Иллюзия зимы, или о родной красавице

В ноябре река Самарка, впадающая в Волгу, пытается обрести черты дождливой Темзы и готически мрачной (для меня) Невы. Весь пейзаж предсказывает скорый первый лёд с изобилием чудаков в телогрейках, шапках-ушанках и валенках, чьё хобби – сверлить лунки на морозе ради скромного улова.

Но даже в самый хмурый и промозглый месяц года Волга (Самарка) не в состоянии спрятать остатки былой и неизбежной будущей летней вольницы – изобилие пристаней, стоянки для лодок, отсутствие фундаментальных архитектурных строений вроде ярославского или нижегородского Кремля и легко угадываемую вне фото огромную Набережную. Зимняя Волга с детства напоминает мне огромный каток для матча 100 на 100 с десятью воротами и несколькими шайбами. Или – идеальное место для исполнения произвольной программы по фигурному катанию, когда расстоянию может быть равна лишь твоя фантазия.

Весь этот пейзаж свидетельствует не только о преходящей зиме (попробуйте сказать то же самое про торжественно-леденящий Урал), но и о противоестественности для Среднего Поволжья морозной статики: это фаза сна перед неизбежным весенним движением всякой живой твари со своей парой.

Зимой 1999-го, когда Волга отказывалась покрываться льдом до января и все говорили об аномальной зиме, меня, напротив, не покидало ощущение естества происходящего – словно ты наблюдаешь за прекрасной дамой, которой надоело притворяться ради привычек и уклада социума. По маршруту Самара – Рождествено и обратно летал вертолёт для жителей, работающих в областной столице, и я до сих пор жалею, что не поднялся на нём – просто так, без надобности. Потому что, глядя на Волгу с высот, доступных счастливым пернатым, невозможно не заметить неизбежность весны задолго до прогноза синоптиков.