13. Если выйдешь из этой клетки, умрёшь

Олег оказался в руках какой-то группы террористов тогда. Его много держали в клетке на улице, где было совсем жарко — а совсем рядом тренировались дети и взрослые: ударяли друг друга, дрались на деревянных ножах, что-то кричали. Язык Олег ещё их не совсем понимал, но был достаточно умён — пытался расшифровывать, пытался запоминать слова и учить-учить, пытался понять смысл сказанного. Часто подбегали мальчики или солдаты в форме с настоящим оружием (мальчики-то были без оружия); говорили что-то, а потом убегали;; Олег понял, что говорят одну и ту же вещь — но что именно? Тут же бегали собаки, но не особо злые вроде бы.

Кормили здесь же, но под вечер переводили в какой-то нечищеный кишлак, где можно было отдохнуть от назойливого Солнца, которое выбивало из сил крайне —— Олег скептически рассматривал свою позицию: он много думал, что скоро настанет его конец, и он умрёт. Он мечтательно разглядывал в голове образы Алины, иногда смотрел на свою мать, других знакомых; но чаще видел именно Алину — он рвался обратно, он рвался, чтобы быть с ней, чтобы покончить с карьерой писателя, чтобы забыть обо всём и остаться наедине с ней навсегда.

Тут его облили водой. Очевидно мусульманин что-то говорил ему, но Олег мало чего понимал, хотя порой кивал от бессилия; оказалось, что Олегу нужно перенести дрова от одной усадьбы до другой — вроде это был взаимообмен. Теперь Олег (спустя три месяца каторги) понимал хорошо слова — верующий и неверный. Иногда Олега звали к старикам, которые играли в шахматы — они явно насмехались над этой игрой, но любили выигрывать у Олега, хотя он ни разу им не старался поддаться, понимая что они просто могут убить его за подобные явные стратегии проигрыша: несколько раз он выиграл, и каждый раз старики сильными руками ударяли его по лицу в знак его, Олега, торжества, будто пытались гладить собаку, но при этом чтобы пёс этот ясно понимал силу их руки — из-за этого Олег не мог достаточно радоваться, потому что удары действительно были сильны и порой приводили к его агрессии, которую, конечно, он не мог показывать даже старикам. Дети часто называли Олега неверным, как он понял; они подбегали обычно не по одному, а по пять-шесть человек, и насмехались над ним, показывали гримасы и называли неверным — в момент произнесения этого слова они били по клетке палками, угрожая будто Олегу —— иногда показывали пальцами и руками по своим шеям, что Олега зарежут. Они говорили: «Сащ!» Это было словом — неверный. Впоследствии его начали называть русским именем «Саша», хотя он умолял, чтобы его называли Олегом. Но они его не слушали.

Потом Олег понял, что подобных ему каторжников — достаточно много здесь где-то рядом. Один раз он услышал неудобный разговор, когда уже многое понимал. Говорилось, что через месяц прилетит ещё один самолёт с десятью будущими шахидами. Олег ясно понял, что террористом-смертником он не станет, пока не примет религию ислама — иначе его казнят, а не пошлют туда, где он взорвётся. Олег начал отчаянно мыслить то, как преподать себя таким образом, чтобы выбраться из этого ужаса.

Прошло уже полгода — и только сейчас начали появляться девушки. Бегали маленькие девчушки лет 5-6-ти, а порой приходили настоящие зрелые женщины около 30-ти лет. Олег понял, что что-то выясняют, ведь рядом, совсем близко, находилась толпа стариков и людей с автоматами — они о чём-то шептались так, что Олегу не было слышно. Однажды подошла девушка и говорит: «Тебя зовут Понял!» — показалось ему, но он ещё три или четыре дня обмозговывал то, что она ему сказала. Потом он подумал, что его так уже называют, ведь он понимает большинство слов и фраз, которые вылетают из уст этих воинов. Поэтому его начали называть часто и Сашей, и Понял; но порой бывали дни, когда его постоянно унижали словом — неверный. Иногда подходили автоматчики, называли его неверным и стреляли в воздух очереди.

Прошло больше полугода, но меньше года. И Олега вывели драться.