Баллады о домашнем любимце

                Баллады о домашнем любимце.


 Дело было ранней осенью, это я узнал позднее. А тогда нас, братьев и сестёр, оторвали от мамкиной титьки и разбросали по белу свету. Больше я никого из них не видел. Кинули меня в угол парадной, пахнущий весьма дурно. Я конечно стал визжать что было сил. Не пропадать же от голода и холода? Ведь я ещё маленький, хотя и крупный по матери и отцу.

 Чуть голос не сорвал, и от огорчения описался в тот же угол, поняв своим детским умом, что люди то же самое делали не со зла, а по необходимости.

 Визжал так, что, уверен, никто не спал в этом доме. Но спустился ко мне только один. Дядька долговязый, плечистый и крепкий. Посветил на меня фонариком и ушёл обратно. После него прибегает неземное создание в байковом халате и тапках а босу ногу. Что создание неземное, понял по возгласам: "Ох! Ах! Боже мой! Что же делать? Такой маленький!" Взяла меня в тёплые мягкие ладошки, прижала к пышной груди и потащила куда-то вверх по ступенькам.

 Мужик, который спускался ко мне первым, лежал на диване и был хмур:

 - Он блохастый! Нас всех блохи теперь закусают!

 - Я его вымою. Но сначала молочка ему нагрею.

 - Делай, что хочешь, только дай поспать... - мужик отвернулся к стене и захрапел.

 Утром проснулся в горячих объятьях эфемерного создания, которое во сне негромко бормотало обрывки стихов. "Поэтесса", - догадался я. Из генетической памяти всплыла фраза: "Женщина-поэт - горе для семьи."

 Завтракали за столом втроём: давешний мужик, поэтесса и парнишка лет семи-восьми. Спорили о том, как меня назвать. Взрослые по очереди пытались определить для этого мой пол.

 - Сука! - сказал мужик.

 - Да нет, это мальчик. Видишь вот тут что у него? - это поэтесса нежнейшим горловым воркотанием отвечала.

 Мужик взял меня в руки, надел на кончик носа узкие в высоту очки, долго вертел мне хвост, как пропеллер, то приближая меня, то удаляя от себя. Вздохнув, согласился:

 - Теперь и я вижу, что кобелёк.

 - Дайте мне посмотреть! - попросил мальчишка.

 - Тебе ещё рано! - хором ответили мужик и эфемерная.

 - Как его назовём, Николай Спиридонович? - обратилась поэтесса к мужу по имени-отчеству. Надо сказать, что он выглядел значительно старше неё.

 - Спиридоном, конечно, - отозвался мужик.

 - В честь твоего отца? - это любопытный малец спросил.

 - Нет-нет-нет! - воспротивилась поэтесса. - Спиридон - имя неласковое и несовременное.

 - Шариком? - спросил мальчик. - Вон он какой толстый!

 - Подрастёт, и не будет толстым, - ласково посмотрела на меня поэтесса.

 - В мультике про дядю Фёдора пса звали Шариком, - это опять мальчик сказал.

 - Шарик - слишком банально, - возразила ему мать. - Вот у Есенина есть стихотворение «Дай, Джим, на счастье, лапу мне...»

 - Он что, нерусский? - подозрительно спросил Хмурый.

 - Кто? Есенин? Надо же как-то назвать малыша!

 Вечером собрались все дома. Поэтесса подтирала лужицы на полу.

 - Он шесть месяцев будет лужи повсюду делать! - строго посмотрел на неё Хмурый.

 Мальчишка приладил в видеомагнитофон кассету с любимым мультиком, громко повторяя при просмотре запомнившиеся фразы.

 В том месте, где корова дяди фёдора и компании принесла телёнка, и дядя Фёдор начал его тренировать, на мгновение наступила тишина.

 - Гаврюша, ап! - завопил мальчишка. Все переглянулись.

 - А если так? - спросила поэтесса.

 - Делайте, что хотите! - отозвался Хмурый. - А я пошёл спать.

 И, зажав подмышкой подушку, на которой пристроился было в гостиной, пошёл в спальню.

 - Есть такой роман у Ильфа и Петрова... - начала объяснять сынишке поэтесса. - Там поэт Ляпис Трубецкой писал стихи, которые называли Гаврилиада.

 - Помнишь их? - поинтересовался мальчиш-кибальчиш.

 Достали из шкафа книжку, полистали, нашли нужное место, и наперебой стали читать:

 - Гаврила ждал в засаде зайца, Гаврила зайца подстрелил.

 - Служил Гаврила за прилавком, Гаврила флейтой торговал.

 - Гаврила шел кудрявым лесом, Бамбук Гаврила порубал.

 - Гаврила был примерным мужем, Гаврила жён своих любил.

 - Этот стих не подходит, - зардевшись, как молоденькая, засмущалась поэтесса.

 - Мама! - воодушевился сынок. - А давай мы свою Гаврилиаду будем сочинять! Про нашего любимого Гаврилу!

 - Давай, - согласилась эфемерная особа, радуясь тому, что сын решил приобщиться к поэзии.

 С тех пор моя уже родная семья, полюбившаяся мне за добрый нрав, сочиняла вечерами баллады обо мне. А когда я вырос, и стал настоящим красавцем, хоть и метисом, но ротвейлера и лабрадорши, я сам начал писать стихи. И даже рассказы. Не верите? А вот, к примеру:

 - Гаврила был счастливым очень, его и Хмурый полюбил.

 - Дружил Гаврила с поэтессой, ей посвящал свои стихи.

 - Гаврила был любимцем общим, им восхищалась вся семья.
27.10.2022