Путь древних тюрков от Арана (Южный Кавказ) до Алтая (Западный Сибирь)
Каждый народ связан со своим ландшафтом и вся его хозяйственная деятельность зависит от окружающей его природы. Вот что об этом пишет Л.Н. Гумилев в статье «Изменения климата и миграции кочевников»: «Зависимость человечества от окружающей его природы, т.е. от географической среды, неоспорима. Хотя степень этой зависимости и расценивается различно, но в любом случае хозяйственная деятельность народов, когда-либо населявших Землю, тесно связана с ландшафтами и климатом обитаемых территорий… Людям приходится кормиться тем, что может дать природа на той территории, которую этнос (народность) либо населяет, либо контролирует на предмет получения тех же даров природы… Для кочевников все обстоит гораздо сложнее. Они имеют провиант в живом виде. Овцы и коровы движутся медленно и должны иметь постоянное и привычное питание. Даже простая смена подножного корма может вызвать падеж. А без скота кочевник немедленно начинает голодать. Кроме того, люди привыкают к окружающей их природе и не стремятся сменить родину на чужбину без достаточных оснований. Да и при необходимости переселяться они выбирают, как уже говорилось, ландшафт, похожий на тот, который они покинули».
Для древних тюрков идеальными были тёплые безветренные земли с обильной водой и богатыми пастбищами. Такой идеальной территорией была их историческая прародина. Речь идёт о Южном Кавказе, где территория Кура-Араксинского междуречья была во все времена весьма удобной для развития отгонного скотоводства. Зимой они жили в равнинной местности (Аланг йазы - у Махмуда Кашгари, Аран- у азербайджанцев, Арран-у арабов, Рани- у грузин) близ больших рек, а весной поднимались со своими стадами высоко горы. Древние тюрки передвигались весной на летовку, расположенную в горах, где пышная растительность альпийских лугов манила к себе людей и скот, а осенью спускались на ровные малоснежные степи, в которых скот всю зиму добывал себе подножный корм. Места летовок и зимовок у древних тюрков строго распределялись и составляли собственность рода или семьи. Для них наиболее ценным животными были - лошади и овцы. Как известно, лошадь могла сама добывать себе корм круглый год, даже зи¬мой из - под снега, если он был неглубоким. Немаловажное зна¬чение имело и то, что при перекочевке новорожденный жеребе¬нок мог следовать за табуном. Лошадь использовали в качест¬ве верхового и вьючного животного; она давала мясо, молоко, кожу, волос. Самое неприхотливое домашнее животное — овца лег¬че других переносит весеннюю бескормицу и находит себе про¬питание там, где не могут прокормиться другие домашние жи¬вотные. Большую часть зимы овцы могут находиться на под¬ножном корму, редкая и невысокая растительность зимовок - гышлагов (гышлаг) лучше поедалась овцами, нежели крупным рогатым скотом. Для пропитания овец в Азербайджане имеется достаточное количество растущих в степи диких растений - язган, караган, йагтикан, йовшан и др. Ученые определили, что из более чем 600 видов растений, произрастающих на Кавказе, овцы поедают до 570, тогда как крупный рогатый скот – лишь 55 разновидностей трав.
Обширные пространства в Азербайджане заняты паст¬бищами и выгонами. Основная часть пастбищ (80%)— зимние, размещены в низменной зоне. Летние пастбища рас¬положены в горах, на высотах 1700—3500 м над уровнем моря. Свыше 50% таких пастбищ находится на склонах Малого Кавказа, свыше 40%—на склонах Большого Кавказа.
Со временем, когда древние тюрки стали ощущать нехватку пастбищ, некоторые из древнетюркских племен стали искать новые пастбища для своих многочисленных стад.
Через некоторое время они нашли местность, которая была очень похожа на их прародину. Эта территория (Манычская впадина) стала их вторичной прародиной. В дальнейшем их потомки создали здесь Хазарское царство. В дальнейшем по мере роста численности древних тюрков некоторые из них время от времени в поисках новых пастбищ также покидали прародину. Последующие тюркские переселенцы в поисках новых пастбищ ещё более расширили территорию тюркской прародины. И в дальнейшем, одомашнив дикую лошадь и освоив выплавку железа, древние тюрки своей прародиной стали называть всю степную территорию. Речь идёт о степной равнине, которая расположена к востоку от реки Дунай и тянется отсюда до берегов Енисея. А последними из древних тюрков историческую прародину вынуждены были покинуть в VII веке до н.э. часть огузов. Это произошло после того как царь Мидии Киаксар пригласил их вождей к себе на пир и там вероломно убил их. Огузы, которые в то время покинули прародину и ушли в Северное Причерноморье, в дальнейшем известны под именем царских скифов. Известный советский археолог С. С. Черников в книге «Загадка Золотого кургана» в 1965 году писал, что «часть скифских (древнетюркских-Г.Г.) племён, лишившихся своих вождей и напуганная кровавым гостеприимством Киаксара ушла в причерноморские степи, часть осталась».
Примерно, в то же время часть огузов ушла на восток. Ушедшие на восток огузы известны по китайским летописям под именем юечжей. На западной границе древнекитайского государства огузы -юечжи появились в VII веке до н.э. Первое упоминание китайцев о народе юечжи датируется 645 до н. э. Китайский автор Гуань Чжун в трактате Гуаньцзы описывает племя юечжи, как народ появившийся с северо-запада. Существует гипотеза, что первый иероглиф в слове юечжи обозначало мясо (жоу), а название народа - «жоучжи» приобретает смысл «племя, которое ест мясо».
Огузы-юечжи изначально занимали пастбища в бассейне Таримской котловины, там где сейчас находится Синьцзян-Уйгурский автономный район, Ганьсу и, возможно, Цилянь в Китае, потом (II в. до н. э.) часть их (кушаны, эфталиты и др.) перекочевала в Трансоксанию и Бактрию, а потом в северную Индию, где они основали Кушанскую империю. Другая часть огузов создала на Алтае Пазырыкскую культуру.
Как известно, некоторые исследователи до сих пор пытаются огузов- юэчжей отожествить с мифическими ираноязычными «тохарами». Л.Н.Гумилёв, возражая против такого сопоставления, писал в книге «Тысячелетие вокруг Каспия»: «непонятно, почему в среднеазиатских источниках название "юечжи" не только отсутствует, но даже не имеет ираноязычного аналога. Все попытки отождествить юечжи с каким-нибудь народом, известным в Средней Азии или Иране, например, тохарами, потерпели неудачу».
Известный российский археолог А.А. Тишкин в докторской диссертации «Археология Алтая» пишет о том, что «Начало формирования пазырыкской культуры связано с приходом нового этноса, который примерно в течение века освоил территорию Алтая, подчинил местные племена, ассимилировав оставшееся население… Это связано с проникновением сакских (тюркских-Г.Г.) племен, а также с приходом из Малой Азии сильной кочевой орды, подчинившей местные народы. В результате сложилась новая общность, получившая в археологии название «пазырыкская культура». Своеобразным символом такого положения дел стали «царские» курганы, сооруженные в Центральном Алтае (памятники Башадар, Туэкта и др.). Смена культуры хорошо маркируется не только совершенно другим погребальным обрядом, но и отличным предметным комплексом».
С.И. Руденко в статье «Искусство Алтая и Передней Азии»и» пишет: «В произведениях искусства племен, оставивших первый и второй Пазырыкские курганы (вторая половина V в. до н. э.), особенно в изображениях животных, наиболее ярко проявляются связи с искусством Передней Азии». Как известно, в 1949 году академиком Руденко во время археологических раскопок, проводимых в Горном Алтае, в 5-ом пазырыкском кургане был найден ковёр V века до нашей эры.
С.И. Руденко пишет: «В 1949 г., во время археологических раскопок на Улаганском плато Восточного Алтая, в одном из Пазырыкских курганов, датируемых рубежом V-IV вв. до н.э., были найдены замечательные переднеазиатские шерстяные ткани и шерстяной ворсовый ковёр. Ткани, несмотря на их техническое совершенство и исключительную художественную ценность, не привлекли внимания. Ковёр же произвел сенсацию и вызвал оживлённую дискуссию среди зарубежных знатоков восточных ковровых изделий, так как техника его выполнения оказалась неожиданной для такого отдалённого времени… Интересующие нас переднеазиатские шерстяные ворсовые ковры сохранились в двух курганах — во втором Башадарском и в пятом Пазырыкском… Как показало наше исследование, техника узлования ковра из пятого Пазырыкского кургана, называемая немецкой или тюркской, и техника узлования ковра из второго Башадарского кургана, называемая персидской, были известны в Передней и, по всей вероятности, Средней Азии уже в середине I тысячелетия до н.э. Можно предполагать, что ковры, выполненные в указанной технике, изготовлялись в Передней Азии и раньше».
Исследователи, изучающие материальную культуру пазырыкцев приводят множество аргументов, которые свидетельствуют о переднеазиатских корнях этой культуры. Например, Н.Полосьмак пишет: «Результаты анализа текстиля из могил нас очень удивили: ни одним из местных красителей пазырыкцы не пользовались. Более того: одежда древних алтайцев, причем не только знатных, но и простых людей, была окрашена самыми дорогими и «модными» красками, которые в то время применялись в великих государствах Восточного Средиземноморья. Именно там могли быть получены три источника используемой пазырыкцами красной краски: корни марены и два вида червецов».
Л.Л.Баркова и Е.А.Чехова в статье «Войлочный колпак из второго пазырыкского кургана» также пишут об использовании пазырыкцами при крашении переднеазиатского натурального красителя : «По данным исследователя (Руденко-Г.Г.), на войлоке обнаружена кермесовая кислота, источником которой являются червецы Кеrmes vermilio, Planchon, называемые кермесом, живущих на дубе Quercus coccifera».
Необходимо отметить, что насекомое Кеrmes vermilio, о котором пишут российские исследователи, с давних времён известен тюркам как гырмыз, или дубовый жучок.
С древнейших времен тюркские народы при крашении шерстяных изделий широко применяют красную краску. Эту краску они получали в основном от насекомого, называюшегося в народе "гырмыз боджейи", "гурд гырмыз", "палыд джуджусу". По-азербайджански и туркменски — «гырмызы», а по- турецки «кырмызы», значит, красный.
Необходимо отметить, что ещё тысячу лет тому назад арабский учёный-путешественник Ал-Истахри писал: «В Арране не существует городов значительнее, чем Берда'а, Баб-ул-Абваб и Тифлис, Байлакан, Варсан, Шабаран, Кабала, Шакки, Джанза Шамкур и Хунан. У них же добывается краска, называемая «кирмиз» и ею красят сукно».
О красной краске, используемой древними тюрками для окрашивания шерстяных ковров пишет американский учёный Э.Шефер: «Некоторые средневековые китайские красители наделялись фантастическим происхождением, названием или репутацией… Красная краска, называющаяся «кровь гиббона» была, как это ни парадоксально, мифической и реальной одновременно. Это была кровь (как это утверждалось) животного, называвшегося синсин. «Варвары ху (тюрки-Г.Г.) западных стран берут его кровь для окраски своих шерстяных ковров, её цвет чистый, и она не темнеет»… Может быть, так обозначалась «краска из дубового червеца», но мы не в состоянии объяснить, каким образом насекомое трансформировалось в млекопитающее…Такие английские слова, как crimson и cramoisy («тёмно-красная ткань»), сохранили в себе название насекомого kermes (дубового червеца), служившего в древности, как и червец кошенили, для получения красителя».
Необходимо отметить, что тюркские народы всегда помнили о своей исторической прародине на Южном Кавказе и знали, что там продолжают жить родственные им народы и при первой возможности устремлялись туда.
Известный российский археолог М.Н.Погребова пишет, что: «есть все основания предполагать, что в Закавказье скифы (тюрки- Г.Г.) встретили этнически родственные племена…Скифы, выбирая путь через Восточный Кавказ, пользовались давно проторенными и, по-видимому, достаточно хорошо известным путем».
Грузинский учёный Н.Н.Шенгелия приводит слова средневекового грузинского историка: «Прежде тюрки осенью сходили со своих летних пастбищ в горах со всеми фалангами своими, а затем оседали они в Гачиани, по берегам Куры, от Тбилиси до самого Бардави, и по берегам Иори и на всех тех превосходных зимних стоянках, где зимою, как и весенней порой, косят сено и имеются в изобилии дрова и вода, и водится там множество всевозможной дичи, и есть всякие иные блага. В этих местах и ставили они свои кибитки. Не было числа их коням, мулам, овцам и верблюдам и жилось им привольно: охотились, отдыхали и веселились и не терпели нужды ни в чем. С приходом весны начинали они подниматься в горы на летние пастбища… А весна тоже сулила им утехи и покой среди прекрасных полей и лугов, родников и цветущих местностей, и столь велики были силы их и число, что даже говорили: „Все тюрки со всех сторон туда собрались"».
Рашид ад-Дин в «Огузнаме» пишет: «Было лето когда Огуз выступил из пределов Ширвана и достиг Аррана и Мугана. Погода стояла очень жаркая и из-за этой жары там оставаться было невозможно. Поэтому они решили отправиться на горные летовки (яйлаг)…. То лето Огуз провел на яйлаке в Алатаке. Отсюда он отправил послов в сторону Багдада, Грузии, Дийарбакра и Ракки с извещением о том, что придет туда.. После того, как Огуз отправил послов в те края, он отправился на зимовку в сторону Аррана и Мугана. Он избрал для обитания (юрт) и местопребывания междуречье Куры и Аракса и зиму провел там».
Известные советские историки Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский в книге «Золотая орда и её падение» пишут: «ценил Хулагу (Внук Чингис-хана, основатель династии Хулагуидов-Г.Г.) в Азербайджане исключительные пастбища. В этом отношении монголами особенно излюблены были Муганская степь в низовьях Куры для зимовок, а для летовок — покрытые чудными травами склоны гор в Каратаге».
Древние тюрки, основным видом хозяйственной деятельности которых было отгонное скотоводство, отличались культовым отношением к скоту — главному источнику их существования. С давних времён им постоянно приходилось думать о росте поголовья скота, расширении территорий пастбищ, а также об обеспечении сохранности своих многочисленных стад. Главными их врагами были засуха, снежный буран, нападение диких животных (волки), эпидемии (эпизоотии), которые могли за одну ночь лишить их всех средств существования. Поэтому при выборе новых территорий для заселения они старались для кышлагов (зимовья), мест, где им придётся провести самые трудные зимние месяцы, подбирать безветренные участки, имеющие к тому же естественные ограды (впадины, скалы, ущелья и т.д.). Территория их исторической прародины на Южном Кавказе в этом отношении идеально подходила для отгонного скотоводства.
Термин аран/аланг зафиксирован в словаре Махмуда Кашгари: «Аран — скотный двор, конюшня (ДТС, стр.-51.), аланг- плоский, ровный (о местности): аланг йазы- плоская равнина. (ДТС, стр.-33.)». В словарном фонде некоторых современных тюркских народов термин «аран» - низина, впадина- сохранился в форме «алан/ елан»: азерб.- aran, тат., башк.- alan; каз., ног., кар.- alanq; якут.- alaas, orun (местность); тув.- alaaq; чув.- v;r;n (местность); шорск.- ;ala;.
В этимологическом словаре М. Фасмера записано: «елань, яла;нь ж. также ела;нка, диал. – "луг, поляна, просторная просека в лесу", пенз., тамб., воронежск., самарск., сиб. Заимств. из тюркск.: ср. башк., тат. jalan, алт., тел., кюэр., леб. jala; "поле, долина, равнина", шорск. ;ala; "равнина"».
Топонимический словарь Новосибирской области: «Аранкуль, тюрк. “аран” — стойло, “куль” — озеро, буквальный перевод — стойло для скота у озера».
Краткий топонимический словарь водоемов и населенных пунктов Западной Сибири: «Арынцасс- гидроним разъясняется из тюрских слов "аран" - луг и "сас" – болото».
Исследования западных учёных отвергают алтайскую гипотезу и подтверждают переднеазиатское происхождение древних тюрков
Происхождение того или иного народа до середины 20 века писалось в основном опираясь на труды Геродота, Страбона и других античных историков. В качестве вспомогательных дисциплин привлекались материалы археологии, антропологии, этнографии и лингвистики. К концу 20 века большинство учёных свои построения по этногенезу древних народов стали создавать опираясь на данные генетики. В связи с этим пришлось переосмысливать многие общепринятые теории и гипотезы по истории народов древности.
Изменения коснулись также происхождения древних тюрков. В первую очередь, так называемой «алтайской гипотезы». В этом смысле революционным оказались исследования датских учёных.
В их трудах есть положения, которые сегодня принимаются большинством учёных, а есть выводы, которые вызывают скептические вопросы.
Популяционная история восточноевразийских степей исследовалась по геномным данным 214 древних индивидов с территории Монголии и Сибири. Палеогенетики проследили изменения генофонда населения этого региона, начиная с эпохи охотников-собирателей до средних веков. Статья с результатами этого исследования, проведенного под руководством специалистов из Института наук об истории человека Общества Макса Планка в Йене, Германия, опубликованы на сайте препринтов BioRxiv. Изученные в работе геномы охватывают период от 4600 до н.э. до 1400 н.э. В анализ были включены недавно опубликованные геномные данные от 18 индивидов бронзового века из Монголии (Jeong et al., 2018), а также база данных по современным популяциям России и Казахстана.
Данные палеогенетики последних пяти лет продемонстрировали, что западноевразийские степи стали источником массовых миграций, которые изменили генофонд в масштабах всего континента. Вплоть до начала бронзового века территория восточноевразийских степей была занята племенами охотников-собирателей. В данной работе этот ранний период был представлен образцами из восточной Монголии (4686-4495 до н.э.), из центральной Монголии (3781-3643 до н.э.) и Забайкалья. Они генетически тяготели к охотникам-собирателям западного Байкала (5200-4200 до н.э. ) и пещеры Чертовы ворота в Приморье (5700 до н.э.). Этот генетический компонент авторы назвали Древняя Северо-Восточная Азия (ANA), в отличие от генетического компонента Древняя Северная Евразия (ANE), который был найден у более древних, плейстоценовых охотников-собирателей со стоянок Мальта и Афонтова гора, а также у скотоводов ботайской культуры в Казахстане (3500-3300 до н.э.). Компонент ANA оказался близок к генофонду современных тунгусоязычных популяций и нивхов, проживающих в низовьях Амура. Это говорит о его сохранении до сегодняшнего дня в генофондах Дальнего Востока.
Появление скотоводства у населения восточноевразийской степи в раннем бронзовом веке считают результатом культурного заимствования из западноевропейской степи путем миграции групп ямной, а затем афанасьевской культуры через Верхний Енисей и Саяны в северо-западную Монголию. Однако генетическая преемственность на этом пути не прослеживается.
В течение среднего бронзового века (1900-900 до н.э.), степи расширялись в ответ на изменения климата, и это сопровождалось распространением новых скотоводческих культур.
В III веке до н.э. возникла Империя хунну – первое исторически зафиксированное политическое образование, основанное степными кочевниками-скотоводами. Она сохраняла доминирующую роль в Восточной и Центральной Азии вплоть до I века н.э. В данной работе были исследованы геномные данные 60 индивидов Хунну с территории Монголии от 350 до н.э. до 130 н.э.
После распада Империи хунну в 100 н.э. в восточноевразийской степи возникло несколько политических образований: Сяньби (100-250 н.э.), Жужаньский каганат (300-550 н.э.), Тюркский каганат (552-742 н.э.), и Уйгурский каганат (744-840 н.э.). Эти периоды в данной работе также были представлены геномными образцами. Авторы показали, что эпоха раннего средневековья в восточноевразийской степи отличалась генетической гетерогенностью. Например, для населения Уйгурского каганата была характерна высокая степень западноевразийского генетического вклада.
Авторы исследовали генетическое сходство между индивидами периода Монгольской империи и современными монголоязычными группами (монголы, калмыки, буряты, хамниганы, дауры), используя анализ qpWave. К тому же почти треть мужского населения Монгольской империи имели Y гаплогруппу C2b, которая широко распространена среди современного населения Монголии. пишут авторы, все дело в особенностях их кишечной микробиоты.
Наконец, ученые исследовали гендерные особенности демографической истории Восточной степи, сравнивая генетические компоненты по аутосомам и Х-хромосоме. Они показали, что в течение раннего железного века и ранних средних веков смешение с западными степными группами происходило по большей части в мужской части популяции. Это сопровождалось снижением доли Y- гаплогруппы Q1a и повышением доли западноевразийских Y-гаплогрупп R и J. В периоде Монгольской империи наблюдался гендерный дисбаланс в смешении с восточноазиатскими группами: оно также происходило в основном по мужской линии, при этом увеличилась доля Y-гаплогруппы O2a, характерной для Восточной Азии.
(Текст Надежды Маркиной. Источник: Choongwon Jeong et al. A dynamic 6,000-year genetic history of Eurasia’s Eastern Steppe// https://doi.org/10.1101/2020.03.25.008078 https://www.biorxiv.org/content/10.1101/2020.03.25.008078v1
Powered by TCPDF (www.tcpdf.org)).
Анализ древних геномов показал, что население восточноевразийских степей (север Монголии) позднего бронзового века генетически почти не связано с мигрирующими группами из западноевразийских (понтокаспийских) степей. Молочное скотоводство на севере Монголии появилось еще более 3000 лет назад, вероятно, местные жители переняли его от западных степняков. Данные палеогеномики показали, что миграция из западноевразийских (понто-каспийских) степей, которую связывают с ямной археологической культурой, в бронзовом веке радикально изменила генофонд Европы и Центральной Азии. Эти вопросы исследуются в статье, опубликованной в журнале PNAS .
Авторы статьи отмечают, что демографический успех западноевразийских степняков, вероятно, связан с типом хозяйства – кочевым скотоводством и производством молочных продуктов. Это обеспечивало население калорийной пищей — источником животного белка и жиров. Каким образом молочное скотоводство появилось в восточноевразийских степях, было не очень понятно. Хотя в монгольских захоронениях 14-го века до н.э. были найдены скелеты домашних животных (овец, коз, коров, лошадей), нет никаких археологических доказательств, что население того времени употребляло в пищу молочные продукты.
В работе исследованы геномы 22 индивидов из захоронений эпохи поздней бронзы (1380 – 975 лет до н.э.) на севере Монголии (провинция Хувсгел), ассоциированные с археологическим комплексом Deer Stone-Khirigsuur Complex (культура херексуров и оленных камней, от Deer Stone – камень с изображением оленя).
Рацион современных монголов основан на мясных и молочных продуктах. Авторы попытались выяснить роль молочных продуктов в рационе населения северной Монголии поздней бронзы. Они исследовали состав белков зубного камня и нашли, что у большинства (семь из девяти образцов) в нем содержатся казеин и бета-лактоглобулин из молока коз, овец и коров. Молочные продукты обеспечивали примерно 35% от общего энергопотребления. Что удивительно, при этом в геномах индивидов из Хувсгел не обнаружен алллель толерантности к лактозе, то есть генетически они не были приспособлены к усваиванию молока.
Исследователи подчеркивают, что очень непросто исследовать особенности хозяйственного уклада населения восточноевразийских степей, так как кочевой образ жизни оставляет мало археологических следов: это почти исключительно захоронения. Кроме того, в отличие от западных степных курганов, в монгольских могильниках нет предметов обихода. В этих условиях анализ белков зубного камня – единственный способ узнать о составе пищи.
Итак, в работе показано, что уже 1300 лет до н.э. население восточноевразийских степей употребляло в пищу молочные продукты, а значит, освоило молочное скотоводство. Авторы полагают, что этот навык жители северомонгольских степей переняли от мигрировавших на восток западноевразийских степняков (обнаруженные молочные белки были характерны для западноевразийских одомашненных животных).
Еще больше вопросов возникает из того факта, что возникновение молочного скотоводства в Монголии оказалось не связанным с появлением аллеля толерантности к лактозе. До сих пор это считалось классическим примером того, как полезная мутация подхватывается естественным отбором и распространяется в популяции, позволяя людям усваивать молоко. Но аллель толерантности к лактозе не обнаружен в образцах из провинции Хувсгел. Получается, что молочное скотоводство возникло до появления полезного генетического варианта. Возможно, пишут авторы, способность усваивать молоко у населения восточноевразийских степей появилась с изменением микробиоты кишечника. (текст Надежды Маркиной Источник: Bronze Age population dynamics and the rise of dairy pastoralism on the eastern Eurasian steppe Choongwon Jeong et al. PNAS published ahead of print November 5, 2018 https://doi.org/10.1073/pnas.1813608115 Статья в открытом доступе.)
Это стало серьезной неожиданностью для ученых, поскольку до этого момента предполагалось, что человечество научилось потреблять молоко довольно давно – около 13-11 тыс. лет назад, когда люди из охотников-собирателей превратились в земледельцев. Выходит, что молочное скотоводство достигло Европы и Азии не вместе с мирно настроенными земледельцами с ближнего Востока, но вместе с воинственными кочевниками-скотоводами из прикаспийских степей.
Демографический взрыв начался примерно 4 тыс. лет назад. Тогда стали меняться погребальные обряды, получили распространение новые вооружения и верховая езда. Эти явления привели к некоему социальному отбору, осуществленному вождями и воинами тех времен. В результате исследования ученые также выяснили, что между II тысячелетием до н.э. и первыми столетиями нашей эры имел место еще один демографический скачок. Перекраивание генетической карты началось около пяти тысяч лет назад. Носители ямной культуры переселились из Понтийско-Кавказской степи в Северную и Центральную Европу.
«Носители ямной культуры принесли на территорию Евразии умение выплавлять бронзу, новые языки, новые формы семьи, новую религию и ритуалы погребения. С их приходом возникали первые города. Это была высокотехнологичная культура. Возможно, они также принесли гены, отвечающие за карие глаза, белую кожу и высокий рост», — рассказал соавтор исследования Эске Виллерслев (Eske Willerslev).
Благодаря новым видам оружия ее носители начали экспансию на территорию Европы. 3800 лет назад земли к востоку от Урала и Среднюю Азию колонизировали племена андроновской культуры. Европейские палеогенетики выяснили, что первые народы Европы возникли благодаря брачным союзам между кочевниками-мигрантами из российских степей Прикаспия и женщинами-фермерами, жившими на территории Северной Европы, говорится в статье, опубликованной в журнале Antiquity. Мигранты из Прикаспия брали в жены представительниц других племен, предположительно живших в племенах первых фермеров. Как предполагают ученые, кочевники могли как выкрадывать невест из их семей, так и вступать в мирные контакты с ними.
"Нам впервые удалось объединить генетические данные и информацию по миграциям и диете древних людей, вычисленную по долям изотопов стронция, а также лингвистические данные. Мы показали, что мигранты из Прикаспия были в основном мужчинами, которые женились на местных женщинах из семей фермеров каменного века", - заявил Кристиан Кристиансен (Kristian Kristiansen) из университета Готенбурга (Швеция). Все это, как считают Виллерслев и его коллеги, говорит о том, что представители ямной культуры быстро колонизировали евразийские степи за счет того, что они вступали в браки с женщинами из местных племен фермеров. И передавали «аборигенам» тайны скотоводства, моногамные семейные традиции и новые ритуалы погребения, а также гены, позволявшие их детям пить молоко. Ученые построили «генетическую карту» евразийских степных народов
Биологи, археологи и антропологи построили «генетическую карту» кочевников, населявших евразийские степи в древности и в средние века. В двух статьях, опубликованных в Nature и Science Advances, ученые описали генетические связи между степными народами.
Евразийские степи простираются на восемь тысяч километров от современных Венгрии и Румынии на западе до Монголии и северо-запада Китая на востоке. На этих огромных пространствах за последние пять тысяч лет жили многочисленные племена и народности, но динамика их перемещений, особенно в древности, до сих пор мало изучена. Чтобы определить генетические связи между популяциями и проследить, как они ассоциировались с лингвистическими и культурными изменениями, ученые из 16 стран под руководством Эске Виллерслева (Eske Willerslev) из Копенгагенского университета отсеквенировали ДНК из останков 137 человек, которые жили на всем протяжении степей — от Европы до Монголии и от Алтая до Тянь-Шаня в течение четырех тысяч лет, с 2500 лет до нашей эры до 1500 года нашей эры. Для сравнения ученые использовали генотип 502 человек, принадлежащих 16 этническим группам и живущих в Центральной Азии, на Алтае, в Сибири и на Кавказе. В результате ученым удалось отследить судьбу скифских племен, появление в степи гуннов и последующие волны миграций тюркоязычных народов. Скифы, географически разделенные на несколько групп, населяли евразийские степи в I тысячелетии до нашей эры. Считается, что скифы были генетически похожи на представителей ямной культуры и степняков из Восточной Азии. В конце I тысячелетия до нашей эры скифы смешались с племенами кочевников-хунну, пришедших из Восточной Азии. Генетически хунну были неоднородны: одна группа происходила из Восточной Азии, а другая — была генетически похожа на центральноазиатских кочевников. В III-IV веке нашей эры в евразийской степи появились гунны, который создали огромную империю и в конце IV века вторглись в Европу. По результатам исследования, гунны произошли от небольшой группы завоевателей из Восточной Азии, которые пришли в восточные степи, населенные скифами.В VI веке империя гуннов развалилась, и им на смену пришли тюркские племена, образовавшие на территории бывшей империи Тюркский каганат. Меньше чем через сто лет он тоже распался сначала на два государства, а потом — на несколько более мелких. Позднее с востока в степи периодически приходили тюркские племена, которые смешивались с местным населением.
В результате ученые разделили евразийские народы по месту жительства на три полосы, протянувшиеся с запада на восток — люди, живущие в тундре и тайге на севере, зоне лесостепей в центре, и в степях и полупустынях на юге. Оказалось, что смешение генов между жителями восточной и западной частей континента происходило многократно, в разное время, а доли генетического наследства коррелируют с географией расселения популяций. В бронзовом веке кочевники из восточно-европейских степей добрались до территории современной Монголии, а жители Западной Сибири — до Восточной Европы. В I тысячелетии до нашей эры кочевники из Центральной Азии мигрировали на север. А тюрки из прикаспийского региона завоевывали центральную часть Евразии, и это тоже отразилось на генетическом ландшафте континента.
«Внутренняя Евразия функционировала как канал для миграции и распространения культур с момента появления людей современного типа в этом регионе. В результате мы наблюдаем обмен генами между популяциями Западной и Восточной Евразии, уходящий в глубину времен», — говорит один и авторов исследования Чунвон Цзеон из Института изучения истории человечества Общества Макса Планка в Йене. «Возможность найти прямые доказательства генетического смешивания в древности, которые сложно увидеть в современных популяциях, очень вдохновляет».
«Мы нашли не только коридоры, но и барьеры для миграций», — добавляет соавтор исследования Олег Балановский из Института общей генетики РАН. «Некоторые из них разделяют исторические группы популяций, в то время как другие, как барьер, повторяющий Главный Кавказский хребет, очевидно, были сформированы географическим ландшафтом».
В конце I тысячелетия до нашей эры скифы смешались с племенами кочевников-хунну, пришедших из Восточной Азии (совр. терр. Монголии и АРВМ Китая). Генетически хунну были неоднородны: одна группа происходила из кочевников Восточной Азии, а другая — была генетически похожа на центральноазиатских кочевников. В III-IV веке нашей эры в евразийской степи появились гунны, которые двинувшись из Восточной Азии на запад создали на территории Евразии огромную империю и в конце IV века вторглись в Европу. По результатам исследования, гунны произошли от небольшой группы завоевателей из Восточной Азии, которые пришли в западные степи, населенные скифами.
Анализируя свои геномные данные в сравнении с уже опубликованными данными по древним и современным геномам, авторы пришли к заключению, что генетическая структура Европы сложилась в бронзовом веке. Популяции в Северной и Южной Европе были сформированы смешением ранних охотников-собирателей и неолитических земледельцев, а в начале бронзового века получили поток генов из региона черноморско-каспийских степей. Это хорошо соотносится с археологическими данными по экспансии ямной культуры в Европу, что привело к появлению популяции культуры шнуровой керамики, уточняют авторы. Надо сказать, что они называют это событие «потоком генов с Кавказа». Очевидно, что их понимание Кавказа далеко от географического – судя по тексту статьи, они включают в него регион предкавказских степей, и более широко – весь степной регион.
Бронзовый век в Азии, пишут авторы, столь же динамичен и характеризуется обширными миграциями и замещением популяций. Популяция раннего бронзового века — афанасьевская культура в Алтае-Саянском регионе — генетически неотличима от ямной. Это свидетельствует о том, что ямная культура из степей распространялась сразу в двух направлениях – как на запад, так и на восток. Благодаря этому в раннем бронзовом веке генетическое сходство появилось в таких отдаленных регионах, как Алтай и Скандинавия.
Авторы статьи считают, что миграции в период бронзового века хорошо объясняют распространение индоевропейских языков. Вероятный его сценарий — это экспансия ямников из черноморско-каспийских степей как в северную Европу, так и в Центральную Азию. Так, мигрирующие на восток ямники, вероятно, говорившие на индоевропейском языке, дали начало афанасьевской культуре близ Алтая около 3000 лет до н.э. Представители афанасьевской культуры могли продвинуться далее на юг, вглубь Центральной Азии, и этим объясняется загадочное присутствие одного из старейших индоевропейских языков, тохарского, в бассейне реки Тарим (на стыке современных Казахстана, Монголии и Китая). Источник:
Population genomics of Bronze Age Eurasia.
О скифских повозках
Широкие масштабы исследования степных курганов, проводившиеся в последние десятилетия, существенно пополнили имеющиеся данные о погребальном обряде скифов. Повозки были древней принадлежностью погребального обряда населения евразийских степей. В погребениях ямной культуры известны находки повозок со сплошными дисковыми колесами, запрягавшиеся волами Конные двухколесные повозки (колесницы) впервые засвидетельствованы в Синташтинском могильнике в Южном Приуралье, датирующимся серединой II тыс. до н. э. Начало железного века — время широкого распространения повозок в соседних со Скифией районах в культурах раннего галыштата и на Кавказе. Повозки были неотъемлемой принадлежностью быта кочевников. Античные авторы называют скифов «живущими на повозках». Повозка для кочевников была одним из символов богатства. В новелле Лукиана боспорский царь Левканов спрашивает у скифа Арсакома: «А сколько у тебя, Арсаком, стад или телег? Ведь в этом заключается ваше богатство». Скифские жилища на повозках упоминают Псевдо Гиппократ, Страбон, Диодор Сицилийский и другие авторы 8. Гиппократ так описывает скифские повозки: «А живут они в кибитках, из которых наименьшие бывают четырехколесные, а другие — шестиколесные; они кругом закрыты войлоком и устроены подобно домам... В эти повозки запрягают по две и три пары безрогих волов... В таких кибитках помещаются женщины, а мужчины ездят верхом на лошадях». Воловья упряжка упоминается для перевозки жилищ и в рассказе о казни прорицателей. Были ли у скифов легкие конные повозки? В источниках об этом нет упоминаний. Легкие колесницы упоминаются античными авторами, писавшими о Северном Причерноморье, очень редко, причем во всех случаях речь идет о скифских соседях или о божествах. О применении скифами, по крайней мере с IV в. до н. э., легких повозок неопровержимо свидетельствуют археологические данные. В скифских курганах повозки встречаются в разобранном или разломанном виде, что затрудняет восстановление их конструкции. Очевидно, в погребение клали в основном колеса, реже дышло, ярмо, борта или днище. Можно выделить три основных случая местонахождения повозок в скифских курганах.
Вне погребения, на древнем горизонте или в насыпи. Это погребения в больших, «царских», курганах — центральное погребение Александрополя, Краснокутский курган. Особенно выразительна находка в Краснокутском кургане: остатки двух разломанных повозок сложены в две кучи по сторонам прохода к могиле, на древнем горизонте (?). Вместе с остатками повозок — около 70 комплектов уздечек и украшений.
Особым случаем является находка частей повозки в кургане Двугорбая Могила32. Они найдены в отдельной яме с подбоем, расположенной к юго-востоку от основного погребения. Два колеса, соединенные осью, были укреплены в канавках, вырытых вдоль торцевых стенок подбоя. В сарматских курганах обычай сопровождать захоронения повозками ближе к скифским — они разламывались на части, после чего помещались во входных ямах, на перекрытии могил, иногда в самой, могиле. Как и в скифских курганах, в сарматских ни разу не зафиксированы находки частей повозок вместе с упряжными лошадьми. Во всех скифских курганах повозки встречаются вместе с конскими могилами, но, за исключением, может быть, Краснокутского кургана, эти кони не могут быть определены как упряжные. В этом отношении скифские курганы близки алтайским, где захоронение упряжных коней отмечено только в кургане № 5 Пазырыкской группы, где найдена повозка. С. И. Руденко объясняет это обстоятельство тем, что верховых лошадей у кочевников всегда несколько и они следуют за своим хозяином в загробный мир, так как на них никто не имеет права ездить. Не вполне ясным остается вопрос о масштабах применения в Скифии лошади как упряжного животного. По мнению С. И. Руденко, упряжными животными у скифов были преимущественно волы. Конструкция скифских повозок заслуживает специального исследования и в настоящее время может быть определена в общих чертах. Колеса повозок многоспицевые, с ободом и ступицей. Судя по диаметру колес (в основном 85—90 см, реже 120 и один случай 60), ширине обода, форме и размерам ступи, применялись повозки различных конструкций. В так называемых «царских» скифских курганах (Мелитопольский, Александропольский, Краснокутский), а также Прикубанских,— колеса с железными шинами, ступицами и большим количеством металлических скрепляющих деталей в кузове. В Гаймановой и Толстой Могилах обод колес состоял из четырех равных дуг, скрепленных железными заклепками, колеса из входной ямы № 2 Гаймановой Могилы имели железные оковки по краям ступиц. В остальных случаях колеса деревянные. Появление легких повозок в скифских курганах совпадает с началом их широкого применения в быту евразийских кочевников в IV в. до н. э. В V в. до н. э., судя по Геродоту, повозки не клали даже в царские погребения, а в IV в. до н. э. они становятся довольно обычной принадлежностью в погребениях знати. Как правило, повозки встречаются лишь в наиболее богатых курганах, реже — в погребениях знати низшей иерархической ступени. (С. С. Бессонова. О скифских повозках. 14.06.1982)
А. В. ДЫБО. Язык и археология: некоторые методологические проблемы. 1. Праиндоевропейская и праалтайская ландшафтная терминология. 2013
В А. В. ДЫБО. проводится попытка систематизировать представления о природном окружении и материальной культуре праиндоевропейцев на основании, во-первых, максимально полной выборки реконструированной лексики соответствующих семантических областей, во-вторых, ее сопоставления с такой же выборкой, сделанной для праязыка сходной временной глубины, носители которого явно обитали на территории, не контактной с индоевропейской прародиной — для праалтайского. Здесь представлена лексика, связанная с ландшафтом. Основной вывод заключается в том, что из двух рассмотренных пралексиконов на степное природное окружение указывает скорее праалтайский; праиндоевропейский указывает скорее на горную местность. Что касается водных объектов, для праиндоевропейского окружения следует предполагать наличие моря (или очень большого озера), а для праалтайского — наличие очень больших рек с сезонными разливами. https://www.rsuh.ru/vestnik/fvir/no-5-106.php
Данные антропологии о древних тюрках.
Сегодня даже российские археологи постепенно вынуждены признавать тождество «скифского» и «древнетюркских» археологических культур.
С. А. Плетнева в книге «Кочевники средневековья» пишет, что «наиболее яркой и выразительной чертой половецкого времени являются каменные «бабы» — статуи, изображающие половцев — мужчин и женщин. Даже сейчас по прошествии 600 лет, после многих бурных событий, происшедших в степях, после уничтожения массы статуй, использования их в кладках фундаментов и т. д., в южнорусских музеях сохранилось более 700 каменных изваяний. В древности они ставились на высоких курганах скифского времени или эпохи бронзы, чаще всего на проезжих степных дорогах. Статуи изображали умерших — богатых и знатных ханов, беков и их жен. Они становились объектами поклонения, своеобразными дорожными и родовыми жертвенниками. Еще до XVII в. все степи были усеяны каменными половецкими статуями, в настоящее время их осталось не более полутора тысяч в музеях и селах Украины и Ростовской области. Однако и это сравнительно небольшое количество позволило нам классифицировать их, установить относительную хронологию отдельных типов и затем картировать эти типы в степях. В результате мы получили полную картину расселения половцев в южнорусских степях, поскольку ясно, что святилища предков, как и курганные могильники, могли возникать только в тех землях, которые были полностью освоены половцами, вблизи от их постоянных зимовищ, на путях ежегодных перекочевок. Судя по типам вещей, изображенных на статуях (кресал, зеркал, серег, ожерелий, гривен, сабель, колчанов со стрелами), основная масса половецких изваяний датируется XII — первой половиной XIIIв».
Как известно в курганах скифского времени на плоскогорье Укок были обнаружены мумифицированные тела с татуировкой. Эти находки стали основой для историко– генетических исследований. Однако мумифицированные захоронения на территории Горного Алтая встречаются не только в памятниках пазырыкской культуры.
Грузинский историк, академик И.А.Джавахишвили в книге «История грузинского народа» пишет, что «На основании измерений всех черепов, обнаруженных в древнейших захоронениях Кавказа, – было установлено, что ранее в нашей стране жили длинноголовые, т.е. долихокефалы. Профессор Вирхов (известный немецкий антропологГ.Г.) отмечал, что нынешние армяне и грузины не имеют ничего общего с древнейшим населением Кавказа. Следовательно, по сути, армяне и грузины не являются первыми местными поселенцами. Когда они пришли в эту страну, здесь уже жили потомки другого народа». Известный советский антрополог М.Г.Абдушелишвили в статье «Характеристика населения союзной территории Дели по антропометрическим признакам» пишет, что «В палеоантропологических материалах из Восточного Закавказья нет данных, свидетельствующих о появлении каких-либо иных форм, отличающихся от местных, наоборот, все свидетельствует о преемственности населения, проживающего с незапамятных времен на данной территории. Поэтому мы не находим в палеоантропологических материалах оснований для утверждения, что каспийский тип сформировался в процессе заселения Кавказа с юго-востока…
Г.Ф.Дебецом: «В древнейших погребениях Самтаврского и Мингечаурского могильников находят резко выраженные длинноголовые узколицые европеоидные черепа, по типу сходные больше всего с представителями современных длинноголовых вариантов каспийского типа».
Ведущий советский антрополог В.В.Бунак в журнале «Советская этнография» № 1 за 1956 год в статье «Человеческие расы и пути их образования» писал: «В степных пространствах Средней Азии и Южной Сибири в глубокой древности сложилась особая группа типов, отличающаяся от средиземной группы более широким и высоким лицом, узким носом, массивным надбровьем, более прямыми волосами, -евразийская ветвь. К ней следует отнести древнейшие типы, известные по краниологическим материалам афанасьевской и андроновской культур, и, вероятно, некоторые другие, более западные. В современную эпоху евразийская группа представлена каспийским типом у туркмен и азербайджанцев ... В древности евразийские варианты имели большое распространение и в составе скифских и сарматских плем;н продвинулись в Переднюю Азию, на Кавказ и
Восточную Европу вплоть до Нижнего Дуная».
Российская исследовательница Тур С.С. в статье «Современные потомки носителей пазырыкской культуры» пишет, что «Появление в данном регионе долихокранного европеоидного типа, именуемого также гиперморфнымвосточносредиземноморским, связывается с миграцией скотоводческих племен из Средней или Передней Азии. Современные популяции североалтайского антропологического типа, к которым относятся северные алтайцы, телеуты, горные шорцы, а также барабинские татары позднего времени, являются потомками носителей пазырыкской культуры. Характерный для них краниологический комплекс формируется на территории Горного Алтая в результате длительного смешения и нивелировки особенностей двух основных компонентов различного происхождения - брахикранного, с умеренно выраженными монголоидными особенностями и низким, по монголоидному масштабу, лицом и долихокранного европеоидного, с высоким и широким лицом. Первый из них встречается на территории Горного Алтая с эпохи энеолита (пещеры Нижнетыткескенская-I и Каминная), второй появляется в эпоху ранней бронзы в результате миграции скотоводческих племен предположительно из Средней или Передней Азии». Необходимо отметить, что большинство тюркских народов Сибири и Алтая до начала нашей эры сохранили свои европеоидные черты. Так, например, известный российский антрополог Чикишева Татьяна Алексеевна в статье «Динамика антропологической дифференциации населения юга Западной Сибири в эпохи неолита-раннего железного века.» пишет о предшественниках современного населения южной Сибири: «В горных районах Алтая и Саян (в Центральной Туве) антропологическую основу ранних кочевников составила автохтонная протоморфная антропологическая общность, восходящая к южной евразийской антропологической формации. Изменения в антропологическом составе населения происходили в основном со второй половины VI в. до н.э. В антропологическом составе носителей пазырыкской культуры Горного Алтая выявляется европеоидный компонент, генетически восходящий к скотоводческому населению северных районов Передней Азии и южных районов Средней Азии».
Что же касается антропологии древних тюрков, населяющих в давние времена центральную часть Великой Степи, то антропологи утверждают, что они были европеоидами. Так, например, известный казахский антрополог О.Исмагулов в книге «Этническая антропология Казахстана» пишет, что «основная масса местных насельников тюркского периода Казахстана характеризовалась европеоидными чертами. Если сравнить формирование лингвистической и антропологической общностей, то население, прежде всего стало говорить на тюркских языках и лишь значительно позднее стало монголоидным. Преобладание монголоидных элементов в разных пропорциях в физическом облике местных насельников наблюдается главным образом в монгольский период». «Историческая прародина тюрков. От Арана до Алтая». Стр.158-163
ИЗОБРАЖЕНИЯ КОЛЕСНИЧИХ, ВСАДНИКОВ И ЛОШАДЕЙ В КУЛЬТОВОЙ ПЛАСТИКЕ КАВКАЗА КОНЦА II - НАЧАЛА I ТЫС. ДО Н. Э. ИСТОЧНИКИ И ИСТОРИОГРАФИЯ
Текст научной статьи по специальности «История и археология»
Бурков Сергей Борисович
В последнее время растет число научных публикаций, связанных с изучением погребально-поминальных церемониалов, получивших в эпоху поздней бронзы новое смысловое наполнение, что во многом было связано с повышением в них статуса лошади. Нами делается вывод о том, что тема, связанная с изучением роли лошади и наступательных предметов вооружения в погребальной обрядности кавказских племен в конце II -первые века I тыс. до н.э. имеет значительный научный потенциал.
Образ лошади и всадника для территории Кавказа становится популярным, начиная с конца II тыс. до н. э., что связано с возрастанием роли этого животного в быту и военном деле и, как следствие - в погребальной обрядности, культовой пластике, графических изображениях, других элементах археологических культур.
Палеогенетика о населении евразийских степей в III тыс. до н. э.
Палеогенетические исследования стали обретать свою научную значимость и актуальность по мере накопления научных знаний и совершенствования технологий секвенирования древнего ДНК. Археологические культуры степной части Евразии бронзового века. Одной из первых археологических культур, которая была изучена популяционными генетиками, была Андроновская археологическая культура, охватывавшая в XVII—IX веках до н. э. Казахстан, Западную Сибирь, западную часть Средней Азии и Южный Урал. Одними из первых в мире, стали публиковаться палеогенетические данные по Андроновской археологической культуре. Курганная культура – это, принятое на Западе общее названия для ряда родственных археологических культур, имеющих примерно одинаковую антропологию и материальную культуру. Среди представителей андроновской культуры было получено всего 3 результата. Из 3 протестированных 2 относятся к гаплогруппе R1a, которая имеет западноевразийское происхождение и 1 относится к гаплогруппе С, имеющий восточноазиатское происхождение. Эти данные позволяют проследить генетические связи с населением древнего и средневекового Казахстана. Гаплогруппа R1a доминирует у многих тюркских народов Евразии (у кыргызов и алтайцев составляет не менее 50 % всей популяции), среди казахов не более 10 %. Идентификация субкладов среди представителей различных археологических культур в научных статьях появилась только недавно, в 2014-2015 годах. Примером более глубокого исследования является нижеследующая научная работа 2015 года. В публикации Аллентофта в июне 2015 года были обозначены следующие данные по представителям Андроновской Археологической культуры: 2 образца из Синташты (2100-1800 лет до н.э.) относятся к гаплогруппе R1a, 4 образца Карасукской культуры (1400-900 лет до н.э.) относятся к гаплогруппам R1a (3 образца) и Q1a (1 образец), 3 образца Андроновской культуры относятся к гаплогруппе R1a, из 5 образцов ямной культуры, 4 принадлежат к гаплогруппе R1b, а еще один к гаплогруппе I2a, 2 представителя Межовской культуры (останки из Каповой пещеры. Современная Башкирия) относятся к гаплогруппам R1a и R1b, из 3 образцов с Алтая (900/700 лет до н.э.-500/1000 г. н.э.) 1 относится к гаплогруппе J2a, а два образца к гаплогруппе Q1a.
Подводя итоги можно сказать, что мы пока находимся на стадии накопления научных палеогенетических данных о древнем населении степной части Евразии. Выборки на данный момент мало репрезентативны с количественной точки зрения, но даже они сейчас помогают приоткрыть завесу тайны над генетическим происхождением древнего населения Великой степи, а также проследить генетические связи между древним и современным населением Казахстана. Источник: https://e-history.kz/ru/history-of-kazakhstan/show/9068/ © e-history.kz
Ямная культура (ямники) - культурно-историческая общность охотников и скотоводов Каспийско-Черноморских степей и лесостепей. Выделена В. А. Городцовым в 1905 г. среди ранних курганов по погребениям в ямах (отсюда и название «ямная культура»).
Ямники самостоятельно одомашнили лошадей. Начиная с раннего Бронзового века ямники использовали своих лошадей для миграции на дальние расстояния в Европу и Азию. В Европе они смешивались с местным населением и внесли значительный вклад в формирование современных европейских геномов. Одни потомки ямников мигрировали в Европу. Другие отправились в сторону Алтая, туда, где восходит солнце. Там они образовали Афанасьевскую культуру — южносибирскую археологическую культуру бронзового века (III—II тысячелетия до н. э.), которая помимо территории Алтая, включала в себя восточный Казахстан, Монголию и Синьцзян. Источник: https://www.sciencenews.org
Известный советский археолог М.И.Артамонов пишет об евразийских степных курганах следующее: «курганы — земляные насыпи, тянущиеся цепочками по сыртам и водоразделам и чётко вырисовывающиеся на горизонте, в какую бы сторону вы ни смотрели. Одни из них еле возвышаются над окружающей местностью, другие, наоборот, поднимаются конусовидной или полушаровидной горой, достигающей иногда 20-25 м в высоту и сотен метров в окружности. Это надмогильные сооружения древних обитателей степей, в течение столетий противостоящие разрушительным силам природы и только теперь уступающие дружному натиску бульдозеров, могучих многолемешных плугов и других современных машин, брошенных в наступление на девственные участки степи, до сих пор остававшиеся недоступными для земледелия. Много курганов бесследно исчезло с лица земли, но немало их было раскопано и с научной целью — для изучения истории евразийских степей. Обычай обозначать могилы земляными или каменными насыпями существовал в течение длительного времени у разных народов. Древнейшие курганы евразийских степей датируются ещё 3-м тысячелетием до н.э. — медным веком археологической периодизации. Позднейшие относятся ко времени татаро-монгольского господства, т.е. к XIII-XV вв. н.э. Одни из курганов представляют собой коллективные кладбища с десятками по большей части разновременных погребений. Эти курганы образованы путём многократных подсыпок и, несмотря на бедность находящихся в них погребений, иной раз достигают огромной величины. Другие курганные насыпи обозначают отдельные могилы, и их величины находятся в прямой зависимости от знатности и богатства погребённого». (М.И.Артамонов. Сокровища скифских курганов в собрании Государственного Эрмитажа.// Прага — Л.: 1966.). http://kronk.spb.ru/library/artamonov-mi-1966-01.htm
Российский археолог Н. И. Шишлина пишет: «некоторые народы, облюбовав речные долины извилистых степных рек и богатые ароматными травами широкие степные водораздельные пастбища, остались там навсегда. Они создали новую экономическую систему — подвижное кочевое скотоводство, основанное на использовании всех природных ресурсов, развитии животноводства, ремесленного производства, многоуровневой системе связей. Свидетели этих событий - тысячи курганов - основные общественные постройки, ставшие для постоянно кочующих племен настоящими храмовыми комплексами.». (Н. И. Шишлина. Северо-Западный Прикаспий в эпоху бронзы (V - III тысячелетия до н.э.). М. 2009)
А.А.Формозов пишет о курганах следующее: «Раскопки показали, что курганы это не просто кучи земли, наспех набросанные над прахом умерших, а остат¬ки весьма своеобразных и достаточно сложных архитек¬турных сооружений. Первоначально они были сложены из дерна, нарезанного кирпичами. Применялся и камень. Холм иногда опоясывало кольцо из вкопанных верти¬кально плит, так называемый кромлех. Шло в дело и де¬рево. Отмечаются следы истлевших столбов, плахи, обли¬цовка насыпи досками. Воздействие дождей, ветра, рас¬пашки все это сгладило. В ряде мест встречаются и каменные изваяния, стояв¬шие некогда на вершинах курганов. Это не объемные скульптуры, а так называемые ан¬тропоморфные стелы - плиты камня с намеченной высту¬пом головой и в нескольких случаях с показанными грави¬ровкой или рельефом чертами лица, руками, оружием, бу¬лавой иди топором, поясами и ожерельями. Должны были произойти крупные сдвиги в мировоззрении людей для то-го, чтобы появились первые памятники человеку - курга¬ны и каменные изваяния (даже если статуи изображали богов, все равно им придавали человеческий, а не звери¬ный облик). Позднейшие каменные бабы южнорусских степей - скифские и половецкие - в какой-то мере восхо¬дят к далеким прототипам. На некоторых скифских изва¬яниях так же своеобразно переданы черты лица - в виде буквы Т, показаны пояса и оружие.Это, конечно не натуралистические детали, а атрибу¬ты, указывающие на место изображенного в обществе. Знаками власти были и булавы и декоративные топоры. Пояс же фигурирует в числе царских атрибутов в скиф¬ской легенде, приведенной Геродотом. (А. А. Формозов. Древнейшие этапы истории Европейской России. Москва. 2003).
По словам российского автора Г.В. Длужневской «тюркоязычные народы Саяно-Алтая и Южной Сибири, рассматривавшие смерть как трансформацию способа существования, как переселение человека в новую среду обитания, соответственно не считали её прекращением «бытия» человека, и с момента смерти человека начиналась подготовка к переселению его в «другую землю», где жизнь, с определённой спецификой, продолжалась по образцу земной. Исходя из этого умершего снабжали всем необходимым для предстоящего переселения и жизни в ином мире: одеждой, посудой, орудиями труда, то есть сопроводительным инвентарём, едой и, наконец, сопровождающим животным. При подборе вещей учитывали пол, возраст, социальное положение и даже род занятий умершего». (Г.В. Длужневская. Погребально-поминальная обрядность енисейских кыргызов и шаманский погребальный обряд тюркоязычных народов Саяно-Алтая и Южной Сибири. // Жречество и шаманизм в скифскую эпоху. СПб: 1996.)
Российский исследователь В.С. Бочкарёв считает, что в древности скотоводческие общности занимали огромные территории. Об огромных размерах территорий занятых ското¬водами древними скотоводами. В.С. Бочкарёв пишет следующее: «Нередко они простираются на тысячи километров. По площади своих ареалов они превосходят любую из земледельческих археологических культур Европы того времени. Судя по всему, отмеченная особенность скотоводче¬ских археологических культур объясняется чисто хозяйственными причинами. Очевидно, для выпаса скота требовалось гораздо больше земли, чем для выращивания зерновых. К этому еще следует добавить, что грани¬цы скотоводческих археологических культур не были постоянными. Со временем они менялись и, как правило, в сторо¬ну расширения… Расширение или, напротив, сужение ареалов скотоводческих АК происходило и по другим причинам, что могло быть вызвано самим характером хозяйственной деятельности этих культур. Как известно, скотоводство и, особенно, его специализированные формы, весьма зависели от ок¬ружающей природной среды. Существенные изменения этой среды (длительные засухи, суровые продолжительные зимы и т. д.) немедленно сказывались на экономике и, в конечном итоге, на демографии местного насе¬ления. Причем резкое ухудшение или, напротив, улучшение ситуации зачастую приводило к од¬ним и тем же последствиям - к перемещению населения на новые земли…В скотоводческих обществах война была обычным средством разрешения противоречий. Особенно часто она использовалась для решения земельных споров и дележа скота. Вынужденные переселения скотоводческих общин приводило к смешению их культур и к размыванию отчетливых границ между ними». (В.С. Бочкарёв «О некоторых характерных чертах эпохи бронзы Восточной Европы». Сб. «КУЛЬТУРЫ СТЕПНОЙ ЕВРАЗИИ И ИХ ВЗАИМОДЕЙСТВИЕ С ДРЕВНИМИ ЦИВИЛИЗАЦИЯМИ» Санкт-Петербург. 2012.)
Б.Б.Пиотровский в статье «Археология Закавказья» пишет: «В Закавказье большинство из раскопанных древних памятников представляет собой могильные сооружения и, изучая их, мы получаем некоторую возможность судить о древних погребальных обычаях и верованиях в загробную жизнь. Основные два вида этих памятников - курганы и каменные ящики, без перекрывающей их курганной насыпи (большинство археологов считают, что в каменных ящиках хоронили своих близких далекие предки северокавказцев-Г.Г.)».(Пиотровский Б.Б. Археология Закавказья (с древнейших времен до I тысячелетия до н. э.). Ленинград. 1949)
Курганы Южного Кавказа являют собой разительный контраст погребальному обряду синхронных ранне¬земледельческих обществ, где мертвые оставались в пределах своего поселка, даже своего дома, а если и выносились за их пределы, то оставались вблизи стационарного поселения на стационарном же некрополе и не требовали столь специфических памятников.
Необходимо отметить, что курганы были не просто насыпями над могилами. Они были своеобразными храмами. С их появлением религиозная жизнь выходит за пределы поселений. У курганов собирались общины, чтобы почтить память умерших, принести жертвы богам, произвести праздника, решить важные дела. Курганы через чествования предков олицетворяли для степняков их исконную связь с определенной территорией. Возвышаясь над степными просторами, они обозначали территории расселения скотоводов и пути их передвижения. Каменная или земляная насыпь кургана символизировала сферическую форму купола неба.
На вершине многих курганов устанавливались вертикально камни, напоминали человеческую фигуру, а впоследствии антропоморфные скульптуры.
С. А.Плетнева в книге о кипчаках-половцах пишет: «В целом обряд у всех этих этносов (огузы, кипчаки, печенеги-Г.Г.) был единым: основной задачей, стоявшей перед родственниками, было обеспечение умершего на том свете всем необходимым (в первую очередь конем и оружием). Отличия заключались в деталях обряда: ориентировке умершего головой на запад или восток, погребении с ним полной туши коня или его чучела (головы, отчлененных по первый, второй или третий сустав ног, набитой сухой травой шкуры с хвостом), погребении одного чучела без покойника, размещении коня относительно умершего. Некоторые различия наблюдаются и в форме могильной ямы и, наконец, насыпи кургана. В настоящее время мы, как мне представляется, можем уверенно говорить, что печенеги хоронили под небольшими земляными насыпями или сооружали «впускные» могилы в насыпи предыдущих эпох, обычно только мужчин, головами на запад, вытянуто на спине. Слева от покойника укладывали чучело коня с отчлененными по первый или второй сустав ногами. Вероятно, они же хоронили в древние насыпи и чучела коней (без человека), создавая таким образом поминальные кенотафы. Гузы в отличие от печенегов устраивали перекрытие над могилой для помещения на него чучела коня или же укладывали чучело на приступке слева от покойника. Кипчакский обряд первоначально, видимо, сильно отличался от двух предыдущих. Курганы у них насыпались из камня или обкладывались им, умершие укладывались головами на восток, рядом с ними (чаще слева) также головами на восток помещали целые туши коня или же чучела, но с ногами, отчлененными по колена. Следует особо отметить, что кипчаки хоронили с почестями как мужчин, так и женщин и тем, и другим ставили затем поминальные храмы со статуями….Погребальный культ принадлежит к древнейшим формам религии. Несмотря на то что способы обращения с умершим зависели, как правило, от возраста, пола и особенно от его общественного положения, половецкий погребальный обряд отличается вполне определенными чертами, позволяющими нам говорить о связанных с погребальным ритуалом верованиях. Он характеризуется, как мы знаем, захоронением покойника с тушей боевого коня или с его чучелом: головой, ногами, хвостом и шкурой, набитой соломой. Конь обычно взнуздан и оседлан, умерший — вооружен и погребен с необходимыми знаками отличия (украшениями, котелком, запасом пищи и пр.). После исполнения всех ритуалов, связанных с сооружением могилы, ее засыпали и над ней сооружали земляной или каменный курган». (С.А.Плетнева. Половцы. Москва. 1990).
По словам С.А.Плетневой у всех древних тюркских народов идея погребального обряда заключалась «во-первых, в уверенности, что у каждого человека есть душа; во-вторых, что эта душа нуждается после смерти в том же окружении, какое было у человека при жизни. Поэтому в могилы помещалось довольно много вещей: столько, сколько могли положить туда оставшиеся на земле родичи. Очевидно, потусторонний мир представлялся им простым продолжением настоящего». (С.А.Плетнева. Половцы. Москва. 1990).
Известный российский археолог К.Ч.Кушнарева пишет: «Чем вызвано столь широкое распространение в восточной части ареала куро-аракской культуры курганного обряда захоронения, сказать с опреде¬ленностью трудно. Известно, что этот обряд в Вос¬точном Закавказье появился рано, не позднее эне¬оолита». (Кушнарева К.Х. Эпоха бронзы Кавказа и Средней Азии. М.1994).
Французский археолог Бертиль Лионе в статье «Археологическая разведка и раскопки в Западном Азербайджане: изменения видов поселений и отношение к окружающей местности с неолита до эпохи бронзы» пишет: «В 2006 мы обследовали 9 курганов могильника эпохи позднего халколита, обнаруженного в Союг Булаге (Акстафинский район). Мы нашли исключительно богатое захоронение с медным кинжалом, каменным скипетром, черепом копытного животного и более 150 бусинами из камня и металла (золото, серебряные сплавы, лазурит, сердолик и т. д.). В другом захоронении было найдено медное шило и 3 кольца, содержащих сплав серебра, в то время как другой курган содержал несколько других видов бусин…Открытие могильника в Союг Булаге не только отодвигает возникновение курганных захоронений в Закавказье на более чем тысячу лет назад, но также и может служить доказательством существования в то время мигрирующих групп населения». (Бертиль Лионе. Археологическая разведка и раскопки в Западном Азербайджане: изменения видов поселений и отношение к окружающей местности с неолита до эпохи бронзы. Международный симпозиум Баку, 1-3 апреля 2009 года.)
Курганная культура появилась на Южном Кавказе свыше шести тысяч лет тому назад, примерно, в первой половине IV тысячелетия до н.э., синхронно с появлением в этом регионе яйлажного скотоводства, и просуществовала до распространения на Кавказе новой религии-ислама (VІІІ век).
Родовые кладбища скотоводов обычно приурочены к определенным местам, чаще всего к зимникам, которые могли располагаться далеко от сезонных стоянок. Поэтому для некоторых древних культур находки, сделанные при раскопках могил, являются практически единственными материалами для реконструкции их образа жизни, определения времени и историко-культурного облика. Сооружая могилу, древние люди имели в виду жилище для своего сородича, ушедшего, по их представлению, в загробный мир. Как правило, курганы располагаются группами, часто довольно большими (до нескольких сотен). Такие группы курганов называются могильниками. В своем первоначальном значении тюркское слово «курган» — синоним слова «городище», а точнее — крепость. (Я.А. Шер. Археология изнутри. Кемерово.2009.)
Известный итальянский учёный Марио Алинеи пишет: «Традиция возведения курганов на могилах всегда была одной из самых характерных особенностей алтайских (тюркских- Г.Г.) степных кочевых народов, от их первого исторического появления до позднего Средневековья. Как известно слово курган не русского, не славянского, и не индоевропейского происхождения, а заимствование из тюркских языков. Слово курган ‘погребальная насыпь’, проникло не только в Россию, но и во всю Юго-Восточную Европу (Русс. kurg;n, Укр. kurh;n, Белорусс. kurhan, Пол. kurhan, kurchan, kuran 'насыпь'; Рум. gurgan, Диал. Венг. korh;ny), и является заимствованием из Тюркского: Др. Тюрк. курган 'укрепление', Тат., Осм., Кум. курган, Кирг. и Джагат. korgan, Каракир. korqon, все от Тюрко-Тат. kurgamak 'укреплять', kurmak 'возвести'. Область распределения его в Восточной Европе близко соответствует области распространения Ямной или Курганной культуре в Юго-Восточной Европе». (Mario Alinei. Paleolythic continuity of Indo-European, Uralic and Altaic populations in Eurasia.) http://rugiland.narod.ru/index/0-1323
Советский археолог С.С.Черников еще в 1951 году писал: «курганные могильники, в большей своей части относящиеся к эпохе ранних кочевников, группируются преимущественно в местах, наиболее благоприятных для зимнего выпаса скота (предгорья, долины рек). Их почти совершенно нет в открытой степи и в других районах летних пастбищ. Обычай хоронить своих покойников только на зимовках, существующий до сего времени у казахов и киргизов, несомненно, идет из глубокой древности. Эта закономерность в расположении курганов поможет при дальнейших раскопках определить районы расселения древних кочевых племён». (С.С. Черников. Восточноказахстанская экспедиция.// КСИИМК. Вып. XXXVII. 1951.)
http://kronk.spb.ru/library/chernikov-ss-1951.htm
Курганная культура на Южном Кавказе появляется в то время, когда здесь возрастает роль скотоводства, и главным источником наших знаний о жизни местного населения служат курганные захоронения. Интенсификация животноводства могла быть достигнута только при пере¬ходе к новому типу хозяйства — яйлажному скотоводству. Южнокавказцы первыми из скотоводов Евразии освоили вертикальный способ кочевания, при котором стада весной угоняются на богатые горные пастбища. Это подтверждается топографией курганных могильников, расположенных у пе-ревалов высоко в горах.
К.Х.Кушнарева ведущий российский археолог более 20 лет исследовала археологические памятники Южного Кавказа. Она руководила археологической экспедицией на территории Азербайджана (курганный могильник Ходжалы, поселение Узерлик у Агдама). Еще в 1966 году написала в Кратких сообщениях института археологии Академии наук СССР (работа написана совместно с известным археологом А.Л.Якобсон): «Для решения проблемы возникновения и развития полукочевого скотоводства коллективу экспедиции пришлось расширить зону работ, включив сюда прилегающую к Мильской степи область Нагорного Карабаха. Лишь параллельное изучение синхронных памятников степных и горных районов могло ответить на вопрос, какие сдвиги произошли в хозяйственном укладе населения Азербайджана к концу II тысячелетия до н.э. и в какой зависимости находились эти два географически разные области? Исследованию был подвергнут Ходжалинский курганный могильник (разведки К.Х.Кушнаревой), расположенный на магистральном пути, идущим из Мильской степи на высокогорные пастбища Карабаха. Шурфовка внутри огромной каменной ограды (9 га), где не оказалось культурного слоя, позволила высказать предположение, что ограда эта служила, скорее всего, местом для загона скота, особенно во время нападения врагов. Сооружение значительных по величине погребальных курганов высоко в горах, на путях перекочевок, а также резко возросшее по сравнению с предшествующим периодом количество сопровождающего оружия (Ходжалы, Арчадзор, Ахмахи и др.) указывают на господство в этот период полукочевой, яйлажной формы скотоводства. Однако для подкрепления этого вывода необходимо вернуться в степь с целью обнаружения и изучения там поселений, куда на зимние месяцы скотоводы спускали с гор сильно разросшие к тому времени стада. Надо оговориться, что если в предгорных и горных районах Азербайджана до начала работы экспедиции было исследовано много главным образом погребальных памятников конца II - начала I тысячелетия до н.э., то ни одно поселение в Мильской степи не было открыто. В качестве объекта для раскопок избрали поселение, расположенное у подошвы одного из трёх курганов – гигантов в урочище Уч-тепе. Здесь в глубокой степи, среди обширных пастбищ были открыты небольшие прямоугольные землянки, использовавшиеся только в качестве зимников. Отсюда с весны население и скот перебирались в горы, а заброшенные землянки, разрушаясь, ждали их возвращения глубокой осенью. Таким образом, раскопками синхронных степных и горных памятников с бесспорностью было доказано, что в конце II - начале I тысячелетия до н.э., на территории Азербайджана уже сложилась та форма отгонного, яйлажного скотоводства, которая господствует здесь до настоящего времени и заставляет археологов и историков рассматривать эти районы на протяжении трех тысячелетий как единую, объединенную одной исторической судьбой культурную и хозяйственную область!». (К.Х.Кушнарева, А.Л.Якобсон. Основные проблемы и итоги работ азербайджанской экспедиции. Академия наук СССР. Краткие сообщения института археологии, 1966 год, выпуск 108.)
В 1973 году К.Х.Кушнарева возвращаясь к этой теме пишет: «Нам хорошо известен всесторонне обоснованный тезис Б.Б.Пиотровского о скотоводстве как о доминирующей форме хозяйствования у древних аборигенов Кавказа. Складывающаяся в основных своих чертах, по видимому уже в конце III тысячелетия до н.э. и сохранившаяся до наших дней форма яйлажного скотоводства с выгоном скота в весеннее-летний сезон на горные пастбища, заставляет рассматривать степные просторы Миля, где возвышаются курганы, и горный массив соседнего Карабаха как единый, объединенный одной исторической судьбой культурно-хозяйственный район. Природа этих районов диктует людям условия и сейчас. Форма хозяйства здесь осталась прежней. Работая в Мильской степи в течение многих лет, мы, участники экспедиции, два раза в год наблюдали «переселение народов», при котором весной кочевники со своими семьями и необходимым для длительного житья, а также переработки мясных и молочных продуктов инвентарем грузились на лошадей, верблюдов, ослов и сопровождали на кочевья в горы огромные отары мелкого рогатого скота; поздно осенью эта лавина спускалась вниз, в степь, причем часть зимников располагалась непосредственно в районе наших курганов». (К.Х.Кушнарева. К вопросу о социальной интерпретации некоторых погребений Южного Кавказа. Академия наук СССР. Краткие сообщения института археологии, 1973 год, выпуск 134.)
В 1987 году К.Х.Кушнарева еще раз возвращается к этой теме и пишет: «Рядом с Ходжалинским могильником, расположенным на магистральном пути скотоводов, ведущем из Мильской степи на высокогорные пастбища Нагорного Карабаха, была выявлена каменная ограда, окружавшая площадь в 9 га; это, скорее всего, был загон для скота в периоды возможных нападений. Сам факт существования крупного курганного могильника на скотопрогонном пути, а также большое количество оружия в могилах Карабаха указывали на интенсификацию скотоводческого хозяйства и существование в этот период яйлажной формы, способствовавшей накоплению больших богатств. Для подкрепления этого вывода надо было вернуться в степь для изучения поселений, куда на зимние месяцы скотоводы спускались с гор. Такие поселения раньше не были известны. В качестве объекта для раскопок было выбрано поселение около большого Учтепинского кургана; здесь была открыта группа небольших землянок-зимников. Отсюда с весны скотоводы перебирались в горы, а глубокой осенью возвращались обратно. И сейчас форма хозяйства осталась здесь прежней, причем часть землянок современных скотоводов располагается на том же месте, где находилось древнее поселение. Таким образом, работами экспедиции был выдвинут и обоснован тезис о времени сложения отгонного скотоводства и о культурно-хозяйственном единстве степного Миля и горного Карабаха уже в конце II - начале I тысячелетия до н.э., единстве, основанном на общей экономике. Экспедицией установлено, что в древности степь жила многоукладным хозяйством, в оазисах, орошаемых каналами, процветало земледелие и скотоводство; здесь располагались крупные и небольшие стационарные поселения с прочной сырцовой архитектурой. В пустынных межоазисных районах в зимнее время обитали скотоводы; они создавали недолговечные поселения другого типа- землянки, которые с весны до осени пустовали. Между обитателями этих функционально-различных поселений осуществлялись постоянные экономические связи». (К.Х.Кушнарева. Значение азербайджанской (оренкалинской) экспедиции для археологии Кавказа. Академия наук СССР. Краткие сообщения института археологии, 1987 год, выпуск 192.)
В статье «Ходжалинский могильник» К.Х.Кушнарева пишет: «Ходжалинский могильник является памятником уникальным. Взаимное расположение различных типов курганов и анализ археологического материала указывает на то, что могильник этот создавался постепенно, в течение многих столетий: самые ранние из имеющихся здесь курганов—малые земляные—датируются последними веками II тыс. до н. э.; курганы с каменными насыпьями—VIII—VII вв. до н… Он должен рассматриваться в тесной связи с другими памятниками предгорных, горных, а также степных районов Армении и Азербайджана. И такая постановка вопроса правомерна, если учесть специфику формы хозяйства, которая сложилась в этих районах к концу II тыс. до н. э. Речь идет о полукочевом скотоводстве. Древнейшими путями, по которым осуществлялись культурные связи племен, обитавших в степных и горных районах, служили главные водные артерии (в Карабахе—Тертер, Каркар-чай, Хачин-чай), вдоль которых, как правило, группируются ныне археологические памятники; по этим же путям шло (как и в настоящее время) ежегодное передвижение кочевников-скотоводов.
Весь облик самих курганов, а также особенности инвентаря характеризуют племена, создавшие этот памятник, как скотоводческие. Курганы-гиганты, в которых хоронились вожди племен, могли возникнуть лишь в результате коллективных усилий большого объединения людей. Расположение памятника на древней кочевой магистрали позволяет думать, что этот комплекс создавался постепенно скотоводческими племенами, передвигавшимися по ней ежегодно со своими стадами. Такое предположение может скорее всего объяснить грандиозные размеры могильника, который не мог быть воздвигнут обитателями какого-нибудь одного ближайшего поселения». (К.Х.Кушнарева. Ленинград. 1970) hpj.asj-oa.am/1532/1/1970-3(109).pdf
Для нашей темы весьма интересен факт находки в ходжалинском могильнике бронзового наконечника «свистящей» стрелы. В статье «Ходжалинский могильник» К.Х.Кушнарева пишет об этом следующее: «Погребальный инвентарь крупных курганов весьма разнообразен и многочислен. Здесь мы встречаем вооружение и облачение воинов, украшения, керамику. Например, бронзовые стрелы имеют маленькое сквозное отверстие, служившее скорее всего для усиления звука при полете. Находки аналогичных стрел в других местах Закавказья (Джалал оглу, Борчалу, Муганская степь-Г.Г.) сопровождаются уже железными предметами. Мингечаурский материал из грунтовых погребений позволяет отнести эти стрелы к третьей, наиболее поздней разновидности и датировать их концом бронзы—началом железа. Литые четырехгранные стрелы повторяют форму более древних костяных стрел». (К.Х.Кушнарева. Ленинград. 1970) hpj.asj-oa.am/1532/1/1970-3(109).pdf
По мнению специалистов древние тюрки с давних времен применяли так называемые «стрелы свистульки». У такой стрелы, чаще всего, на древке, ниже наконечника, имелась костяная свистунка в виде шарика, удлинённой или биконической гранёной формы, снабжённая отверстиями. Более редкий вид — это цельные со свистунками наконечники, имеющие в основании выпуклые полости с отверстиями или внешне схожие с костяными вытянуто-округлые железные полости с отверстиями на месте шейки. Считают, что назначение свистящих стрел — устрашение противника и его лошадей. Есть сведения, что такими стрелами указывали направление обстрела и давали другие команды. С освоением тюрками верховой езды и конного боя в рассыпном строю их основным оружием поражения противника на расстоянии стали лук и стрелы. Именно с того времени, когда воины стали, прежде всего, конными лучниками, символическое значение данного вида оружия неизмеримо возросло. Изобретение сигнальных стрел-свистунок с костяными шариками и отверстиями, издающими в полете свист, способствовало появлению иного символического значения у таких стрел. Согласно легенде наследник престола хуннского шаньюя использовал эти стрелы для воспитания своих воинов в духе беспрекословного подчинения. Всем, кто пустит стрелу "не туда, куда свистунка летит, отрубят голову". В качестве объектов для стрельбы он поочередно выбирал своего коня, "любимую жену", коня своего отца, правящего шаньюя Туманя, пока не добился от своих воинов полного послушания, и смог направить стрелу в отца, убить его, совершить переворот, казнить мачеху и брата и захватить власть. Свистунка стала своего рода символом преданности воинов военному вождю.
Российский исследователь В.П. Левашова пишет: «Особенно интересны шумящие и свистящие стрелы. Их наконечники имеют прорези в лопастях пера, и такая стрела, с винтообразно посаженным оперением древка, летела, вращаясь вокруг своей оси, а воздух, проходя сквозь отверстия, производил шум. Такие стрелы были исключительно боевыми, и шум, производимый ими, пугал конницу врага. Китайские летописцы говорят об этих стрелах-свистунках как о вооружении тюркских народов, что подтверждается многочисленными находками их в погребениях алтайских тюрок VII-VIII вв.». (В.П. Левашова. Два могильника кыргыз-хакасов. // МИА № 24. Материалы и исследования по археологии Сибири. Т. 1. М.: 1952. )
http://kronk.spb.ru/library/levashova-vp-1952.htm
Можно предполагать, что бронзовый наконечник стрелы с отверстием, найденный в Ходжалинском могильнике на два тысячелетия старше аналогичных хуннских стрел.
Известный российский ученый Л. С. Клейн утверждает, что курганные захорения резко отличаются от иранских, так как не имеют ничего общего с типично иранской заботой «о предохранении мертвых от соприкосновения с землей…Вообще преобладающие погребальные обычаи маздаистского характера у иранцев исторического времени это «башни молчания», астоданы, оссуарии, скармливание покойников собакам и птицам, срезание плоти с костей и т. п.» (Л. С. Клейн Древние миграции и происхождение индоевропейских народов Санкт-Петербург. 2007)
Таким образом, археологические данные (наскальные рисунки, каменные загоны, циклопические крепости, курганная культура и др.) позволяет нам утверждать, что истоки древнетюркского этноса связаны с Южным Кавказом и юго-западным Прикаспием и предками азербайджанцев являются прототюрки, создавшие вышеуказанные археологические памятники.
Итак, проведённый нами сравнительный анализ общетюркской лексики доказывает, что на территорию Евразийской Степи и в Центральную Азию (Средняя Азия, Южная Сибирь, Монголия, западные и северные провинции Китая и др.) отдельные тюркские народы переселились примерно 3,0-6,0 тыс. лет тому назад с территории Передней Азии и Южного Кавказа. Древние тюрки за время совместного проживания на территории исторической прародины в свой словарный фонд включили около 2000 общетюркских слов, из которых свыше 300 это базисная лексика, а также общетюркские названия флоры, фауны, климатические и ландшафтные термины. Как известно, общетюркская лексика составляет основу словарного фонда всех современных тюркских народов.
Генетики отвергают проживание древних индоевропейцев на территории евразийской степ
Более 5500 лет назад на огромной площади евразийских степей зародилась Ямная культура кочевых скотоводов. Ямники (древние тюрки с Южного Кавказа Гумбатов Гахраман) пасли овец и коз, мастерили повозки, работали с металлом, изобретали молоты, топоры и мечи. Долгие годы ученые спорили действительно ли масштабные миграции ямников на Запад и Восток повлияли на геном местного населения, принесли ли кочевники они в Европу и Анатолию свои гены и прото-индоевропейский язык, а на юг Азии язык индоариев (иранцев и индусов)?
Чтобы ответить на эти и другие вопросы, международная команда археогенетиков - молекулярных биологов, антропологов, археологов, лингвистов и других ученых, провела масштабное исследование и опубликовала его в авторитетном журнале Science. Проект возглавил ученый из Дании - профессор St John’s College, University of Cambridge и University of Copenhagen Эске Виллерслев (Eske Willerslev) — биолог-эволюционист, известный своими работами по исследованию древней ДНК.
Команда ученых исследовала 74 генома древних людей (времен от Мезолита до Средних веков), живших в Восточной Европе, Центральной Азии и Западной Азии (Анатолия), а также 41 геном современных жителей Центральной Азии, которые отнесли себя к 17 этносам.
Ямная культура (ямники) - культурно-историческая общность охотников и скотоводов Каспийско-Черноморских степей и лесостепей. Выделена В. А. Городцовым в 1905 г. среди ранних курганов по погребениям в ямах (отсюда и название «ямная культура»).
Учёным было известно, что представители Ямной культуры первыми приручили и оседлали лошадь, так как уже умели разводить овец и коз, строили большие курганы для захоронения своих покойников, изготовляли повозки для передвижения по степи.
Начиная с раннего Бронзового века ямники использовали своих лошадей для миграции на дальние расстояния в Европу и Азию. В Европе они смешивались с местным населением и внесли значительный вклад в формирование современных европейских геномов.
Одни потомки ямников мигрировали в Европу. Другие, отправились в сторону Алтая, туда, где восходит солнце. Там они образовали Афанасьевскую культуру — южносибирскую археологическую культуру бронзового века (III—II тысячелетия до н. э.), которая помимо территории Алтая, включала в себя восточный Казахстан, Монголию и Синьцзян.
Эта группа учёных попыталась выяснить происхождение индоевропейцев и ответить на вопрос "кто принёс в Анатолию индоевропейский праязык?".
Напомним, что область древней Анатолии как культурной общности приблизительно совпадает с территорией современной Турции.
В настоящий момент в науке конкурируют две основные гипотезы — «степная» и «анатолийская». Первая локализует прародину всех индоевропейских языков в Понтийской степи (обширная степная зона, простирающаяся от северных берегов Чёрного моря до северо-западной части Казахстана) и предполагает что кочевники-степняки, оседлав коней, создав повозки и металическое оружие, смогли мигрировать на дальние расстояния и принесли свои гены и праязык. Согласно второй, такой прародиной мог быть полуостров Анатолия.
Напомним, что индоевропейские языки сегодня - это языковая семья из более 400 языков. 2,5 млрд. человек населения земного шара говорят на индоевропейских языках. Все основные языки Западной цивилизации являются индоевропейскими. Однако, ученые до сих пор спорят о происхождении праязыка индоевропейских языков.
Новое исследование, опубликованное в Science опровергает «степную гипотезу» и не подтверждает «анатолийскую».
Конечно, самой логичной выглядела «степная гипотеза», согласно которой праязык принесли в Анатолию (где впервые зафиксированы индоевропейские языки) кочевники из евразийских степей - те, кто сумел раньше приручить лошадь и мигрировать на невиданные прежде расстояния. Но, исследование древних геномов не нашло этому доказательств.
Результаты показали что раннее распространение прото-индоевропейского языка (ПИЕ) в Анатолии не связано ни с одной крупномасштабной миграцией из евразийской степи. Ученые не обнаружили ДНК степных ямников у жителей Анатолии.
Возможно, ПИЕ возник на стыке, между территориями Кавказа и восточно-европейской степи, через смешение местного кавказского и уральского диалектов. Ученые заключили что они практически уверены в том, что индоевропейские языки были привнесены в Анатолию извне неким меньшинством: либо через Балканы, либо через Кавказ. Затем, через культурные процессы, языки закрепились на этой территории. Каким был праязык индоевропейских языков, осталось неизвестным. Но, есть предположение что хеттский язык (древнейший язык, зафиксированный на письме) первым отпочковался от праязыка. Со временем от праязыка ответвлялись и другие, например, персидский и греческий отделились позже чем хеттский, в эпоху позднего Бронзового века.
Вот что о индоевропейцах и индоариах написали авторы данного исследования:
"В эпоху ранней бронзы около 3000 г. до н.э. афанасьевская культура сформировалась в Алтайском крае людьми, связанными с Ямной, мигрировавшими по центральной степи на 3000 км. Некоторые учёные считают, что создателями Ямной культуры были древние индоевропейцы.По этой гипотезе происхождения индоевропейцев, утверждается, что первоначально предки индоевропейцев зародились в Евразийской степи и затем, через Кавказ переселились на территорию современной Турции.
Подругой гипотезе - индоарии (предки индусов и мранцев) с регионов Южного Урала переселились в Индию и Иран.
Рассмотрим обе гипотезы.
Анатолийская ветвь - это вымерший субклад индоевропейского языка. Семья, засвидетельствованная с 25-го века до нашей эры, которая состоит хеттов (известны 20–12 вв. до н.э.), лувийцев (известны 20–7 вв. веков до нашей эры), и ряд менее хорошо засвидетельствованных членов, таких как карийцы, ликийцы и лидийцы.
Хеттский язык в основном засвидетельствован тысячами глиняными табличками с клинописью, полученные из архивов Хеттского государства (ок. 1650–1180 до н. э.).
После идентификации хеттов как индоевропейского языка (Knudtzon 1902) и его расшифровка (Hrozn; 1915), эти расходящиеся
характеристики натолкнули на мнение, что анатолийский отделился от протоиндоевропейского раньше, чем другие ветви. Это привело к так называемому
Индоанатолийская (или индохеттская) гипотеза (Sturtevant 1933: 30), чья сторонники утверждали, что анатолийский произошел от протоиндоевропейского языка.
В последней половине 20-го века, индо-анатолийская гипотеза была опровергнута.
Однако подавляющее большинство лингвистов все же согласны с тем, что анатолийская ветвь отделилась первым.
Индоевропейские языки обычно связывают с ямной культурой. (Аллентофт 2015; Энтони 2007; Мэллори 1989). Очевидно, что он не развивался на месте из анатолийского источника (Bouckaert et al. 2012; Renfrew 1987), но отсутствие конкретных археологических или генетических свидетельств притока внешних групп означает, что время или маршрут миграции анатолийских индоевропейцев в Анатолию до сих пор не определён. Некоторые ученые предложили что раскол протоанатолийского мог быть достаточно ранним, что вне позволяет выяснить события, происшедшие за пределами Анатолии. Однако по умолчанию предполагается, что протоанатолийский разделился на разные диалекты в самой Анатолии, вероятно где-то в середине-конце 4-го тысячелетия до нашей эры. Несмотря на общее согласие о понтийско-каспийском происхождении анатолийской индоевропейской языковой семьи, в настоящее время невозможно определить по лингвистическим признакам, достиг ли язык Анатолии через Балканы на Западе или через Кавказ на Востоке.
Как бы то ни было, никаких лингвистических указаний на массовые миграции анатолийских носителей степного происхождения нет. Скорее, анатолийские индоевропейские языки появляются в истории как органически интегрированная часть языкового ландшафта.
Хотя само наличие индоевропейского языка демонстрирует, что определенное количество населения должно было войти в данную зону. Появление анатолийской индоевропейской ветви в Анатолии, вероятно, произошло через длительный процесс инфильтрации и аккультурализации, а не через массовую иммиграцию или доминирование элиты.
Кроме того, генетические результаты, представленные Damgaard et al. 2018 г. не показывают никаких признаков крупномасштабного вторжения степного населения. Генетические данные присущие Ямной (3000–2400 до н.э.) и Майкопской культурам (3700–3000 гг. до н.э.) ) отсутствуют в наших Анатолийские образцах. Таким образом, ни один археологический горизонт не представляет собой подходящего кандидата на «родину» или «ступеньку» для происхождение или распространение анатолийских индоевропейцев в Анатолию. Анатолийские личные имена, похожие на те, что фигурируют в ассирийских торговых записях, найдены в дворцовом архиве города Эбла в Сирии, датируемые 25–24 вв. до н. э.
Этот результат предлагает новую поддержку индо-хеттской гипотезе и усиливает аргументы в пользу индо-хеттоязычного исконного населения. Существование протоанатолийского языка в 3-м тысячелетии до нашей эры свидетельствует о том, что распад протоиндоевропейской языковой семьи произошёл не позже 4-го тысячелетия до нашей эры.
Единственные известные ветви индоевропейской языковой семьи из Центральной Азии, которые до бронзового века говорили на двух близкородственных языках были тохарский A и тохарский B, что подтверждено буддийскими рукописями, найденными в Таримской котловине, на северо-западе Китая и датируются ок. 500–1000 гг. н. э. По пути к Таримской котловине лингвистические предки носителей тохарского должны в какой-то момент пересечь евразийскую степь из региона происхождения индоевропейской языковой семьи. Принято считать, что афанасьевская культура Алтая(ок. 3000–2500 до н. э ) представляет собой раннюю, промежуточную фазу в их предыстории.
Очевидная трудность с этой идентификацией заключается в том, что язык или языки, на которых говорят люди, связанные с доисторическими археологическими культурами нам неизвестна. Теоретически возможно, что культурные остатки которые мы идентифицируем как Афанасьево, были связаны с носителями нескольких языков, или с носителями индоевропейского языка, который не был предком тохарского и не оставил никаких следов в письменных источниках. Другой вопрос, это отсутствие археологического подтверждения связи афанасьевской культуры с историческими носителями тохарского языка через временной промежуток ок. 3000 лет.
Промежуточный этап искали в таримских мумиях (ок. 1800 г. до н.э.). Однако язык на котором говорили люди, похороненные на территории Таримской впадины также не выявлен. Любая связь между таримцами и населением Афанасьевской культуры с одной стороны или систорическими носителями тохарского языка с другой стороны также не доказаны.
Несмотря на эти очевидные проблемы, идентификация Афанасьевской культуры с предками носителей тохарского явилось бы доказательством их общности.
Однако, несмотря на географическую близость, предки носителей тохарского не могут быть связаны с синташтинской и андроновской культурами, поскольку тохарский не более тесно связан с индоиранским языком, чем с любой другой ветвью индоевропейского языка.. В то время как индоиранские языки относятся к так называемым Satm языкам, а тохарский принадлежит к другой группе (центумов), как показал тохарский Б.
Иранские языки засвидетельствованы с 8-го века до нашей эры, наиболее важными членами являются древнеперсидский язык Ахеменидов и авестийский священный язык зороастризма. Индоиранские языки и народы оказали огромное влияние на лингвистический и культурный ландшафт южной Азии: индоарийский (или индийский) с хинди, урду, бенгали и пенджаби как современные представители, и иранский язык с широко распространенными идиомами, такими как фарси (персидский), пушту и курдский.
Согласно «степной гипотезе» индоиранские языки не рассматриваются как коренные жители Южной Азии, а скорее как ответвление от населения северной степной зоны. Индоарийский и иранский языки имеют общий набор этимологически связанных терминов, относящихся к конному спорту и колеснице.
Считается, что эта терминология была унаследована от своего прото-индоиранского предка, а не самостоятельно заимствованна из третьего языка. Сторонники этой гипотезы ссылаются на утверждение российских археологов об арийских колесницах, найденных степных курганах Евразии.
При этом конечной точкой распада прото-индоиранского языка являются следы ранних индоарийских носителей языка в Юго-Западной Азии. Текст в хеттском CTH 284, датируемом 15–14 веками до н. э., подробно описаны наставления «Киккули, главного дрессировщика лошадей земли Митанни». Это делает использование индоиранской или, возможно, индоарийской терминологии, включая wa-;a-anna- (тренировочная зона) и ai-ka-, ti-e-ra-, pa-an-za-, ;a-at-ta -, на-а-ва-ар-танна- (один, три, пять, семь, девять раундов). Принято считать, что эта терминология была особенно связана с государством Митанни (16-14 вв. до н.э.). Известны индоарийские прилагательные, обозначающие цвета лошади из текстов провинциального городка Нузи на восточной границе Митанни, включая пабру-нну- (красновато-коричневый), парита-нну- (серый), пинкаранну- (красновато-коричневый).
Следы ранних индоариев в Северной Сирии, говорящих на индоиранском языке были обнаружены где-то между Западной Азией и Большим Пенджаба, где, как считается, был составлен самый ранний ведический текст.
в эпоху поздней бронзы. Кроме того, в качестве доказательства присутствия индоариев говорят контактах между индоиранским и финно-угорскими языками. Спикеры финно-угорской семьи, предшественником которой является обычно искали в окрестностях Уральских гор, следовали по самой восточной траектории через лесную зону на север и непосредственно примыкали к степи.
Таким образом, сторонники этой гипотезы помещают доисторическое расположение индоиранской ветви вокруг Южного Урала (Кузьмина 2001).
Между вероятной северной степной родиной и засвидетельствованием индоиранских языков в Южной Азии в исторические времена их носители пришли в контакт с неизвестным языком, на котором, вероятно, говорят в Средней Азии. Следы от этот язык сохранился в индоиранском языке как слой доисторических неиндоевропейских заимствований.
На своей "прародине" на Южном Урале индоарии (индусы и иранцы), по-видимому, были незнакомы с такими явлениями и заимствовали эти слова, когда они столкнулись с носителями этих слов.
На культурных и археологических основаниях было высказано предположение, что кочевники-скотоводы, говорящие на индоиранском языке, до их распространения на юг взаимодействовали с ирригационными фермерами городов BMAC .
Несомненно, что языки индоарийской группы были в контакте с неиндоевропейскими языками в Южной Азии. Тем не менее идентификация таких языков и дата контакта спорная.
В индоарийском языке второй слой заимствований, подобных тем, которые, как считается, происходят из BMAC, что отсутствует в иранских языках. Этот слой мог быть поглощен Ведами на более поздней стадии, т.е. говорящие потеряли прямой контакт с предшественниками иранского языка и начали расселяться в Южной Азии. Следовательно, вероятно, что это был один из языков, на котором говорили в Большом Пенджабе до прибытия ариев.
Говорящие на индоарийском языке были похожи на те, на которых говорили в городах Средней Азии. Это, в свою очередь, указывало бы на доиндоевропейское распространение языка BMAC на Индийский субконтинент.
Выводы:
Наши генетические данные не могут подтвердить сценарий, в котором введение анатолийских индоевропейских языков в Анатолию было связано с распространением ямной ЕБА западноевразийской родословной. В Анатолийские образцы в настоящее время не содержат заметных следов степного происхождения.
Отсутствие генетических признаков вторжения в Анатолию. опровергает классическое представление о массовом вторжении или захвате, происходящем из Ямной.
Однако это соответствует недавно достигнутому консенсусу между лингвистами и лингвистами. историки, что носители анатолийских языков установили сами в Анатолии путем постепенного проникновения и культурной ассимиляции.
Во-вторых, подтверждение анатолийских индоевропейских личных имен в 25 век до н.э. решительно фальсифицирует ямную культуру как возможную археологический горизонт для PIE-говорящих до анатолийских индоевропейских расколоть. Период протоанатолийского лингвистического единства теперь можно отнести к 4-е тысячелетие до н. э.
Наши результаты подтверждают индоанатолийскую гипотезу, которая утверждает, что Анатолийские индоевропейцы сначала отделились от протоиндоевропейских, и это Анатолийский индоевропейский язык представляет собой скорее сестру, чем дочь.
Eske Willerslev
Science
Евразийская степь не является прародиной индоиранцев
Лев Клейн
Индоарии из Индостана.
Это концепция автохтонного происхождения индоариев
в Индостане (Южной Азии). Сами сторонники этой концепции называют ее OIT (Out of India Theory – теория исхода из Индии.
Некоторые аргументы в пользу автохтонной концепции.
-Доминирование небольшой группы ариев над колоссальным населением Индостана невероятно.
-Индоарийские генеалогии уводят начало счета в эпоху хараппской цивилизации – к 1900 году.
- Древнейший языковой субстрат в Ригведе – мунда, а уж за ним появился субстрат дравидийский, кстати весьма
незначительный. Значит арии не шли с севера, иначе дравиды появились бы до мунда.
- Дравидийские заимствования, возможно, есть и в других индоевропейских языках (кельтском) и есть сходства дравидского с праиндоевропейским. Это вроде говорит в пользу восточной, азиатской прародины индоевропейцев.
-Всё культурное богатство СЗ Индостана (хараппское и СРК) создано в Пенджабе, а не к Северо-Западу от него. Оно не могло быть принесено ариями, особенно если они пришли после 800 г.
Данные Генетики. Википедия.
Согласно с Андерхилл и др. (2014)субклад R1a-M417, расположенный ниже по течению, диверсифицировался в Z282 и Z93 около 5800 лет назад.
Несмотря на то, что R1a встречается как гаплогруппа Y-хромосомы среди различных языков, таких как Славянский и Индоиранский, вопрос о происхождении R1a1a актуален для продолжающиеся дебаты относительно urheimat из Протоиндоевропейские люди, а также может иметь отношение к происхождению Цивилизация долины Инда. R1a показывает сильную корреляцию с Индоевропейские языки из Южный и Западная Азия и Центральная и Восточная Европа, быть наиболее распространенным в Восточная Европа, Западная Азия, и Южная Азия. В Европе преобладает Z282, а в Азии - Z93. Связь между Y-ДНК R-M17 и распространением индоевропейских языков впервые была отмечена Т. Зерджалом и его коллегами в 1999 году.
Согласно с Haak et al. (2015), массовая миграция ямной культуры на север произошла ок. 2500 г. до н.э., что составляет 75% генетической родословной Культура шнуровой керамики, отмечая, что R1a и R1b, возможно, «распространились в Европу с Востока после 3000 г. до н. э.». Но все их семь ямных образцов принадлежали R1b-M269 субклад, но R1a1a в их образцах с Ямной не обнаружено. Возникает вопрос, откуда взялся R1a1a в культуре шнуровой керамики, если он не был из ямной культуры.
Семенов и Булат (2016) отстаивают такое происхождение R1a1a в культуре шнуровой керамики, отмечая, что несколько публикаций указывают на присутствие R1a1 в культуре шнуровой керамики.
Haak et al. (2015) обнаружили, что часть ямной родословной пришла с Ближнего Востока и что неолитические методы, вероятно, пришли в ямную культуру из Балканы.
Закавказье и западноазиатское происхождение и возможное влияние на цивилизацию долины Инда.
Часть южноазиатских генетических предков происходит от популяций Западной Евразии, и некоторые исследователи предполагают, что Z93, возможно, пришел к Индия через Иран и расширился там во время Цивилизация долины Инда
Mascarenhas et al. (2015) предположил, что корни Z93 лежат в Западной Азии, и предположил, что «Z93 и L342.2 расширяются в юго-восточном направлении от Закавказье в Южная Азия," отмечая, что такое расширение совместимо с «археологическими данными о расширении на восток Западная Азия населения в 4 тысячелетии до н.э., кульминацией которого стали так называемые Кура-Араксес миграции в пост-Урук IV период.".
Согласно с Андерхилл и др. (2014) диверсификация Z93 и «ранняя урбанизация в долине Инда [...] произошла [...] 5600 лет назад], а географическое распространение R1a-M780 может отражать это ".
Позник и др. (2016) считают, что «поразительные расширения» произошли в пределах R1a-Z93 ~ 4500–4000 лет назад, что «на несколько столетий предшествует краху цивилизации долины Инда».
Генетическое исследование Yelmen et al. (2019), однако, показывает, что современное население Южной Азии в целом ближе всего к западноевразийцам. Они пришли к выводу, что современные жители Южной Азии в основном представляют собой смесь местного южноазиатского генетического компонента и более позднего западно-евразийского компонента (происходящего как из Западной Азии, так и из западных степей).
Два генетических исследования (Shinde et al.2019 и Narasimhan et al.2019), в которых анализировались останки цивилизации долины Инда (части Северо-Западной Индии и Восточного Пакистана бронзового века), показали, что у них смешанная родословная: Shinde et al. обнаружили, что их образцы содержат около 50-98% генома народов, связанных с ранними иранскими фермерами, и 2-50% генома коренных южноазиатских охотников-собирателей, причем в среднем преобладает иранское происхождение.
Исследование 2011 года, опубликованное в Американском журнале генетики человека, показывает, что наследственные компоненты индейцев являются результатом более сложной демографической истории, чем считалось ранее.
Теория исхода из Индии (англ. Out of India theory) — маргинальная гипотеза о том, что индоевропейская языковая семья возникла на Индийском субконтиненте и распространилась по территории индоевропейского региона посредством ряда миграций.
Теория исхода из Индии появилась в конце XVIII века в попытке объяснить связь, существующую между санскритом и европейскими языками. Известным её ранним сторонником был Фридрих Шлегель (1772—1829). Впоследствии теория была отвергнута лингвистами, отдавшими предпочтение курганной гипотезе. Результаты одних генетических исследований, проведённых в начале 2000-х годов, поставили под сомнение гипотезы о доисторической миграции индоевропейцев в Индию. Другие, более поздние исследования (2016—2018 годы) геномов 69 европейцев, живших 8 — 3 тыс. лет назад, напротив, указывают родину многих индоевропейских языков в северном Причерноморье, либо в Анатолии около 4 тыс. лет до н.э., отдавая предпочтение степной гипотезе. В то же время авторы генетических исследований указывают, что их результаты не дают точного ответа, где располагалась родина прото-индоевропейского языка, а также истоки появления индоевропейских языков в Южной Азии.
Сторонники теории исхода из Индии принимают как факт то, что Индская цивилизация была индоарийской и в своей аргументации преимущественно опираются на доказательства из санскритской литературы. Теория исхода из Индии всегда имела сторонников среди учёных. Наиболее известными современными защитниками теории являются фламандский индолог Конрад Эльст, немецко-канадский индолог Клаус Клостермайер, греческий санскритолог Николас Казанас, индийский автор и исследователь Шрикант Талагери и индийский археолог Б. Б. Лал.
Другим аргументом в поддержку теории исхода из Индии является тот факт, что Веды ничего не говорят о миграции ариев в Индию и не упоминают их возможную прародину.
Конрад Эльст и другие сторонники теории исхода из Индии утверждают, что если бы арии прибыли в Индию всего за несколько веков до составления ранних ригведийских гимнов, то миграция и прародина ариев должны были бы быть упомянуты в «Ригведе». Сторонники теории указывают на то, что другие миграционные истории других индоевропейских народов были исторически или археологически документированы, и что вполне логично было бы ожидать встретить подобные же подтверждения, если бы индоарии на самом деле пришли в Индию извне.
Среди учёных озабоченность вызывает степень исторической точности данных, почерпнутых из «Ригведы», которая представляет собой сборник гимнов, а не повествование по истории племён и народов. Наиболее древние гимны, предположительно написанные всего несколько столетий спустя после прибытия ариев в Гандхару, составляют только небольшую часть текста «Ригведы».
В отношении миграции индоариев и Хараппской цивилизации, Николас Казанас отмечает: «Арии могли дать другие названия рекам только в случае, если бы они были завоевателями, обладавшими силой навязать это. И, конечно же, то же можно сказать о их ведийском языке: местное население взяло бы на себя труд добровольного изучения очень трудного иностранного языка только в случае, если бы для него в этом была какая-либо значительная выгода, а так как арийские мигранты адаптировались к «культуре и образу жизни» местного хараппского населения и практически ничего не могли им предложить, последние приняли бы язык только под угрозой силы. Таким образом, здесь мы снова открываем, что подобная субстратная аргументация подразумевает вторжение и завоевание. Вторжение представляет собой субстрат всех подобных теорий, даже если в них используются такие термины как «миграция». Арийской иммиграции быть не могло не только по причине отсутствия археологических свидетельств таковой, но и потому, что конечный результат был бы другим. Иммигранты не диктуют свои условия и не навязывают свои желания коренному населению новой страны: они благодарны за то что их приняли и позволили пользоваться землёй и реками для земледелия и животноводства, также как и за любую помощь со стороны местных жителей; со временем, именно пришельцы перенимают язык (и может быть и религию) коренного населения. Невозможно в результате миграции исторически получить эффект вторжения.
Археология
Хауслер утверждает, что археологические находки в Европе свидетельствуют о постоянном линейном историческом процессе, без заметного внешнего влияния.
Брайант говорит, что «существует, по крайней мере серия археологических культур, приближение которых к Индийскому субконтиненту можно отследить, даже если оно и не было непрерывным. Того же нельзя сказать о любой гипотетической миграции с востока на запад».
Генетика
Практически полное отсутствие за пределами Индии специфически индийской митохондриальной гаплогруппы исключает переселение из Индии в большом масштабе. Таким образом, исследования по нахождению следов возможной миграции из Индии в основном сфокусированы на Y-хромосомных гаплогруппах.
Y-хромосомная гаплогруппа R2 характеризуется ДНК-маркером M124 и редко встречается за пределами Индии, Пакистана, Ирана, и южной Центральной Азии. За пределами южной Евразии, M124 с необыкновенно высокой чистотой 0,440 был обнаружен среди грузинских курманджи, и с гораздо более низкой чистотой 0,080 среди курманджи Туркменистана. M124 с чистотой 0,158 обнаруженный среди чеченцев не может являться примером, так был получен в результате анализа всего лишь 19 людей. За исключением этих народностей и цыган, M124 не встречается в Восточной Европе.
По мнению некоторых генетиков, Y-хромосомная гаплогруппа R1a ассоциируется с возникновением и распространением индоевропейских языков, её наиболее распространённым в мире субкладом является R1a1a1 (R-M17), две вариации которой находятся соответственно в Европе (R-Z282) и в Центральной и Южной Азии (R-Z93)[103]. Кивисилд «полагает, что источником данной гаплогруппы является южная и западная Азия». Тогда как генографический проект Национального географического общества определил, что R1a1a-M17 появилась «в регионе современной Украины или южной России». Генетик и антрополог Спенсер Уэллс утверждает, что «прародина ариев находится за пределами Индии. Мы действительно имеем генетические доказательства этого — явные генетические свидетельства от ДНК-маркера, который появился в южных степях Евразии в период с 5000 до 10 000 лет назад. Впоследствии он распространился на восток и юг и проник в Индию через Центральную Азию». R1a1a-M17 «показывает, что в течение последних 10 000 лет произошёл массивный генетический наплыв из степей в Индию. Если сопоставить эти данные с археологическими свидетельствами, то старая гипотеза о вторжении степных народов (а не только их языка) становится похожей на правду».
Опубликованные в 2007 году исследования С. Шармы поддерживают индийское происхождение линии R1a1 среди брахманов. Автор указывает на широко распространённое присутствие R1a, наследственной группы, произошедшей от R1a1, среди кашмирских брахманов и аборигенов индийского племени сахария. Сенгупта и др. в своей статье 2006 года в American Journal of Human Genetics утверждает, что «миграции в период раннего голоцена из северо-западной Индии (включая долину реки Инд) передали R1a1-M17 хромосом как центральноазиатским, так и южноазиатским племенам».
О древней миграции населения с Y-хромосомной гаплогруппой R1a1a-M17 из Южной Азии в Европу говорилось в исследовании Питера Андерхилла 2009 года, что косвенно подтверждало теорию об исходе предков части современных европейцев из Индии. В исследовании Питера Андерхилла 2014 года говорилось о диверсификации Y-хромосомной гаплогруппы R1a-M420 не в Индии, а в непосредственной близости от Ирана и Восточной Турции (Южный Азебайджан-Гумбатов Гахраман), где обнаружены особенно редкие базальные ветви. Диверсификация субклады R1a1a1-M417/Page7 произошла около 5800 лет назад. Подтверждением возможного исхода ИЕ из Южной Азии и возможно из Центральной Азии, могут служить данные генетики. Относящаяся к истории Древней Индии — Индская — Хараппская цивилизация, находилась, если сравнивать расположение её археологических памятников, накладывая на современные границы государств, на территориях нынешних — Индии, Пакистана и части Афганистана.
Исследования Гаплогруппы L (Y-ДНК) проведённые генетиками, выявили ряд фактов.
1 — Происхождение гаплогруппы связывается с Южной Азией, с западом полуострова Индостан.
2 — Распространение данной гаплогруппы хорошо коррелирует с областью распространения Хараппской — Индской культуры и её ближайших потомков.
3 — Также с низкой частотой встречается у населения Центральной Азии, Юго-западной Азии, Северной Африки и Южной Европы вдоль побережья Средиземного моря.
4 — В настоящее время гаплогруппа L распространена среди населения Индии с частотой от 7 до 15 %. Наиболее высокая частота и разнообразие подклассов наблюдается на юго-западе Пакистана в Белуджистане вдоль побережья (28 %).
5 — L3a (PK3) обнаружена в значительном количестве (около 23 %) среди калашей на северо-западе Пакистана. Также гаплогруппа L встречается с частотой около 18 % среди парсов-мужчин, имеющих Иранское происхождение, в Пакистане, однако их STR-гаплотипы объединяют их в общий кластер, отличный от большинства других представителей гаплогруппы L в Пакистане.
6 — Гаплогруппа L встречается в Иране (4/117 или 3,4 % L1-M76 и 3/117 или 2,6 % L2-M317 из общей частоты в 7/117 или 6,0 % встречаемости гаплогруппы L в южном Иране и 1/33 или 3,0 % L3-M357 в Южном Азербайджане (Regueiro et al. 2006)). В Турции (22/523 или 4,2 % (Cinnio;lu et al. 2004)).
8 — Исследование ДНК скелета гуннского периода из Музея естественной истории (г. Будапешт), датированного средней третью V века, показало, что он имел Y-хромосомную гаплогруппу L. При этом Гунны — это народ, который вторгся 370-х в годах из Азии в Восточную Европу и оказал сильное влияние на развитие ряда современных Европейских народов и их непосредственных предков — остготов, готов, антов, склавен.
Особенности распространения Гаплогруппы R1a (Y-ДНК) и Гаплогруппы R1b (Y-ДНК). Данные гаплогруппы связаны с миграциями индоевропейцев.
Носителями Гаплогруппы R1a (Y-ДНК), являются многие народы, при этом гаплогруппа составляет в их генетике веский вклад — Польша — 57,5 %, Белоруссия — 51 %, Россия — 46 %, Украина — 44 %, Словакия — 41,5 %, Латвия — 40 %, Литва и Словения — 38 %, мордвины (как отдельная группа) — 36 %, Чехия — 33 %, марийцы — 32 %, Эстония — 32 %, Молдова — 30,5 %, чуваши — 30 %, Венгрия — 29,5 % , коми — 29 %, башкиры — 26 %, Норвегия — 25 % Так же, татары — 24,5 %. Так же гаплогруппа составляет — у этнической группы хотонов в Монголии — 83 %, у киргизов до 65 %, у таджиков от 45 % до 68 %, у кубанских ногайцев до 50 % у алтайцев (от 38 % у северных, до 53 % у южных), у уйгуров (около 50 %), у казанских татар (до 34-44 %), у узбеков (32,1 %), у крымских татар (32 %).
В Южной Азии данный субклад представлен в первую очередь — у брахманов индийских штатов Западная Бенгалия и Уттар-Прадеш данная гаплогруппа встречается с частотой 72 % и 67 % соответственно.
Помимо носителей индоевропейских языков, встречается также у представителей других языковых семей, рас и культур в Южной Азии. Так, среди дравидийских народов наибольший процент R1a зафиксирован у брагуи 35 %. У буришей 28 %. Также, этот субклад встречается у монголоидных тибето-бирманских народов.
Оппенгеймер, Стивен выдвинул теорию о Южно-Азиатском происхождении гаплогруппы R1a. Она предполагает происхождение этой гаплогруппы в Южной Азии около 36 тыс. лет назад, а уже оттуда она начала своё распространение. Гипотеза основана на разнообразии субкладов гаплогруппы и большом числе их носителей в Пакистане, Северной Индии и Восточном Иране. При этом теория о том, что гаплогруппа могла быть привнесена в Южную Азию извне, С Севера или Северо Запада из Прикаспийских степей во время индоарийских миграций имеет недостатки. Существующие археологические данные не подтверждают гипотезу о единовременном массированном вторжении индоариев и вообще индоевропейцев в Индию в доисторическую эпоху. Напротив, они указывают на серию постепенных изменений местных культур в сторону «европеизации».
При анализе останков людей из Ямной культуры, найденных под Самарой, обнаружено что:
С мужской стороны все мужчины — носители R1b.
Женская часть, по мере убывания в геноме:
H7 — Европа и Западная Азия.
T1 и Т2 — Восточная Африка и Южная Азия.
U5 — ныне встречается только в Южной Азии, обнаружена у Таримских мумий.
W1 — Европа, Западная и Южная Азия.
N1a — на данный момент почти растворилась в других группах. Ранее, в период неолита, была представлена в Культуре линейно-ленточной керамики.
J1 — Аравийский Полуостров, Левант, Ближний Восток в целом, Северная Африка.
U2 и U4 — Европа, Ближний Восток. U4 обнаружена у представителей катакомбной культуры, культуры Веретье, днепро-донецкой культуры и у представителя ямной культуры. Субклада U4a2 или U4d обнаружена у представителя хвалынской культуры, жившего 6700 лет назад.
I1 — Скандинавия и Северо — Западная Европа.
Ямная культура, которая проводила активную экспансию в Восточную и Западную Европу и послужила основой для зарождения Культуры шнуровой керамики, Колоколовидных кубков и Унетицкой — является, согласно мнению многих археологов, одним из основных распространителей индоевропейских языков в Европу.
Теория о вторжении арийских племён на полуостров Индостан и последовавших войнах и вторжение ариев и индоариев на территорию Индской цивилизации, которые могли бы привести к распространению гаплогруппы, R1a (Y-ДНК) не подтвердилось при раскопках и исследованиях Хараппской культуры, которые проводил в том числе Джонатан Марк Кенойер. Было доказано, что миграции населения из Хараппскокой, умирающей цивилизации, происходили плавно. Военных вторжений племён — носителей данной гаплогруппы в Северную Индию, так же исторически не зафиксировано.
Существует теория о Индоарийских миграциях, выводящая присутствие данной гаплогруппы на столь широком пространстве, к изначальной миграции племён-носителей из Прикаспийских степей и Южной Сибири.
Принимая во внимание, что крупных военных вторжений ариев в регионы Южной Азии, в том числе и в Древние времена, не подтверждается, генетические данные так же свидетельствуют о незначительном смешивании племён, в силу большей численности жителей Южной Азии, начиная со времён Индской цивилизации — население которой между 2400—1900 г. до н. э. достигало 5 миллионов человек, есть некоторые основания считать, что миграция ариев, индоиранцев и носителей древних вариантов индоевропейского языка, шла из Южной Азии.
Выводы. Миграционизм индоариев.
Эта гипотеза является основой концепции, в которой Индия играет роль отправного пункта. Эту теорию в западной историографии называют теориями автохтонного происхождения индоариев. По теории исхода из Индии, по которой прародиной древних индийцев является территория северной Индии. Именно эта территория является прародиной и всех индоевропейцев и процесс становления ведического государства, описанного в ведах, совпадал хронологически с периодом этногенеза древних ариев, а вместе с ними и всех индоевропейцев.
Принимая во внимание, что крупных военных вторжений ариев в регионы Южной Азии, в том числе и в Древние времена, не подтверждается, генетические данные так же свидетельствуют о незначительном смешивании племён, в силу большей численности жителей Южной Азии, начиная со времён Индской цивилизации — население которой между 2400—1900 г. до н. э. достигало 5 миллионов человек, есть некоторые основания считать, что миграция ариев, индоиранцев и носителей древних вариантов индоевропейского языка, шла из Южной Азии.
Об ошибочности алтайской гипотезы
Как известно, авторы "алтайской" гипотезы приписывают тюркским народам, тысячелетиями проживающими на евразийских землях (от Днепра до Енисея) , доставшимся им от предков, в качестве прародины отвели тюркам Юг Сибири, а дату формирования современных тюркских народов связали со временем уничтожения Второго Тюркского Каганата (VIII век). По этой гипотезе, тюркюты, после разгрома их государства уйгурами, разбрелись по всей Евразии и «отуречили» все народы, попадавшиеся им по пути. А сами исчезли, не оставив после себя никакого потомства. Наследниками евразийских кочевников (скифы, сарматы, гунны, аланы и др создателей евразийской курганной культуры) был объявлен, живущий на Кавказе, малочисленный ираноязычный земледельческий народ-осетины.
Однако, вскоре после распада СССР некоторые российские авторы объявили об обнаружении ими на территории Азии уникальной древнейшей культуры «ариев-славян», потомками которых являются современные русские. Так, российские археологи В.В. Горбунов, А.А. Тишкин совместно написали статью «Алтай как регион формирования тюркского этноса» в котором предков современных тюрков –пратюрков преднамеренно подменяют средневековыми тюркютами: «Большинство исследователей решали задачу первоначальной локализации тюрок путем анализа письменных источников. Прежде всего изучались китайские династийные хроники и содержащиеся в них тюркские генеалогические легенды.
Значительно шире ареал расселения ранних тюрок трактовался Ю.А. Зуевым. Он отмечал, что «…весь процесс раннетюркского этногенеза ограничивается Саяно-Алтае-Тяньшаньским комплексом, без ощутимой смены географической среды», а более узко указывался Восточный Казахстана, Алтай и Семиречье.
Помимо анализа письменных источников, ученые-археологи привлекали также данные материальных памятников, полученных главным образом в Южной Сибири. Опыт подобного рода исследований был предпринят С.В.Киселевым, который в свое время написал: «Из китайских источников ясно огромное значение Алтая в формировании каганата Туг-ю (тюрок. – Авт.)… В настоящее время можно различать древнейшие могильники алтайских тюрок, относящиеся еще к V–VIвв., их примером является могильник Кудыргэ».
Суммируя исследовательские позиции российских ученых можно заключить, что большинство из них считало Алтай территорией формирования тюркского этноса.
Между тем ещё в Советском Союзе отношение к "алтайской" гипотезе не у всех лингвистов было столь однозначно. Например, Ещё советский лингвист О.П.Суник в 1976 году в журнале "Вопросы языкознания" 1, 1976 в статье "К АКТУАЛЬНЫМ ПРОБЛЕМАМ АЛТАИСТИКИ" писал: "генетическое родство алтайских языков в силу ряда обстоятельств (в том числе и объективного свойства) не считается некоторыми алтаистами (сторонниками алтайского сравнительного языкознания) доказанным со всей необходимой убедительностью, а противниками «так называемой алтайской гипотезы в языкознании» начисто отрицается без каких-либо серьезных, как правило, компаративистических аргументов. Так, например, В. Л. Котвич, много сделавший для развития сравнительного алтайского языкознания и монголоведения, в посмертно изданном труде пришел к заключению, что основу алтайской языковой семьи составляют не генетические связи, а типологическое сходство. Ставя под сомнение вопрос об общеалтайском языке, этот крупный ученый, правда, вместе с тем писал: «Во всяком случае существование этого общего языка следовало бы относить к очень отдаленному прошлому, не менее чем к началу первого тысячелетия до нашей эры. В эпоху гуннов (начиная с IV— III вв. до нашей эры) уже существовали совершенно обособленные тюркский, монгольский и тунгусский языки с различным словарным фондом и морфологией, близкие друг другу только типологически". И далее: "Не останавливаясь здесь да возражениях лингвистов, слабо искушенных в компаративистике, или просто не верующих в родство недостаточно известных им различных алтайских языков и, в частности, потому находящих алтаистику излишним бременем и для себя, и для тех, кто ею так или иначе занимается, остановимся на некоторых принципиальных возражениях против алтаистики компаративиста Г. Дёрфера — одного из наиболее настойчивых, хотя и не во всем последовательных противников алтайской теории. Неоднократно объявляя без каких-либо убедительных аргументов выводы (или даже предположения) о генетическом родстве между известными группами алтайских языков абсолютно несостоятельными, а так вааываемую «старую алтаистику» не только бесполезной, но и вредной (destruktive), Г. Дёрфер в одной из своих статей, посвященной методике сравнительной фонетики тюркских языков 13 и являющейся по существу рецензией на «Сравнительную фонетику тюркских языков» А. М. Щербака (тоже одного из противников «алтайской гипотезы в языкознании»)14, еще раз предложил отказаться от тех методов, которыми пользуются алтаисты, находя, что методы эти, разработанные «трижды святой индоевропеистикой», в сущности не применимы для исследования алтайской языковой общности 15. Г. Дёрфер высоко оценил смелость автора указанной «Сравнительной фонетики тюркских языков», оставившего, по словам рецензента, «изъезженный и ведущий в тупик путь старой алтаистики», но вместе с тем заявил, что и «новый путь», избранный А. М. Щербаком, оказывается тоже «во многом ложным», ибо «по одним только современным тюркским языкам невозможно реконструировать пратюркский язык». «Прискорбным недостатком» указанной работы рецензент считает то, что автор ее «работает неисторически». Что нее предлагает Г. Дёрфер вместо этих двух якобы в равной мере ложных путей? Оказывается, их синтез — «синтез более старых алтаистических тезисов и более новых антитезисов». Не подменяется ли здесь общеизвестное понятие «синтеза» рекомендацией механического соединения алтаистики и антиалтаистики — вещей несовместимых или совместимых, быть может, только эклектически? Да и может ли дать синтез старых и новых, но в равной мере ложных, по мнению Г, Дёрфера, путей что-либо позитивное третье? Общность алтайских языков, выявленную алтаистами, Г, Дёрфер рекомендует объяснять только заимствованиями — из тюркских в монгольские, а из монгольских в тунгусские. С запада на восток. И только! ... Либо алтайские языки так или иначе родственны (отдаленно родственны), и сравнительно-историческое изучение их необходимо, либо они, как утверждает Г. Дёрфер, никак не родственны, и тогда действительно сравнительно-историческое их изучение не только не нужно, но и невозможно. И никакое, повторяем, «синтезирование» диаметрально противоположных взглядов на алтаистику, ее методы и задачи в сущности невозможно".
О.П.Суник, являясь советским учёным за 25 лет до распада СССР заканчивает свою статью следующими словами: "Значительные трудности и временные неудачи на пути сравнительно-исторического изучения алтайских языков, возобновляемого в нашей стране после длительного перерыва, не должны порождать у тех, кто занимается сравнительным алтайским языкознанием, скепсиса или ощущения краха, о котором не перестают твердить некоторые антиалтаисты, иногда прокламирующие какую-то новую «синтетическую» алтаистику взамен «изъезженной» и зашедшей якобы в туник алтаистики классической".
Российские лингвисты В.И. Рассадин и С.М. Трофимова в 2017 году по данной теме написали статью «Тюрко-монгольская лексическая общность как результат взаимодействия тюркских и монгольских этносов». Рассадин Валентин Иванович – доктор филологических наук, профессор, директор Научного центра монголоведных и алтаистических исследований Калмыцкого государственного университета. Трофимова Светлана Менкеновна – доктор филологических наук, профессор кафедры русского языка и общего языкознания Калмыцкого государственного университета.
В. И. Рассадин, С. М. Трофимова пишут, что "Возникнув свыше 300 лет тому назад в недрах сравнительно-исторического языкознания в Западной Европе, гипотеза о генетическом родстве тюркских, монгольских и тунгусо-маньчжурских языков была подхвачена лингвистами и стала усиленно развиваться как алтайская гипотеза. Причем в процессе сравнительно-сопоставительного изучения этих языков было замечено, что наибольшая близость существует между тюркскими и монгольскими языками. При этом особый интерес вызывает происхождение этойобщей лексики: являетсяли она действительно исконной тюрко-монгольской, наследницей тюрко-монгольского праязыка, или это результат иноязычного влияния, например, тюркского, происходившего в разные периоды истории монгольских племен в процессе контактирования монгольского этноса с тюркскими начавшегося еще в доисторическую эпоху на уровне монгольского и тюркского праязыков... Тюркских соответст-вий среди пласта терминов монгольских языков, отражающих кровное родство и родство по браку, тюркизмы не составляют какой-либо системы, будучи оди-ночными терминами. Их наличие может лишь говорить о том, что некие тюркские племена, носители языка булгарского типа, будучи завоеваны монголами и перейдя на монгольский язык, все же сохранили многое из своего тюркского языка, в результате образовалась гибридная тюрко-монгольская лексика при сохранении монгольской грамматики".
В статье российско-американского лингвиста А. Вовина (Александр Владимирович Вовин (род. 27 января 1961) — российско-американский лингвист и филолог) ("ALTAIC, SO FAR" -Алтай, очень далеко, 1999) содержится библиографический обзор наиболее важной литературы как по отдельным "алтайским" группам (японский, корейский, тунгусо-маньчжурский, монгольский и тюркский), так и по-сравнительно-историческому алтайскому языкознанию за последние тридцать лет. Во второй части критический разбирается широко циркулирующий в российских лингвистических кругах мнение о том, что алтайские языки не имеют достаточного количества общей базисной лексики, особенно среди лексем, обозначающих части тела.
Итак, большинство исследователей Александр Щербак, Джерард Клосон, Андраг Рона-Таш, Александр Вовин, Штефан Георг, Герхард Дёрфер, Юха Янхунен, Владислав Котвич, Дьюла Немет, Л. Лигети, Д. Синор) считают родство алтайских языков недоказанным, отрицают прежнюю теорию единого алтайского праязыка, внешнее родство тюркских, монгольских и тунгусских языков объясняют на основе их схождения (сближения), а не расхождения из одного корня, оставляя за алтайской общностью лишь ареальный и типологический статус. Основные претензии вызывает введённая в алтайское сравнение лексика: утверждается, что все алтайские лексические сопоставления могут быть объяснены разновременными заимствованиями и что общими для алтайских языков оказываются как раз слова, по своему значению относящиеся к «проницаемым» частям лексической системы. Алтаисты также не отрицают наличие тесных контактов между тюрками, монголами и тунгусо-маньчжурами и заимствование слов между языками.
Ещё раз о надуманности ордосской гипотезы
Последние 20 лет российские лингвисты (Ю.В. Норманская и А.В.Дыбо) упорно утверждают, что ордосская пустыня некогда была прародиной древних тюрков.
Как известно Ордос - это пустыня, степной регион в Северо-Западном Китае , находящийся под управлением префектуры города города Ордос в автономном районе Внутренней Монголии ). Она простирается на площади примерно 90 650 км (35 000 квадратных миль) и включает две суб-пустыни: 7-ю по величине пустыню Китая, пустыню Кубуци , на севере; и 8-я по величине пустыня Китая, пустыня Му Ус , на юге. Расположенная между пахотными землями Хетао на севере и Лессовым плато на юге, почва пустыни Ордос в основном представляет собой смесь сухих глина и песок , поэтому они плохо подходят для сельского хозяйства . Википедия site:etnowiki.ru
Ландшафт Ордоса. Северная часть большой излучины Хуанхэ заполнена песками реки Кузупчи, чередой дюн высотой 12–15 м. В некоторых местах эти песчаные дюны подходят близко к Желтой реке; в других они отделены от нее полосой песка, смешанного с глиной, которая заканчивается крутым откосом на высоте 15 м, а в некоторых местах на высоте 30 м над рекой.
Песчаные дюны переходят на левый берег Желтой реки, где их пронизывают русла сухих водотоков. Горы Инь, простирающиеся от 108 ° до 112 ° в.д. на севере большой излучины Хуанхэ, имеют дикий альпийский характер и отличаются от других гор на юго-востоке Монголии обилием как воды, так и растительности. На одном из составляющих их хребтов, жирном Муни-уул, длиной 113 км (70 миль) и шириной почти 32 км (20 миль), они достигают отметки от 2200 до 2600 м (от 7200 до 8500 футов) и имеют крутые склоны. изрезана суровыми ущельями и узкими ущельями .Википедия site:etnowiki.ru
Фауна и флора
Растительность региона Ордос состоит из горных лугов и кустарников . Среди песчаных дюн на севере кустарники в том числе и растут отдельными участками. Местные травы и травы включают Bromus inermis , A. cristatum , Festuca arundinacea , Melilotus albus , M. лекарственный , Lotus corniculatus и Filifolium sibiricum . Полоса песка и глины, отделяющая песчаные дюны от Хуанхэ, местами усеяна небольшими насыпями (до 1,2 м в высоту), в основном заросшими полынью (Artemisia campestris ) и сибирским горохом. (Caragana spp.); и здесь также растет одно из самых характерных растений Ордоса - корень лакрицы (Glycyrrhiza uralensis ). На левом берегу Хуанхэ ровные пространства среди высохших русел реки усеяны небольшими насыпями (от 9 см до 1,8 м высотой), на которых растут низкорослые и Zygophyllum . К югу встречается редкая кустарниковая растительность. По берегам рек процветают лесные заросли.
В горах Инь леса начинаются на высоте 1600 м над уровнем моря, а летом в большом количестве и разнообразии растут дикие цветы, хотя и с поразительным отсутствием цвета. В этом же пограничном ареале также гораздо большее изобилие и разнообразие животного мира, особенно среди птиц .
Редкие виды птиц также гнездятся в соленых озерах Ордоса, в том числе реликтовые чайки (Larus relictus ), гнездящиеся на озере Хунцзяннао ; для этого вида Ордос является домом для крупнейшей в мире гнездовой колонии.
Нынешнее состояние крупных млекопитающих в регионе в значительной степени неясно. В прошлом здесь обитали дикие двугорбые бактрийские верблюды, снежные барсы , газели Пржевальского и лошади Пржевальского . Википедия site:etnowiki.ru
Теперь прошу читателей сопоставить прочитанное об Ордосе с книгой российских лингвистов Ю.В. Норманской и А.В.Дыбо «Тезаурус. Лексика природного окружения в уральских языках», в которой они пытаются доказать, что именно Ордос, этот один из самых непригодных для человеческой жизнедеятельности регионов земли, является исторической прародиной тюркских народов.
Выписки из книги «Тезаурус»:
1. «Рассмотрим полученные реконструкции названий деревьев, зверей и рыб с точки зрения двух возможных локализаций тюркской прародины, в Саяно-Алтайском регионе или на Ордосе. По данным, представленным на сайте “Flora of China” (http://flora.huh.harvard.edu/china/; http://www. efloras.org), на Ордосе засвидетельствованы все виды деревьев, названия которых предположительно реконструируются для пратюркского языка (липа, клен, дуб, рябина, тополь, ива, осина, вяз (ильм), ‘ольха, ясень). По картам и описаниям, видно, что на Ордосе встречаются следующие звери, названия которых реконструируются надежно: дикий козел, дикая лошадь, кабан, медведь, волк, лиса, горностай, хорек, барсук, заяц, сурок, выдра, еж, летучая мышь.Из тех зверей, пратюркские названия которых менее надежны, на Ордосе засвидетельствованы: лось, олень-марал суслик, хомяк, другие мелкие грызуны (полевая) мышь,мышь, крыса’). Из рыб, названия которых надежно реконструируются для пратюркского, на Ордосе представлены следующие: осетр, стерлядь пескарь, сазан, сом; из менее надежно реконструируемых – язь, жерех, судак, белуга, карп, щука».
2. «Рассмотрим, какие деревья, млекопитающие и рыбы встречаются в Саяно-Алтайском регионе. Из деревьев, для которых удается реконструировать пратюркские названия, помимо клена и дуба (названия реконструируются однозначно), которые не растут в Саяно-Алтайском регионе, там не встречено ясеня и вяза. Из млекопитающих, названия которых надежно реконструируются для пратюркского, на Саяно-Алтае не встречается. Из рыб, названия которых реконструируются для пратюркского, в водоемах Саяно-Алтая не встречаются сазан и сом. Таким образом, на основании того, что надежно для пратюркского языка реконструируются названия клена, дуба, вяза, ясеня, ежа, сазана, сома, а эти растения и животные не встречаются в Саяно-Алтайском регионе, но распространены на Ордосе, мы предполагаем, что какое-то достаточно продолжительное время носители реконструируемого пратюркского языка жили на Ордосе».
3. «Три из пратюркских названий животных – однозначное название льва, однозначное название соболя и неоднозначное по рефлексам, но однозначно реконструируемое название бобра– обозначают виды, не зафиксированные на Ордосе для всего позднего голоцена. Из них соболь водится на Алтае, но бобр и лев не водятся (и как будто не водились в позднем голоцене) и там. Тем не менее ситуация объяснима, поскольку лев для всего региона, этнокультурно связанного с Китаем, в период около рубежа нашей эры был культурно значимым мифологическим животным; шкурки же соболя и бобра служили чуть ли не основным предметом торговли на этом направлении Шелкового пути».
На основании вышеизложенного А.Дыбо делает вывод «…Анализ пратюркских названий деревьев, зверей и рыб указывает на локализацию тюркской прародины на Ордосе».
Необходимо отметить, что все перечисленные А.Дыбо в книге «Тезаурус» растения, звери и рыбы имеют соответствующие названия у многих народов, живущих за многие тысячи километров от Ордоса. Например, в русском, немецком и английском языках, но на этом основании пока никто не утверждал, что прародина русских, немцев и англичан находится на северо-востоке Китая, у реки Хуанхе.
Большинство видов флоры и фауны, упомянутых А.Дыбо характерны для Южного Кавказа и западных регионов России. Следует также отметить, что большинство из перечисленных названий растений, зверей и рыб не имеют соответствующих аналогов у многих народов, живущих в бассейне реки Хуанхе (народы современного Китая, монголы и маньчжуры), а также у тюркских народов юга Сибири.
Абсурдность утверждений А.Дыбо и её коллег о прародине пратюрков подтверждают высказывания российского путешественника Н.М.Пржевальского о природе Ордоса.
В своей книге «Первое путешествие в Центральной Азии 1870–1873 гг» знаменитый русский путешественник писал: «Ордосом называется страна, лежащая в северном изгибе Хуан-хэ и ограниченная с трех сторон с запада, севера и востока названной рекой, а с юга прилегающая к провинциям Шэнь-си и Гань-су…Долина Хуан-хэ в описываемой, части ее течения имеет ширину от 30 до 60 верст и наносную глинистую почву. На северной стороне реки эта долина весьма расширяется западнее гор Муни-ула, тогда как на южном берегу в то же время она сильно суживается песками Кузупчи, близко подходящими к самой Хуан-хэ. Пески Кузупчи здесь не прямо подходят к долине Хуан-хэ, но отделяются от нее песчано-глинистой окраиной, которая везде обрывается отвесной стеной футов в пятьдесят, иногда даже до ста, вышины и, по всему вероятию, некогда составляла берег самой реки. Вышеупомянутая окраина покрыта небольшими (7-10 футов вышины) буграми, поросшими главным образом полевым чернобыльником (полынь полевая) и золотарником (карагана).
Здесь же встречается в большом количестве одно из характерных растений Ордоса, именно лакричный корень, называемый монголами «чихирсбуя», а китайцами «со» или «сого». Это растение принадлежит к семейству бобовых, имеет корень длиной в 4 фута или более при толщине до 2 дюймов у основания. Для выкапывания описываемого корня употребляются железные лопаты с деревянными ручками. Работа эта весьма тяжела, так как корень почти вертикально углубляется в твердую глинистую почву, притом же он растет в местностях безводных, где приходится работать под жгучими лучами солнца. Пески Кузупчи состоят из невысоких (40–50, редко 100 футов) холмов, насаженных один возле другого и образовавшихся из мелкого желтого песка. Верхний слой этого песка, будучи сдуваем ветром то на одну, то на другую сторону холмов, образует здесь рыхлые насыпи, вроде снежных сугробов.
Неприятное, подавляющее впечатление производят эти оголенные желтые холмы, когда заберешься в их середину, откуда не видно ничего, кроме неба и песка, где нет ни растения, ни животного, за исключением лишь желто-серых ящериц, которые, бродя по рыхлой почве, изукрасили ее различными узорами своих следов. Тяжело становится человеку в этом, в полном смысле, песчаном море, лишенном всякой жизни: не слышно здесь никаких звуков, ни даже трещания кузнечика кругом тишина могильная… На реке Хурай-хунды мы пробыли три дня, посвятив все это время охоте за чернохвостыми антилопами, которые встретились нам здесь в первый раз.Чернохвостая антилопа джейран, или, как ее называют монголы, «хара-сульта», по своей величине и наружному виду очень много походит на дзерена, но отличается от него небольшим черным хвостом (7–8 дюймов длиной), который обыкновенно держит кверху и часто им помахивает. Эта антилопа обитает в Ордосе и в Гобицской пустыне, распространяясь к северу приблизительно до 45 северной широты; к югу хара-сульта идет через весь Ала-шань до Гань-су, а затем, минуя эту провинцию, равно как и бассейн озера Куку-нор, вновь встречается в солено-болотистых равнинах Цайдама.
Местом своего жительства описываемый зверь выбирает самые дикие, бесплодные части пустыни или небольшие оазисы в голых сыпучих песках. Совершенно противоположно дзерену хара-сульта избегает хороших пастбищ, но довольствуется самым скудным кормом, лишь бы только жить подальше от человека. Для нас всегда было загадкой, что пьет в таких местах хара-сульта. Правда, судя по следам, она не отказывается приходить ночью к ключам и даже колодцам, но мы иногда встречали этого зверя в такой пустыне, где на сотню верст нет капли воды. Вероятно, описываемая антилопа может долго пробыть без питья, питаясь некоторыми сочными растениями из семейства солянковых. Хара-сульты держатся обыкновенно в одиночку, парами или небольшими обществами от 3 до 7 экземпляров; очень редко удается встретить, и то зимой, стадо в 15–20 голов, а большего числа вместе мы не видали ни разу. Лежачего зверя чрезвычайно трудно заметить, так как цвет его меха совершенно подходит под цвет песка или желтой глины.
От кумирни Харганты далее вверх по южной стороне Хуан-хэ мы уже не встречали населения, и только раза два-три нам попадались небольшие стойбища монголов, занимавшихся добыванием лакричного корня. Причиной такого опустения было, как упомянуто выше, дунганское нашествие, которому Ордос подвергся за два года до нашего посещения. Впрочем, оседлое китайское население на южном берегу Хуан-хэ, западнее меридиана Муни-ула, и прежде было незначительно, так как долина Желтой реки здесь сильно суживается песками Кузупчи; притом почва делается солонцеватой и большей частью покрыта сплошными зарослями лозы или тамариска.
Здесь нет ни обширности, ни приволья травяных равнин Южной Америки, где, как известно, расплодились громаднейшие стада от немногих экземпляров, ушедших из испанских колоний.
По словам монголов, вскоре после разорения Ордоса в здешних степях водились также одичавшие овцы, но они теперь все истреблены волками; верблюды же еще бродят в небольшом числе, и нам удалось поймать одного, впрочем молодого.
Мы занимались рыбной ловлей в пересохшем рукаве Хуан-хэ, возле которого стояли. Здесь, в небольших и неглубоких ямах, где сохранилась вода, держалось множество рыбы, так что мы своим небольшим бреднем, длиной всего в 3 сажени, ловили в непродолжительное время по 2–3 пуда карпов и сомов; последний вид очень часто попадается в Хуан-хэ. Из пойманной рыбы мы выбирали для себя лучшую, а остальную отпускали обратно. 19 августа мы двинулись в путь. Пески Кузупчи по-прежнему протянулись слева, а справа наша дорога определялась течением Хуан-хэ. Местами густые кустарники весьма затрудняли следование, да, кроме того, множество комаров и мошек сильно надоедало как нам, так и нашим верблюдам. Последние в особенности не любят этих насекомых, которых нигде нет в пустынях Монгольского нагорья.
Летние жары, приутихшие было в половине августа, в последней трети этого месяца возобновились с прежней силой и опять страшно истомляли нас в пути. Хотя мы всегда вставали с рассветом, но укладка вещей и вьюченье верблюдов, вместе с питьем чая без чего ни монгол, ни казаки ни за что на свете не шли в дорогу отнимали часа два и более времени, так что мы трогались в путь, когда солнце уже порядочно поднималось на горизонте. Так идешь, бывало, часа два, три по утренней прохладе; наконец солнце поднимается высоко и начинает жечь невыносимо.
Раскаленная почва пустыни дышит жаром, как из печи. Становится очень тяжело: голова болит и кружится, пот ручьем льет с лица и со всего тела; чувствуешь полное расслабление и сильную усталость. Животные страдают не менее нас...Южная часть высокого нагорья Гоби, к западу от среднего течения Хуан-хэ, представляет собой дикую и бесплодную пустыню, населенную монголами-олютами и известную под именем «Ала-шань», или Заордос. Страна эта наполнена голыми сыпучими песками, которые тянутся к западу до реки Эцзинэ, на юге упираются в высокие горы провинции Гань-су, а на севере сливаются с бесплодными глинистыми равнинами средней части Гобийской пустыни.
Алашаньская пустыня на многие десятки, даже сотни верст представляет одни голые сыпучие пески, всегда готовые задушить путника своим палящим жаром или засыпать песчаным ураганом. Иногда эти пески так обширны, что называются монголами «тынгери», то есть «небо». В них нигде нет капли воды; не видно ни птицы, ни зверя, и мертвое запустение наполняет невольным ужасом душу забредшего сюда человека.
Ордосские Кузупчи в сравнении с ала-шаньскими кажутся миниатюрой; притом же там, хоть изредка, можно встретить оазисы, покрытые свежей растительностью. Здесь нет даже и подобных оазисов; желтый песок тянется на необозримое пространство или сменяется обширными площадями соленой глины, а ближе к горам голой гальки.
Растительность, там, где она есть, крайне бедна и заключает в себе лишь несколько видов уродливых кустарников и несколько десятков пород трав. Между теми и другими на первом плане следует поставить саксаул, называемый монголами заком, и траву сульхир».
Н.М.Пржевальский. Первое путешествие в Центральной Азии 1870–1873 гг .
Российский тюрколог Дмитриева Л.В. ещё в 1971 году написала следующее: «Получившие общетюркские обозначения растения и их части, вероятно, входили в ту ботаническую среду, которая окружала древних тюрков на их прародине. Они жили в районах с преобладанием деревьев (а именно березы, яблони), злаковых и трав, диких-гороха и лука, где могли произрастать просо, пшеница, ячмень».
Н.И.Егоров: «Сравнительно-историческое изучение земледельческой лексики тюркских языков показывает, что названия основных сельскохозяйственных культур, а также терминология земледелия сложились задолго до первичного распада прототюркской общности. Судя по лингвистическим свидетельствам, прототюрки к этому времени уже достигли относительно высокого уровня земледелия и возделывали все основные культуры, известные в Старом Свете. Владели разнообразными агротехническими приемами обработки земли. Историческое развитие агротехнических приемов обработки земли также нашло отражение в языке. Наличие во всех тюркских языках восходящего к прототюркскому состоянию глагола *tar; - «обрабатывать землю под посев», «сеять» указывает на развитие земледелия у тюрков на весьма ранних стадиях».
Российский лингвист В. И. Рассадин: пишет: «Специалистами по этимологии тюркских языков убедительно доказано, что все видовые и половозраст¬ные названия пяти видов скота (лошади, крупный рогатый скот, верблюды, козы и овцы – Г. Г.), традиционно разводимые тюрками и представленные как в древнетюркском языке, так и в современных, унаследованы языками - потомками от обще¬тюркского праязыка вместе с самим степным скотоводством номадного типа, при¬шедшим из глубины тысячелетий».
Как известно все современные тюркские народы от своих далеких предков унаследовали названия домашних животных: ат (лошадь), айгыр (жеребец), буга (бык), окюз (вол), инек (корова), деве (верблюд), гоч (баран), гойун (овца), теке (козёл), кечи (коза), ешшек (осёл), гатыр (мул), ит (собака) и др., а также названия основных культурных растений, таких как бугда (пшеница), арпа (ячмень), дары (просо), бурчаг (горох), алма (яблоко), узюм (виноград), говун (дыня), сарымсаг (чеснок) и др.,которые образованы на основе исконно тюркских слов. Это произошло на территории исторической прародины (Южный Кавказ, VII-V тыс. до н.э.), где предки современных тюркских народов сами одомашнили животных и культурные растения и дали им соответствующие названия, исходя из словарного запаса своего языка.
Генетики подтвердили переднеазиатское происхождение пратюрков. Европеоидная гаплогруппа R1a1 выявлена почти у всех современных тюркских народов:
Котоны (монголязычные уйгуры) -82,0 %,
Киргизы- 63,0 %,
Шорцы- 58,8%
Алтайцы- 53,0%
Татары- 34,1 %
Чуваши- 31,6%
Узбеки- 30,0%
Уйгуры- 28,6%
Хакасы 28,3 %
Карачаевцы - 27.54%
Башкиры- 26,3 %
Балкарцы - 25.74%
Азербайджанцы – 19,0%
Каракалпаки- 18,2%
Тувинцы 14, 0%
Кумыки- 13,2%
Гагаузы - 12,5%
Турки- 6,9%
Туркмены - 6,7 %
Казахи - 4,0%
Якуты - 3,2%
Кроме того генетики выявили, что «восточноазиатские» гаплогруппы (N, O, C), присущие монголидным народам, у «западных» тюркских народов (азербайджанцев, турков, туркмен, гагаузов, карачаевцев, балкарцев, кумыков) не обнаружены.
Ошибочность теории С.Старостина об единых корнях тюркского языка и дальневосточных языков.
В 1991 года к алтайской гипотезе подключился известный российский лингвист С.А.Старостин (1953–2005) и написал книгу «Алтайская проблема и происхождение японского языка». С.А.Старостин так объяснил свой интерес к алтайским языкам: «Меня первоначально занимала лишь проблема внешних связей японского языка, и с самого начала теория его принадлежности к алтайской семье представлялась наиболее вероятной. Однако на пути доказательства алтайского происхождения японского языка встает одно весьма существенное препятствие: не прекращающиеся споры о существовании самой алтайской семьи как генетического единства языков. Действительно, если тюркские, монгольские, тунгусо-маньчжурские и корейский языки не связаны между собой генетически, то вопрос об "алтайском" характере японского языка автоматически снимается». Старостин, использовав так называемый «метод ступенчатой реконструкции», «созда;т» «праалтайские» слова из «пратюркского» и «праяпонского» языков. Завершив, свой своеобразный сравнительный анализ праалтайских и праяпонских языков, С.А.Старостин заявляет, что: – 16 японских слов из 110-словного списка относятся к словам «с не выясненной этимологией (большой, ветер, голова, далекий, зеленый, колено, новый, песок, рука, соль, тонкий, тот, ухо, хвост, шея, язык». – ещ; 30 к словам, которые «имеют алтайскую этимологию, но не одно из этих слов не имеет параллели в древних и современных тюркских языках (видеть, гора, два, длинный, дым, есть, зуб, имя, колено, короткий, красный, лететь, мужчина, нос, печень, пить, полный, птица, рот, сердце, сидеть, слышать, сказать, тот, умирать, холодный, замерзать, кусать, человек, перо)». (31) – 6 японских слов, «отсутствуют параллели в алтайских языках, но имеются интересные параллели в уральских и других ностратических языках (давать, небо/дождь, лист, солнце, убивать, червь)». (31) И только 18 японских слов (звезда, один, камень, белый, весь, волос, жечь, кора, приходить, собака, спать, стоять, сухой, ч;рный, что, этот, я, мы), из стословного списка Сводеша, имеют тюркские параллели. Однако, необходимо отметить, что провед;нное нами прямое сопоставление, выделенных С.А.Старостиным 18 якобы «общих» тюрко-японских лексем, ясно доказывает, что тюркские и японские слова (по японским языкам данные взяты из книги Старостина) и по значению и фонетически весьма далеки друг от друга, а прямое сравнение, выделенных С.А.Старостиным 18 слов да;т 0,0 % совпадений. Необходимо отметить, что «метод ступенчатой реконструкции», примен;нный С.А.Старостиным в этой работе прост и по своему «гениален». В его основу заложены три простых правила: 1) Если сравнивается какое-либо тюркское (монгольское, японское и т.д.) слово из 100 словного списка и при этом в параллельных 4 словарях, так называемых других «алтайских» языков, для сравниваемого слова, не найдено схожее по звучанию слово, то на эту лексему «исследователь» предпочитает время не терять, и просто ставит перед ним «зв;здочку»*. И вс;, считай, что это слово «ступенчато реконструировано». 2) Если же в тюркском и в каком-либо другом «алтайском» языке найдены 1-2 схожие фонемы можно смело браться за «ступенчатую реконструкцию». Можно при этом даже сравнивать не схожие по значению слова. Новые значения для «реконструированных» слов всегда можно придумать. Так, например, С.А. Старостин утверждает, что тюркское слово eki (у М.Кашгари) -«два» и соответствующее по значению слово *ek(k)i тюркского «праязыка» (по С.А.Старостину), произошло от слова *pekV алтайского «праязыка». По мнению С.А.Старостина 6000 лет тому назад это слово имело у «праалтайцев» одновременно два значения - «следующий, другой». Кроме этого, С.А.Старостин утверждает также, что именно от «реконструированного» им слова *pekV алтайского «праязыка», произошло современное японское слово hoka и древнеяпонское слово p(w)oka со значением «другой». Таких слов, в «праалтайском» языке С.А.Старостина, имеющих несколько различных значений, в его книге я сосчитал более 30. Приведу ещ; несколько таких слов из книги А.Старостина: От «праалтайского» слова *naal также с двойным значением «сырой, незрелый», по утверждению С.А.Старостина, произошли: – древнетюркское слово ya;;l- «зеленый» и «реконструированное» им «пратюркское» слово * yaal-;l«зеленый»; – современное японское слово na –«овощи, зелень», которое, оказывается также и с тем же значением, было известно, по утверждению С.А.Старостина, носителям «праяпонского» языка. От «праалтайского» слова *mioorV с тройным значением «дорога, след, преследовать» произошли:
– древнетюркское слово bar- «ходить» и «реконструированное» им «пратюркское» слово * bar- «ходить; – современное японское слово michi –«дорога» и слово * miti- «дорога» «праяпонского» языка; С.А.Старостин опубликовал много книг и статей, в которых писал о недопустимости нарушений основных принципов глоттохронологических исследований. Так, например, в учебнике, написанном им совместно с С.А.Бурлак, есть такие слова: «Любое изменение семантики автоматически выводит слово из сравнения. Подчеркнем, что это вопрос чисто процессуальный: ясно, что слова могут менять значение, но столь же ясно, что, если при выявлении родства мы допустим неточные семантические сравнения, вероятность ошибки и погрешности чрезвычайно возрастет – поскольку очень трудно формально отделить допустимый семантический сдвиг от маловероятного или вовсе невероятного. При установлении фонетических соответствий и при составлении этимологических словарей семантически неоднозначные параллели, конечно, допустимы (и могут приниматься или отвергаться специалистами); но при определении родства с использованием стословного списка следует учитывать только случаи взаимно-однозначного семантического соответствия». Видимо, эти правила, Старостин писал не для себя, а для других «исследователей». Необходимо отметить, что в России не один только С.А.Старостин произвольно менял общепринятые правила сравнительного анализа. Видимо, это заставило академика А.А.Зализняка в 2007 году сказать о «методике» этих авторов следующие слова: «Ведь у нас не математика – все аргументы не абсолютные. Так что если у исследователя имеется сильный глубинный стимул «тянуть» в определенную сторону, то специфика дела, увы, легко позволяет эту тягу реализовать». В 2010 году он дал ещ; более резкую оценку такого рода «научным» работам: «К большому сожалению, я должен вам сказать совершенно откровенно, что большинство этих писаний представляет собой личные фантазии авторов, а к науке лингвистике отношения не имеет – увы!». В некоторых своих более поздних работах С.А.Старостин и сам признался, в том, что для некоторых избранных уч;ных строгие правила и «различные Принципы и Методики сегодня фактически ничего не решают», так как: «в современных работах по компаративистике отсутствует как точное определение родства языков, так и процедура доказательства такого родства... Фактически проблема родства языковых семей в каждом отдельном случае решается голосованием: славянская семья, индоевропейская семья, картвельская семья и т. д. признаются существующими, поскольку существует согласие подавляющего большинства специалистов в этих областях… Надо заметить, что работа с фонетическими соответствиями – это тяжелейший труд, «вышивание по тюлю», и нужна была какая-то ненормальная отвага, чтобы взяться складывать пасьянс, который не должен получиться. В подобных случаях исследователя, помимо разочарования, подстерегает и еще одна опасность: если в работу вложено так много труда, то есть соблазн начать отстаивать неубедительный результат». Необходимо отметить, что предыдущий опыт С.А.Старостина по «реконструированию» северокавказских и енисейских «праязыков», также был отрицательно принят многими лингвистами. Так, например, известный российский лингвист В.П.Нерознак в статье «Праязык: реконструкт или реальность?» писал по этому поводу следующее: «Критики гипотез отдаленного родства сходятся в одном: методика реконструкции праязыковых состояний, призванных доказать древнейшее родство различных языковых семей, не удовлетворяет принципам корректного научного анализа…Рассматривая попытку С.А.Старостина установить генетическое родство между енисейскими и северокавказскими языками Г. А. Климов подвергает ее резкой критике как с точки зрения реалистичности реконструируемой фонологической системы, так и с точки зрения антиисторичности семантических реконструкций». О недостатках используемой С.А.Старостиным методе ступенчатой реконструкции праязыков один из ведущих российских лингвистов Б.А.Серебренников написал следующее: «В лингвистической литературе имеется немалое количество всякого рода попыток установления групп родственных языков, демонстрирующих абсолютное пренебрежение общеизвестными правилами. Создается впечатление, что важнейший закон логики – закон достаточного основания – для авторов этих гипотез совершенно необязателен… Предполагаемое родство языков при всех случаях является гипотезой. Однако каждая гипотеза может претендовать на правдоподобность только в том случае, если она имеет достаточное основание...Четвертый закон логики – закон достаточного основания, выражает одну из общих черт правильного мышления – его обоснованность. Этот закон требует, чтобы наши суждения о предмете и его свойствах были не голословны, а базировались на достоверных аргументах. Он имеет следующую формулировку: всякая мысль, чтобы стать несомненной, должна быть обоснована другими мыслями, истинность которых доказана или самоочевидна... Ни одно положение не может быть признано истинным, если оно не обосновано. В любом рассуждении наши мысли должны быть логически связаны, доказательны. Доказательным будет такое мышление, в котором утверждается не
только истинность данного вывода, но и указываются основания, позволяющие признать это положение истинным”. Б.А.Серебренников писал, то, что в большинстве случаев «реконструированные» ими слова заметно отличаются от слов живых языков» и, в связи с этим, напоминал им важность соблюдения основных принципов сравнительно-исторического языкознания: «Элементы реконструированных систем должны находить отражение в родственных языках и притом не в одном, а по крайней мере в нескольких….Соответствия не должны ограничиваться единичными примерами, так как при иных условиях они становятся недоказательными... Реконструированные схемы или системы гласных и согласных постулируемого праязыка не должны представлять бессистемные наборы звуков. В том случае, если они правильно реконструированы, они будут напоминать естественные системы гласных и согласных, которые мы можем непосредственно наблюдать в живых языках». В журнале «Вопросы языкознания» № 3 за 2009 год была опубликована статья В.М.Алпатова, посвящ;нная известному российскому лингвисту - кавказоведу Г.А.Климову. В.М.Алпатов пишет, что Г.А.Климов: «скептически относился к любым попыткам установления дального родства и ставил в один ряд «беспочвенные» иберийско-кавказскую, алтайскую и ностратические гипотезы. Об их неприятии он неоднократно писал с разной степенью резкости…Особенно резко он оценивал исследования С.А.Старостина по дальному родству, именуя их «образцами дилетанства». (39). После смерти С.А.Старостина многие его коллеги с горечью откликнулись на безвременную смерть этого трудолюбивого и по своему талантливого уч;ного. Однако, среди этих публикаций, статья российского лингвиста Я.Г.Тестелеца занимала особое место. То, что написал Я.Г.Тестелец о С.А.Старостине даже нельзя назвать обычным некрологом. Мне кажется, что Я. Г.Тестелец, первым, среди российских уч;ных, сделал попытку разобраться в реальном вкладе С.А. Старостина в современную лингвистику. Вот как, например, Я.Г.Тестелец характеризует С.А.Старостина: «На меня сильнейшее впечатление произвел этот человек-вулкан, бросавший поразительно интересные и плодотворные идеи направо и налево и почти ничего не доводивший до конца… Современных фонологических теорий он, правда, не знал и, как большинство российских лингвистов, относился к ним с недоверием…Что же касается сравнительно-исторического метода, мне трудно представить себе, что он его когда-нибудь в точном смысле слова изучал. Скорее всего, он воспринимал его как дельфин плавание – как что-то совершенно естественное, чему учиться нелепо… Я хорошо помню тот вечер, когда Старостин выступил с изложением сино-кавказской гипотезы. Было ощущение обычности и одновременно необычности происходящего. Все присутствующие как-то странно посмеивались во время его доклада. Сережа был этим озадачен. Поворачиваясь от доски, он то и дело спрашивал: “А что, собственно, вы ржете?”…Мы не знали, что ответить, словами это выразить было трудно… С одной стороны, приводимые им факты выглядели совершенно убедительно, и уже одно это воспринималось как юмор высокого класса».
В заключение приведу цитату из работы японского ученого Макиамо Ха "Генетическая история японского народа": "Лингвистическая австронезийская связь Сравнение малайского (Bahasa Indonesia / Melayu) и японского языков обнаруживает несколько сверхъестественных сходств. Помимо очень схожей фонетики в обоих языках, в личных местоимениях существуют одинаковые иерархические различия. Например, «ты» может быть анда или каму на малайском и аната и кими на японском. Не только значение и использование каждого из них идентичны, но и звучат почти одинаково. Точно так же японский глагол suki (любить) переводится с малайского как suka. Шансы на то, что это чистое совпадение, крайне низки и могут выявить общее происхождение. Более того, в обоих языках множественное число может быть образовано простым удвоением слова. Например, хитобито по-японски означает «человек», а хитобито - «люди». Точно так жеware означает «я» или «вы», тогда как программное обеспечение означает «мы». Удвоение слов в японском языке настолько распространено, что в письменной японской письменной форме используется специальный символ только для обозначения удвоения слова (;). В малайском языке этот способ образования множественного числа почти систематичен (человек - оранжево-оранжевый, а люди - оранжево-оранжевый). Кроме того, такие выражения, как иттекимасу, иттейрашай, тадаима и окаэри, используемые для приветствия кого-то, кто уходит или входит в какое-либо место и не имеют эквивалента в индоевропейских языках, имеют точные эквиваленты в малайском / индонезийском (selamat jalan, selamat tinggal ... ). Можно задаться вопросом, как малайский и японский когда-либо стали иметь такой базовый словарный запас и грамматические особенности, учитывая, что исторические миграции из одного региона в другой не известны. Считается, что люди палеолита дземон прибыли из Австронезии во время ледникового периода. Коренные жители Индонезии и Филиппин могли быть родственниками дравидов Южной Индии. Y-гаплогруппа C, которая была связана с первой миграцией современных людей из Африки в Азию, относительно часто встречается в Керале (южная оконечность Индии) и Борнео. Считается, что эти ранние австронезийцы были предками поселенцев в Японии во время ледникового периода (Y-гаплогруппы C1a1 и D1b). Тем не менее сомнительно, что какая-либо значимая лингвистическая связь сохраняется между дравидами, андаманцами, австронезийцами и японцами после десятков тысяч лет разделения. Общий корень двух языков должен быть более поздним, и действительно существует одна миграция, которая могла бы объяснить связь между двумя группами: неолитическая австронезийская экспансия из южного Китая. Примерно с 5000 г. до н.э. южнокитайские фермеры расширились на юг, на Тайвань и юго-восток. Азия, приносящая в регион Y-гаплогруппы O1, O2 и O3, которые до сих пор являются доминирующими отцовскими линиями. Есть свидетельства ведения сельского хозяйства на Тайване, по крайней мере, с 4000 г. до н.э., но земледельцы, вероятно, приехали бы раньше, учитывая, что неолит достиг Филиппин около 5000 г. до н.э., а Вьетнама, Таиланда, Малайзии и Индонезии около 4000 г. до н.э. Как я утверждал выше, такая же миграция могла последовать за архипелагом Рюкю до Кюсю, а затем колонизировала Хонсю и Сикоку. На самом деле, нет веской причины, по которой эти мореплаватели ехали бы до Индонезии, а не в Японию, которая намного ближе. Многие японские слова могут иметь австронезийское происхождение. Лингвист Дэвид Б. Сольнит оценивает, что среди 111 распространенных японских слов, которые он проанализировал, 28% имели только австронезийские родственные слова, в то время как 40% имели алтайские родственные слова, 23% - конкурирующие родственные слова и 9% не имели ни одного родственного слова. Учитывая, что различные ответвления протоавстронезийского языка разделились более 6000 или 7000 лет назад, то есть дольше, чем индоевропейские языки, неудивительно, что даже языки, которые сегодня, несомненно, классифицируются как австронезийские, сегодня имеют очень разные словари (за исключением полинезийских языков, которые только начал диверсифицироваться с полинезийским расширением 2000 лет назад). Как правило, более полезно посмотреть на протоавтронезийский корень слов, чем пытаться найти прямые соответствия между современным японским и современными австронезийскими языками. Например, протоавстронезийский корень для рыбы - * sikan, который дает sakana на японском языке (и, возможно, также ika, что означает кальмар), ikan на малайском, ika на фиджийском и isda на тагальском. Случаи высокой лексико-семантической сохранности на протяжении шести тысячелетий, такие как каму / кими, анда / аната и сука / суки, крайне редки. Связь австронезии с японским впервые была высказана в 1924 году голландским лингвистом Дирком ван Хинлоопен Лаббертоном. В настоящее время примерно половина японского словаря имеет китайское происхождение. Это объясняет почему японский язык не вписывается точно в одну или даже две языковые семьи, а представляет собой гибрид как минимум пяти отдельных источников: аборигенного дзёмон, австронезийского, корейского, алтайского и китайского языков".
Животные и растения прародины тюрков.
Лингвисты считают, что в праязыковом словаре можно выделить комплекс понятий (названия растений, животных и т.д.), позволяющих представить экологическую среду, в которой обитал пранарод.
Ученые (зоологи, биологи, географы и др.) утверждают, что ареалы распространения определенных видов животных и растений ограничены. Так, например, если собрать воедино все те названия животных и растений, которые были известны тюркскому праязыку, то с учетом былого географического распространения соответствующих биологических видов можно очертить некогда существовавшие границы области расселения (прародины) древних тюрков.
Как известно понятие "историческая прародина" традиционно ассоциируется с локальной территорией, неким "первичным очагом", в границах которого складывались архаические элементы физического типа, языка и культуры современного этноса.
На основании археологических и генетических данных мы выяснили, что на Южном Кавказе предки современных тюркских народов примерно 7,0 тыс. лет тому назад освоили отгонное скотоводство. 6,0 тысяч лет начался распад древнетюркской общности. Часть древних тюрков по западному побережью Каспия, в поиске новых пастбищ двинулись на Север. Другая часть древних тюрков, начиная с III тыс. до н.э. переселилась на территорию Алтая и смежных регионов Южной Сибири (афанасьевцы, окуневцы, андроновцы, карасукцы и др.).
Для тюркских народов Сибири мы наблюдаем общие названия явлений окружающего мира (животных и растений и др.) и видов жизнедеятельности (хозяйствования, оленеводства, охоты, рыболовства).
Как известно на территории Сибири, равной территории всей Западной Европы, вместе с другими гражданами России живут около 1,0 млн. тюрков, то есть 0,5 % всего современного тюркского мира (в настоящее время около 200 млн. тюрков живут в Европе и Средней Азии).
В современной исторической науке господствует ложная гипотеза о том, что именно юг Сибири (Алтайско-Саянское нагорье) является прародиной всех тюркских народов.
Примерно 10 тыс. лет назад, вскоре после окончания ледникового периода, то есть в самом конце неолита, человек освоил культурное земледелие и скотоводство. В историческую науку этот судьбоносный переворот вошел под названием неолитической революции.
Согласно гипотезе Н.И. Вавилова, географической прародиной современного земледелия стали речные долины "плодородного треугольника" на Анатолийском плато (современная Турция), в истоках рек Тигр и Евфрат. Во всяком случае, именно там, как подтвердили позднейшие раскопки, зародилась культура возделывания пшеницы.
Одним из первых злаков, который люди стали сначала сжинать в диком виде, а затем и сеять, был ячмень, росший на нагорьях Малой Азии.
На территории Южного Кавказа с давних времён росли дикие злаки, годные в пищу и для посева, и жили дикие животные, пригодные для одомашнивания. Где это произошло раньше всего, сказать трудно, во всяком случае в Малой Азии хлеб сеяли уже между Х и VIII тысячелетиями до х.э. Примерно с VII тысячелетия древние тюрки приручили козу, овцу, осла (собаку приручили гораздо раньше еще охотники древнекаменного века); позже был одомашнен крупный рогатый скот и кое-где - свинья.
Когда многие древние народы от охоты и собирательства постепенно переходили на более высокие типы хозяйствования (земледелие и скотоводство) предки тюрков, видимо, из-за того, что жили на территориях более благоприятствующих развитию скотоводства, чем земледелия, стали осваивать отгонное скотоводство.
Весьма удобной для развития отгонного скотоводства оказалась территория исторической прародины тюрков - Кура-Араксинское междуречье на Южном Кавказе, а также смежные территории северо-востока Передней Азии.
Известный российский ученый Н.Я.Мерперт пишет: «...Постепенному и «прочному» характеру распространения древних земледельцев противостоят единовременные, иногда весьма далекие «броски» скотоводов по открытым пространствам в поисках новых пастбищ, водных ресурсов, источников сырья и областей соприкосновения с земледельцами. Такие «броски» достигали значительного масштаба, поскольку борьба за пастбища требовала создания больших и мощных объединений, которые быстро возникали и столь же быстро распадались... При этом в степных областях создавались огромные культурные общности».
Первой такой огромной культурной общностью подвижных скотоводов в истории стала так называемая евразийская курганная археологическая культура. Первые курганы появились на Южном Кавказе в начале IV тыс. до н.э.
Именно с Южного Кавказа стали расселяться в другие регионы прототюрки в середине IV тыс. до н.э. Это, скорее всего было связано с ростом населения и увеличением поголовья скота, которому нужны были новые обширные пастбища. Однако с древнейшей родины ушли не все прототюрки. Многие из них остались на первоначальной родине. Наукой доказана преемственность тюркского этноса на первоначальной территории с древнейших времен до наших дней. Часть древних тюрков постепенно продвинулась на север — на земли финно-угров, где происходило и происходит взаимовлияние данных этносов, сближение их бытового уклада, культуры и языков. Другая их часть, в III— II тыс.дон. э. ушла далеко на восток вплоть до Забайкалья, где тюрки создали довольно высокую для своего времени ямную афанасьевскую и срубную андроновскую культуры.
В дальнейшем по мере освоения древними тюрками степных территорий Евразии от Дуная до Енисея вся эта территория была покрыта искусственными холмами-курганами.
Носители курганного обряда погребения, одними из первых стали внедрять подвижное скотоводство, в котором на первом месте находилось овцеводство. В поисках новых пастбищ они перегоняли свои стада на зимовки и летовки. Тюркское слово "яй" ("лето") породило понятие "яйлажное скотоводство", которое вошло в хозяйственный уклад жизни многих народов и означает «выгон скота на летние пастбища».
Для успешного передвижения древние тюрки изобрели повозки, в которых перевозили людей и весь их домашний скарб. В погребальных ямах курганники сооружали срубы, умерших хоронили в деревянных повозках и саркофагах.
Поскольку это были преимущественно овцеводы, они, очевидно, одними из первых стали обрабатывать шерсть, раскатывать войлочные ковры, покрывала для своих повозок, изобрели веретено для вытяжки нити (курганы Уч – тепе, Бедени, и др.). В огромные повозки они умели впрягать быков и использовать их силу.
Южный Кавказ и степная зона Евразии благодаря тюркам весьма насыщены памятниками прошлого: курганами, каменными изваяниями, стелами, наскальными изображениями и пр.
Погребальный обряд на всём этом пространстве отличался исключительным единообразием, особенно на первых порах, и это — свидетельство, что многочисленные племена, заселившие степь, в процессе постоянных контактов между собой выработали единую духовную культуру. А так как это возможно, только когда люди говорят на одном языке, стало быть, по всей этой огромной области распространился единый язык или группа близкородственных диалектов.
Решающим доказательством в пользу того, что в отдельных могилах под курганами похоронены именно воины скотоводы служат предметы, которые находят в курганных погребениях — боевые топоры (из камня), знаки власти — каменные булавы и скипетры в виде стилизованной головы животного. Советский археолог Э. Б. Вадецкая пишет, что «умершего сопровождали астрагалы и ритуальная пища — определенные части туши овцы, поверх сруба клали голову жертвенного животного и его шкуру». И наконец, на курганах воздвигались антропоморфные стелы - балбалы.
Э. Б. Вадецкая весьма существенно подкрепила гипотезу о том, что курганная (ямная) культура, постепенно перешедшая в афанасьевскую, андроновскую и срубную, очень сходна в основных чертах с гуннской и таштыкской. А поскольку таштыкцы — потомки афанасьевцев, стало быть, таковыми являются и гунны.
Курганная насыпь, как серьёзный индекс степной кочевнической этнокультуры характерный для прототюрков и их прямых потомков - многочисленных тюркских народов уже с IV тысячелетия до н.э. глубоко внедрился во многие инокультурные общности и надолго в них прижился. Между тем, ни в одном из индоевропейских, финно-угорских или кавказских языках тeрмин "курган" не имеет смысла и не этимологизируется. Семантика слова раскрывается только на тюркских языках: кур- (гур-) - строить, создавать, возводить. Курган во всех современных тюркских языках означает - «возведенный», «построенный».
Слово курган ‘погребальная насыпь’, распространено не только в России, но и по всей Юго-Восточной Европе (Русс. kurg;n, Старо Русс. курганu, Укр. kurh;n, Белорусс. kurhan, Пол. kurhan, kurchan, kuran 'насыпь'; Рум. gurgan, Диал. Венг. korh;ny), является заимствованим из Тюркских языков: Др. Тюрк. курган 'укрепление', Тат., Осм., Кум. курган, Кирг. и Джагат. korgan, все от Тюркского kurgamak 'укреплять', kurmak 'возвести'. Область распределения его в Восточной Европе близко соответствует области распространения Курганной культуры в Юго-Восточной Европе.
Благодаря раскопкам тюркских курганов были получены богатейшие материалы, позволяющие судить об образе жизни древнего населения названных территорий, его социальном строе, религиозных представлениях, культуре и искусстве.
В музеях разных стран, особенно в России, в частности в Эрмитаже и в его знаменитой Золотой кладовой, хранятся памятники искусства, добытые из тюркских курганов.
Тюрки в III тыс. до н.э. заняв зону степей, никогда не пытались овладеть ни лесными районами Сибири, ни проникнуть в Китай. Травянистая степь, перерезанная лесистыми хребтами, была их вмещающим ландшафтом. К другим условиям жизни они были не приспособлены и не хотели приспособляться.
Родство древних и современных тюркских языков, разделенных тысячелетиями и удаленных друг от друга на тысячи километров, может быть объяснено только тем, что все они восходят к одному праязыку, на котором первоначально говорило этнически однородное население какого-то небольшого компактного региона – тюркской прародины. Иначе невозможно объяснить одинаковые для тюркских народов, разделенных огромными расстояниями и не входящих в контакты друг с другом, обозначения домашних и диких животных (лошадь, собака, корова, коза, овца, кабан, бобр, барсук и др., а также различных растений (пшеница, ячмень, просо, яблоко, виноград, береза, ивы и др.).
Названия основных домашних животных являлись для тюркских народов словами, связанными с их хозяйственной жизнью. Являясь терминами, эти слова почти не имели внутренного развития значений и очень мало подвергались фонетическим изменениям.
Большое значение тех или иных домашних животных в хозяйственной жизни тюркских народов определило обширное развитие терминологии, связанное с обозначением возраста. пола и породы животных. Напротив, для тех домашних животных, которые не имеют хозяйственного значения, эта терминология отсутствует.
Некоторые названия диких животных имеются только в тех языках, народы которых живут в местах распространения этих животных. Имеются и просто заимствования названий диких животных, особенно мелких, в тех тюркских языках, которые в данной местности распространились относительно недавно.
Все современные тюркские народы унаследовали от своих дальних предков (прототюрков) названия домашних животных: ат (лошадь), айгыр (жеребец), буга (бык), окюз (вол), инек (корова), деве (верблюд), гоч (баран), гойун (овца), теке (козёл), кечи (коза), ешшек (осёл), гатыр (мул), ит (пес) и др.
Ландшафт прародины древних тюрков
Каждый народ связан со своим ландшафтом и вся его хозяйственная деятельность зависит от окружающей его природы.
Для древних тюрков идеальными были тёплые безветренные земли с обильной водой и богатыми пастбищами. Такой идеальной территорией была их историческая прародина. Речь идёт о Южном Кавказе, где территория КураАраксинского междуречья была во все времена весьма удобной для развития отгонного скотоводства. Зимой они жили в равнинной местности (Аланг йазы - у Махмуда Кашгари, Аран- у азербайджанцев, Арран-у арабов, Рани- у грузин) близ больших рек, а весной поднимались со своими стадами высоко горы. Древние тюрки передвигались весной на летовку, расположенную в горах, где пышная растительность альпийских лугов манила к себе людей и скот, а осенью спускались на ровные малоснежные степи, в которых скот всю зиму добывал себе подножный корм. Места летовок и зимовок у древних тюрков строго распределялись и составляли собственность рода или семьи. Для них наиболее ценным животными были - лошади и овцы. Как известно, лошадь могла сама добывать себе корм круглый год, даже зимой из - под снега, если он был неглубоким. Немаловажное значение имело и то, что при перекочевке новорожденный жеребенок мог следовать за табуном. Лошадь использовали в качестве верхового и вьючного животного; она давала мясо, молоко, кожу, волос. Самое неприхотливое домашнее животное — овца легче других переносит весеннюю бескормицу и находит себе пропитание там, где не могут прокормиться другие домашние животные. Большую часть зимы овцы могут находиться на подножном корму, редкая и невысокая растительность зимовок - гышлагов (гышлаг) лучше поедалась овцами, нежели крупным рогатым скотом.
Для пропитания овец в Азербайджане имеется достаточное количество растущих в степи диких растений - язган, караган, йагтикан, йовшан и др. Ученые определили, что из более чем 600 видов растений, произрастающих на Кавказе, овцы поедают до 570, тогда как крупный рогатый скот – лишь 55 разновидностей трав.
Обширные пространства в Азербайджане заняты пастбищами и выгонами. Основная часть пастбищ (80%)— зимние, размещены в низменной зоне. Летние пастбища расположены в горах, на высотах 1700—3500 м над уровнем моря.
Свыше 50% таких пастбищ находится на склонах Малого Кавказа, свыше 40%—на склонах Большого Кавказа.
Со временем, когда древние тюрки стали ощущать нехватку пастбищ, некоторые из древнетюркских племен стали искать новые пастбища для своих многочисленных стад.
Через некоторое время они нашли местность, которая была очень похожа на их прародину. Эта территория (Манычская впадина) стала их вторичной прародиной. В дальнейшем их потомки создали здесь Хазарское царство. В дальнейшем по мере роста численности древних тюрков некоторые из них время от времени в поисках новых пастбищ также покидали прародину. Последующие тюркские переселенцы в поисках новых пастбищ ещё более расширили территорию тюркской прародины. И в дальнейшем, одомашнив дикую лошадь и освоив выплавку железа, древние тюрки своей прародиной стали называть всю степную территорию. Речь идёт от степной равнине, которая расположена к востоку от реки Дунай и тянется отсюда до берегов Енисея. А последними из древних тюрков историческую прародину вынуждены были покинуть в VII веке до н.э. часть огузов. Это произошло после того как царь Мидии Киаксар пригласил их вождей к себе на пир и там вероломно убил их. Огузы, которые в то время покинули прародину и ушли в Северное Причерноморье, в дальнейшем известны под именем царских скифов. Известный советский археолог С. С. Черников в книге «Загадка Золотого кургана» в 1965 году писал, что «часть скифских (древнетюркских-Г.Г.) племён, лишившихся своих вождей и напуганная кровавым гостеприимством Киаксара ушла в причерноморские степи, часть осталась».
Примерно, в то же время часть огузов ушла на восток. Ушедшие на восток огузы известны по китайским летописям под именем юечжей. На западной границе древнекитайского государства огузы -юечжи появились в VII веке до н.э. Первое упоминание китайцев о народе юечжи датируется 645 до н. э. Китайский автор Гуань Чжун в трактате Гуаньцзы описывает племя юечжи, как народ появившийся с северо-запада. Существует гипотеза, что первый иероглиф в слове юечжи обозначало мясо (жоу), а название народа - «жоучжи» приобретает смысл «племя, которое ест мясо».
Огузы-юечжи изначально занимали пастбища в бассейне Таримской котловины, там где сейчас находится Синьцзян-Уйгурский автономный район, Ганьсу и, возможно, Цилянь в Китае, потом (II в. до н. э.) часть их (кушаны, эфталиты и др.) перекочевала в Трансоксанию и Бактрию, а потом в северную Индию, где они основали Кушанскую империю. Другая часть огузов создала на Алтае Пазырыкскую культуру.
Как известно, некоторые исследователи до сих пор пытаются огузов- юэчжей отожествить с мифическими ираноязычными «тохарами». Л.Н.Гумилёв, возражая против такого сопоставления, писал в книге «Тысячелетие вокруг Каспия»: «непонятно, почему в среднеазиатских источниках название "юечжи" не только отсутствует, но даже не имеет ираноязычного аналога. Все попытки отождествить юечжи с каким-нибудь народом, известным в Средней Азии или Иране, например, тохарами, потерпели неудачу».
Известный российский археолог А.А. Тишкин в докторской диссертации «Археология Алтая» пишет о том, что «Начало формирования пазырыкской культуры связано с приходом нового этноса, который примерно в течение века освоил территорию Алтая, подчинил местные племена, ассимилировав оставшееся население… Это связано с проникновением сакских (тюркских-Г.Г.) племен, а также с приходом из Малой Азии сильной кочевой орды, подчинившей местные народы. В результате сложилась новая общность, получившая в археологии название «пазырыкская культура». Своеобразным символом такого положения дел стали «царские» курганы, сооруженные в Центральном Алтае (памятники Башадар, Туэкта и др.). Смена культуры хорошо маркируется не только совершенно другим погребальным обрядом, но и отличным предметным комплексом».
С.И. Руденко в статье «Искусство Алтая и Передней Азии»и» пишет: «В произведениях искусства племен, оставивших первый и второй Пазырыкские курганы (вторая половина V в. до н. э.), особенно в изображениях животных, наиболее ярко проявляются связи с искусством Передней Азии». Как известно, в 1949 году академиком Руденко во время археологических раскопок, проводимых в Горном Алтае, в 5-ом пазырыкском кургане был найден ковёр V века до нашей эры.
С.И. Руденко пишет: «В 1949 г., во время археологических раскопок на Улаганском плато Восточного Алтая, в одном из Пазырыкских курганов, датируемых рубежом V-IV вв. до н.э., были найдены замечательные переднеазиатские шерстяные ткани и шерстяной ворсовый ковёр. Ткани, несмотря на их техническое совершенство и исключительную художественную ценность, не привлекли внимания. Ковёр же произвел сенсацию и вызвал оживлённую дискуссию среди зарубежных знатоков восточных ковровых изделий, так как техника его выполнения оказалась неожиданной для такого отдалённого времени… Интересующие нас переднеазиатские шерстяные ворсовые ковры сохранились в двух курганах — во втором Башадарском и в пятом Пазырыкском… Как показало наше исследование, техника узлования ковра из пятого Пазырыкского кургана, называемая немецкой или тюркской, и техника узлования ковра из второго Башадарского кургана, называемая персидской, были известны в Передней и, по всей вероятности, Средней Азии уже в середине I тысячелетия до н.э. Можно предполагать, что ковры, выполненные в указанной технике, изготовлялись в Передней Азии и раньше».
Исследователи, изучающие материальную культуру пазырыкцев приводят множество аргументов, которые свидетельствуют о переднеазиатских корнях этой культуры. Например, Н.Полосьмак пишет: «Результаты анализа текстиля из могил нас очень удивили: ни одним из местных красителей пазырыкцы не пользовались.
Более того: одежда древних алтайцев, причем не только знатных, но и простых людей, была окрашена самыми дорогими и «модными» красками, которые в то время применялись в великих государствах Восточного Средиземноморья. Именно там могли быть получены три источника используемой пазырыкцами красной
краски: корни марены и два вида червецов».
Л.Л.Баркова и Е.А.Чехова в статье «Войлочный колпак из второго пазырыкского кургана» также пишут об использовании пазырыкцами при крашении переднеазиатского натурального красителя : «По данным исследователя (Руденко - Г.Г.), на войлоке обнаружена кермесовая кислота, источником которой являются червецы Кеrmes vermilio, Planchon, называемые кермесом, живущих на дубе Quercus coccifera».
Необходимо отметить, что насекомое Кеrmes vermilio, о котором пишут российские исследователи, с давних времён известен тюркам как гырмыз, или дубовый жучок.
С древнейших времен тюркские народы при крашении шерстяных изделий широко применяют красную краску. Эту краску они получали в основном от насекомого, называюшегося в народе "гырмыз боджейи", "гурд гырмыз", "палыд джуджусу". По-азербайджански и туркменски — «гырмызы», а по- турецки «кырмызы», значит, красный.
Необходимо отметить, что ещё тысячу лет тому назад арабский учёныйпутешественник Ал-Истахри писал: «В Арране не существует городов значительнее, чем Берда'а, Баб-ул-Абваб и Тифлис, Байлакан, Варсан, Шабаран, Кабала, Шакки, Джанза, Шамкур и Хунан. У них же добывается краска, называемая «кирмиз» и ею красят сукно».
О красной краске, используемой древними тюрками для окрашивания шерстяных ковров пишет американский учёный Э.Шефер: «Некоторые средневековые китайские красители наделялись фантастическим происхождением, названием или репутацией… Красная краска, называющаяся «кровь гиббона» была, как это ни парадоксально, мифической и реальной одновременно. Это была кровь (как это утверждалось) животного, называвшегося синсин. «Варвары ху (тюрки-Г.Г.) западных стран берут его кровь для окраски своих шерстяных ковров, её цвет чистый, и она не темнеет»… Может быть, так обозначалась «краска из дубового червеца», но мы не в состоянии объяснить, каким образом насекомое трансформировалось в млекопитающее…Такие английские слова, как crimson и cramoisy («тёмно-красная ткань»), сохранили в себе название насекомого kermes (дубового червеца), служившего в древности, как и червец кошенили, для получения красителя».
Древние тюрки, основным видом хозяйственной деятельности которых было отгонное скотоводство, отличались культовым отношением к скоту — главному источнику их существования. С давних времён им постоянно приходилось думать о росте поголовья скота, расширении территорий пастбищ, а также об обеспечении сохранности своих многочисленных стад. Главными их врагами были засуха, снежный буран, нападение диких животных (волки), эпидемии (эпизоотии), которые могли за одну ночь лишить их всех средств существования. Поэтому при выборе новых территорий для заселения они старались для кышлагов (зимовья), мест, где им придётся провести самые трудные зимние месяцы, подбирать безветренные участки, имеющие к тому же естественные ограды (впадины, скалы, ущелья и т.д.).
Территория их исторической прародины на Южном Кавказе в этом отношении идеально подходила для отгонного скотоводства.
Память тюркских народов о прародине на
Южном Кавказе
Тюркские народы всегда помнили об Аране, своей исторической
прародине на Южном Кавказе и знали, что там продолжают жить родственные им народы
и при первой возможности устремлялись туда.
Аран у арабов -"Арран", грузин -"Рани", греков -"Албан", а у армян "Алуанк".
Первоначально древние тюрки аранами называли загоны для скота.
Константин Плахов, долгие годы работавший в должности заместителя директора по научной работе Устюртского заповедника, говорит о загонах- аранах следующее: «Наиболее примечательными памятниками истории региона считаются так называемые «стреловидные планировки» (араны) — остатки древних загонных сооружений для охоты на копытных, преимущественно устюртских горных баранов. На территории Устюртского заповедника особенно их много на участке от колодца Кокесем до некрополя Табан-ата. Здесь на расстоянии около 40 километров протянулись многорядные системы загонов, часто смыкающихся друг с другом. Их расположение на длинных, выступающих далеко вперед мысах — «тумсуках» и приуроченность к местам выходов устюртских горных баранов на пастбища позволяют считать, что они использовались для охоты именно на них. В ходе исследований, проведенных в Устюртском заповеднике в период с 1985 по 1989 годы, удалось обнаружить почти полностью сохранившийся загон. Изучив находку, мы смогли понять и воссоздать строение аранов. Следует признать, что древние проектировщики и строители «стреловидных планировок» прекрасно знали повадки устюртского горного барана. Это позволило им разработать и соорудить такие загоны, которые позволяли бы эффективно охотиться на копытных, привлекая к этому минимум людей».(180)
Заведующий сектором археологии Каракалпакского филиала Академии наук Узбекской ССР В. Н. Ягодин: «Араны были обнаружили совершенно случайно... Впервые странные стреловидные знаки, никогда ранее в археологической практике не встречавшиеся, были замечены при анализе и дешифровке материалов аэрофотосъемки.Удалось выявить десятки таких стреловидных планировок, почти непрерывной цепью протянувшихся в широтном направлении от мыса Дуана на Аральском море в глубь Устюрта. Каждая планировка представляет собой фигуру в виде мешка с втянутой внутрь верхней частью, разорванной широким проходом, к которому на некоторых из планировок ведет направляющий вал. Верхние острые края мешка образуют, таким образом, две растопыренные стрелы, имеющие наконечники в форме удлиненных треугольников — узкий проход ведет в них из тела стрелы. На вершинах треугольников расположены кольца десятиметрового диаметра, служившие, вероятно, когда-то ямами. Схематический рисунок системы напоминает военную карту, на которой жирными стрелами указано направление массированного удара. Длина каждой из планировок 800—900 метров, а вместе с направляющим валом достигает полутора километров, ширина — 400—600 метров, высота ограды в нынешнем состоянии не превышает 80 сантиметров, в прошлом она была, конечно, больше".
Константин Плахов, долгие годы работавший в должности заместителя директора по научной работе Устюртского заповедника, говорит о загонах- аранах следующее: «араны — остатки древних загонных сооружений для охоты на копытных, преимущественно устюртских горных баранов. На территории Устюртского заповедника особенно их много на участке от колодца Кокесем до некрополя Табан-ата. Здесь на расстоянии около 40 километров протянулись многорядные системы загонов, часто смыкающихся друг с другом. Их расположение на длинных, выступающих далеко вперед мысах — «тумсуках» и приуроченность к местам выходов устюртских горных баранов на пастбища позволяют считать, что они использовались для охоты именно на них. В ходе исследований, проведенных в Устюртском заповеднике в период с 1985 по 1989 годы, удалось обнаружить почти полностью сохранившийся загон. Изучив находку, мы смогли понять и воссоздать строение аранов. Следует признать, что древние проектировщики и строители «стреловидных планировок» прекрасно знали повадки устюртского горного барана. Это позволило им разработать и соорудить такие загоны, которые позволяли бы эффективно охотиться на копытных, привлекая к этому минимум людей».
Доктор биологических наук А. Г. Банников пишет о загонах Устюрта следующее: «История донесла до нас их названия — араны. Араны представляли собой каменную изгородь высотой в четыре локтя — около полутора метров, перед которой шел глубокий ров. Ямы глубиной более двух метров имели отвесные стены, а дно их покрывали остро отточенные колья. В одну такую ловушку за один загон попадало до двенадцати тысяч сайгаков или сотни куланов! Араны служили по многу лет и подновлялись перед сезонной миграцией».
В журнале «Вокруг света» за 1990 год в статье «Костры на Устюрте» рассказывается о работе Волго-Уральской археологической экспедиции Института археологии АН СССР. Начальник экспедиции Л. Л. Галкин об аранах рассказывает сдедующее: «Кочевые племена начали создавать араны, очевидно, еще в XIV–XII веках до нашей эры, то есть в эпоху бронзы. Обнаруженный каменный наконечник стрелы – меж камней завалился – эту датировку мне и подсказал».
В дальнейшем подобные сооружения были обнаружены также в Казахстане, Узбекистане и на севере Туркмении. Строились они в незапамятные времена, а подновлялись и использовались для загонного лова вплоть до начала XIX века.
Термин аран сохранился в каракалпакском языке до наших дней. Одно из подразделений племени кенегес именуется араншы, т.е. те, которые сооружали араны. Описание загонной охоты с помощью аранов содержится в "Шежире" ("Родословная") - произведении классика каракалпакской литературы Бердаха.
Знаменитый тюркский историк начала 17 века Абу-л-Гази-хан в «Родословной туркмен» приводит интересные сведения о договоре заключённом между туркменскими племени кара-oйли и арсари: «В те времена кара-ойли обеднели. По этой причине все они, во главе с Халилем, отправились к знатным людям народа арсари и сказали: “Мы были вашими слугами. Мы очень изголодались и отощали. Наша просьба к вам следующая: Если вы отдадите нам птиц и годные для [орошения] посевов источники Больших Балханов и Малых Балханов, то все, что вы потребуете, мы будем ежегодно давать вам…Лучшие люди из арсари собрались, посидели и сказали: “На Больших Балханах, которые путем покупки приобрел наш прадед Арсари-бай, есть шесть источников проточной воды, десять гнезд соколов и восемнадцать гнезд балобанов, a на Малых Балханах — четыре гнезда соколов и шесть гнезд балобанов. Сколько ни будет получено зерна (ашлык) с [помощью этих] источников, половину его отдавайте нам. А еще давайте две тысячи [вьюков] камыша для постройки загонов для скота (аран)».
Термин аран/аланг зафиксирован в словаре Махмуда Кашгари: «Аран — скотный двор, конюшня (ДТС, стр.-51.), аланг- плоский, ровный (о местности): аланг йазы- плоская равнина. (ДТС, стр.-33.)». В словарном фонде некоторых современных тюркских народов термин «аран» - низина, впадина- сохранился в форме «алан/ елан»: азерб.- aran, тат., башк.- alan; каз., ног., кар.- alanq; якут.- alaas, orun (местность); тув.- alaaq; чув.- varan (местность); шорск.- alan.
В этимологическом словаре М. Фасмера записано: «елань, яла;нь ж. также ела;нка, диал. – "луг, поляна, просторная просека в лесу", пенз., тамб., воронежск., самарск., сиб. Заимств. из тюркск.: ср. башк., тат. jalan, алт., тел., кюэр., леб. jala; "поле, долина, равнина""».
Топонимический словарь Новосибирской области: «Аранкуль, тюрк. “аран” — стойло, “куль” — озеро, буквальный перевод — стойло для скота у озера».
Краткий топонимический словарь водоемов и населенных пунктов Западной Сибири: «Арынцасс- гидроним разъясняется из тюрских слов "аран" - луг и "сас" – болото».
СОветский археолог М.Н.Погребова пишет, что: «есть все основания
предполагать, что в Закавказье скифы (тюрки- Г.Г.) встретили этнически родственные племена…Скифы, выбирая путь через Восточный Кавказ, пользовались давно проторенными и, по-видимому, достаточно хорошо известным путем».
Грузинский учёный Н.Н.Шенгелия приводит слова средневекового грузинского
историка: «Прежде тюрки осенью сходили со своих летних пастбищ в горах со всеми
фалангами своими, а затем оседали они в Гачиани, по берегам Куры, от Тбилиси до самого Бардави, и по берегам Иори и на всех тех превосходных зимних стоянках, где зимою, как и весенней порой, косят сено и имеются в изобилии дрова и вода, и водится там множество всевозможной дичи, и есть всякие иные блага. В этих местах и ставили они свои кибитки. Не было числа их коням, мулам, овцам и верблюдам и жилось им привольно: охотились, отдыхали и веселились и не терпели нужды ни в чем. С приходом весны начинали они подниматься в горы на летние пастбища… А весна тоже сулила им утехи и покой среди прекрасных полей и лугов, родников и цветущих местностей, и столь велики были силы их и число, что даже говорили: „Все тюрки со всех сторон туда собрались"».
Рашид ад-Дин в «Огузнаме» пишет: «Было лето когда Огуз выступил из пределов
Ширвана и достиг Аррана и Мугана. Погода стояла очень жаркая и из-за этой жары там оставаться было невозможно. Поэтому они решили отправиться на горные летовки
(яйлак)…. То лето Огуз провел на яйлаке в Алатаке. Отсюда он отправил послов в сторону Багдада, Грузии, Дийарбакра и Ракки с извещением о том, что придет туда.. После того, как Огуз отправил послов в те края, он отправился на зимовку в сторону Аррана и Мугана. Он избрал для обитания (юрт) и местопребывания междуречье Куры и Аракса и зиму провел там».
Автор XIII века отмечает, что «В обитаемой части [Вселенной] нет стольких зданий, как в Арране; ни в каком другом месте [нет] такого скопления тюрков. Говорят, там бывает до ста тысяч тюркских всадников». Аджаиб ад-дунья. (Чудеса мира). М. Наука. 1993. Часть 4
Известные советские историки Б.Д. Греков и А.Ю. Якубовский в книге «Золотая
орда и её падение» пишут: «ценил Хулагу (Внук Чингис-хана, основатель династии
Хулагуидов-Г.Г.) в Азербайджане исключительные пастбища. В этом отношении
монголами особенно излюблены были Муганская степь в низовьях Куры для зимовок, а для летовок — покрытые чудными травами склоны гор в Каратаге».
Древние тюрки, основным видом хозяйственной деятельности которых было
отгонное скотоводство, отличались культовым отношением к скоту — главному
источнику их существования. С давних времён им постоянно приходилось думать о росте поголовья скота, расширении территорий пастбищ, а также об обеспечении сохранности своих многочисленных стад. Главными их врагами были засуха, снежный буран, нападение диких животных (волки), эпидемии (эпизоотии), которые могли за одну ночь лишить их всех средств существования. Поэтому при выборе новых территорий для заселения они старались для кышлагов (зимовья), мест, где им придётся провести самые трудные зимние месяцы, подбирать безветренные участки, имеющие к тому же естественные ограды (впадины, скалы, ущелья и т.д.). Территория их исторической прародины на Южном Кавказе в этом отношении идеально подходила для отгонного скотоводства.
Прародина тюрков по данным лингвистической палеонтологии.
Метод лингвистической палеонтологии - в праязыковом словаре выделяется комплекс понятий (названия растений, животных, термины для особенностей климата, ландшафта и т.д.), позволяющих представить экологическую среду, в которой обитал пранарод; затем эта картина сопоставляется с имеющимися выводами палеобиогеографии относительно эпохи, к которой относится время существования праязыка, что позволяет определить район, в котором в данную эпоху мог сформироваться данный комплекс понятий.
Лингвистическая палеонтология исходит из того, что ареалы распространения определенных видов животных и растений ограничены. Например, если собрать воедино все те названия животных и растений, которые были известны тюркскому праязыку, то с учетом былого географического распространения соответствующих биологических видов можно очертить некогда существовавшие границы области расселения (прародины) древних тюрков.
Известный российский лингвист С. Е. Яхонтов писал в статье «Прародина и древние передвижения языковых групп народов материковой части Юго-Восточной Азии»:
«Распространение языка на новые территории может происходить двумя путями: либо оно связано с миграциями говорящего на нем народа, либо народ, более слабый в экономическом, культурном, военном отношении, перенимает язык соседнего народа, более сильного, в ходе постоянных естественных контактов или завоевания».
Важнейшую роль в палеоисторических построениях играет выявление древних контактов между носителями разных языков на основании данных языковых заимствований, поскольку известно, что наибольшее число заимствований, естественно, происходит из языка, с носителями которого данный народ был в контакте.
Известный французский лингвист А.Мартине в статье «Распространение языка и структурная лингвистика» писал: «Язык одолевает своих соперников не в силу каких-то своих внутренних качеств, а потому, что носители его являются более воинственными, фанатичными, культурными, предприимчивыми… Даже в случаях, когда язык распространяется на ранее не заселенные территории, остается возможность, что новая среда и новый способ жизни определят развитие речи данного района, а косвенно и языка в целом. Но, как правило, распространение языка проходит через ситуацию двуязычия, которая вне зависимости от того, выживает ли каждый из борющихся языков или же один из них исчезает, всегда оказывает весьма значительное влияние на данный язык».
Как известно понятие "историческая прародина" традиционно ассоциируется с локальной территорией, неким "первичным очагом", в границах которого складывались архаические элементы физического типа, языка и культуры современного этноса.
На основании археологических данных мы выяснили, что на Южном Кавказе предки современных тюркских народов примерно 7,0 тыс. лет тому назад освоили отгонное скотоводство. 6,0 тысяч лет начался распад древнетюркской общности. Часть древних тюрков по западному побережью Каспия, в поиске новых пастбищ двинулись на Север. Другая часть древних тюрков, начиная с III тыс. до н.э. переселилась на территорию Алтая и смежных регионов Южной Сибири (афанасьевцы, окуневцы, андроновцы, карасукцы и др.).
Коренными народами Южной Сибири и прямыми потомками афанасьевцев и карасукцев являются алтайцы, шорцы, хакасы, тувинцы, тофалары – тюркские народы Сибири. Около 500 лет тюрки Сибири стали подданными Российской империи, но до сих пор сохранили свою древнюю культуру и свой тюркский язык. Для тюркских народов Сибири мы наблюдаем общие названия явлений окружающего мира (животных и растений, разновидностей ландшафта) и видов жизнедеятельности (хозяйствования, оленеводства, охоты, рыболовства).
Как известно на территории Сибири, равной территории всей Западной Европы, вместе с другими гражданами России живут около 1,0 млн. тюрков, то есть 0,5 % всего современного тюркского мира (в настоящее время около 200 млн. тюрков живут в Европе и Средней Азии).
В современной исторической науке господствует гипотеза о том, что именно юг Сибири (Алтайско-Саянское нагорье) является прародиной всех тюркских народов. В последние годы некоторые российские авторы в качестве территории зарождения пратюрков называют пустыню Ордос на северо-востоке Китая.
Базируясь на материале и выводах, получаемых методами лингвистической палеонтологии, то есть пут;м определения природно-экологических ареалов, в которых обитали далекие предки современных тюркских народов, я попытался решить вопрос о локализации пратюркской прародины.
Исходя из нынешнего географического расселения все современные тюркские народы распределены по четырем ареально-региональным группам.
Ареально-региональное размещение (с запада на восток) современных тюркских языков:
; группа- Южный Кавказ и Передняя Азия-120 млн.человек: (юго - западные тюркские языки- азербайджанский, турецкий);
; группа- Северный Кавказ, Восточная Европа- 20 млн. человек: (северо-западные тюркские языки -кумыкский, карачаевско - балкарский, ногайский, крымско-татарский, гагаузский, караимский, татарский, башкирский, чувашский):
; группа- Центральная Азия- 60 млн. человек: (юго-восточные тюркские языки- туркменский,узбекский, уйгурский, каракалпакский, казахский, киргизский);
; группа – Западная Сибирь- 1 млн. человек: (северо- восточные тюркские языки -алтайский, шорский, хакасский, тувинский, тофаларский, якутский).
Культурная лексика современных тюркских языков мной будет рассмотрена по пяти семантическим группам: флора, фауна, климат, ландшафт и хозяйственная деятельность. Анализируемая лексика разделена на три группы: общетюркская, ареальная и заимствованная.
Общетюркскими называются слова, которые зафиксированы в древних и средневековых памятниках, а также имеют параллели в большинстве современных тюркских языков.
Ареально-региональная лексика – слова, известные одному или нескольким современным тюркским народам, живущим на одной общей или на смежных территориях.
Заимствованная лексика – тюркские слова иноязычного происхождения.
Словарный состав языка отражает и хранит национальную специфику, однако во всех
языках в той или иной мере имеются заимствования. Как известно, иноязычные заимствования занимают важное место в пополнении и обогащении словарного состава любого языка.
Заключение.
Нам удалось выявить, что названия 22 растений (береза, виноград, вяз, груша, дыня, ежевика, ива, камыш, карагана, клевер, липа, лох, лук, можжевельник, просо, пшеница,
тамариск, тыква, чеснок, яблоко, ясень, ячмень), отмеченные в словаре Махмуда Кашгари (XI век), являются общетюркскими и известны большинству тюркским народам. Еще 16 растений имеют ареальные тюркские названия (боярышник, дуб, ель, калина, кл;н, осина, рис, рожь, рябина, терн, тополь, хмель, чер;муха, сосна). При этом, из перечисленных выше 38 растений 15 (виноград, груша, дыня, тыква, рис, яблоко, липа, лох, клен, дуб, клевер, вяз, тамарикс, чеснок, ясень) не растут в Сибири (Саяно-Алтайский регион).
А местные названия 9 рассмотренных нами та;жных растений известны только южносибирским тюркским народам Сибири (кроме якутов). Известный российский лингвист В.И.Рассадин почти всю та;жную растительную терминологию, известную тюркским народам Сибири, назвал словами «неизвестного происхождения». При этом лингвисты отмечают, что тюркские народы Сибири название боярышника, заимствовали у монголов, а лиственницы и ели- у самодийцев.
Из 62 рассмотренных нами тюркских названий фауны 44 являются общетюркскими (известны абсоютному большинству современных тюркских народов и зафиксированы в средневековых тюркских письменных памятниках), ещ; 11 названий возникли в лексике тюркских народов, после того как они покинули свою историческую прародину на Южном Кавказе и переселились на территорию Евразийской равнины (вторичная прародина). Нами рассмотрены также 7 видов та;жной фауны, названия которых известны только тюркским народам Сибири.
Необходимо отметить, что при этом нет ни одного вида ареальной сибирской флоры или фауны, имеющих одинаковые названия у всех шести тюркских народов Сибири (алтайцы, шорцы, хакасы, тувинцы, тофалары и якуты).
В тоже время, живущим западнее Сибири древним и современным тюркам никогда не были известны «сибирско-тюркские» названия основной та;жной флоры (кедр сибирский, калина, черемша, хвоя, кедровая шишка, боярышник) и фауны (кабарга, росомаха, ласка, бурундук, кедровка, таймень, хариус, налим и др.).
известны большинству тюркским народам. Еще 16 растений имеют ареальные тюркские названия (боярышник, дуб, ель, калина, кл;н, осина, рис, рожь, рябина, терн, тополь, хмель, чер;муха, сосна). При этом, из перечисленных выше 38 растений 15 (виноград, груша, дыня, тыква, рис, яблоко, липа, лох, клен, дуб, клевер, вяз, тамарикс, чеснок, ясень) не растут в Сибири (Саяно-Алтайский регион).
А местные названия 9 рассмотренных нами та;жных растений известны только южносибирским тюркским народам Сибири (кроме якутов). Известный российский лингвист В.И.Рассадин почти всю та;жную растительную терминологию, известную тюркским народам Сибири, назвал словами «неизвестного происхождения». При этом лингвисты отмечают, что тюркские народы Сибири название боярышника, заимствовали у монголов, а лиственницы и ели- у самодийцев.
Из 62 рассмотренных нами тюркских названий фауны 44 являются общетюркскими (известны абсоютному большинству современных тюркских народов и зафиксированы в средневековых тюркских письменных памятниках), ещ; 11 названий возникли в лексике тюркских народов, после того как они покинули свою историческую прародину на Южном Кавказе и переселились на территорию Евразийской равнины (вторичная прародина). Нами рассмотрены также 7 видов та;жной фауны, названия которых известны только тюркским народам Сибири.
Необходимо отметить, что при этом нет ни одного вида ареальной сибирской флоры или фауны, имеющих одинаковые названия у всех шести тюркских народов Сибири (алтайцы, шорцы, хакасы, тувинцы, тофалары и якуты).
В тоже время, живущим западнее Сибири древним и современным тюркам никогда не были известны «сибирско-тюркские» названия основной та;жной флоры (кедр сибирский, калина, черемша, хвоя, кедровая шишка, боярышник) и фауны (кабарга, росомаха, ласка, бурундук, кедровка, таймень, хариус, налим и др.).
Вывод: На основании палеонтологических данных (флора и фауна), можно утверждать, что историческая прародина тюрков находилась на Южном Кавказе (территория зарождения отгонного скотоводства и курганной культуры), а вторичная прародина древних тюрков это Евразийская степь от Карпат до Енисея. Территорию Алтая и Саян древние тюрки начали заселять начиная со II тыс. до н.э. (афанасьевцы и андроновцы).
Путь древних тюрков от Арана Южный Кавказ до Алтая
© Copyright: Гахраман Гумбатов 2, 2022
Свидетельство о публикации №222111500122
Свидетельство о публикации №222111500122
Рецензии