Альфонс сторожевой

      Так случилось, что война выгнала нас из обжитой городской квартиры. Нас – это меня и мою супругу. В городе, где мы жили, сделалось очень громко и у жены не выдержали нервы. Да и мне надоело спать урывками во время затиший в выяснениях отношений воюющих сторон.         
      Продержались мы в таком положении месяц, а когда стало невмоготу, перебрались в загородный дом подруги. Не без проблем с транспортом, конечно. Хозяйка покинула пределы страны, оставив нам ключи, и как выяснилось потом, приходящую, вечно беременную кошку, похожую на очень лохматую шубку искусственного меха. Приблизительно такую, какую я носил в детстве, когда пластмассовые вещи только входили в нашу жизнь. Шуба почти не грела, зато придавала крайне неопрятный вид. Вот такая шуба чёрного цвета с рыжинкой, отчего она выглядела выгоревшей на солнце от чрезмерно долгого ношения, и была на беременной кошке. За что мы и провали её Лахудрой. Ещё кошка смахивала на рыбу мурену, если посмотреть на её морду анфас. Или на кабаргу, что на картинке сверху. На чёрно-рыжей мордочке торчали два мелких белых клычка, растущих из верхней челюсти. В общем, вид она имела нелепый и слегка демонический, но оказалась умненькой и деликатной. Пришлось взять её на баланс и подкармливать. Без особого энтузиазма, конечно.
      В дальнейшем выяснилось, что двор и участок при доме оказались проходными. Они кишели разномастными котами и кошками, которые устроили там общественную уборную. Редко удавалось пройти по дорожкам, чтобы не вступить в кошачье дерьмо. Мы долго не могли понять причину такой популярности, пока жена не вспомнила, что хозяйка жаловалась на кошачье нашествие и раньше, и даже советовала ей, хозяйке, прикормить свирепого кота, чтобы тот держал двор под своим контролем. А ещё она вспомнила, что хозяйка завезла из зоопарка слоновье говно в качестве удобрения. Возможно, она с этим переусердствовала и кошки, почуяв специфический запах, решили, что это, то самое место, где следует справлять свою нужду.
    Выяснили мы также и первоисточник кошачьей популяции. Им оказался человек по имени Александр с фамилией Македонский. Вернее его дом. Александр Македонский проповедовал эзотерику с изрядной примесью буддизма. А, как известно, буддизм запрещает не то, чтобы топить котят, но даже убивать сосущих вас комаров. А вдруг там, в комаре, душа твоего предка? Вот потому у Македонского коты и кошки плодились вольно и без всякого контроля. Плодились, росли, а потом разбредались по всему посёлку и окрестным селениям.
      Коты и кошки существа в основном умные, хотя и себе на уме, и вдобавок, обладают поразительным чутьём, позволяющим безошибочно определять добрых людей. Чем и пользуются. Вот такое чутьё помогло Лахудре найти прибежище, и она поселилась в сарайчике  у семейной пары, а к хозяйке нашего дома приходила за дополнительным пайком. Нет, она не клянчила, а запрыгивала на внешний карниз подоконника и смотрела в упор в глаза хозяйки своим распутно демоническим взглядом, пока та не выносила чего-нибудь пожрать.
      Лахудра, настоящее имя которой Матильда, оказалась чрезвычайно плодовитой и, кажется, умудрялась рожать два раза в год. Поэтому в половине встреченных котов и кошек легко угадывались её черты.
      Приютившая её пара добрых людей, стиснув зубы, долго терпела такое безобразие. До тех пор, пока Матильда, однажды, не принесла весь свой выводок мертворождённых котят и не разложила их аккуратненько в ряд на крыльце. От такого зрелища у женской половины пары сделалось что-то вроде лёгкой истерики и Матильду решили стерилизовать. Несмотря на разорительные последствия для семейного бюджета.
      Всё это мы выяснили у соседей, потом, когда установили какие-никакие контакты.
А пока оставалось только гадать, чья она и где её прибежище.
Однажды Лахудра исчезла, а через несколько дней явилась, но уже в виде Матильды. И мы поняли, что она родила. И даже если бы она по-прежнему внешне  оставалась Лахудрой, по изменившемуся поведению, можно было догадаться, что это не совсем так.
Теперь, получив какой-нибудь ощутимый кусочек съестного, она не набрасывалась на него с жадностью, а оглянувшись кругом, брала в зубы и задравши хвост с чувством гордости удачливого охотника и достоинства, уносила в неизвестном направлении. Но такое случалось, когда в поле зрения не было врагов и конкурентов. Ежели таковые имелись, всё поедалось на месте, не отходя от кассы.
Но правило это оказалось не без исключения, в виде упитанного, мышино - серого кота с широкой овальной мордой. Когда приходил мышиный кот, Матильда уступала своё место у тарелки. Иногда можно было увидеть их рядом за семейным ужином. Из чего мы сделали логический вывод, что серый кот – её гражданский муж или попросту – хахаль. И мы прозвали его Альфонсом.
      Поначалу, Альфонс был пуглив и при виде кого-нибудь из нас, пускался наутёк. Но вскоре понял, что от нас не исходит опасность не только для его жизни, но даже и для здоровья. С каждым днём он подпускал к себе всё ближе и ближе…
Как-то блёклым осенним утром я застал Альфонса напряжённым, смотрящим в одну точку и нервно шевелящим своими серыми усами. Точка, при внимательном рассмотрении, оказалась представителем рода кошачьих,  ковыряющаяся в нашей помойке в поисках съестного.
Представитель же рода кошачьих настолько увлёкся своим занятием, что не заметил, как Альфонс оказался рядом на большом декоративном камне и некоторое время наблюдал свысока, а потом совершил молниеносный прыжок… Послышался кошачий вопль и звук удара о железные ворота. Должно быть растерявшийся бедняга, потеряв ориентацию, промахнулся мимо дырки под воротами и врезался в них головой. Не знаю, чем бы всё для него кончилось, не останови я Альфонса грозным окриком.
 – Ну, что ж, Даша, – сказал я вышедшей на шум жене, – придется нам брать Альфонса на пищевое довольствие.  Но так, чтобы не привыкать и не пускать глубоко в душу. На расстоянии. Уезжать то всё-равно придётся.