Разрыв

Веселая студенческая свадьба. Человек десять студентов ехали в трамвае и весело хохотали. Жених и невеста сидели на сиденье, тесно прижавшись друг к другу. О том, что это невеста, можно было догадаться лишь по коротенькой фате на девичей голове. Как и вся остальная компания, невеста была одета в джинсы. Мягкая хлопчатобумажная блузка и кроссовки дополняли ее свадебный наряд. Но это не смущало ни ее, ни жениха, ни тем более друзей, ехавшим вместе с ними в ЗАГС.
        Весенний день дышал свежестью, улыбался солнцем и звонко перекликался птичьими голосами. Весна щедро разбрасывала зелень и яркие краски первых цветов, брызгала живительным теплом и наполняла воздух нетерпеливым ожиданием чуда. Именно таким казался сегодняшний день Насте Искужиной. Именно счастье и любовь ждали ее этой весной, чтобы не отпустить никогда, держать её крепкими, но такими нежными, руками любимого мужчины, ЕЁ мужчины, Сережи Берестова. Она жмурилась от солнца и счастья и каждый раз оборачивалась, чтобы увидеть сияющие карие глаза.
       Трамвай неторопливо катился по улицам города. Сидящие в нем студенты не замечали его медленный ход, увлеченно и весело переговариваясь между собой. Постепенно разговор свелся к предстоящим выпускным экзаменам. Ушло в небытие распределение и обязаловка, каждому хотелось устроить жизнь так, чтобы не так как у всех. И у троих из всей компании уже были планы на дальнейшую жизнь.
      - Бизнес, и еще раз бизнес, говорю тебе, - с видом опытного дельца убеждал всех Игорек Веснин, - здесь у тебя полная свобода мысли и действия. К тому же приличный доход, - и он многозначительно поднял вверх указательный палец.
     - А Игорек прав, - поддержал Веснина Виктор Иваныч Самойлов. Да-да, именно так, по имени-отчеству, стали звать с первого курса этого серьезного немногословного молодого человека с круглыми очками на носу и умным взглядом, - только для развития бизнеса нужны деньги и немалые.
      - Ребят, а давайте в банке возьмем, - полушепотом выпалил жених, - у меня знакомый в банке работает, обещал помочь с этим делом.
Виктор Иваныч и Игорек переглянулись.
      - А ты чего раньше-то молчал?
      - Да не хотел заранее все говорить, а тут … сегодня такой день, не сдержался. Организуем фирму на троих и будем дома строить. А, мужики, согласны?
      - Так ты считай уже человек семейный, успевать-то будешь? Тебе теперь семью кормить надо, - вопросительно поднял брови Самойлов.
      - Да уж, любовь не картошка, - многозначительно протянул Игорек.
      - Любовь любовью, бизнес бизнесом, да все будет нормально. Ну что , по ладоням? – и Берестов вытянул вперед раскрытую ладонь, на нее тут же шлепнулись еще две. Никто из них троих не заметил как побледнела невеста. Она выпрямилась и рука жениха, державшая её за талию, соскользнула. Он удивленно обернулся:
      - Настюш, ты чего? Что-то случилось? Тебе плохо?
      - Нет, со мной все в порядке. Сереж, а почему ты сказал про любовь, как будто она для тебя на втором месте?
      - Настюш, да ты что? Конечно на первом, и ты на первом и любовь на первом, а бизнес на втором и третьем, - он прижал ее к себе.
       Настя сглотнула ком в горле и улыбнулась. Вновь посыпались шутки и смех, Настю и Сергея затормошили, подхватили под руки и веселая гурьба выплеснулась из трамвая. Остановка «ЗАГС».

      Остановка «ЗАГС». Эту остановку Сергей Берестов проезжал каждое утро по пути на работу, но не каждый вечер по пути с работы.
     Раньше трамвайная остановка вызывала у него улыбку и радостные воспоминания, но с недавних пор лишь боль и недоумение, которое все больше росло с каждым годом. Он не знал ответа на вопрос – что произошло в их с Настей жизни, отчего вдруг (а может и не вдруг) ушла теплота из их отношений. Почему его милая, родная Настя стала вдруг чужим человеком? Почему лаская ее, он чувствует не жар, а холод? И почему он стал замерзать возле своей красивой и любимой жены?
И он ушел в работу, чтобы забыть об этом холоде, чтобы возвращаться в холодный дом и заснуть, едва коснувшись головой подушки.

     Первым из бизнеса ушел Игорек, не выдержав бешенного темпа работы Берестова. Неприятный разговор состоялся в кабинете Берестова после одного из корпоративов. Веснин был тогда здорово «навеселе». Усевшись в кресло напротив партнера, Веснин бухнул?
- Все, Серега, я ухожу из бизнеса.
- Ты что, Игорек, перепил? Давай иди проспись, завтра поговорим.
- Нет, Серега, здесь и сейчас, потом я не знаю смогу или нет. Короче, я ухожу из бизнеса и мне нужна моя доля.
- Игорь, иди спать, завтра поговорим.
- Нет, сейчас, - грохнул кулаком по столу Веснин. Веснин, который за десять лет совместной работы из веселого, общительного мужика вдруг превратился в озлобленного и уставшего человека.
- Ну давай поговорим, Игорь Валентинович, - поднял тяжелый взгляд Берестов.
- Фирма на 30 процентов принадлежит мне, я хочу долю в деньгах, - ослабил узел галстука Веснин.
- Но ты же знаешь – все деньги в деле, их сейчас просто нет. Минимум через полгода фирма сможет тебе выплатить твою долю.
- Я подожду, а пока буду работать.
- Игорек, один вопрос – почему?
- Почему? И ты еще спрашиваешь – почему? Ты загнал всех, твои личные проблемы отрабатывают все. Люди без отпуска годами работают.
- При чем здесь мои личные проблемы? Кто хочет работать – тот работает, кто не хочет - скатертью дорога.
- Да все хотят работать, да только не все могут пахать, вот именно пахать и пахать, как делаешь ты. У тебя дома с женой проблемы, ты и глушишь себя на работе, а у других нормальная семейная жизнь, и они хотят и работать и отдыхать.
- С моей женой у меня все в порядке.
- Да у тебя не жена, а ……..сосулька какая-то замороженная.
- Заткнись, - Берестов вылетел из-за стола и схватил Веснина за лацканы пиджака.
- Вы что, мало выпили, - влез между ними неожиданно появившийся Самойлов.
Бывшие друзья зло смотрели друг на друга. Пальцы разжались.
- Я передумал. Ты выплатишь мне долю не через полгода, а через три месяца, - холодно произнес Веснин.
- А через месяц не хочешь?
- Можно, но как старому знакомому даю тебе два месяца отсрочки.
      Долю Веснину Берестов выплатил ровно через три месяца. А еще ровно через год ушел и Самойлов.
      Уход друзей тяжело сказался на Берестове. Он еще больше ушел в работу, постепенно превращая соседнюю с кабинетом комнату в приют холостяка.
      Настя на известие об уходе Самойлова, лишь равнодушно пожала плечами?
- Ты и без них справишься.
      Равнодушие жены, распад многолетней дружбы рвали Берестову душу на части и в то же время миллиметр за миллиметром превращали ее в бетонную стену. Может быть когда-нибудь эта стена и стала пуленепробиваемой, если бы не Светка.
      Со Светкой его познакомил два года назад все тот же неугомонный Веснин. Где и когда он ее нашел, Берестов не интересовался, но в тот вечер знакомства, он не поехал ночевать домой впервые.
      Светка, Светик, Светик- огонек. Она как огонек вспыхнула в его тяжелой размеренной жизни.
- Светлана,- важно произнесла она, протянув руку.
- Сергей, - также важно представился Берестов. Но взглянув в искрящиеся смехом глаза, не удержался и прыснул вместе с ней.
      С ней было легко. Она искренне смеялась над его шутками, внимательно слушала и задавала совсем не глупые вопросы. А он весь вечер смотрел на ее волосы – ярко-рыжие, с темно-каштановым оттенком, кудри мягкой волной рассыпались по плечам и спине. Весь вечер ему хотелось запустить руку в этот ярко-рыжий хаос и ощутить: мягки эти кудри или нет.
      За весь вечер он ни разу не вспомнил о жене.
      Потом, ночью, лежа в кровати, он перебирал рыжие кудри, с удовольствием отмечая, что они действительно мягкие и нежные на ощупь. Ночник над их головами рассеивал оранжевый свет, отчего ее волосы вспыхивали маленькими огоньками.
- Ты как огонек, - улыбнулся он, - Светик-огонек.
- А что, звучит неплохо, мне нравится, - задорно улыбнулась она.
      Так в его жизни засветился огонек по имени Света. Его все чаще тянуло туда, в другой дом, где его ждали – кидались на шею с визгом и с разбега, целовали крепко и звонко. Где ужином кормили горячим и вкусным, подкладывая все новые кусочки и убеждая в том, что этот кусочек вкуснее прежнего. А чай заваривался самый свежий и самый ароматный. Чтобы его остудить, она дула в кружку, смешно вытянув губы. Затем они вместе дули на чай и выпивали его маленькими глоточками, перемежая их поцелуями. Поцелуи уводили их в спальню, где его любили страстно и самозабвенно.
      Его любили и он принимал это как данность. Его любили и не требовали ничего взамен.
      Однажды он приехал сюда на обед, неосознанно направив машину к ее дому. Уже у дверей квартиры он очнулся и с удивлением почувствовал, что поворачивать и уходить совершенно не хочет.
      Его ждали. Как она угадывала, что он придет именно сегодня, именно сейчас, он не знал. Да и она не могла ничего вразумительного ответить, растеряно сказав:
- Я просто чувствую, что ты придешь…… и все.
      Вот и сейчас ему открыли дверь, как будто стояли и ждали когда он позвонит.
И вот уже рыжие кудряшки радостно мечутся по кухне, накрывая стол.
- Представляешь, жена уехала на Мальдивы на месяц, прислугу отпустила. А я забыл совсем, представляешь, - оправдывался он, глядя на ее приготовления.
На секунду ее руки с тарелкой замерли, но тут же опустились:
- А давай этот месяц проживем как муж и жена. Ты будешь ходить на работу, а я тебе борщи варить, котлеты жарить, рубашки гладить. У тебя ведь все равно прислуги дома нет и ухаживать за тобой, бедненьким, некому, а я себя в роли жены попробую.
- Даже не знаю, как-то не так это все выглядит,- растерянно и несколько ошарашенно пробормотал он.
- Соглашайся, глупенький, это же только на месяц, ненадолго. Или … страшно? – дразнила она его смеясь, а у самой в глазах стояла такая мольба, которую он в тот момент даже не заметил.
- Хорошо, давай, - выдохнул он.
       Месяц пролетел волшебно. С работы Берестов начал уходить раньше обычного, открыв для себя удовольствие заехать в магазин, накупить продуктов и вместе со Светланой колдовать на кухне над каким-нибудь экзотическим блюдом. Иногда вечерами они могли просто сидеть на диване в обнимку перед телевизором и не видя его, наслаждаясь присутствием друг друга. Их отношения стали более нежными, глубокими, в них поселилась тихая радость от того, что они рядом.
       Волшебный месяц не прошел бесследно – Светлана забеременела.
Он сидел и гладил её кудряшки, а она, свернувшись калачиком, лежала на кровати.
- Это будет девочка, - тихо улыбнулась она.
- Да, девочка, - потеряно повторил он.
- У неё будут мои волосы и твои глаза, а еще она будет похожа на тебя.
- Ага, - пробормотал он.
- Ты иди, иди, тебе нужно идти, а дочку я все равно рожу, я тебя не виню, я тебя люблю, а детей от любимых не убивают, нам будет хорошо вдвоем, я не буду тебя просить ни о чем, только если уйдешь, то уходи навсегда.
       Он встал, подошел к окну, затем к кровати, снова к окну, долго молча стоял. Обернувшись, он увидел, что она спит. И улыбается.
       Он на цыпочках подошел к кровати и укрыл пушистым пледом рыжее сокровище. Осторожно придвинул кресло и сел, откинув голову. И не заметил как уснул. Спустя некоторое время Светлана проснулась. И лежала, боясь пошевелиться, смотрела на него и крохотным огонечком для неё засветилась надежда.
       С рождением Кати, Катюши, Катенка, Берестов бывал дома все реже и реже. Теперь в его жизни было два огонька, которые он любил. Дочка действительно была похожа на него, а волосы были такие же, как у матери, - рыжие, кудрявые и мягкие, она также могла заразительно смеяться, сверкая глазами. В ней удивительным образом сочетались неиссякаемый оптимизм матери и отцовское упрямство.
       Для Берестова наступил странный период его жизни: то ли женат, то ли разведен, то ли соломенный вдовец, то ли двоеженец. Он сам не мог определить свой статус. На официальные мероприятия Берестов выходил с Настей, а фактически семейной жизнью жил со Светланой и дочерью. Эта двоякость длилась пятнадцать лет, все к ней привыкли, никто не хотел (а может просто боялся) что-то изменить, пока жизнь не повернула резко по-своему.
       В тот день Катерина ворвалась в дом как фурия, кипя от возмущения:
       - Мама, как ты можешь? Как ты можешь так жить?
       - Катя, в чем дело?
       - В чем дело? Да не в чем, а в ком. В тебе, во мне, в отце. Ведь ты же знала, что он женат, у него есть жена, он живет с ней, …. с нами…..он……как…….султан-многоженец………а……ты……..ты………для него просто любовница………
       - Катя, послушай…..
       - Не хочу ничего слушать, мы для него прихоть, прихоть богатого дяди, который вдруг захотел поиграть в семью.
       - Катя!
       Но девочка уже бежала по лестнице вниз. Что произошло дальше Катя помнила смутно – сильный удар, резкая боль и темнота.

Настя.
       Он пришел в тот день за чемоданом, побросал кой-какие вещи и сел на кровать:
       - Я ухожу, я должен быть там. Прости. На развод я подам, квартира твоя. Вообщем, как-то так
       А я стояла с деревянной спиной и слушала его сбивчивые объяснения. Лед внутри меня заполнил всю душу, сердце и мозг. Не было ничего, кроме этого гулкого холодного льда. Он ушел, а я также стояла у окна и смотрела как он идет к машине, садится в нее и осторожно выезжает со двора. Он всегда выезжал осторожно, это сохранилось у него со времен первой купленной машины. Она была подержанная и у нее часто барахлил мотор, поэтому трогаться с места нужно было очень аккуратно. И хотя со времен тех стареньких жигулей он поменял не одну машину, привычка трогаться с места осторожно осталась.
       Снег не спеша прятал следы давно уехавшей машины, а я все стояла и тупо смотрела туда, куда она уехала. А может тоже куда-нибудь уехать, завести мотор своего «ягуарчика»и съездить к березе.
       - Не проедешь, там замело все, - равнодушно сказал мозг.
       - Рядом постою, посмотрю, - также равнодушно и упрямо возразила я.
       - Ну езжай, только сейчас пятница, вечер, пробки, -согласился мозг.
       - Не поеду. Не хочу. Весной съезжу, когда все растает. Когда все пройдет. Все зацветет снова, как тогда…..
       А тогда………..тогда я ехала на новом ярко-оранжевом «ягуарчике» по шоссе, наслаждалась тихим урчанием мощного мотора и пролетающими мимо пейзажами. За рулем от меня уходили все проблемы, реакция и мысли сосредотачивались на дороге, сердце переставало ныть и на короткое время наступало спокойствие. Дорога на нашу дачу в элитный поселок Князево тянулась широкой ровно заасфальтированной полосой, от которой вправо и влево тонкими нитями разбегались ухабистые проселочные дороги. Не доехав до деревенского моста, пришлось остановиться – чей-то «Мерседес» крайне «неудачно съехал» с дороги в кювет и теперь его вытаскивали оттуда два внедорожника, перегородив и так неширокую дорогу.
       Она росла на этой опушке одна среди темных толстоствольных елей. Ее тонкие ветви как оголенные нервы прорисовывались на их застывшем фоне. Эта береза была похожа на меня – такая же одинокая с обнаженными нервами. Я пошла к ней, проваливаясь шпильками в рыхлую землю, цыпляя тонкими капроновыми колготками колючий репей. Березовый ствол на ощупь оказался нежным и мягким. Я прижалась лбом к белому дереву и неожиданно заплакала. Я плакала и чувствовала, как вместе со слезами, через дыхание, через поры кожи из меня выходят горечь, боль, отчаяние. Мне стало легче.
       - Спасибо, маленькая, - прижалась я губами к черно-белому стволу.
С тех пор, как только душа переполнялась болью, я ехала к ней, к моей целительнице. Она не обманывала меня, слушала и не говорила пустых слов, лишь успокаивающе трепетала листочками. Я понимала, что когда-нибудь и это лекарство будет бессильно мне помочь. И этот день пришел.
      Если б раньше я знала
      Что так замужем плохо….
      Дурацкая песня, привязалась. Откуда я ее знаю? Ах, да, мы ж в общаге ее пели с девченками, когда кто-нибудь из нас начинал страдать от неразделенной любви. Со временем я начала понимать народную мудрость: что и замужем может быть плохо даже выйдя замуж по любви. А начиналось все так хорошо. И солнце грело и любовь была, да такая, что казалось ни конца ни края.
      В тот день в трамвае Сергей произнес фразу, в которой уравнял ее любовь с бизнесом. В душе вдруг вспыхнула обида, но Сергей быстро погасил ее улыбкой и поцелуями. А дальше ЗАГС, шампанское, гулянье на всю ночь.
      Первые годы семейной жизни прошли в обустройстве быта и налаживании бизнеса. Тогда я еще работала, приходила домой уставшей, но еще более уставшим был мой муж. Мы быстро ужинали, заваливались в кровать и тут же забывали про усталость. Засыпали в середине ночи, чтобы спозаранку снова мчаться на работу.
      Бизнес мужа с друзьями быстро набирал обороты. Сергей все больше пропадал на работе. И та маленькая трещинка, оставшаяся от обиды в день свадьбы, вдруг стала расширяться и болеть.
      - Сережа, хватит, остановись, ты уже всем все доказал. Нам хватит в этой жизни уже заработанного: квартира, машина, я не работаю.
      - Настька, ты не понимаешь. У нас сейчас такие перспективы, мы такой заказ получили, что нельзя отказываться. А заказ сдадим – дачу построю, в два этажа, и елку во дворе посадим, чтобы в лесу не вырубать каждый год. Мы ее наряжать будем, с детьми хоровод водить. А Насть? Давай родим кого-нибудь.
         А мне не хотелось рожать, мне хотелось достучаться до него, рассказать о своих страхах. Но он не понимал их и лишь азартнее увлекался работой. Я металась в поисках компромисса, но не могла ничего умнее придумать как начать бездумно тратить заработанные Сергеем деньги. Я, как сумасшедшая, скупала дорогие шмотки, которые мне были совсем не нужны, потом с такой же яростью выкидывала их. Но мой муж лишь смеялся и добавлял деньги на следующий шопинг. Разозлившись, я уехала в Швейцарию. А он был лишь рад, что его Настенька развеется и отдохнет. Вот только отчего отдохнет? От мужа? От безделья? От шопинга? Шопинг и турпоездки некоторое время действительно отвлекали меня, пока в один момент я вдруг поняла, что поставленное равенство не призрачно, а оно есть и оно прочно вошло в нашу жизнь. И вот тогда в душе появился холод, но этот холод был прелюдией ко льду, сковавшему сердце, когда я узнала, что любовница Сергея родила ему дочь.
        Другие женщины появились в жизни Сергея после моих частых загранпоездок. Они появлялись и исчезали. Я помню его взгляд после первой измены – стыдливый, прячущийся. Сергей пытался неловко шутить, избегал смотреть в глаза. Я поняла его мучения лишь тогда, когда увидела краешек воротничка рубашки, измазанный помадой. Резко полоснуло по сердцу, но я сделала вид что ничего не заметила. Секс в нашей жизни стал явлением редким и утомительным. Мое равнодушие отталкивало Сергея, он всячески пытался растормошить меня в постели, но я лежала как деревянная и нечего не хотела. Я чувствовала его непонимание, обиду и любовь. Да-да, несмотря на мою холодность, он по-прежнему меня любил.
        Трещина выросла до огромных размеров, но она стала еще огромней, когда он не пришел ночевать домой в первый раз. Всю ночь я пролежала с открытыми глазами, прислушиваясь к звукам квартиры. Он пришел рано утром, на цыпочках прокрался в спальню, неловко потоптался у кровати, вздохнул и ушел в душ. Выйдя из ванны, оделся, опять потоптался у кровати, опять вздохнул и ушел на работу. С тех пор ночные отлучки стали повторяться все чаще и чаще. А потом он и вовсе не скрывал, что у него есть любовница, с которой ему хорошо. Мы с ним также ходили на все официальные приемы, изображали семейную жизнь, но по сути жили как соседи в коммуналке.
        С рождением девочки у мужа в глазах появилась мечтательность. Когда он думал, что его никто не видит - он задумывался над чем-то, глаза невидяще устремлялись вдаль, а на губах блуждала растерянно-счастливая улыбка. А мне в это время как будто кто-то сжимал ледяной рукой сердце: Я понимала, что в мыслях он там, с дочкой, отцовские чувства были для него открытием, он наслаждался этим новым чувством и не хотел с ним расставаться.
        Однажды я увидела его в магазине в отделе игрушек. Он увлечённо выбирал игрушки, складывая в корзину порой такие игрушки, которые ещё не подходили по возрасту его дочери, но ему, видимо, это доставляло огромное удовольствие, в котором он не мог себе отказать. А я стояла и смотрела, мучила себя, но не могла оторваться. Неожиданно я представила, что он покупает игрушки для нашей дочки, для неё все эти куклы, зайцы, конструкторы. На миг в душе разлилось тепло, оно дотянулось своими тёплыми пальчиками до самых уголков моей измученной души: стало легко и радостно. Но.... лишь на краткий миг. Но я не забыла эту радость и хранила её глубине души. Она долго грела меня своим тонким огонечком, пока неожиданно не начала разгораться лихорадочным огнём желания иметь детей. С каждым днём это уже жгло всё больше и больше, пока я не решилась.
       Врач долго и старательно мыл руки, затем также долго и сосредоточенно что-то писал в карточке.
       - Но уже, говорите, не тяните время, - не выдержала я.
       - Понимаете, Анастасия Владимировна, вы молоды и возможно у вас будут дети, но пока я вам посоветовал бы пройти лечение. Есть очень хорошая клиника в Швейцарии.
       Но ни в Швейцарии, ни в Германии, ни в Америке ничего не помогло. Последний диагноз убил во мне всякую надежду на детей - мой репродуктивный возраст закончился в 30 лет. А чужих детей я не хотела.


Катя.
      Я открыла глаза. Мама с бледным, осунувшимся лицом, гладила мои волосы и улыбалась. А глаза заплаканные и больные. Я отвернулась, с другой стороны стоял отец со взглядом побитой собаки. Видеть эти две пары глаз было невыносимо. Я закрыла глаза.
      - Катюш, ну скажи нам, как ты себя чувствуешь? Мы с папой так переживаем за тебя.
      Но я лишь сжала губы, говорить не хотелось. Мать тихо всхлипнула, а я ещё упрямее сжала губы.
      - Катёнок, ты пойми, мы действительно за тебя очень переживаем, - тихо произнес отец.
      А вот назло им буду молчать и всё, и слова им больше не скажу. Пусть сами с собой разговаривают. Так и не добившись от меня слов, мать с отцом ушли.
Я расслабилась и снова открыла глаза. Потолок был белый-белый. Интересно, почему в больницах всегда всё белое и такое yнылое. А что? Можно потолок покрасить под цвет неба, а стены расписать берёзками, ёлками, нарисовать травку, цветочки, а ещё с потолка пусть свисают бабочки, а из динамиков поют птицы, освежитель воздуха с запахом леса. А так всё белое, взгляд остановить не на чем. Мысли лезут всякие, ни о чём, лучше сказать о ком думается - о матери, об отце, о нас. Слёзы потекли по щекам, скатываясь на подушку. Ну почему отец так с нами поступил? И мать, и жена его, как в гареме живут, знают друг про друга, и молчат, как будто так и надо. Захотелось пить. Я повертела головой по сторонам - в углу, на тумбочке стоял графин с водой. Я откинула одеяло, руки плохо слушались, тряслись. Так теперь ноги скинуть, чёрт, почему они не двигаются, ну же, давайте, вперед, двигайтесь, шевелитесь, вы можете, вы должны…….. Я с ужасом смотрела на свои ноги и не верила. Мозг отказывался принимать происходящие. Надо выдохнуть, иначе я не смогу дышать. Вместе с выдохом изнутри вдруг вырвался крик. Я кричала и чувствовала как металлический обруч сжимает грудь.


Сергей.
      Мы медленно шли по стерильно-белому больничному коридору. Светка «висела» на моей руке - силы её таяли после каждого посещения к дочери. Катюшкин крик догнал нас на выходе. Не помня себя, мы влетели в палату. Катерина с глазами безумного ужаса, кричала пронзительно и страшно.
      - Держите её, ей нужно поставить укол, - донесся до нас голос медсестры. Тонкая игла шприца легко вошла мягкую ткань. Детский крик захлебнулся слезами и стих.


Светлана
      Я осторожно поправила голову дочери на подушку. Мне вдруг показалось, что голова стала очень хрупкой, такой же, какой она была после рождения. Лицо Катюши сливалось с белизной подушки, лишь кудри прямо раскинулись рыжими завитушками. Я аккуратно сложила их вокруг головы дочери. Я не чувствовала себя, я смотрела на себя как со стороны - внутри пусто. Чьи-то руки мягко оторвали меня от перебирания дочкиных кудрей.
      - Света, не надо, пойдём, пусть Катюшка поспит, отдохнёт.
      Да, это же Серёжа, он тут, он рядом. Я уткнулась в широкую грудь и завыла, тихо и горько. Теперь уже в мою руку пошла тонкая игла. Как и Катюшкин, мой вой задохнулся и замер.
       Мы шли с Серёжей по коридору за белой покачивающейся спиной врача. В кабинете, сидя на жёстких стульях мы слушали как врач с паузами, растягивая слова, описывал состояние дочери. Вернее, слушал и задавал вопросы Сергей, а я пыталась сосредоточиться, но глаза слипались, веки становились тяжелее, но спать не хотелось. Уже падая, я сообразила, что лечу, а….. плевать. Посадка оказалась мягкой. Меня уложили на диван, и тут же стали совать под нос какую-то гадость, которая своим резким запахом простреливала мозг. Открыв глаза, я раздражённо рявкнула на склонившиеся надо мной врача, медсестру и Сергея:
       - Я в порядке, дайте отдохнуть.
       - Да, конечно, милая, ты полежи, отдохни и домой пойдём. А я пока с Вадимом Сергеевичем поговорю. Хорошо. Ну вот и ладненько.

       Вот это его «ладненько» всегда вылетало в моменты сильного волнения. Серёжа рассказывал, что привычку эту перенял у отца, который говорил его в любой ситуации. А ситуации у Серёжи в жизни возникали порой такие, что слово «ладненько» разлагалось на столько составных частей, что некоторые можно было выразить только матом. Хотя мат я от него никогда не слышала. Да и слова «люблю» тоже. А может и не любил никогда, может права была Катюха насчёт прихоти богатого дяди. Жена красивая, ухоженная, с ледяным взглядом. А тут мы с дочкой. И лицо на людях не потерял и семья вроде как настоящая. Бросить его к чёртовой матери, уехать с Катюшкой куда-нибудь и начать снова. А что снова начать? Жизнь? А Серёжа? Чёрт! Мозг в бессилии признался, что любишь ты своего Берестова и потерять его совсем не хочешь. Не хочу, но всему в этой жизни есть предел, рано или поздно. Выбор и выход есть всегда, плохой или хороший, но есть, надо только найти.

   ….. - Ой, ну надо так надо, - согласилась я с Ленкой.
Ленка, моя соседка и подруга детства, начитанная и правильная, голосом зануды-учительницы уговаривала меня пойти с ней бар. Не так давно у неё появился ухажёр. Предложения пойти куда-нибудь развеется неоднократно поступали в Ленкин адрес. Но правильное воспитание требовало соблюдений приличий и в тоже время сдавало позиции под натиском молодости и желания.
       - Ну так надо, Свет, неприлично же идти в ресторан с малознакомым мужчиной.
       - Лен, выключи зануду и просто скажи, что трусишь.
Ленка виновато опустила голову.
       Так мы оказались в баре с Ленкиным кавалером и его другом. Кавалер подруги весело- пафосно представил своего друга:
       - Знакомьтесь, дамы, это мой начальник, друг и сокурсник Берестов Сергей.
       С первой же минуты я поняла что пропала. Сердце укатилось в пятки и замерло, мозг отключился. Осталось только одно - быть рядом, смотреть, слушать, чувствовать его и ……не отпускать от себя неожиданно свалившееся счастье.
       Моё счастье и моя боль - Сергей Берестов. Одному Богу известно сколько бессонных ночей я провела, вытирая слёзы подушкой. Как ревность в кровь раздирала душу и сердце, когда видела его вместе с женой. Но заново заживало и расцветало, когда он приходил. Значит любит, если приходит. Значит я ему нужна. Я верила в то, что всё будет хорошо. А когда уходил – душу наполняла тоска. Со временем это смена чувств стала моей нормой жизни. Но тот «медовый месяц» был для меня как настоящий. Боже, как прекрасно быть женой любимого мужчины - встречать его с работы, кормить и просыпаться с ним. Я была самым счастливым человеком на свете. А потом….. потом две полоски на узеньком кусочке картона. Сначала я в недоумении уставилась на упаковку таблеток. Вот чёрт, и правда половина не выпита. Совсем от счастья голову потеряла. Для меня не вставал вопрос об аборте – ребенок от любимого – это подарок судьбы.
       Теперь у меня будет маленькая частичка моего Сергея, которая всегда будет рядом со мной, будет меня любить и крепко целовать, и, главное, которую у меня никто никогда не отнимет. Катюшке было еще несколько недель, а я уже любила её сумасшедший материнской любовью. Это любовь сделала меня спокойной: Теперь я в ответе за двоих. Моё спокойствие и полная растерянность любимого. Он сидел в кресле возле меня и растерянно бормотал невпопад «да», «ага». А в груди так сладко ныло - не ушёл, остался! А может….насовсем? - закралась робкая мысль. Токсикоз последних двух дней вымотал меня, я уснула под скрип половицы под его ногами.
       - Светик, я вас никогда не брошу, буду приходить как можно чаще, - его слова после моего пробуждения. Стало больно. Неожиданно пальцы левой руки, лежащие на животе, непроизвольно дрогнули и ударили кончиками по телу. «Да, моя девочка, мы вместе, мы рядом.» - счастливо улыбнулась я. Боль. исчезла.
       Жизнь потекла в прежнем русле. только теперь внимания и заботы мне доставалось всё больше и больше. Чем ближе к родам, тем дольше Сергей задерживался и уходя, с беспокойством спрашивал:
       - Точно всё в порядке? Точно?
       - Да, да, да.
       - Ну тогда я пошёл, - и неуклюже потоптавшись в прихожей несколько минут, уходил.
       А я жила ожиданием новой встречи с ним. А ещё я бесконечно верила в наше счастливое будущее с самой первой минуты знакомства. Это вера держала меня, не давала падать духом. При рождении природа щедро мне отсыпала оптимизма: я любила жизнь с её красками, неожиданными поворотами, даже её пинки  я воспринимала со смехом и твёрдым убеждением, что после удара «ключом по голове» жизнь обязательно погладит по ушибленному месту.
       С рождением дочки Сергей пропадал у нас целыми днями, а то и ночами. Порой мне казалось, что у нас настоящая семья. Нет «Снежной королевы», другой жизни, а есть только эта и сейчас. Катюха росла жизнерадостным ребёнком. Учёбу схватывала на лету. Ей было интересно жить.
       Пятнадцать пролетели быстро и незаметно. Всё это время я боялась, что дочь узнает о двойной жизни своего отца: последствия были бы непредсказуемы. Гарем, многоженец, султан, Господи, а ведь Катюха права в чём-то. В чём-то. Да, 90% она права. Мы действительно жили как в гареме, предпочитая не замечать правду. Удобно было всем, но это не могло длиться вечно. Когда-нибудь этот семейный треугольник должен был треснуть, с кровью, с болью. В душе я уже почти похоронила надежду иметь нормальную семью, штамп в паспорте, общий дом, отдых вместе, не тайком в далёком, богом забытом месте, а втроём открыто, не стесняясь. Дочь не простила нам обмана, её молчание, демонстративное и упрямое, делало нас беспомощными и растерянными. Мы не знали, что делать. В день выписки из больницы, Сергей купил кучу воздушных шаров, думая вызвать этим улыбку дочери. Он тащил эту гору шаров, застревая в очередном дверном проёме, чертыхался, пыхтел, но упрямо нёс к палате Катюши. А она лишь презрительно дёрнула уголками губ и отвернулась. Плечи Сергея устало опустились, виновато улыбнувшись он отдал шары медсестре для других детей. Сергей катил инвалидную коляску по коридорам к выходу, я же, как швейцар, открывала и закрывала двери. Вид дочери в этом кресле убивал и сводил с ума. Моя Катюшка, мой свет в окошке не может ходить. Грудь обручем обхватила боль, которая не давала глубоко дышать. Я боялась, что она разорвёт мне сердце.

Катя
      Боже, я не могу видеть эти глаза. Мать боится взглянуть на меня, отец заискивает и смотрит виновато. Я теперь инвалид, инвалид на всю жизнь. Мой удел - просторы родной трехкомнатной квартиры  в центре города да дача в глухой деревне, заросшей ельником и осинами. Там даже интернет там не ловит. Зато свежий целебный воздух, экологически чистые деревенские продукты. Верняк, туда увезут для поправки моего здоровья. Хоть бы меня спросить не забыли бы. Ага, спросят, увезут и оставят под присмотром какой-нибудь сиделки. Я же теперь «не комильфо» на престижном фоне своего отца.

Светлана
     Я суетливо переставляла вещи с места на место в Катюшкиной комнате, пытаясь скрыть дрожь в руках.
Я выдержу, я знаю. Человек - это существо, которое привыкает ко всему и живёт с этим годами, плохо ли, хорошо ли, но «так получилось, так распорядилась судьба, на лбу так написано» - это лишь набор слов для оправдания того, как ты живёшь. «Так получилось…….». Если получилось так, значит может получиться и по-другому. Хрен вам, а не моя дочь. Её диагноз - не приговор. Врач сказал, что выяснить причину паралича ног они так и не смогли. Ну что ж, Сергей свет Батькович, теперь твои честно заработанные большие деньги нужны нам как никогда. Россия, Англия, Германия, Швейцария - всё должно работать на нас. Я пойду до конца и вам, мои дорогие, придётся идти вместе со мной до конца. Каким бы он ни был.

Катя
      Мать металась по моей комнате, бестолково перекладывая мои вещи. Внезапно она успокоилась, мягко улыбнулась, погладила меня по голове, легонько щёлкнула по носу. Твёрдая уверенность в глазах подействовали на меня как болеутоляющее: «мама разберётся».

Светлана
      Катя по-прежнему не хотела с нами разговаривать. Скупые «да», «нет», «не знаю» постепенно разнообразились: «я устала», «не хочу», «не надо». Но меня её «не хочу» и «не могу» в лечении абсолютно не волновали. Менялись врачи и клиники, Катя уже не была белой молью: порозовели щёчки, в глазах уже не было затравленного блеска. Но…….. ноги не хотели ходить. Сергей не отходил от нас. Осмотры, капельницы, переезды — он всегда был рядом. Иногда я боялась, что сорвусь, руки начинали дрожать и сердце неровными толчками выскакивало из груди. В такие минуты Сергей обнимал крепко сзади, прятал в своих ладонях мои дрожащие пальцы, и мы молча стояли так несколько минут. Я чувствовала как пульсирует у него на шее венка, как он дышит глубоко и спокойно. Как же хорошо, Господи, и легко становилось на душе. Я ещё жива, любима и люблю. В такие моменты Катюха отворачивалась от нас и всем видом показывала своё равнодушие. Но в улетающем взгляде дочери я видела тоску и боль.

Катя
       Я запомнила тот день, день, когда я встала с этой чёртовой инвалидной коляски. Мать рано утром умчалась в больницу за очередной порцией таблеток для моего организма. А нам с отцом предстояло собраться к её приходу, чтобы ехать на ещё одно бесчисленное обследование. Я сидела перед зеркалом и пыталась расчесать свою гриву. За последние полгода волосы здорово отросли, а спинка коляски мешала расчесать их так как надо. Раньше мне помогала мама, но сейчас её не было и приходилось мучиться самой.
      - Катюш, а давай я тебе помогу, - улыбнулся стоявший сзади отец. Не дождавшись от меня ответа, он взял щётку и стал аккуратно и медленно водить ею по волосам. Удивительное ощущение: мягкие, но в тоже время твёрдые прикосновения. От его рук шла сила, с которой не хотелось спорить. Вдруг, удивлением, я почувствовала, что отец заплетает мне косу, неловко путаясь в моих кудряшах. - Знаешь, Катюш, у моей мамы тоже были длинные волосы. Красивая русая коса. Она заматывала её на голове красивым кружком и закалывала шпильками. Я очень любил смотреть на то, как мама вечерами распускала волосы и принималась их неторопливо расчёсывать. Мама много работала и очень уставала. А когда она расчесывала волосы, постепенно успокаивалась. Иногда, когда я был еще маленький, я играл её волосами, даже пытался плести косу, но у меня ничего не получалось, а мама весело улыбалась. Мне хотелось, чтоб так всегда было: мама рядом и… тепло. Знаешь, у меня даже сохранились шпильки, которыми мама закалывала свою великолепную косу. Смотри. – Он протянул руку. На ладони лежала несколько старых шпилек с дешевыми красными бусинками посередине.
      - А…… бабушка….. давно умерла?
      - Давно. Но свою косу она сберегла до самой смерти, несмотря на болезнь, - отец запнулся. И тут у него зазвонил телефон. Отец взял трубку и вышел из комнаты, видимо разговор был слишком «конфидициальным».
       Шпильки он оставил на комоде в моей комнате. Разговор затягивается, отец что-то ожесточенно кому-то доказывал. Коса была не доплетена. Я медленно развернула коляску и направила её комоду. Слишком высоко лежали шпильки, сидя, я не могла их достать. Я тянулась, цеплялась за ручки комода, их, открывала ящики, и сама не заметила, как начала подниматься. Я достала шпильки, когда полностью встала. Я боялась пошевелиться. Крепко зажав в кулаке шпильки, я думала, как же просто порой сделать хотя бы шаг навстречу, маленький жучок, и всё - ты уже стоишь, или идёшь.
       - Пойдём, дочь, надо косу доплести, а то мама придёт, а мы не готовы, - сильные руки отца подхватили меня под локти и повели к зеркалу. Медленно, как улитка, больше опираясь на отца, чем на ноги, я до ковыляла до трюмо. - Вот так, теперь держись за спинку стула, а я тебе косу подколю, - он вынул из моей ладони шпильки. Я судорожно схватилась за стул, но не упала. Меж тем, отец подхватил мои волосы и неумело, но осторожно начал закалывать их на голове.
      - Спасибо, пап, - горло перехватило.
      - Ничего, дочь, прорвёмся.
      И тут мы услышали тихий вздох за спиной. Наша бедная мама медленно сползла по стенке и даже не пыталась смахнуть ручьем текущие слезы.

Светлана

      Я смотрела на них и с трудом верила в происходящее. Сергей с видом заправского парикмахера укладывал непослушные катюхины кудри. А она стояла и с обожанием смотрела на отца. Дочь не любила лишнего прикосновения к волосам, всегда сама ухаживала за ними. Пришлось уступить мне, да и то только по причине болезни. Ноги не хотели и меня держать. Вместе с сумками, набитыми продуктами, лекарствами, я села на пол. Сергей, улыбаясь, вытирал платком мои глаза, нос, щёки. А я даже не могла оторвать руки от этих чёртовых сумок. В соседней комнате такой же белугой заливалась Катюха.
      - Господи, девочки мои любимые, как же я рад, только не плачьте, всё же хорошо, ну правда, не плачьте, - метался меж нами Сергей.
      Наконец, с грехом пополам, стянув с себя сапоги, я подошла дочери, обняла её, уткнувшись носом в недоплетённую косу. Катюха вцепилась в меня, боясь упасть, а обеих нас держало кольцо сильных мужских рук.

Катя

      Как же всё-таки здорово ходить на своих ногах. Ужас как хочется на дискотеку, оторваться от души, до хрипа наораться песен с Маринкой. Жалко, что нескоро, но это будет. И будет кайф! А ещё так приятно видеть мать отцом вместе, видеть их одуревшие от счастья глаза и смеяться над каким-нибудь пустяком. Порой накатывает стыд за себя, за заносчивость и упрямство, но меня простили и я благодарна им за это и счастлива. Мать за время моей болезни здорово похудела, осунулась. Сейчас, задним числом, я понимаю, чего ей это стоило. Но самым удивительным для меня останется то, как тонко чувствовал отец состояние матери. Казалось, всё, сейчас она сорвётся, но он обнимал её сзади, прятал в своих больших руках её дрожащие ладошки и они молча стояли так несколько минут. Постепенно мама расслаблялась, переставала дрожать, она снова становилась «сильной женщиной». В такие минуты я демонстративно отворачивалась, но мне отчаянно хотелось обнять их и заплакать. Сейчас я обнимаю их каждый день и знаю, что буду это делать до конца дней.

Светлана

       Господи, как же я счастлива. Катюшка снова начала ходить, в глазах появился блеск, настроила кучу планов на весь год. Серёжа теперь всегда с нами. Моя мечта - счастливая семья - сбылась.

Настя
       Я видела их возле дорогого медицинского центра. Сергей помогал выйти из машины своей дочери. Его дочь, сильно похожа на свою мать, такая же рыжая и кудрявая, весело что-то говорила Сергею, а он притворно-строгим тоном отвечал. Его любовница, а теперь, как принято говорить, гражданская жена, терпеливо дожидалась их у дверей центра. Видимо почувствовав мой взгляд, она обернулась. Мы стояли и смотрели друг другу в глаза. Я смотрела в эти синие, нагло спокойные глазищи и физически ощущала как ледяной панцирь сомкнулся над моей головой окончательно.

Светлана
       Я смотрела в её ненавидящие глаза спокойно: он теперь мой. И мой навсегда. Ты не смогла, не захотела подняться выше своих амбиций, и потеряла часть жизни, потеряла любовь и семью. Я выстрадала своё счастье и делиться с тобой не буду. Ты забыла, что у Снежной королевы есть и второе имя -Одиночество.


Сергей
       Я счастлив. Неприлично орать об этом, но я счастлив, как никогда. У меня есть два солнышка, два огонечка. Возле них я себя чувствую любимым, нужным и живым. А вчера Светка призналась, что снова беременна. У меня будет ещё один Рыжик. Хотя Светка уверила меня, что это будет сын и он обязательно будет точной моей копией. Классно же!
       В глубине души у меня осталось чувство вины перед Настей. Но видит Бог, я пытался исправить то, чего не понимал. Я дал ей всё, что мог, но видимо недостаточно. Недостаточно любил и понимал? Не знаю. Не смог. Но это никогда не встанет между мной и моей семьёй. Для меня счастье быть сейчас здесь, вместе с ними. И как говорит Катюха - и пусть весь мир подождёт!