Переживания сытого человека

1

Великим постом Юлия принялась читать Ветхий Завет. За свою уже достаточно долгую жизнь она читала эти тексты много раз по разным поводам и с разными целями. Казалось, должна бы знать их чуть не наизусть. Но не тут-то было. Обилие героев, переплетений сюжетов, связанных и не связанных между собой событий, а ещё имён и географических названий делало попытки запоминания неуспешными. Конечно, если не считать истасканных до дыр, в основном в искусстве, всем известных историй. Как всегда при этом чтении в голове перемешались образы из рек крови и перемолотых костей, связанные с постоянными войнами и замирениями. Словом, «как хорошо и приятно жить братьям вместе». Юлия решила, что на сегодня всего этого хватит, и отложила библию. Она сидела в кресле, размышляя, чем бы приятным заняться перед сном, когда зазвонил телефон. Можно было бы и не отвечать. Всё-таки на часах около одиннадцати. Потом сказала бы, что легла пораньше спать и выключила звук. Мало кто из Юлиного окружения в это поверит, но на то они и отмазки: не чтобы честь отстоять, а чтобы отмазаться. Юлия взглянула на экран. Звонила Митрофанова. Митрофановой нужно отвечать всегда, потому что она входит в зону Юлиной ответственности. Никакого дежурного «алё» Митрофанова дожидаться не стала, а сразу произнесла «скоро буду у тебя» и дала отбой.

Ситуация неприятная, но более-менее обычная. Она заключалась вот в чём. Митрофанова, доктор биологических наук, почётный профессор фиг знает какого иностранного университета, жила в одиночестве и время от времени любила напиваться. Она была старше Юлии на несколько лет, то есть находилась в середине седьмого десятка. И как женщина с запросами, не напивалась втихаря у себя на кухне, а шла в какое-нибудь приятное атмосферное кафе. К такому мероприятию она предварительно готовилась. Покупала в магазине бутылку кока-колы, выливала сладкую коричневую жидкость в раковину, а освободившееся пространство заполняла коньяком или чем-нибудь другим, подходящим по цвету и крепости. Потом она укладывала это в сумку вместе с компактным ноутбуком и шла в выбранный ею уютный уголок. Там Митрофанова заказывала себе бутылку кока-колы и подменяла её своей. Если кафешная бутылка не соответствовала магазинной, профессорка шла в туалет и повторяла манипуляции с переливанием. Затем она удобно устраивалась за столиком, закрывая себя ноутбуком, и с удовольствием напивалась, что-нибудь почитывая или посматривая. Иногда, если персонал начинал подозрительно коситься, Митрофанова заказывала кофе или ещё одну кока-колу. Но не любила этого, не нравилось выбрасывать деньги на ветер. Сидела она долго, до закрытия, а потом потихоньку выползала, стараясь держаться с достоинством. В квартале от Юлиного дома было уютное сетевое кафе, приглянувшееся Митрофановой, и когда она напивалась там, то шла ночевать прямо к Юле. К счастью, уютных кафе в городе много, а Митрофанова любила разнообразие, поэтому такие ночёвки случались нечасто.

Добралась гостья быстро и без приключений, хотя пьяная была сильно. На автопилоте она стащила ботинки и перчатки, но дальше раздеваться не стала. В куртке и шапке плюхнувшись за кухонный стол, сразу попросила кофе. Кофе Юлия употребляла растворимый, поэтому стала набирать воду в чайник.

- Журавлёва, пошли в театр, - услышала она за спиной.

- Что, вот прям сейчас? - спросила Юля автоматически.

- Нет, не сейчас. Вообще. Надо же как-то культурно развиваться.

- Тебе надо, ты и развивайся. А я и так развитая. В театр я не пойду.

- Почему? - не унималась Митрофанова.

- Это долгий разговор. У меня с театром сложные отношения. Короче, не пойду.

- Пойдём тогда в музей, картины смотреть, - продолжила наступление гостья.

- Я была в музее неделю назад. Все интересные выставки в городе уже посмотрела, - парировала хозяйка.

- А музыку слушать? В консерву?

- Ну, музыку, пожалуй, можно, да.
- А какую ты любишь музыку?

- Всякую люблю, особенно в консерватории. Только знаешь, - вдруг спохватилась Юлия, - пусть она будет инструментальная, без голоса. Пения сейчас чего-то не хочется.

- Пррекррасно, - не очень справляясь с трудным словом, произнесла Митрофанова. - Ззначит, я смотрю, что сейчас в консерве, звоню тебе, договариваемся, и я беру билеты.

- Ладно, - согласилась Юля.

Не дожидаясь никакого кофе, Митрофанова встала и, как усталая собака, бредущая к своей подстилке, потащилась к привычному ей дивану. Юля крикнула вдогонку про куртку и шапку, и гостья притормозила у вешалки. «Вот тебе и приятное занятие перед сном», - подумала Юлия. Она прошлась по квартире, прибирая то, что оказалось не на месте, проверила, как устроилась гостья, и отправилась спать.

Встречи с Митрофановой Юлия не любила, как говорится, глаза б не глядели. Никакие линии их внутренних жизненных пространств не пересекались, перефразируя классика, ни одежда, ни душа, ни мысли. А вот внешние жизненные пространства однажды пересеклись. Нынешняя профессорка была когда-то подругой Юлиного бывшего мужа. Ну, то есть, он был с ней до того, как ушёл к Юле. Ну, то есть, бывшая девушка. Никакой девушкой в те времена она не была. Была она на десять лет старше Лёши (так зовут бывшего Юлиного мужа), в бэкграунде имела развод, а может, и не один, и сына, чудесного мальчика лет семи. В настоящее время Митрофанова считала Юлию виновницей своих прежних страданий, коварной разлучницей, пользующейся всеми благами, которые по справедливости должны были бы принадлежать ей. И всё это при том, что Юлия была с мужем уже несколько лет в разводе, и он уже снова женат. А Митрофанова с тех пор совершенно официально и благополучно вышла замуж. К настоящему времени муж, правда, рассосался. Каким образом - Юля не помнила, выбросила из головы, чтобы не засоряться. Что о ней думает Митрофанова, Юле было совершенно безразлично, и послала бы она её на все известные буквы, если бы не одно НО.

 Существовало в её сознании место, которое зоологически можно назвать загоном, математически - множеством, ну или ещё как-нибудь, по желанию. В этом загоне-множестве находились люди, которым Юля по ходу своей жизни причинила вред. Пополнение происходило помимо воли, непонятным образом и вовсе не часто. Загон был небольшой, даже - маленький. Не потому, что женщина была маловредной, а потому что механизм был очень сложным, трудно было сквозь него просочиться. Это место Юлия называла зоной собственной ответственности и считала себя обязанной помогать попавшим в неё людям. Митрофанова как раз находилась в их числе. Вот как произошла эта давняя история.

2

Случилось это более тридцати лет назад. Юлия переживала катастрофу расставания с бывшим возлюбленным. Расстались они наихудшим образом: парень бросил её ради другой девушки, более красивой, образованной и успешной. Самым плохим в такой ситуации для Юли было оставаться одной, поэтому в её комнате в коммуналке постоянно кто-то тусовался. Как-то позвонил бывший однокурсник Костик и сказал, что придёт с бутылкой и двумя какими-то биологами. Ребята пришли, выпили бутылку, потом ещё, остались ночевать, а утром ушли. Но один, Лёша, без всякого приглашения вскоре вернулся и стал у Юли жить. Она удивилась такому повороту, но против не была. Вдвоём всё-таки лучше переживать катастрофу, чем в одиночку. По прошествии времени объяснить, почему Лёша вернулся, очень легко. Ну, конечно, девушка понравилась, но не в этом дело. А дело - в феноменальной Лёшиной интуиции. Он всегда чувствовал критические точки своей судьбы и приветствовал переломы и виражи, однако не все, а только открывающие путь вперёд и вверх. В этом и была его интуиция: ощущать, откуда надо немедленно валить, а куда - непременно возвращаться.

Они уже неделю жили нормальной полусемейной жизнью (ходили на работу, готовили еду, веселились с друзьями), когда позвонил Костик, чтобы узнать у Юли, не известно ли ей, куда пропал Лёша. А когда узнал, как всё обстоит, начал орать. Оказывается, Лёша до исчезновения уже жил полусемейной жизнью с другой женщиной, Митрофановой. Эта Митрофанова теперь целыми днями звонит Костику, рыдая в трубку, и требует вернуть Лёшу. Юля уже стала привыкать к новому приятелю, и он ей, в общем, нравился, но горе женщины вызывало сочувствие, и девушка была готова вернуть Лёшу обратно, ну, или как-нибудь его поделить. Против оказался Лёша. Не просто против, а категорически и как-то даже дико. Он тоже начал орать на всех, что его не любят, не понимают, а с Митрофановой всё кончено раз и навсегда. Это он ей сам и объявил по телефону. Потом он представил план, как устроить так, чтобы никакие «уроды» не лезли в их с Юлей жизнь. С согласия девушки он снял комнату в другом месте, а Юлину сдал. Только не надо думать, что у него не было своего жилья. Большая родительская квартира. Но с родителями он не мог жить уже давно.

Лёшина с Юлей совместная жизнь породила совершенно уникальные проекты. Он из среды биологов попал через Юлю в среду гуманитариев (историков, филологов, философов), сумасшедших фантазёров и романтиков, не лишённых, однако, практической сметки.  В биологии Лёша считался восходящей звездой, но в те времена предполагалось, что наука должна перейти на подножный корм. Поэтому молодые учёные побросали свои исследования и, как люди талантливые, стали талантливо зарабатывать деньги. В Лёше вдруг открылись недюжинные способности к бизнесу. Собственно, этого многие до сих пор и не могли простить Юлии, а особенно, Митрофанова. Того, что она в одночасье стала совладелицей больших денег. Посторонние не видят или не хотят замечать логической цепочки: покинул вас - встретил другого - разбогател. Они предпочитают пренебрегать средним звеном. А оно, порой, бывает самым важным.

Юлина с Лёшей жизнь понеслась на высоких скоростях. Началась она холодной осенней порой, и вдруг грянула дружная, сразу очень тёплая весна. В осенне-зимних вещах Лёше стало жарко. Можно было купить новые, деньги для этого уже имелись, но их не хотелось тратить. Деньги копились для Основного Прорывного Проекта. Выход был один: идти к Митрофановой и забирать одежду. Когда Лёша скоропалительно покинул бывшую подругу, он оставил у неё свои пожитки. Началась подготовка операции «Возвращение пожитков». Сказать, что Лёша трусил, - не сказать ничего. Он начал переживать панический страх. Ему пришло в голову, что на фоне стресса у Митрофановой могли развиться психопатические свойства. Лёша стал представлять, как он приходит, попадает в какую-нибудь хитроумную ловушку, а потом его привязывают к стулу и начинают пытать. На этом месте он просыпался с криками в холодном поту. В общем, всё требовалось тщательно продумать. Началось с обзвона общих друзей. Они должны были поселить в голове Митрофановой мысль о возможном приходе Лёши за вещами, дальше по плану Митрофанова дико бесилась, но постепенно успокаивалась и принимала эту мысль. Главная роль здесь отводилась Костику, потому что у него с пострадавшей сложились приемлемые отношения. Костик должен был подать зелёный сигнал, и тогда звонить начинал уже сам Лёша, добиваясь результата уступками и уговорами, а возможно, и небольшим подкупом. Операция прошла довольно быстро и просто. Может, за это время всё уже перегорело, а может, у неё оказались другие, более интересные дела, но Митрофанова сломалась легко. Покуражилась, конечно, но больше для виду, чем из удовольствия. Одним словом, она сказала, когда бывает дома, чтобы Лёша мог прийти и всё забрать. Определённого дня он специально назначать не стал, чтобы Митрофанова не смогла заранее подготовиться. Всё-таки образ ловушки с пытками никуда не делся. Операция шла к завершению, но в решающий момент Лёша впал в истерику и заявил, что без Юли никуда не пойдёт. Она то терпеливо, то яростно пыталась ему объяснить, что так поступать нельзя. Нельзя к женщине, которую ты оставил, являться с новой подругой. Это для всех оскорбительно и граничит с безобразием. Но молодой человек не сдавался. Он ощущал себя Мальчиком-с-пальчиком, идущим к людоеду, и очень боялся не вернуться. Тут уж призадумалась и Юлия: а ну, как и правда, не вернётся. В то, что его съедят и замучат, она, конечно, не верила, а вот в обольстительное колдовство - почему бы и нет. Вдруг прежняя страсть вспыхнет с новой силой, а терять Лёшу сейчас ей уже не хотелось. Скрепя сердце, Юля решилась идти вдвоём.

День, когда они назначили этот поход, как и все их тогдашние дни, был переполнен предстоящими запланированными делами, встречами, событиями. Они носились по городу в разных направлениях. Везде, куда прибегали, искали телефон и договаривались, чтобы бежать дальше. Мобильников ведь тогда не было. Может, они уже и существовали у миллиардеров в виде каких-нибудь причудливых устройств, но у обычных людей - нет. Так что молодые люди летели вперёд по залитой солнцем, яркой улице, а ветер развевал их волосы и вздувал расстёгнутые на груди одежды, словно паруса. А может, и не ветер, а сама жизнь вздувала их и несла в своём потоке. В этом буйстве они неожиданно притормозили у старой большой двери тоже старого большого дома, зашли в сумрачную парадную и поднялись в квартиру Митрофановой.

Когда Юля попала в эту квартиру, ей показалось, что потухла часть её души. По контрасту с наружным пространством, внутреннее казалось сумрачным, лишённым света и красок. И хозяйка, которую девушка видела впервые, соответствовала атмосфере, хотя у неё были светлые кудри и синее платье. Она говорила бесцветным голосом и смотрела ничего не выражающим взглядом. Если бы так вдруг стала выглядеть Юля, друзья посчитали бы её психически не здоровой. Но для Митрофановой, сразу поняла девушка, это было нормальным состоянием души. Лёша быстро схватил уже приготовленные, сложенные в пакеты вещи, и молодые люди готовы были бежать, но хозяйка предложила чаю, и они согласились, потому что никогда не отказывались от еды, так как всегда испытывали голод, не успевая поесть в водовороте дел. Чай и поданное к чаю тоже были бесцветными и безвкусными, но гости проглотили всё, встали и собрались уходить. И тут Юля почувствовала, что следует сделать. Надо взять Митрофанову за руку, пронзительно взглянуть ей в глаза и сказать: «Вера (так её звали), пойдём с нами! Туда! Где солнце, и ветер, и жизнь!»

Но Юля замерла на несколько мгновений, глядя на стоящую перед ней чёрно-белую женщину со светлыми кудрями в синем платье, и ничего ей не сказала. Потому что там, во внешней жизни, Митрофанова стала бы обузой, чем-то лишним, что мешало бы быстрому движению, а хотелось путешествовать налегке. И ещё. При всём этом событии лёгкой светлой тенью присутствовал тонкий мальчик, Митрофановский сын. Перед чистотой взгляда его огромных глаз Юлин с Лёшей полёт терял свою абсолютную легитимность, и всю остроту хотелось пригладить, и весь огонь притушить. Таким вот образом Юля тогда ничего не сказала, не сделала, ни с чем не разобралась. И за это, видимо, судьба поместила Митрофанову в зону Юлиной ответственности.

3

Случаются такие дни, когда всё происходит, даже не как ты сам задумал, а каким-то превосходным способом, словно, задуманное кем-то лучшим, высшим. И это даётся тебе как дар. В такие дни ничего не остаётся, как только воздеть руки, закатить глаза и произнести славословие Вышнему. Вот такой сегодня выдался у Юли день!

С утра они с соседкой пошли в парк. Было пасмурно и как бы немного сумрачно. Весна находилась уже на подступах, но парк выглядел совершенно зимним. Деревья таинственно застыли, будто храня какой-то вселенский секрет, будто если бы они чуть шевельнулись, тайна могла бы приоткрыться. А Юля с соседкой шли сквозь эту тайну, и она брала их в плен, оставаясь полностью сокрытой. Женщины то тесно прижимались друг к другу, почти шепча свои секреты, то отдалялись, забывая о существовании другой и ощущая абсолютное одиночество. Порой случалась такая тишина, как до рождения звука. В общем, прогулка более, чем удалась. Парковое настроение не уходило, продолжая длиться, и Юле захотелось приготовить на обед что-нибудь особенное. Может, запеканку, с какими-то фруктами, или нежными пахучими травами. Она полезла в свои кулинарные рецепты.

Зазвонил телефон. «Гена», - сообщил экран. Гена у Юли эмоций не вызывал, можно было смело брать трубку. Гена приехал в столицу на две недели, конечно, надеялся на встречу. Юлия сказала, что невероятно занята. Если бы он спросил, чем, вежливо ответила бы, что не его это дело. Впрочем, полчаса в каком-нибудь кафе она могла на него выкроить. Уже собирались прощаться, когда Юлю пронзила мысль, и она пригласила Гену в консерваторию. Он с радостью согласился, как будто только этого и ждал. Договорились, что когда ситуация с концертом прояснится, Юлия сразу Гене позвонит. Так что после обеда Юля села смотреть концертную программу консерватории, которую скинула ей Митрофанова. Программа была интересная, но как говорится, на любителя. И этим любителем на сей раз была не Юля. Выбрала Метнера, которого никогда не слышала, но зато много слышала о нём самом. После этого она стала звонить Митрофановой.

Юлия сказала, какую программу выбрала, и готова была объяснить, почему. Но это Митрофанову не интересовало. Метнер так Метнер. Главное, зимняя вечерняя дорога, пространство консерватории, элегантный исполнитель, или исполнительница, и музыка. Это и значит - приобщиться культуре. И, конечно же, она была права. Юля спросила, не против ли Митрофанова, чтобы с ними пошёл Гена. Гену профессорка не знала или не вспомнила, но против не была. Тогда Юля и выложила свой план.

- Кстати, Гена - одинокий мужчина, - начала она. - Так что приоденься поинтересней.

- Зачем? - то ли прикинулась, то ли и правда не поняла Митрофанова.

- Ну, может, вы понравитесь друг другу, и у вас сложатся отношения, - стала разъяснять Юля.

- Отношения? Это целоваться что ли будем? А может, ты имела в виду что-то покруче? - и Митрофанова загоготала в трубку.

- Кончай прикидываться. Из нас двоих султан у нас ты. Из твоих бывших гарем можно устроить. Вдвоём напиваться всё-таки приятней, чем в одиночку.

- Вдвоём можно и не напиваться, - отозвалась собеседница. - Ладно, приоденусь. Приводи своего Гену.

В конце Юля ещё собралась перевести деньги на билеты. Но Митрофанова категорически отказалась, сказав, что позвонит Лёше. Пусть он всё оплачивает, так как это его прямая обязанность. Почему, Юля не стала уточнять, только спросила:

- И за Гену что ли Лёша должен платить?

- Да, - уверенно подтвердила Митрофанова, - а с Гены мы потом деньги возьмём и разделим пополам.

- Ну, нет, - сразу отказалась Юля. - Для меня это слишком сложная схема. Без Гениных денег я, стопудово, проживу.

На этом разговор закончился.

Чтобы достойно завершить замечательный день, Юлия решила позвать на ужин любимую боевую подругу юности. Написала ей сообщение, и та согласилась прийти. Это чудо Юля тоже приписала особому дню. Не так-то просто было зазвать к себе  беспокойную женщину, тем более, вот так, перехватив её на лету.

За ужином пили сицилийское пино гриджио, потом взяли кофе, сладкий херес и жгучий коньяк и пошли в комнату смотреть Карвая.

Лёжа в постели, Юлия ощущала, одновременно и необыкновенную лёгкость, и глубину. Она произнесла благодарственную молитву и сразу заснула.

4

Эпизоды Гениной жизни нужно было бы внести в хрестоматию человеческих судеб, если бы такая существовала. Много лет назад, когда ей было восемнадцать, в него  страстно влюбилась Юлина сестра. От этой страсти она забеременела. Гена был старше девушки на десять лет и совсем недавно развёлся с женой, с которой детей у него не было. Он только начал снова входить во вкус холостой жизни, а тут беременная девчонка, без образования, без каких-либо жизненных определений. В общем, известие он принял прохладно и растерянно. Сестра сделала аборт.

Потом девушка пошла всё вверх и вверх навстречу успеху, а Гена поплёлся по своей стезе с отрицательным ускорением. И как-то быстро превратился в круглого, лысого, никому не интересного человека неопределённого возраста. Тогда-то он вдруг и полюбил Юлину сестру как-то очень сильно и глубоко. Он готов был ради неё на всё, да он всё для неё и делал: выбивал жильё, ремонтировал его, сидел в качестве няни с ребёнком. А бывшая подруга не только не отвечала никакой взаимностью, она просто видеть его не могла. Не из-за прошлого предательства. Просто она теперь искренне не понимала, как могла когда-то иметь чувства к этому человеку. Она буквально с ним не встречалась, общаясь по телефону, через друзей, а чаще, через Юлию. Нужды в Гениной помощи у сестры не было никакой, она со всем прекрасно справлялась. Это он сам находил какие-то лазейки, чтобы его использовали, и старался всегда быть на подхвате. Например, если заболевал ребёнок, а его отец был в отъезде, сестра могла попросить Юлю сходить за продуктами. Юля сразу звонила Гене, и он со всем справлялся.

А потом Гена уехал. Он был инженером и часто работал там, где требовалось. Его отъезда никто не заметил, а вспоминали о нём, лишь когда он приезжал и звонил.

Вот такой хрестоматийный урок: всегда будь начеку. Потому что счастье капризно. Умей его распознать.

Юлия позвонила Гене, объяснила всё про концерт и намекнула на одинокую интеллигентную женщину, которая тоже будет с ними. Договорились встретиться у метро, чтобы по дороге в консерваторию успеть обменяться прошедшими и текущими новостями. Пятнадцать минут для этого - в самый раз. Митрофанова ждала их внутри. Она, действительно, принарядилась и вообще как-то вся облагородилась. Из странной пожилой тётки, на которую подозрительно поглядывали официанты, превратилась в настоящую профессорку фиг знает чего. Гена тоже был чист, аккуратен и очень приличен. Впрочем, он такой всегда. Митрофанова и Гена посмотрели друг на друга, и взгляды их сразу загорелись теплом. Прямо на глазах несколько удивлённой Юлии между ними возникла связь. Это вот и были те самые отношения, над которыми иронизировала Митрофанова в разговоре. Новые приятели самостоятельно представились, называя имена, без отчеств и каких-либо дополнений, то есть вполне интимно, и пошли рядом, с естественной вежливостью и вниманием общаясь между собой.

В антракте Гена угощал дам сладостями, и обсуждали услышанную музыку. Новым друзьям музыка понравилась. Их впечатления были очень искренними, чему они, кажется, и сами удивлялись. Что-то сошлось в одной точке - их ожидания, встреча, музыка - и взаимно усилилось. Потом снова слушали музыку, а затем Митрофанова сказала, что приглашает всех к себе. Гена стал суетиться насчёт фруктов, шампанского и шоколада, но женщина дотронулась до него классическим непревзойдённым жестом затянутой в перчатку руки и сказала, что у неё всё есть. Решили такси не вызывать, хотелось добираться самим по людному, сверкающему огнями, создающему особое настроение городу. Потом пили холодное шампанское и возникла атмосфера, в которой уместно говорить «дамы» и «кавалеры». Потом Юле вызвали такси, а Гене госпожа Митрофанова предложила диван в гостиной, что было, по-своему, разумно. Приезжая в столицу, Гена почему-то всегда останавливался в гостинице. Что стало с его холостяцкой квартирой, Юля никогда не интересовалась. Возможно, он её сдавал.

5

Позвонил Лёша и сказал, что зайдёт ближе к вечеру. После развода бывшие супруги общались с разной степенью интенсивности, по необходимости. Необходимость бывала различная: иногда техническая (подписать бумаги, получить справки), иногда психическая (излить душу, поделиться радостями или трудностями), часто по поводу сына (обсудить его проблемы, договориться о поездке к нему, о подарках всем членам его семьи). Юля и Лёша разошлись семь лет назад. Разрыва не было. Всё произошло само собой. Юля, Лёша и их сын жили в большой квартире в хорошем районе. Это первое, что сделал Лёша, когда стал богатым, - купил квартиру. Но с некоторых пор у Юли появилась и своя небольшая квартирка в тихом месте с большим зелёным двором, похожим на сад. В ней всё время кто-нибудь жил. То её сдавали, то заселялись родственники на время, а когда подрос сын, это стало его жильём. Потом сын женился и переехал в северную столицу, на родину жены. Там у них родились дети, и там они теперь жили.

После отъезда сына Юля затеяла ремонт, а потом прибирала и обустраивала отремонтированное жильё. Это требовало её постоянного присутствия, и она стала зависать на новом-старом месте сначала на дни, потом на недели, ну, а потом просто стала там жить. Лёша в первое время как бы участвовал во всём, а потом он уехал по делам и как-то привык к отсутствию жены, тем более, что по мере надобности найти её было легко. Через какое-то время Лёша попросил об официальном разводе, так как решил снова жениться. Они развелись, и Лёша стал жить с Таней. Женился он на ней официально или нет, Юля не знала.

Вот такой была их семейная история. Не очень стандартная в ряду других. Без разрыва и драмы, потому что без срастания и сильной зависимости друг от друга. Они были очень близки, их линии жизни проходили очень-очень рядом, но всё же никогда не совпадали. Юля не знала, кем она была для Лёши, но он для неё, тем самым, «единственным» не был. Она это знала, потому что «единственного» в своей жизни встречала. Но там всё до такой степени не срослось, что и говорить не о чем. И ещё, и Юля, и Лёша по природе своей были одиночками. Они, конечно, нуждались в друзьях и в общении, но если бы у них отняли возможность оставаться иногда в абсолютном одиночестве, они бы сошли с ума, а вот полное отсутствие общения, наверное бы, пережили.

Когда раздался звонок, Юля пошла открывать дверь. Как всегда в таких случаях возникла иллюзия, что вот сейчас она откроет, а за дверью стоит худой жилистый мальчишка с голодными горящими глазами, лохматый, со сползающей на глаза чёлкой. Но увидела Юля упитанного мужчину среднего роста, а глаза у него были сытые и озабоченные. И, как всегда, появилась мысль, а каковы были Лёшины ожидания, и как они коррелируют с действительностью. Несмотря на то, что супруги давно не жили вместе, их отношения, в целом, не изменились. Лёша вёл себя у бывшей жены, как дома. И её тоже присутствие бывшего никак не напрягало.

Поговорили о последних событиях. Лёша рассказывал о своём бизнесе. Юля была в курсе его дел, хорошо в них разбиралась и очень интересовалась. Обсудили конфликты с персоналом, в которых Лёше пришлось участвовать лично, об увольнении управляющего, старинного участника многих проектов. Одним словом, беседа была драматичной и увлекательной. Потом поговорили о приезде на пасху сына с семьёй. Это была незыблемая традиция: Новый год, пасху и свой день рождения сын праздновал с родителями. Где остановится семья, пока было не известно. Но обычно, внуки жили у Юли, а взрослые - у Лёши или в гостинице. Юля обожала внуков, и их приезд был для неё лучшим праздником.

Потом пошли пить чай на кухню. Юля стояла спиной к столу и готовила чай, когда услышала Лёшины слова:

- Я хочу уйти от Тани.

Женщина в первое мгновение чуть не вскрикнула от удивления, но пока она поворачивалась, удивление пропало и возникло ясное понимание: Юлия уже некоторое время об этом знала. Точнее, знала она об этом с самого начала.

Когда Юлия познакомилась с Таней, она была поражена. Не женщиной, а Лёшиным выбором. Женщина была простая, библиотекарша, воспринимающая жизнь, как таблицу умножения: уж если умножил два на два, то обязательно получишь четыре. Жить так можно, но не с Лёшей. Он жил именно тем, что любой постулат проверял на прочность, и мало что при этом оставалось в прежнем качестве. Конечно, он мог устать, могло в сложном существовании захотеться чего-то кондового. Но в Тане не было кондовости, наоборот, непрочная примитивность. Юля сразу почувствовала, что Лёша ошибся, обманулся. Она поняла, что когда-то эту проблему придётся решать, и в глубине, почти не сознавая, уже продумывала для Лёши выход.

Юлия разлила чай, поставила чашки на стол, села и отпила глоток.

- Тане говорить об этом нельзя - может не выдержать, - задумчиво произнесла она.

- Это понятно, - отозвался Лёша. - Помоги мне. Давай что-нибудь придумаем.

- Надеюсь, ты не к другой женщине уходишь, - спохватилась Юля.

- Нет, конечно! - Лёша посмотрел с досадой и укоризной.

- Ну, а как это вообще-то бывает, как люди расходятся? Вот мы с тобой, например? Ты помнишь? - заинтересовалась Юля.

- Да как-то само собой. Ты стала жить здесь, а я - там.

- Именно! Я ушла в другое место, а ты ко мне не перебрался. Почему? - Юле показалось, что наметилась какая-то ясность.

- Неудобно было. Там у меня мощный компьютер с огромным монитором. Место для машины во дворе. Хорошее расположение дома, и вообще, всё привычно, под рукой.

- Делаем заключение: я ушла в такое место, где тебе жить было бы неудобно. Теперь надо сообразить, где было бы неудобно жить Тане.

На некоторое время собеседники задумались, прихлёбывая чай.

- Мне кажется, Таня должна плохо переносить жизнь без удобств. Когда нет отопления, горячей воды, туалет на улице, - наконец произнесла Юля.

- Такую жизнь я и сам плохо переношу, - парировал Лёша.

- Да брось, ты в спальнике в лесу жил. И отдыхаешь летом дикарём у моря. Я слышала, Машка дачу продаёт.

Машка была двоюродной Лёшиной сестрой. После смерти родителей она продавала их старый дачный участок в сорока минутах езды на электричке за город. Тема старого дома показалась интересной, и через полчаса схема действий стала ясна. Лёша покупает старый дачный дом, у Машки или ещё где-нибудь, обустраивается там по минимуму. Туалет точно на улице, никакого душа и горячей воды. На чердаке можно сделать обогреваемый, хорошо организованный кабинет, но он должен быть замаскирован, чтобы Таня о нём не догадалась. Дальше Лёша переселяется на дачу под надёжным предлогом (предлог он выдумает сам) и ждёт, пока у Тани кончится терпение, и она перестанет его навещать. В процессе отвыкания от мужа женщина переключится на детей (у неё было двое взрослых детей от первого брака), займёт себя новыми заботами и развлечениями. А Лёша уж потом может вести себя, как захочет или как позволят обстоятельства.

В этот раз Лёша засиделся допоздна. Юля много говорила. Она не была уверена, что собеседник её слушает и слышит. Это не имело большого значения. С некоторых пор у Юли внутри поселилось беспокойство. Его хотелось сформулировать. Для этого требовалось создать текст. Беседа в таких случаях очень помогала.

Если бы Юлю попросили назвать главное слово времён её юности, она бы сказала «голод». Тотальный голод. Не в смысле «кушать нечего», а в смысле отношения к жизни. Люди с жадностью набрасывались на всё: на искусство, на философию, на науку. В запасе всегда имелся список книг, которые надо скорее прочитать. Не книги, нужные для учёбы или работы, а утоляющие голод по смыслам. Юля не помнила, чтобы выходила из дома размять ноги, проветриться, - всегда были какие-то цели, срочные и требовательные. Если собирались друзья, им не нужен был массовик-затейник или квесты. Они сами были и затейниками, и квестами друг для друга. И дело не только в молодости. Так же жили и родители молодых людей.

Ели, и правда, мало, потому что не помнили об этом. Иногда на грани голодного обморока залетали в булочную, покупали батон. Ну, нет сейчас таких батонов! Золотистый, ароматный, ещё тёплый, с хрустящей корочкой и сладковатым вкусом. Его тут же рвали на части, с жадностью проглатывали и бежали дальше. Все Юлины друзья были худые и всегда голодные.

В последнее же время Юля начала замечать, что что-то изменилось. У людей стало мало побудительных мотивов. Их нередко приходится выдумывать. Устраивать мероприятия, писать сценарии, придумывать праздники, бесконечные юбилеи. В лицах появилась сытость, в телах - круглость и толщина. И это не связано с лишним весом, скорее - с чем-то внутренним. В этой сытости нет ничего плохого или хорошего. Просто появляется мысль о некотором накоплении, а значит, возможном изменении. Как Маяковский заметил: «… в 1916 году из Петрограда исчезли красивые люди». А потом ведь был 1917-ый. Теперь исчезают голодные. А потом что будет? Вот в чём было Юлино беспокойство, примерно так оно формулировалось.

Совсем поздно, когда Юлия проводила Лёшу, легла в постель и стала засыпать, в голове возникли красивые слова: «самоорганизованная критичность», «точка бифуркации», «фазовый переход». Потому что, кроме замечательной соседки, у неё был ещё замечательный сосед-математик…