Этюдник Пушкин и Шанель 5

Есенин боялся чёрного человека, Пушкин - белого.

С подачи советских пушкинистов Александр Сергеич походил на Мандельштама, Ахматову и Пастернака вместе взятых. И немножко на Цветаеву. "Нас четверо", - признавалась Анна Андреевна. В одном лице. Такой вот симбиоз.

Ах, молодость, молодость! Катаясь в лодке по Неве, Пушкин кидал золотые монеты в воду и любовался их блеском, и это при том, что суеверно хранил золотые монеты, не тратя их, как бы ни велика была нужда.

Два самых знаменитых пригорка на белом свете - Парнас и Голгофа. Некоторые индивиды путают эти вершины. Самопуты. Ну да ладно - нам до них нет дела. Мы о тех, кто претендует на русскую возвышенность.
     Жуковский предложил Пушкину первое место на Парнасе. Катенин обеспокоился: "Пушкин силой оружия хочет завладеть Парнасом". Вяземский оправдывал собрата по перу: "Уже захватил, но у него только и есть, что деревенька на Парнасе". Пушкин подтвердил сказанное Петром Андреевичем: "Бумаги берегу запас, натугу вдохновенья чуждый, хожу я редко на Парнас, и только за большою нуждой". Скромненько, но в рифму.

"Ах, ножки, ножки!" – пишет Н. Муханов, прочитав первую главу "Онегина". – За эти ножки достанется Пушкину от оскорблённого самолюбия наших соотечественниц".
     А сам в это время любил лапотницу Амалию Ризнич, урождённую Риппа. Понятное дело – иностранка. Ноги её были 45 размера. Верблюжьи лапы по уверению очевидцев. Для пеших променадов по барханам.
     Пушкин противоречив, как и положено гению.

Одесса. Во время прогулки за городом артиллерийская батарея приветствует Пушкина орудийным залпом. Откуда это известно? Гоголь сообщил. Тот ещё очевидец!

И доподлинно известно, что бывший штандарт-юнкер Зубов, находясь в сумасшедшем доме, рубил бюст императора Александра, декламируя стихи Пушкина: "В столице он капрал, в Чугуеве – Нерон, кинжала Зантова везде достоин он".

- Уж не обессудьте, но Раевская мне милее Раневской, - неоднократно говаривал Пушкин. В моём присутствии. Какую из Раевских он имел в виду, я не знаю, а с Раневской всё понятно.

Анна Керн любила скакать через верёвочку в любое время суток – и утром, и днём, и вечером, и даже ночью, проснётся – и ну прыгать, благо соседей у неё не было. Ну что тут скажешь? Романтическая особа.
     Прасковья Александра Осипова тоже любила прыгать через верёвочку. Хотела приучить к этому занятию всех своих девочек – ан нет, отказались девчонки, заявив, что не барское это дело, а токмо барышень-крестьянок, не умеющих щебетать по-французски. Оно и правда: в моей школе прыгали через верёвочку ученицы, не знавшие ни слова, ни полслова на галльской мове.

- Тебя на три версты нельзя подпускать к Алексан Сергеичу! – кричала Анна Андреевна и силилась оттащить Марину Ивановну от поэта. - Ты в нём не смыслишь ни звука!
     - Ты смыслишь, - отвечала М.И. – Много вас таких, осведомлённых, все книжные магазины забиты вашими опусами – читать пакостно!
     - А не читай! – парировала А.А.
     - Девочки, девочки, - попытался вразумить разбушевавшихся поэтесс Алексан Сергеич. – Угомонитесь! А иначе я даже не представляю, что скажут о вас ваши почитательницы!
     - Когда б вы знали из какого сора… - нараспев промолвила А.А. - Куда денутся эти несносные любительницы изящной словесности? А если ещё и музыку к нашим стихам присобачить!..
     - Музыку – это да, - согласился Пушкин. – Одной любви музЫка уступает…
     - Уступчивая… - согласилась А.А.
     А М.И. промолчала. Она волосы перед зеркалом поправляла. Ей было недосуг.

Соболевский о Пушкине: "С тех пор, как я с ним сблизился, он нравится мне больше прежнего, ибо он в моём роде. Любит себя показывать не в пример худшим, чем на самом деле…"

Есть люди, которым неприятно читать опубликованные письма - неловко как-то.
     Разговор Толстого и Пушкина:
     - А ты знаешь, что твои письма опубликовали?
     - Да ну на хер! – ахнул Пушкин. - Все?!
     - Все, - безжалостно резюмировал Лев Николаевич. – И даже те, в которых сплошь мат-перемат.
     - Сволочи… - сказал Пушкин. – Гады…
     - Да ты не расстраивайся, - успокоил его Толстой. И даже похлопал по плечу. – Они и мои письма опубликуют – придёт срок, и Фёдора Михайловича, и этого – как его? – Чехова.
     - У Чехова тоже матом усеяны страницы, - сказал Пушкин.
     - Так и я о чём, - сказал автор "Войны и мира".

Пушкин жалел, что выпустил в "Борисе Годунове" - народные сцены, а также матерщину французскую и отечественную. Уверен я, что современные постановщики эту матерщину восстановят. И преумножат, приписав излишки Пушкину.

Бенкендорф докладывал Николаю Палычу.
     - Пушкин не столько занят стихами, сколько карточной игрой. А обедает он в Английском клубе, с восторгом отзывается о вас и понуждает присутствующих пить за здоровье вашего величества. Прямо так и заявляет: "Царь дал мне свободу" и кричит: "Виват императору!"
     - Вот и чудненько! - сказал Николай Палыч. - Вот и ладненько!
     - А ещё - матерится, - продолжил Бенкендорф, - так матерится, что уши вянут!
     - Пусть матерится, - сказал Николай Палыч. - Употребление мата пробуждает интерес к русскому языку у тех, кто сызмальства лопотал по-французски. У нас многие дипломаты – кто бы мог подумать! - вдруг заговорили на русском языке.

Вяземский пишет жене (в апреле 1828 года): "Недавно, после пьяной ночи у Филимонова, пошли мы с Пушкиным к Неве и отпустили ночной красавице несколько влюблённых мадригалов".
     О каких мадригалах идёт речь каждому почитателю поэзии следует понимать в меру своей испорченности.

Вяземский в письме к жене описывает бал у Олениных: "Мы с Пушкиным играли в кошки-мышки, т.е. волочились за Зубовой-Щербатовой, похожей на кошку, и за малюткой Олениной, которая мила и резва, как мышь".

Булгарин написал донос Фон-Фоку: "Князь Вяземский, пребывая в Петербурге, был атаманом буйного и ослеплённого юношества… Вино, публичные девки, и сарказмы против правительства и всего священного составляют удовольствие сей достойной компании. Бедный Пушкин увлечён совершенно Вяземским, толкается за ним и пьёт из одной чаши".

Не дорожил Пушкин мятежным наслажденьем вакханок молодых – ему смиренницы нравились. Вот и от мадам Керн он был без ума. Какие стихи он ей писал, пока не осознал, что она Вавилонская блудница, о чём поведал Соболевскому, признавшись, что на днях её… Далее идёт матерное слово из трёх букв. Причём совершил он это "с божьей помощью".

Дельвиг, лицейский друг Пушкина – из тех, кто на всю жизнь. Анна Керн вспоминает, как они, встречаясь и прощаясь, целовали друг у друга руки и, казалось, не могли наглядеться один на другого. Дружба, однако, не мешала Пушкину находиться в связи с женой приятеля Софьей Михайловной. Долгое время средняя школа учила нас, что Дельвиг ушёл из жизни в результате грубости Бенкендорфа, и только в последние годы начали раздаваться робкие голоса, что умер он, как говорится, "по семейным обстоятельствам". 
     Вот и другой Александр Сергеевич по фамилии Грибоедов дружил с писателем Булгариным и даже вручил ему перед отъездом в Персию рукопись своей знаменитой комедии с надписью: "Горе моё поручаю Булгарину. Верный друг Грибоедов", что не мешало и ему находиться в коротких (короче уда) отношениях с женой Булгарина. И сынишка Булгариной оченно, утверждает Тынянов, смахивал на А.С., хотя и прожил всю жизнь под иной фамилией. Упоминать или не упоминать, что жена была взята Булгариным из публичного дома? Не стану, оставлю втуне.

Вера Фёдоровна получила письмо Пушкина о том, что Nathalie Гончарова 113 любовь поэта. Прочла мужу.
     "Врёт, каналья! – возмутился князь Вяземский. - Не 113, а 127 – уж я-то знаю! У меня каждая его любовь в записной книжке зафиксирована".– И целый день ворчал по-стариковски, хотя стариком не был.

Вяземский (князь!) пишет жене: "Да неужели Пушкин в самом деле женится?.. Сегодня я весь музыка: ночью буду бздеть гармоническими звуками".

Ни одного стоящего человека не осталось в белокаменной, жалуется Соболевский, "ибо Александр Сергеевич женящийся и Баратынский женившийся – уже не люди".

- Если Александр не женится на Nathalie, я стану её мужем, - заявил брат Пушкина Лёвушка. – "Исключено", - сказал друг оного А.Н. Вульф. – Но почему? – удивился Лев Сергеевич. – "Ты когда в последний раз по своим карточным долгам платил? – спросил Вульф. – Вот то-то и оно, что никогда. А туда же…"

Холера свирепствует в Петербурге, и Нащокин шлёт Пушкину письмо: "Слышал, что ты умер. Правда это или нет?" – Врут, - ответил Пушкин. – Жив куридка!"

"Уж полночь близится, а барыни всё нет, - думал Пушкин, лежа под канапе. - Ещё немного и я усну. Вот ведь бисова баба – когда явится?"
     Наконец услышал звук подъезжающей кареты. Лакей внёс канделябр. Вслед за ним вошла хозяйка.
     - Пушкин, вы тут? – спросила она, когда слуга удалился.
     - А где же мне ещё быть? - ответил недовольный Пушкин, вылезая из-под дивана. – А пыли, пыли! – сказал он, отряхивая сюртук. И даже чихнул для убедительности.
     Они перешли в спальню. Пушкин ещё немного побурчал, но потом, уверяют нас пушкиноведы (серьёзные в общем-то люди), начались восторги сладострастия, и включали они в себя шампанское, конфекты, любовные забавы у камина, медвежью полость на полу и французские духи Шанель № 5 в разных флаконах. Долго куролесили, пока -
     - Запыхалась, - призналась красотка Долли. - Устала… Из сил выбилась…
     - Отдохни, - предложил Пушкин, целуя её в локоток – уж очень нравились ему её локоточки…
     Через некоторое время он вновь проявил свою прыть.
     - Ну и повеса же вы! – сказала усталая Долли.
     - Был когда-то, - согласился Пушкин. - А нынче погляди в окно… Впрочем это из другой оперы
     - Не знаю из какой другой, - ответила красотка Долли, - но один высокопоставленный перлюстратор, прочитав некое письмо к княгине Вяземской, сообщил мне, что Nathalie - ваша 113 любовь.
      - Никаких особых увлечений у меня до жены не было – это я для красного словца написал, для стихов то есть, - сказал Пушкин. – А сплетни – не более, чем бредни и романтические инсинуации.
     - Что есть инсинуации? - спросила Долли Фикельмон.
     - Придурь, - перевёл на плебейскую мову латинское выражение Пушкин. – Бзик…
     Вот такая жаркая история произошла у Пушкина с женой австрийского посланника, русской по сути, в ноябре 1832 года.

Матушка Долли Елизавета Михайловна Хитрово пишет Пушкину по случаю его свадьбы: "Утопив в слезах свою любовь к вам, остаюсь страстно любящим, кротким и безобидным существом, которое готово пойти за вас в огонь и в воду, ибо так я люблю даже тех, кого люблю мало!"

Анна Ахматова была недовольна супружеством Пушкина. "Наталья Николаевна – жена типа "гаси свечу", - заявляла она во всеуслышание. За что, собственно говоря, её и приструнили в 1946 году. Пушкин наше всё – не трогайте его светлость грязными руками.

Объявление о выходе "Повестей Белкина": "В сей книжке помещены шесть анекдотов, рассказанных весьма приятно, языком правильным и слогом живым… Прочтёшь точно так, как съешь конфект – и забыл".

В жаркие летние дни Пушкин посещал купальню на Неве супротив Летнего сада, плавал и с удовольствием объяснял местным жителям, как держаться на воде, чтобы не замочить бакенбарды.
     Интересно, имеют ли бакены какое-то отношение к бакенбардам?
     Пётр Андреевич Вяземский часто составлял ему компанию. И хотя не княжеское это дело, тоже нырял в виду Летнего сада. Настоящими товарищами были Пушкин и Вяземский – водой не разольёшь.

Цензура исключила несколько строчек в поэме "Анджело", вместо которых в тексте были напечатаны точки. Пушкин потребовал, чтобы ему оплатили эти точки. "По какой цене?" – поинтересовался издатель. - По двойной, - ответил Пушкин.

У Пушкина в Английском клубе украли 350 рублей, и он пишет жене письмо: "Каков наш клоб? Перещеголяли мы и московский!.. Я зол на Петербург и радуюсь каждой его гадости".
     В тот же день: "Я писал тебе что у меня в клобе украли деньги; не верь, это низкая клевета: деньги нашлись и мне принесены".
     Знать, не перещеголяли.

Пушкин – жене: "Тётка <Загряжская> меня балует – для моего рождения прислала мне корзинку с дынями, с земляникой, с клубникой – так что боюсь поносом встретить 36-ой год бурной моей жизни".

Встретились.
    - Пошто держал Пушкина на привязи? пошто не выпустил за границу? Благословил бы его на все четыре стороны, не был бы он убит д’Антесом. Я стихи на тебя сочиню, - сказала Марина Ивановна. – Будешь знать! – "Тю, - сказал царь, - а я к тебе Бенкендорфа приставлю. Вот и посмотрим кто кого: твои стихи или мой Бенкендорф". - Убийца ты, тебя я презираю, - продолжила между тем обвинительную речь Цветаева. Улочка была тихая, и потому она говорила шёпотом.– "Тю! – опять воскликнул царь (естественно, по-французски). – С чего это вдруг? На что намекаешь? Кого имеешь в виду? Кто наговорил тебе эти глупости: Тынянов, Гроссман или ещё какой Зильберштейн?" - Кто бы ни говорил – ты убийца! Вся либеральная общественность на моей стороне. - "А не боишься? – спросил Николай. – Я ведь царь, не халам-балам". – Руки коротки, - сказала Марина Ивановна. И пояснила: - В разных эпохах живём, не дотянешься.

А вот интересно, если б Пушкин чухнул за границу, стал бы он оттуда чихвостить и костерить Россию?

Булгаков питерский пишет Булгакову московскому: "Я читал Пушкина книжку о Пугачёве, но признаюсь, ожидал лучшего".
     Победы Пугачёва?

Пушкин купил вольтеровское механическое кресло с пюпитром, отделанное красным сафьяном. Стоило кресло 375 рублей. Оно до сих пор экспонируется в музее Пушкина на Мойке. Хозяину двести лет, как хана, а креслу хоть бы хны.

Nathalie очень нравился д’Антес. но
     - я другому отдана, - заявила она похотливому французу. Без рифмы, правда, но что это меняет? Да ничего.
     И тогда д’Антес обманом заманил Nathalie на квартиру Полетика. Мадам Пушкина, однако, оказалась не робкого десятка. "Как вам не стыдно, ведь вы же педик?!" – заявила она французу. И что-то ещё прибавила о классике жанра. Д’Антес растерялся, и Nathalie беспрепятственно покинула западню.

Сестра Пушкина Ольга Сергеевна, написав письмо мужу, выдала маленький семейный секрет: "Александр порет своего мальчишку, которому всего два года; Машу он тоже бьёт…"
     И далее: "А впрочем, он нежный отец".

Брат Пушкина Лев проиграл в карты 30 000 рублей. Божье наказание, а не брат!
     Соболевский прокомментировал это известие: "Придётся Александру Сергеевичу его кормить – Кормить-то не беда - поить накладно".

Сидит Пушкин у себя в кабинете и думает: "Я - гений, Гоголь – гений, Толстой - гений, и даже Достоевский - гений. У нас, что ни писатель, то гений, а читать нечего, разве что "Онегина" и "Капитанскую дочку". И вообще, хороших писателей нет – за-про-па-сти-лись".

Сплетня: "Дылда, похожая на ручку от метлы, вышла замуж за барона Геккерна – бывшего д’Антеса, вертопраха из последнего потока французский эмигрантов".

Александр Тургенев критикует пушкинский журнал "Современник": "На Дуровой далеко не уедешь, нужно более интересу европейского". Квинтэссенция нынешнего геополитической карамболя.

Соболевский, зная тяжёлое финансовое положения Пушкина, передаёт ему для заклада своё столовое серебро общим весом более двух пудов.

- Д’Антес! – крикнул Геккерн. - Ты меня каким хером называешь? – "Голландским", - учтиво произнёс приёмный сын. – Вот именно, - сказал Геккерн и, обратившись к продавцу, попросил: - Пол-кило голландского сыра, пожалуйста.
     И всё-таки, всё-таки "Пятёрочка" не тот магАзин, в котором следует отовариваться посланникам из недружеских стран.

- А Пушкин – мужчина или женщина? – интересуются ученики первого класса, но уже во втором со знанием тонкостей рассуждают о гендерной ориентации Иосифа Бродского. Раньше говорить об этом было не комильфо – теперь можно.

Если уж восстанавливать прошлое во всей своей красе, то для полноты картины в музее-заповеднике "Михайловское" следует восстановить холопское сословие из числа гастарбайтеров. Да и в Пушкина кого-нибудь из среднеазиатских вояжёров обратить – пусть служит.