По мотивам Гора Джона Нормана

… Воины притаскивают последнюю из недалекой кузницы. Оттуда постоянно доносятся дикие вопли и крики, еще бы, столько работы. Господин, сидя верхом, безразличным взглядом окидывает кучку стонущих женщин и жестом подзывает меня к себе. Конечно, лечу, как на крыльях.
- Да, господин?
- Кара, ты опытная девочка… - рассеянно говорит он. – Сделай из них караван, присмотрись. Кого-то продадим, кого-то подарим. Мне такое барахло точно не нужно.
- Может, там кто и толковая попадется? – заикаюсь я.
- Вот и разберись, - внезапно он за руку вздергивает меня в седло, целует, так, что у меня круги перед глазами идут и отпускает на землю.
Вдалеке догорает взятый на копье город, из него тянутся длинные вереницы пленников, бесконечные подводы с награбленным добром, идут вразвалочку колонны солдат, над ними кружат боевые тарны. Развеваются знамена и штандарты. В нашем импровизированном лагере царит оживленная суета. Клеймят рабов, торгуются, делят добычу командиры, веселые шутки, крики, споры, вино льется рекой. Господину пока что выделили только пятерых рабынь, что меня искренне возмущает. Он рубился в первых рядах, возглавлял атаку на цитадель, из его отряда треть осталась на улицах города. Правда, судя по тяжелым сундукам, которые солдаты перетащили в его шатер, не так уж его и обидели отцы-командиры. Пленниц из города также отдельно выделили для солдат, эти пятеро – личная собственность господина. Впрочем, меня греет мысль, что его не особенно и интересуют его живые трофеи, хватает и скромной и преданной рабыни по имени Кара.
На мне только ошейник и довольно скромная для рабыни туника, почти до колен. Татуировки и короткая стрижка прилагаются. Бегу к одному из десятников отряда, прошу у него несколько мотков веревки, или, если есть, цепи для пленниц. Ральф, суровый и угрюмый дядька, весь в шрамах, окидывает меня взглядом.
- Где я возьму для тебя столько железа? Для девок? Свяжешь их и так… - бурчит он, выдавая мне несколько мотков тонкой пеньковой веревки и маленький нож. – Остаток принесешь.
- Спасибо, господин!
Наконец, подхожу к пятерым женщинам, которые жмутся друг к дружке на земле, с испугом оглядываясь вокруг. На шее каждой уже заклепан ошейник. На бедрах, икрах, плечах, предплечьях цветут рабские клейма. Клейма свежие, рабынь клеймили не более трех дней назад, уж на что-что, а на это взгляд у меня наметан. Они обнажены, конечно, одежду им придется заслуживать. Я понимаю их, сейчас они в сильнейшем стрессе, когда прежний мир рухнул навсегда, а дальше – рабство, бесправие и полная неизвестность. На меня, на веревки и нож в моих руках они смотрят с откровенным ужасом.
- Встаньте, девчонки, - негромко командую я. – Постройтесь по росту.
Дрожа, хотя солнце жарит вовсю, они выстраиваются передо мной, по росту не получилось, прикрываются руками и опускают головы. Только одна – явно рабыня, причем из таких, как я, умная и дрессированная – стоит спокойно и гордо, уперев руку в бедро, нисколько не стесняясь своей наготы. И клеймо у нее уже явно не новое, и на теле цветут татуировки, тоже явно не от одного хозяина, слишком разные по стилю, и волосы короткие. Впрочем, надо успокоить остальных и привести их в чувство, мне совсем не улыбается жить с затравленными психопатками. Вот как раз и проявляется это. Одна из женщин, лет сорока, довольно полная, с тяжелыми грудями, широкими бедрами, и вообще вся такая сдобная, с ярко-рыжими волосами и темными глазами, возмущенно говорит:
- Рабыня, быстро позови сюда своего хозяина. Мне необходимо обсудить с ним размер своего выкупа и выкупа своей собственности! Я богата и точно не обижу доблестного воина.
- Никакого выкупа не будет, - я качаю головой, - никто никого звать не будет.
- Рабыня, я приказываю тебе! – надрывно кричит она.
- Что на твоей шее? – мягко, как можно спокойнее, отвечаю ей. Женщина раздраженно дергает заклепанный ошейник.
- Ошейник, - злобно шипит она, - эти твари надели на меня ошейник.
- А что на твоем плече? – я киваю головой, указывая на свежую метку на ее теле.
- Клеймо. – уже тише говорит она. – Я заклеймлена.
- Что на тебе одето? Во что ты обута?
- Ничего. – женщина говорит все тише. – Я обнажена, я босая.
- А кто ходит босиком? – вкрадчиво спрашиваю я.
- Рабы. – ее голова опускается ниже, так, что волосы падают на груди. – Рабы ходят босиком, они не имею права на обувь.
- И кто же ты?
- Рабыня. – обреченно говорит она.
- Вот и умница, что понимаешь это.
Подхожу к первой из новеньких невольниц, отвожу длинные волосы с ее лица, пальцем приподнимаю ее подбородок. Ей лет тридцать, обычная, ничем не примечательная фигура, заставляю опустить руки, которыми она старается прикрыться, щупаю ее груди, плечи, бедра, смотрю, как серые глаза наполняются слезами, по миловидному личику бежит влага.
- Как тебя зовут?
- Лора.
Отвешиваю ей оглушительную пощечину, так, что голова ее дергается в сторону.
- Госпожа! Для вас я старшая рабыня! Ко мне обращаться – госпожа! Итак, как тебя зовут?
- Лора, госпожа, - шепчет она.
- Кто ты, Лора?
- Рабыня, госпожа.
- Кем ты была до порабощения?
- Я ткачиха, госпожа. Жила на улице Ткачей, пятый дом от фонтана.
- Семья, дети?
- Мой спутник не хотел детей, госпожа.
- А ты хотела?
- Да, госпожа, - шепчет она.
- Вот тогда посмотри на меня, - я заставляю ее смотреть мне в глаза, - мне двадцать девять лет, я рабыня, в рабстве уже почти двадцать лет, у меня двое, от моего обожаемого господина. Мальчик скоро вступит в легион, девочка учится и помогает госпоже по дому. Оба свободны, без ошейников и клейм. Я счастлива в рабстве.
Неожиданно для новой рабыни я обнимаю ее, ласково глажу по плечам, грудям, попе.
- Тебя найдет твой настоящий хозяин, полюбит тебя, и ты будешь счастлива, глупая рабынька, - шепчу я ей.
Женщина ощутимо расслабляется под моими руками, вздыхает.
- А теперь заведи свои ручки за спину и скрести запястья, - скорее прошу, чем командую я.
- Зачем нас связывать? – вдруг подает голос рыжая скандалистка. – Своих рабынь я держала без пут, только на ночь приковывала.
Не обращаю на нее внимания, быстро связываю заведенные за спину руки Лоры. Вяжу я быстро и крепко, не вырваться. Впрочем, ничего важного не передавливаю, еще бы, девчонкам в моих веревках предстоит провести не один час. Если не будут дурами и дергаться в веревках не будут.
Теперь следующая. Это молодая девчонка, лет семнадцати-восемнадцати, русоволосая, зеленоглазая, с острыми, тонкими чертами лица, даже сейчас, озорная, бесенята так и прыгают в глазах, а маленькие грудки с острыми розовыми сосками дерзко смотрят на меня.
- Меня зовут Ове, госпожа, - выпаливает она, - не надо меня бить, я буду послушной рабыней. – она без приказа заводит руки за спину и скрещивает запястья. – Я готова для того, чтобы вы меня связали.
- Так не терпится в рабство? – хмыкаю я. – Рабские цепи иногда тяжелы.
- А может я всегда завидовала босоногим девчонкам в коротеньких туниках? – с вызовом бросает она. – Их любят и хотят мужчины, их воруют, за них сражаются. Теперь я стала одной из них.
- А если на тебя наденут цепи и отправят на кухню перебирать отходы? – интересуюсь я. – Бывает, знаешь, и такое. Или отхожее место вычерпывать?
- Я умненькая девочка, - заявляет нахалка, - поулыбалась солдатам, сиськами потрясла, письку показала, и все, ты уже любимая рабыня, тебя любят, балуют, на тебя засматриваются мужчины… Свяжите меня уже, госпожа, - она демонстративно трясет сложенными за спиной руками.
- Не могу отказать себе в этом удовольствии, - хмыкаю я, связывая ее руки за спиной.
Точнее, сначала я связала ее запястья, а потом и локти, заставив глубоко прогнуться, выпятив груди. Посмотрим, как ты так отшагаешь несколько пасангов. Нахалка испуганно шипит, еще бы, даже стоять со сведенными локтями не очень удобно. Пальцем поднимаю ее подбородок. Да, наглости явно поубавилось.
- Кем ты была до рабства, девочка?
- Я седьмой ребенок в семье, госпожа… Семья ремесленника… Рабство для меня лучшая участь… - скороговоркой выпаливает она, - пожалуйста, госпожа, не надо так жестоко связывать, я буду послушной рабыней.
- Будешь послушной, на первом привале сниму веревки, - обещаю я, - а пока потерпишь. Это понятно?
- Да, госпожа, - она роняет голову. Бунт подавлен.
Дальше проблем вообще не было. Третьей была та самая рабыня, которая сразу бросилась мне в глаза. Может, чуть постарше меня, яркая, уверенная в себе, явно умная рабыня. Темные волосы, карие глаза, отличная, тренированная фигура. Опознавательные татуировки.
- Рабыня Ника, - спокойно говорит она, заводя руки за спину, - в рабстве давно, последняя хозяйка – вот она, - кивает в сторону рыжей, - прекрасно обучена.
- Тогда ты меня поймешь, рабыня, - я связываю ее руки, - для таких, как мы свободы уже не будет.
- Я и не хочу ее, - Ника пожимает плечами, насколько позволяют связанные руки, - я рабыня и ей останусь. И спасибо тебе, что хорошо связала, руки не отомрут, - она шевелит связанными запястьями и усмехается, - уж в этом опыт у меня есть.
Легко целую Нику в губы и подхожу к четвертой невольнице. По возрасту примерно как Лора, лет тридцати, только совсем другого склада. Выше меня, крепкая, мускулистая фигура воительницы, с прорисованными, четкими мускулами. Черноволосая, черноглазая, с резкими и немного грубоватыми чертами лица. Крепкие небольшие груди, загорелое тело, черный треугольник волос на лобке, этакая амазонка во плоти. Она, конечно, испугана, постоянно дергает ошейник на горле, но встречает мой взгляд твердо.
- Свяжешь меня? – с вызовом бросает она.
- Свяжу, - киваю я, разматывая очередной моток веревки, - повернись и сложи руки за спиной, запястья скрестить. Рабыня. – добавляю я. – Еще, пожалуй, и ноги свяжу, уж больно ты крепкая, еще сбежишь.
- А если нет? Я ведь сильнее… - еще одна необломанная нахалка.
- Как тебя зовут, рабыня? Или ты сомневаешься в этом?
- Зовут меня Лери, рабыня, - нагло хмыкает она в ответ, - ну, пробуй связать меня.
- Ты казалась умнее, рабыня, - в тон ей отвечаю я, - я и пробовать не буду. Вон, видишь, солдаты там. Это десяток Улая, я пойду туда, попрошу кого-нибудь, и тебя не только свяжут, но и используют все вместе. Пробуем?
- Я все равно сбегу, - она обжигает меня взглядом черных глаз и скрещивает запястья за спиной.
Для верности я накидываю несколько лишних петель на сильные запястья, туго затягиваю узлы, когда она бессильно сжимает и разжимает пальцы. Но вместо того, чтобы дать ей подзатыльник, я крепко обнимаю ее, успокаиваю, глажу по плечам, грудям, поворачиваю к себе и целую.
- Дурочка, ну куда ты сбежишь? Голая, босая, связанная? Выкинь глупости из головы… - шепчу я. – Тебя продадут, уже сейчас могу сказать, дадут хорошую цену…Ты же красивая девочка…
Она обмякает в моих руках и тихо бормочет:
- Никто еще не говорил, что я красивая…
- Ты очень красивая, сильная и чувственная рабыня, - уверенно говорю я, - да за тебя торги будут чуть ли не день.
- Ноги вы мне тоже свяжете, госпожа? – через некоторое время хмыкает она, пытаясь скрыть неловкость.
- Нет, Лери. Ты же не убежишь…
- Не убегу…
- Вот и умница.
Осталась последняя, рыжая. За все время она уже поднадоела своими воплями, какая она раньше была госпожой. Без долгих разговоров даю ей затрещину.
- Ты больше не госпожа, - шиплю я, - ты голая, босая, клеймленная рабыня в ошейнике, тебя на веревке, связанную, отведут на ближайший рынок и там продадут. Не думаю, что за тебя дадут большую цену, - отвешиваю один шлепок по ее грудям, потом второй, - за эти обвисшие сиськи, за жирную жопу, за лень, за наглость и за тупость никто платить не будет. Тебя воспитывать надо и долго. Клянусь тебе, расшибусь в лепешку, но выпрошу у господина для тебя набор кандалов, будешь девчонкам в цепях прислуживать, пока не продали. – еще две пощечины. – Госпожа, давай свои руки.
Рыжая, глотая слезы, просто потрясенная, поворачивается ко мне спиной и протягивает скрещенные запястья. Вот ее я вяжу жестко, сначала запястья, потом локти. Руки не отомрут, но точно сладко не будет. Но это еще не все. Наматываю рыжие волосы на кулак и рывком ставлю ее на колени.
- Ника, иди сюда, - командую я. – Повернись, согни ногу в колене.
Когда рабыня выполняет приказ, перед глазами рыжей бывшей рабовладелицы появляется черная от грязи стопа ее бывшей рабыни.
- Целуй, - командую я, - эта девчонка в цепях почти всю жизнь, ходит босиком, работает, целуй.
Заставив поцеловать ноги Ники, ставлю рыжую на ноги.
- Имени у тебя пока нет. Как господин решит, так и будет, - решаю я.
- Да, госпожа, - шепчет она.
Потом я за ошейники связываю рабынь в один караван. Лора, Ове, Ника, Лери и рыжая бывшая госпожа, сейчас безымянная рабыня. Все со связанными за спиной руками, обнажены, босые. Срезаю ножом тонкую гибкую ветку с куста, очень быстро заставляю всех идеально выпрямиться.
Ненадолго отлучаюсь к Ральфу, отдаю ему оставшиеся веревки и нож, когда возвращаюсь, мои подопечные по-прежнему стоят идеально прямо, смотрят прямо перед собой.
- Пошли, рабыни! – командую я.