчас сбегаю, а ты хоть пока умойся.
С братом они вышли на улицу, двинулись к ближайшему магазину. Виктор отказался участвовать в предстоящем мероприятии и направился по своим делам, а Сергей, прикупив положенное, вернулся к Смеловым. Там уже приготовили нехитрую закусь, и начались тосты за встречу, за окончание практики.
– Ты знаешь, а меня с теплохода выгнали, – признался вдруг Сёмкин.
– Выгнали? – удивился Новиков. – А за что?
– За что, за что. Да с кэпом поцапались. Ты понимаешь, Сибирь – это тебе не Европа, и реки там – не Волга.
– А в чём, собственно, разница?
– Разница в том, что закон там – тайга, а медведь  – хозяин. Теплоход – это плавучая тюрьма, а капитан её начальник. Что хочет, то и делает. И никуда не убежишь, города на тысячи километров друг от друга, а то и вообще их нет. А там, где начинается Салехард, там вообще кончается советская власть. Ты понял?
– Не понял, – искренне признался Сергей.
– Не понял он, – пробурчал Геннадий. – Ты, поди, на своей Волге и телевизор смотрел, и в кино ходил, и с девками шлялся.
– Да было такое дело, – усмехнулся друг.
– А я за эти семь месяцев ни разу ни в кино не сходил, ни телевизора не смотрел.
– И с девками ни-ни? – рассмеялся Сергей.
Сёмкин от такой насмешки аж дёрнулся и сжал кулаки.
– Я пошутил, – сразу оборвал смех Новиков и спросил: – А что же ты тогда делал там, в Сибири?
– Что, что. Пахал, как Папа Карло, и спирт жрал вместе со всеми.
– И с кэпом тоже?
– Поначалу да, а потом он на меня наехал, ну, я ему и врезал по морде.
– Ну, ты даёшь! – удивился друг, который хоть сильно и злился на своего капитана, но чтобы тому врезать… Нет, у него на такое смелости не хватило. – И что дальше?
– Понятная картина. Взъелся он, начал всё делать, чтобы выгнать, но старпом заступился, рассчитали нормально и отпустили пораньше. Вот и всё.
– Да, хорошо хоть, что так всё кончилось.
– Хорошо. Кончилось и кончилось. И ну её, эту всю практику на фиг. Давай лучше ещё выпьем.

Выпить-то, конечно, они выпили, но сидеть у Смеловых стало невмоготу – надышали, накурили так, что и самим было противно, поэтому решили прогуляться. Оделись и вышли на улицу. Побродили по центру города, даже кино посмотрели, а потом снова стали курсировать туда-сюда по проспекту. К их сначала небольшой компании присоединялись всё новые и новые парни, также возвращавшиеся с практики, и вскоре собралась приличная кодла, от которой шарахались в стороны прогуливающиеся тут же парочки и группки ребят. Несколько раз к ним подходили милиционеры с просьбой разойтись. Они подчинялись их убедительным просьбам, расходились, но через некоторое время снова собирались в кучу, шумели и задирались.
И тут на их пути встретилась Ленушка-патриотка со своими  подругами, очень обрадовалась и пригласила ребят к себе. Те особо не отказывались, дружно направились к ней, прихватив по дороге всё необходимое для того, чтобы хорошо посидеть. За стол, конечно, все не убрались, расселись, кто где смог, и начали потихоньку поднимать тосты всё за то же самое – за окончание практики, за встречу. Сергей с Геннадием притулились на диване около окошка, тихо переговаривались и поили друг друга вином, что у них не очень хорошо получалось, от чего и смеялись.
– Когда-то у нас это получалось лучше, – неожиданно с грустью проговорил Сёмкин.
– У нас? – не понял Новиков. – Вроде мы с тобой так никогда и не пили. Наверное, это было не со мной.
– Да, не с тобой, а с ней, с Маринкой, – он глубоко вздохнул. – Я её потерял навсегда, но она мне дорога до сих пор.
– Ты там, в Сибири, встречался с ней?
– Нет, хотя пытался несколько раз. Но потом узнал, что у неё есть парень и она выходит за него замуж, – он чуть помолчал. – А может, уже и вышла. Но ладно, не будем об этом. А ты, ты с Надькой встречался?
– О, ещё как! – встрепенулся друг. – Мы так здорово проводили с ней время… Я тебе потом расскажу, а сейчас…
– А сейчас давай немного разомнёмся, – предложил Геннадий и протянул руки подошедшей к ним Лены.
Они стали танцевать, о чём-то переговариваясь и тихо смеясь. Сергей смотрел на них и от души завидовал другу – вот у него и появилась хорошая замена Маринке. Может, с Ленушкой он и забудет о Князевой. А что ему, Сергею, делать? С Надеждой никакой определённости, да и она так далеко. А другие девчонки? Другие, другие… Нужны ли они ему? Он этого не знал, отчего и сильно загрустил, сидя в одиночестве на диване. Но вскоре встрепенулся, увидев одну из подруг Лены, которая чем-то напомнила Веткину, встал и пригласил на очередной танец.
Та не отказалась, но на второй не пошла – у неё здесь был парень, второкурсник. Сергей сначала только усмехнулся, отошёл в сторону, потом попытался было станцевать шейк с парнями, но у него ничего не получилось. Разозлившись на себя, сел на диван и стал наблюдать за веселящейся компанией. Все ребята были с девчонками, танцевали или просто болтали с ними, Геннадий уединился со своей Ленушкой, а потом и вообще куда-то исчез, и Сергею так стало тошно от этого одиночества, что он готов был наброситься на всех с кулаками. Сначала стал задирать второкурсника, но тот уходил в сторону, не поддаваясь на провокацию. Тогда Новиков набрал кастрюлю воды и вылил её на мальчишек, которые стояли под окнами и просили вина. Те с диким воплем разбежались, и вскоре к окну подскочила разъярённая мамаша одного из пацанов, напустилась на всех, пытаясь выяснить, кто облил её чада.
– Я облил, – спокойно проговорил подошедший в это время к дому Сёмкин.
– Зачем ты это сделал? – пошла на него буром мамаша.
– А нечего тут лазить и водки просить.
– Водки? Какой водки? – не поняла женщина.
– Вы это у своего сына спросите.
Та начала допытывать сына, который быстро во всём сознался и заревел, мать повела его домой. Конфликт был исчерпан. Сёмкин и Новиков посмотрели друг на друга.
– Зачем ты влез? – спросил Сергей. – Я бы и сам разобрался.
– Ладно. Не кипятись.
Друг ничего не ответил, но злость на всех не проходила, и он снова стал приставать всё к той же девчонке.
– Ты всё равно будешь моей, – так прямо и заявил ей.
– У меня есть парень, – просто ответила та.
– Он будет забыт тобой.
– Ты в этом уверен?
– Конечно.
Сергей испытывающе посмотрел на девушку, та опустила глаза. Танец закончился, они разошлись. К нему подошёл Сёмкин.
– Чего ты к ней пристал? – спросил.
– А к кому мне ещё приставать?
– Брось. Оставь её тому салаге. – Он чуть помедлил. – А ты знаешь, что Галка здесь?
– Галка? Какая Галка? – не понял Сергей.
– Да всё та же – Субботина.
У Новикова даже глаза на лоб полезли от удивления.
–  Субботина? Ты уверен? Она же в Сибирь уехала?
– Как уехала, так и приехала. Но я точно не знаю, её не видел, но мне один друг сказал об этом.
Новиков всё с таким же удивлением смотрел на Сёмкина. Внутри что-то ёкнуло, в ногах появилась слабость, он даже сел на диван.
– Если хочешь, можем съездить к ней и проверить, – предложил Геннадий.
Друг не знал что и ответить – так неожиданно на него свалилось такое известие. Хотел бы или не хотел он её увидеть? Ответить на этот вопрос сейчас не мог.
– Поехали! – решительно заявил.

В её окне на четвёртом этаже горел свет. Сергей остановился, посмотрел сначала наверх, а потом опустил глаза и зажмурился. На него разом нахлынули воспоминания и о первых встречах с Галкой, и о первом поцелуе, и о том февральском разрыве. Всё-таки столько всего было связано у него с этими Рыжими глазами! Сколько было радостных моментов поначалу, сколько горестных потом. Но всё прошло, почти что всё забыто. И что теперь? Начинать всё сначала? Всё повторять? Да и возможно ли всё повторить? И те зимние прогулки под луной, когда всё казалось замкнутым только на ней, когда кругом никого больше, кроме её, не существовало, да и просто не могло существовать, раз рядом с ним была она, его Галка, эти неповторимые Рыжие глаза? О, как тогда всё было прекрасно! Но потом, потом…
– Ты чего встал? – вывел его из охватившего оцепенения голос друга. – Пошли!
– Куда пошли? – спросил машинально Сергей.
– Ты чего? Вырубился что ли? Мы же к твоей Субботиной идём.
– Моей, – с усмешкой повторил Новиков. – Давно уже не моей. Ты же сам знаешь. – Он глубоко вздохнул. – Она другому отдана… Так стоит ли к ней идти?
– Слушай. Чего ты как сопливая девчонка: стоит не стоит? Зря мы сюда что ли пёрлись? Пошли! – Сёмкин взял за руку друга, и они стали подниматься наверх.
На их стук в дверь послышался чей-то голос:
– Кто там?
Сергей совсем его не узнал и не знал, что ответить. Но в это время дверь открылась, на пороге появилась она, Галина Субботина.
– Ты-ы? – искренне изумилась. – Здравствуй, Серёжа.
– Здравствуй, – еле выдавил из себя.
– Проходи в квартиру, – предложила просто.
– Я не один, – тихо проговорил он и показал на стоявшего поодаль друга. – Со мной Гена.
– Проходите оба.
Они зашли в квартиру, направились в её комнату. Сергей осмотрелся. Там ничего и не изменилось, всё было по-старому, как когда-то. На него чуть ли опять не нахлынули воспоминания, но голос хозяйки не позволил сделать этого.
– Садитесь. Рассказывайте, как живёте.
– Мы как живём? Нормально. Лучше ты расскажи. – Новиков чуть помедлил. – Как романтика? Уже закончилась?
– Почему же. Мне там очень нравилось…
– Да? – в голосе Сергея послышались издевательские нотки. – А почему же ты тогда оказалась здесь?
– Меня мама вызвала сюда и больше не отпустила, – потупилась девушка.
– Мама не отпустила? – он рассмеялся. – Не смеши. Ты ведь уже не ребёнок, чтобы ходить по маминой указке.
– Да, меня не отпустила мама, – посуровела Галина. – Да и потом, мы там оказались лишними. Нас там никто и не ждал.
– А почему же вас туда послали?
Субботина в ответ только пожала плечами.
– Всё-таки я оказался прав, – после нескольких минут молчания произнёс Новиков. – Помнишь, я говорил, что ты первая сбежишь из Сибири?
– И вовсе я не сбежала! – вспыхнула девушка. – Мне там очень понравилось. Такая природа…
– Я там был, – вмешался в разговор молчавший до сих пор Сёмкин. – Плавал по Оби. Твой населённый пункт видел. Нормальный.
– Вот, я же тебе говорила! – воскликнула получившая поддержку Субботина. – Там было просто здорово!
– Здорово, – повторил Геннадий. – Но люди…
– Что люди? – не поняла Галина.
– А то, что там половина зэков.
– А-а, да, – согласилась она, но тут же перевела разговор снова на красоту природы.
Сёмкин только кивал головой и изредка усмехался, а Новиков как бы со стороны наблюдал за ними, особенно за Галкой. Она сильно изменилась, как ему показалось, раньше была гораздо лучше. А может, это действительно ему тогда только казалось. Что он мог тогда разглядеть в ней? Да ничего! Была Она! А какая была она, красивая или не очень, разве его это волновало? А сейчас он смотрел на неё со стороны, как наблюдатель, а не как влюблённый до безумия в неё. И разница в этих двух состояниях была заметной.
– Ты знаешь, Галка, а он у нас женится, – сказал на полном серьёзе Сёмкин и показал на загрустившего друга.
– На ком? – живо поинтересовалась Субботина.
– А ты у него спроси.
– Ты, правда, женишься? – спросила Сергея чуть дрогнувшим голосом.
– Ну что ты, Галка, – он слегка усмехнулся. – Если я женюсь, так только на тебе.
– Мне нужен идеальный муж, – серьёзно заявила она.
– А я чем не идеальный? – удивился тот. – Мыть полы умею, стирать тоже. Варить, шить, пить, курить… – начал загибать пальцы и рассмеялся.
– Да, ты умеешь пить и курить, – не поддержала смех Субботина. – А ты же не курил? Когда ты стал курить?
– С февраля месяца, – буркнул тот.
– Это когда тебе объявили строгий выговор?
– Нет, это было в октябре.
Он внимательно посмотрел на девушку. «Неужели она не помнит, когда мы с ней расстались? Неужели всё забыла?» Но не стал ничего уточнять.
– Вот приеду сюда на занятия, сразу же женюсь на тебе, – проговорил серьёзно. – Пойдёшь за меня?
– Мне нужен муж с «Волгой».
– Я тебе её куплю и вдобавок ещё коляску. Сразу деточек заведём.
Субботина посмотрела ему в глаза, пытаясь понять – разыгрывает он её или нет. Новиков взгляд выдержал, даже не улыбнулся, хотя смех так и распирал его.
– Да, а у тебя закурить не найдётся? – спросил.
– Я не курю.
– Неужели бросила?
– Я и не курила.
– Странно… А мне всегда казалось, что ты куришь. Ты и сейчас обманываешь меня. Может, ты и не пила за всю жизнь ни разу? – уже со злобой спросил.
– Ты сегодня много выпил, Серёжа, – вмешался в разговор Сёмкин, почувствовав состояние друга. – Нам, наверное, надо идти.
– Может быть, ты и прав, Гена.
– Неужели ты таким стал? – тихо спросила девушка.
– Таким – это каким? – резко спросил.
– Таким… сердитым что ли.
– Станешь тут…
В комнате повисла напряжённая тишина.
– Мне нужно готовиться к работе, – прервала затянувшуюся паузу хозяйка.
– Где ты работаешь? – поинтересовался Новиков.
– В детском саду. Воспитателем подрабатываю понемногу. А ещё учусь в десятом классе.
– Ого! Да я тоже перешёл в десятый класс, – оживился Сергей, вспомнив, как его мать определила учиться в свою школу. – Нынче предстоит сдавать экзамены.
– Ладно, Серёж, пошли, – встал с дивана Сёмкин.
– Пойдём, – согласился друг.
Они направились к выходу, следом за ними девушка. На лестничной площадке остановились, немного поговорили о том о сём. Геннадий стал спускаться вниз, бросив на прощание: «Пока».
– Ну, до свидания, Серёжа, – она протянула ему руку.
Парень посмотрел на её руку, усмехнулся.
– Что, тебе копеечку положить на неё?
– Не хочешь прощаться? Я так уйду.
Она сделала лёгкое движение к двери. Сергей схватил её за руку.
– Совсем не хочу расставаться, – тихо проговорил, сам не понимая, искренне или нет это было сказано.
– Ты раньше, Серёжа, был таким хорошим, – также тихо ответила девушка.
– Да, раньше мы все были такими хорошими, но… скурвились, – вздохнул глубоко, помолчал, а потом произнёс строчку из своих стихов: «Ты другого любишь? Ну что ж, люби…» А как твой Андрей поживает? – спросил.
– Мы с ним поругались ещё до моего отъезда.
– Ты пишешь, что друзья,
Что мы друзья, не более.
Что к этому прибавлю я?
Да стоит ли?
Ведь не любовь была – игра.
Совсем не ты, другая дорога…
Прочитал строчки и добавил:
– Это я написал одной девочке, а «другой» была ты. Я и тебе пишу стихи. Хочешь, почитаю?
– Нет, – совсем тихо ответила Галина. – Мне нужно идти, – добавила потом.
Он ничего не ответил, только в упор смотрел на неё.
– Что, так не хочешь прощаться? – спросила, чуть усмехнувшись.
– Нет.
– А как?
«Как? Как будто не знает. Вот бы сейчас, как прежде, обнять её, прижать к себе и впиться в эти чуть припухлые губы… – Размечтался он и тут же оборвал себя: – Дурак! Этого не будет больше никогда».
– Прощаться не хочу, – проговорил тихо. – Ты думаешь, я на самом деле такой плохой? Нет. Ведь это всё напускное и уже порядком надоевшее, – признался и грустно улыбнулся.
– Я вижу.
– Видишь? Да что ты видишь? – начал закипать он.
Наверх поднялся Сёмкин.
– Пойдём, – сказал просто.
– Пошли, – согласился Сергей и пожал протянутую руку Галины.
– Заходи. Я буду рада.
– Ну, как же? К кому-кому, а к тебе обязательно зайду, – криво усмехнулся он. – Ведь ты моя первая любовь.
– До свидания, Гена, – попрощалась она с Сёмкиным.
– До свидания, – бросил тот.
Они стали спускаться вниз, вышли из подъезда.
– Ну, и стерва же она, – проговорил Геннадий.
– Да, она страшная лиса, а я всё-таки до сих пор не могу её забыть.
– Брось ты это. – Он чуть помолчал, потом спросил: – А ты бы стал с ней снова ходить?
– Наверное, я бы стал с ней хамить.
– Знаешь, что я тебе скажу. Ты не подходишь ей.
– Почему? Чем я хуже других ребят?
Друг долго молчал, собираясь с мыслями, потом начал говорить.
– Прежде всего, тебе надо быть одетым с иголочки и в кармане иметь рублей шестьсот, чтобы её водить по ресторанам. Тогда можно добиться какого-то успеха.
– Может быть, ты и прав, Гена. Но знаешь, я попытаюсь добиться успеха у неё и без этого. Мне так хочется ей отомстить за все мои муки.
– Брось ты, Серёжа. Не стоит она того, чтобы на неё тратить силы и время. И вообще, ни одна женщина не стоит хорошего друга. Я бы никогда не променял парня на женщину.
– Ты прав, – согласился друг, а потом предложил: – Может, к Генераловой заглянем, она тут недалеко живёт?
– Вот, ты опять за своё, – усмехнулся Геннадий. – А вообще, пошли!
Дом нашли быстро, в её комнате горел свет, поднялись на нужный этаж, стали звонить.
– Кто там? – послышался за дверью испуганный мужской голос.
– Можно на минуточку Таню?
– Вы что, с ума сошли? Время-то уже двенадцатый час. Уже все спят.
– Ну, тогда нам ничего не нужно, – ответил Сергей, и они с другом направились вниз.

По дороге в училище заглянули к Белкиным, тётушка ещё не спала, ждала сына. Она покормила ребят, поговорили немного о жизни. В речном было тихо, все спали, многие из младшекурсников разъехались на праздник домой и ещё не вернулись. Друзья зашли в до боли знакомый двести десятый кубрик, здесь жили теперь курсанты первого курса. Он был пуст. Сёмкин подошёл к своей койке, потряс её.
– Всё качается, – усмехнулся.
– Хм, да. Смотри, сохранилась надпись над моей койкой! – обрадовано воскликнул Новиков.
На стене красовалась нацарапанная гвоздём фраза: «Галка + Липа + хватит!»
– Да, здесь всё по-старому, – вздохнул Сергей. – Переночуем тут?
– Нет, пошли куда-нибудь в другое место.
Они вышли в коридор. В глаза сразу бросился график чистоты кубриков, стали изучать его. В строке двести десятого за весь учебный год стояла только одна оценка «хорошо», остальные были или «удовлетворительно», или «плохо».
– Ого! – воскликнул Сергей. – Наш кубрик продолжает свои традиции.
– Да, продолжает, – кисло усмехнулся друг.
– «У-у, двести десятый кубрик», – передразнил командира роты Никонорова Сергей. – Помнишь?
Сёмкин только пожал плечами.
– «У-у, рота! Три человека, и все в жопу пьяные!» – снова передразнил он ротного.
– Когда это было? – спросил Геннадий.
– Да в Новый год на третьем курсе.
– А, это когда ты…
– Слушай! – оборвал его друг. – Давай лучше не будем об этом вспоминать.
– Ты сам начал.
Вспоминать тот Новый год Сергею, конечно, было до сих пор стыдно и больно. Он столько тогда всего натворил! Поэтому замолк, погрузился в свои нелегкие раздумья. Друзья поднялись на третий этаж, зашли в  один из свободных кубриков, легли, почти не раздеваясь (постельного не было), на койки. Геннадий стал рассказывать о своей практике в Сибири, Сергей о своей на Волге, вспомнили о первых годах жизни в училище, стали засыпать уже в третьем часу ночи. Сёмкин, как всегда, сразу начал похрапывать, друг его уже не будил, как раньше, только слегка усмехался, но заснуть всё никак не удавалось – столько разных мыслей в голове роилось, столько всего за эти сутки произошло! Он лежал и думал, думал…
«Неужели я такой плохой человек, даже невыносимый? «Ты раньше, Серёжа, был таким хорошим», – вспомнил Галкины слова. Хорошим, хорошим… А сейчас я нехороший? Очень нехороший? А кому я хоть раз сделал подлость? Кому? Тебе что ли, Галка? Да ничего подобного. Но тебе бы следовало сделать за то, что ты так жестоко поступила со мной. И ещё, может быть, сделаю тебе, но пока же ничего не сделал. А кого хоть просто обидел? Не за что обидел? Да вроде нет. Так чего же они все так обо мне говорят?
И эта ещё Ленушка-патриотка как-то сказала Сёмкину: «Кто твой друг? Серёжка!» Я сразу тогда и не понял, что она имела ввиду. Да, и она меня считает, видимо, подлецом. А почему? Почему? Что я ей-то сделал плохого? Абсолютно ничего! Нет, хватит! Мне это надоело. Надо сбросить с себя всё напускное и быть таким, каким есть. А какой я есть? Какой?» Он задумался ещё сильнее и не мог сам себе сказать, какой он есть на самом деле. Того робкого сельского мальчишки давно уже не стало, но и не было прожжённого хамовитого парня. А кто был? Кто?
«Через какой-то месяц снова начнутся занятия, снова увольнения, неувольнения, снова наряды, снова этот командир роты, старшины. Как я буду жить со всеми ими? Как? Особенно с этим Никоноровым, с этой Макакой. Тут только два варианта – или он меня съест, или я его. Но всего скорее, что он меня. Какая-нибудь одна случайная самоволка, и всё, выгонят из училища с треском. А если не бегать в самоволки, то ведь и не выгонят. Поэтому… поэтому надо кончать со всеми этими самоволками, со всеми этими девочками, с этой проклятой водкой и… И стать примерным? Смешно. Разве Новиков может стать примерным? Нет, не тот характер, чтобы подо всех моститься. Наверняка я сорвусь на четвёртом курсе. А может, пока не поздно, уйти из училища самому, чтобы не выгнали? Нет, это уже и поздно, и это всё же не выход».
Уже начало светать, а Сергей всё никак не мог уснуть, всё лежал и думал.
– Геш, а Геш? – начал будить друга.
– Ум, – промычал тот.
– Неужели я на самом деле такой морально неустойчивый тип? Вон и Галка что говорит.
– Брось ты её! – буркнул Геннадий.
– И твоя Ленка: «Кто твой друг? Серёжка!» Знаешь, как тяжело такое слышать.
Сёмкин молчал.
– Не хочешь говорить? Тогда давай вставать.
– Давай ещё немного покимарим.
Они ещё немного повалялись на койках, Сергей так и не смог заснуть. Потом встали, умылись.
– Геш, давай здесь порядок наведём? – предложил Новиков.
– Ну его на фиг! – отмахнулся друг.
– Ты всегда не отличался старанием в уборке, – укорил его Сергей.
– Да пошёл ты! – огрызнулся Сёмкин.
Вдвоём они сходили к знакомым второкурсникам, позавтракали у них, а потом направились в город.
– Ты знаешь, Агапыч женится, – проговорил Геннадий, когда перешли мостик через Черёмуху.
– Да? А вообще-то многие наши друзья и подруги переженились. Скоро все женятся, окопаются в своих семьях, забудут старых друзей. Плохо будет тому, кто останется холостяком. 
– Плохо, – согласился друг. – А знаешь, Сергей, твоя Липа недавно ездила к одному парню в Ярославль, жила там у него. Теперь дело пахнет свадьбой.
– Вот так недотрога! – искренне удивился Новиков. – «Без любви я не отдам поцелуя», – вспомнил её слова. Как все изменились, чёрт возьми!
– Я Алку видел. Она здорово постарела. Пора ей замуж.
– Давно пора. Дурак Витька, что поругался с ней. Она такая девчонка.
– Да ты и не знаешь, какая она.
– Может быть, и не знаю, – не стал вступать с ним в спор Сергей, но Алла ему откровенно нравилась, он наверняка бы стал с ней дружить, если бы не Горкин, она подруга его. – «Золотая серединка», – усмехнулся он, вспомнив Виктора. – Ты знаешь, его ведь выгнали с одного танкера. Я даже не знаю, где он сейчас.
– Из всех нас за всё время учёбы он один остался чистеньким, – проговорил Сёмкин. – Ни одного взыскания, хотя Витька и в самоволки бегал, и водку пил. – Он вздохнул. – А помнишь, ты говорил, что я счастливый?
– Нет, я говорил, что ты везучий, – уточнил Сергей, друг не стал с ним спорить.
Зашли к Белкиным, немного посидели у них, потом двинулись на вокзал, друзьям надо было разъезжаться. Сёмкин ехал в Ленинград к сестре, Новиков к себе домой в Ёлнать. На вокзале уйма народу, билетов не достать. Хорошо хоть Геннадий заранее купил билет на поезд, а вот Сергею надо было добраться сначала на автобусе до Ярославля. Подошли к автобусу, встретили там одного знакомого курсанта из судоводителей, стали упрашивать двух контролеров пустить их. Те долго упрямились, но всё же пропустили ребят в автобус. Попрощались с Сёмкиным, тронулись в путь. По дороге попутчик с задором рассказывал Сергею о своей практике в Сибири. Оказывается, у них на теплоходе был настоящий медведь, вся команда боролась с ним. Парни охотились на уток, там их целые тучи. А получал он за работу до двухсот рублей, не то что Сергей шестьдесят пять. «Вот куда бы поехать!» – позавидовал ему товарищ.

В Кинешме Новиков встретил своего школьного друга Николая Тумилина, сильно обрадовался, обнялся с ним. Николай ехал не один, а со своей женой и ребёнком, при знакомстве Сергей несколько даже стушевался, как-то не ожидал такого поступка от того. Но жена ему понравилась. Полненькая и улыбчивая хохлушка с задорными искорками в глазах так и притягивала взгляды окружающих, поэтому Николай ни на шаг не отпускал её от себя. А Сергей то и дело поглядывал на неё всю дорогу. Завидовал ли своему другу? И да, и нет.
Тумилин после восьми классов поступил в профтехучилище, окончил его и уехал работать на Украину, где и встретил свою спутницу жизни. Сразу же женился, успел и сыном обзавестись. Вот теперь они втроем ехали к родным в гости. Можно сказать, Николай уже полностью определился. И в этом ему можно было позавидовать, да к тому же такая смазливая девчонка у него. Но зато тот уже не так свободен, как Сергей. Так что, баш на баш получается.
Дома никого не было. Новиков взял в условленном месте ключ, открыл дверь на крыльце, вошёл, заглянул в свою боковушку, кровать была застлана, но комната не натоплена, значит, родители и не ждали своего сына, и не надеялись, что он вот-вот приедет. Сергей оставил тут нехитрый саквояж, зашёл в кухню, там было тепло, как и в комнате, поздняя осень всё-таки, печи уже топили. Осмотрелся, там всё было по-старому, никаких изменений, вздохнул, потряс головой и направился к выходу.
Двинулся в сторону магазина, где работал отец, там его не оказалось, пошёл к школе, по дороге с ним и встретились, обнялись, почти не обмолвившись словом, вместе продолжили путь. Как раз шла перемена, мать сильно обрадовалась, увидев сына, расцеловала его, отчего тот сильно смутился, уж больно много тут было любопытных ребячьих глаз. У матери ещё уроки не закончились, да и отцу надо было на работу, поэтому тут и расстались,
Сергей пошёл домой один. Там выложил на большой стол подарки: матери пуховый платок, купленный им в Вольске, а отцу коробку конфет, больше ничего не придумал интересного. Ближе к вечеру все встретились, хорошо пообедали, и начались расспросы, сын без утайки почти всё и рассказывал, мать изредка ахала, а отец усмехался и качал головой. В общем, всё как обычно. И началась свободная его жизнь. Встречи да расставания.
Той осенью его одногодков забирали в армию. Мишу Копытова призвали ещё до  приезда Сергея, он успел на проводы Алексея Бекетова, Жоры, как его все звали, добавляя при этом «подержи мой макинтош». На очереди шёл Николай Яншин. Село гудело ночи напролёт, самогон рекой лился, вся молодёжь пела и плясала под заливистые гармошки, стихающие только к рассвету, когда сотрудники военкомата сажали призывников в автобус. И так почти каждый день. От этих пьянок Сергей ходил словно чумной. Мать, глядя на истомлённого сына, качала головой и охала.
– Разве так можно, сынок? – спрашивала с укором. – Так недолго и алкоголиком стать.
– А, может, я уже и стал им, – криво усмехался сын.
– Не говори так, – пугалась она. – В этом нет ничего хорошего.
– Да я знаю, – соглашался он.
– Знаешь, а чего так делаешь?
– А как ещё делать, раз так принято?
– Плохо, что так принято, – вздыхала она. – Знаешь, есть одно средство, чтобы пьянеть не сильно, отец им пользуется.
– И какое же это средство?
– А простое. Перед тем как ты пойдёшь на очередные проводы, намажь хлеб сливочным маслом, хорошо намажь и съешь.
– Попробую
Он и попробовал. И действительно, пьянел не сильно, хотя и пил наравне со всеми. Но всё равно похмелье было тяжёлое. Это, правда, мало кто замечал, замечали совсем другое. Как-то раз, посидев в очередной компании, пошли друзья бродить по селу, а там встретили ещё одного старого товарища Лёву Гридина. Постояли, поговорили, и тут он пригласил всех к себе. Такого раньше вроде за ним и не замечалось, не очень приветливой была его мама, а тут… на тебе, в гости приглашает. Ребята, конечно, согласились, пошли.
Их сразу усадили за стол, налили по полной рюмахе самогона, они выпили, закусили, Лёвин отец ещё налил по одной, и по этой выпили. Гости и так уже были на хорошем взводе, а тут, добавив по сто пятьдесят граммов, вообще закосели в дупель. Но не все. Новиков сидел среди друзей, пил наравне со всеми, и словно ни в одном глазу. Лёвин отец ещё ему налил рюмку, он и эту опорожнил, и опять пустился с ним в разговоры. И хоть бы что! Батя-то уже и в азарт вошёл, а сколько же этот сосед выпить может? Хотел ещё наливать, но жена его остановила, видя, как друзья откровенно носами клюют и лыка не вяжут. Ну, тогда гости поблагодарили хозяев за угощение и вышли на улицу, буквально держась за Сергея со всех сторон.
Вот он и повёл эту компанию дальше по селу. И всё почти нормально обошлось. Только потом Лёвин отец высказался отцу Сергея: «Ну, у тебя сынок и пьёт! Все уже на ногах не держатся, а ему хоть бы что!» Этот разговор он и передал сыну, очень внимательно посмотрев на того. В этом взгляде одновременно сквозили и какая-то гордость, и такое же опасение. Водка-то ведь до добра не доводит, отец сам знал это хорошо. Пить-то горькую он не пил, но на спор мог запросто опорожнить литровку. Раз даже двадцать стопок сразу опрокинул, заспорив с друзьями, как рассказывал потом. Что было дальше, отец, конечно, не говорил, зато мать хорошо помнила тот случай, когда его еле отпоили молоком, и рассказывала об этом сыну. Всё это он знал и не особо увлекался зельем, хотя мог тоже на спор хорошо продержаться.
Так вот и шли дни. Хорошо хоть отец изредка предлагал развлечения, они даже вдвоём с ним в лес съездили на заготовку дров. Сергей сильно соскучился по родному лесу, споро с отцом пилил с корня берёзы, обрубал ветки, стаскивал их в костёр. Лес в начале зимы его, как всегда, очаровал, стоял тихий и спокойный, едва припорошенный первым снегом. С заготовкой справились за два дня, оставалось перевезти дрова домой, но это отец решил сделать попозже, когда землю прихватят крепкие морозы, чтобы трактору не увязнуть с грузом в какой-нибудь ухабе. А в селе проводы всё продолжались.
Как-то вечером шли гурьбой по облёзовской улице, горланили песни, Сергей вместе со всеми. Подошли к дому Малыгиных, где жила его одноклассница Зинаида, и что-то сильно дрогнуло в нём, даже сердце кольнуло. Он замедлил шаг, отстал от развесёлой компании и словно в какой-то омут погрузился. На него вдруг нахлынули воспоминания о давно ушедшем августе.
«Надька! – чуть не закричал он. – Что же ты делаешь со мной?» Нет, он не закричал, только застонал, и ему вдруг показалось, что в доме у Малыгиных открылась дверь и на порог вышла она, его Надежда. Сергей остановился и стал ждать, когда та подойдёт к нему. Но никто не вышел на порог дома, никто не подошёл к нему, и напрасно его воображение рисовало эту встречу. Не было её здесь, её просто не могло быть. Чего бы она приезжала сюда после такого холодного расставания. После отъезда из Дзержинска он сразу же написал ей письмо, попросил прощения и теперь ждал ответа, но ответа он неё всё не было и не было.
– Эй, Серёга! – послышалось от ушедшей компании. – Ты чего там застрял?
– Сейчас, иду! – крикнул он и заспешил к друзьям.

После этого неожиданного всплеска воспоминаний он почувствовал себя совсем одиноким. У каждого из здешних ребят были свои девчонки, а у него никого. Это больше всего и беспокоило Сергея. Как же так, у такого прожжённого бабника, каким он себя представлял своим друзьям, и нет подруги? С таким положением он, конечно же, мириться не мог и ринулся исправлять создавшееся положение. Помог, как всегда, случай.
В селе после отъезда Новикова сразу как-то никто из его сверстников не объединил вокруг себя оставшихся ребят, его бывшая команда рассыпалась на мелкие группки, каждая из которых тихо попивала и покуривала в своих укромных уголках, а редкие наезды Сергея домой уже не могли сплотить всех в единое целое, как было раньше. Такой ситуацией и воспользовался один шустрый затонский паренёк, Шалопай, как его все называли. Он был младше Сергея года на два, щупленький, низкого роста, но наглости в нём хватало на двоих. Вокруг него сплотились несколько одногодков, и стали они наезжать на ёлнатских парней: то одному нос расквасят, то другому губы разобьют. А те как-то и отпора им не могли дать, забившись в свои углы. И когда провожали в армию Яншина, высказали обоснованные претензии к Шалопаю.
Сергей, конечно, готов был тут же вступиться за свою команду, но песни и пляски на проводах не дали этого сделать, а когда почти всех погодков проводили, оказалось, что теперь и давать-то отпор не с кем, на их улицах остались одни малолетки. Но тут опять повезло Новикову, в отпуск как раз приехал отслуживший во флоте Саша Огурцов. С ним они раз уже отражали нападение одного шустряка из соседней деревни, после чего тот уже не наезжал на ёлнатских парней. Сергею не хотелось опять втягивать своего старшего друга в очередную разборку, но куда же деваться, раз больше не на кого положиться. Но он Сашу, конечно, ни о чём не просил, даже не говорил о своих планах, положившись на волю случая. А с Шалопаем раз столкнулся сам, остановил того с несколькими парнями в центре села у магазина.
– Говорят, ты тут свои порядки наводишь? – спросил его прямо.
– Навожу. А тебе-то какое дело? – с вызовом ответил тот.
– А такое, что мне это не нравится.
– Ну и что, что тебе не нравится? Ты отсюда умотал? Умотал. Вот там и наводи свои порядки, а я буду здесь свои наводить! Понял?
– Понял не понял. Не бери меня на понял! Понял? – начал закипать Новиков.
– А я плевать на тебя хотел! Ты понял? – пёр на него Шалопай.
– Ах, ты гадёныш! – выдохнул зло Сергей, сжал кулаки и пошёл на того. – Тебя что, колом по яицам не били?! А морду по камням не размазывали?!
Он вплотную подошёл к противнику, готовый врезать тому, но Новикова окружили со всех сторон затонские парни, а кто-то из прохожих крикнул:
– Эй вы, чего там? Драться что ли надумали? Сейчас мужиков позову.
Этот возглас охладил сразу обе стороны, они отошли друг от друга.
– Ладно, мы ещё встретимся на узенькой дорожке, – зло проговорил Сергей.
– Встретимся. Вот тогда мы тебя колом по яицам и побьём, – ответил Шалопай, и вся компания расхохоталась.
Новиков не стал больше ничего отвечать, повернулся и пошёл в обратную сторону.

На танцах в субботу, которые теперь проводились в сельском ДК (церкви, переоборудованной под очаг культуры, всё же лучше, чем колхозный склад, что тут был ранее), Сергей увидел своего врага вместе с корешками. Тот сидел с одной очень симпатичной девушкой и что-то ей заливал, та даже ладошкой рот прикрывала, стараясь скрыть распирающий её смех. Новикова от увиденной картинки даже передёрнуло. Мало того, что Шалопай припёрся сюда, так он ещё и девчонок наших тут развлекает, паразит! Эта мысль прямо всколыхнула Сергея, и он уже готов был вышвырнуть негодяя из ДК, но тут девушка подняла глаза и их взгляды встретились.
«Стоп! Где-то я её уже видел. Но где? – стал мучительно вспоминать Сергей. – Может, это та, которую встретил тут же в прошлом году и которая убежала от меня, когда я пытался её проводить?»  Нет, он вспомнить ничего не мог, но стал выяснить у своих друзей. Да, эта оказалась именно той девушкой, которая сбежала от него прошлой осенью. Жила она тогда в Дубневе, далековато от их села, вот почему он тогда не сильно и настаивал на своём провожании, но сейчас их семья переехала в Мордвиново, это уже совсем рядом. «Теперь стоит с ней заняться, – твёрдо решил. – Но этот говнюк. Чего он к ней пристал? Надо его как следует шугануть, чтобы забыл совсем дорогу сюда!»
Дождавшись конца танцев, Новиков вместе с Огурцовым вышли одними из первых из ДК и стали ждать Шалопая, но тут появилась эта девушка и, улыбаясь, подошла прямо к нему.
– Здравствуй, Серёжа! – просто поздоровалась и протянула руку.
– Здравствуй… – машинально ответил он, пожимая тёплую ладошку девушки. – А откуда ты меня знаешь?
– Кто же здесь не знает Серёжу Новикова? – усмехнулась та. – Все знают.
– Это хорошо или плохо?
Девушка только пожала плечами.
– А меня ты не забыл, как зовут?
Он, конечно, не помнил, как её зовут, но выяснил всё у друзей. Звали её Люсей, фамилия у неё Стахова. Была она года на два младше Сергея, поэтому он её в школе и не замечал, да и семья их совсем недавно появилась тут.
– Конечно, не забыл, – без тени смущения ответил. – Люся.
– Молодец, – звонко рассмеялась та. – Но зови меня лучше Люда.
– Люда так Люда, – согласился.
– Проводишь меня?
– Конечно.
Они вдвоём тронулись в сторону их улицы. Сергей вмиг забыл и своего друга Сашу, и уж тем более этого Шалопая. У него только мелькнула мысль, что это тот раздолбай попросил девушку отвлечь его. «Ну, и пусть!» – отмахнулся. Шли и разговаривали о разных пустяках, около её дома остановились, постояли молча, быстро продрогли, её тело стала пробирать дрожь.
– Замёрзла? – спросил с усмешкой.
– Есть немножко.
– Может, пойдём ко мне? У меня в комнате тепло.
Девушка внимательно посмотрела на него и ничего не ответила.
– Понятно. Значит, придётся тут согревать.
С этими словами он притянул её к себе, та не сильно противилась, видимо, холод был страшнее.
– А хочешь, я тебя поцелую?
Опять внимательный взгляд на него и молчание. Он ещё сильнее прижал девушку к себе и поцеловал, один раз, потом другой, не почувствовав почти никакого удовольствия, чуть отстранился, посмотрел на Люду. Кислая улыбка блуждала по её лицу.
– Каким ты стал, – растягивая слова, тихо проговорила она.
– Станешь, – таким же тоном ответил.
– Два поцелуя без любви, и в первый же вечер.
– А, может, я тебя люблю. И к тому же мы знаем друг друга уже целый год.
– Год? Вообще-то, да, – согласилась Люда. – А ты со всеми так? – спросила с ехидцей.
Сергей не нашёлся сразу, что ей и ответить. «Если нет, то значит, я её и за девушку нормальную не считаю. Если да, значит, я сам чёрт знает кто».
– Ну, почему же… – на этом и иссякло всё его красноречие.
Они ещё немного постояли, поговорили, и Сергей заспешил на автобусную остановку встречать свою сестру. Успел вовремя, но Ангелины на нём не оказалось. Немного расстроенный пошёл домой и завалился спать. Только стал засыпать, забарабанили в дверь. Выскочил в чём есть на крыльцо, открыл дверь, оказалась она, приехала на другом автобусе. Обнялись, сестра ушла к родителям в комнату, а он к себе в боковушку.

С приездом Ангелины жизнь немного оживилась, а тут ещё у её подруги день рождения случился. Сестра была на нём со своим парнем Микой, как она его называла. Они вместе учились в школе, потом, правда, разъехались по разным вузам, но встречались часто, при каждом удобном случае, тем более, что жил он в дальней деревне за рекой. Вот и сейчас, оказывается, приехали вместе в гости к родителям. Поэтому, конечно, Ангелине было весело гулять на дне рождения. А Сергей откровенно скучал на нём и вскоре потихонечку ушёл и сразу же направился в Затон, в кино. По дороге немного беспокоила мысль, как бы ещё с этим Шалопаем не столкнуться. В тот раз в ёлнатском ДК они так и не довели дело до конца, смотался он тогда. А сейчас как раз и можно проверить, на что тот способен.
К началу сеанса Сергей опоздал, купил билет, вошёл в зал и стал осматриваться. В этот же момент к нему обернулась Стахова и поманила рукой, с ней рядом пустовало место. Фильм смотрели молча, а когда вышли из зала, Шалопай что-то крикнул ему вслед, Сергей и не расслышал, не стал даже оборачиваться, спокойно направился с девушкой в сторону своего села. Погода стояла хоть слегка и морозная, но тихая, лунная. Они, взявшись за руки, бегали по оврагам и разным задворкам, как дети, что-то кричали и от души смеялись, когда падали на снег, он при каждом удобном случае целовал её. А когда всё же порядком промёрзли, пошли к её дому, встали на крылечке, Сергей ещё раз поцеловал.
– Десять поцелуев без любви, – всё считала Люда.
– Будет и больше, – усмехнулся он. – Но, может, я тебя люблю.
– Тринадцать поцелуев без любви, – продолжала она.
– Вот теперь остановимся. Как ты думаешь, это число счастливое?
– Думаю, что да.
– А я ещё точно не знаю. Но это можно проверить. Завтра ты мне скажешь о результате: если что на губах останется, значит, несчастливое, если нет, то…
И они расстались. А назавтра опять гуляли на дне рождения, теперь уже у общего друга, поэтому тут были и Ангелина со своим Микой, и Сергей с Людой, и другие девчонки, в числе которых оказалась и младшая сестрёнка Галина Кроликова, с которой прошлым летом неплохо проводил время. Сейчас он оказался меж двух огней, но выбор свой Сергей уже сделал, поэтому почти не отходил от Люды, отчего Галина метала злобные взгляды в их сторону и что-то нашёптывала подругам.
Посидели, попели и поплясали, и стали расходиться. Спать ещё не хотелось, Ангелина предложила пойти к ним поиграть в карты, пошли вчетвером. Немного поиграли, сестру стало клонить ко сну да и Мика неважно себя чувствовал, видимо, принял на дне рождения сверх меры. Сестра пошла в большую комнату спать, парень её остался тут на диване, а Сергей направился провожать свою подругу и при расставании довёл число поцелуев до двадцати шести.
– Тринадцатое оказалось счастливым числом, – проконстатировал он. – Посмотрим, каким окажется это.
– Посмотрим, – усмехнулась девушка.
По дороге домой он, конечно, не думал об этих поцелуях и их числе, а думал о ней, точнее о том, нравится она ему или нет? Наверное, нравится. Не скуки же ради стал с ней встречаться. А что, Люда девчонка неплохая, стройная и видная собой. Учится в ивановском педучилище. Можно с ней и повстречаться. «Пока в отпуске? А дальше? Что дальше?» На этот вопрос не мог ответить себе. Да и зачем заглядывать вперёд?

Все приезжие вскоре уехали, и Сергей опять откровенно загрустил. И снова запульсировала мысль о Надежде. Его предчувствия, что она приедет сюда, оказались несбывшимися, Веткина не приехала в Ёлнать. «Может, съездить к ней? Но как и зачем?» Это желание он сразу подавил в себе и ещё больше затосковал. А тут ещё Сёмкин какое-то странное прислал письмо. Писал он из Ленинграда. «Тут я встретил ценную подругу. Возможно, что я первый женюсь. Сейчас я здесь работаю. Пиши, я жду».
Сергей до конца так ничего и не понял, но сильно разволновался. «Если он женится, да тем более устроился на работу, значит, он бросил училище. Как же я без него буду учиться в речном? Ведь он там для меня самый близкий человек. Что же мне делать? Что? Наверное, надо и мне бросать училище. Но как же мать и отец? Они будут против, против и против. Как же быть? Может, он всё же одумается? Хотя вряд ли. Ведь у него такая горячая головушка. Жаль, что я лишусь такого друга. Теперь у него будут совсем другие заботы. Старые друзья останутся побоку. Нет, этого не может быть. Надо написать ему и всё выяснить», – решил и сразу же написал ответ.
Чтобы сильно не скучать, Сергей вместе с агитбригадой Ёлнатского ДК, состоящей в основном из учащихся культпросветучилища, приехавших на практику, и местных ребят, стал ездить по окрестным сёлам. Сначала в качестве внимательного слушателя, а потом решился выступить и сам. Как-то раз их бригаду пригласили в соседний район, в Обжериху. Предложили почитать свои стихи, он чуть поколебался, но подготовился и поехал, только попросил, чтобы на концерте его объявили одним из последних. Мало ли что, ещё опозоришься, не убегать тогда же из зала, придётся сидеть до последнего выступления и краснеть под пристальными взглядами сельчан.
Но напрасно так сильно волновался. Его искренние стихи про первые чувства большинству понравились, хотя некоторые из сидящих в зале парней иногда алюлюкали, но на них тут же шикали соседи, и всё смолкало. А Сергей, хоть и сбивался немного после этих выкриков, но всё равно читал стихи громко и даже проникновенно, чем и вызвал дружные аплодисменты. А после концерта его обступили девушки и попросили, чтобы тот подиктовал им прочитанные стихи. С небольшим смущением он и продиктовал им несколько, даже автограф оставил в записных книжках.
Возвращался из поездки с приподнятым настроением. Как же, он уже становится известной личностью в местном масштабе! Поэтому с особым настроением горланил песни по дороге наравне со всеми. Теперь его приглашали почти в каждую такую поездку, а он сильно и не отказывался. Выступать на сцене всё больше и больше нравилось ему.

Как-то на неделе пришло сразу два письма, оба из Иванова, причем оба без марок, пришлось за каждое доплатить, чему он, конечно, был весьма удивлён. Открыл первое, в нём несколько строчек: «Серёженька! Кукуреку, а десяти копеек нету!» Второе в том же духе: «Серёжа! Лай не лай, а десять копеек отдай. С приветом, старуха Л.С.» «Кто бы мог быть этой старухой? Неужели Люда Стахова? Под инициалы она подходит. Но к чему такие шуточки? Хочет посмеяться надо мной? Я бы тебе это не советовал!»
Разозлившись на такие розыгрыши, Новиков тут же накатал два письма в таком же духе и отослал в конвертах без марок, а через несколько дней получил от девушки разгневанный ответ и понял, что оказался в дураках. Пришлось просить прощения у Люды и дальше ломать голову, кто же это так идиотски подшутил над ним. «Кроликова Галя! – мелькнула мысль. – Конечно, она. Больше и некому. Надо ей тоже подложить какую-нибудь свинью», – решил, но писать ничего не стал, чтобы ещё раз не попасть впросак. А Стахова его простила и даже пригласила в гости.

Давно прошла радость первых встреч с родными, и Сергей начал замечать, что мать всё чаще смотрит на сына с грустью и вздыхает. Он поначалу только улыбался ей, как бы говоря: «Не печалься, мама, я ещё не скоро уеду», но потом стал допытываться, почему она чуть ли не со слезами на глазах смотрит на него.
– Мама, чего ты так на меня смотришь? – спросил раз. – Я ещё тут, никуда не уехал.
Мысль поехать к Стаховой его всё больше одолевала, но он пока никому не говорил об этом, даже матери, хотя почти всегда делился с ней своими планами.
– Ничего, ничего, сынок, – начала она успокаивать сына, чуть помолчала, а потом со вздохом проговорила: – Мне надо, наверное, операцию делать.
– Операцию? – удивился он. – Какую ещё операцию? Ты же не так давно делала операцию.
– Да, делала, но не убереглась, грыжа у меня начала вылезать, – она осторожно потрогала свой живот. – Вот, мучает.
– Раз мучает, значит, надо делать операцию, – решительно заявил сын.
– Я боюсь. А вдруг не вынесу? Умру на столе?
– Ты что, мама! – испугался Сергей. – Не говори так. Не надо. Операции многие делают, и ничего.
– У меня же сердце больное.
– Мама, ты, главное, не волнуйся, и всё будет хорошо. И давай не откладывай. Пока я дома, лучше сделать. А что отец говорит?
– Он тоже говорит, чтобы я ехала.
– Ну, раз он так говорит, значит, надо ехать.
Мать с ним согласилась. Стали потихоньку собираться в дорогу. Вскоре и поехали. Сергей сказал отцу, что, может, на несколько деньков задержится в Кинешме у родственников. Тот не возражал. Приехали в город после обеда, пошли к родным, переночевали у них, а утром направились в больницу. Доехали туда на автобусе, и только стали подходить к операционному отделению, как из-за угла выехали сани с гробом.
– Ой, батюшки! – испугалась мать. – Я, я туда не пойду.
Сергей не знал, что и делать. Он сам не меньше матери испугался. Этот страх к покойникам жил в нём постоянно, ещё с класса пятого, когда увидел первого в жизни утопленника, объеденного рыбами, и с тех пор умерших обходил стороной. И вот, на тебе, тут ещё встретил мертвеца.
– Мама, может, это пустой гроб? – предположил, хотя, кто же из больницы пустые гробы вывозит? – Ничего не бойся, всё будет хорошо, – стал успокаивать мать.
Но она с места не двигалась, пришлось взять её за руку и повести в приёмные покои. Определив мать в больницу, вышел на улицу, глубоко вдохнул морозный воздух. Тело до сих пор пробирала лёгкая дрожь после такой неожиданной встречи с этими санями, от которых остались только следы полозьев на протоптанной дорожке. «К чему бы это? Неужели?.. Нет, нет и нет! Всё будет нормально», – успокоил себя и направился на автостанцию, решив, какой будет первый автобус, на том и поедет. Около вокзала ждал отправки автобус на Иваново. «Исход предрешён. Надо ехать к Стаховой».

Разыскал её быстро, встретились, как и обычно, поздоровались за руку и пошли искать место в гостинице. Нашли рядом с вокзалом. Его подселили в двухместный номер с одним старшим лейтенантом. Познакомились. Сергей тут же вернулся к девушке, вместе побродили по городу, сходили в кино и разошлись, так как время уже было позднее. А на следующий день нашёл её в училище и сразу предложил:
– Пойдём ко мне!
– Куда, к тебе? – не поняла та.
– В гостиницу.
– В гостиницу? А зачем?
– Странный вопрос – зачем. Зачем, зачем? Просто так.
– Просто так в гостиницы девушки не ходят, – изрекла серьёзно Люда.
Он посмотрел на неё внимательно, усмехнулся.
– Ладно, не просто так. Посидим, в ресторан сходим.
Теперь она на него внимательно посмотрела.
– И всё?
– И всё. А ты ещё чего-то хотела?
Девушка задумалась.
– Ну, Малютка… – вырвалось придуманное по дороге прозвище.
– Что? Что? – изумилась та. – Какая Малютка?
– Ну, такая… – стушевался он. – Маленькая Людка, то есть Людмила маленькая.
– Почему маленькая?
– Маленькая? – он задумался. Не станешь же объяснять, что маленькая – это, наоборот, большая, в смысле роста, да и по возрасту она его младше. – Не  знаю, просто так получилось.
Она не стала больше ничего выяснять, но уже не отказывалась от предложения друга, и они пошли в гостиницу. В номере читал газеты старлей. Сергей познакомил его с девушкой, предложил составить компанию вместе пообедать в ресторане. Тот вежливо отказался. Пошли вдвоём. Заказали нехитрую закуску, немного вина. Он тут же предложил выпить за встречу, она не отказалась, потом за дружбу. Снова выпили, но больше Людмила пить не стала, он не особо и настаивал, да и сам не пил. Сидели, говорили о том о сём. Сергей, как мог, старался развеселить подругу, но это плохо получалось. Она сидела какая-то скованная и напряжённая. Пробыв часика два в ресторане, поднялись в номер. Он был пуст, сосед ушёл куда-то по своим делам. Молодец!
– Посидим, – предложил он, опускаясь на кровать.
Стахова помотала головой.
– Чего, боишься?
– Кого мне бояться? Тебя что ли? – ехидная улыбка появилась на её губах.
– А хотя бы и меня.
Девушка в упор посмотрела на парня. Взгляд он выдержал, но что-то внутри заколыхалось в нём. Нет, совсем не то чувство, которое испытывал иногда при близости с девчонками, томительной и природной близости, когда словно в омут погружаешься. Сейчас, хоть и тело начала прибирать лёгкая дрожь, закипало непонятно откуда взявшееся озлобление. Поначалу не мог понять и на кого – то ли на себя, то ли на неё, но этот её взгляд, поначалу как бы любопытный, а потом всё более сердитый и сердитый и под конец переросший во вспышку, в которой уже откровенно сквозило презрение, заставил вздрогнуть и даже испугаться.
Такого ещё с ним не случалось, чтобы чего-то мог испугаться, оставшись наедине с девчонкой. И он просто растерялся, опустил голову и некоторое время молча сидел на кровати. Можно было, конечно, спросить, почему она его презирает, да и его ли? Может быть, она так относится ко всем мальчишкам. Кто её знает. Но затевать сейчас такой серьёзный разговор совсем не хотелось. Поэтому он поднялся с кровати и тихо предложил:
– Раз не хочешь здесь со мной посидеть, тогда пойдём погуляем.
– Пойдём, – сразу согласилась девушка.
Они немного погуляли по вечерним улицам, сходили в кино и направились к её дому. В подъезде было тепло и тихо. Он прижался к ней и стал целовать, сколько раз, и не считал, наверное, и она уже перестала вести счёт. Потом его рука соскользнула вниз, погладила колено на её левой ноге и стала подниматься вверх.
– Серёжа! У тебя рука не на месте, – Люда слегка отодвинула парня от себя.
– Неужели? – искренне удивился тот. – А я и не заметил.
Он снова прижался к ней и стал целовать её губы. Стахова совсем не противилась, потом тихо прошептала:
– Серёжа, я приеду в деревню на Новый год. Ты не уезжай, пожалуйста.
Сергей внимательно посмотрел на неё. В глазах девушки он уловил и маленькую мольбу, и какое-то скрытое желание, и даже намёк на что-то, но там, в глубине её зрачков всё ещё таилась та вспышка презрения, которая его так сильно испугала в гостинице.
– Нет, Люда. Я, наверное, уеду. Мы договаривались с парнями встретить этот Новый год в Рыбинске, – откровенно признался, но всё же сделал снисхождение: – Хотя я точно ещё не знаю. Я тебе обо всём напишу.
На этом и расстались. Переночевав в гостинице, утром он уехал из этого города. В Кинешме сразу же пошёл в больницу. Матери сделали операцию, и как она сказала, всё хорошо, обещали через несколько дней выписать. С большим облегчением Сергей вернулся домой. Отец немного обрадовался, увидев сына, ему одному совсем скучно было домомничать, он даже и спрашивать ничего не  стал, где это сын пропадал несколько дней. Это и хорошо. Сергею всегда было трудно объясняться с отцом.
Дома его ждало письмо от Сёмкина. С волнением вскрыл конверт и стал читать, после первых строчек вздохнул с удовлетворением. Слава Богу, всё остаётся на своих местах. Геннадий вовсе не женится (разве он сможет забыть Маринку!) и не остаётся в Ленинграде. «Значит, заканчивать училище будем вместе! Это хорошо. Но Новый год? Где же его встречать?» Друг приглашал встретить у него в гостях. Но как поехать к нему? Да там он никого, кроме Геннадия, и не знает. «Наверное, лучше в Рыбинске. А ещё лучше здесь, в Ёлнати. Вот бы приехала Надежда».
От этой мысли даже сердце заныло. «Надежда, Надежда… Кажется, ты по-серьёзному нравишься мне». Он закрыл глаза и снова погрузился в омут августовских воспоминаний. О, как им тогда было хорошо вдвоём в те десять летних дней и ночей! Но всё ушло, но не забылось. Ему и сейчас казалось, что она где-то рядом и как бы издалека наблюдает за ним. Странное это ощущение. Её точно здесь нет, и она как бы совсем рядом. «Надежда, Надежда… А ты мне даже не пишешь». Да, она ему не ответила на последнее письмо, и он ей больше не писал, но так надеялся на встречу, так надеялся! Ему так хотелось, чтобы она сейчас приехала сюда, и они вместе, вдвоём, встретили этот Новый год и тогда…
«Тогда… Что будет тогда? Навеки  вместе? Но это же невозможно. А как хочется её увидеть!» В этом порыве мелькнула мысль съездить к ней, но он её тут же отогнал, ясно понимая, что это просто не получится. И времени совсем мало осталось до отъезда из дома, и с деньгами уже проблема, всё, что получил при расчёте на практике, растратил, а просить у родителей на поездку в Дзержинск не хватит наглости, да и мать приезжает после операции, надо с ней побыть хоть несколько дней и помочь, но, главное, нужен ли он там Веткиной, ведь у неё свои друзья, своя компания. Поэтому отбросил эту мысль, склоняясь всё больше к отъезду в Рыбинск. Всё равно туда скоро ехать, ведь в начале января начинаются занятия в училище.

Сергей один поехал забирать мать из больницы, раз уж отвозил, то и забирать решил сам, отцу всё равно было некогда, он работал. Мама уже нормально себя чувствовала, поэтому сын особо не беспокоился, хотя и трудная предстояла дорога. Эти сорок шесть километров от Кинешмы до Ёлнати по каменке превращались в настоящее испытание на выдержку зимой, которое растягивалось чуть ли не на два часа, когда все колдобины выравнивались льдом, автобус шёл почти что ровно, хоть и медленно. Они с матерью сидели на первом сидении и тихо переговаривались. Она рассказала ему, как прошла операция, а он сразу признался, что ездил в Иваново к Стаховой.
– У вас с ней серьёзно всё? – поинтересовалась мать.
Сын пожал плечами.
– Я ещё не знаю. А тебе Люда нравится, мам?
Мать глубоко вздохнула, чуть помолчала.
– Девушка она хорошая, я её в школе учила, отличницей была, – и задумалась.
– Что-то ты не договариваешь, мам, – слабо усмехнулся сын.
– Не договариваю, – она опять вздохнула. – Ладно, сынок, я тебе скажу прямо. Ты уже взрослый человек, сам всё поймёшь. – Мать внимательно посмотрела на него. – Ты ведь знаешь, что отец наш воевал.
– Знаю, а что?
– А то, что войну он закончил в сорок четвёртом году, когда освобождал Крым. Там его и контузило, вернулся домой инвалидом второй группы.
– Это я знаю, мама. Но какое отношение имеет Людмила ко всему этому? – начал волноваться он.
– Людмила? – она опять глубоко вздохнула. – Она, может, и не имеет, хотя…
Сын чувствовал, что матери не очень приятен этот разговор, но раз уж затеяли его, значит, надо довести до конца.
– Мама! Давай всё договаривай, – решительно заявил.
– Хорошо. Скажу. – Она немного помолчала. – Ты ещё многого не знаешь, вам не всё говорили на уроках истории. Немцев в Крыму поддерживали местные жители.
– Татары что ли?
– Татары, сынок. Не все, конечно. Но нашлись такие.
– Ну и что из этого?
– А то, что Людин отец татарин и жил он в Крыму, а потом их семью вместе с остальными оттуда выселили.
Сергей от удивления раскрыл широко глаза.
– Так что? Мой отец воевал в войну с её отцом?
– Этого я не знаю. Они там не встречались, но все татары были выселены из Крыма, и нашему отцу предлагали после госпиталя остаться там жить. Он не захотел и вернулся сюда.
Мать замолчала, опустила голову. Сын буквально был потрясён от всего услышанного и больше ни о чём не спрашивал. А вскоре они и доехали до Ёлнати, потихонечку дошли до дому, мать легла отдохнуть после дороги, а сын принялся за домашние заботы. К этому разговору они больше не возвращались, но неприятный осадок остался на душе у Сергея. За несколько дней до Нового года пришла телеграмма от Сёмкина, в которой тот предложил встретить этот праздник в Рыбинске. Сергей сразу же засобирался в дорогу и в пятницу двадцать девятого декабря уехал из деревни