Ноль Овна. По ту сторону. 29

Впустив в дом эту пару, Жан-Симон не знал плакать ему или смеяться. Один по-идиотски лыбился до ушей, второй хихикал беспрерывно, стоило ему бросить взгляд на фикус или дверную ручку. Жан усадил гостей на диван и задумчиво потёр подбородок. Ему сейчас нужен был вменяемый юрист и трезвый помощник, а не два весёлых укурка.

– Том, хороший мой, подойди, пожалуйста, сюда! – позвал он затерявшегося в недрах квартиры секретаря.

Тот немедля явился в гостиную и с неприличным любопытством уставился на растрёпанного мсье Родольфо, который сверкал пустыми стеклянными глазами, бессмысленно скалясь при этом на обожаемого патрона.

– Присядь, мой милый. – Жан-Симон указал Тома на кресло, что стояло напротив дивана. – Посмотри на наших гостей. Что ты чувствуешь?

Тома, который сторожко присел на самый краешек обитого бархатом кресла, внимательно поглядел сначала на виновато, как нашкодивший пёс, опустившего голову Матье, затем на Родольфо, который наоборот встретил его взгляд с вызовом.

– Метаморфозы, – кратко определил Том свои ощущения. И добавил в ответ на вопросительный взгляд патрона: – Мсье Родольфо меняет свою природу, хотя ему это и не свойственно.

– А почему, Том? – вальяжно раскинувшись в своём кресле, весело поинтересовался Жан-Симон.

Тома задумчиво склонил голову набок и даже прищурился сквозь очки. Он всё ещё сидел как птичка на жёрдочке, правда птичка скорее не живая, а с механической начинкой:  сидел с очень прямой спиной и чинно сложенными на коленях руками.

– Потому что это резонирует с космическими вибрациями, к которым изначально тяготеет мсье Родольфо и которые усиливает мсье Матье, – твёрдо ответил он.

– Чудесно! – артистично взмахнул руками Жан-Симон. – А теперь попробуй сдвинуть настройку нашего Руди назад, в сторону трезвости, Том.

Тома покосился на Жан-Симона с заметным напряжением.

– Я… обычно я сам… подстраиваюсь, – хмуро напомнил он.

– Тебе больше нет в этом нужды, мой мальчик. Теперь у тебя есть я, а значит, есть сила, чтобы навязывать другим свою настройку, а не ловить чужую. Ну? Смелее!

Тома вздохнул и поёрзал.

– Мсье Родольфо! – позвал он строго. И поправил пальцем очки. – Вы посмотрели те документы, которые я переслал вам вчера вечером?

Дольф сразу посерел, поскучнел, перестал улыбаться, глаза его вмиг погасли. Он провёл ладонью по лицу, уронил руки на колени и сгорбился как грузчик после рабочего дня. Несколько минут он тупо рассматривал ковёр на полу, потом с неприязнью глянул на Тома.

– Посмотрел, – уже привычно – холодно и с лёгким раздражением – ответил он. – Там не хватает пары справок и прошение составлено не по форме. Но я, кажется, написал вам об этом сегодня утром.

– Я проверю, – деловито кивнул Тома.

– Извините, я вас ненадолго покину. – Родольфо поднялся и разбитой походкой направился к двери.

– От такого тона цветочки посохнут, – хмыкнул Матье, без стеснения разглядывая застёгнутого на все пуговицы Тома. Сам он не особо изменился от секретарского воздействия. Разве что начал вдруг маяться от желания снова закурить, прилечь и вернуть такого красивого Дольфа себе под бочок. Все эти внутренние активности выдал лишь покорный разочарованный вздох и ещё более расслабленная поза.

– Не беспокойся, Мэт, о цветочках я позабочусь, – ехидно отозвался Жан-Симон. – Меня больше беспокоит то, что происходит сейчас с братством и с орденом. Вот где требуется серьёзная мелиорация!

Жан-Симон в самом деле не помнил ещё такой расхлябанности и такого безразличия к общему делу со стороны братьев за всю историю ордена. Всеобщее разбредание и поглощённость личными делами грозили полным торжеством энтропии. Жан-Симон видел, знал, что виной тому была изначальная воля главы ордена, который некогда ослабил свой солнечный жар и силу своего притяжения, отпуская в свободный полёт тех, кому на самом деле нужны были жёсткое руководство и чёткий план. Жан-Симону это не нравилось. Он намеревался навести в ордене порядок и начать собирался с этой парочки: Родольфо и Матье. Тома, отрада его сердца, в отличие ото всех прочих был в образцовой боеготовности. У Ли Вэя имелись проблемы, но Жан-Симон считал, что если помочь китайцу осуществить его месть, тот больше ничем не будет связан и полностью переключится на дела родного чёрного братства.

– Суета это всё, – глубокомысленно изрёк Мэт, разглядывая потолок, поскольку почти уже лежал на диване, съехав на сидении и уложив голову на спинку.

– Тебя никто и не заставляет суетиться, – нахмурился Жан-Симон. Он всегда мысленно держал перед глазами алхимическую схему братства, чтобы учитывать индивидуальные характеристики каждого. У Мэта была своя задача, которая отлично сочеталась с его разболтанным образом жизни. К нему у Жан-Симона претензий не было. – А вот Руди нужен мне трезвым.

– Руди? – заинтересованно переспросил Мэт. – Его можно так называть?

– Попробуй. И я откушу тебе что-нибудь ещё, – мрачно огрызнулся Родольфо, который уже успел вернуть себе витринную глянцевую элегантность и теперь с недовольным видом садился на диван подольше от Мэта.

– Ты так говоришь, как будто что-то мне уже откусил, – осклабился Мэт. – Что подумают о нас господа? – И Мэт заржал, похрюкивая при каждом взгляде на хмурого Родольфо.

Тома слушал эту весёлую перепалку, опустив голову, и потихоньку нервозно ковырял шов на кресельной обивке. Как бы он ни изображал безразличие, появление Ли Вэя разбередило его душу. Ему как-то удавалось скрывать от Жана раздиравшие его нутро страсти, но себе-то он мог уже признаться: Ли Вэй заслонил собой всех. И Жана тоже. Пусть хотелось сбить проклятого китайца с ног и безжалостно отпинать по почкам, но ещё больше хотелось порыдать у него на плече и получить утешение: сладкое, нежное. Такое как раньше. Прошлая жизнь соединила их слишком тесно, сплавила телесно, сделала их общность привычкой и потребностью. Жан не потратил на него тех душевных сил, что щедро излил Ли Вэй. Тома начал уже сомневаться, что нужен патрону, и совсем не верил, что Жан его любит.

– Боже мой! И это чёрные братья?! – Жан-Симон с театральным отчаянием воздел руки к потолку. – Послушайте меня, несчастные! – Жан-Симон встал и с укором оглядел собравшихся. – Вы не видите, что происходит? Вы думаете, что история с братским судом это всего лишь неприятность? Должен вас разочаровать: нет. Если вы вдруг забыли, то я напомню: у большинства людей на этой планете нет своего голоса. А что это значит? Значит, что не с людьми мы имеем сейчас дело! Да, всё делается через обывателей, но каждый из этих молодчиков, что поднял сейчас голос против нас, чувствует себя пророком. И каждого направляет невидимая рука. Для знания не существует удобного времени. Всегда, всегда хорошие и спокойные годы это только короткая передышка. Потом снова вылезает очередной недоучка с полутора косо понятыми идеями и гонит волну страха, которая моментально сбивает обывателей в стаю. Мы никогда не сможем им объяснить, в чём они неправы. Но мы можем… что?

– Что? – с любопытством спросил Мэт.

– Отвлечь их.

Жан выдержал драматическую паузу и с улыбкой направился к бару. Он плеснул себе немного бренди и, прищурив один глаз, полюбовался благородным напитком на просвет.

– Так Сен-Жермен нужен, чтобы внимание отвлекать? – неодобрительно поинтересовался Мэт.

– Что? Нет. – Жан-Симон пригубил свой бренди и с удовольствием облизнулся. – Не стоит путать солёное с фиолетовым. Сен-Жермен это наша внутренняя история, которую мы должны допрожить. Для того мы в этом городе и собрались. А братский суд это история внешняя. И я намерен напомнить вам, что такое сёрфить момент. О, это искусство! Это применение нашего знания на практике, приложение его к жизни!

Тома снова почувствовал себя несчастным от лютого внутреннего раздрая. Такой вдохновенный и пафосный Жан волновал его самым паскудным образом. Этому Жану Тома готов был отдаваться с жаром и страстью, забывая о всяких Ли Вэях.

– Я так понимаю, мы должны сочинить нашим недоброжелателям некие проблемы? – старательно хмуря красивые брови, уточнил Родольфо.

– Ты просто умница, когда трезвый! – щедро похвалил его Жан-Симон. – Есть предложения?

Родольфо поразглядывал с минуту свои холёные пальцы со свежим маникюром и усмехнулся зловеще:

– Пусть вопросы появятся к ним. Как насчёт негодования общественности по поводу очень грязного производства, которым владеет мсье Арно? Расследование прессы обнажит его связи с заокеанскими друзьями, чьи геополитические интересы поставят под сомнение его собственную лояльность правительству.

– Отлично! – Жан приподнял бокал, салютуя. – Пусть правительство мстит за нас! Раз уж сотрудничество с ним братский суд ставит нам в вину. Посмотрим, к кому на поклон они побегут сами. Что-то я сомневаюсь, что они соберутся вместо этого на совместный молебен.

– Так я поговорю с кем следует из журналистов? – загорелся Родольфо. Интриги он любил.

– Чем быстрее, тем лучше! – одобрительно кивнул ему Жан-Симон. – И непременно подари им пару электронных портфелей со всякими любопытными документами! Мы же не пустозвоны какие-нибудь.

Родольфо тряхнул волосами и многообещающе хмыкнул.

– А меня-то зачем звали? – встрял вдруг Матье.

– Чтобы приобщить тебя к делам ордена, – как что-то само собой разумеющееся сказал Жан. – Ты можешь думать, что ничего не делаешь, – весело добавил он, – Но это не так. Твоё присутствие придаёт ситуации значимость, окрашивает её в судьбоносные тона.

Родольфо оглядел своего новоиспечённого поклонника с внезапно полыхнувшим в глазах интересом. Так этот хипстерок не так уж и прост? Ладно, пусть тянет свои шаловливые ручки к Родольфову телу. Можно даже его как-нибудь и поощрить. Только как? Разрешить поцеловать мизинчик или накуриться с ним снова?