Комета

После падения кометы куда-то вглубь леса, жители маленького посёлка Елоховка, это событие в целом пережили нормально. Первые странности начались позже, когда выяснилось, что они отрезаны от внешнего мира глубокими трещинами покрывшими землю и непролазными завалами из колючих кустарников. Общими усилиями тропу в лес удалось разгрести и вскоре нашлись желающие посетить место падения. Собралась экспедиция. В её состав вошли братья Забалуевы, художница Верочка Козявина, Родион с Антониной и всё. Вот такая скромная числом участников получилась команда, однако следом за ними с небольшим интервалом по времени отправился и сам Ефим Козявин. Несмотря на то, что Ефим уже пару лет, как был женат, его всё равно в посёлке называли одиночкой и считали тёмной личностью. Верочка жаловалась соседям, что муж постоянно проводит дома какие-то эксперименты и ей от них якобы не по себе. Близнецы Забалуевы крепкие надёжные ребята шли впереди, прокладывая путь остальным. Родион с Антониной двигались следом за ними, эти двое постоянно пихались локтями, сразу не решив для себя, кто из них должен идти первым. Замыкала отряд Верочка. Художница часто отвлекалась на лесные красоты и немного отставала, но всё же старалась не упускать из виду остальных. Ближе ко второй половине дня участники экспедиции вышли на усеянную цветами большую поляну, затем поднялись по земляной насыпи чуть выше, откуда их взорам открылась интересная картина. Они увидели, почти до краёв заполненное водой совершенно круглое озеро. Плывшие по небу облака, повторяли свои ленивые движения, отражаясь в гладком прозрачном зеркале воды. Забалуевы молча вынули из походных сумок сапёрные лопатки и разом отправились в сторону леса. Родион повёл себя по-другому, он снял тяжёлый рюкзак, выбрал место поудобнее и принялся выкладывать на заранее приготовленную простыню содержимое. Палка ароматной охотничьей колбасы легла рядом с солёными огурцами, к ним прибавились варёные яйца, консервированные кильки и свежие помидоры, а на половинку чёрного хлеба Родион бросил несколько длинных зелёных стеблей лука. Антонина достала из своей сумки запечённую в фольге курицу, десяток сосисок, розовый окорок и пакетик очищенных лесных орешков, а сама расположилась возле Родиона. Походному натюрморту для полной гармонии с природой явно чего-то не хватало, тогда философ ещё раз погрузил руку вглубь рюкзака и теперь она вернулась оттуда с литровой бутылью. Игриво поблёскивая, в ней томилась крепкая жидкость цвета лунного камня. Верочка, успевшая к тому времени сплести себе венок из васильков и ромашек стала частью природы, как только надела украшение себе на голову, в таком виде она заняла своё место за столом. С мешком полным червей вернулись близнецы, но прежде чем заняться рыбалкой в необычном озере, они так же присоединились к столу, чтобы отметить первый контакт.
— Ну, что друзья, первый тост за первый контакт.
Торжественно произнёс Родион. Вряд ли он считал собравшихся своими друзьями, одна только Антонина в тельняшке, откровенно обтянувшей её грудь, внушала сомнения. Эта женщина, как философу казалось, терпеливо ждала момента, чтобы сбросить его с капитанского мостика и взять штурвал в свои руки, однако добрая традиция обязывала произнести здравицу именно с оттенком дружбы. Потом был второй тост за первый контакт и третий, а четвёртый прозвучал из уст Родиона совсем неофициально и даже, как-то сокращённо:
— Заперконт.
Развязно произнёс он, затем разделся до трусов и полез купаться. Сидевшие неподалёку с удочками Забалуевы (они больше не пили) противились всякому шуму, но возразить Родиону не могли. Озеро оказалось неожиданно глубоким, оттого вода в нём была холодной, но после четырёх первых контактов, Родион барахтался вполне уверенно, чувствуя себя хорошо. Вернувшись к столу, он наскоро обтёрся полотенцем, надел штаны и махнул сразу два заперконта подряд, закусил их сосиской, а ту её часть, что не поместилась во рту небрежно бросил прочь от себя в густую траву. Верочке нравился Родион. К этому человеку, художница испытывала не интимное, конечно, влечение, ведь она была замужем, а скорее далёкое родственное чувство свободы. Антонину свобода Родиона, напротив, совсем не забавляла и могла вызвать, разве что по-женски тревожную тягость. Близнецы к поведению Родиона относились с пониманием. Братья считали его человеком начитанным, а значит авторитетным. Первые звёзды появились далеко наверху в прозрачной синеве, когда Антонина отдала всем команду собираться домой. Женщина не могла равнодушно смотреть на то, как Родион, после очередного заперконта, занялся разведением килек в озере. Подозревая, что его собираются поймать, авторитетный мужчина насторожился. Услышав совсем рядом голоса, он пнул от себя консервную банку, ловко достал из кармана штанов орешки и бросил несколько мелких горстей наугад в пустоту. Преследователей это не остановило. Тогда, сверкая голым торсом, он рванул на поляну, где немного побегал в тусклом свете луны и неожиданно исчез. Искали его долго, а когда нашли, то внешний вид беглеца мало кого обрадовал. Вернее сказать, определённая радость всё-таки имела место, но связать её лучше будет не с самим Родионом, а с тем, пожалуй, лёгким восторгом, что испытывает начинающий грибник, отыскав в лесном бору среди листвы коренастый белый гриб. Волосы у философа на голове, плечах и груди топорщились в стороны. Этот лохматый холм слегка покачивался, перебирая в руках, словно чётки лесные орешки. Родион сидел на корточках в высокой траве, смотрел куда-то в сторону леса и тихо повторял:
— Я видел его, видел, видел.
Антонина коснулась плеча философа.
— Кого ты видел, кругом тьма и туман.
Расплывчато оценивая теперешнюю картину мира, Родион собрал остатки мыслей в недрах основного массива разума и постарался дать вразумительный ответ:
— Глаза у него круглые пустые, будто стеклянные и мне почудилось, что под ними прячутся ещё другие глаза. Голова лысая, неприятно блестит, кожа вся зелёная, а вместо носа, я так и присел, хобот.
Люди, знавшие Родиона много лет, впервые ему не поверили.
— Мало ли что можно разглядеть ночью после стольких порций заперконта. Странно, что сам таким не стал.
Хмыкнула Антонина и попросила близнецов помочь ему встать. В самом деле пришло время возвращаться. Забалуевы снова шли впереди. Родион с Антониной, как прежде недовольно толкались между собой и было чувство, что эта пара всё ещё не определила лидера. Верочка традиционно замыкала походный строй. С тревожным чувством она пристально вглядывалась в тёмные образы лесной чащи, но теперь уже не отставала. Она одна поверила Родиону. Хрустя старыми сухими сучьями под ногами, обессиленные члены экспедиции в полном составе под утро вошли в родную Елоховку. Следующий день обещал быть жарким и с самого утра на площади перед сельским клубом собрались первые любопытные. К полудню их число заметно увеличилось, все хотели посмотреть на следопытов и о многом с ними поговорить. Сначала пришли Забалуевы, чуть позже появились Антонина с Родионом, но Верочки не было видно, вероятнее всего вмешался Ефим и запретил жене вилять на публике хвостом. Смотрели на них, кто с интересом, кто с тревогой, а кто и с надеждой. Близнецы в двух словах поведали о том, что видели озеро, но рыбы в нём нет, и вообще пусть рассказывает Родион, у него интересней получается. Родион молчал. Антонина запретила ему даже чихнуть. Сказать по правде, после переохлаждения в его носу постоянно что-то щекотало, поэтому время от времени хотелось сморщиться до неузнаваемости и, что есть силы нарушить запрет. Слово взяла Антонина и сумела нагородить такого, чего и не было, это давало надежду, что другие энтузиасты в лес соберутся ещё не скоро. На том и разошлись. Родион выглядел понурым, ведь он, как никто другой понимал, какая опасность пришла в Елоховку, и не знал, где найти подходящие инструменты, чтобы заставить народ поверить ему. Но сдаваться было не в его характере.
— Важно заинтересовать, а дальше всё само образуется.
Вернувшись домой, Верочка испытывала неясное беспокойство, она присела на край стула возле окна, надолго погрузившись в тёмные раздумья. О том, чтобы идти сейчас куда-то на площадь и речи быть не могло. Неожиданно входная дверь отворилась. На пороге стоял точь-в-точь подходящий под описание Родиона кто-то. Этот кто-то медленно двинулся вперёд, поравнявшись с Верочкой недовольно хрюкнул, и не особо задерживаясь возле неё направился к лестнице ведущей в подвал, где Ефим устроил себе лабораторию. Походка у незваного гостя была уверенной, неторопливой и создалось ощущение, что он ведёт себя, как хозяин. Верочка вот-вот собралась перекреститься, как вдруг поняла, что это и есть Ефим.
— Ходил по лесу, ходил и кажись дошёл. Вот что комета с людьми делает.
Верочка побежала к председателю. Овдовевший много лет назад, Виталий Трофимович сентиментально выращивал у себя на участке помимо прочего цветы, которые нравились его супруге, так не вовремя покинувшей этот мир, но деловую хватку он не утратил, и жители посёлка часто приходили к нему по любому, пусть даже самому будничному делу.
— Объясните спокойно, что вас ко мне привело?
Спросил Виталий Трофимович и предложил Верочке присесть. За большим столом председателя уже собралось несколько человек и кажется они что-то отмечали.
— Мой муж инопланетянин.
Ну, что сказать, в чём-то она была права. Действительно мужчина вёл себя странно, чем вызывал всякого рода подозрения. В массовых мероприятиях он участия не принимал и вообще сторонился коллектива, зато время от времени одиноко бродил по лесу. Бывало, уйдёт в лес и нет его. Кто знает, что он там делает?
Всё-таки этих тревожных сигналов недоставало для целости картины и требовались более весомые аргументы. Местные знатоки, сидевшие за столом председателя склонялись к известному факту: планетяне, все как один должны быть зелёными, а у этого красавца кожа вроде белая, только лицо и руки малость рябые.
— А теперь всё зелёное!
Почти крикнула Верочка. Не имея возможности сдержать эмоции, она искренне разрыдалась. Виталий Трофимович всё ещё сомневался. Дело в том, что сама художница была женщиной во многом привлекательной и живой, но очень уж своеобразной, если не сказать умалишённой. Мало того, что Верочка бегала по дворам почти без одежды, когда луна на небе становилась сияющим диском, так она ещё в руках держала метлу, выкрикивая при этом, что-то вроде:
— Вот моя главная кисть.
Размахивая метлой, она долго бегала, пытаясь перекрасить холодный ночной окоём в тёплые утренние цвета. Наблюдать такое всякий раз было страшно, возможно потому, что страх, сам по себе притягивает, вынуждая досмотреть чем дело кончится. Обычно ближе к рассвету ей удавалось оживить кромку небесного свода, и утомлённая ночными художествами Верочка возвращалась домой. Когда неспокойная дама затихала до следующего полнолуния, вернув себе приличный вид, то общее внимание переключалось на её мужа и многие укоризненно говорили: "Как она с ним живёт?" Мнение толпы изменчиво и дождавшись очередной полной фазы луны, у соседей просыпался тот же вопрос, только теперь в нём семейную пару, не сговариваясь меняли местами.
— А не созвать ли нам совет? - Там все мы соберёмся, посмотрим друг на друга и решим, как дальше с этим жить.
Слова Виталия Трофимовича были сказаны по-домашнему мягко и слышалось в них что-то надёжное. Гости председателя одобрительно закивали, мол давно пора и Верочке стало немного легче. Такое облегчение обычно приходит, когда непослушной, но всеми любимой дочери, заботливые родители возвращают дорогую игрушку, недавно утерянную ей самой. Когда Верочка пришла к себе, и повстречала прежнего Ефима в человеческом своём обличии, то ей показалось, что любимая игрушка снова куда-то исчезла. Очень скоро по всему посёлку пролетел слух о том, что в Елоховке завелось нечто инопланетное. Возле клуба всё чаще стали собираться недовольные. Многим хотелось узнать, как выглядит пришелец. Всего-то и нужно было, что найти очевидца, способного пролить свет на неведомое. Как не сложно догадаться, им оказался старый знакомый, с виду вполне приличный образованный, но сказать по правде, очень пьющий человек. Оставаясь философом, Родион объяснял свои регулярные дремучие запои по-разному, но всякий раз слова его звучали убедительно и даже аппетитно. Никто не сомневался в том, что Родион знает больше, чем говорит. На любой вопрос об увиденном, Родион готов был дать развёрнутый ответ, но прежде, чем заняться этим делом требовал угощений. Приняв дары, философ брался замысловато буровить о неразрывной связи каких-то энергетических начал, в которых между собой сталкивались земные и небесные токи. А сами эти токи, если кто не знал, протекали внутри длинного хобота. Что касалось подробностей общего устройства этого хобота, состоявшего по мнению Родиона из квазиполярных магнитных вихрей, то в нужный момент лектор умолкал, многозначительно приложив указательный палец к сомкнутым губам. Сперва к нему наведывались парами, позже стали приходить целыми семьями, а спустя ещё немного времени гостеприимное жилище Родиона с трудом вмещало всех жадных до истины елоховцев. Пожилая мама Родиона не могла больше вытерпеть такой наплыв посетителей и вскоре выгнала всех во двор, где мероприятие стало напоминать ежедневные образовательные лекции в городском саду. Слушали его всегда внимательно. Плохо понимая, что к чему, одни стеснялись задавать глупые вопросы и лишь почёсывали затылки, тогда как другие делали задумчивые лица, мысленно улетая далеко за край доступного. На самом важном месте своих откровений, Родион постепенно опускал голову к груди, от чего густая прядь волос небрежно падала ему на глаза и теперь можно было услышать лишь тихое посвистывание ноздрями вперемешку с мелким отрывистым храпом. Жёлтый аксельбант слюны, берущий начало из уголка рта, тянулся до самого плеча, придавая образу рассказчика аристократическую небрежность.
В конце концов все согласились с тем, что от философа толку не будет и перестали его поить. Узнав об этом заговоре, Родион сильно огорчился, но пить не перестал. На последней лекции он сурово ударил кулаком по столу. Стакан испуганно подпрыгнул и тут же перевернулся, сделав возле себя продолговатую лужу, от которой тонкая мутная струйка трусливо потекла на пол.
— Он среди нас.
Сообщил единственный очевидец, после не спеша поднялся в дом, добрёл до кровати и упал поперёк неё, но прежде, чем заснуть успел погрозить кому-то пальцем. Трудно было разобрать, кому он угрожал, тем более зная строгий нрав пожилой мамы Родиона не очень хотелось этим заниматься. Между людьми стали возникать споры. Некоторые для себя решили, что землю посетил корабль пришельцев, забыв о содроганиях земли, вызванных падением кометы. Такое положение дел заводило в тупик. На этот счёт у Родиона скопились свои мысли.
— Одно дело, когда запускаем мы, но совсем другое, когда запускают в нас.
Родион грудью стоял против мрачной перспективы падения на землю разного рода комет, метеоритов и прочих малых небесных тел. Вскоре он вышел на площадь перед клубом и устроил открытую забастовку с плакатом, на котором неумело намалёванную зелёной краской морду пришельца перечёркивала ярко-алая полоса. Краски он взял у Верочки. Его смелый протест был так же обречён, как митинги по телевизору с участием некрасивых девушек в защиту каких-нибудь японских стрекоз или австралийских лягушек, или бразильских пауков. Казалось, они были заняты одним делом, с той лишь разницей, что некрасивые девушки стремились своими акциями сохранить исчезающие виды, в то время, как Родион требовал гнать всякое непонятное обратно, туда откуда оно взялось. Откровенно говоря, девушкам из телевизора было всё равно против каких невзгод выступать, хотя бы потому, что им за это платили, пусть скромную сумму, но её хватало на губную помаду и колготки. Родион бунтовал даром.
— В таком деле неважно, какой плакат держать в руке, важно чья рука его держит.
Это и многое другое пытался втолковать философ глупой толпе, не оставляя попыток пнуть любого, кто хотел подойти к его одиночному пикету слишком близко.
— Я видел, понимаете, своими глазами видел.
Говорил Родион, разводя руками перед собой, при этом пальцы шевелились так, как если бы играли на баяне. Руки плохо помогали объяснить, что он там видел, но смотреть на философа всё равно было интересно и даже весело. Вообще, Родион умел привлечь к себе внимание. Раздвинув локтями собравшихся, вперёд выступила женщина в тельняшке.
— Конечно, какие глаза с утра залил, такими и видел.
Хохотнула Антонина и подойдя к нему совсем близко спросила:
— Интересно, а я по-твоему, какая?
— Вот такая.
Родион повторно развёл руками, но вышло очень похоже на вариант с пришельцем и теперь смех в толпе был слышен отовсюду. Родион яростно принялся разгонять злорадных зевак, саму же Антонину обидеть не посмел. Владычица морская, как он уважительно её называл, жила в доме чем-то напоминавшем маяк и ходила в полосатой футболке. Ну, владычица она морская или обычная камышовая русалка, дело такое себе, надо заметить спорное, тем более, что пожилая мама Родиона видела в ней всего лишь простую дождевую жабу. Приводил Родион владычицу к себе нечасто и сам бывал у неё наплывами. Причину их редких встреч отыскать не сложно, ведь Родион постоянно пил, а в этом состоянии, он мог найти себе занятие поважнее, чем легкомысленно плескаться в ванночке с приторными ароматами семейной идиллии. Так ему казалось. Антонина молча взяла в одну руку плакат с перечёркнутым пришельцем, в другую Родиона и потащила всё это к себе домой, потому что кое-кому давно уже спать пора. На следующий день собрания у клуба возобновились, они имели стихийный характер и все ждали, когда появится тот, кто возглавит людей, поведёт за собой и откроет глаза. На правах председателя, Виталий Трофимович организовал добровольную дружину и первое место, куда он повёл народ, стал дом Козявиных. Верочка была такой за долго до падения кометы, поэтому подозрения сразу обошли её стороной. Совсем другое дело её муж. Ефим вышел к людям в домашнем халате. Выглядел мужчина вполне по-земному, что касается инопланетной сущности, якобы проникшей в организм человека, то внешне она, увы ничем себя не выдавала. Подняв руку, мужчина мирно приветствовал собрание. Кто-то из толпы выразил сомнения в том, что планетянин, пусть даже самый раззелёный, не может оказаться внутри хорошим человеком. Председатель резко возразил:
— В глубине души, он сколько угодно может оставаться хорошим и зелёным, но какую пользу Ефим принёс обществу? Неужели вы не видите, что ему до наших земных дел нет никакого интереса. А сколько вреда своим равнодушием он может принести?
— Между прочим, мы тоже не очень-то приносим пользу.
Вступился другой недовольный голос. Председатель изменился в лице, и опасаясь потерять инициативу, принял решение смягчить эмоциональный накал.
— Согласен, но мы ничего не делаем дружно, как единый слаженный организм, он же валяет дурака сам по себе. Пусть Ефим ознакомится с заявлением составленным мной, и подпишется под ним.
Ефим Козявин взял бумагу, бегло прочёл текст, улыбнулся чему-то давнему и оставил внизу свою козявистую роспись на документе, не имевшем юридической силы. Вернув листок председателю он ещё раз поднял руку:
— Я свидетель.
Этими словами Ефим отвлёк внимание елоховцев от персоны председателя, после чего Виталия Трофимовича уже не слушали и потянулись к человеку, знавшему правду.
— Скажи какой он на вид? Сколько у него лап? Он очень зелёный?
Вопросы сыпались один за другим, Ефим попросил тишины и взялся давать первые туманные ответы.
— Интересуетесь цветом его кожи, извольте: среди нас, если поискать позеленей найдутся.
Толпа загудела, желая услышать больше подробностей. Людям надоели тугоплавкие речи Родиона и теперь все ждали истины от Ефима. Она сейчас была нужна как свежий ветер с его грозовыми порывами и яркими всполохами озарений. Ефим продолжил:
— Пришелец не совсем такой, как мы. На вид он добрый пушистый и кажется любит орешки.
Большинство собравшихся сразу вспомнили о говорящей чудо-белке, что жила в позолоченной клетке на веранде у местной певицы Эвелины Марковны. Вроде всё совпадало в этом описании, одно только не сходилось - добрый. Делегация направилась к дому Эвелины. Сидя в клетке, белка тяжело переживала своё заточение и пела с хрипотцой в голосе злобные куплеты:
-Ем не рульку, не азу,
-А орешки всё грызу.
-Скажите мне доколе,
-Останусь я в неволе?
-Руку протяни, погладь,
-Не бойся палец потерять.
Творчество это, если вдуматься походило на безвинные скоморошьи частушки, но услышав такое желающих просунуть палец между крепких прутьев не нашлось, кстати сказать весь репертуар пушистого любителя орешков состоял из песен с таким же примерно невесёлым финалом. Эвелину Марковну, огорчал агрессивный характер грызуна, ведь сама она славилась добротой и благодушием, что касалось певческого дара белки, то хозяйка относилась к нему, как и положено сопернице несколько прохладно. Родион не верил в чудеса. Он подозревал, что где-то под клеткой был установлен обычный магнитофон, именно он транслировал наружу всю злобу мирскую от имени белки голосом, подозрительно похожим на сопрано Эвелины Марковны. Вот и всё чудо. Чтобы убедиться в правдивости своих домыслов, Родион предложил разобрать клетку. Эвелина до такой степени растерялась, что не способна была решить, какое действие лучше подойдёт, раскрыть свой маленький коммерческий секрет или согласиться с инопланетным происхождением пленницы. Оба варианта её не устраивали, ибо каждый сулил скорое разоблачение, публичный позор и неизбежную разлуку с питомцем.
— Оставьте зверька, неужели у кого-то есть сомненья в том, что это наш земной самородок.
Надрывно произнесла Эвелина Марковна, преградив собой путь на веранду, от напряжения лицо женщины покрылось розовыми пятнами, а когда с ней такое происходит, это не добрый знак и будет лучше если оставить всё, как есть. Родион, так и быть отступил. Сейчас он не в силах был организовать вокруг себя возмущённых и тем более, не собирался примкнуть к общему настроению. Родион вспомнил слова пожилой мамы, имевшей правило всегда говорить к месту:
— Если не хочешь или не можешь управлять толпой, держись от неё подальше.
Философ решил вернуться в дом Козявиных, рассказать Ефиму, что он видел и попытаться связать в одно целое их наблюдения. Дверь открыла Верочка, она больше не плакала, только платок в её руке напоминал о недавнем тяжёлом потрясении. Она молча проводила Родиона в лабораторию мужа. Ефим бросил на стол противогаз, остальные части защитного костюма доставать поленился и спросил:
— Друг мой, может быть ты видел меня?
Ефим кивнул на противогаз. Посмотрев на стеклянные глаза и хобот, Родион сейчас казался себе посмешищем. Как он сам не догадался?
— Вроде никого. Мне и тебя хватило.
Задумчиво ответил он, даром что философ.
— А с орешками в траве не ты ли сидел случайно?
Спросил Ефим, начиная чувствовать себя таким же ничтожеством. Родион кивнул.
— Получается, мы видели друг друга?
Оба они облегчённо вздохнули, но была в этом вздохе какая-то неудовлетворённая досада, где же всё-таки затаилось то неземное и было ли оно вообще?
Первые утренние, ещё не очень тёплые лучи солнца коснулись поверхности загадочного озера и если присмотреться, то можно было разглядеть, как две живые кильки, игриво виляя хвостами плавали у самой кромки берега.