Потерянные. Глава первая

- Здравствуйте! Мне бы заявление подать… Человек пропал! У нас пропал! Мама… Заявление принять…надо…, - голос женщины срывался, переходя порой в истерические всхлипывания. Она стояла у окошка дежурной части и нервно теребила привязанную за веревочку ручку для посетителей, то бесцельно поднимала её, то снова опускала, выдавая своё волнение. Это была ухоженная, молодящаяся, хорошо одетая женщина средних лет. Вид у неё был совершенно растерянный и одновременно ошалевший.

- Успокойтесь, гражданочка, - подал голос дежурный, - всё оформим, всех примем…всем поможем… вы только не волнуйтесь.

Дежурный куда-то позвонил и спустя пару минут возле заявительницы стоял дознаватель – маленькая женщина в капитанских погонах, которая пригласила пройти в кабинет.

- Понимаете, она никогда не уходила так надолго! В магазин или на рынок… А, когда она не вернулась вечером, мы и подумали, что к сестре поехала. Мы немного повздорили, ну, семья…обычное дело…. Это нормально, когда разногласия… А, где их нет? Разные поколения, разные предпочтения… Жизнь…, - быстро затараторила заявительница, будто беспокоилась, что сейчас её оборвут на полуслове и выставят за дверь.

- Погодите, давайте по порядку, - прервала её дознаватель. – Итак, ваша фамилия…

- Да, да, конечно, - кивнула женщина, - Семёнова Ирина Николаевна. – Мама моя - Нина Ивановна… Фомина Нина Ивановна. Понимаете, - она замялась и опустила глаза, - в общем, четвёртый месяц пошёл, как… А вчера тёть Наташа, ну, мамина сестра, позвонила. Нет её там, не приезжала она! Найдите! - она жалобно пискнула и посмотрела на дознавателя таким умоляющим взглядом, будто от него зависела расторопность сотрудников.

* * *
Нина Ивановна сидела на лавочке неподалёку от железнодорожного вокзала и с тревогой всматривалась в тёмные тучи, которые сбивались в плотные стаи, обещая вылиться на город сильным дождём. Только дождя ей сейчас и не хватало. Придётся снова возвращаться на вокзал. Спёртый воздух…шум…гам…толчея…головная боль… Она вернётся туда позже, к вечеру, когда основная масса пассажиров схлынет и прикорнёт в каком-нибудь углу, где спасительный полумрак скроет её слёзы, притушит страдания, а сейчас ей так хотелось побыть одной, в тишине, без лишних глаз, чтобы обдумать и решить, как жить дальше. Ей некуда было идти, у неё теперь не было дома и не было рядом того, кому бы она могла выплакаться в плечо, разделить с этим плечом своё горе и принять мудрый совет, что делать…
Было по-осеннему зябко и она вспомнила прошлогоднюю осень, нетипичную, солнечную, из той, другой жизни…в которую она никогда не вернётся.

* * *
Было начало октября, но теплынь стояла такая, что казалось будто осень заблудилась и бродит где-то далеко и ещё много пройдёт дней, пока она наконец-то найдёт дорогу и начнёт на свой лад перестраивать природу, забирая в свои руки разноцветье листвы, приглушит тучами яркое солнце, прольёт обильно дождями землю и пустит по ветру паутинные кружева, что застыли между деревьев… В саду пронзительно пахло поздними яблоками, костром и пирогами…
Она стояла у раскрытого окна и смотрела, как нерадивые грузчики бросают в фургон «Газели» вещи, трамбуют тюки и коробки, пытаясь втиснуть побольше, как с покрасневшим от напряжения и волнения, лицом, суетится дочь, перебегая от одного грузчика к другому, и просительно сложив руки лодочкой, предупреждала всякий раз: «Ради бога, аккуратнее» и «Осторожно, там стекло»…, на сидящего в своём блестящем автомобиле зятя Игоря, равнодушно взирающего на всю эту суету…, новых владельцев, ревностно следящих за каждым выносимым из дома узелком, из опасения, что случайно погрузят то, что было им обещано при продаже дома…
Окаменевшая, безучастная… Со стороны могло бы показаться, что её ничто не волновало. Но только «со стороны»… Её сердце разрывалась от боли. Бросить дом, который они построили с Николаем, в котором прожили их простую, но счастливую жизнь, в котором родилась и выросла их дочь было сродни предательству. Но ничего теперь уж не вернуть. Всё прахом.
Тараска – старый дворовый пёс, жалобно скулил и периодически задирая морду кверху, тоненько подвывал, будто захлёбывался в рыданиях.  Ещё с неделю назад он начал беспокойно повизгивать, льнуть к ногам, заранее чувствуя, что его не возьмут с собой, предадут, бросят. И он просил, по-своему, по-собачьи, просил одуматься и оставить всё так, как есть, потому, что так нельзя, так не должно быть, ведь он – свой, а «свои» должны быть всегда вместе. А уж он отслужит, обязательно отслужит и жизнь отдаст, если надо!

- Мама, ну что ж ты стоишь! – с досадой окликнула её дочь, - Ты всё проверила? Ничего не забыла? Не хватало ещё возвращаться… Потом ищи – свищи… Игорь! – она повернулась к мужу, - Ну ты хоть скажи! Почему я должна за всем следить?!, – и снова к ней, - Мама, иди же в машину!
Игорь закатил глаза, раздражённо хмыкнул, дёрнув плечом, но с места не сдвинулся.

Она вышла во двор. Передала ключи от дома новым жильцам, нетерпеливо топтавшимся возле, в последний раз окинула взглядом дом, когда-то наполненный жизнью, голубые ставеньки с белыми резными петушками, ухоженный палисадник с громадными пылающими шапками георгинов…белых курочек, которые беспечно рылись, выискивая что-то в земле… Подошла к собаке. Присела возле и стараясь не глядеть в залитые мольбой собачьи глаза, ласково, потрепала его косматую голову и прошептала: «Тараска, прости, родной… Ну что ты, что ты…», а он лизнул ей руку и упав на спину, стал ластиться, радостно повизгивая. Она резко выпрямилась и медленно пошла к машине. Тараска завыл пронзительно громко и протяжно, будто кричал «не уходи-и-и-и…» и её сердце сжалось и рухнуло комом куда-то вниз… Этот вой потом долго преследовал её во сне, и она просыпалась в слезах… Шла, чуть опустив голову, глядя себе под непослушные, скованные тяжкими путами, ноги,…шла в неизвестное, чужое ей, будущее. А Тараска всё выл и выл… Наконец, зять, лениво оторвавшись от сиденья, вылез из машины. Открыл заднюю дверцу.

Соседка прибежала прощаться, Анна Петровна. Толкала ей в руки банки с вареньем, солёными груздями… И шептала: «Нин, ты себя в обиду-то не давай! И деньги, что за дом выручили, при себе держи, им не отдавай. Так-то луччи будет… С деньгами-то оно завсегда спокойнее. Ну, а коль не поживётся там, то знаешь куда ехать! Проживём!» А она лишь рассеянно кивала, почти не воспринимая сказанного. Деньги… Да она и в руках-то их не держала. Зятева сделка.

* * * * *
Быстро замелькали дома, редкий лесок, поля… И позади остался родной дом, и вот уже Тараску не слышно…
Они ехали и ехали, а она что-то силилась вспомнить, но никак не могла сосредоточиться… Что-то важное… Но что? Курочкам надо к зерну добавлять ракушку. Она забыла предупредить новых жильцов. Там, в сарае, в синем жестяном кувшинчике… Найдут? Там же и сухие веники крапивы, на гвоздике, в углу. Надо зимой давать. Лучше всяких витаминов покупных. Выбросят, наверное… Откуда им знать, городским-то… Нет, не то…

- Да не жалей ты, мам! Расходы одни с этим домом… Дрова, бак в бане протекает… И не нужна тебе эта перина, фу, гадость какая! Мы тебе ортопедический матрас купили. Итальянский! – Ирочка без умолку болтала и болтала. Ей никто не отвечал, и она разговаривала сама с собой, - А какие занавески я повесила… Прелесть! Настоящий прованс! В прошлом году, когда на Лазурном берегу отдыхали. Ой, я там так похудела!

Она подумала о семенах томатов, которые каждый год собирала, откладывая самую первую крупную помидорину. Крупные такие помидоры, сахарные. Уж сколько лет она их выращивает. Там, в коробочке, на полатях… Снова не то. Да нет, не важное это. Рассада… Водичкой надо поливать отстоянной, тёпленькой, а лучше снегом, подтаявшим… Господи, какая ж ерунда в голову лезет!

- Мама, ау! Ты рада?


продолжение: http://proza.ru/2022/11/20/629