Всё дело в слове хочу

В длинной очереди на посадку в самолет передо мной стоит семейство – папа, мама и трехлетний малыш. Потихоньку продвигаемся вперед, - вижу, что малыш как-то нервничает. И вдруг он с детской непосредственностью и звонким голосом сообщает:
- Мама, я какать хочу!
Мама крупно вздрогнула и как бы накрыла ребенка всем телом, - естественная реакция защиты. Папа сконфузился, покраснел и взял сыночка на руки, поспешил по стрелочке на табло. Очередь усмехнулась, через три минуты инцидент был исчерпан и забыт.
А мне вспомнился. И вот почему. Прямо почти библейский сюжет: вначале было слово, но слово было «хочу». Неразличение в словах потребностей организма и потребностей души – для ребенка простительная оказия. Но ребенок вырастет, а это неразличение может остаться с ним навсегда, просто потому, что в языке, в нашем языке, а стало быть , в культуре, в ментальности, в коммуникации слово «хочу» и впрямь есть краеугольный камень нашего жизненного мира. Не I need, не  I want, и не ich brauche, не ich will, а просто хочу. Это «воление» объединяет в единство телесного и душевного, -  базовую установку на доминирование «хочу» над «можно».   Это несокрушимое целое, нерефлексивное и непререкаемое, - исток традиционной волюшки-воли. Погулять в чистом поле, чтобы башку с широких плеч острой сабелькой отсечь, чтобы подарить Волге-матушке дорогой подарок в виде человеческого жертвоприношения, чтобы выпить литру без закуски… - проявлений этой волюшки множество и видов, и примеров тому. Из этой волюшки прямо и непосредственно следует наплевательское отношение к последствиям и установленным правилам, перерастающее в правовой нигилизм. Пределом волюшки может быть только непосредственная сила, но не отложенное наказание, - на него тоже наплевать, а сила сопротивления, кулак в морду или вилы в бок. Те, что выше обычного человека – не так важно, кто: боги, начальство или лихие люди – вот они заставляют с собой считаться. Поэтому мифопоэтическое мировоззрение, наделяющее природные стихии добродетелями справедливости, возмездия, наказания, поощрения и т.п. – строится как правило из страшилок, опасных и вредоносных персонажей, вообще из запретов и угроз. Вот тут простое «хочу» уже не пляшет. Обряды и ритуалы держали социум крепче кнута и права. Но теперь, когда тормоза мифологического мышления демонтированы, «хочу» стало распространяться - словно газы - во все стороны и за все пределы. Помню, еще школьником ехал в автобусе, на остановке зашел пьяница, уселся лицом к публике на сидение – тогда первый ряд сидений был лицом в салон – достал бутылку портвешка и припал к ней в полном умилении. А кондукторша его видать знала, она ему кричит:
- Не срамись, Коля, ты чай не дома!
Так вот его ответ потряс все население битком набитого автобуса:
- Плевал я на среду!
Понятно, обобщать слишком не следует, что речь идет только об одном из огромного множества «механизмов», обслуживающих поведение при помощи речи. Уверен, умные люди, особенно те, кто профессионально занимаются изучением языков, строго укажут мне на ошибки, найдут и у нас лингвистические способы различать потребности тела и капризы души. Больше того, я и сам такие слова знаю. Но это знание не дает ответа на вопрос: а чего собственно застеснялся папа малыша и от чего защищала ребенка своим телом, точнее говоря, языком тела, его мама?