Подаренная жизнь

   Березовая роща огромным желтым янтарем в безветрие замерла посреди посеревших и исхудавших крыш некогда большого села. Не шелохнет ни листом, ни веткой – настолько удачная погода для начала сентября. Пожухлые травы подчеркивают великолепие яркого пятна на самом высоком месте. Здесь, «на горочке», как говорили селяне, поднялось двухэтажное здание с доглядом на окрестность и на улицы поселка. Издалека видно - дом знаний, где  вкладывают в светлые умы детишек нужное, вечное, мудрое.  Да и детям в гордость – заботу о них родители проявили тем, что определили самое светлое и видное место. Раньше на таком месте храмы ставили. Только старый дед Егор посетовал:

- Эк, догадались. На бугре! Ветром все выдувать станет.

   А когда пионеры собрались в ленинский субботник и высадили молодые деревца на территории, даже у этого старого брюзги запал критики исчерпан оказался. С тех пор роща поднялась, самое красивое место оказалось на всю околицу, глаз радует,  встречает гостей,  приехавших в деревню.. Никто и не ожидал, что такая привлекательность создавалась, не думали. А сердце подсказало! Светлой листвой в лето, берестой зимой, золотом осени броско смотрелось на фоне соснового бора, расположенного рядом, красовалась рукотворная посадка. От ветров защищала, снегов наметало, а по весне в первую очередь зеленым раскрашивалось.

   Встанешь у подножья ствола, спиной прислонишься, голову вверх поднимешь: вся синева неба твоя,  облака белым, ласковым душу и взгляд ласкают, в полет зовут.
Сегодня торжественная линейка у школьников. Иван совершенно случайно оказался в это время в селе. Приехал к родственникам на пару дней, да задержался поневоле. Старая Петровна, прожившая добрую сотню лет, скончалась. Не мог уехать, не похоронив. При ней село строилось и развивалось, а затем и запаршивело, словно «худая овечка», как сама бабушка говорила. Возраст она свой не помнила по скудности старого ума, но без запинки рассказывала все события из истории деревни. А документ потеряла, вот и толковала, что не помнит. Готовить стали, чтобы тело земле предать, а душу в полет отпустить, нашли паспорт, завязанный в платочек, – сто четыре года!

   Хочется, чтобы в развитии жизни смена возрастов наблюдалась, да только в родном селении вдруг замерло это правило. Пока по улочкам, заросшим бурьяном, путешествовал; со старыми знакомыми, которых едва узнавал, беседовал, такая боль поднялась за родные места. Илья, дружок детства,  в хмельном подпитии пустил горькую слезинку, сидя на лавочке у дома, сплошь заросшей крапивой и полынью в человеческий рост.

- Етить- молотить! Ведь еще при тебе укрупнение-то началось. Фермы Приреченская и Зареченская тогда дома разобрали и в село переехали. Другие и того подавно, этого…- он не знал как грамотнее изложить мысль, оттого запутался, придумывая и вспоминая знакомые слова.

-  На той стороне бора у реки даже дома побросали. Чебашиха, Сталино, Товарищ, 30 лет Октября - одни развалины в черемухе стоят.

   Хочется, чтобы опыт передавался детям, да не такой. Вот и потянуло с утра к школе, посмотреть, чем дышит население.

   У здания школы расположилась небольшая группа взрослых, среди них дети. «Наверное, в работе», - подумалось. Громко заиграла музыка, резко оборвалась, видимо,  по сценарию не отводилось много времени для нее. Иван подошел и принялся наблюдать. Дети, человек двенадцать, разных возрастов празднично одеты, слушали речи педагогов без интереса и энтузиазма. Привыкли. Родители, в основном молодые мамы смотрели в экраны телефонов. Еще два года назад сигнал не достигал села, а вот с постройкой новой вышки сотовой связи, коснулась эта новомодная беда и здешних мест. Видимо, интересные картинки, привлекали внимание больше, чем то, что происходило сегодня у здания школы.

   Посреди учащихся белым кружевным сугробом, стояла симпатичная девчушка. Мамке хотелось обратить внимание на ребенка, и она собрала и надела все праздничное. Белоснежная блузка, кружевной фартук и немыслимо огромные банты, покачивающиеся на голове. Словно белокрылый ангел спустился на праздник и очарование это в любую минуту может взлететь к облакам в бездонное небо. Боясь шевельнуться, чтобы не запачкать туфли от мокрой росы и пыли, ребенок стоял и хлопал большими глазами с длинными ресницами. Наконец его взял на плечо юноша, вручили школьный звонок, полилась в невесомой тиши мелодия детства! Аплодисменты! Линейка закончилась.

 - Сколько у вас в этом году первоклашек?

- Одна, Любочка Ефимова, Вы ее видели.

- А сколько всего школьников?

- Двенадцать. Но старшие дети через два дня уезжают в интернат.

   Давно разошлись участники празднования, а Иван стоял, не в силах сойти с места. И, наконец, очнувшись, пошел в верхнюю часть села к пристани,  где когда-то приставала «Заря».

   Пыльная дорога между старых развалившихся ферм и огородов,  не утративших еще своего вида, поскольку окружены завалившейся местами изгородью. Ведь испокон веку загорожена земля от животных – для посадки. Остальное – поскотина: под выгул и выпас. Неспешная ходьба вызывала воспоминания. Большая поляна, служившая некогда околицей села,  разрослась. Давно отступили дома с окраины к центру и пространство между грядой горок и рекой увеличилось. Пыльная трава не росла высоко, поедалась скотом. Под ивами у ручья пятна открытого грунта, здесь в жару прятался скот от оводов. На ровном зеленовато - желтом пространстве пятна отличительной зеленой растительности повыше. Эти островки указывали на то, что когда-то здесь стояли дома, а углубления – давно обрушившиеся погреба.

   Дошел до камня – невысокого выступа на берегу и устроился в тени берез и невысокого тальника. Пригревало, лучи солнца бесцеремонно вламывались в приствольное пространство. Влажный воздух, струившийся от реки, дрожал в пучках света между веток деревьев, поверхность воды при полном безветрии бросало отражение бликами и слепило. Изредка  выныривали небольшие рыбешки, создавая круги на воде. Среди спокойствия и тишины вдруг, ошалев от восторга, подскакивал над поверхностью крупный чебак и смачно падал в созданную им же волну. 

   Потянуло ветерком, опущенные макушки веток ивы ожили и в содружестве с потоком воздуха принялись рисовать немыслимые и не передаваемые ни одним художником узоры, исчезавшие через мгновение на воде. Видимо природный Рафаэль пробовал кисти и оттенки красок в утренней прохладе реки.

   Иван прикрыл глаза. Внутри все тряслось от обиды за здешние места, богатые ягодой и грибами, лекарственными травами и корешками. За сосновый бор, где всякий луч раздвигает иголки, заглядывая к красным стволам. За острова, раскинутые длинной чередой, прикрывающие подступы к себе перекатами и омутами. За некошеные сенокосы и брошенные поля, за некогда говорливые людской молвой станы в логах. За оставленные кладбища, где покоились земляки, оставив память подгнившими крестами в высокой траве.

   Задремалось, не задремалось? Скорее почудилось и услышалось: вой ветра, разогнавшейся пурги в русле зимней замерзшей реки. Четыре фигурки отчаянных мальчишек, замерзавших на открытом месте!

   Проживали они дружной ватагой на правом берегу, на ферме Заречной. У родителей работа со скотом и заготовка строительного леса. Собралась молодежь, оттого и дети одного возраста. Магазины, контора, клуб – все на левом берегу. Зимой ходили по льду, летом плавились на лодках, весной, во время половодья, дожидались спада воды. Для детишек школа далековато, но справлялись: возили начальные классы на лошадях, запряженных в сани. Снега большие выпадали, дорогу штробили напрямую. Порой переметало серьезно, от тракторов, прошедших по трассе оставался местами коридор, больше похожий на тоннель. По большой воде на пару недель приезжала учительница и в доме у кого-то из жителей проводила уроки.

   В последний день перед январскими каникулами хотелось дела закончить быстрее. Суета предпраздничная затягивала и взрослых, и детей. Нежданно объявлялись срывы в давно устоявшейся повседневности. Они не нужны, но, тем не менее, возникали, внося нервозность в действия людей.

   В тот декабрьский день, детей в школу должен везти Степан. Он подготовился к этой задаче с вечера. Размеренный и спокойный парень: что ему в обеденное время  да вечером забрать, долго, что ли? Погода замечательная, небольшой ветерок при ясном небе. К тому же западный, ударяется о сосны на изгибе реки и осыпает снегом белое русло. Только нежданно вмешался случай: сторожам на лесосеку понадобилось  отвезти продукты на три дня. Ничего сложного, добрался за полчаса и сдал груз.

   Возвращаясь назад, встретил препятствие: сосна от тяжести снега кренилась,
терпела, да обломилась и рухнула поперек дороги, перегородив путь движения. Упала неудобно, не объехать, снега в рост человеческий. Ложок затяжной. Пришлось возвращаться за мужиками и инструментом, пока распилили и раскатали, время потеряно.

   Четверо сорванцов и одна девчонка  терпеливо дожидались транспорт – гужевое такси. Им не терпелось оказаться на каникулах: всего-то оценки в табель выставить, а вот какая морока образовалась. Самый старший, Илья, четвероклассник, подал идею.

- Не будем дожидаться саней, вдруг про нас забыли. Вона село- то на высоком берегу, айда пешком.

- Я не пойду. Ждать стану дядьку Степана, - заблажила Татьянка.

- Ну, и оставайся, рохля. Мы раньше тебя оценки узнаем.

   И четыре фигурки спустились с берега на заснеженную трассу. Что такого, если местами дорогу припорошило и замело? Они же мужчины, дойдут. И подшитыми валенками потопали по снежнику.  Уже прилично отошли от берега, обернулись и увидели Танюшку, приплясывающую под ветром на морозе. Дядьки Степана не видно. Ничего, догонят.

   Бывает в Сибири, особенно в предгорьях Алтая, погода меняется за два воробьиных скачка. Нахмурится небо, свинцовыми черными тучами, проблеска солнца нет. Кто-то всесильный разольет небесные чернила без меры и опускается темное на землю. Глядь,  снег, еще минуту назад сверкающий ослепительно, набухнет цветом ворона. Ветер сорвется, да не простой, а все опрокидывающий. Срывающий пластами наст и несущий по открытому месту. Ветер тот видимо за горкой какой-то прячется, силы копит. Распоясается и рвет округ природу: деревья клонит, а то и ломает, в трубах свистит, порой не гнушается крыши сорвать у нерадивого хозяина. Стога по полю потревожит, набьет низины плотно, не пропихнуться. Тут держись, прячься!
Всякий зверь, чувствуя непогоду, забирается в нору. Пережидает светопреставление.

   А коли случится тучам на сносях объявиться и посыпать снег, разрождаясь осадками, вовсе не зги не видать, руку вперед вытянешь и пальцев не разглядишь. Двигаешься вперед,  пока не уткнешься в препятствие. После думаешь: куда дальше? Хозяйки в такую погоду скотину раньше покормят, чтобы в собственном дворе не заплутать. Под крыши заметает, утром с горки на деревню глянешь, а ее не видно: дымами только и угадывается.

   Попали смельчаки в такую передрягу. Уже бережок недалече виднелся, зашли в очередной снежный тоннель, потемнело, словно свет выключили, и началось светопреставление. Им,  несмышленышам,  в кучку бы сбиться, в снегу нору вырыть, да надышать тепло дыханием. Тем более, что Андрюшка, младшенький, вовсе ослаб, упал на коленки, плачет:

- Не могу больше! Бросьте меня, а то и сами сгинете.

   Илья упрашивает:

- Андрюшка, миленький, вставай. Вона, берег недалече, авось доберемся.

   Взялись за руки, чтобы в темноте не разминуться, так и пошли. Да какой пошли? Поползли.  Ветер силен, с ног сбивает то одного, то другого. Помогут подняться и дальше. Шаг за шагом, движение за движением. Но рук не расцепляли.

   Дядька Степан на взмыленном жеребце выскочил из бора, одну Танюшку озябшую обнаружил. Подхватил, затащил в ближайшую избу. С хозяйкой кое-как добились в разговорах, где мальчишки. Куда пропали? Только и выдавила: «Ушли на тот берег», - и провалилась в сон на печи с воющей трубой.

   Вот и забегала вся ферма от мала до велика. Вышли мужики на берег, веревку растянули, взялись за нее и в белую снежную тьму шагнули. Жены плачут: не поймешь снег на щеках тающий или слезы.

   Сбивает с ног пурга и не жалеет, второй час пошел, как сорвалась с цепи. Отцы, помощники по поискам каждую кочку руками щупают: а ну как упал или присел, да засыпало снегом. Медленно, но двигаются к другому берегу.

   Не поняли мальцы, где сбились направлением, видно на застругах с дороги сошли. Тяжело, Андрюшку по переменке за шиворот тянут, но рук не расцепляют. А тут еще лед открытый попался под ногами, цепляться не за что. Здесь ветер разгоняется и с удвоенной силой бьет по ослабевшим ногам. А то и вовсе подхватит и понесет по скользкому. Тут уж все падали, чтобы далеко не отнесло.  Илья уперся руками в высокий сугроб. Намело с высоты обрыва огромный вал, не преодолеть. Лишь понятно – достигли противоположного берега. Прошел пять шагов в одну, в другую сторону и увидел прорубь, прикрытую свежим снегом. Едва угадалась влажным пятном. Как не свалились? Видно сюда ведет тропинка с огородов. Принялись руками грести, снег подается медленно. Младший уж и не говорит, только всхлипывает. А пурга бросает и бросает снег сверху вниз, в лицо мальчишкам. Втроем гребли и пинали забуртованную непогодой массу, принялись уже ход под снегом рыть, лишь бы к людям выбраться.

   Петр Сидоров домой пришел в приподнятом настроении. Еще в обед договорились, что теща баньку истопит. Удалась, родимая, жаром, да в такую непогоду. Подхватил ведра, принести из проруби водицы холодной и шагнул на конец огорода, тропинка здесь натоптана и очищена. Огромный козырек набитого снега навис над берегом, не страшно! Прыгнул на него всем телом, обрушил и скатился к реке.

    Черпанул одно ведро, подхватил второе и замер. Что за кутята в снегу копошатся. Господи! Мальчишки! Маленькие, совсем замерзшие. Подскочил, подхватил двоих, один упирается:

- Дяденька, там Андрейка! Совсем плохой, его сначала.

   По двое перетаскал в баню, в тепло. Добился едва, откуда и кто такие. Смекнул – искать будут. Крикнул жену и тещу, те ворохнулись по сугробу прямо в платьях с накинутыми на плечи платками, едва натянув валенки, забежали в баню. Дело знают, отогревать начали. А Петр бежал по сугробам, спотыкаясь и падая, к конторе, там мужики еще задерживались. Втроем по дороге навстречу тем, кто на реке. Те уж недалече от берега. Дошли. Чуть надежду не потеряли отыскать деток.

   Ванька только помнил, как распахнулась дверь, в баню ввалился  в полушубке, покрытом ледяной коркой, отец. Мальчишеское сердце подсказало почему-то: «Бить не будут. Завтра. Сегодня пронесет». А отец обнимал сына за плечи, за головенку и плакал. Плакал так, как мужики очень редко волю слезам дают…

   Иван невольно потрогал шрам на щеке. Дарит иной раз природа Сибири испытания, а через них - жизнь, и вместе с ней и ума, сердца, души. Пусть сложилась по-разному судьба у четырех мальчишек, только первое испытание им приготовила мутная и злая, непроглядная алтайская пурга. Выдержали!

   Солнце выкатилось к полудню. В воде тычутся тупыми носами мальки в тину. Тоже неизвестно, все ли выживут в зиму. А сейчас греет! Радуйся все живое последним погожим дням.

- Пора. Жена, Танюшка заждалась.