Услышать друг друга

 
          Мир невозможно удержать силой. Его можно достичь лишь пониманием.
               
                А. Эйнштейн

      Артём проснулся в субботу, когда солнце уже настойчиво пробивалось сквозь шторы. Выходной. Не открывая глаз, он с ленью потянулся, предвкушая неторопливое утро. Но тут же остро осознал – Нины рядом нет. Сердце кольнула тревога. Он резко сел, прислушиваясь к звенящей тишине квартиры. Подкрался к ванной, замер у двери, а потом открыл дверь. Никого. Поспешил на кухню. На обеденном столе увидел лист бумаги. 

«Артём, я от тебя ухожу. Не спрашивай «Почему? Ведь вроде бы всё было хорошо».
    Прочитав эти предательские  строки, тридцатилетний молодой человек  сердито  сдвинул брови  и стукнул  кулаком по столу: именно так он и подумал.
«Я ухожу, – продолжала записка, – потому что ты не умеешь меня слышать. Существуют только твои желания, твои прихоти, твои развлечения. А я… я – лишь удобный фон для твоей блистательной жизни».

   Артём  заскрежетал зубами. Зачем так усложнять? Всё же было нормально, даже хорошо! Он со злостью скомкал записку и швырнул её в угол. Что есть силы  пнул ногой стул, а затем, схватившись за ушибленную ногу, присел на другой стул и громко застонал. Не столько от физической боли, сколько от разрастающейся душевной раны. Мир, который Артём так тщательно выстраивал, его уютный и предсказуемый мирок, вдруг рухнул. И он, обескураженный, не понимал, почему…

Два дня Артём пил. До забытья : заглушить боль, прибить всякую мысль… Но к вечеру воскресенья понял, что хмельной дурман не принес облегчения, лишь усилил тоску. Боль, временно запрятанная в глубины сознания, вернулась, приобретя чудовищные размеры. С отвращением вылив остатки спиртного в раковину, Артём, словно спасаясь от невидимого врага, бросился в ванную под ледяной душ.
Холод как будто вымыл остатки опьянения, немного прояснил разум. Артём дрожащими руками включил телефон, долго искал в списке контактов давно забытый номер бывшей одноклассницы:
– Настя, мне очень плохо. Помоги…
Настя, уловив в его голосе отчаяние, серьёзно отнеслась к его мольбе и, не задавая лишних вопросов, предложила немедленно приехать.

– Пока муж занимается с сыном, у меня будет часа полтора, чтобы поговорить с тобой. Пойдёт?
Артём, судорожно кивая головой, тут же спохватился, что она не видит, и отрывисто ответил: «Да-да».

Настя обладала редким даром. Она умела слушать,  умела хранить чужие секреты,  хорошо разбиралась в людях и всегда давала дельные советы. Пару раз Артём уже обращался к ней за помощью, и Настя действительно помогла ему найти выход из сложной ситуации. В школе её уважали и к ней прислушивались. И, повзрослев, бывшие одноклассники не забывали о ней, вспоминая в моменты жизненных невзгод.

Подъезжая к Настиному дому, Артём вдруг заметил супермаркет и спохватился:
– Надо купить что-нибудь к чаю… У неё же сын, кажется, она говорила…
   В магазине он, не глядя, набирал в корзину всевозможные сладости и игрушки, что попадались под руку.
Закрывшись с Настей на кухне, Артём, не находя слов, просто протянул ей смятую записку Нины.
    Настя аккуратно разгладила листок и внимательно прочитала. Затем, погрузившись в глубокую задумчивость, несколько минут молча смотрела в сумеречное окно. Она знала от общих знакомых о несчастливых романах Данилова, о том, как от него уходили женщины.
– Расскажи мне о своих бывших, о своих отношениях с ними, – тихо попросила она.
Сгорбившись, опустив голову, Артём сидел напротив неё, сжав кулаки. Не поднимая глаз, он начал свой сумбурный рассказ.
Но уже через пару минут Настя прервала его:
– Только не ври, Данилов. Прежде всего, себе. Ну, и мне тоже. Ты ведь хочешь что-то изменить в своей жизни, правда?
Артём выпрямился, посмотрел на Настю и с трудом выдохнул:
– Хочу.
– Хорошо. Тогда начнем сначала. Только правду: чего ты хотел, о чём мечтал, почему поступал так, а не иначе. Что ты хотел получить от женщин? И что они – от тебя?
– Ну, в Ольгу я был влюблён… – неуверенно начал Артём и замолчал.
«Как на экзамене, – промелькнуло у него в голове. – Только впервые в жизни я не знаю, что говорить. Парадокс: вроде, никто не знает мою жизнь лучше меня. И вот сейчас я не знаю, как о ней рассказать».

Учёба всегда давалась Данилову легко – и в школе, и в институте. Все экзамены сдавались без труда, и карьера тоже складывалась весьма успешно. А сейчас он, растерянный, молчал.
Настя терпеливо ждала.
Наконец, собравшись с духом, Артём начал говорить о своих чувствах, о своих мыслях, о своих планах, о том, как он создавал своё уютное гнёздышко – квартиру, и какую роль отводил в ней своей избраннице. Минут через тридцать он с удивлением отметил, что ему становится всё легче и легче говорить о себе. Не нужно больше тратить силы на то, чтобы произвести впечатление, казаться лучше, чем он есть на самом деле. Впервые вслух произнося правду о себе, он вдруг почувствовал, что как будто видит себя со стороны, и это помогает ему более объективно оценивать свои поступки.

Настя, чуть подавшись вперёд, молча внимала каждому его слову.
Ещё минут пятнадцать Артём говорил о своих ожиданиях, о своих претензиях к женщинам, об упрёках, которые ему приходилось слышать в свой адрес…
Наконец, он замолчал и неуверенно подытожил свои откровения:
– Ну, вот как-то так… Такие вот мои романы…
Настя, вдруг увидев в повзрослевшем однокласснике своего провинившегося ученика, строго спросила:
– И что же ты понял?

Данилов посмотрел на нее. Она отметила, что во  взгляде его, кроме боли и подавленности, появилась  и осмысленность произошедшего.
Сидел он уже прямо,  руки не зажаты, спокойно  лежат  на коленях.
– Что я понял? – медленно произнёс Артём. – Что Нина права. Я действительно не умел её слышать. Нет, я слушал, когда она рассказывала о своих несчастных кошечках и собачках (Нина работала ветеринаром), и еще о чём-то…

Казалось, у меня всегда находились свои "веские" доводы, чтобы опровергнуть слова моих женщин… Я то и дело спорил с Ниной, с Олей, с Катей, зачастую считая их взгляды поверхностными, а себя – прозорливее. Будто я обладал некой высшей мудростью, позволяющей безошибочно понимать чужие нужды…
– Послушай, Данилов, – Настя откинулась на спинку стула, и в голосе её зазвучали строгие нотки учительницы, – Не много ли, в третий раз, наступать на одни и те же грабли? Ты же вроде неглупый человек…
Артём криво усмехнулся:
- Ну вот, такой я оказывается,  непутёвый…
- Был, - опять строго сказала учительница Настя.

Минутное молчание повисло в воздухе, а потом она заговорила вновь, уже мягче, словно делясь сокровенным:
– Знаешь, Артём, жизнь – такая причудливая и многогранная штука, а все мы – такие далёкие от совершенства, постоянно ошибающиеся, что непозволительно раз за разом повторять одни и те же ошибки… Ну, один раз оступился, ну, два… Но три – это уже перебор, как по мне. В мире столько других граблей, о которые ещё не довелось споткнуться… Столько новых непознанных промахов…
Артём, уловив в её словах ласковую иронию, покорно кивнул:
– Да, третий раз на одни и те же грабли… И больно, и обидно…
Он замолчал, нервно ёрзая на стуле, и вдруг выпалил:
– А как мне Нину вернуть?

Настя не спешила с ответом:
– А ты её по любви выбирал? Впрочем, сейчас это уже не имеет значения. Но вот, что интересно… Захочет ли Нина к тебе вернуться? Даже к изменившемуся?
Артём помрачнел и отвернулся. Ответа у него не было.
– Данилов, ты говорил, что осознал свои ошибки в отношениях. Но ты лишь слушал, не слыша. Знаешь, мне кажется, это только первый, самый робкий шаг к гармонии. Второй – искреннее желание идти навстречу. Конечно, я согласна с тобой: двигаться друг к другу должны оба – и мужчина, и женщина. Крепкий дом, как и счастливый союз, возводятся в согласии. Только тогда они будут надёжными и долговечными. И да, это непростая наука, но, поверь моему личному опыту, вполне постижимая. И радость, которую она приносит, бесценна.
Настя прислушалась к звукам, доносившимся из соседней комнаты, и поднялась:
– Мне пора. Муж и сын ждут.
В прихожей, провожая гостя, она бросила на прощание:
– Не торопись, Артём.
Он лишь кивнул, понимая.

Артём лежал в своей постели, когда сотовый завибрировал, оповещая о новом сообщении. Это была Настя. На экране высветилось название песни Булата Окуджавы: «Святая наука – услышать друг друга…».
Артём усмехнулся. Он знал эту песню. Слушал её, но не слышал. Скользил по поверхности слов, не вникая в их истинный смысл.

Утром пришло ещё одно сообщение от Насти: «Артём, сможешь ли ты сегодня подъехать к нам домой часам к пяти?»
Он коротко ответил: «Смогу».
   В назначенное время Артём был у подъезда дома Насти. Рядом с ней стоял её муж, Дима, держа в руках два больших пакета. Он что-то оживлённо рассказывал жене. Настя, невысокая, одетая в спортивный синий костюм, запрокинув голову и с явной нежностью глядя на своего мужа, улыбалась. Рядом, весело перепрыгивая через ступеньки, носился их шестилетний сынишка.
У Артёма от этой идиллической картины кольнуло в груди.
После короткого приветствия Дима протянул Артёму пакеты:
– Держи. И отвези мою жену и сына. Они скажут, куда ехать.

Когда пакеты были уложены в багажник, а Настя с сыном уселись на заднее сиденье, Дима, по-доброму улыбнувшись Артёму, помахал рукой и крикнул: «Не забудь их обратно привезти!»
Артём послушно кивнул. Затем, так же послушно, следовал указаниям Насти и её сына:
– Прямо. Направо, ещё раз направо. Прямо, прямо. Теперь налево и стой!
Артём остановил машину возле старенького трёхэтажного здания.
Подходя с пакетами к обветшалому строению, требующему капитального ремонта, он прочёл вывеску: «Детский дом».
Он вопросительно обернулся к Насте.
– Ты привёз слишком много игрушек. Сын уже выбрал себе белого медвежонка.
Настя оглянулась на сына. Тот громко заявил:
– Спасибо, дядя Артём! А мы ещё и мои игрушки решили подарить. Которыми я уже не играю. Потому что я вырос. Я ведь уже не малыш! Мне ведь 16 мая исполнилось целых шесть лет! – напомнил он взрослым о важном событии в своей жизни.
– Почему же ты не сказала раньше? – спросил Артём Настю. – Мы бы заехали в магазин и купили ещё игрушек. Или что ещё нужно для ребятишек?
Настя нажала на кнопку звонка и громко крикнула в домофон:
– Тётя Нюша, это я, Настя!
Затем повернулась к своему бывшему однокласснику:
– Не переживай, Данилов. У тебя ещё будет время сделать это.

Обратно в машине никто не проронил ни слова. Даже сын Насти был необычно серьёзен и тих.
   Ближе к полуночи, понимая, что лечь в кровать бессмысленно – сон всё равно не придёт, Артём вышел на балкон. Он жил на восемнадцатом этаже, и городские огни не сильно мешали ему любоваться ночным небом. Стояло новолуние. На тёмно-синем полотне небосвода сияла россыпь ярких звёзд, не приглушённых лунным светом. Вечные звёзды безмолвно наблюдали из глубин холодного космоса за притихшим городом, за одинокой фигуркой молодого мужчины.

– Вы, конечно, прекрасны и лучезарны, но вы так далеки… Ваш ослепительный свет не греет, не освещает. Тепло я ощущал лишь от вашей родственницы, Солнца. И ещё тепло я получал от Нины, которая совсем недавно была рядом со мной.
Острая боль пронзила, взбудоражила душу. Не душа, а кровоточащая рана. И даже слабые лучики воспоминаний кололи и жгли острыми шипами.

Артём повалился грудью на шершавые перила, и стон вырвался из горла, словно пойманная птица. Оказывается, он любил Нину. В начале их отношений любовью и не пахло, была лишь удобная привязанность к хорошенькой девушке из соседнего дома, выбранной им для обустройства комфортного быта. Нина – тихая, уступчивая, с родителями, излучавшими простоту и радушие. Предложения руки и сердца не последовало, разговоры о детях казались чем-то из области фантастики. Зачем нарушать тщательно выстроенный мир? Ему было с ней уютно. Догадывался ли он о её мечтах, о её сокровенных желаниях? О чем мечтала его подруга? Или, точнее, сожительница? Что она хотела от жизни, от него, чего ждала? Пытался ли он понять её? А что говорила Нина о своих желаниях? Что-то говорила… Но тогда её слова тонули в гуле его эгоцентричной жизни, звучали невнятным фоном, не заслуживающим внимания. Как же надёжно он был занят собой!

Да, сейчас, в горьком одиночестве майской ночи, он не мог не согласиться с язвительным приговором бывшей одноклассницы.
Хотя Артём и продрог: всё-таки майские ночи – не летние ночи,  но возвращаться в пустую комнату не хотелось.
 Он опять взглянул на ночное небо.

   - Сколько судеб, сколько жизней  прошло под вашим звёздным куполом… Вы видели зарождение жизни на нашей планете, появление речи у человека…  Для чего? Для общения…  Ведь, оказывается, как это важно, в далёкие времена каменного века научиться понимать своего соплеменника…Насущная потребность – выжить, добыть на охоте  еду для себя и сородичей, избежать опасности  - потребовала от людей умения научиться понимать другого, хорошей коммуникации, взаимопомощи…
Ведь это должно было впечататься в наши гены, должно стать частью нашей биологической программы, укорениться в инстинктах. Наверное, так и было…. Странное дело, но разум, воспитание и образование почему-то сегодня не сильно-то способствуют сбереганию и  приумножению замечательных приобретений древности. Может, это только я такой эгоист?

Артём горестно вздохнул. Зябко поёживаясь, он всё же вошёл в комнату. Растерянно оглядел неуютную, вдруг ставшую чужой, квартиру. Накинул на плечи тёплый свитер и вновь вышел на балкон. Там был ночной город, там были звёзды.
– Я не только не слышал Нину, я ведь, оказывается, не слышал и себя, – эта мысль неприятно поразила его. – Плыл по течению примитивных удовольствий, по пути наименьшего сопротивления. Сейчас лишился внешней опоры, Нины. Но, оказывается, я давно уже лишился и опоры внутренней. Нина ушла три дня назад, а вот себя я потерял гораздо раньше. Спасибо Насте… Да, она права… Себе тоже нужно говорить правду.
Артём снова посмотрел на небо. И вдруг заметил необычайно яркую звезду. Он не был знатоком астрономии,  плохо знал звёздное небо. 
– Вроде бы, полчаса назад её здесь не было, – растерянно пробормотал Артём. Он пристальнее всмотрелся в сверкающую точку. И вдруг увидел (или почувствовал?), как от звезды отделился тонкий луч и через мгновенье коснулся его руки, лежащей на перилах балкона.

В первую секунду он оцепенел от изумления – настолько невероятным казалось происходящее. Но синее, словно живое, пятнышко не исчезало с его руки. Артём вопросительно взглянул на звезду. Она, в ответ, замигала в холодной звёздной вечности.
– Я понял, – тихо прошептал он, боясь спугнуть неземное чудо. – Это луч надежды.
Он развернул ладонь, словно желая поймать, удержать в своей руке ласковый синий свет. Но луч не дал себя заточить. Он попрыгал по его пальцам и исчез. И впервые за последние горькие дни Артём почувствовал, как  боль стала утихать, и становится  не такой ранящей и разъедающей душу.
Впервые за три последних мрачных дня он вздохнул свободно, полной грудью:
– Я знаю, что буду делать завтра. Надо учиться слышать.
Артём вошёл в комнату, снял свитер и бросил его на кресло.

– Если вам холодно, то ведите себя теплее, – вдруг вынырнули из глубин памяти слова, которые он когда-то давно, мимоходом, прочитал.